Primus inter pares (джен)

То утро ничем не отличалось от других. Нет, оно не должно было ничем отличаться. Но отсутствие традиционного истошного вопля тётки стало первым тревожным звоночком. Вторым стала полная тишина в доме. Поэтому, уставившись на паука под потолком своего чулана, я пытался проанализировать ситуацию. Итак, что мы имеем: 11 часов утра, молчащий телевизор (а значит, и отсутствие кузена) и, собственно, меня, до сих пор в постели. Выводы напрашивались разные, от похищения родственников инопланетными силами до моего перемещения в параллельную реальность. Нет, вы не подумайте, я ничего не имею против своей семьи, но в последнее время слишком много читаю фантастику. По словам миссис Коул, нашей библиотекарши, это развивает фантазию.

Озадаченный, я таки встал и отправился на поиски, ну, кого-нибудь. Дурсли в полном составе нашлись на кухне. Их пристальным вниманием завладел странного вида желтый лист в центре стола. А потом, на свою голову, и я. Бледная тётя Петуния выглядела редкость решительно с горящим взором и поджатыми губами. Выражение лица дяди Вернона являло собой причудливую смесь неверия, ужаса и злости. Дадли уставился на меня с открытым ртом и выглядел довольно глупо. Впрочем, как всегда. И тут, всем своим нутром, я почувствовал это. То, что в моём черном списке стоит сразу после алкоголя. Перемены.

Но, думаю, на этом месте требуются пояснения. Зовут меня Гарольд Джеймс Поттер, 11 лет. Сирота, хотя есть кровная тётя. Ей я безумно благодарен. Да, я не получаю столько внимания, как Дадли, и в материальном плане меня всерьёз ограничили. И поначалу я был обижен, даже ненавидел всех Дурслей. А потом в школьной библиотеке попалась книга по воспитанию детей. Через два дня тётя в шоке выслушивала мои сбивчивые «спасибо» и «простите». Как бы она ко мне не относилась, воспитать одного ребёнка непросто, а тут меня подкинули. И Петуния не отправила обузу в приют.

Мне было тогда 8 лет, и мы с тётей заключили соглашение: я помогаю по дому, а она рассказывает мне про родителей. Мелкие поручения я выполнял и раньше, а теперь учился готовить, ухаживать за садом и рассчитывать семейный бюджет под её бдительным присмотром. Куда ни посмотри, от этого я был только в выигрыше: тема отца в доме — по-прежнему под запретом, но про маму Петуния рассказывала весьма охотно; от регулярных занятий на воздухе организм укрепился, и еды прибавилось. Даже отношение тёти с дядей изменилось. Логическая цепочка налицо: меньше работы у тёти — больше времени на себя — дядя доволен похорошевшей женой — все счастливы. Да и я в том числе. Иногда даже кажется, что мне они дают то, что Дадли дать хотят, но не могут (у меня на редкость тупой кузен). В хорошем настроении Вернон любит болтать о ведении бизнеса, а Петуния даже учит французскому языку. Только вот до сих пор орёт под дверью моей каморки вместо будильника. Но что поделаешь — привычка.

И в момент, когда я вполне доволен жизнью и знаю, чего от неё хочу (а хочу я поступить в Лондонскую школу экономики [1]) появляются перемены. Два часа и пять чашек чая спустя после памятной сцены на кухне я выглядел так же глупо, как и Дадли. Ещё через три часа клочки того самого злосчастного листа летали по всему дому, а мой вопль: «Никуда я не поеду!» не был слышен разве что в Лондоне. Тогда мы с дядей были на редкость единодушны. И только к вечеру моя хвалёная логика начала наводить порядок в беспорядочных мыслях.

Итак, новость дня: я — волшебник. Да-да, тот, который с волшебной палочкой и островерхой шляпой. Бред. Именно это я и заявил после прочтения письма из Школы чародейства и волшебства «Хогвартс». Но потом тётя взяла слово, и я понял, почему лучше было не знать о родителях всего. Они были волшебниками, оба. В моём возрасте маме тоже пришло письмо. И она поехала изучать магию. Я человек начитанный, свято верю Ньютону и Адаму Смиту [2], поэтому существование магии вызывало в лучшем случае скепсис. Нет, тётя показывала и движущиеся фотографии мамы, и её же старые учебники, но мой разум определённо не был готов к такой информации.

Далее мне поведали историю моего появления на Тисовой. Тогда же произошло и ритуальное уничтожение письма. Методично измельчая лист, я всё больше уверялся в ненормальности волшебников, всех, без исключения. Даже родителей. Прятаться в своём же доме выглядит, как минимум, нелогично. От волшебника, которому понадобилось убить ребёнка. Предательство друга, смерть родителей, отразившееся проклятие — здравствуй, любимый шрам! — и ещё один ненормальный оставляет ребёнка с письмом на пороге дома в начале ноября. И это — директор школы!

Я так много узнал не из тех двух писем, которыми магический мир заявляет на меня свои права (первое тётя сохранила и показала мне). Просто Петуния была дружна с мамой, от неё и получала весточки с приблизительной ситуацией в том мире. По-идее, я должен радоваться: есть шанс узнать о жизни родителей, выучить много нового (а учиться я люблю), да и, в конце концов, это же волшебство. Какой мальчишка не мечтает о мире магии с драконами и замками? Очевидно, я. Ибо я просто ненавижу перемены. Кто их знает, может у них и правила, и законы, и традиции другие. Как мне там жить? Я всегда был настроен на размеренную, спокойную жизнь, желательно в своём мире. К тому же есть маленькая неувязочка. Если верить тёте (а кому же тогда остаётся?), у мамы в детстве были «выбросы магии», или как там они называются. Так вот, у меня не было ни-че-го. Может я не волшебник?

Уже засыпая, я анализировал реакцию Дурслей. Дадли в шоке. Ему пока без дела мой возможный отъезд. Дядя Вернон искренне верил, что я, цитирую: «нормальный и безо всякой там дури». Думаю, сейчас его терзают беспокойство за свою семью и злость на меня. Ну да, он ведь тоже не любит перемены. Самым тяжёлым было видеть разочарование на лице тёти Петуньи. А потом бальзамом на душу были тревога за меня и нежелание отпускать. Надеюсь, не только из-за работы по дому.

Следующую неделю мы почти успешно игнорировали всё поступающие письма. «Почти», потому что присылались они совами, а этим было сложно пренебрегать. Да и соседи заинтересовались. Никуда ехать я не собирался. Пусть и довольно странная, но здесь моя семья. Да и школу бросить я не могу. Видимо, так думал лишь я. Совы прибывали с такой завидной регулярностью, что понял даже Дадли — кто-то очень хочет меня видеть в этой «кабаньей» [3] школе. Пика это сумасшествие достигло на канун моего дня рождения, 30 июля. Совы были везде. Мой дядя человек и так довольно нервный, а если его довести… К вечеру мы уже поглощали бананы в хижине на каком-то островке. Оставалось надеяться, что дядя прав, и хоть здесь нас оставят в покое.

Я лежал на полу под тонким одеялом, слушая храпение Дадли, а мои мысли крутились вокруг недавних происшествий. Настойчивость, с которой присылались приглашения в школу, довольно необычна, если речь идёт об обычном ученике. Чего же от меня хотят? Школа ведь не может быть на принудительной основе, ведь так? Да, я сознательно не посылал отказ, мало ли, в какую переписку так ввязаться можно. Кроме того, уж больно этот Дамб-как-его-там подозрительным был. Или нет. У меня не было доказательств, лишь странная передача ребёнка семье. Но интуиция на воспоминание о директоре упорно выдавала что-то неопределённо-негативное. А к ней я привык прислушиваться.

День рождения прошёл в унылой обстановке, сопровождаемой завыванием моря. Меня вроде как и раньше не баловали (да и что такое один мой подарок по сравнению с тридцатью — Дадли?), но это побило даже рекорд пятого дня рождения с подарком в виде вешалки. Счёт к волшебникам всё рос. Да, мелочно, но мне одиннадцать лет, от меня и не должны ждать взрослого поведения. Неужели эти… маги не понимают намёков?

Нет, как выяснилось, не понимают. Когда в полночь, вывалив дверь, на пороге возникло ЭТО, моё мнение о волшебниках сформировалось окончательно. Сумасшедшие. Пока тётя Петуния безрезультатно прятала меня за своей тощей фигурой, а дядя Вернон наставлял охотничье ружье на пришельца, ЭТО подвинуло Дадли с кушетки и прогундосило:

— Чайку можно, а? Измотался как собака.

Я всегда был остёр на язык, да и особой стеснительностью не обладал, но в тот момент я просто в шоке пялился на — неужели великана? — не в силах вымолвить и слова от такой наглости. Первым, как ни странно, очнулся дядя Вернон:

— Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр! — потребовал он. — Вы врываетесь… вторгаетесь…

Далее мы ошеломлённо наблюдали за полётом скрюченного руками «гостя» ружья в стенку. Мысли заметались как бешеные. Было ясно одно: пришли за мной. Погасшая было теория о собственной значимости в мире магов вспыхнула с новой силой. И что делать? Отбиваться? Ага, попробуй, от такого-то.

Как оказалось, за размышлениями я пропустил много интересного. Хагрид, как он успел представиться (а ещё поздравить меня с днём рождения, отметить исключительное сходство с отцом и заварить чай), нависал теперь над дядей Верноном:

— Это ж как понимать?! — ревел он. — Стало быть, этот мальчонка — вот этот вот самый — ничего не знает — Ни про что?!

Интересно, видимо я и вопросы его какие-то пропустил, а моё молчание было странно интерпретировано. Я скосил глаза на тётю, ведь могла же она меня растормошить. Петуния наблюдала всю сцену со спокойствием удава. Разговор повысился ещё на октаву. Теперь дядя отказывался платить за мою учёбу (а когда это все решили, что я еду учиться?), а Дадли лопал в сторонке невесть откуда взявшийся торт. Тётя под шумок отвела меня в дальний конец комнаты:

— Гарри, слушай внимательно и не перебивай, — начала она со странным блеском в глазах, — мы всегда хотели, чтобы ты был нормальным. Но пришла пора признать, что даже без магии ты всегда выделялся. Ты — другой. Не лучше, не хуже. Просто тебя надо оценивать по другим критериям.

Я уставился на Петунию. Такие речи абсолютно не в её характере.

— И? — подтолкнул я, борясь со смутным предчувствием.

— Тебе стоит поехать, — выпалила тётя, подтверждая мои опасения. — Ведь необязательно навсегда, побудешь годик, разузнаешь, что да как. Ведь это не просто мир волшебников, это твой мир, Гарри. А на лето вернешься.

Тётя частила, нервно теребя край ночной рубашки, а я вдруг понял значение непривычного блеска у неё в глазах. Она сдерживала слёзы, переживала за меня и не хотела отпускать, потому что любила. Пусть и не так сильно, как Дадли, но все равно от этой мысли внутри всё расцвело. Я впервые понял, что если уеду, меня будут ждать. С этим пониманием вылезло и тщательно подавляемое любопытство. Копание в себе опять прервал Хагрид:

— Поздно уж, а завтра дел много. В город надо, книжки там купить и все такое прочее. Ты же идёшь, Гарри?

Четыре пары глаз вперились в меня. «Ну, давай же, Гарри Поттер, где твоя любознательность, которой ты всех учителей извёл? Это же целый мир приключений!» — настойчиво шептало внутреннее «Я». Приключения неожиданно прозвучали в положительном смысле. «А, чем чёрт не шутит!» — решил я, мягко сжимая холодные ладони тёти. И, кивнув дяде, усмехнувшись кузену с поросячьим хвостом (и когда только успел?), я направился за великаном. В новую жизнь. Да, пафосно, но, кто знает, может, существуют и перемены к лучшему?

[1] Лондонская школа экономики и политических наук (LSE) — один из ведущих мировых центров экономического образования и научных исследований.

[2] Адам Смит — основатель экономической науки, автор "Исследования о природе и

причинах богатства народов"

[3] «Хогвартс» в переводе на «магловский» язык — «вепрь». Если переставить слоги английского названия (Hogwarts), то получится слово «warthog», то есть африканский дикий кабан, бородавочник.