Ветер и волны (джен)

Примечания:

Джин и Тоник — Зимовье зверей

Белая Гвардия — Зоя Ященко & Белая Гвардия

If any such lover be in Earth which is continually kept from falling, I know it not: for it was not shewed me. But this was shewed: that in falling and in rising we are ever preciously kept in one Love.

Julian of Norwich⁽¹⁾

Жизнь часто сводится к вещам, которые мы создаём сами: дома, которые мы строим, еда, которой делимся, дети, которых носим на руках. Мы превращаем испытания в выживание, слёзы в отвагу, дружбу в вечную связь. Мы вяжем эти узлы вручную, шлём поцелуи в письмах и подарки с ленточками. Сажаем цветы, растим их, срываем и дарим.

Любовь — наш фундамент и наша крыша, наши стены и наш очаг, наше окно в мир. Любовь — это наше начало, и она не знает конца.

«Call Midwife»

Jennifer Worth⁽²⁾

Turn a curse into a kiss,

Обрати проклятие в поцелуй,

change the meaning of your world.

измени смысл своего мира.

Love makes no sense, Love has no name.

Любовь не нуждается в смысле, любовь не знает имён.

Love drops you in tears and it sets your heart on fire.

Любовь способна заставить тебя рыдать и разжечь в сердце пожар.

Love has no fear, Love has no reason.

Любовь не знает страха, любовь не нуждается в причинах.

So infinitely fast stop standing on the edge.

Так сейчас же перестань стоять на краю.

Take my hand, erase the past forever.

Возьми меня за руку, сотри прошлое навсегда.

My Love is you, My love you are.

Моя любовь — это ты, Я люблю тебя.

Love makes no sense, Love has no name.

Любовь не нуждается в смысле, любовь не знает имён.

Love is never wrong and never needs a reason.

Любовь никогда не ошибается и никогда не нуждается в причине.

Love Exists — Amy Lee

* * *

— Нет, ну вы представляете? Да как так-то! Они же... они же оба мальчики! А они... целовались у школы! — женщина лет сорока пяти с всколоченными волосами орёт благим матом на родительском собрании.

— Как так! Это же противоестественно! Куда смотрят родители!

— Гомосятина в школе! Какой пример они подают другим! Тлетворное влияние Европы!

— Генетический мусор! Это всё потому, что он суррогатный! Да и ещё и выращен в пробирке!

— Вот! Родители-одиночки не способны воспитывать детей! До чего доводят неполные семьи!

Классная руководительница молча смотрит на вакханалию, творящуюся на экстренно организованном родительском собрании. Десятый класс. Почти выпускной. Элитная гимназия. И атмосфера базара... Вопли с разных сторон. Родители, мамы и папы, беснуются не на шутку.

Рядом с ней стоит ухоженная женщина, которой можно дать от сорока до пятидесяти. Годы её не пощадили: наградили лицо мелкими мимическими морщинками, разбегающимися от уголков глаз, выступающим рисунком вен на тыльной стороне изящных ладоней; тонкие ниточки странными своеобразными ожерельями из прошлого отметились на худой шее, выдавая возраст. Она выглядит дорого, но не молодо: классическое пальто покоится на руке, стильный строгий шерстяной костюм, кожаные туфли без украшений, о марке которых способен поведать только вензель на подошве и стельке, модная стрижка с окрашиванием, сделанная в хорошем салоне, дорогая косметика, не оплывшая за день, очки в тонкой титановой оправе... и два золотых кольца на руке, одно за другим, выдающие вдову.

Она стоит совершенно спокойно, глядя на бушующее человеческое море. Мамочки и папочки судорожно орут, обсуждая то, что её сына застали целующимся с мальчиком.

Женщина морщится от децибел, которыми наполнена классная комната — болят уши, — и неосознанно крутит кольцо на левой руке. Последнее время оно становится совсем велико и норовит упасть, и его, наверное, стоит переместить на цепочку на шее, но она никак не может на это решиться: без него то и дело набегают приступы паники. Мысли всё время возвращаются к одной: «Боги, как мне тебя не хватает».

Она слушает и не может взять в толк, что вызвало столько криков. Сама бы забила и не поехала бы ни на какое собрание, где, как всегда, попросят денег «на шторы» или отчитаются об успехах. Лучше бы просто провела время, которого всегда катастрофически мало, с детьми, но классная руководительница сына только не рыдала в трубку, говоря, что не справится с остальными родителями. Пришлось ехать. И вот уже сорок минут она просто стоит и смотрит, как пытаются распять её сына и ещё какого-то мальчишку, обвиняя во всех смертных грехах. Взрослые тётки и дядьки беззастенчиво клеймят подростков, навешивая на них свои страхи, свою неуверенность, свои штампы, беззастенчиво переходя на личности. А она просто ждёт. Ждёт паузы, готовясь к буре. Ей не привыкать — жизнь научила выступать перед любой аудиторией: злой, расстроенной, недоверчивой, беснующейся. Просто нужно дождаться момента. Момента, чтобы вставить слово в защиту. Момента, чтобы стать адвокатом дьявола.

— Вот к чему приводит воспитание в неполных семьях!

— Женщина не способна воспитать мальчика!

— Возрастные матери! Нянькалась с мальчиком как с писаной торбой — и вот результат!

— Отца в могилу свела и теперь портит детей!

— Бескультурье. И в церковь не ходят!

— Женщина должна сидеть дома и воспитывать детей! А у этой домработница, няня и ещё черт знает кто! Да какая нормальная женщина...

Больше штампов. Больше воплей. Как бы тут кого-нибудь не грохнул инфаркт. Сорок минут уже упражняются. Взгляд на часы на титановом браслете: ошиблась — уже почти пятьдесят. Почти час её времени. Знали бы тут, сколько обычно стоит этот час, прослезились бы, клуши. Класс захлёбывается слюнями и соплями. Голова болит всё сильнее, а вопли уже переходят на ультразвук. Делать тут нечего. Доказывать тоже. Остаётся только хлопнуть дверью, но нужна пауза. Чёртова пауза. Когда же эта клуша закончит орать? Смертных грехов столько не придумали, сколько уже о себе услышано.

Вот оно: главная орущая потянулась за водой. Пауза.

Холодный спокойный голос разрывает момент блаженной тишины:

— Я надеюсь, все высказали своё особенно ценное мнение по поводу сложившейся ситуации. Моё видение здесь не требуется. А теперь я позволю себе с вами попрощаться — меня ждёт сын. Его состояние для меня важнее вашего, несомненно, драгоценного мнения о его поведении и моральном облике. На этом собрание считаю законченным. Желаю всем удачного вечера. До свидания.

И тишина. Перестук каблуков. Хлопнувшая дверь.

Пауза. Затишье. Взрыв за спиной. Пусть орут. Делать тут нечего.

* * *

— В машину. Оба, — пискнула сигнализация маленького купе. — Я не хочу вытаскивать вас из лап озлобленных ханжей. Придётся потесниться.

— Мам? — взволнованный голос сына дрожит, почти срываясь. Он явно перенервничал и успел придумать себе страшную историю о том, что сделает мать.

— Да, дитя моё? — она устало трёт виски́.

— А... Серёге можно с нами?

— Нет, давай бросим его тут и вызовем ему такси. Нужно. Какая буква в слове «оба» тебе непонятна? Я не вижу для этого препятствий. В машину. Поехали, заедем куда-нибудь, возьмём поесть и поговорим. У меня нет сил готовить дома.

Подростки угрюмо плетутся к машине. Им страшно, они перенервничали, на скуле у Миши свежий синяк.

— Милый, сделай лицо попроще. Я вас не убью, поверь мне. Просто накормлю. Ты ведь помнишь правило?

— Какое?

— А у нас в доме много правил?

— Нууу... мама...

— Миша, ты же знаешь: что бы ты не сделал, мама будет любить тебя всегда. Даже когда ругается. Даже когда ты тупишь. Когда творишь херню. А тут... Ну, иди сюда, — она раскрывает руки, устало прислонившись к запылённой машине, пачкая дорожной грязью дорогое шерстяное пальто. Юноша, улыбаясь, застенчиво обнимает усталую женщину, которая ерошит пушистые русые волосы. В глазах её всего две эмоции — любовь и усталость. — Ну вот, малыш. Чего ты так боялся? Ты же знаешь, что я всегда на твоей стороне. Почему не сказал мне сам?

Второй мальчик смущённо смотрит на такие непривычные проявления любви и тепла. Любви и принятия. Так контрастно по сравнению с тем, что только что творилось в школе.

— Серёжа, правильно? Не бойся, я не ем мальчиков на завтрак, хотя мои студенты могут рассказать и не такое. Иди сюда, — она подзывает мнущегося юношу.

Миша тянет друга к себе в тёплые мамины объятия. Серёжа краснеет, сереет и бледнеет, пытаясь вырваться. Усталая женщина обнимает обоих.

— Глупые дети. Любви не может быть слишком много. Любовь не может быть неправильной, у неё нет правил, нет рамок. Мы либо любим, либо нет.

На крыльце школы появляется всколоченная женщина, только что оравшая на собрании, бросает злобный взгляд на обнимающееся трио.

— Грязные педики и старая шлюха, — летит с крыльца.

Усталая женщина размыкает руки и на автомате ставит обоих юношей за себя. Детям не место в этой грязи.

— Садитесь в машину. Маме надо по душам поговорить с одной персоной, — в усталом голосе проскакивают стальные нотки. Она привыкла командовать и сегодня уже устала терпеть. — Миша, закрой окна и включи музыку, — руки сами собой ложатся на левую руку и трут обручальное кольцо. Привычный жест, который не укрывается от сына — слишком часто он его видит за последние десять лет. Мама злится. Когда мама злится, лучше просто делать так, как она сказала. Сумочка летит в машину, сыну достаются ключи. — Вы что-то сказали? Простите, у вас проблемы с дикцией, — на губах играет дежурная вежливая холодная улыбка, совсем не вяжущаяся с тоном.

— Шлюха! И сын твой выродок! Воспитала урода! Генетические отбросы! — собеседница заходится новой порцией криков.

— Вы хорошо осведомлены о подробностях моей личной жизни. Следите?

— Старая блядь! Столичная мразь!

— Сколько экспрессии. Смотрите, чтобы не пострадали сосуды. Нельзя быть такой нервной — инфаркты и инсульты стремительно молодеют, — ни один мускул не дёргается на усталом лице.

— Угрожаешь мне? Ты! Да ты даже родить сама не смогла! Дефектная! Да у кого повернётся язык назвать тебя женщиной!

— Мне кажется, мы не на столько хорошо знакомы, чтобы переходить на «ты». Ваше ценное мнение, несомненно, важно, но высказывайте его на своей кухне, а не прилюдно, — из кармана пальто появляется телефон. — Хочу предупредить вас, что я собираюсь записать наш с вами разговор, раз вы придаёте ему такое значение.

— Да подавись ты своей записью! Так и запиши: «Дефектная старая шлюха, воспитавшая сына-извращенца»! Да и остальные твои дети не лучше!

— Страна нуждается в героях — пизда рожает дураков, — на грани слышимости произносит уставшая от перипетий сегодняшнего дня женщина.

Не отрывая взгляда от рыжей, внятно и громко произносит:

— Какие-либо претензии по существу будут? Если нет, то у меня найдутся более важные дела — в конце концов, моё время дорого стоит. Хотите обсудить вопросы жизненного кризиса домохозяйки за сорок — обратитесь к моему секретарю. Он посоветует вам хорошего психотерапевта. К сожалению, психотерапия — не моя профессиональная сфера, я ничем не смогу вам помочь в решении проблем такого типа, — рассматривая собеседницу, словно насекомое под микроскопом. — Если вам нечего больше сказать, прошу меня извинить — меня ждут дети, которым требуется моё внимание существенно больше, чем вам. Общение с вами не представляет ни интеллектуальной, ни фактологической ценности. Вы зря тратите моё время, что, учитывая его стоимость, нерационально.

И тут рыжей женщине буквально сносит голову, от возмущения она брызгает слюной, становясь похожей на ведьму из мультиков.

— Да как ты... ты... шлюха! Мерзость! Блядь! Извращенка! Мразь! Твои дети — выродки из пробирки! — собеседница краснеет и держится за сердце.

— Девять месяцев с животом и порванная во время родов вагина из женщины мать не делают, хотя некоторые индивидуумы считают иначе и возводят естественный процесс в достижение всей жизни. Прошу меня извинить — наш разговор окончен, — обходит машину и садится за руль. Что-то ещё летит вслед, но смысла в этом разговоре нет. Тихо урчит двигатель, в салоне играет The Rasmus, заглушая звуки снаружи. Мягкий старт — и машина выруливает со школьного двора.

Хватит. Пора домой.

* * *

День очень длинный, но завтра суббота, и долгожданные новогодние праздники почти на носу. Дети захотят ёлку. Подарки давно куплены и спрятаны в шкаф. Подарками, увы и ах, занимались секретарь и няня. Хотя какая она няня — скорее старшая наперсница младших детей. Всё вроде бы готово, нужны только ёлка и продукты по списку для новогоднего стола, за которым, видимо, в этом году будет плюс один или плюс два. Или плюс три, если Серёжины сестра и отец присоединятся. Младшие потащат в дом друзей уже после праздников. А у неё... у неё давно уже не бывает гостей, и вокруг не друзья, а любовники, ученики, коллеги, подчинённые и деловые партнёры. Никого из них не стоит тащить домой. Для них есть рестораны, офис и лаборатория, квартира в городе или номер в гостинице. Дистанция. До ближайших друзей шесть тысяч километров. Три часа самолётом и ещё пару часов до аэропорта. Просто так не заедешь в гости.

Как мне тебя не хватает.

Привычно теребит кольцо на руке.

Нужно сосредоточиться. Разговор будет не из лёгких. Мгновение перед прыжком. Выдох и вдох.

— Серёж, до возвращения отца ты останешься у нас. Когда он должен прилететь?

— Сегодня в районе одиннадцати вечера.

— Откуда он летит?

— Из Москвы.

Беглый взгляд на часы. Лететь из Москвы два часа, значит, ещё можно звонить.

— Дай мне номер. Мой водитель заберёт его из аэропорта и привезёт сюда. Я сама с ним поговорю.

Давай, мальчик, я лучше вас сейчас подберу слова. Давай, милый, дай мне номер папы. Побудьте ещё хоть немного детьми. Взрослая тётя решит ваши проблемы. Хотя бы сегодня. Хотя бы в этом небольшом недоразумении. Вы ещё успеете хлебнуть своего говна. А сейчас... просто побудьте ещё немного детьми. Просто влюблёнными детьми. Мы не выбираем, кого любить. Мы просто любим. Любви не может быть слишком много. Любовь не ошибается.

— Как зовут отца?

— Александр Борисович.

Одиннадцать символов мобильного номера. Гудки в трубке. Берёт после пятого гудка. Вдох-выдох. Поехали.

— Добрый вечер, Александр Борисович. Меня зовут Анастасия Евгеньевна, я мама Миши. С ним в одном классе учится ваш сын Серёжа. Серёжа останется сегодня у нас. Я забрала мальчиков со школы.

...

— Нет, ничего серьёзного не случилось. Небольшие проблемы, но, поверьте, в их возрасте от подобного не умирают.

...

— Я бы не хотела говорить об этом сейчас — это не телефонный разговор. Я пришлю за вами водителя в аэропорт, скиньте номер рейса смской.

...

— Нет, меня это не затруднит. Это просто будет быстрее.

...

— Да, хорошо. До встречи, — главное — не оставить выбора.

Телефон ложится на стол. Два шага до холодильника. Молоко. Кофеварка. Латте. Чертовски длинный день. Длинный, но ещё не кончился, и неизвестно, когда завершится. Она устала.

— Миша, дёрни сестру, и приготовьте, пожалуйста, гостевую спальню на первом этаже для Александра Борисовича. Серёже постелите в бывшей игровой. И не смотри на меня как на врага народа. Я прекрасно понимаю, что спать он там не будет, но хотя бы сделайте вид если не передо мной, то хоть перед младшими. В подробности вашей личной жизни им вникать пока необязательно.

— Мама, я... это...

— Милый, скажи мне, какой реакции ты от меня хочешь? Ты хочешь, чтобы я на тебя накричала? Устроила разнос? Закрыла в комнате и лишила карманных денег? Отвела к психологу и попыталась лечить? Не случилось ничего страшного. Ты не сел на иглу и никого не убил. Ты просто влюбился. Сейчас в мальчика, потом, возможно, в девочку, или это будут всегда мальчики. Мне всё равно, кого ты любишь — мальчика, девочку, крокодила. Мне, по большому счету, всё равно, с кем ты спишь, до тех пор, пока ты соблюдаешь простые правила: ты пользуешься презервативами и делаешь это по обоюдному согласию. Я не ставлю невыполнимых условий. Ты ещё помнишь, что в этом доме работают простые правила? Если не помнишь, они всё ещё висят на холодильнике. Ты можешь прийти ко мне со всем, и мы просто подумаем, как дальше жить. Мы с твоим отцом в молодости тоже не были ангелами, и эксперименты в нашей жизни были разными, но, как видишь, это не помешало нам стать уважаемыми людьми. Не помешало завести детей или сделать карьеру. За любовь нельзя осуждать, нельзя презирать. Глупый ребёнок, чего ты так испугался?

Подростки жмутся друг к другу на диване в большой кухне-гостиной. Мальчишки ещё совсем тонкие и звонкие. Русая и блондинистая головы. Нахохлённые, готовые чуть что полезть защищать друг друга. Такие смешные. Такие молодые. Такие наивные. Такие влюблённые.

Никогда больше не будешь любить так, как в семнадцать. Так безапелляционно. Так глубоко и бесстрашно. Взрослая любовь другая: она осторожна, она не даёт себя сжечь, она не так полыхает. Взрослая любовь это не костёр, а свеча, и чем старше становишься, тем аккуратнее любишь. Глубоко, но аккуратно, не горя, а тлея. Чувства меняются с возрастом, становятся спокойнее и уравновешеннее. Мудрее. Спокойнее.

Но не в семнадцать. Семнадцать — это время, когда нужно гореть, гореть и плавиться, пробовать жизнь на прочность, делать ошибки, терпеть боль и вставать. Каждый раз собирать себя из осколков, обрастать опытом-бронёй и снова бросаться в водоворот жизни, раз за разом падая и поднимаясь. Жить здесь и сейчас. Мечтать. Серьёзными, расчётливыми и взрослыми они ещё успеют стать. Сейчас же их время гореть. И моя задача — позволить им это делать. Дать чуть-чуть уверенности, чуть-чуть понимания и принятия, дать тот самый старт. Отбить подачу взрослого мира, который готов растерзать за простую любовь, чувство, неведомое многим взрослым, часто подменяемое похотью и расчётом. Просто любовь, пусть и принимаемую обществом с таким скрипом. Пусть любят, как хотят и кого хотят. Я не смогу оградить сына от целого мира, но сейчас... сейчас я встану перед ним и закрою спиной — этот удар пока ещё мой. Это разборки взрослых. Им там не место. С одноклассниками пусть разбираются сами, но взрослых я к ним не подпущу, пока ещё могу. Я пока ещё сильна.

.c35683f9d{cursor:pointer !important;position:absolute !important;right:4px !important;top:4px !important;z-index:10 !important;width:24px !important;height:24px !important;display:-webkit-box !important;display:-ms-flexbox !important;display:flex !important;-webkit-box-align:center !important;-ms-flex-align:center !important;align-items:center !important;-webkit-box-pack:center !important;-ms-flex-pack:center !important;justify-content:center !important;pointer-events:auto !important;border-radius:50% !important;-webkit-user-select:none !important;-moz-user-select:none !important;-ms-user-select:none !important;user-select:none !important;-webkit-tap-highlight-color:transparent !important} .c35683f9d:hover{opacity:.8 !important} .u306ebfdd{background-color:#fff !important;opacity:.8 !important;height:100% !important;width:100% !important;position:absolute !important;top:0 !important;left:0 !important;z-index:-1 !important;border-radius:inherit !important;-webkit-transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important;transition:opacity .15s,background-color .5s ease-in-out !important} .n8df79c36{position:relative !important} .re4eb324{left:4px !important} .re4eb324, .g31976aaf{position:absolute !important;top:4px !important;z-index:10 !important} .g31976aaf{right:4px !important} .hb5b4f362{margin:0 auto !important}

1) Если есть ли на Земле такой возлюбленный, постоянно хранимый от падений, я не ведаю этого, ибо мне это не было явлено. Но было явлено мне: что, падая и поднимаясь, мы всегда бережно хранимы в одной Любви. «Шестнадцать откровений Божественной любви» (ок. 1393 г.)

Вернуться к тексту

2) Дженифер Уорф — английская медицинская сестра, акушерка, работавшая в Ист-Энде после Второй мировой войны, автор нескольких книг о жизни простых людей (чаще всего матерей и стариков) в Ист-Энде, одном из беднейших в тот период районов Лондона, в частности «Зовите акушерку».

Вернуться к тексту