Операция 'Хо-хо-хо' (гет)

Декабрь тысяча девятьсот девяносто восьмого года выдался на редкость промозглым и серым. Он будто нехотя счищал с Лондона остатки грязи и пепла минувшей войны, заменяя их слякотью и пронизывающим до костей ветром. Гарри Поттер чувствовал эту промозглость каждой клеточкой. Она просачивалась сквозь толстую мантию аврора, забиралась под свитер и селилась где-то глубоко внутри, напоминая о пустоте, которую не могли заполнить ни слава, ни новая, относительно спокойная жизнь.

Сова, доставившая официальное письмо из Министерства Магии, застала его за разбором старых вещей на площади Гриммо, двенадцать. В воздухе висела пыль воспоминаний, смешанная с запахом увядающей магии тёмного рода. Каждое движение отдавалось гулким эхом в пустом доме, который он всё никак не мог заставить себя полюбить. Пергамент с министерской печатью гласил сухо и по-военному чётко: «Министр Кингсли Бруствер ожидает вас в своём кабинете сегодня в три часа пополудни. Дело особой государственной важности».

Сердце, привыкшее за годы борьбы к тревожным сигналам, пропустило удар. «Дело особой государственной важности» в его мире обычно означало одно из двух: либо кто-то из недобитых Пожирателей Смерти снова поднял голову, либо в недрах Отдела Тайн опять что-то пошло не так. Гарри устало провёл рукой по волосам, которые, казалось, стали ещё более непослушными после войны. Он уже привык жить в режиме постоянной боевой готовности. Спокойствие казалось ему чем-то чужеродным, затишьем перед неизбежной бурей. Поэтому, аппарировав в атриум Министерства, молодой человек был напряжён и сосредоточен, его рука инстинктивно лежала на палочке, спрятанной в рукаве.

Атриум всё ещё носил на себе шрамы последней битвы. Мраморный пол был испещрён мелкими выбоинами от шальных заклятий, а воздух, несмотря на все очищающие чары, казался тяжеловатым. Волшебники и ведьмы сновали туда-сюда, но в их движениях не было прежней беззаботности. Они здоровались с Гарри с благоговейным шёпотом, расступаясь перед ним, словно перед живым памятником. Это смущало и раздражало одновременно. Он не был монументом, он был просто парнем, которому отчаянно хотелось, чтобы его оставили в покое.

Кабинет Министра Магии находился на самом верхнем уровне. Поднимаясь в дребезжащем лифте, Гарри мысленно перебирал варианты возможной угрозы. Может, где-то в лесах Албании обнаружили новый крестраж? Или кто-то пытался воссоздать армию инферналов? В его голове роились самые мрачные сценарии, и к моменту, когда двери лифта разъехались, он был готов ко всему. Ко всему, кроме того, что его ждало.

Кабинет Кингсли Бруствера оказался полной противоположностью его ожиданиям. Вместо сурового зала для военных совещаний Гарри попал в оазис тепла и уюта. В большом камине весело потрескивали поленья, распространяя аромат сосны и корицы. На высоком окне, выходившем на заснеженные крыши магического Лондона, висела заколдованная гирлянда: крошечные золотые снитчи порхали между пушистыми еловыми ветками. На массивном дубовом столе рядом с кипами пергаментов стояла ваза с имбирными пряниками в форме гиппогрифов.

Сам Кингсли, облачённый в тёмно-синюю мантию, расшитую серебряными звёздами, стоял у окна и смотрел на падающий снег. Он обернулся на звук открывшейся двери, и его лицо озарила широкая, добрая улыбка.

— Гарри! Проходи, я рад тебя видеть. Чаю? Эльфы сегодня превзошли самих себя, заварили что-то с апельсином и гвоздикой. То, что нужно в такую погоду.

Гарри растерянно моргнул. Атмосфера была настолько мирной и рождественской, что его внутренняя боевая пружина с недоумением разжалась. Он машинально кивнул, принимая из рук Министра дымящуюся чашку, и сел в глубокое кожаное кресло напротив стола.

— Спасибо, Министр. В письме говорилось о деле государственной важности… — начал он, стараясь вернуть разговору серьёзный тон.

— Именно так, — кивнул Кингсли, усаживаясь в своё кресло. Его низкий, бархатный голос заполнил комнату. — Важности первостепенной. Скажи мне, Гарри, о чём ты думаешь, когда слышишь слово «мир»?

Вопрос был неожиданным.

— Ну… об отсутствии войны. О том, что людям больше не нужно бояться выходить на улицу. О том, что Пожирателей Смерти больше нет.

— Всё верно, — согласился Кингсли. — Мы убрали угрозу. Мы чиним разрушенное, восстанавливаем законы. Но это лишь каркас, Гарри. Кости. А чтобы на них наросло мясо, чтобы мир стал живым, нам нужно нечто большее. Нам нужно вернуть людям веру. Веру в добро, в чудо, в светлое будущее. Особенно детям.

Министр сделал паузу, внимательно глядя на своего гостя.

— Дети, которые сейчас учатся в Хогвартсе, видели слишком много. Они пережили осаду, теряли друзей, учились сражаться вместо того, чтобы учиться летать на мётлах. Их детство опалено войной. И наш долг — вернуть им хотя бы частичку того, что у них отняли. Вернуть им магию Рождества.

Гарри слушал, всё ещё не понимая, к чему ведёт этот разговор. Он был согласен с каждым словом Кингсли, но при чём здесь он? Он был аврором, его работа — ловить тёмных магов, а не заниматься психологической реабилитацией.

Кингсли будто прочёл его мысли. Он слегка наклонился вперёд, сложив руки на столе, и его взгляд стал серьёзным и в то же время лукавым.

— Гарри, ты — символ нашей победы. Символ надежды. И сейчас ты нужен своей стране в новом качестве. Я хочу, чтобы ты стал… — он сделал драматическую паузу, — Санта-Клаусом для учеников Хогвартса.

На несколько секунд в кабинете воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в камине. Гарри смотрел на Министра Магии, уверенный, что ослышался. Может, в чай что-то подмешали? Или это какая-то сложная метафора, которую он, по своей гриффиндорской прямолинейности, не смог уловить?

— Кем, простите? — переспросил он, чувствуя, как его бровь медленно ползёт вверх.

— Санта-Клаусом, — с невозмутимым видом повторил Кингсли. — Ну, или Дедом Морозом. Отцом Рождеством. Суть одна. Красный костюм, мешок с подарками, весёлое «хо-хо-хо». Мы хотим устроить для детей настоящий праздник в Хогвартсе на рождественских каникулах. И ты будешь его главной звездой.

Осознание обрушилось на Гарри Поттера с силой Бладжера, запущенного меткой рукой Джорджа Уизли. Шок сменился глухим, почти паническим ужасом. Он живо представил себя: в нелепом красном тулупе, с накладным животом и фальшивой белой бородой, из-под которой торчат его вечно взъерошенные чёрные волосы. Он, Победитель Волдеморта, Герой магического мира, будет раздавать конфеты и спрашивать у первоклашек, хорошо ли они себя вели в этом году. Это было не просто нелепо. Это было унизительно.

— Нет, — вырвалось у него быстрее, чем он успел подумать. — Категорически нет.

— Гарри, пойми… — начал было Кингсли.

— Нет! — повторил молодой аврор, вскакивая с кресла. Чашка с чаем опасно качнулась в его руке. — Министр, при всём уважении, это… это абсурд! Я — аврор. Я не клоун и не аниматор. Моя работа — обезвреживать тёмных магов. Я умею накладывать Щитовые чары, а не развешивать гирлянды. Я могу выследить преступника по едва заметным магическим следам, но я понятия не имею, как изображать весёлого старика!

Он мерил шагами уютный кабинет, чувствуя, как внутри закипает волна негодования.

— Почему я? Возьмите профессора Флитвика, ему с его ростом даже костюм подгонять не придётся! Или Хагрида — ему и борода не нужна! Да кто угодно, только не я! Вы представляете, что обо мне подумают? Герой войны вырядился в шута, чтобы потешить детишек. Это… это подорвёт авторитет всего Аврората!

Кингсли слушал эту гневную тираду со спокойной, чуть усталой улыбкой. Он, очевидно, ожидал именно такой реакции. Когда Гарри наконец выдохся и замолчал, Министр негромко произнёс:

— Я так и думал, что тебе понадобится поддержка. К счастью, руководитель твоего оперативного штаба уже здесь.

Прежде чем Гарри успел спросить, что это ещё за «оперативный штаб», дверь кабинета без стука открылась, и на пороге появилась Гермиона Грейнджер.

Она выглядела как всегда — безупречно. Строгая, но элегантная мантия, аккуратно уложенные волосы, хотя пара непослушных кудряшек всё же выбилась на свободу. В руках она держала толстую папку, перевязанную лентой, и смотрела на Гарри с таким выражением, с каким обычно смотрела на него перед сложным экзаменом: смесь укора, ободрения и непоколебимой уверенности в успехе.

— Гарри, перестань вести себя как ребёнок, — заявила она, проходя в комнату и кладя свою папку на стол Кингсли с внушительным стуком. — Ты ещё даже не выслушал план.

Гарри почувствовал себя преданным. Его последняя линия обороны, его лучший друг, перешла на сторону противника.

— Гермиона? И ты туда же? Ты ведь понимаешь, какая это глупая затея?

— Я понимаю, что это прекрасная и очень нужная затея, — парировала она, уперев руки в бока. Её карие глаза строго сверкнули. — Кингсли прав. Детям, пережившим то, что пережили они, нужно чудо. Им нужно увидеть, что мир не состоит только из сражений и потерь. И кто может подарить им это чудо лучше, чем ты? Человек, который символизирует для них победу добра над злом.

Она начала загибать пальцы, перечисляя свои аргументы с логикой, способной сокрушить дракона.

— Во-первых, это невероятно важный политический и социальный жест. Он покажет всему магическому сообществу, что Министерство заботится не только о поимке преступников, но и о ментальном здоровье подрастающего поколения. Во-вторых, это будет полезно для тебя самого. Ты слишком погряз в своей работе, Гарри. Ты почти не улыбаешься. Тебе нужно отвлечься, вспомнить, что такое простая, беспричинная радость. И в-третьих…

Гарри перестал слушать. Он чувствовал себя как в ловушке. С одной стороны — Министр Магии с его бархатным голосом и несгибаемой волей. С другой — Гермиона с её железной логикой и папкой, которая, без сомнения, была набита диаграммами, списками и предварительными расчётами. Он был обречён.

Единственный выход был в тактическом отступлении.

— Мне… мне нужно идти, — пробормотал он, пятясь к двери. — У меня неотложное дело в отделе. Отчёт по делу о контрабанде корнуэльских пикси. Очень запутанный случай.

Он уже почти дотянулся до дверной ручки, когда Гермиона одним быстрым движением преградила ему путь. Она оказалась прямо перед ним, так близко, что он мог разглядеть золотистые искорки в её глазах.

— Даже не думай, Поттер, — прошипела она, и в её голосе прозвучали те самые стальные нотки, которые он так хорошо помнил по их школьным приключениям. — Ты никуда не пойдёшь, пока не согласишься.

— Я не соглашусь! — упрямо мотнул головой Гарри. — Я не буду этого делать. Я не хочу выглядеть идиотом.

Гермиона смотрела на него долгую секунду. В её взгляде промелькнуло что-то новое — не строгость, а какое-то глубокое понимание и… нежность. Она вдруг поняла, что дело не в гордости и не в боязни выглядеть смешным. Он боялся не справиться. Боялся не оправдать ожиданий. Он умел быть героем на поле боя, но совершенно не умел быть им в мирной жизни.

Её голос смягчился. Она сделала шаг ещё ближе и положила свою ладонь ему на предплечье.

— Хорошо, Гарри. Я понимаю, ты боишься. Но что, если я скажу, что ты будешь не один?

Гарри недоверчиво посмотрел на неё.

— Что ты имеешь в виду?

Она чуть улыбнулась, и в уголках её глаз собрались весёлые морщинки.

— Я пойду с тобой. Ты будешь Сантой, а я… я буду твоим главным рождественским эльфом. Буду следить за бюджетом, составлять списки, помогать с подарками и следить, чтобы твоя борода не отвалилась в самый неподходящий момент. Мы сделаем это вместе. Как всегда.

Она смотрела на него снизу вверх, и в её больших, серьёзных глазах плескалась такая искренняя вера в него, что упрямство Гарри начало таять, как первый снег на тёплой ладони. Идея всё ещё казалась ему дикой, но… мысль о том, что Гермиона будет рядом, в нелепом эльфийском костюме, почему-то делала всё не таким уж и страшным. Даже забавным.

Он представил её в зелёном камзоле и шапочке с бубенчиком. И впервые за весь разговор на его лице появилась тень улыбки.

Гарри Поттер вздохнул. Это был глубокий, тяжёлый вздох человека, признающего своё полное и безоговорочное поражение. Он закатил глаза к потолку, словно прося у Мерлина сил и терпения.

— Ладно, — выдохнул он. — Я согласен.

Лицо Гермионы просияло. Она победно посмотрела через плечо Гарри на Кингсли, который с довольным видом отпил чай.

— Но при одном условии, — добавил Гарри, и в его голосе прозвучали озорные нотки. — Только если эльфийский костюм будет на тебе, а не на мне. И чтобы с бубенчиками.

Гермиона рассмеялась — звонко, счастливо, так, как он не слышал уже очень давно.

— Договорились, — сказала она, всё ещё не убирая руки с его предплечья.

И в этот момент, стоя в тёплом кабинете Министра Магии, вдыхая аромат хвои и имбирных пряников и чувствуя тепло её ладони, Гарри Поттер вдруг подумал, что, возможно, эта сумасшедшая затея была не так уж и плоха. Возможно, это было именно то «дело государственной важности», которое ему сейчас было нужно больше всего на свете.

* * *

Согласие Гарри, вырванное под двойным натиском министра и лучшей подруги, стало спусковым крючком для механизма, который Гермиона Грейнджер, без сомнения, держала наготове. Уже на следующее утро их снова вызвали в Министерство. На этот раз обстановка в кабинете Кингсли была подчёркнуто деловой. Имбирные пряники исчезли, а на их месте возвышалась гора пергаментных свитков, которые Гермиона с гордостью развернула на столе.

— Итак, — начала она тоном, не терпящим возражений, отчего Гарри невольно выпрямился в кресле. — Операция «Хо-хо-хо» вступает в активную фазу. Я подготовила предварительный план действий, смету и логистическую схему.

Она указала кончиком палочки на первый свиток, который самостоятельно развернулся в воздухе, явив взору сложную таблицу с колонками, подколонками и разноцветными пометками.

— Это — бюджет. Я разделила его на несколько ключевых статей: закупка подарков, упаковочные материалы, транспортные расходы… — Гермиона на мгновение запнулась, взглянув на Кингсли. — Я включила сюда пункт «амортизация саней», но, поскольку мы, скорее всего, будем использовать каминную сеть, его можно перераспределить в фонд непредвиденных расходов.

Гарри моргнул, пытаясь переварить услышанное. «Амортизация саней». Мерлинова борода, она что, всерьёз? Он бросил взгляд на Кингсли. Министр выглядел впечатлённым и слегка ошеломлённым. Казалось, он ожидал энтузиазма, но не такого всеобъемлющего, почти военного подхода.

— Превосходно, мисс Грейнджер, — с уважением произнёс Бруствер, изучая аккуратные ряды цифр. — Что касается суммы… Министерство готово выделить пятьсот галлеонов.

Гарри присвистнул. Пятьсот галлеонов казались ему целым состоянием. На эти деньги можно было купить новую «Молнию» и ещё осталось бы на годовой запас сливочного пива для всего паба «Три метлы».

Но Гермиона даже бровью не повела. Она скрестила руки на груди, и её взгляд стал стальным.

— Министр, боюсь, этой суммы будет недостаточно.

— Недостаточно? — удивился Кингсли.

— Абсолютно, — отчеканила ведьма. — Вы учитываете инфляцию послевоенного периода? А рост цен на импортные компоненты для игрушек? Плюс, мой анализ возрастных групп учащихся Хогвартса показал, что для старших курсов потребуются более дорогостоящие подарки — книги, базовые наборы для зельеварения, качественные перья. Мы не можем дарить семнадцатилетнему юноше ту же погремушку, что и первокурснику. Это подорвёт саму концепцию адресного рождественского чуда!

Она говорила так страстно и убедительно, что Гарри почти поверил, будто от качества перьев зависит судьба всего магического мира. Он сидел молча, чувствуя себя лишним на этом празднике бюрократии. Мысли его были далеко. Он вспоминал, как они втроём планировали вылазки за крестражами. Тогда всё было проще: найти, уничтожить, выжить. Никаких тебе смет и анализов возрастных групп.

— И потом, — продолжала тем временем Гермиона, разворачивая второй свиток с диаграммой, — упаковочная лента! Вы представляете, сколько её потребуется? Я рассчитала, что при средней длине в шестьдесят сантиметров на один подарок и общем количестве в двести тридцать семь учеников… нам понадобится не менее ста сорока двух метров ленты! А если мы хотим банты?..

Кингсли поднял руку, сдаваясь.

— Хорошо-хорошо, мисс Грейнджер, вы меня убедили. Семьсот галлеонов. И ни кната больше.

Гермиона удовлетворённо кивнула, как будто именно на эту сумму и рассчитывала. Она сделала пометку в своём свитке, и Гарри мог поклясться, что услышал тихое «есть!» из её уст. Операция по выбиванию бюджета была завершена с блеском. Гарри Поттер, сразивший Тёмного Лорда, с восхищением смотрел на ведьму, только что одержавшую победу над бюджетом Министерства Магии.

* * *

Следующий этап подготовки проходил на площади Гриммо, двенадцать. Мрачный дом, всё ещё хранивший эхо страданий Сириуса и тёмной магии его предков, казался неподходящим местом для создания рождественского костюма. Но Гермиона была полна решимости.

— Заказывать в ателье мадам Малкин — слишком долго и бездушно, — заявила она, решительно расчищая место посреди пыльной гостиной. — Мы всё сделаем сами. Так будет идеально. Встань вот здесь, Гарри. Прямо. Руки по швам.

Гарри с покорностью обречённого встал посреди комнаты, чувствуя себя невероятно глупо. Кричер, наблюдавший за происходящим из тёмного угла, неодобрительно прошамкал что-то о том, что «хозяин связался с грязнокровкой, которая хочет нарядить его посмешищем». Гарри сделал вид, что не расслышал.

Гермиона взмахнула палочкой, и из её бездонной сумочки вылетел ярко-жёлтый сантиметр. Но это был не обычный сантиметр. Он извивался в воздухе, как маленькая змейка, и с любопытством поглядывал на Гарри своими нарисованными делениями.

— Так, начнём с плеч, — скомандовала она, и сантиметр послушно метнулся вперёд.

Гермиона подошла ближе, чтобы проконтролировать процесс. Она встала перед ним, сосредоточенно нахмурив брови. Её пальцы легко коснулись его плеча, поправляя воображаемый воротник. Прикосновение было мимолётным, но по руке Гарри, а затем и по всему телу, пробежала волна тепла, не имевшая ничего общего с жаром от камина. Он замер, боясь пошевелиться, и почувствовал, как напряглись мышцы спины. Гермиона, казалось, тоже ощутила эту внезапную перемену в атмосфере. Её пальцы на мгновение застыли на его плече, а взгляд, до этого деловой и сосредоточенный, вдруг стал глубже, словно она впервые за много лет по-настоящему посмотрела на него — не как на друга, не как на «Мальчика-Который-Выжил», а просто как на Гарри.

— Так… плечи… — пробормотала она, поспешно отводя взгляд и возвращаясь к делу. Голос её прозвучал чуть сдавленно. — Сантиметр, измеряй!

Магическая лента послушно обвила плечи Гарри, зафиксировав цифру. Гермиона что-то записала на пергаменте, который услужливо парил рядом с ней в воздухе.

— Теперь грудь.

Сантиметр соскользнул ниже. Чтобы проверить точность измерений, Гермионе пришлось снова подойти вплотную. Их разделяли считанные дюймы. Гарри невольно задержал дыхание. Он чувствовал тонкий, едва уловимый аромат, который всегда ассоциировался у него с Гермионой — запах старых книг, корицы и чего-то ещё, неуловимо свежего, как первый морозный воздух. Она склонила голову, и одна непослушная прядка каштановых волос упала ей на щёку. У Гарри возникло почти непреодолимое желание протянуть руку и убрать её. Он сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

— Отлично, — снова пробормотала она, делая шаг назад, и напряжение немного спало. — Талия.

Лента метнулась вниз.

— Эй! — возмутился Гарри, когда сантиметр вдруг принялся его щекотать, извиваясь на боках.

Он не выдержал и рассмеялся — громко, искренне, так, как не смеялся уже очень давно. Это был не горький смешок ветерана, вспоминающего былые дни, а настоящий, живой смех.

Гермиона, увидев его реакцию, тоже не смогла сдержать улыбки.

— Несносная лента! Я же наложила на неё заклятие строгого повиновения!

Она попыталась поймать проказливый сантиметр, но тот уворачивался, продолжая щекотать Гарри. В конце концов, молодой аврор сам схватил его, всё ещё посмеиваясь. На несколько секунд их руки соприкоснулись поверх извивающейся ленты. Смех затих. Они снова смотрели друг на друга, и неловкость, витавшая в воздухе мгновение назад, сменилась чем-то иным — тёплым, уютным и немного волнующим. В её глазах плясали смешинки, и Гарри понял, что не видел её такой счастливой с тех пор, как они сидели в гриффиндорской гостиной, готовясь к очередному экзамену и не зная, какие ужасы ждут их впереди.

— Ладно, давай закончим, пока твой измерительный прибор не свёл меня с ума, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.

Они завершили примерку в деловом, но уже более расслабленном молчании. Когда последние цифры были записаны, Гермиона взмахнула палочкой, и в центре комнаты из воздуха соткались сначала красная бархатная ткань, затем белоснежный мех и, наконец, чёрные кожаные ремни. Заклинания слетали с её палочки одно за другим — режущие, сшивающие, подгоняющие. Через полчаса перед ними висел в воздухе идеальный костюм Санта-Клауса — богатый, добротный и на удивление… солидный.

— Ну вот, — с гордостью сказала Гермиона. — Совсем не похоже на наряд клоуна, правда?

Гарри подошёл ближе и коснулся мягкого бархата. Костюм и вправду выглядел достойно. И мысль о том, что Гермиона создала его специально для него, своими руками, согревала душу.

* * *

Через несколько дней, вооружившись одобренным бюджетом и списком учеников, который Гермиона раздобыла у профессора МакГонагалл, они отправились в Косой переулок. Зима полностью вступила в свои права. Улицу засыпало пушистым снегом, витрины магазинов сверкали заколдованными огнями, а из дверей «Дырявого котла» доносились звуки рождественских гимнов. В воздухе пахло жареными каштанами и хвоей. Магический мир медленно, но верно возвращался к жизни, и это предпраздничное оживление было лучшим тому доказательством.

Их совместный поход за покупками превратился в настоящее приключение. Они заходили в каждую лавку, от «Лавки Олливандера» (просто чтобы поздороваться со старым мастером) до магазина «Всё для квиддича». Именно там и разгорелся их первый серьёзный спор.

— Посмотри, — сказал Гарри, указывая на новинку — набор самонаводящихся снежков. — Идеальный подарок для первокурсника-хаффлпаффца. Безопасно, весело и способствует командному духу.

— Гарри, это же откровенное хулиганство! — возмутилась Гермиона, изучая коробку с неодобрением. — Эти снежки будут преследовать свою цель, пока не попадут в неё. Представляешь, что будет, если они залетят в Большой зал во время обеда и начнут охотиться на профессора Слизнорта? Нет, мы должны дарить что-то полезное. Например, вот!

Она с гордостью продемонстрировала ему толстую книгу в яркой обложке с надписью: «Увлекательная история магических артефактов для самых маленьких».

Гарри посмотрел на книгу, потом на снежки, потом снова на Гермиону.

— Ты серьёзно думаешь, что одиннадцатилетний мальчишка обрадуется этому больше, чем возможности безнаказанно запустить снежком в слизеринца?

— Подарки должны развивать, а не поощрять насилие!

— Это не насилие, это зимние забавы!

Они препирались минут десять, привлекая внимание других покупателей, которые с улыбками наблюдали за сценой. В конце концов, не выдержал продавец.

— Возьмите и то, и другое, — предложил он, хитро подмигнув. — Книга для ума, снежки для души. Идеальный баланс.

Гарри и Гермиона переглянулись и рассмеялись. Идея показалась им гениальной. Они купили и снежки, и книгу, решив, что такой подход — лучший способ угодить всем.

Следующей остановкой было «Сладкое королевство». Лавка была набита битком. Дети с восторгом разглядывали полки с шоколадными лягушками, Всевкусными орешками Берти Боттс и сахарными перьями. Гарри и Гермиона, протискиваясь сквозь толпу, закупали сладости оптом, складывая их в заколдованную сумку Гермионы. В какой-то момент, выбирая шоколадные котлы, Гарри случайно задел пирамиду из шоколадных палочек. Одна из них упала, оставив на щеке Гермионы длинную коричневую полосу.

— Ой, прости! — воскликнул он, пытаясь стереть шоколад пальцем.

Но от его прикосновения пятно только размазалось.

— Гарри Поттер, ты такой неловкий! — со смехом сказала Гермиона и в отместку мазнула его по носу кончиком своего пальца, который тоже был в шоколаде.

Они стояли посреди магазина, смеясь как дети, с шоколадными пятнами на лицах, и на них с умилением смотрели окружающие. В этот момент они не были Героем войны и самой умной ведьмой своего поколения. Они были просто Гарри и Гермионой, двумя друзьями, которые дурачились в кондитерской лавке. И Гарри вдруг понял, как сильно ему не хватало этой простоты.

* * *

Поздний вечер на площади Гриммо, двенадцать. Гостиная, ещё недавно пыльная и унылая, превратилась в филиал мастерской Санта-Клауса. Весь пол был устелен подарками, рулонами обёрточной бумаги всех цветов радуги, мотками блестящих лент и бирками с именами. В камине потрескивал огонь, отбрасывая тёплые блики на горы коробок. Кричер, который сначала ворчал про «беспорядок и мусор, недостойный благородного дома Блэков», втянулся в процесс и теперь с удивительной ловкостью завязывал на подарках идеальные банты, бормоча себе под нос, что «только эльф может сделать это как следует, а не эти неумехи».

Гарри и Гермиона сидели на полу, окружённые всем этим рождественским хаосом. Они были уставшими, но счастливыми. Гарри в очередной раз пытался упаковать довольно объёмную книгу. Бумага рвалась, скотч прилипал к пальцам, а результат больше походил на бесформенный ком, чем на праздничный свёрток.

— Да что ж такое! — в отчаянии воскликнул он, бросая на пол скомканный лист бумаги. — Наложить Патронус проще, чем сделать вот это!

Гермиона, которая с лёгкостью управлялась с тремя подарками одновременно с помощью левитационных чар и палочки, рассмеялась.

— Дай сюда, горе-упаковщик. Смотри. Нужно простое заклинание — Vincio Chartam. Оно само обернёт предмет.

Она показала ему движение палочкой. Гарри попробовал. Бумага послушно и аккуратно обернула книгу, а лента сама собой завязалась в изящный бант.

— Ого, — с восхищением произнёс он. — Почему ты сразу не сказала?

— Я думала, тебе понравится делать это по-маггловски. Для атмосферы, — лукаво улыбнулась она.

Когда последний подарок был упакован и снабжён биркой, они откинулись на спинки дивана, глядя на плоды своих трудов. Комната выглядела по-настоящему праздничной.

— Осталось самое сложное, — вздохнула Гермиона, доставая из своей папки ещё один свиток. — Твоя речь.

Она протянула пергамент Гарри. Тот пробежал его глазами. Текст был написан безупречным каллиграфическим почерком Гермионы и изобиловал такими фразами, как «в ознаменование возрождения светлых традиций», «символ несгибаемого духа юного поколения» и «путеводная звезда надежды в послевоенном мире».

Гарри откашлялся и попытался прочитать вслух.

— Э-э-э… Дорогие учащиеся Хогвартса! — начал он деревянным голосом. — Позвольте мне, в лице уполномоченного представителя рождественского духа, поздравить вас…

Он запнулся, почувствовав, как краснеют уши.

— Гермиона, это ужасно. Я звучу как Перси Уизли на заседании комиссии по стандартам толщины котлов.

— Но это торжественно! — возразила она, хотя и сама видела, что получается не очень.

— Это звучит как отчёт аврора, — отрезал Гарри. — Пункт первый: поздравляю с Рождест… то есть, с праздничным мероприятием. Пункт второй: приступаю к вручению материальных ценностей согласно прилагаемому списку. Пункт третий: желаю всем не нарушать школьные правила в новом году.

Гермиона фыркнула, не в силах сдержать смех.

— Ладно, ладно, ты прав. Это слишком официально.

Она забрала у него свиток и скомкала его.

— Тогда просто скажи что-нибудь от себя. От сердца. Расскажи им, что для тебя значит Рождество. Что оно значит для всех нас после… всего.

Гарри задумался. Говорить от сердца было одновременно и проще, и гораздо сложнее. Он посмотрел на огонь в камине, на гору подарков, на уставшее, но счастливое лицо Гермионы рядом. И слова начали приходить сами собой.

— Хорошо. А как насчёт… главного? — спросил он, и в его глазах появился озорной блеск. — Гвоздь программы.

Он набрал в грудь побольше воздуха и неуверенно, почти шёпотом, произнёс:

— Хо… хо-хо.

Гермиона прыснула в кулак.

— Что? — обиженно спросил Гарри. — Что не так?

— Слишком… интеллигентно, — выдавила она сквозь смех. — Так мог бы сказать библиотекарь, который просит вести себя потише. Нужно больше баса! Больше энтузиазма! Ты же Санта-Клаус, а не профессор Биннс!

Гарри нахмурился, но решил попробовать ещё раз. Он выпрямился, положил руки на живот, пытаясь представить, что он у него большой и круглый, и рявкнул:

— ХО-ХО-ХО!

Получилось так громко и неожиданно, что Кричер, дремавший в углу, подскочил и выронил бант, а несколько подарков с верхней полки посыпались на пол.

Гарри и Гермиона смотрели друг на друга секунду, а потом разразились хохотом. Они смеялись до слёз, до боли в животе, сидя на полу в старом доме Блэков, окружённые горами подарков. И в этот момент Гарри Поттер чувствовал себя абсолютно, безоговорочно счастливым. Предстоящая миссия всё ещё немного пугала его, но теперь он знал, что справится. Ведь рядом с ним был его главный рождественский эльф. И вместе им было по плечу любое, даже самое невероятное дело.

* * *

Канун Рождества окутал Хогвартс тишиной и мягким, как пух гиппогрифа, снегом. За массивными дубовыми дверями Большого зала гудел улей детских голосов, звучала весёлая музыка и пахло хвоей и песочным печеньем. Здесь же, в полутёмном прохладном коридоре, царила напряжённая тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Гарри Поттера, который в этот момент чувствовал себя самым несчастным волшебником в мире.

На нём сидел полный костюм Санта-Клауса. И он был ужасен.

Нет, сшит он был безупречно — алый бархат был мягок, белоснежный мех на отворотах пушист, а широкий чёрный пояс с массивной пряжкой выглядел внушительно. Проблема была не в костюме, а в его носителе. Накладной живот, туго набитый перьями, мешал дышать и заставлял Гарри чувствовать себя неповоротливым и неуклюжим. Длинная белая борода немилосердно щекотала нос и лезла в рот при каждой попытке что-то сказать. А круглые очки без диоптрий, которые Гермиона сочла «аутентичной деталью», постоянно сползали на кончик носа поверх его собственных.

— Гермиона, это была ужасная, кошмарная, чудовищная идея, — прошипел он, в сотый раз поправляя бороду. — Я выгляжу как дядя Вернон после пяти порций рождественского пудинга. Я сейчас развернусь и аппарирую отсюда. Прямо на Северный полюс. Там я буду смотреться органичнее.

Он нервно мерил шагами каменный пол, чувствуя, как внутри него нарастает паника. Одно дело — сражаться с Тёмным Лордом. Там всё было понятно: вот враг, вот палочка, вот заклинания, которые нужно применить. Но здесь… Здесь ему предстояло выйти к сотням детей, которые ждали чуда, и он панически боялся их разочаровать. Что, если он споткнётся? Что, если борода отвалится? Что, если его «хо-хо-хо» прозвучит как предсмертный хрип акромантула?

— Гарри, посмотри на меня.

Голос Гермионы, тихий, но твёрдый, вырвал его из пучины панических мыслей. Она стояла перед ним, и вид у неё был совершенно очаровательный. На ней был костюм эльфа: тёмно-зелёный бархатный камзол, перехваченный золотым шнурком, забавные полосатые красно-белые чулки и остроконечная шапочка с маленьким серебряным бубенчиком, который тихонько звенел при каждом её движении. В этом наряде она не выглядела смешной — она выглядела волшебной.

Она протянула руки и уверенным движением поправила ему съехавшую набок бороду, а затем — очки. Её пальцы были прохладными и нежными.

— Дыши глубже, — мягко сказала она, заглядывая ему в глаза. — Ты прошел через такое, о чём другие и помыслить боятся. Ты сражался с василиском в Тайной комнате. Ты противостоял сотням дементоров. Ты смотрел в лицо Волдеморту и победил его. Неужели ты думаешь, что испугаешься кучки восторженных детей?

Она говорила тихо, но каждое её слово било точно в цель, успокаивая бешено колотящееся сердце Гарри.

— Они не ждут от тебя идеального выступления, — продолжала она, не отводя взгляда. — Они просто хотят увидеть своего героя. Человека, который подарил им мирное небо над головой. Для них ты и есть настоящее чудо. Просто будь собой.

Она слегка улыбнулась, и в её карих глазах отразились огоньки от факелов на стене.

— Ты их герой. И мой тоже.

Последние слова она произнесла почти шёпотом, но для Гарри они прозвучали громче, чем рёв дракона. Мой тоже. Что-то внутри него перевернулось и встало на место. Паника отступила, сменяясь тёплой, тихой уверенностью. Он посмотрел на Гермиону — на своего верного, умного, бесконечно доброго рождественского эльфа — и понял, что с ней он действительно может всё.

— Спасибо, — выдохнул он.

В этот момент створки Большого зала начали медленно и торжественно распахиваться. Гарри сделал глубокий вдох, расправил плечи, отчего накладной живот комично подпрыгнул, и шагнул вперёд.

На мгновение в зале воцарилась абсолютная тишина. Сотни детских глаз, полных любопытства, уставились на высокую фигуру в красном. А затем, когда кто-то на гриффиндорском столе узнал знакомые зелёные глаза за стёклами очков и восторженно выкрикнул: «Это Гарри Поттер!», зал взорвался. Это был не просто гром аплодисментов. Это была буря восторга, радостных криков, свиста и топота ног. Дети вскочили со своих мест, махая руками. Учителя за главным столом, включая строго одетую профессора МакГонагалл, улыбались во весь рот.

Гарри, ошеломлённый таким приёмом, остановился посреди зала. Он посмотрел на сияющие лица детей — хаффлпаффцев и гриффиндорцев, когтевранцев и даже обычно сдержанных слизеринцев — и почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Он откашлялся, подошёл к украшенному помосту, где его уже ждал огромный мешок с подарками, и обвёл зал взглядом.

— Кхм… — начал он, и голос, усиленный заклинанием Сонорус, пронёсся под зачарованным потолком, усыпанным звёздами. — Счастливого Рождества, Хогвартс!

И снова взрыв аплодисментов.

Он отказался от заготовленных фраз. Он просто говорил то, что шло от сердца. О том, как важно ценить мир и дружбу. О том, что даже после самой тёмной ночи всегда наступает рассвет. О том, что настоящая магия — это не сложные заклинания, а доброта, смелость и любовь, которые живут в каждом из них. Он говорил просто, искренне, и зал слушал его, затаив дыхание. А когда он закончил свою короткую речь оглушительным, отрепетированным и на удивление басовитым «Хо-хо-хо!», дети снова взорвались восторгом.

Началась самая приятная часть. Гермиона, стоявшая рядом с мешком, с улыбкой выкрикивала имена, а Гарри вручал подарки. Это было похоже на волшебный конвейер радости. Он обнял крошечную первокурсницу-хаффлпаффку, которая так разволновалась, что уронила свой подарок. Он пожал руку долговязому семикурснику из Когтеврана, который с серьёзным видом поблагодарил его «за неоценимый вклад в стабильность магического мира».

Он увидел за столом знакомые лица. Невилл, который приехал в Хогвартс навестить свою бабушку, профессора стеблелогии, смущённо улыбнулся и помахал ему. Рон, громко смеясь, показал ему большой палец. Джинни, сидевшая рядом с ним, тепло и по-дружески подмигнула. Проходя мимо преподавательского стола, Гарри встретился взглядом с Минервой МакГонагалл. Её губы были строго сжаты, но в уголках глаз блестели непролитые слёзы. И эта молчаливая благодарность стоила для него больше всех аплодисментов.

Он раздавал подарки, жал руки, похлопывал по плечам и даже позволил нескольким самым смелым малышам дёрнуть его за бороду (Гермиона предусмотрительно закрепила её заклинанием вечного приклеивания). И с каждым подарком, с каждой улыбкой, с каждым благодарным взглядом он чувствовал, как ледяная пустота внутри него, оставленная войной, медленно заполняется чистым, незамутнённым теплом. Он не просто дарил радость — он впитывал её в себя.

* * *

Праздник закончился. Дети, счастливые и нагруженные подарками и сладостями, разошлись по своим гостиным. Учителя тоже покинули Большой зал, оставив его на попечение домовых эльфов, которые уже принялись наводить порядок. Музыка стихла. В воздухе всё ещё витали ароматы праздника, но суета сменилась умиротворяющей тишиной.

Гарри и Гермиона сидели на широком подоконнике в одном из пустых коридоров, выходивших во внутренний двор. Снег за окном падал крупными, ленивыми хлопьями, укрывая замок белым одеялом. Гарри наконец-то снял ненавистную бороду и накладной живот, оставшись просто в красном бархатном камзоле. Гермиона прислонилась головой к холодному стеклу, и её бубенчик на шапочке тихонько звенел, когда она двигалась. Они молча пили горячий тыквенный сок, который им принёс один из эльфов.

Молчание не было неловким. Напротив, оно было уютным и полным — таким, какое бывает только между людьми, которые понимают друг друга без слов. Они оба были уставшими, но это была приятная усталость.

— Спасибо, Гермиона, — нарушил наконец тишину Гарри. Его голос звучал тихо и серьёзно. — Без тебя я бы никогда… Это был лучший день за долгое-долгое время. Может быть, даже лучший в моей жизни.

— Я знала, что у тебя всё получится, — так же тихо ответила она, не поворачивая головы. Её отражение в тёмном стекле смотрело на него. — Видеть тебя таким… счастливым, окружённым всей этой радостью… это лучший подарок для меня на это Рождество.

Гарри смотрел на её профиль, на то, как снежинки тают на тёплом стекле рядом с её щекой. И в этот момент его накрыло озарением. Простым и ясным, как морозное утро. Он понял, почему этот день был таким особенным.

— Дело не только в сегодняшнем дне, — сказал он, и Гермиона повернулась к нему. — Все эти недели… подготовка, наши споры о подарках, поход в Косой переулок… даже та дурацкая примерка…

Он сделал паузу, подбирая слова.

— Я понял, что был счастлив не потому, что я Санта. Я был счастлив, потому что ты — мой эльф.

Её глаза расширились от удивления.

— Ты всегда была рядом, — продолжил Гарри, чувствуя, как слова, которые он так долго держал в себе, наконец-то находят выход. — Ты составляла для меня планы, когда я не знал, что делать. Ты вытаскивала меня из неприятностей. Ты верила в меня, даже когда я сам в себя не верил. Ты всегда была моим главным эльфом. Просто… я был слишком слеп, чтобы это увидеть.

Он осторожно, боясь спугнуть этот хрупкий момент, взял её за руку. Её пальцы были холодными от оконного стекла, и он согрел их в своей ладони. Гермиона не отняла руку. Она смотрела на него, и в глубине её карих глаз он увидел не просто дружбу. Гарри увидел там то же самое чувство, что разрасталось в его собственной груди все эти недели, — нежное, тёплое и немного пугающее в своей новизне.

Он медленно наклонился к ней. Время, казалось, замерло. Единственным звуком в заснеженном коридоре был тихий звон одинокого бубенчика на её шапочке, когда она, отвечая на его движение, подалась ему навстречу.

Их губы соприкоснулись. Поцелуй был нежным, трепетным и неуверенным — словно вопрос и ответ одновременно. Это был поцелуй, в котором не было ни страсти, ни отчаяния, только бесконечная нежность и облегчение от того, что самое важное наконец-то сказано.

* * *

Они аппарировали на порог дома на площади Гриммо, двенадцать, держась за руки. В гостиной, которую они покинули всего несколько часов назад, всё ещё тлели угли в камине, отбрасывая пляшущие тени на стены. Под маленькой ёлкой, которую они нарядили накануне, лежало два скромных подарка. Один, в аккуратной серебряной обёртке, был от Гермионы для Гарри. Другой, завёрнутый в простую коричневую бумагу, но с идеально завязанным бантом (спасибо Кричеру), — от Гарри для неё.

Но они не спешили их открывать. Самые главные подарки они уже подарили друг другу там, в тихом, заснеженном коридоре Хогвартса, под тихий звон рождественского бубенчика. И это было начало их собственного, самого настоящего рождественского чуда.