Мой. Рыжий. (гет)

Он — Рыжий. Высокий. Его волосы всегда растрёпаны. У него голубые глаза, в которых так часто можно увидеть весёлые искорки. А ладони у него большие, шершавые от мозолей и всегда тёплые. Он неуклюжий. Когда он что-то воодушевлённо рассказывает или пытается объяснить, обязательно помогает себе руками, размахивая, и поэтому, бывает, что-то роняет. Он любит смеяться и смешить — тоже. Когда он смеётся, кажется, что светит солнце. И неважно, какая погода за окном, день ли или ночь — я всё равно вижу солнце. А ещё он умный, хоть и ленивый. Любит играть в шахматы с Гарри. А я люблю наблюдать за их игрой. Обдумывая очередной ход, он порой хмурится и запускает руку в волосы, ещё больше растрёпывая их. Или делает ход, совсем не задумываясь, едва его соперник двинет свою фигуру. Он очень редко проигрывает. Смелый. Надёжный. Он никогда не предаст семью, друзей. Не сомневаясь, отдаст жизнь за тех, кто дорог. Но так дурацки неосторожен! Совсем не думает о себе, кидаясь в самое пекло боя. Не думает, что кто-то за него постоянно волнуется, когда он отправляется на очередное дежурство или задание; что кто-то его всегда очень ждёт и боится однажды не дождаться… Он нежный. Ласковый. Когда он обнимает и зарывается лицом в мои волосы, а потом тянется поцеловать, кажется, что время останавливается, что нет больше ничего и никого, только мы — здесь и сейчас. А ещё он жутко упрямый и так любит спорить со мной по пустякам! Не любит, когда я делаю ему замечания или пытаюсь учить чему-то. Обижается и дуется. Но почти всегда приходит мириться первым. Он злится и кричит, что нам уже не по пятнадцать лет и что он взрослый человек. А мне иногда кажется, что он так и остался тем самым мальчишкой. Особенно в те моменты, когда им с Гарри и Джорджем приспичит вспомнить «старые добрые времена» — поиграть в снежки или в квиддич над Норой сдувшимся старым мячом. А когда он играет с детьми! Мерлин, мне иногда кажется, что легче угомонить десяток маленьких детей, чем одного единственного Рональда Уизли. Иногда он до сих пор сомневается в себе. Герой Войны, один из лучших авроров Британии, порой не уверен в себе, как подросток. Уставший, он возвращается поздно вечером из очередного рейда, не говоря ни слова, наливает себе стакан огневиски и садится в кресло у камина, приглушая свет в гостиной. А я просто подхожу и сажусь на подлокотник кресла, без слов целуя его в висок. И точно знаю, что это ему поможет. Ведь он знает, что я в него верю. Он любит поспать. По выходным так трудно разбудить его раньше десяти. Если это и получается, то только в том случае, если вылить на его голову минимум три стакана холодной воды. Ворчит он очень мило. И всегда клюёт носом за завтраком, если встал раньше обычных десяти часов. Мне нравится смотреть, как он ест. Он довольно жмурится, пережевывая еду, разве что не мурлычет от удовольствия. И всегда хвалит мою стряпню, даже тогда, когда я точно знаю, что что-то не совсем получилось.

Он — Мой. Такой любимый, родной до боли. С ним я живу. Чувствую. Иногда я думаю, что, не будь его, не было бы и меня вот такой: спокойной, ласковой, нежной и безумно счастливой.

Счастье — это Он.

… Звук аппарации вырывает меня из потока мыслей. Рон с улыбкой подходит ко мне, целует и разваливается на диване, положив голову мне на колени.

— Здравствуй, любимая, — говорит он.

— Здравствуй, — чуть наклоняю голову, улыбаюсь.

— Рози с Хьюго уже спят?

— Да, только что уложила.

— Хорошо.

Замолкаем на несколько минут. Мы давно всё сказали друг другу. Мы всё знаем, всё чувствуем. И главное, что это чувство нас никогда не оставляет. Вместе ли мы или нет, смотрим друг на друга или нет, можем ли прикоснуться или нет... Мы просто знаем и чувствуем. Всегда.

— Герм?

— Мм?

— Я тебя люблю.

— И я тебя люблю, Рон.

Он улыбается, а мне снова кажется, что нашу гостиную озаряет лучистое солнце.

Мой. Рыжий.