Домовичок на пороге (гет)

Второй год после тяжёлых испытаний и решающего ход истории события, именуемого с большой буквы Битвой за Хогвартс, казался Гермионе крайне скучным и унылым. Жестокого врага они победили, но чего в итоге добились, кроме смягчения условий для магглорождённых волшебников и полукровок? Некоторые законы по-прежнему действовали, отношение чистокровных волшебников к тем, кто был, по их мнению, ниже рангом, не изменилось, а уж про волшебных существ, к коим относились как к слугам или домашним питомцам, можно было и вовсе не говорить. Гермиона окончила Хогвартс, чтобы уж всё было по правилам, и заняла место в Отделе по регулированию магических популяций и контролю над ними. Решила, что если уж пришло время что-то менять, то надо начать с того, что больше всего её возмущало, а именно с домовых эльфов, живущих среди волшебников точно рабы. Надо ли говорить, с каким непониманием и сопротивлением она столкнулась? Даже хвалёная геройская слава не могла помочь вбить в головы волшебников, что жить как раньше нельзя, более того, некоторые волшебники продолжали на неё смотреть как на неразумную девчонку, решившую поиграть с ними в куклы.

— О, это так мило, мисс Грейнджер, — дружелюбно говорил ей начальник, — но, поверьте моему опыту, если бы домовики хотели свободы, они бы сами за неё радели, боролись, требовали…

— Да как они могут хотеть свободы, если они даже не знают, что это такое! — пыталась переспорить его Гермиона. — С ними обращаются как с прислугой! А они, между прочим, живые и разумные существа! Они должны иметь такие же права, как и…

От разговоров с ней начальник обычно улыбался, но никоим образом ей не мешал. Да и зачем? Очередной проект Гермионы, в котором она тщательно изложила все прецеденты в истории, случаи жестокого обращения с домовыми эльфами, а также предложения для улучшения условий их жизни, опять был отклонён. Причина отклонения была всё той же — «требуется доработка». Собственно, поэтому очередным осенним утром Гермиона не торопилась на службу и с кислым видом сидела на кухне, слыша, как капли дождя тихо стучат по подоконнику. Чего толку торопиться? Начальник ей простит, даже если она опоздает на час, разве что улыбнётся и погрозит пальцем, и на этом инцидент будет исчерпан. Начальник у неё тоже, как это говорят, человек старого поколения, а это поколение вряд ли в чём-то переубедишь.

Гермиона хмуро смотрела на чашку с остывшим кофе и чувствовала бессилие. Что она должна доработать, если её и слушать не хотят? Возможно, её бы услышали, если бы многие сотрудники были её ровесниками и сами прошли хотя бы через часть того, что и она, но нет, большинство сотрудников Министерства магии были или, как её начальник, людьми другого поколения, или выросли в семье, где не знали, что такое перемены, и предпочитали оставить всё так, как есть. Вряд ли с такими людьми можно было чего-то добиться. А уж говорить про чистокровных волшебников, которым было очень удобно иметь бесплатную прислугу, готовую по одному только приказу за тебя умереть или совершить преступление, и вовсе было нечего.

Тук! Тук! Тук! — вдруг послышался стук, и Гермиона оторвалась от тяжких мыслей. Поднявшись из-за стола, она поспешила в коридор и приблизилась к двери.

— Кто там?

За дверью не было слышно ни одного голоса, и Гермиона инстинктивно достала волшебную палочку из-за пояса. Может быть, времена, когда следовало опасаться, что посреди дня могут нагрянуть Пожиратели смерти, давно прошли, но это не отменяло привычки быть настороже.

— Кто там? — твёрже повторила Гермиона, но не услышала ответа и во второй раз.

Покрепче сжав в пальцах волшебную палочку, она другой рукой дёрнула щеколду и взялась за ручку двери. Последняя медленно открылась, впуская в дом свежий прохладный ветерок, колыхнувший распущенные волнистые волосы Гермионы. Её взгляд скользнул по лужам на дороге и опустился на корзину, стоявшую на крыльце. Старая, слегка перекошенная, обмотанная тонкой лентой, которая когда-то, возможно, была голубой. Изнутри доносилось тихое хлюп — будто кто-то всхлипнул или чихнул. Гермиона присела и осторожно приподняла уголок покрывала.

— О, Мерлин…

Внутри находилось небольшое существо с морщинистым носиком, ушами, как у летучей мыши, и круглым животиком, накрытым тряпицей, похожей на детскую простыню. Крошка заворочался, открыл огромные зелёные глаза и уставился прямо на неё.

— А-а-а? — пискнул он, как будто чего-то ожидая.

Гермиона замерла, раскрыв губы, и заметила клочок пергамента, лежащий под покрывалом. Криво и неровно на нём было написано только одно слово: «Арчи». Видимо, так и звали этого маленького домовичка, подброшенного на её крыльцо. Но кто это сделал и зачем, было непонятно. Не в силах придумать ничего лучше, Гермиона подобрала корзину с крыльца и зашла в дом. Там всё-таки теплее для неё и малыша, чем на улице, где продолжал лить дождь.

* * *

У Гарри было скверное настроение. Как человек, не привыкший лезть в чужие отношения, он, конечно же, никоим образом не вмешивался в отношения друзей, хоть они и казались ему несколько внезапными и несуразными, не поддающимися никакой логике. Однако эти отношениями почему-то всё время так или иначе его касались, хотел он того или нет. Не успели Рон и Гермиона расстаться, как друг принялся навещать Гарри или звать к себе, в магазин «Всевозможных Волшебных Вредилок», где помогал брату после кончины близнеца, и жаловаться на их подругу.

— Не, ну чего она взбесилась, а? — говорил Рон. — Флёр вон сразу ради Билла в «Нору» переехала, а Гермионе, видите ли, время нужно! Давай, говорит, сперва отдельно поживём… Ага, пожили! Не прошло и месяца, как она Хогвартс окончила, как всё, давай, говорит, Рон, останемся друзьями. Класс!

Гарри как мог старался придерживаться нейтралитета, но когда узнаёшь одну и ту же ситуацию с разных сторон, то волей-неволей начинаешь делать какие-то выводы.

— Я больше так не могла… Рон, он… думает только о себе, — говорила ему Гермиона в Министерстве, — ему всё подавай и сразу… а уж когда он меня потащил в этот их грязный сарай… Да, признаюсь, я перегнула палку, когда ему врезала, но… так уж вышло. В общем, я не хочу об этом говорить.

Инстинктивно Гарри чувствовал некую теплоту и привязанность к Гермионе больше, чем к Рону. Возможно, потому что она не бросала его в тяжёлую минуту и всегда готова была помочь, а возможно, потому что вместе они прошли через то, что не может не сблизить людей. В этом трудно было разобраться даже ему самому, но что-то в словах Рона ему не нравилось, и Гарри заключил, что друг был слишком груб и нагл по отношению к Гермионе, а потому молча встал на её сторону. Вот только не прошло и полгода с их разрыва, как он зашёл в магазин братьев Уизли и застал Рона в мастерской с Лавандой Браун. И они не только целовались у стены — их стоны и крепкие объятия свидетельствовали о страстном слиянии, которое Гарри, конечно же, не стал разглядывать и тут же вышел.

Собственно, это и злило его периодически. Как Рон мог обвинять в чём-то Гермиону, когда сам тут же бросился к другой девчонке? А говорил ещё, как Гермиона ему дорога и важна, возмущался не один день, потому что она не вынесла его напора и сбежала. Гарри догадывался, чего Рон от неё хотел, когда затащил в грязный сарай, о котором она, морщась, вспоминала, и злился. Как можно было так обидеть Гермиону! Их разумную, верную, смышлёную, трудолюбивую… — он мог бы подобрать для неё множество хвалебных слов — подругу! И эта самая злость периодически подталкивала его к Гермионе. Разумеется, не для разговоров о Роне. Теперь тот больше не стоял между ними. Гермиона работала в Отделе, где занимались магическими существами, а Гарри, как и хотел, пошёл в мракоборцы, благодаря своим навыкам и опыту отучившись лишь один год вместо трёх. В Министерстве они периодически виделись и вместе ходили на обеды.

Вот только сегодня Гарри не увиделся с Гермионой и испытывал некоторое беспокойство. Обычно они пили вместе кофе перед тем, как разойтись, или же она махала ему ладошкой и одаривала улыбкой, а сегодня отсутствовала, и с утра пораньше, как назло, пришёл Рон. Он вспомнил о друге, потому что прошлым днём у него побывали сотрудники Министерства и наложили запрет на продажу части продукции.

— Не, ты прикинь, говорят, Драчливые телескопики наносят вред здоровью детей! А самый распродаваемый Веселящий порошок может их отравить, если вдруг кто его проглотит! — жаловался Рон.

— Ну, значит, перепроверь всё и внеси поправки, а там тебе, может, разрешат вернуть продукцию к продаже, — подсказал ему Гарри.

— Ты серьёзно? Да я замучаюсь всё перепроверять и исправлять! И потом, если всё подряд в рот совать, так от чего угодно отравиться можно!

— Рон, ты от меня чего хочешь, а?

— Ну, я думал, ты это… как бы по-дружески замолвишь за меня словечко…

Сказать, что Гарри был удивлён, значило ничего не сказать. Он, представитель закона, должен помогать другу этот самый закон нарушать? Мало того, что он не трогал его из-за Гермионы — посчитал, что она расстроится или рассердится, если он влезет в их отношения, — так теперь ещё и на другие прегрешения друга глаза закрыть должен?

— Обойдёшься, — сердито отрезал Гарри, и на этом они поссорились.

В порыве злости Рон, конечно же, затронул и Гермиону.

— Конечно, тебе она всегда важнее меня! Как что-то найти, так Гермиона, как повеселиться, так Рон! А это, между прочим, моя мама о тебе заботилась, кормила, свитера вязала, а не Гермиона! И это у нас ты каникулы проводил, а не у неё!

Да, Гарри был очень обязан миссис Уизли, любил её как родную тётю, хоть к настоящей тёте Петунии не питал ни капли уважения, но эти напоминания задели его за живое.

— Да пошёл ты, знаешь куда, Рон?! — огрызнулся он. — Ты правильно заметил, что обо мне твоя мама заботилась, а не ты! Вот если ей будет нужна помощь, то пожалуйста, а ты… А ты иди и займись делом! Поправь всё, а не ной здесь! И да, если я узнаю, что ты что-то опасное под видом приколов детям продаёшь, я тебя сам задержу и упрячу за решётку! Это я тебе как мракоборец обещаю!

— Да пошёл ты, друг тоже мне! — разобидевшись, сказал ему Рон и покинул Управление мракоборцев.

Гарри, конечно же, поддержали коллеги, ставшие невольными свидетелями этой сцены, но это всё равно не уменьшило горького осадка на его душе. Рон как был обиженным ребёнком, так им и остался даже спустя годы. Гарри надеялся, что хотя бы повидается с Гермионой на обеде, поговорит о чём-то другом, но не увидел её и в столовой. Возможно, она заработалась, подумал он, сидя в одиночестве за их излюбленным столиком. А возможно, она уже подкрепилась немногим раньше и вернулась к себе. И чего его так задевает её отсутствие? Они же всего лишь друзья и только.

«Или я тоже тот самый эгоист, который хочет вывалить свои проблемы на другого…» — укоризненно подумал Гарри и тряхнул головой. Нет, он не хочет вывалить на неё своё негодование, он всего лишь хочет её увидеть, убедил он себя и покинул столовую.

К вечеру Гарри не удержался и решил сходить на другой уровень. Правда, подругу он так и не застал на рабочем месте. Её стул был придвинут к столу, а на том так и лежали бумаги, сложенные в ровные ряды.

— Гермиона? Так она сегодня не появлялась, — сообщила её коллега, Мелани, сидящая за соседним столом. — Написала, что приболела.

— Приболела? А, вон как, — ответил Гарри и покинул уровень.

От мысли, что Гермиона болеет, а он даже не в курсе этого, его начала грызть совесть. Может, Гермионе что-то нужно? Лекарства или продукты какие. Она ведь не станет жаловаться и просить его о чём-то, как Рон, заключил он и решил сходить к ней. После трудового дня Гарри вышел из Министерства и трансгрессировал к дому подруги. Её родители так и остались в Австралии, даже после того, как она вернула им память, и теперь Гермиона жила в родительском доме одна. Гарри подошёл к двери и постучал.

Гермиона открыла небыстро, и если в первую минуту Гарри думал, что, наверное, не даёт ей отдыхать, то во вторую он взглянул на неё и замер, забыв, что хотел сказать. Каштановые волосы Гермионы были растрёпаны, домашняя одежда в виде штанов и рубашки была надета неряшливо, словно в спешке. Она скорее выглядела напряжённой, чем больной.

— Привет! — странно улыбнувшись, сказала Гермиона.

— А-ам… привет, — недоумённо откликнулся Гарри. — Я думал… Мне сказали, ты приболела, и я подумал, ну… узнать, как дела. Ты в порядке?

— О… спасибо, да, я в порядке, я просто… ну…

За её спиной послышался некий шум, и Гарри всё понял. Понял и нахмурился.

— О… ты, кажется, не одна…

— Да, тут… зашёл кое-кто и… — неуверенно ответила Гермиона. — Если хочешь, проходи, я вас познакомлю, — словно опомнившись, предложила она и открыла дверь шире.

Гарри вдруг ощутил прилив раздражения. И зачем ему знакомиться с кем-то, с кем Гермиона проводит время? Ему-то какое дело до этого?! Она же не преступление совершает! И потом, он ей друг, а не отец или брат.

— О, нет, не стоит, я рад, что… ну… я рад, что ты здорова. Увидимся! — быстро бросил он и спустился с крыльца.

— Гарри! — крикнула было Гермиона, но он тут же трансгрессировал к себе.

«Идиот», — мысленно обозвал себя Гарри и хлопнул дверью.

— У хозяина плохой день? Может ли Кикимер что-то для него сделать? — любезно поинтересовался вышедший навстречу домовик.

— Нет, не надо! — резко отказался Гарри и, опомнившись, бросил в спину удаляющемуся домовику: — Спасибо, правда! Я очень ценю твою заботу!

Кикимер что-то пробормотал про современные нравы и скрылся за дверным проёмом. Гарри же снял с себя мантию и небрежно бросил на вешалку, скинул обувку и прошёл до лестницы. Раздражение, охватившее его у дома Гермионы, почему-то не желало отпускать. Она же соврала, что больна, а сама осталась дома и проводила с кем-то время, думал он, поднимаясь по ступенькам. Так-то это, конечно, не преступление, но ведь раньше она придерживалась правил и врала крайне редко, можно сказать, врала несколько раз только ради него! Ради него она и на учителя напала. Ради него не ушла с Роном, а осталась в палатке, а теперь… теперь у неё кто-то появился. Кто-то, кого она оценила лучше Рона и пустила к себе. Гарри хмурился и сам не понимал, что ему не нравится. По идее он должен бы радоваться за подругу, а не огорчаться, но раздражение говорило о чём-то другом. О чём-то таком, что крылось в его сердце и не решалось показывать после всего, что он пережил.