Осколки лета (гет)

Пролог.

16 июня. Эта дата врезалась в память Викки Торрес не просто числом в календаре — она вросла в душу отвратительным, неотделимым рубцом, который ныл при каждом воспоминании.

В то утро шестикурсница-гриффиндорка проснулась от собственного вздоха, прежде чем успел прозвенеть будильник. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь гобелены, казались ей насмешкой.

Ещё одна ночь, безвозвратно украденная мыслями о Сириусе. Ещё одна ночь, прожитая в двух шагах от призрачного счастья — такого близкого, что, казалось, можно было коснуться рукой, и такого недостижимого, словно оно находилось по ту сторону заколдованного зеркала.

"И угораздило же меня влюбиться в собственного лучшего друга. Везет, как утопленнику в ливень."

Викки не была дурочкой, витающей в облаках. Ее разум, холодный и трезвый, безжалостно твердил: эта любовь обречена. Он видел в ней сестру, надежного товарища, кого угодно, но не девушку. Но ее сердце, глупое и упрямое, цеплялось за призрачную надежду, за сказочный сценарий, где он вдруг «прозревает». Реальность же была куда прозаичнее и больнее: признаться ему — значит навсегда разрушить хрупкий мир их дружбы, растоптать те теплые, почти братско-сестринские отношения, что они выстраивали годами.

Каждый день был испытанием. Каждая его новая пассия — яркая, громкая, доступная — вонзалась в сердце отточенным кинжалом. А она, Викки, с ее «мышиными» волосами, вечными джинсами и фигурой, далекой от идеалов модного журнала, навсегда оставалась для него «четвертым мародером». Когда-то это звание было ее гордостью, а теперь стало клеткой. И всякий раз, стиснув зубы, она заставляла себя улыбаться, шутить и быть рядом. Лучше уж эта роль, чем полное изгнание из его жизни. Но с каждым днем ей становилось все труднее дышать, а нервы были натянуты, как струна, готовая лопнуть.

Яркие лучи июньского солнца больно ударили в глаза. С тихим стоном Викки протянула руку, нащупала палочку и резким взмахом задернула портьеры, погрузив комнату в спасительный полумрак. Механически натянув джинсы и майку, она схватила сумку и, накинув мантию на плечо, направилась в Большой зал — туда, где ее ждала новая порция боли.

За столом Гриффиндора сидели Джеймс и Римус. Не хватало только одного. Сердце сжалось в нехорошем предчувствии.

— Всем доброе утро! — выдохнула она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Парни что-то ответили хором, но ее взгляд уже метнулся к входу. И замер. Там, в потоке утреннего света, стоял Сириус. Не один. Рядом с ним, заливаясь смехом и запросто касаясь его руки, была та самая пуффендуйка, с которой, казалось, все было кончено. В глазах потемнело, а в горле встал ком, так что желание завтракать исчезло мгновенно. Викки бесцельно покрутила вилку в пальцах, а потом отбросила ее с таким звоном, что Джеймс и Римус встревоженно подняли на нее глаза. Сделать вид, что ничего не произошло, уже не получалось.

— Я пойду, пожалуй, — мрачно бросила девушка.

— Ты ведь вчера почти ничего не ела, — заметил Джеймс.

— Что-то аппетита нет… — это была чистая правда. Единственное, чего она хотела — это исчезнуть.

— И почему же это у тебя нет аппетита, дорогая? — рука Сириуса привычно легла на ее плечо, и от этого прикосновения по коже побежали мурашки. — Ты что, влюбилась, что ли? —подмигнул он, явно довольный собственной шуткой.

Эта беззаботная, бездумная фраза стала последней каплей. Словно ошпаренная, она резко сбросила его руку, схватила вещи и бросилась прочь, не в силах сдержать накатившие слезы. Горячие капли заливали глаза, делая мир расплывчатым и нереальным.

— Виккс, постой! Я бегаю быстрее! — Сириус нагнал ее у Черного озера, схватив за локоть. Его пальцы обжигали кожу даже через ткань мантии.

— Пусти! — вырвалось у нее, и в голосе прозвучала настоящая истерика.

— Да что с тобой такое?! — вспыхнул парень, но тут же осекся, увидев ее лицо. Заплаканные глаза, дрожащие губы — это была не та Викки, которую он знал. — Торрес, — голос его смягчился, — расскажи мне. Ты же знаешь, что можешь мне доверять.

В его глазах читалось искреннее беспокойство, и это делало ее боль еще острее. Он заботился о ней как о друге. Только как о друге.

— Не обращай внимания... это ерунда... — она попыталась отвести взгляд, сконцентрировавшись на неподвижной поверхности озера.

— Тогда почему ты плачешь из-за какой-то ерунды? — он мягко улыбнулся, и эта улыбка была таким знакомым, таким дорогим ядом. Прежде чем она успела вырваться, он притянул её к себе, утешительно поглаживая по спине. Его знакомый запах — свежего ветра, простого мыла и чего-то неуловимого, чисто «блэковского» — ударил в голову, вызывая новую, отчаянную волну отчаяния. Так близко. И так недоступно.

— Мне не нравится, что с тобой происходит в последнее время, — тихо произнёс он. — Иди сюда... — Сириус ловким движением палочки наколдовал тёплое шерстяное покрывало, и они уселись под раскидистым буком.

— Все потому, что я устала… Я не могу так больше… — Викки, обхватив колени руками, чувствовала, как ее сердце колотится где-то в горле — ее силы и правда были на исходе.

— Расскажи мне, Торрес… Кто он?

— Зачем тебе это? — её ответ был едва слышным шёпотом.

— Потому что я хочу знать, — он повернулся к ней, и его серые глаза были серьёзны, — кто смог завоевать сердце такой прекрасной девушки, как ты.

— Ага, прекрасной… скажешь тоже, — она горько усмехнулась, глотая комок в горле.

«Сириус считал ее прекрасной? Смешно.»

— Что у тебя с самооценкой? Если какой-то идиот тебя не замечает, может, он и не нужен тебе? — его слова были такими добрыми и такими далекими от истины. Глубокий, прерывистый вздох вырвался из ее груди, а слезы снова подступили, предательски горячие.

— Ну, расскажи мне о нем, — он взволнованно придвинулся ближе, его плечо стало теплой опорой. — Нет... — она покачала головой, и в её голосе прозвучал настоящий, детский страх. — Вдруг ты не захочешь больше со мной общаться?

— Но почему? Он что, слизеринец? Или… о Мерлин… не может быть! Это что, Нюниус?!» — он картинно схватился за сердце, изображая смертельную обиду.

«Этот дурацкий, знакомый, любимый Сириус…»

— Это не смешно, —лицо девушки вновь помрачнело. — Я, правда, боюсь потерять тебя, — голос дрогнул, предательски срываясь. — Ты не поймешь, — прошептала она, уже почти смирившись.

— Что же это такое, чего я не смогу понять? Серьезно, Виккс, будь он хоть Нюниусом, я приму это. Будет, конечно, сложно, но я справлюсь. И даже порадуюсь за тебя. А если он посмеет тебя обидеть, то я лично начищу ему морду!

— Такой ты…, — покачала головой девушка, смотря на него с нежностью и тоской.

— Какой? — осведомился он. Но Викки не ответила. Закусив губу до боли, она уставилась на гладь озера, где солнечные зайчики плясали насмешливый танец. Внутри нее шла война: страх против надежды, разум против чувства. Молчал и Сириус, давая ей передышку, и это молчание стало для нее решающим.

— Ну так что? — тишину нарушил парень. — Обещаю, что ты меня не потеряешь. Даже не обещаю, а клянусь! — в его глазах читалась лишь готовность поддержать подругу.

— Не давай таких обещаний, — ее голос звучал надломлено и тихо. — Хорошо… — она сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в ледяную воду. В общем… я… — она сжала кулаки, ногти впились в ладони. — Это ты. — Выдохнула Викки, и мир рухнул, чтобы вновь собраться в новую, пугающую реальность. — Я люблю… тебя.

Воздух застыл. Тишина стала оглушительной. Она видела, как его глаза, еще секунду назад полные участия и легкого любопытства, постепенно наполнялись шоком, затем медленным, мучительным осознанием.

Сириус молчал. Он видел её взгляд — в нём плескалась надежда, готовая разбиться о малейшую неосторожность. И его охватил страх. Не просто нервное напряжение, а леденящий, парализующий ужас. Это была Викки. Не случайное увлечение, не мимолётный роман. Та, что знала все его шутки и все провалы. Та, что смеялась ему в лицо и верила в него больше, чем он сам. Что, если он скажет «да»? Они начнут встречаться. А потом... он обязательно всё испортит. Он не умел быть серьёзным, не умел быть постоянным. Он мастерски умел шутить и убегать, но не умел... быть тем, кого она заслуживала. И тогда он потеряет её. Не только как девушку. Он потеряет её смех за завтраком, её подзатыльники, её верность. Потеряет лучшую подругу. Лучше сейчас. Лучше одним ударом, пока не стало слишком поздно. Лучше быть тем, кто причинил боль, но остался в её жизни, чем тем, кто пообещал счастье и разрушил всё.

— Оу, Виккс… — его голос, всегда такой уверенный, дрогнул и сорвался в шепот. И Викки все поняла. В одной этой секунде рухнуло все. В этих двух словах не было приговора — в них была пропасть.

— Не надо, — она резко подняла руку, останавливая его. Ее собственный голос показался ей чужим. — Не говори ничего. Не унижай меня.

Слезы текли по ее щекам беззвучно, но внутри все кричало от невыносимой, разрывающей боли. Сердце не просто болело — оно рвалось на части, оставляя после себя лишь выжженную пустыню. Сириус снова замолчал, и его молчание было красноречивее любых слов. Он, всегда такой находчивый, сейчас не мог найти ни единой фразы.

— Викки, послушай. Я… ты мне как сестра… — слова давились в горле и от того звучали фальшиво и неубедительно.

— Ты не обязан мне ничего объяснять… — ее голос был плоским и безжизненным. — Это только моя вина, что меня угораздило влюбиться в тебя.

— Я не хочу, чтобы твое чувство встало между нами, и не хочу терять тебя из-за глупой влюбленности, которая пройдет за лето. Я меньше всего хочу сделать тебе больно… — он говорил, а она уже не слышала слов, лишь нарастающий гул в ушах и свинцовую тяжесть в груди. — Я так дорожу тобой, Виккс… — он взял её за руку, но его прикосновение, ещё недавно бы такое желанное, теперь обжигало, словно раскалённый металл.

— Не переживай за меня. Осенью все будет как раньше, — солгала девушка.

«Ничего уже не будет «как раньше». Этого не вернуть.»

— Ты прав, это пройдет, — добавила Викки с ледяным спокойствием, которое стоило ей невероятных усилий. И тут ее взгляд упала на группу старшекурсниц, щебетавших неподалеку — таких же ярких, невесомых и уверенных в себе, как все его пассии. И старый, въевшийся в душу комплекс поднял голову. — А скажи честно… это все из-за того, что я не такая, как все они?

Сириус замешкался. Всего на секунду. Но этой секунды хватило.

— Нет, не совсем… — попытался он найти дипломатичный ответ.

И этого было достаточно. Горькое «Я так и думала…» сорвалось с ее губ. Она вскочила, сбрасывая с колен невидимое покрывало унижения и жалости к себе.

— Подожди, ты не так поняла! — он вскочил следом.

— А я не нуждаюсь в твоих объяснениях! — голос Викки сорвался на крик. — Хочешь поговорить о том, что именно тебя во мне не устраивает, как в девушке? Нет уж… Спасибо, я уже все услышала.

Она развернулась и бросилась прочь. Бежала, не ощущая под ногами земли, задыхаясь от спазма в горле. Бежала от пожарища их дружбы, от катастрофы собственного сердца, растворяясь в толпе, словно призрак.

* * *

Джеймс наконец оторвался от писем, проводив взглядом убегающую Викки и пустившегося за ней в погоню Сириуса. Он тяжело вздохнул, проводя рукой по волосам. — Беда, — констатировал он. — Настоящая беда.

Римус отложил «Пророк» и мрачно кивнул.

—Я удивлен, что она продержалась так долго. Это было лишь вопросом времени.

В этот момент к их столу подошла Лили Эванс. Рыжие волосы были собраны в небрежный пучок, из которого выбивались отдельные пряди, а в руках она сжимала стопку книг по зельеварению. Взгляд девушки скользнул в сторону, куда умчалась Викки, а затем перешёл на Джеймса. В её глазах не было привычного раздражения, лишь лёгкая озабоченность.

— Что случилось с Викки? — тихо спросила она, останавливаясь рядом. — Она выглядела... совершенно разбитой.

Джеймс, к собственному удивлению, не стал отмахиваться с шуткой или язвительным замечанием. Вместо этого он честно ответил:

— Сириус. Опять. И, кажется, на этот раз всё серьёзно.

Лили покачала головой, и на её лице мелькнуло искреннее сочувствие.

— Бедная Викки. Надеюсь, Блэк не ведет себя как полный... — она запнулась, и её взгляд встретился с взглядом Джеймса. Произошло что-то странное: он не стал подначивать её, а лишь с лёгкой улыбкой приподнял бровь, словно говоря: «Я знаю, что ты хотела сказать». Лили смущённо покраснела, и губы её дрогнули в сдерживаемой улыбке.

— ...как полный придурок, — закончила она уже мягче, без обычной резкости.

— Обещаю держать его в ежовых рукавицах, если что, — серьёзно сказал Джеймс, и в его тоне не было ни капли бравады.

— Я в тебе не сомневаюсь, — неожиданно легко ответила Лили. Она сделала паузу, словно что-то обдумывая, слегка перебирая пальцами корешки книг. — Кстати, Поттер, насчёт того заклинания, о котором ты спрашивал на прошлой неделе... Я поискала в библиотеке. Кажется, нашла кое-что полезное. Могу показать после того, как соберу вещи.

На лице Джеймса расцвела не самодовольная ухмылка победителя, а настоящая, живая улыбка.

— Правда? Это было бы здорово. Спасибо, Эванс.

— Не за что, — она слегка улыбнулась в ответ, поправила книги на руке и пошла к выходу из Зала, бросив на прощание: — Удачи с ними.

Джеймс проводил её взглядом, и только когда она скрылась из виду, Римус с лёгкой усмешкой произнёс, вновь погружаясь в газету:

— «Удачи с ними»? Прямо как будто вы старые друзья. Интересно, когда вы успели перейти на такие тёплые прощания?

— А ты не заметил, Лунатик? — Джеймс откинулся на спинку скамьи, закинув руки за голову, и в его глазах всё ещё играли весёлые искорки. — Мы постепенно сближаемся. Очень, очень постепенно. Но прогресс, как видишь, налицо.