Дом с предателем (джен)

(Повествование от лица Вару)

Если бы год назад кто-то сказал мне, что я буду жить в одной хрущевке с Королем Пиков, Плаксой Зонтиком и прочими «титанами воли», я бы посоветовал ему проверить голову. А потом мы начали войну, я чуть не уничтожил реальность, меня слили с Джокером, а потом всех нас бросили в эту самую хрущевку. Ирония — она такая, знаете ли. Особенно когда она пахнет дешевой колбасой и отчаянием.

Жизнь здесь напоминала плохой ситком. Пик пытался наводить «порядок», заставляя нас расставлять тапки по линеечке. Эмма требовала, чтобы к ней обращались «Ваше Сиятельство» даже в туалете. Куромаку отдраивал до блеска уже и так сияющий линолеум. Ромео и Феликс строили из себя неразлучную парочку, хотя было видно, что Феликс просто пользуется его глупостью. А Зонтик… Зонтик плакал. Всегда. Из-за потерянной пуговицы, из-за сквозняка, из-за того, что суп остыл.

И был еще я. Вернее, мы. Вару-Джокер. Два сапога — одна пара. Одна пара, которая постоянно спорила, кому достанется право почесать нос.

КД (внутри, скучающим тоном): Варушка, мне скучно. Давай устроим пожар? Небольшой. Чисто для атмосферы.

В (мысленно, отрезая кусок батона): Заткнись. Последний раз, когда ты «развлекался», Пик чуть не пригвоздил нас к стене своим взглядом. И моей же вилкой.

КД: Но это же было весело! Он так смешно пыхтел!

Вечер был как все остальные. Мы сидели в тесной гостиной. Я строил из себя айсберг, Пик — статую презрения, Эмма — оскорбленную статую, Куромаку драил уже выдранную дверцу шкафа, Ромео что-то шептал Феликсу на ухо, а тот хихикал. Зонтик хныкал в углу, разглядывая очередную «потерянную» нитку.

И тут свет погас.

Не просто выключился. Он погас с таким звуком, будто кто-то перерезал горло самой электроэнергии. Воцарилась абсолютная, давящая темнота.

Зонтик (сразу же): ААА! Я ничего не вижу! Мы все умрем! Я знал!

Эмма (с презрением):Успокойтесь, Зонтик. Наверное, просто эти ваши «пробки». В замке такого безобразия не было.

Пик (голос в темноте, ровный и твердый):Все оставаться на местах. Куромаку, проверьте щиток.

Куромаку:Есть!

Послышались его уверенные шаги, удаляющиеся в прихожую. Я сидел, напрягшись. Во мне клокотал Джокер.

КД: О! Вечеринка в темноте! Давай споем!

В: Только попробуй. Я нашлю на тебя теней скуки. Иди спать.

Внезапно из кухни донесся странный звук. Что-то среднее между шлепком и глухим стуком. Потом — тишина.

Ромео (неуверенно): Феликс? Милый, это ты?

Ответа не последовало.

Свет резко зажегся, заставив всех поморщиться. Я моргнул и огляделся. Все были на местах. Кроме Феликса. Его кресло было пустым.

Ромео (вскочил): Феликс? Где ты? Не шути так!

Пик (встал, его лицо было каменным):Все оставаться здесь.

Он вышел в коридор. Через мгновение мы услышали его голос, холодный и четкий:

«Куромаку.Ко мне».

Мы все, как по команде, ринулись в коридор. Куромаку стоял у открытого щитка, с озадаченным видом разглядывая автоматы. Пик стоял в дверях на кухню. Его спина была неестественно прямой.

Я подошел ближе и заглянул внутрь.

На кафельном полу, в неестественной позе, лежал Феликс. Его глаза были широко открыты, в них застыло выражение глубочайшего удивления. А из его груди торчал знакомый предмет. Очень знакомый.

Это был стальной клинок «Когтя Аримана», оружия моего бывшего Короля Вольных Клинков, Данте. Того самого Данте, что погиб, прикрывая мой позорный отход в Сердцевине Реальности. Оружие, которое должно было навсегда остаться там, в пыли и пепле.

В горле у меня встал ком. Не от горя — Феликс был пустоголовым прихлебателем. А от леденящего ужаса. Это было невозможно.

Ромео (с диким воплем бросился вперед): НЕТ! ФЕЛИКС! МОЙ ВАЛЕТ!

Он упал на колени рядом с телом,рыдая.

Эмма (бледная как полотно, прошептала): Это… это оружие Теневой Звезды. Твое оружие, Вару.

Все взгляды,как один, уставились на меня. В них было обвинение, страх и ненависть.

В (про себя): Проклятье.

КД (внутри, без тени веселья): Вару… это нехорошо. Это очень нехорошо.

Я чувствовал, как по мне ползут их взгляды. Пик медленно повернулся ко мне. Его глаза были двумя щелями льда.

Пик (тихо, но так, что слышали все): Объяснитесь.

В (раздвинув руки, с горькой усмешкой):Что объяснять? Очевидно же. Я, скуки ради, достал из небытия клинок своего мертвого воина и прикончил самого безобидного идиота в этом доме. Звучит логично.

Куромаку (шагнув ко мне, сжимая кулаки):Убийца! Предатель! Я всегда знал!

Зонтик (заливаясь слезами):Он убьет нас всех! По одному! Начнет с самых плаксивых! Я следующий!

КД (внутри, панически): Варушка, а они могут быть правы? Может, это я? Во сне, что ли? Я не помню!

В (мысленно, отрезая): Заткнись. Это не мы.

Но внутри меня все похолодело. Потому что я помнил взгляд Данте в последнюю секунду. «Прощай, друг». А теперь его клинок торчал из груди того, с кем мы вынуждены были делить одну ванную.

Пик (не отрывая от меня взгляда): Куромаку, обыщите его комнату. Эмма, Зонтик — в гостиную. Никто никуда не ходит по одному. Ромео… — он посмотрел на рыдающего Ромео, — Оттащите его.

В (смотря Пику прямо в глаза):Ищешь улики? Не утруждайся. Если бы я хотел кого-то прикончить, ты бы проснулся без своей королевской головы. И даже не понял бы, почему утренний кофе такой красный.

Пик не дрогнул. Но в его взгляде что-то промелькнуло. Не вера. Сомнение.

Пик: Всех в гостиную. Сейчас.

Мы вернулись в гостиную. Напряжение висело в воздухе густым, удушающим туманом. Ромео бился в истерике, Эмма пыталась его успокоить с видом человека, который гладит бешеную собаку. Зонтик тихо хныкал в своем углу. Куромаку вернулся из нашей комнаты и мрачно покачал головой — ничего.

Я сидел и смотрел в стену. Внутри меня бушевала буря. Джокер метался в панике, а я пытался собрать осколки собственного спокойствия. Кто-то в этом доме был убийцей. Кто-то, с кем мы завтракали. Кто-то, кто знал о нашем прошлом. Кто-то, кто хотел повесить это на меня.

КД (тихо, почти шепотом): Вару… а если это Пик? Или Эмма? Или этот сопляк Зонтик? Они все нас ненавидят.

В (мысленно, анализируя): Ненависть — да. Но для такого театрального жеста… с клинком Данте… Это не просто ненависть. Это месть. Личная.

Вдруг Зонтик вскрикнул и указал дрожащим пальцем на окно.

Мы все повернулись.

На запотевшем стекле, с внешней стороны, кто-то написал одно слово, растекшееся от ночной влаги:

ПРЕДАТЕЛЬ.

В доме с предателем началась ночь. Самая долгая ночь в нашей жизни. И я с ужасом понимал, что утром мы можем обнаружить еще один труп. А доводы в мою пользу таяли быстрее, чем следы на том окне.