Шрам (гет)

Одиннадцатилетний мальчик толкал тележку вперед с таким остервенением, словно она была виновата во всех смертных грехах. Отец и мать шли чуть позади.

— Скорпиус, мы никуда не торопимся, не спеши, — всегда невозмутимый отец прошел вперед и исчез, пройдя барьер. Мальчик обернулся на маму.

— Не бойся, — она улыбнулась. — Давай.

Он вздохнул и, бегом преодолев разделительный барьер между магловским вокзалом и платформой 9 и ¾, чуть не убил отца, которому приспичило встать рядом с проходом. И, глядя на равнодушное лицо отца, он почти пожалел, что в последний момент толкнул тележку в сторону.

— Идём, нужно найти тебе свободное купе, — мама положила ему унизанную кольцами руку на плечо. Скорпиус дернулся вперед, и Астория, убрав руку, тяжело вздохнула.

— Драко, — она повернула голову и глядела на мужа всё то время, пока они шли за постепенно ускоряющимся Скорпиусом. — Не нужно было доверять воспитание ребенка Люциусу… Драко, ну ты посмотри, каким он стал…

— Тори, Скорпиус вырос солдатом, — Драко не смотрел на жену. — Он не даст себя в обиду, а это главное.

— Драко, а что, если талисман на территории школы не будет работать? — боязливым шепотом спросила Астория.

Драко дернулся и чуть было не врезался в кого-то черноволосого, кто летел навстречу.

— Он должен работать, Тори, должен. И Скорпиус понимает, что в его же интересах не терять этот кулон, изготовление которого шло месяца три, не меньше.

Заметив сбоку кого-то рыжего, мистер Малфой нацепил холодную подобающую улыбку.

— Не забывай улыбаться Поттерам и Уизли. Улыбайся всем. Холодно, как ты умеешь, Тори, — мистер Малфой почти не шевелил губами, и шедшая рядом супруга еле слышала его слова в привокзальном шуме.

— Драко, где Скорпиус?

— Мы найдем его, он никуда не денется.

И вправду Скорпиус никуда не делся. Он встал в середине платформы, в самый центр густого тумана, и Драко было уже почти прошел мимо, как жена вдруг сжала его локоть.

— Он там, — шепнула она, указывая в сердцевину этого облака.

— Скорпиус, что за детские выходки? Ты же знаешь, — отец решил прибегнуть к последнему средству, чтобы утихомирить мальчишку, — Люциус не одобрил бы твоих действий.

Скорпиус дернулся, как от удара.

— Извините, — пробормотал он.

Астория наклонилась и сжала худенькие плечики сына так, что браслеты на руках звякнули.

— Всё будет хорошо, дорогой, — заговорила она. — Держи талисман. Надеюсь, ты помнишь слова мистера Эскью о том, что его нужно носить, не снимая. Каждое утро не забывай наносить мазь. Флакона должно хватить до Рождества, там мы ещё закажем…

Скорпиус вытянул руку ладонью вверх, и Астория опустила на неё небольшую деревянную бляшку, на одной стороне которой красовалась звезда Давида, а на другой — шли мелко-мелко выписанные руны, соединенные причудливой, теряющей свои контуры вязью.

— Будь осторожен, сын, — Астория поцеловала мальчика в щеку, в то время как он крутил талисман в пальцах, ощущая исходящие от него волны магии. — Мне ты можешь писать каждый день, я…

— Мам, я вполне обойдусь двумя письмами в неделю. Хочу предотвратить истерики Этамина, — Скорпиус поморщился, вспомнив младшего брата.

Астория закусила губу, смаргивая выступившие слёзы.

— Дедушка сделал из тебя солдата, Скорпиус… Тебе ведь всего одиннадцать…

— Ну не плачь, мам... — заговорил мальчик, раздраженный и выбитый из колеи не столько словами, сколько слезами обычно сдержанной матери.

— Тори, нам пора, — отец повернулся и похлопал Скорпиуса по спине. — До Рождества, сын. Не забывай писать нам, мы будем ждать, — но глаза отца были устремлены вовсе не на своего ребенка. Скорпиус проследил направление его взгляда и увидел невысокую темноволосую женщину, подталкивающую в спину постоянно оглядывающуюся улыбчивую девочку в новой хогвартской мантии.

— Идём, Тори, — повысил голос отец, неожиданно остро глянув на сына. — Идём же!

Скорпиус торопливо помахал матери, которая пару раз глубоко вдохнула, стремясь прийти в себя, и поспешил к поезду.

Как говорил дед: «Нужно дать другим понять, что ты здесь главный. И держать это звание — либо пока тебя не спихнут с пьедестала, хорошенько попинав при этом, либо пока ты не воцаришься там, как полноправный главенствующий. И, я думаю, не нужно говорить, кем бы я хотел тебя видеть».