Breaking the Opening | Взламывая дебют (гет)

Прим. переводчика: сознательная жертва (чаще всего пешка, реже фигура) ради получения других преимуществ в позиции и более быстрого развития фигур.

Война не закончилась. Она просто сменила обличье.

Когда-то давно эту битву называли финальной. Они упали оба — Гарри Поттер и Волдеморт — и лучи из их палочек погасли в тот же миг.

Но ничего финального в ней не было.

Пожиратели смерти не испарились вместе со своим господином. Они лишь разбежались. Попрятались в самых темных уголках. Но без лидера они утратили контроль и оттого стали опасными. Возможно, даже больше, чем раньше.

Орден — или то, что от него осталось, — научился адаптироваться.

Гермиона перестала считать, скольких потеряла. Имена сливались в даты, даты — в отчеты. Теперь не проводили церемоний. Не произносили речей. Они все устали от слов.

Она сидела на кухне суиндонского убежища, придавленная низким потолком, и баюкала в ладонях чашку кофе, отдающего медными трубами.

Вокруг опять спорили. Рейд пошел не по плану. Двое раненых, один погибший. Гермиона вспомнит имя позже, и оно будет болеть, как свежий синяк.

— …должно было стать диверсией.

— Которую ты превратил в погоню…

— Довольно, — пресекла Гермиона гомон негромко, но уверенно. Да, она была юна, но уже имела непререкаемый авторитет в Ордене.

Все смолкли. Гермиона отодвинула чашку и встала, оглядывая разложенную на столе карту.

— Покажи еще раз.

Билл Уизли вытащил из подкладки куртки испачканную сажей бумагу. Его пальцы слегка подрагивали от усталости. Как и у всех сейчас.

— Мы прочесывали руины у Блэндфорда. Искали Эйвери — он удрал, но потом мы засекли вторую трансгрессию. Не думаю, что эта встреча была запланированной. Случайность. Тем хуже для него.

Гермиона забрала пергамент и уставилась на выписанное плотным почерком имя.

Люциус Малфой.

— Ты уверен?

Билл кивнул.

Гермиона не задумывалась о Малфоях месяцами — ходили слухи, что они все погибли. Или каким-то образом покинули страну. Кто-то верил, что они дергают за ниточки из-за кулис.

— Где он сейчас? — спросила она.

— Под усыпляющими в убежище.

— Кто-то уже говорил с ним?

— Пытались. Он лишь посмеялся им в лицо.

Ну а как же иначе.

* * *

Люциус Малфой не сказал ни слова за первые двое суток.

Его лишили палочки, пальто и фамильного перстня. Усилили охранные чары на камере.

Комнату, которая когда-то была частью пастушьего домика, ободрали до кладки и перестроили из соображений безопасности. Каменные стены. Ни единого окна. Только зачарованный светильник.

Он сидел, прикованный к железному стулу. Выпрямив спину и закинув ногу на ногу, будто ему вот-вот принесут бокал вина. Краем рукава оттер засохшую кровь с верхней губы.

Они приходили посменно. К четвертому допросу Люциус начал давать клички.

Проповедник — для полного парня, что перечислял военные преступления монотонным голосом и цитировал Дамблдора, как священное писание.

Мясник — для бывшего аврора со шрамом на лице, пальцами, дёргающимися у кобуры с палочкой, и страстью к подвешивающим заклятиям.

Мышь — для перепуганной девчонки, что приносила ему чай с веритасерумом. Он пригубил, покрутил во рту и сплюнул точно в угол комнаты.

Они пробовали угрозы. Молчание. Депривацию сна. Чары памяти.

Люциус играл на их нервах, как на скрипке.

Он знал вкус поражения. И он умел ждать.

* * *

Гермиона появилась за дверью допросной вечером шестого дня. Изнутри доносился каркающий смех.

Она вошла без стука. Напротив оборвавшего себя на полуслове Люциуса багровел Дедалус Дингл.

Малфой обернулся на звук и на мгновение вздернул бровь в непритворном изумлении.

— Ну и ну, золотая девочка Поттера, — пророкотал он после заминки. — Я уже начал было думать, что вам чужды дела простых смертных.

— Я хочу поговорить с ним наедине, — бросила Гермиона, полностью проигнорировав выпад Люциуса.

Дингл изменился в лице, будто она предложила столкнуть себя в пропасть.

— Гермиона, ты же видела отчеты. Тут не о чем говорить, он просто играет с нами.

— Да, — ответила она. — Потому что мы продолжаем играть по его правилам.

Люциус встретил ее взгляд.

— Тогда увидимся завтра, — сказал он, склонив голову.

И, если быть честной, от этого тона она слегка похолодела.