Не дневник меняет Джинни, Джинни меняет дневник (джен)

Лето в Норах всегда было шумным, похожим на гигантский улей, где каждое жужжание — это голос одного из её братьев. Но для Джинни Уизли это буйство жизни было лишь фоном, от которого хотелось отгородиться книгой или уйти в самый дальний угол сада, где можно было часами смотреть, как облака плывут над яблонями, принимая форму забытых чудовищ и далёких королевств. Она была тихим островком в бушующем море рыжих волн и взрывных заклинаний. Все в семье снисходительно называли это «мечтательностью» и предрекали, что она «перерастёт», но Джинни знала — это не фаза. Это её суть. Её кожа. И цвет её волос, которые были не огненно-рыжими, как у всех Уизли, а тёмно-медными, словно старинный галлеон, хранящий молчание веков.

Ей было одиннадцать, и её мир был соткан из ожидания Хогвартса и томиков про Шерлока Холмса, чья ледяная логика казалась ей куда более волшебной, чем любая магия. Она научилась быть наблюдательной, потому что в большой семье, чтобы тебя не затоптали, лучше быть тенью, которая всё видит и всё запоминает.

Обещания братьев звучали как заученное заклинание: «В какой бы факультет ты ни попала, мы будем с тобой!» — кричали Фред и Джордж, закатывая глаза. «Конечно, сестрёнка», — всегда соглашался Рон, думая о квиддиче. Только Перси, с его вечной серьёзностью, глядя на неё поверх очков, говорил: «Факультет не имеет значения, Джинни. Важны знания и дисциплина». В его словах была не бравада, а констатация факта, и она ценила это.

Дневник она нашла в один из таких тихих дней, засунутым между страницами старого учебника «Теория магии», который Молли выдала ей для предварительного чтения. Он был ничем не примечателен — потёртая чёрная кожа, пожелтевшие страницы без единой буквы. У волшебников подобные дневники-болтуны были в ходу; безобидные игрушки, отвечавшие на вопросы или дававшие советы. Джинни отнеслась к нему без трепета, как к очередному артефакту прошлого.

«Т. М. Риддл» — вывела она чернильной ручкой на первой странице. Чернила впитались и исчезли, будто проглоченные пергаментом. А затем, через мгновение, на странице проступил чёткий, убористый почерк: «Здравствуй, Джинни».

Так начался их тихий диалог. Лето текло, наполненное запахом пирогов и трав, а она заполняла страницы своими мыслями. Она рассказывала ему о своих наблюдениях, о том, как Билл пытался казаться крутым, а Чарли скучал по драконам, о вечном недовольстве Перси и легкомыслии близнецов. Она говорила о своих страхах — не о буках или громилах, а о вещах куда более глубоких. О том, что её величайший ужас — быть запертой в гробу под землёй, в тесноте и темноте, или быть сожжённой на костре, а потом магглы, эти бездушные технари, украдут энергию её распада и назовут её холодным словом «Электричество».

Дневник отвечал. Он не утешал. Он анализировал. Он задавал вопросы, заставлявшие её копать глубже, в самые потаённые уголки собственного разума. Том Риддл, чьё имя стало для неё синонимом острого ума, видел в ней не глупую девочку, а интересную головоломку. Он убрал в ней всё наносное, всё, что было привито шумной семьёй Уизли, и обнажил твёрдый, холодный стержень, который был там всегда.

Именно он, Том, стал причиной её первой сознательной магии. Не случайной, а управляемой. Она научилась направлять гнев, когда братья дразнили её, не в слёзы, а в ледяную ярость, от которой у них пробегал холодок по спине. Она перестала быть просто младшей сестрой. Она становилась собой.

Когда пришло письмо из Хогвартса, она отнеслась к нему как к формальности. Фред и Джордж снова заверили её в своей верности, но в их глазах она уже читала сомнение. «Лишь бы не в Слизерин», — шептались они, думая, что она не слышит. Джинни же решила довериться Распределяющей Шляпе. «Ей лучше знать», — сказала она Тому, и он мысленно согласился, оценив её прагматизм.

Поездка в Косой Переулок была яркой, но стёршейся в памяти. Единственным ярким пятном стала встреча с Гарри Поттером. Рон замер от благоговения, а Джинни лишь холодно оценила его взглядом. Да, тот самый мальчик-который-выжил. Символ. Идол. Полезная фигура, если ты хочешь оказаться в центре внимания. Не более того. К её равнодушию примешивалась лёгкая жалость — быть вечным памятником собственной славе должно быть утомительно.

И вот настал день отъезда. Вокзал Кингс-Кросс был похож на гигантский муравейник. Объятия Молли были тёплыми, но в них читалась тревога. Артур улыбался, но его взгляд был рассеянным. Братья шумели, хлопали её по плечу, кричали напутствия. Обещания «быть с ней» висели в воздухе, хрупкие, как стекло, готовые разбиться при первом же неверном слове.

Джинни в своей уже немного тесной мантии, с волосами цвета тёмной меди, собранными в строгую косу, стояла неподвижно, как скала среди бушующих волн. В её кармане лежал дневник — её молчаливый союзник, её учитель. Она чувствовала его холодную, уверенную силу.

Она обернулась, чтобы бросить последний взгляд на семью. Её взгляд скользнул по рыжим головам, по встревоженному лицу матери, по серьёзному Перси, кивнувшему ей на прощание. В её сердце не было ни страха, ни тоски. Была лишь решимость.

Повернувшись спиной к своему прошлому, Джинни Уизли уверенным шагом взошла по ступенькам в багрово-алый поезд. Дверь с шипением закрылась за ней, отделяя её от старой жизни. Поезд дёрнулся и медленно пополз вперёд, увозя её навстречу судьбе, которую она сама начала ковать в тишине своей комнаты, ведя диалог с тенью в дневнике. Её настоящее путешествие только начиналось.