Мы все предатели (джен)

Отвратительные создания, — сгустки тьмы в темных одеяниях, — приближаются к камере, и я снова бессилен перед ними. Ужас надвигается на меня, воспоминания накатывают волнами, но я не пытаюсь спрятаться, не пытаюсь забиться в дальний угол камеры, не пытаюсь превратиться, хотя Мягколап легче пережил бы приближение этих созданий. Зачем? Все это я заслужил, и мой ужас, захлестывающий сознание, — следствие моих грехов. В двадцатый раз переживая свой личный кошмар, отстраненно думаю, что, наверное, мог бы сбежать отсюда, превратившись. Но кто ждет меня там? Джеймс и Лили мертвы из-за меня, Луни ушел в стаю, с предателем Питти я покончил, а маленькому Гарри не нужен такой крестный. Я не закрываю глаз — быстрее бы сойти с ума, забыть, кто я есть и что совершил…

* * *

— Если понадобится, я умру за вас, Сохатый! — это было так легко сказать.

— Ты точно решил?

— Жизнь без риска скучна. Брось, Джейми, меня не так легко взять, не переживай! — как это оказалось самонадеянно! Как я мог не сообразить, что моим дорогим родственникам хватит одного обряда на крови, чтобы определить мое местонахождение? Прошло чуть больше месяца, прежде чем в переулке меня окружили тени в черных плащах. Я успел оглушить четверых только потому, что они старались взять меня, не ранив. Палочка выскользнула из рук, локти прижались к телу под действием невидимых веревок — и вот я уже валяюсь на полу перед самым темным магом современности. Если бы мне сейчас вернуть тот момент в переулке — я не швырялся бы в нападавших «Ступефаями», но успел бы направить «Аваду» себе в сердце.

Вися на магических путах в какой-то подземной комнате, я отчаянно мечтаю об «Аваде». Потому что здесь, в камере пыток, я не дождусь такой милости еще очень долго. Я провел здесь неделю — и превратился в обожженный, окровавленный, постоянно стонущий кусок мяса. Эти ребята знают свое дело — я получаю чистую боль, почти не получая повреждений. Если ломаются кости — в рот выливают пузырек костероста, если рвутся мышцы — зелье для сращивания мягких тканей. Им не нужна моя быстрая смерть — не раньше, чем они получат от меня адрес, которого я даже не знаю…

Они приходят по одному, чтобы поиздеваться и попытаться выбить правду, а иногда толпой — увести на очередной показательный допрос. Рядом со мной круглосуточно скучает охранник, чья задача — не дать мне умереть.

Снейп, школьный мой враг. Он пришел впервые. По крайней мере, так, чтобы я узнал его — кто знает, был ли он среди безликих масок, пытавших меня в общем зеле? Наверняка был. Зачем он пришел? Очевидно, продлить удовольствие, отомстить за школьные годы. Пускай. Мне все равно.

Перекинувшись парой слов с охранником у входа, он срывает со стены факел, тушит и трансфигурирует в толстый металлический прут, конец которого предсказуемо начинает раскаляться. Опять каленое железо? Фу, Сопливус, какая неизощренная у тебя фантазия! В подметки не годится моей кузине! Они жгли меня столько раз, что я не знаю, уцелел ли на моем теле хоть кусочек кожи. Впрочем, если тебе хочется просто услышать мой крик, давай. Мне плевать, кто слышит мои крики, плевать, кто причиняет очередную боль. Я просто хочу умереть.

Он подходит ближе, раскаленный прут прижимается к коже, и я ору, не сдерживаясь — так ему надоест раньше и он уйдет быстрее. Почти не ощущая этой новой боли, я, однако, надрываю охрипшие связки, заходясь в крике, — в отличие от остальных, он наверняка хочет от меня именно этого, а не информации. Я не перестаю кричать, даже когда слышу три слова, произнесенные свистящим шепотом прямо в ухо, не услышанные стражником из-за моего крика, сказанные лишь единожды. От этого неожиданного сообщения мне хочется смеяться и плакать, но я ловлю его быстрый взгляд в сторону охранника и продолжаю кричать. Когда я замолкаю, он уже не пытает меня — стоит рядом и несет какую-то чушь про нашу вражду и его законную месть. Перед тем, как отвернуться к двери, он внимательно и долго смотрит на меня, и я быстро киваю. Он уходит, а в моей голове, заглушая боль, бьются услышанные слова: «Веритасерум будет поддельным». Больше всего на свете я сейчас хочу знать, можно ли им верить…

Однако, в любом случае, то, что он сказал, очень плохо. Если они больше не надеются на пытки и вольют мне Сыворотку правды… В лучшем случае она окажется производства Снейпа и не подействует. Тогда мне нужно придумать, что врать, чтобы оттянуть признание как можно дольше. И чтобы они не поняли, что Сыворотка не работает. Иначе не составит труда найти работающую. А я, к моему большому горю, действительно знаю ответ на один вопрос. Не тот, что они от меня хотят — не адрес дома Поттеров. Но я знаю, кто их Хранитель, а это действительно плохо. Если бы не охранник в дверях, я попросил бы Снейпа стереть мне память — тогда можно было бы быть уверенным, что пострадаю только я, да и смерть пришла бы быстрее… Второй вариант — что это ловушка и Сыворотка сработает, — мне обдумывать не хочется. Неужели он сможет так подставить Лили? Вообще-то, наверное, сможет. Все они — рабы Темной магии и своего хозяина. Есть еще третий вариант — что Веритасерума не будет, и продолжатся пытки. Вот это плохо, это очень плохо. Я не хочу больше ни грамма боли, я не выдержу больше. Рано или поздно я сломаюсь и сдам Питера.

Я снова валяюсь на полу большого зала, в ногах Того-Кого-Нельзя-Называть. Осколки былой чести пытаются сопротивляться: «Нет, Бродяга. Ты выдержишь, молчи, ты выдержишь». Проблема в том, что осколки слишком малы, истерты почти в порошок. Для меня нет уже никакой надежды, кроме милосердия Авады. Осталось добиться ее, спровоцировать, или… купить предательством?

— Crucio!

Какой раз это за последнюю неделю? Двадцатый, тридцатый? Жаль, что мне не дадут сойти с ума, как многим. Тело разрывается от боли, какой, казалось, не существует на свете. Я унижен, растоптан, и каждая клеточка молит о смерти. Как трудно, оказывается, умереть, когда этого так хочется!

Почему я согласился? Это была самая большая глупость за всю мою жизнь. Почему я вообще должен это терпеть? Я ведь даже не Хранитель. Проблемы у Джеймса с Лили, ну так я ведь даже не могу их выдать! Я ничем не поврежу им, если… Прости, малыш Питти. Может быть, тебе повезет умереть быстрее, чем мне? А что, если назвать не тебя, малыш? Ты ведь быстро сломаешься тут, я знаю. Я и сам не продержусь больше ни дня. Зато здесь, любуясь моими страданиями, стоит ублюдок, который сам выбрал свой путь. Может быть, он даже был в той группе Пожирателей, что схватила меня в Косом переулке. О чем это я, наверняка был. Разве упустит он возможность поквитаться за школьные годы? Интересно, сколько твоих Круциатусов досталось мне за эту неделю? Сколько ядов твоего изготовления я проглотил, а, Сопливус? За какую часть этой бесконечной боли ты ответственен лично?

Полагаю, это лучший выход для меня. Слизеринец сам загнал себя в ловушку с поддельным Веритасерумом. Если под его действием я отвечу, что Хранитель Поттеров никто иной, как Северус Снейп, сомнений в его предательстве у Волдеморта не останется. Все знают о его давней дружбе с Лили. Либо он Хранитель, и значит, предатель, либо я лгу под Сывороткой правды, которую варил он, и он, опять же, предатель. Причем это даже правда — идея с Сывороткой ведь его. Пусть Волдеморт сам казнит своего последователя — на одну сволочь в мире останется меньше. Джеймс будет в безопасности, пока Сами-Знаете-Кто будет разбираться со своим прихлебателем, и Хвостик, может быть, успеет скрыться.

Осколки совести, стертые в порошок, шепчут мне, что это не по-гриффиндорски. Плевать! Я все равно умру сегодня, Пожирателям и совести недолго осталось мучить меня.

Меня настигает очередное заклинание. Мышцы всего тела наполняются острой болью, начинают сокращаться, и я корчусь в судорогах. Валяюсь по полу, растирая спиной собственную блевотину — интересно, Регги тоже умирал так? Мой такой правильный брат — настоящий Блэк, не то, что я, — правда, странно, что при совершенно противоположном выборе мы одинаково кончаем свой путь? Горькая ирония прерывает очередную мучительную судорогу — я ведь умираю сейчас в кругу моей семьи. Родных и близких, чтоб их! До сегодняшнего дня я не видел лиц, но сегодня маски сняты — и дураку ясно, что я не выйду отсюда живым, чтобы дать показания. Скольжу взглядом по знакомым лицам… Мать, давно отрекшаяся от старшего сына, — совершенно безумная и бесконечно жестокая. Она всегда старается запустить в меня проклятием поинтереснее — будто я ее личный враг. Отец неоригинален — методично посылает в меня круциатус за круциатусом, не меняя каменного выражения лица. Вот это огненное проклятие запустила в меня старшая кузина. Беллз, ты всегда была великолепна в Чарах… Твой муженек тоже здесь, также, как и муж нашей Циссы, этот напыщенный Малфой… Интересно, что же нет ее самой? Еще не взяли лизать пятки вашего Лорда? Ничего, еще дослужится до комнатной собачки убийцы двух ее кузенов… Сопливус торжествует. Гадкий слизеринец, спорим, тебе нравится видеть мое унижение также, как мне нравилось видеть твое? Вот это было сильное проклятие! Сознание ускользает… Может быть, все-таки перестараются и убьют?

— Enervate!

Сознание возвращается. Как неудачно! Ну, кто пошлет следующую порцию боли? Может быть, дорогая сестричка? В зале что-то происходит. Поднимаю глаза и вижу перевернутую картину: Сопливус на коленях ползает перед своим хозяином, просит выслушать. Да уж, жалкое зрелище, хотя и я сейчас не лучше выгляжу, должно быть. Но меня растоптали, а он топчет себя сам. Зачем? Для чего нашему гордецу так унижаться? Не понимаю.

Он принес Веритасерум — уговаривает босса, что я могу сойти с ума под действием пыток, и предлагает альтернативный вариант. Тот благосклонно кивает, и бесцветная жидкость льется в мой рот. Снейпа очень кстати отослали готовить новую партию каких-то зелий. Это хорошо — предавать его в его присутствии было бы труднее. На миг меня охватывает страх — действительно ли Сыворотка не работает? Понятия не имею, как она должна действовать. Не чувствую ничего необычного. Сейчас надо не выдать себя на тесте.

— Имя?

— Сириус Орион Блэк.

— Сколько женщин у тебя было?

— Пять, — вот и тест, соврать получилось. Все равно они не знают правильного ответа. Что ж, приготовимся к главной лжи:

— Назови адрес дома Поттеров!

— Не могу.

— Почему?

— Я не их Хранитель.

Тишину в зале можно ощущать физически. А ведь это была правда. Что же вы скажете на ложь? Ну же, спроси меня, кто он!

В зал врывается еще один в плаще и маске. Падает к ногам Его Темнейшества:

— Милорд, к нам пришел Хранитель Поттеров!

Три долгих секунды я не могу понять, причем тут Снейп. Он вышел отсюда четверть часа назад. Но дверь отворяется, и в зал входит… Питер. Хвостик, Хвостик, что же ты делаешь? Неужели они схватили и тебя? Но как? Ехидный внутренний голос напоминает: «К нам пришел» и указывает на отсутствие веревок и конвоя. Он пришел добровольно. Картина кланяющегося и присягающего Темному Лорду Питти отдает сюрреализмом. Этого не может быть! Ведь не может, или…? Взгляд нашей крыски бегает по мне, забытому на полу зала. В глазах появляется страх, который уходит только после обещания Волдеморта:

— Идем, проверим твой адрес, и, если ты сказал правду, сегодня же получишь Метку и сам прикончишь эту собаку! — повелительный взмах руки в мою сторону, — Уберите это до времени, но пока не убивайте.

В моем подвале холодно и сыро. Я жду, с ужасом жду, когда за мной придут, — но ничего не происходит. Случившееся не осознать — Хвост пришел сам. Не вызволять меня, не из-за пыток, не за наградой. Он сам пришел служить этому Ублюдку! Как мог я столько лет ошибаться? Как мог один из мародеров оказаться предателем? Не к месту вспоминаю, что я сам чуть было не сделал. Но я предал бы не друга — давнего врага. Что не изменяет того факта, что я тоже предатель. Если они погибнут сегодня — из-за меня. Если…

В подземельях непривычно тихо. Меня даже не связали второпях. Надо двигаться, помочь Джеймсу, спасти Лили и Гарри! Я превращаюсь и поспешно рою землю лапами. Пол мягкий, ныряю под дверь, попадаю в какой-то тоннель и быстро выбираюсь наружу. Собакой выскальзываю из здания, мчусь домой — на мотоцикле передвигаться будет быстрее.

Теперь в Годрикову Лощину — меня издалека встречает Знак Мрака над кровлей. Подъезжаю к пылающим останкам дома — меня встречает рыдающий Хагрид. Не выжили? Нет, жив малютка Гарри, победивший Монстра. Мой крестник, я не заслуживаю даже поцеловать тебя в раненый лобик. Я предал тебя, малыш, — тебя и твоих родителей. Самых близких своих друзей. Куда бы деть мотоцикл? Он будет только мешать мне в моем деле — я должен отомстить за них. Оставляю мотоцикл полувеликану, превращаюсь. Нюхай, Мягколап! Крысиный след ведет прямо от порога дома. Я настигну тебя, Питер! Тебе не уйти, предатель!

Я догоняю его в маггловской части Лондона и превращаюсь в человека. Он тоже. Вокруг слишком людно, чтобы я мог броситься на него, но его это, видимо, не смущает. Не обращая внимания на маглов вокруг, он создает себе сильную защитную сферу. Надо же, Питер, я и не знал, что ты способен на такое мощное заклинание. Только одного ты не учел, малыш — сфера-то взрывоопасна, первое же огненное заклятие превратит ее в хорошего размера бомбу. Нет, мне, конечно, нечего терять, но и пожить еще немного хочется. А вот он, кажется, решился — палочка выписывает сложные петли вызова огненного кнута. Питти, сволочь, что ж ты делаешь, — вокруг же невинные люди! Когда кнут начинает разматываться в сторону сферы, я понимаю, что это конец. Падаю на асфальт и откатываюсь за каменный бюрдюр, закрыв уши руками.

От взрыва предсказуемо закладывает уши. Мне показалось, или, прежде, чем оглохнуть, я слышал хлопок аппарации? Показалось — вон среди кусков плоти палец Питера. Он пахнет им, Мягколап проверил. Меня почти не задело — только оглушило и осыпало осколками асфальта и кусками того, что минуту назад было людьми. Я не успел оглядеть всю картину, не успел осознать весь ужас происшедшего, как вокруг меня появились авроры. Хорошо работают ребята, оперативно. Вот только как теперь мне доказать, что не я устроил взрыв? Палочку Питера нашли в двух метрах от меня. Предатель, ты и после смерти доставляешь мне проблемы!

* * *

Дементоры удаляются. Я не знаю, сколько провел я здесь — здесь не существует смены дня и ночи, только периоды — с дементорами и без. Периоды «без» иногда прерываются на сон и еду, периоды «с» омрачены криками ужаса и стонами — моими и соседей. Я не знаю моих соседей. Слева доносится тонкий женский визг, справа глубокие мужские стоны, а камера напротив пуста — до поры до времени. Однажды в ней появляется узник — и я впервые смеюсь раскатистым смехом сумасшедшего. Вот мы и снова встретились, Снейп, и снова в камере пыток. Какая ирония, ты не находишь?

Что изменилось с нашей последней встречи? Я снова в камере пыток, только пытки на сей раз не физические, а психические, что гораздо тяжелее. Я снова медленно умираю в кругу семьи — здесь, они все здесь, или скоро будут — Министерство отлавливает всех с Черной Меткой на руке. И ты, вечный мой враг, тоже здесь и тоже умираешь…

Его лицо страшного землистого цвета, глаза ввалились, из уголков рта разбегаются морщины. В глазах — всепоглощающий ужас, словно он уже провел наедине с дементором несколько лет. Не может быть — я сижу здесь не больше месяца, с самого падения Темного Гада. Со времени их смерти. С момента короткого разбирательства в аврорате, вынесшего приговор даже без суда. Надо сказать, я не особо сопротивлялся — был физически не в силах после пыток. Родство с целым кланом подозреваемых и показания тех, кто знал нашу с Джеймсом легенду о Хранителе, решили все — и я попал сюда.

Что могло привести его в такое состояние? Когда пришли дементоры, он даже не закричал — завыл, так пронзительно и больно, как не получается у меня и в анимагической форме. Это повторялось каждый раз при приближении Холодных Стражей — так зовут здесь наш живой ужас. Должно быть, за годы Пожирателем он много видел — или много творил, чтобы было, что вспомнить здесь. Я не жалел его — тут быстро избавляешься от жалости.

Мы почти не общались. Только раз он заговорил:

— Почему ты не превратишься? Собаке здесь легче выжить.

— Я не хочу жить. Я убил их.

Он серьезно кивает:

— Я тоже, — не знаю, относится это к первой части высказывания или ко второй. Неважно. Слышу его шепот:

— Лучше превратись. Сохранишь рассудок — он может пригодиться, если вернется Лорд. Я знаю, ты не хотел предавать.

— Да что ты знаешь, Сопливус? — кипячусь я. Откуда ему знать, что я, именно я, предложил в Хранители Питера? Что я, самонадеянный дурак, позволил поймать себя живым? Что взял на себя ношу, которую не смог унести? Откуда ему знать, что я хотел подставить его — ради безопасности, своей и своих друзей? Что лишил счастливого детства собственного крестника, о котором клялся заботиться? Откуда знать, что никогда, уже совсем никогда, я не смогу изменить все это?

— Как хочешь, — равнодушно пожимает плечами и отворачивается. Возможно, я тоже многого не знаю о нем?

После мы больше не говорили. Не знаю, сколько времени прошло, но его увели, и камера напротив теперь занята другим постояльцем — незнакомым, уже давно сошедшим с ума. Не знаю, выпустили Снейпа или перевели на другой этаж. Не хочу знать — мне достаточно и своих ошибок. Он предатель, но мы все тут предатели, и я первый из них.

Дементоры приближаются. Я встречаю их лаем, твердо стоя на четырех лапах. Самый большой кошмар Мягколапа — как однажды Луни, не рассчитав сил, цапнул за правую переднюю. Это мой рассудок как-нибудь переживет…