Путь ворона (джен)

На городской площади было не протолкнуться. Город-крепость Мирем праздновал назначение капитаном воина Внешней Стражи Эйнара, которого почему-то прозвали Вороном. Трактирщики разослали своих подмастерьев продавать угощения толпе, разномастные артисты развлекали зевак.

— Давно пора Внешним второго капитана заиметь, — со знанием дела заявил старик, наблюдавший за толпой. Сребровласые старцы вокруг него важно покивали.

— Как бы только папеньку уговорить сосватать меня за капитана? — томно вздыхала разодетая девица, окруженная подругами.

— Теперь можно не беспокоиться за безопасность границ. — поддакивали степенные матроны своим вальяжным мужьям в дорогих кафтанах, — Можно будет и заморских тканей прикупить.

— За капитанов Внешних! — поднимало кружки пьяное мужичье в трактирах, а потом вполголоса ругало и главнокомандующего, что налоги не снижает, и трактирщика, который эль разбавляет, и весь белый свет просто за то, что он стоит.

— Ну, заживем теперь, братцы, — довольно ухмыляясь, пробормотал старый воин Внешних, пыхтя курительной трубкой.

На фоне общего веселья выделялись только две фигуры, о чем-то тихо разговаривавшие у помоста в центре площади. Один из них был на полголовы ниже своего высокого собеседника, хорошо сложен и подвижен. Широкая улыбка не покидала его слегка смуглого лица с опрятной бородкой, отчего он казался моложе и беззаботнее. Мужчина что-то говорил своему собеседнику, активно жестикулируя и ухмыляясь. Высокий отрешенно слушал его и смиренно вздыхал, будто праздник ему был совсем не в радость.

Их тихий разговор потонул в внезапно нахлынувшей волне аплодисментов. На возвышение поднялся главнокомандующий города-крепости Мирем Ивар, прозванный Хмурым. Он поднял руку, призывая к вниманию, и произнес:

— Мирем! Сегодня мы празднуем назначение Эйнара, прозванного Вороном, храброго воина из Внешней Стражи капитаном! — главнокомандующий говорил громким и хорошо поставленным голосом. — За долгие десять лет службы, Эйнар стал верным соратником для своих братьев по оружию, доблестно защищающих границы нашего города. На последнем собрании Круга капитанов он был избран вторым капитаном Внешней Стражи и теперь разделит ношу службы с капитаном Надеей, сыном уважаемого Хотена!

Ивар сделал жест рукой и на помост поднялся Надея. Толпа приветствовала его чуть ли не громче, чем встречала самого главнокомандующего. Надея был одет в полурасстегнутый коричневый гамбезон с охристой каймой, из-под которого выглядывала кольчуга мелкого плетения. На ремне с тиснеными узорами висел фальшион. Конечно, Надея был известен в городе как капитан Внешней Стражи, однако за ним по пятам шла слава балагура и дамского угодника. За это его любили как за грязным трактирным столом, так и на званых ужинах. Надея театрально прижимал руки к груди, махал рукой и шутовски кланялся горожанам.

Переждав смех и одобрительные свистки, главнокомандующий вздохнул и взял слово.

— Капитан Надея, считаешь ли ты Эйнара Ворона достойным принять командование Внешней Стражей? — спросил Надею Ивар, одними глазами предупреждая капитана, что с ним станет и куда выкинут его остывший труп, если он не начнет вести себя серьезно.

— Да, главнокомандующий Ивар. — Надея старался говорить торжественно, но голос его подрагивал от сдерживаемого смеха, — Эйнар Ворон достоин стать капитаном Внешней Стражи. Он славный воин — не раз прикрывал меня в бою и спасал собратьев от опасности. Он хороший стратег — его планы по обороне и нападению всегда, — он выделил голосом последнее слово, — были успешны. Он хороший начальник — воины прислушиваются к его мнению и готовы идти за ним, — закончил свою речь Надея.

Последнюю фразу, впрочем, он произнес вполне серьезно.

Главнокомандующий испытующе глянул на Надею, но встретив лишь уверенный прямой взгляд, позвал на помост самого Эйнара, который всю речь своего капитана — а теперь, и напарника, — стоял в стороне и с трудом сдерживался, чтобы не закатить глаза на поведение друга.

На возвышение поднялся очень высокий мужчина, судя по виду, младше своего боевого товарища. Светловолосый и бледный, Эйнар выделялся на фоне более темнокожих миремцев необычной внешностью. Лицо, гладко выбритое, было угловатым, с выраженными скулами, из-под челки смотрели стального цвета глаза. На нем был похожий гамбезон, что был на Надее, только без каймы и кольчуга попроще. По обычаю, он оставил свой тяжелый меч и на церемонию пришел безоружным. Высокие тяжелые сапоги гулко стучали по деревянному помосту, пока он шел к главнокомандующему.

Эйнара публика встретила тепло, хоть и не так бурно, как Надею. Сдержанный, немногословный, он невольно рисовал вокруг себя образ замкнутого, но почтительного молодого мужчины.

Спокойным шагом новый капитан дошел до середины помоста и по знаку Главнокомандующего преклонил перед ним колено. Служка, подлетевший к Ивару, подал последнему длинный полутораручный меч с острым навершием и вычурной гардой. Сталь со звоном вышла из ножен, и ее слепящий блеск на мгновение озарил сосредоточенное лицо Эйнара. Толпа затаила дыхание. Настала самая торжественная часть.

Прочистив горло, Ивар начал завершающую часть наречения.

— Эйнар, прозванный Вороном, готов ли ты служить городу-крепости Мирему, защищать его, почитать обычаи и следовать долгу капитана?

— Да, главнокомандующий, — ответил ему Эйнар глубоким голосом, четко выговаривая согласные и слегка растягивая гласные звуки.

— Клянешься охранять Мирем от тех, кто посягнет на его независимость?

— Да, главнокомандующий.

— Клянешься оберегать жителей Мирема и тех, кто присягнул ему на верность?

— Да, главнокомандующий.

— Тогда я, Ивар, сын Утимира, главнокомандующий свободного города-крепости Мирема, нарекаю тебя, Эйнар Ворон, капитаном Внешней Стражи.

С этими словами Ивар положил клинок меча плашмя на плечи нового капитана и осторожно прикоснулся к макушке, после чего отошел и отдал меч обратно служке. Надея, также следуя обычаю, подошел к Эйнару и протянул руку, помогая подняться, после чего не сразу отпустил его, будто скрепляя их новое сотрудничество рукопожатием.

Толпа взревела, встречая командиров Внешней Стражи. Ее воины, всю церемонию простоявшие в первых рядах, с ухмылками приветствовали Надею и Эйнара, когда они спустились к ним с помоста. Церемониальная часть закончилась, впереди город ждал праздник — для каждого свой. Жители начали потихоньку расходиться. Несколько вельмож подошли засвидетельствовать почтение к Ивару, также спустившемуся с помоста. На обратном пути эти важные господа поздравляли капитана Эйнара с назначением.

Как-то сама собой торжественная часть утекла вслед за толпой в трактиры и высокие собрания, куда, конечно же, приглашали и капитанов, но оба вежливо отклоняли все приглашения. Назначение всегда праздновалось в кругу Стражи. Ни Надея, всю душу отдавший своим воинам, ни Эйнар, считавший, что среди своих будет лучше и спокойнее, не считали необходимым изменять традиции.

— Итак, остолопы, слушай сюда! — привлекая внимание начал Надея, когда их оставили в покое и вокруг него остались лишь воины Внешней Стражи. — Ваша задача на сегодняшний вечер — выпить всю дюжину бочек медовухи, которую сегодня утром доставили в казармы… — если Надея и хотел что-то добавить, то его слова утонули в одобрительном гвалте и улюлюканьи. Переждав, пока “остолопы” стихнут, он продолжил.

— Итак, ваша задача опустошить бочки, навеселиться до упаду и заставить вот этого высокодосточтимого господина, — он положил руку на плечи Эйнара, который стоял рядом с ним с непонятным выражением лица, — стереть со своей физиономии эту угрюмую морду. Всем понятно?

— Его морду уже никакая медовуха не исправит! — пошутил Бажен, один из самых старших воинов Внешних со шрамом через пол лица. Шутку поддержали все, даже сам Эйнар криво улыбнулся.

— Как ты вежлив с капитаном, Бажен! Смотри, еще заставит в карауле с Внутренними стоять! — поддержал шутку долговязый Орлик, которому недоставало части уха, а нос выглядел так, будто его несколько раз ломали и он неправильно сросся.

— Может, и постою, лишь бы рожу твою кривую подольше не видеть, — весело толкнул его плечом Бажен.

— На свою глянь, страшила, прежде чем мой тонкий лик охуливать, — не остался в долгу Орлик, притворно оскорбившись. Надея, наблюдавший за перепалкой с широченной улыбкой, решил закончить словесные упражнения и погнал всех готовиться к празднику.

— Все, господа, ничья. Заканчивайте с делами и на закате встречаемся в казарме. Вольно, — со смешком закончил он и, попрощавшись со всеми, повел Эйнара, которого так и придерживал одной рукой, вниз по улице в сторону дома, где молодой капитан снимал комнатку.

* * *

— Ну что, о великий капитан Эйнар, как ощущения? — спросил Надея, когда они вышли с площади на широкую улицу. Периодически их окликали и Надея весело махал общим знакомым. Эйнар вяло кивал, погруженный в свои мысли.

— Не разобрался еще, Над. Ненавижу церемонии, — откликнулся Эйнар, устало стряхнув с себя руку Надеи и разминая плечи. — Лучше еще пару отрядов с севера откинуть, чем в таком участвовать.

— Смотри не накаркай, ворона, — Надея показал другу язык. — Тебе теперь придется таскаться со мной и на церемонии, и на званые ужины, и на собрания Круга... — он скорчил скорбную гримасу, — Только представь этот кошмар! Дамы в дорогих платьях и драгоценных каменьях, старое вино из моей родной Ниневии, изысканные деликатесы — и все для тебя! Ужас, не иначе!

— Из родной Ниневии? Ты ж здесь родился, сам рассказывал. — скептично поднял бровь Эйнар.

— Я здесь, а вот дед мой — тот да… — Надея неопределенно махнул рукой, — Так вот, дамы и вино — это совершенно точно кромешный ужас, не знаю как ты с этим справишься, — притворно охнув, пониженным голосом сказал он.

— Тебе только о дамах и вине и думать. Ланочку-то свою ненаглядную позабыл уже, что ли? — не удержался от сарказма Эйнар.

— А ты, Нар, Ланочку мою не трожь. Я, может, жениться надумал, на Ланочке, а ты…

Эйнар оглядел Надею с головы до пят. Вряд ли бы ему удалось поставить себя на место женщины, чтобы понять, что все представительницы прекрасного пола находили в Надее такого, из-за чего могли бы выйти за него замуж. Лану Эйнар знал плохо, лишь видел ее пару раз, когда забирал Надею из ее крохотной швейной мастерской. Заметив изучающий взгляд Эйнара, Надея лишь закатил глаза.

— А ты даже не заглядывайся. Тебя в жены я уж точно не возьму, — Надея даже отошел на пару шагов от боевого товарища.

— Согласен. Из меня вышла бы отвратительная жена, — не стал спорить Эйнар.

* * *

Проводив Эйнара до дома, Надея отправился дальше вниз по улице к себе. Им обоим надо было освежиться, переодеться и подготовиться к продолжению праздника в более узком кругу. Эйнар же, закрывшись в своей комнатушке, устало повалился на кровать и прикрыл глаза.

Как же он устал! Не прошло и четверти луны с тех пор, как они вернулись в город из очередного объезда. Сначала все шло как обычно: они небольшим отрядом под началом Надеи объезжали деревни, которые находились под защитой Мирема. Работа нудная, скучная и выматывающая, и зачем только выделять на это целый отряд? Они подъезжали к деревне, потом Надея разговаривал со старостой, брал деревенскую десятину и они ехали дальше.

Иногда, правда, приходилось доходчиво доносить до деревенских мысль, что вы, мол, сами к нам под крылышко попросились, не нравится — идите обратно к князю Усварскому на поклон, авось простит вас, перебежчиков. Только не десятину будет требовать с вас, а четвертину, а то и третину. Мирем никого насильно не держит, господа уважаемые.

Обычно, когда Надея невозмутимо произносил “третина”, глаза старосты округлялись от ужаса и он безропотно распоряжался о выдаче налога. Эйнар такое “выбивание долгов”, да и саму работу по сбору налогов, повешенную на Внешнюю Стражу, тихо и люто ненавидел. Потом “обычно” резко закончилось неожиданной стычкой с Усварским отрядом разведчиков, которые решили средь бела дня слишком близко подойти к миремским границам. Можно было бы и просто припугнуть горе-вояк, но отряду Стражи было скучно, и Надея приказал гнать их до самой границы с княжеством.

Когда Эйнар приехал в город много лет назад и решил здесь задержаться, поступая на службу, он знал, что ему предстоит разъезжать по деревням и защищать селения от набегов соседей, которые так и норовили вернуть себе взбунтовавшиеся земли. Однако и думать не мог, что, разъезжая, придется собирать налоги и заниматься бюрократией. Жестокий урок жизни о несбывшихся ожиданиях, не за такими ли уроками он отправился в Путь, покидая свой родной край?

Эйнару привиделись дорогие сердцу горные перевалы и серебряные нити рек, бегущие по далеким долинам. Он вспомнил как завтракал с матушкой в зале вырубленного в горе отчего дома. Вспомнил воздух, который был гораздо чище и легче, чем в человеческих городах. Вспомнил и сам дом, в котором вырос и который покинул двадцать шесть лет назад в поисках новых знаний и опыта.

Тоска по родине вдруг поглотила Эйнара с головой. Как же хотелось бросить все и вернуться… Еще не время. Он обязательно вернется, когда “его разум будет чист, сердце успокоится, а он сам научится созиданию”. Так говорил его отец, провожая юного сына в Путь, который традиционно проходили все юноши из семей конунга и ярлов. Эйнар открыл глаза и уставился в потолок.

Его внимание вдруг приковала к себе извилистая трещина на потолочной балке. “Насчет чистого разума, — размышлял Эйнар, — более менее понятно, это про то, что надо освободиться от предрассудков и судить о ком-либо по его делам, а не по внешнему виду или словам. Что ж, с этим я вроде как справился. Ну, почти. С сердцем сложнее — как оно должно успокоиться? Эта метафора о том, что надо рассуждать здраво и не принимать поспешных решений? Или… Да мрак непроглядный с этим сердцем!”. Эйнар повернулся на бок и уставился на письменный стол, стоящий рядом с кроватью. Ветер из приоткрытого окна шелестел страницами раскрытой книги, которую Эйнар оставил вчера вечером. “А что там про разрушение и созидание? Я воин, отец сам учил меня владению мечом. Меч — определенно орудие разрушения. Как я мечом могу созидать? Звучит как горячечный бред”.

Взгляд скользнул в сторону меча, прислоненного к столу. Прощальный подарок матери, его ковал кузнец из ее рода специально для него, Эйнара. Этот меч с широким клинком и прямоугольным навершием отличался от более распространенных на всем длинном побережье Иилейского моря, где и располагался Мирем, полуторных более узких мечей или загнутых фальшионов, как у Надеи. И это если не брать в расчет еще более распространенных секир, булав или палиц, как у Бажена, который шутил над ним после церемонии. «Морда моя его не устраивает. Хотя своя-то у него и правда не краше", — с усмешкой подумал Эйнар.»

Вздохнув, он одним движением поднялся с кровати. Как любил повторять Надея, “Похандрить всегда успеешь”. Пора собираться на празднество и действительно немного развеяться, в последнее время было много работы. “А с назначением ее только прибавится…” — скользнула горькая мысль. Мотнув головой, Эйнар снял с себя кольчугу и гамбезон, надел свежую рубаху и кожаную куртку с металлическими крючками и вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь.