Ели мясо мужики (джен)

Клаус, старший конюх барона Бэрентатце, в который раз за вечер обвел своих гостей долгим тяжелым взглядом.

— Я слыхал, друзья, — медленно проговорил он, заглушая стук кружек и чавканье, — что все вы частенько навещали мою жену. Что скажете?

— А чт-то тут ск-кажешь? — пробулькал Длинный Ганс, помощник лесника. — Твоя Эльза того ст-тоит…

— Мягкая, как тесто, шелковая, как начинка в пироге… — Стражник Петер глотнул пива из кружки и мечтательно подпер небритую щеку ладонью. — Не баба, а песня…

— И добрая, не то что другие… — поддакнул младший конюх Вольф, набрасываясь на очередной ломоть жаркого. — Всех приголубит от души, никому не откажет…

— И денег не трясет… Или там подарков…

Пролитое пиво растеклось среди грязного тростника, которым был посыпан пол, тут же валялись сброшенные шапки, плащи и куртки. Только обглоданных костей не было — гости не нашли в жарком ни единой косточки, чему мельком удивились, когда еще не напились допьяна. Теперь же они набрались основательно, хотя все же не так, чтобы совсем не понимать хозяина.

— Стало быть, — продолжил Клаус так же грозно-тягуче, сложив крепкие руки на груди, — вам нравится моя Эльза?

— Ты что, глухой? — рассмеялся Ганс и похлопал по лавке рядом с собой. — Тебе же ск-казали… Лучше сядь, выпей с нами да закуси… доброе мяско…

— Эх, хороша свининка! — сказал, жуя, Кунц-Красавчик, один из домашних слуг барона. — Хозяйка, поди, сама стряпала? Известно, такую славную кухарку поискать…

— И еда моя вам, стало быть, тоже нравится? — Голос Клауса походил на тягучую струю меда, льющуюся из жбана. — Забавно. Так что, вкусной оказалась Эльза?

Смех, шепотки и бульканье мигом стихли. Четверо гостей таращились то на Клауса, то друг на друга; казалось, до них не сразу дошел смысл его слов. Спустя миг веселый ужин сделался хаосом.

— Я спрашиваю: вкусная моя жена? — проревел хозяин.

Кунц и Петер согнулись пополам, заливая рвотой пол, лавку и собственные колени. Ганс побелел, как сыр, глаза его, казалось, сейчас выпрыгнут из глазниц и покатятся по столу. А Вольф замер с разинутым ртом, откуда вывалился недожеванный кусок жаркого.

— Так вот почему… костей нет… Чтоб мы не догадались, что это…

Не договорив, он застучал кулаками по залитому жиром столу и вдруг захохотал, как бесноватый.

Кто-то резко ударил в дверь, затем она распахнулась. Пятясь, в дом вошла рослая молодая женщина в чепце и переднике, с огромной крытой корзиной.

— Клаус, что… — начала женщина и завизжала.

Обезумевший Вольф на глазах хозяев вскочил из-за стола и принялся прыгать по комнате и бить, как в тамбурин, в опустевшее блюдо. С него на пол капал жир, Вольф оскальзывался, но продолжал плясать и напевать что-то дикое. Петер, глухо икнув, повалился на лавку и застыл неподвижно, изо рта его тянулась ниточка слюны. Ганс странно поглядел на него, потом на Кунца, и они обнялись, обливаясь слезами и называя друг друга «бедняжкой Эльзой».

Сама Эльза, выронив корзину, в ужасе пятилась, пока не уперлась крепким задом в стену. Она зажала уши и закрыла глаза, но, видимо, не помогло.

— Что это, Клаус? — кое-как выдавила Эльза. — Что с ними?

Клаус пожал плечами.

— Да так, помешались спьяну. — Одним прыжком он подскочил к жене и стиснул ее плечо. — Ну как, славно я над ними подшутил? А ты знай: еще раз станешь с кем гулять — то же самое будет!

Эльза осела на колени и обхватила мужа за талию, вжалась лицом в жесткий ремень, на котором висел нож.

— Клаус, миленький, я больше никогда… Чтоб они сдохли, эти грязные жадные свиньи! Был грех, но я клянусь тебе, только не…

— Ладно. — Клаус отмахнулся, поднял Эльзу и расцеловал в обе щеки. — Давай-ка займемся делом. Надо бы прибраться тут да этих вытащить. Один сдох, трое вроде с ума рехнулись — Бог весть, навсегда или нет. Да ладно, господин барон велит отвезти их в обитель к святым братьям, госпожа баронесса даст пару монет, чтобы помолились за них, да и дело с концом. Давай, жена, помогай.

Они вместе ухватили труп Петера и поволокли прочь под стенания Ганса и Кунца и смех Вольфа.