Семья героев (джен)

Лёгкий утренний бриз, пропитанный ароматом цветущей сакуры и влажной от росы земли, лениво колыхал ветви старого клёна во дворе. Его багряные листья, словно капли застывшей крови, тихо шелестели, отбрасывая причудливые тени на сёдзи традиционного двухэтажного дома в пригороде Токио. Дом был современным, но построенным с глубоким уважением к традициям — тёмные деревянные балки, черепичная крыша с изящными изгибами и небольшой сад камней у входа создавали ощущение гармонии и покоя. К этому оазису спокойствия примыкало сердце этого места — старое, но безукоризненно ухоженное додзё. Его стены из векового кедра помнили не одно поколение воинов, а натёртый до блеска деревянный пол хранил следы тысяч часов изнурительных тренировок.

Изнутри, сквозь плотно закрытые раздвижные двери, доносился мощный, слаженный хор голосов, выкрикивающих короткое, отрывистое «Ха!» при каждом ударе. Этот звук, подобно ударам сердца, задавал ритм жизни всему дому.

Внутри просторного зала царила атмосфера строгой дисциплины и предельной концентрации. Воздух был густым и тёплым от десятков разгорячённых тел. В ровных рядах, выстроившихся на татами, стояли ученики всех возрастов. Здесь были и совсем юные мальчишки, чьи кимоно казались на них мешковатыми, и подростки из средней школы с уже пробивающимся юношеским максимализмом в глазах, и несколько взрослых парней, чьи движения были отточены и уверены. Все они, как один, отрабатывали ката — последовательность ударов и блоков, вкладывая в каждое движение всю свою энергию.

Между рядами, заложив руки за спину, медленно прохаживался их сэнсэй. Это был мужчина преклонных лет, чья фигура излучала ауру несокрушимой скалы. Густая седая борода, аккуратно подстриженная, обрамляла лицо с сетью глубоких морщин, в которых, казалось, затаилась мудрость прожитых десятилетий. Длинные седые волосы были собраны в тугой мужской пучок на затылке, чтобы не мешать обзору. Несмотря на возраст, его телосложение оставалось крепким и плотным; лишь свободная юката скрывала от посторонних глаз мускулатуру, закалённую бесчисленными тренировками и временем. Его взгляд был лёгким, почти отстранённым, но в то же время невероятно сосредоточенным. Он замечал малейшую ошибку, едва уловимое нарушение баланса или неправильный угол поворота кисти.

Время от времени он останавливался, мягко, но настойчиво поправляя стойку замешкавшегося ученика, или тихим, но веским словом корректировал траекторию удара. Его прикосновения были едва ощутимы, но несли в себе такую уверенность, что тело ученика само находило правильное положение.

Пройдя почти весь зал, его взгляд остановился на фигуре в дальнем углу. Там, прислонившись к стене, сидел его собственный внук, Сайго. Мальчик в очередной раз отлынивал, отсутствующе глядя в одну точку и явно скучая. Глубокий, почти беззвучный вздох вырвался из груди старика. Он подошёл и аккуратно, без единого скрипа суставов, опустился на татами рядом с ним.

«Сайго…» — голос сэнсэя был мягким, лишённым упрёка, но внук всё равно вздрогнул. «Раз уж ты пришёл в додзё, может, проявишь чуть больше инициативы?»

Мальчик устало поднял на деда свои глаза, в которых плескалась вселенская тоска, но, встретившись с тёплым и понимающим взглядом старика, тут же смущённо опустил голову. Его плечи поникли.

«Ну… не я хотел сюда ходить…» — пробормотал он едва слышно. «Отец сказал, что это будет полезно для меня и добавит уверенности… Дедушка, ты же можешь на него повлиять? Могу я перестать заниматься?»

В его голосе звучала робкая надежда. Он был тихим, замкнутым ребёнком, которому суровая дисциплина и физические нагрузки додзё были совершенно чужды. Он не видел в этом смысла, лишь очередную повинность, навязанную взрослыми.

Старик на мгновение ощутил укол неловкости. На его лице промелькнуло смущённое выражение, когда он вспомнил недавний разговор с сыном. Именно он, Кэнсин Ямамото, настоял на том, чтобы его внука привели в семейное додзё. Официальной причиной было желание укрепить характер мальчика, но истинной — простая, эгоистичная потребность проводить с ним больше времени.

«Хм, сложный вопрос…» — протянул Кэнсин, поглаживая бороду. «Неужели тебе это так неинтересно? Подумай, какая в этом сила. Боевые искусства — это не просто умение махать руками и ногами. Это путь к пониманию себя. Это дисциплина, которая закаляет не только тело, но и дух. Когда-нибудь ты встретишь человека, которого захочешь защитить. И в этот момент ты будешь благодарен за каждый час, проведённый здесь. Сила нужна не для нападения, а чтобы оберегать то, что тебе дорого».

Он говорил искренне, вкладывая в слова всю свою философию, выкованную за долгую жизнь. Но Сайго лишь отсутствующим взглядом смотрел куда-то сквозь деда.

«Сейчас не то время, дедушка», — тихо ответил он. «За драки теперь сажают в полицию. А если кто-то будет приставать, можно просто убежать или позвать на помощь. Это не требуется».

Кэнсин растерянно моргнул. Логика внука, простая и современная, сбила его с толку. Он привык мыслить категориями чести, долга и защиты, а мир Сайго состоял из правил, законов и смартфонов. Старик откашлялся, решив зайти с другой стороны, прибегнув к аргументу, который казался ему вечным и неоспоримым.

«В таком случае… что насчёт женского внимания?» — он заговорщически подмигнул, понизив голос. «Сильное, натренированное тело всегда привлекает многих девушек. Уж поверь мне, твоя бабушка не даст соврать!»

Он попытался пошутить, изобразив на лице хитрую ухмылку и тихо рассмеявшись. Он вспомнил, как в молодости его собственная жена восхищалась его силой и ловкостью. Но реакция внука была далека от ожидаемой. Сайго лишь сильнее опустил голову, его уши слегка покраснели.

«Мне такое не интересно…» — пробормотал он и снова замолчал, понуро уставившись в пол.

Кэнсин устало вздохнул. Все его аргументы, отточенные годами, разбились о стену апатии и незаинтересованности. Он понял, что сейчас дальнейшие уговоры бессмысленны. Мягко потрепав внука по волосам, он поднялся и пошёл к другим ученикам, которые, в отличие от Сайго, жаждали его наставлений и терпеливо ждали, когда сэнсэй закончит семейные дела.

День пролетел незаметно. Когда последние лучи солнца окрасили небо в оранжево-пурпурные тона, тренировка подошла к концу. Ученики, один за другим, подходили к старому мастеру, уважительно кланялись и покидали додзё, унося с собой приятную усталость в мышцах. Вскоре зал почти полностью опустел. В нём остались лишь двое: Кэнсин, который медленно складывал тренировочный инвентарь, и его внук Сайго, который, забрав свой телефон, тут же с головой погрузился в виртуальный мир, яростно нажимая на экран.

Внезапно бумажная ширма с тихим шорохом отъехала в сторону. В проёме показался высокий, крепкий мужчина с такими же острыми чертами лица, как и у старика. Это был его сын, Такэру. Сняв уличную обувь и ступив на деревянный пол, он низко поклонился.

«Отец! Спасибо, что присмотрел за Сайго».

Подняв голову, он вопросительно посмотрел на Кэнсина, ожидая отчёта об успехах. Старик постарался избежать этого взгляда, чувствуя себя так, словно провалил важное задание. Он лишь махнул рукой, приглашая сына следовать за ним. Оставив мальчика наедине с его игрой — тот даже не заметил их ухода, — они прошли в небольшое подсобное помещение, служившее одновременно и раздевалкой, и крохотной кухней.

Кэнсин молча налил две кружки дымящегося зелёного чая и сел за низкий столик. Такэру устроился напротив.

«Ха-а-а…» — выдохнул старик, отпив глоток. Горечь чая немного прояснила мысли. «У него совсем нет мотивации, Такэру. Совсем. А ведь поначалу всё так хорошо шло… Я помню, как он в первый раз неуверенно надевал доги, как его глаза горели любопытством. Он даже возбуждённо ждал начала урока. Но… уже спустя несколько десятков минут он выдохся и потерял всякий интерес».

Он устало посмотрел на сына. Такэру слушал спокойно, его лицо было непроницаемо, но в глазах читалось понимание.

«Я знаю, отец. Он всегда такой», — тихо сказал Такэру. «Дома он почти не выходит из своей комнаты. У него нет друзей, он не общается со сверстниками. Только школа, дом и телефон. Я бы мог запретить им пользоваться, но… он ведь не отлынивает от уроков. Всегда делает домашнее задание, оценки у него хорошие. Смартфон — это его единственное окно в мир, единственное, что его по-настоящему интересует. Забери я его, и он совсем замкнётся».

«Но что-то же нужно делать! Нельзя позволить ему превратиться в отшельника в собственном доме», — Кэнсин поставил кружку на стол чуть резче, чем хотел.

«Я знаю», — вздохнул Такэру. «Я пробовал всё. Записывал его в разные кружки — футбол, рисование, программирование. Везде одно и то же: первоначальный всплеск интереса, а потом апатия. Он просто… теряет запал. Я думал, что ты, твой авторитет, атмосфера додзё… что ты справишься. Я надеялся, что здесь он найдёт себя».

В голосе сына звучало отчаяние и чувство вины. Кэнсин видел, как сильно он переживает за Сайго. Старый мастер замолчал, погрузившись в раздумья. Проблема была глубже, чем простое нежелание заниматься боевыми искусствами. Его внук был потерян в этом новом, цифровом мире, и старые, проверенные методы воспитания здесь не работали. Нужно было искать другой ключ.

Прошла неделя. Такэру снова привёз Сайго в додзё. Всё повторилось: мальчик переоделся, поклонился и забился в свой привычный угол, всем своим видом демонстрируя безразличие к происходящему. Кэнсин провёл разминку, задал ученикам упражнения и, к удивлению многих, направился не к ним, а к своему внуку.

Он сел рядом с Сайго, и тот настороженно покосился на деда, ожидая очередной порции нотаций. Но вместо этого Кэнсин с таинственным видом достал из широкого кармана своей юкаты блестящую коробочку. Внутри лежал новенький, последней модели смартфон.

«Сайго, посмотри-ка», — сказал старик, с неподдельным замешательством вертя в руках гладкий гаджет. «Сын подарил. Сказал, старый уже ни на что не годен. А я… я в этой вашей технике совсем не разбираюсь. Кнопка тут всего одна, и та сбоку. Как его вообще включить? И что это за значки повсюду? Никогда таким не пользовался».

Это была чистая правда лишь отчасти. Кэнсин вполне сносно управлялся со своим старым телефоном, но этот новый аппарат действительно ставил его в тупик. И эта беспомощность оказалась тем самым ключом, который он так долго искал.

Лицо Сайго изменилось. На нём всё ещё не было энтузиазма, но исчезла апатия. Он оказался в своей стихии. Это была среда, которую он знал досконально.

«Это сенсор отпечатка пальца, дедушка», — он взял телефон в свои руки. «Нужно приложить палец, который ты зарегистрировал. Вот так. А это рабочие столы, на них иконки приложений…»

Хоть и нехотя, он начал объяснять, показывать, куда нажимать и как настраивать. Другие ученики с любопытством поглядывали на них, но стоило им замедлить темп тренировки, как строгий взгляд их мастера, который тот мельком бросал на них, заставлял их тут же с удвоенным усердием возвращаться к упражнениям.

Постепенно Сайго оживал. Видя, как неуклюже старик обращается с современной техникой, как пытается нажать на экран слишком сильно или не может найти нужный пункт в меню, мальчик начал проявлять всё больше эмоций. Сначала это было снисходительное покачивание головой, потом — тихий смешок, а затем и полноценная, живая улыбка, когда дед в очередной раз не смог ответить на видеозвонок.

Кэнсин в душе ликовал. Он был готов выглядеть полным профаном в глазах внука, если это поможет ему вернуть жизнь на его лицо.

Это стало их новой традицией. Их посиделки в углу додзё продолжались. Со временем Сайго начал появляться здесь не только тогда, когда его привозил отец. Он стал приходить сам, после школы. Помимо помощи деду с телефоном, он, незаметно для самого себя, начал всё активнее участвовать и в жизни додзё. Сначала просто наблюдал, потом стал повторять движения, а вскоре уже стоял в общем строю, проявляя поразительное усердие и талант, который, видимо, дремал в его крови.

Их беседы тоже изменились. Они обсуждали новости из интернета, спорили о политике, делились смешными видео. А однажды Сайго показал деду игру, в которую играл всё это время. Это был красочный фэнтезийный мир, полный приключений и загадок. Кэнсин, к удивлению внука, тоже заинтересовался. И эта игра стала ещё одной общей темой, ещё одним мостиком, соединившим два разных поколения.

Прошло два года.

В додзё стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием двух бойцов в центре зала. Десятки глаз были прикованы к площадке для спарринга. С одной стороны стоял Кэнсин Ямамото. Казалось, за эти годы он стал чуть меньше, суше, а морщины на его лице пролегли глубже. Напротив него, в боевой стойке, стоял Сайго.

Старик смотрел на внука, и его сердце наполнялось гордостью. За эти два года мальчик изменился до неузнаваемости. Он вытянулся, окреп, его плечи расправились. Неуверенность исчезла без следа. Он больше не прятал взгляд, а смотрел прямо в глаза деду, и в его янтарных, почти оранжевых зрачках горел огонь азарта.

Судьёй поединка был Такэру. Он поднял руку и резко опустил её.

«Хадзимэ!»

Бой начался. Сайго сорвался с места, подобно молодому тигру — быстрый, резкий, полный энергии. Он обрушил на деда серию стремительных ударов, но Кэнсин двигался подобно воде, обтекающей камни. Он не блокировал атаки в лоб, а уводил их в сторону, отводил, парировал лёгкими, почти незаметными движениями кистей, используя инерцию внука против него самого.

Сайго атаковал яростно, но каждый его выпад разбивался о стену опыта. Кэнсин же не нападал, он выжидал, изучал, позволяя юношеской энергии выплеснуться. Наконец, когда в атаках внука появилась первая, едва заметная брешь, старик перешёл в наступление. Его движения не были быстрыми, но были безупречно точными и выверенными. Один короткий удар в солнечное сплетение заставил Сайго сбиться с дыхания. Лёгкая подсечка — и юноша потерял равновесие.

Кэнсин не дал ему упасть. Он подхватил внука, развернул и мягким, но сильным толчком бросил на татами. Бросок был идеальным. Сайго рухнул на спину принимая свое поражение

Тишина взорвалась аплодисментами. Такэру поднял руку Кэнсина, объявляя победителя.

Сайго лежал на мате, тяжело дыша, и смотрел в потолок. А потом он громко, от всей души рассмеялся.

«Ха-ха-ха! Похоже, до тебя, старик, мне ещё далеко!» — крикнул он, и в его голосе не было ни капли разочарования, только восхищение и азарт.

Кэнсин с закрытыми глазами довольно улыбнулся. Он чувствовал безмерную гордость и любовь. И в этот самый миг он ощутил, как по всему телу разливается странная, свинцовая тяжесть. Мысли спутались, в глазах начало двоиться. Мир перед глазами качнулся, и он, как подкошенный, рухнул на пол.

...

Он очнулся от запаха антисептиков и тихого писка медицинского оборудования. Белый потолок, белые стены, белые простыни. Он был в больнице. Вокруг его кровати стояли самые близкие ему люди. Его сын Такэру, невестка Юми и, конечно, Сайго. Рядом с ними стоял врач в белом халате.

Юми тихо плакала, уткнувшись в плечо мужа. Такэру смотрел на отца с серьёзным, мрачным выражением, но его глаза предательски дрожали. А Сайго припал к его кровати и безостановочно плакал, повторяя сквозь слёзы: «Дедушка, ты очнулся! Ты очнулся!».

Кэнсин устало вздохнул. Он всё понял. Он чувствовал, как сила, что некогда бурлящим потоком струилась по его венам, ушла, оставив после себя лишь пустоту и слабость. Старое тело, отдавшее последние ресурсы на тот победный поединок, наконец, сдалось.

Прошло несколько дней. Кэнсин лежал в палате, подключённый к капельницам. Компанию ему составлял внук. Они увлечённо болтали о всяких глупостях и, как и прежде, играли в свою любимую игру на планшете. Старик сильно изменился. Его кожа стала бледной и тонкой, как пергамент, а конечности слабо подрагивали. Из-за этой дрожи в руках он часто не мог правильно нажать на экран, промахивался в решающий момент и проигрывал бои, которые раньше проходил с лёгкостью.

«Чёрт побери!» — зло огрызался он, когда его персонаж в очередной раз падал замертво. «Ничего, я ещё пройду этого проклятого босса! Обязательно пройду!»

Сайго видел эти изменения. Он видел, как угасает его могучий дед, превращаясь в немощного старика. Но он старательно прятал своё расстройство за маской беззаботности, продолжал по-дружески подшучивать над ним и рассказывать о новых игровых событиях.

Вечером, как обычно, они попрощались.

«До завтра, дед! Не пытайся пройти Бездну без меня!» — крикнул Сайго уже из дверного проёма.

Кэнсин проводил его тёплым взглядом и повернул голову к окну. Сумерки опускались на город, зажигая первые огни. Он знал, что «завтра» для него может и не наступить. Жизнь почти покинула это старое тело. Но он был рад. После смерти любимой Акико он думал, что остаток его дней будет посвящён лишь додзё, обучению безымянных учеников. Он полностью погрузился в рутину, пока его единственный сын не подарил ему внука. Внука, который был так похож на него самого в молодости — такой же упрямый, замкнутый, но с огнём внутри. И ему, Кэнсину, удалось разжечь этот огонь. Эти последние два года, хоть и были странными, полными разговоров о непонятной технике и виртуальных мирах, были по-настоящему счастливыми.

Внезапно экран планшета на тумбочке засветился. Уведомление из игры. Оно напоминало, что он до сих пор не смог пройти последний, самый сложный уровень той самой Бездны.

Со сложным выражением на лице он взял планшет в свои дрожащие руки. Он соберёт остатки сил. Он сделает это.

Час сменялся часом. Пальцы плохо слушались, реакция подводила, но старый воин не сдавался. Он пробовал снова и снова, меняя тактику, подбирая персонажей, оттачивая ротацию до сотых долей секунды. И вот, когда за окном уже сгустилась глубокая ночь, после бесчисленных попыток, он сделал это. Последний враг пал. На экране засияла надпись «Испытание пройдено».

С последними потраченными силами, с чувством выполненного долга, Кэнсин откинулся на подушку. Дыхание стало поверхностным, сердце замедлило свой бег. Жизнь окончательно покидала его тело. И последнее, что он услышал, был тихий, мелодичный звук из динамиков планшета — фраза, которую он слышал в игре сотни раз, но только сейчас понял её истинный смысл.

«И пусть твоя жизнь будет столь же насыщенной. Ad Astra Abyssoque».

К звёздам и бездне. Его путешествие здесь закончилось. Новое — только начиналось.