В поисках справедливости (джен)

Это был обычный осенний вечер, когда я заметил её. Наша подозрительная гостья стояла в тени у выхода из аэропорта, нервно перебирая ручку тяжёлого, неподъёмного чемодана. Воздух был густым от вечерней сырости и выхлопных газов. Вокруг, словно неуёмный муравейник, кипела жизнь: пешеходы спешили, перекрикиваясь на разных языках, а с проспекта доносилось оглушительное многоголосие — нетерпеливые гудки такси, рёв двигателей и пронзительные сигналы машин, пробивавших себе путь сквозь вечерние пробки. И она посреди этого хаоса — неподвижная, словно островок зловещего спокойствия.

Я смотрел на неё — и мир замерзал в странной, болезненной гармонии. Не понимал, откуда в ней эта властная, необъяснимая красота, которая сжимала мне сердце.

Тёмные косички, туго заплетённые, лежали чёткими линиями по плечам, оттеняя бледность кожи. На щеках — лёгкий, едва уловимый румянец, будто от внутреннего жара или сдерживаемого волнения. Но главное — глаза. Голубые, холодные, как два осколка зимнего неба. Они светились в полумраке особым, фосфоресцирующим светом, когда в них вспыхивал гнев. Даже её брови, чуть сдвинутые к переносице, придавали лицу не злобу, а выражение сосредоточенной, почти хищной силы. И в этой скрытой угрозе была её особая, опасная и потому неотразимая красота.

Я простоял так минут десять, заворожённый её невероятной, почти мифической красотой. Особенно волосы — те самые тёмные косички, которые теперь растрепал порывистый осенний ветер. Отдельные пряди выбивались и метались вокруг её лица, как чёрное сияние.

Больше ждать было нельзя. Сделав глубокий вдох, я стряхнул оцепенение и шагнул вперёд, сквозь шум и толчею, прямо к этому островку тишины и напряжения.

— Позвольте помочь с чемоданом, — прозвучал мой голос, который показался мне на удивление спокойным, пока всё внутри сжималось в тугой комок. — Он выглядит неподъёмным.

— Позволяю, — её голос прозвучал ровно, сухо, как осенний лист под подошвой. — Только, пожалуйста, побыстрее. У меня и так дел выше крыши: нужно в отеле заселиться, документы разобрать... Я вообще-то приехала сюда отдыхать, а уже чувствую себя как на работе.

Она отпустила ручку массивного чемодана, и кожаная петля с лёгким стуком упала на асфальт. В её движениях не было ни благодарности, ни раздражения — лишь практичная, немного уставшая деловитость. Чемодан, как я и предполагал, оказался адски тяжёлым.

Я наклонился, ухватился за холодную ручку и приготовился к борьбе... которая так и не началась. Чемодан, конечно, был не из лёгких — монолит, набитый, судя по всему, свинцовыми кирпичами или коллекцией гирь. Но адская тяжесть, которую я себе вообразил, растворилась в приливе адреналина. По сравнению с двумя слонами, которых я мысленно уже запряг, вес оказался... сносным. Я даже смог приподнять его с первого раза, к своему удивлению и скрытой гордости.

— Всё в порядке, — процедил я сквозь слегка напряжённую улыбку, стараясь, чтобы дыхание не сбилось. — Куда направляемся? К стоянке такси?

Она кивнула не в сторону шумной стоянки такси, а в противоположную сторону — в тень под навесом у дальнего выхода, где было почти безлюдно.

—Туда, — её указательный палец, коротко остриженный ноготь, метко обозначил цель в воздухе, будто ставя точку. — Вон в тот угол. У терминала.

Это было нелогично, странно и окончательно развеяло последние сомнения в её... особенностях. Но спорить я не стал. Развернувшись, я поволок чемодан по неровному асфальту, чувствуя, как его углы норовят зацепиться за каждую трещину. Краем глаза я видел, как она шла чуть сзади, её шаги быстрые и лёгкие, будто она несла не груз загадочных планов, а одну лишь свою прекрасную, настороженную свободу.

Её слова о деньгах прозвучали как откровенное, даже циничное признание. Она не просила, а констатировала факт, не отрывая глаз от экрана телефона.

Мгновение на раздумье — и решение пришло само, подсказанное её же странным маршрутом и отчаянием, в котором я хотел быть полезным.

Я выпрямился,приняв максимально деловой вид, и кивнул в сторону припаркованного неподалёку своего старенького, но ухоженного седана.

— Не переживайте, мадам! — сказал я, и в голосе моём прозвучала та самая профессиональная бодрость, которую я много раз слышал от настоящих водителей. — Я как раз водитель такси. Могу вас подвезти. Бесплатно.

Она наконец подняла на меня взгляд, и в её голубых глазах мелькнуло недоверие, смешанное с расчётом.

— Бесплатно? — повторила она, растягивая слово.

— Ну, — я позволил себе смущённую, чуть виноватую ухмылку, — совершенно бесплатно — это не по-бизнесменски. Вы должны будете мне... разговорами. В дороге. Чтобы я не заснул за рулём. И, возможно, вы расскажете, куда именно мы едем. Или от кого.

Её пальцы замерли на замке сумочки. Дождь, застучавший по навесу, словно подчеркнул её паузу. Она медленно подняла голову, и её взгляд, острый и проницательный, скользнул по моему лицу, затем по машине, и снова вернулся ко мне.

— Как-то… слишком странно, — произнесла она чётко, разделяя слова. — Водители такси бесплатно не возят. Особенно такие, как вы.

В её тоне не было страха, скорее — холодная аналитика, будто она взвешивала риски. Я понимал, что один неверный шаг — и она растворится в вечернем потоке людей.

— Да, дамочка, могу и бесплатно! — повторил я, стараясь, чтобы в голосе звучала открытость, и широко улыбнулся, делая шаг назад, давая ей пространство. — Сегодня у меня добрый день. А ещё — видите? — я указал на плотные потоки дождя, затянувшие мир серой пеленой. — Условия ужасные. Мне всё равно ехать в город. А вы, я смотрю, зонтик достаёте? Он от такого ливня не спасёт. Промокнете до нитки за минуту.

Я поспешил к машине и открыл заднюю дверь со стороны тротуара, приняв вид услужливого шофёра. В салоне было сухо, тепло и пахло кофе и старой кожей.

— Садитесь. Хоть до ближайшей станции. Или до отеля. Без обязательств и без оплаты. Честное слово.

Я стоял под дождём, уже чувствуя, как капли пробиваются за воротник, и ждал её решения. Она всё так же смотрела на меня, задерживая дыхание, а потом, с почти не заметным для себя самой вздохом, резко шагнула вперёд, к открытой двери.

Дверь захлопнулась с глухим, бархатистым звуком, отрезав шум дождя и суету аэропорта. Внезапно наступившая тишина в салоне была густой, почти осязаемой. Запах мокрой шерсти и её духов — что-то горьковатое, с оттенком можжевельника — смешался с привычным ароматом кожи и старого автомобиля.

Я сел за руль, и привычные движения — ключ в замке зажигания, щелчок ремня безопасности — в этот раз ощущались как ритуал, открывающий что-то неизведанное. В зеркале заднего вида я поймал её отражение. Она не смотрела в окно на ускользающий мир. Она смотрела прямо в зеркало, на меня. Её голубые глаза в полумраке салона светились приглушённо, как светлячки в банке. В них читался всё тот же расчёт, но теперь к нему добавилось любопытство.

Мотор ожил ровным, утробным урчанием. Я включил дворники, и они, метаясь по стеклу, нарисовали первую полосу в этой удивительной поездке.

— Куда едем? — спросил я, и мой голос прозвучал громче, чем я ожидал, в этой маленькой, тёплой вселенной, которую мы теперь делили на двоих.

Её слова повисли в воздухе, окрашенные в тонкий аромат помады, который она только что нанесла — что-то классическое, в духе красной губной помады. "Гранд Будапешт". У меня непроизвольно дрогнули уголки губ. Не могло быть простым совпадением.

— О! — воскликнул я, встречая её взгляд в зеркале заднего вида. — Невероятно. Этот тот самый знаменитый отель? Тот самый, где я, собственно, и взял номер. Тридцать четвёртый.

Я мягко тронул с места, и машина, вздрогнув, поплыла в потоке машин, превращавшихся в расплывчатые световые пятна за струями дождя. В салоне царила пауза, которую нарушал лишь шёпот двигателя и ритмичный стук дворников.

— Какое совпадение, — наконец произнесла она. Её голос был ровным, но в нём проскользнула ниточка интереса. Она смотрела на меня уже не как на случайного таксиста, а как на персонажа, чьё появление в её сценарии не было прописано. — Вы, значит, тоже гость этого... знаменитого места? Или, может, работаете там?

Она откинулась на сиденье, и свет фонарей, мелькавших за окном, на мгновение высветил её профиль — твёрдый подбородок, чёткую линию губ, подведённых теперь безупрешно. Я понимал, что игра началась. И первым ходом в ней было это странное, слишком уж удобное совпадение.

Я выдержал паузу, давая моим словам осесть в густом воздухе салона. Её пальцы, державшие помаду, замерли на полпути к сумочке.

— Меня зовут Гаспар Андреевич, — представился я, глядя на дорогу, но всеми фибрами чувствуя её пристальное внимание в спину. — Живу в Париже. Работаю таксистом. И не только им. По совместительству — старший швейцар в отеле «Гранд Будапешт».

В зеркале я увидел, как её брови чуть приподнялись. Это была не улыбка, а жест чистой, неподдельной заинтересованности.

— Дело в том, — продолжил я, плавно обгоняя грузовик, — что отель изначально назывался «Гранд Париж». Но потом, когда наш прежний мэр... ушёл в отставку при довольно туманных обстоятельствах, новая администрация получила иск. От дальних родственников старого архитектора, венгра по крови. Судились долго, чтобы «восстановить историческую справедливость» и вернуть замыслу первоначальное название. В итоге, «Гранд Париж» канул в Лету. Теперь мы — «Гранд Будапешт». Хотя дух места, уверяю вас, остался совершенно парижским.

Я позволил себе коротко взглянуть в зеркало.

—Так что, мадам, ваше прибытие в наш отель я воспринимаю не как случайность, а как... приятное профессиональное совпадение. Номер тридцать четыре, говорите? Интересный выбор. Вид оттуда открывается не на бульвар, а на тихий внутренний сад. Очень немногие о нём знают.

Моя история вырвалась наружу не потоком, а водопадом, срываясь с языка быстрее, чем я успевал обдумать её уместность. В салоне повисла тишина, нарушаемая лишь шумом двигателя и дождя по крыше. В зеркале я увидел, как её лицо, до этого выражавшее лишь холодный интерес, смягчилось. Не сочувствием, нет. Скорее, пониманием того, что перед ней — не просто персонаж из гостиничного фойе, а человек со своей, глубоко личной сагой о потерях и предательствах.

— Сорок лет, двадцать... — она тихо повторила, отложив помаду. Её голос потерял прежнюю резкость. — Время в таких историях имеет свойство сжиматься и растягиваться, как старая резинка. Особенно когда счёт ведётся от одной потери к другой.

Она помолчала, глядя на мокрые огни города за окном.

— Автокатастрофа, пьяная бабка, двоюродный брат... прадедовский бизнес. — Она произнесла это не как перечень, а как знакомый маршрут по карте чужого горя. — Значит, номер тридцать четыре вы взяли не просто так. Вид на внутренний сад... это место для тихих наблюдений. И для ожидания.

Она наклонилась вперёд, и её голос, тихий, но отчётливый, прозвучал прямо у меня за плечом:

— Гаспар Андреевич. А ваш двоюродный брат, который как не в кассу забрал бизнес... он, случайно, не имеет отношения к управлению тем самым отелем, в который мы едем? Или, может, он тоже в Париже?

— Гаспар Андреевич, мне кажется, что числа, которые вы начали называть, не случайны. Вы сами недавно упоминали, что в номере 34 есть чудесный сад. А что если именно ваш двоюродный брат и есть тот администратор, который подал в суд с требованием изменить название отеля?

Поворачивая налево, под яркий свет уличного фонаря, я увидел в зеркале её лицо с предельной чёткостью. На нём не было растерянности, только холодная решимость. Она выдержала паузу, позволяя гулу двигателя заполнить пространство между нами.

— Объяснить? — её голос прозвучал тихо, но с металлическим оттенком. — Вы начали с того, что бесплатно подвезли незнакомку в дождь. Потом «случайно» оказались сотрудником того самого отеля, куда я еду. Затем — трогательная история о наследстве и предательстве родного брата. И всё это — пока мы едем к месту, где этот самый брат и вершит свою власть.

Она откинулась на сиденье, и тень скользнула по её лицу.

— Это либо невероятное стечение обстоятельств, господин швейцар, либо... очень тонко спланированная игра. Вы либо самый наивный человек в Париже, либо... его полная противоположность. И знаете что? — она слегка наклонилась вперёд. — Ваш «брат», Луи-Филипп, три дня назад отменил моё бронирование в этом отеле. Без объяснения причин. А сегодня я получила анонимное сообщение, что мне стоит быть там... и что мне «поможет человек у входа». Вы стояли у входа. Вы помогли.

Машина, наконец, подкатила к освещённому подъезду «Гранд Будапешт». Швейцар в ливрее уже делал шаг навстречу.

—Так что объясните лучше вы, Гаспар Андреевич, — прошептала она, не отрывая от меня взгляда. — Это он вас прислал? Или вы пришли мне на помощь... вопреки ему?