Мгновения жизни (гет)

Драко Малфой открыл глаза и увидел солнечного зайчика. Солнечный зайчик на потолке — так мил, не правда ли? Драко не сразу вспомнил, где бывают такие белые потолки, да боль помогла освежить память. Вот Мерлин побери, этого в его сценарии не было — сменить унылого тупицу Уизли на посту умирающего.

Потрясенный этим совпадением, он попробовал привстать, но не тут-то было: голова закружилась. Смирившись с положением, Драко попробовал заговорить. Получилось весьма невнятно, но действенно — из-за ширмы появился силуэт женщины и назвал его (со слухом-то еще что, удивился Драко) то ли милым, то ли мальчиком. Ну, это зря. "Милый мальчик" остался в нереальном прошлом — еще до поступления в школу Волшебства и Чародейства.

Женщина с криком упала к «мальчику» на грудь. Драко ничего не имел против, только зачем же так кричать, мама? Сиплым голосом он проговорил несколько плохо связанных фраз, очень надеясь, что проблема со словами временна, и закрыл глаза.

Как же он мог допустить такую оплошность? Невероятное легкомыслие. Где мозги твои были, Малфой? Эти риторические вопросы вконец утомили Драко, и он опять погрузился в сказочно-прекрасное небытие.

* * *

Четыре унылые тени, будто подвергнутые заклинанию молчания, вслушивались в тишину, нарушаемую потрескиванием камина и похрапыванием волшебников на картинах. Гарри Поттер, закинув руки за голову, лежал на диване. На полу тосковал Рон с печатью покорности судьбе глядя на Гермиону, которая стояла у окна. Джинни сидела за столом, уныло листая учебник Гарри по Зельеварению.

Полчаса назад в гостиной было веселее — Гарри вызвал оживление, прямо с порога бухнув, что он едва не убил Драко Малфоя. И началась какая-то фигня. Одни поскакали уточнять, чтобы не радоваться напрасно, другие кинулись поздравлять, а третьи выразили сожаление, что лично не присутствовали при этом.

Джинни испуганно вытаращилась, а Рон — в привычной для него манере — пробубнил насчет подробностей. Гарри ничего не сказал, бухнулся на диван и уставился в потолок. А когда сумасшествие прекратилось, и в гостиной остались только рыжие, он скрипуче-механическим голосом изложил, опуская, правда, незначительные детали (слезы Малфоя, вопли Миртл, прыжки по унитазам самого Гарри), что произошло.

Через несколько минут взволнованная Гермиона, свесившись через перила, попыталась уточнить у Гарри, правда ли то, о чем ей протрезвонила Парвати или нет. Но вместо Гарри отозвался Рон. Как всегда, не стесняясь в выражениях, он поведал, что Малфой действительно радует своим присутствием мадам Помфри, но слухи о его смерти малость преувеличены, как бы не желали этого некоторые.

Джинни сверкнула глазами и прочитала небольшую лекцию, суть которой сводилась к тому, что было бы, если бы Малфой вместо койко-места у мадам Помфри заполучил бы иное место — на родовом кладбище. Но Рон, не отличавшийся сентиментальностью, хотя прекрасно понял, что сестра обеспокоена судьбой Гарри, а не хорька, тем не менее поспешил напомнить некоторым забывчивым, что Малфой заслуживает и не такого из-за Кэти Белл. И вообще «этой наглой заднице давным-давно надо было хорошенько всыпать».

Между братом и сестрой началась обычная перепалка, сдобренная фразами: « ты когда-нибудь повзрослеешь», «какие мы добрые», «вот несчастный Тролль» и как итог — « да иди к Мерлину». Никто не обращал внимания на Гермиону, стоявшую на лестнице и до боли в пальцах вцепившуюся в перила.

Чтобы вывести Гарри из ступора, Джинни потрясла растрепанным учебником, выразив сию секундное желание — выкинуть книгу в камин, но предварительно надавать ею по одной не очень умной и громкой голове с оттопыренными ушами. Рон стал багровым, как свитер, связанный мамой к Рождеству, и, сказав драматическим шепотом что-то похожее на «безнадежное дело, зачем доказывать дурынде», плюхнулся на пол рядом с диваном, на котором по-прежнему отлеживался не пострадавший физически, но раздавленный морально Гарри Поттер.

Гарри и бровью не повел, и глазом не моргнул, возможно, и не слышал ничего — всё также, находясь в прострации, он изучал потолок гостиной. Да, занимательно-познавательный выдался денек, ничего не скажешь. Получил подтверждение, что Кэти всё-таки проклял Малфой, узнал в конце концов, как действует Сектумсемпра и что высокомерный слизеринец плакать, оказывается, тоже умеет. Увидеть врага поверженным — кто же об этом не мечтает? Но милосердная сторона Гарри Поттера сожалела о случившемся.

Гермиона проигнорировала призыв Рона присоединиться к нему, то есть сесть рядом, и с каким-то странным выражением на лице — на искушенный взгляд Рона — ушла вглубь комнаты, якобы заинтересовавшись происходящим за окном.

Потом, видимо для разнообразия, неприятности приняли облик Панси Паркинсон, заявившейся к портрету Полной Дамы и потребовавшей немедленной встречи с Гарри Поттером. А если мерзкая рожа не рискнет выйти, что в общем-то ее совсем не удивит (об этом Панси очень громко сообщила!), то она просит передать, что недолго ему осталось сверкать шрамом и применять режущие заклятия направо и налево. Панси так легко и уверенно бросалась словами, что Полная Дама опешила и, чем боггарт не шутит, может и сдалась бы под напором невоспитанной нахалки.

Симус Финниган, которому выпала честь услышать эту трескотню, вежливо сказал, что встречу можно устроить, но лучше не надо. Неплохо бы подумать, прежде чем требовать аудиенции с Мальчиком-Которому-Сама-Знаешь-Кто-Нипочем. А еще, заметил, как бы вскользь Симус, «мерзкая рожа порадует тебя, Паркинсон, в единственном случае — когда ты посмотришься в зеркальце".

Неуклюжие намеки взбесили темпераментную слизеринку, она обозвала Симуса ничтожеством, пообещала, что Драко, когда вернется от мадам Помфри, ( да вернется ли, вставил ехидно гриффиндорец ) испробует такие заклятия на недобитом Поттере, что даже профессор Снейп проникнется сочувствием к Мальчику-Который-Будет-Корчится-В-Муках.

Панси не поленилась проехаться по всему «свинскому красно-желтому» факультету. Симуса подробности не интересовали, но он уяснил общую мысль — все свое получат, стопудово. На том и закончился словесный поединок.

В гостиную проникали изумительные голоса, но у Рона и Джинни лень победила любопытство, Гарри вяло вслушался, но решил наплевать, а Гермиона, по-прежнему стоя у окна, терзалась мыслью о том, как всё катится под откос.

Появившийся Симус лаконично поведал, что не смог отказать себе в удовольствии пообщаться с девушкой Малфоя (при этих словах Гермиона вздрогнула) и указать ей на весьма небольшую значимость ее смазливого дружка в жизни Хогвартса.