Кому память, кому слава, кому тёмная вода (джен)

Остались тайны в толще стен безмолвных,

Остались громкие воспоминанья,

Нас облачившие волшебной тогой,

Которая великолепней славы!

Эдгар А. По

~ = + = ~

Оборотень оскалил длинные жёлтые клыки и показал ярко-алые, цвета сырого мяса, дёсны. Нужно сбить его с ног, пока он не подобрался ближе. Мощный прыжок полузверя лишит последней возможности... Дальше ждать — только силы тратить. Рассечённое острыми когтями лицо мага кровоточило, задетый глаз уже вряд ли когда-либо увидит свет. Отчаянная злость заставила человека собраться перед атакой.

Бросок — и волк грохнулся сгорбленной спиной оземь. Удар выбил из глотки чудища зловонный выдох и тихий скулёж. Несмотря на возраст и раны, волшебнику удалось удержать морду оборотня на расстоянии от себя, сдавив одной рукой горло. Во второй руке была сжата волшебная палочка. Раскатистый гортанный полурык-полуговор раздался по округе, когда маг начал произносить древнее заклятье, ткнув кончиком палочки в ямку на шее вырывающегося оборотня. С каждым слогом заклинания рывки зверя становились сильнее, вой переходил в дикий визг. Нечеловеческая, адская пытка мучила животное, заставляя биться о землю.

Заклинателя отбросило от зверя мощным ударом, но заклятье уже было сотворено. Звериный визг всё больше стал напоминать человечий крик боли. И вот уже перед поднявшимся на ноги магом лежал потерявший сознание обнажённый молодой мужчина. Ещё пару минут назад бывший жутким зверем, державшим в ежемесячном ужасе всю округу, теперь он был безмятежен, обессилен и неопасен. Колдун даже изобразил на лице сочувствие, глядя, как густая слюна стекает из уголка рта юноши. Больше он не станет волком, чему, конечно, будет сам несказанно рад.

Просмотрев воспоминания сидящего перед ним человека, которого явно уже клонило в сон, обаятельный блондин крепко пожал его руку, будто поздравляя с победой. Хотя на самом деле он испытывал неподдельный страх перед открывшимися ужасами. И было чего бояться — не каждый способен остаться один на один с оборотнем, да ещё и очеловечить его. "Но дело уже сделано, чего теперь волноваться", — резонно заметил про себя волшебник, успокаиваясь и сжимая в руке склянку.

— Вы очень и очень храбрый волшебник! — блондин подкупающе улыбнулся. И хотя собеседник, утомлённый выпитым вином, уже мало что соображал, прикрывал затянутый бельмом раненный глаз ладонью с явным намерением подремать и мало понимал по-английски, такое благорасположение ему явно льстило.

— Шноракалуцюн. Ду шат лав мардн эс⁽¹⁾, — пробормотал одноглазый колдун, щербато улыбаясь, отчего блондину неудержимо захотелось скривиться в отвращении.

Он, не пряча заученной отменной улыбки, достал волшебную палочку. Что выдало его в последний момент — всё-таки мелькнувшее выражение гадливости, чуждо выглядящее на симпатичном лице, или что ещё — он вряд ли сказал бы. Только старик вдруг встрепенулся, поднялся на неверных ногах и зашарил по карманам в поисках своей собственной палочки.

— Инч?⁽²⁾ — и в этот момент его настигло заклятье. Взволнованность на лице сменилась бестолковостью.

— Ничего... — жёстко сказал блондин с лёгким вздохом облегчения, при этом умудряясь так же ослепительно улыбаться. Потом он вышел, вместо прощания захлопнув дверь.

~ = + = ~

Гилдерой Локхарт открыл небесно-голубые глаза. Вокруг царило безмолвие. Или, возможно, так казалось оттого, что его память была теперь глуха. Больной и молчаливый лунный свет лился в окно больничной палаты. Ночь... Опустошенье. Хотя ещё несколько мгновений назад златокудрую голову, кокетливо покрытую сеточкой, наполняли какие-то образы. Вполне материальные, живые, терзающие, что-то тянущие из глубин сознания...

— Забыл! — удивлённо воскликнул маг, и кто-то на соседней кровати застонал во сне от прорезавшего болезненную тишину звонкого голоса. Локхарт перевернулся на другой бок, сунул большой палец между губ, сладко причмокнул и снова уснул.

~ = + = ~

Он прикоснулся холёной рукой к её бледному бедру. Даже в лунном свете на коже были явственно видны следы ледяной руки призрака-баньши. Пять сине-фиолетовых пальцев и бледно-лиловая ладонь. Женщина вздрогнула. Возможно, ей было больно, но она молчала.

Он был несказанно рад, что стоял за её спиной. Смотреть в её увядающее лицо, уже тронутое морщинами, для него было невыносимо. И этот уродливый шрам от магической операции, тянущийся от ноздри и обезобразивший форму губ... Его передёрнуло от этой мысли, но она истолковала по-своему и прижалась к нему плотнее. В целом она была недурна и так соблазнительно горяча... Наверное, ей не хватало мужского общества — едва ли найдётся тот, кто преодолеет брезгливость перед физическим уродством. Немудрено, что она в одиночку отправилась изгонять баньши — терять-то нечего. Интересно, её хоть раз в жизни целовали? Даже если нет, он не станет первым.

Его ладонь скользнула по бедру ниже, мягко и требовательно. Женщина прогнула спину и чуть откинула голову. "Только не оборачивайся", — взмолился он про себя. Она и без того понимала, чем это чревато — не дура ведь. Привыкшего к изысканным запахам обоняния коснулся терпкий аромат вожделения. Он быстро прикинул возможности. Несомненно, потом будет намного проще узнать подробности этой занимательной истории об изгнании призрака. Да и не слишком она уродлива со спины... И, главное, никому не скажет.

Оставаясь в брюках, он только расстегнул ширинку и приспустил бесподобные атласные трусы цвета индиго. Дальше всё было сумбурно и быстро. Она, истосковавшись по мужчине, кончала долго и бурно. А он широко улыбался тому, что напоследок осчастливил такую смелую и несчастную женщину. Он погладил её плечи. Потом осторожно провёл по отпечатку мёртвой руки своей тёплой, мягкой ладонью.

— Как ты решилась на такой шаг?.. Она ведь и убить могла...

— Баньши? — голос женщины был немного хриплым. Она едва успела перевести дух. Но благоразумно не оборачивалась. — Ты хочешь знать, почему?

— Я хочу знать, как.

Он внимательно выслушал трагическую историю отчаянной души, успокаивающе сжимая её плечи, шепча какие-то глупости, что так важны женщинам в такие минуты. И ловко выведывая подробности. Когда она закончила говорить, он поцеловал её затылок и отошёл.

Пока она предавалась печальным, а может, и обнадёживающим мыслям, — всё так же отвернувшись к окну — он оделся, поправил перед зеркалом бирюзовый галстук. Деловито покашлял, будто обращая на себя внимание, чтобы попрощаться. Она обернулась, её безобразное лицо было мокро от слёз и перекошено радостью.

— Обливиэйт, — учтиво попрощался он и вышел, довольный и улыбающийся, забирая с собой ещё одну историю.

~ = + = ~

Локхарт вновь открыл глаза. На этот раз они блестели, глядя в рассветную синь, проникшую в окно и отпечатавшуюся на потолке палаты. На его лице осталась блаженная улыбка. Вошедшая медсестра мигом опознала это выражение и защебетала, мимоходом поправив съехавшее с одного из пациентов одеяло и раздвигая неплотно закрытые шторы:

— Ах, Гилдерой, шалунишка... Что же снилось тебе, не расскажешь?

— Забыл! — безмятежно и так привычно откликнулся Локхарт. Потом сел, подтянул пижамные штаны и зевнул во весь рот, громко завывая.

— Это ничего, не переживай, дорогой. Давай сегодня для начала вспомним то, чему тебя учили в школе...

— Я ведь уже умею писать и читать! — возмутился пациент, засовывая ноги в мягкие розовые тапки и отправляясь в угол палаты к раковине.

— Я говорю о Школе Магии, Гилдерой. Ты помнишь, я говорила тебе о ней? Помнишь?

— Я помню... — как-то неуверенно отозвался он. Хотя, может, ему просто мешала зубная щётка, сунутая за щеку. И вкусная малиновая паста, которой он испачкал подбородок и которую теперь пытался слизнуть, высовывая язык.

— Хорошо! — радостно всплеснула руками медсестра, с умилением смотря на рожи, которые корчил в своих попытках Локхарт. — Сегодня я расскажу тебе кое-что об истории. Ты не против?

— Не-е-е-е... — он наконец достал языком малиновую каплю и радостно захлопал в ладоши.

Локхарт сидел, откинувшись на высокую подушку. На коленях он держал детскую книжку по истории магии — с яркими картинками и занимательным пересказом исторических событий. Такие читали в чистокровных семьях родители своим детям. Такую читал вместе с мамочкой маленький Гилдерой. Но он уже не помнил.

Теперь добрая медсестра рассказывала ему то, что он знал раньше. Он просто листал книгу, и когда его заинтересовывала какая-нибудь картинка или портрет кого-либо из волшебников и волшебниц, он просил рассказать. Она как раз говорила о величайших магах прошлого, ставших основателями школы Хогвартс, и о том, как один из них, Салазар Слизерин, сделал в Школе потайную комнату. Гилдерой склонил голову к плечу и незаметно для себя и рассказчицы задремал.

~ = + = ~

Симпатичный златокудрый юноша за столом Хаффлпаффа поспешно доедал остывшее пюре. Он почти опаздывал на тренировку, а потом ещё — собрание Клуба Слизней. А завтра — матч с Гриффиндором. Он запихал остатки еды в рот, потом тщательно вытер салфеткой лицо, не преминул поглядеть на себя в зеркало и поправить виток блестящих волос, выбившихся из причёски.

Хаффлпаффец, уже переодетый в элегантную выглаженную мантию, направлялся к кабинету профессора Слагхорна. Тренировка прошла, как всегда, ужасно. Ну, пусть они старались не в полную силу, понимая, что в завтрашнем матче им это ничуть не поможет. Локхарт три часа гонялся за золотым шариком, но так и не сумел его догнать. Конечно, то, что он позировал перед пришедшими посмотреть сокурсницами, никак не сказалось на его безусловном мастерстве. Наверное, кто-то из гриффиндорцев специально заколдовал снитч — чтобы тот избегал ловца Хаффлпаффа. Другое объяснение найти было сложно.

На собрании клуба профессор Слагхорн показывал колдографии звёзд квиддича, колдорадио и колдомедицины. И других известных людей. Ещё профессор сказал, что каждый, кто находится сейчас здесь, может в будущем тоже стать знаменитым. Или даже более знаменитым, чем они.

Глаза Гилдероя загорелись. В чём же ещё смысл жизни, если не в том, чтобы добиться бешеной популярности, купаться во славе, роскоши и признании? Он тут же представил себя на сцене, и тысяча колдографов снимает его для газет и журналов мод, и женщины падают в обморок, лишь поняв, что он на них посмотрел.

— Но как? — завороженный, Локхарт произнёс это вслух.

— О, Гилдерой... С твоей-то внешностью и твоими амбициями, — профессор добродушно рассмеялся. — Я тебе вот что скажу... Главное — найти своё призвание. Область, где тебе не будет равных. Ты понимаешь?

Слагхорн хитро подмигнул и постучал указательным пальцем себе по носу.

— Всего одну?

— Да, одну. И это может быть довольно специфическое занятие. Тем не менее, слава придёт. За ней — богатство, потом — власть...

Локхарт заволновался — даже ладони вспотели, он нашёл душистый платок и скомкал в руке:

— А если такого призвания нет?

— Так надо учиться! Терпение и труд, знаешь ли.

— Терпение и труд... — повторил Локхарт, благоговейно глядя на профессора.

~ = + = ~

— Терпение и труд... — пробормотал в полудрёме Локхарт.

— Что, дорогой? Что ты сказал? — громко откликнулась медсестра, отрываясь от книжки, которую так упоённо читала.

Он открыл глаза, небесно-голубые невинные глаза, и моргнул два раза.

— Забыл! — и захохотал во все белоснежные зубы.

— Наверное, я тебя утомила? — женщина заботливо погладила светлые кудри пациента. — Давай продолжим потом. Но ты можешь почитать книгу, когда захочешь. Я положу её на этой тумбочке.

— Нет! Тут лежат мои фотографии! Я с таким трудом выводил на них автографы!

— Да, ты очень трудолюбив, Гилдерой. Трудолюбив и терпелив, — она мягко улыбнулась. — Тогда книга будет лежать в столе, идёт?

— Там, где мои плакаты? Ладно, — он улыбнулся своей самой добродушной улыбкой. — А теперь можно я посплю ещё немного?

— Ну конечно, милый! Мне кажется, ты получаешь удовольствие от своих снов, не так ли?

Но Локхарт не ответил, а только удобнее устроился на своей огромной мягкой подушке и закрыл глаза, сладко улыбаясь.

~ = + = ~

"Моему блестящему образованию я обязан, в первую очередь, непревзойдённым профессорам Хогвартса. Именно в стенах этого замка, являющегося вместилищем мудрости, я научился быть усердным и добиваться своих целей, во что бы то ни стало..."

— Это точно, — хмыкнул Гилдерой Локхарт, кавалер Ордена Мерлина III степени и Почётный член Лиги Защиты от Тёмных искусств, откладывая изысканное перо цвета бедра испуганной нимфы. И добавил ещё один лист в стопку пергаментов, которые представляли собой страницы рукописи будущей автобиографии. Аккуратный почерк ровно ложился многочисленными завитушками на бумагу. Особенно тщательно были выписаны местоимения, из которых с большим перевесом лидировало Я и его производные.

Конечно, больше всего из школьных профессоров Локхарт был благодарен Горацию Слагхорну. Он первым высмотрел в ухоженном милом мальчишке талант очаровывать и, возможно, даже зачаровывать. Обольстительная улыбка и учтивый тон действовали предсказуемо на человеческие умы, особенно женские. В какой-то степени уже в школе он властвовал над однокурсниками и, возможно, учителями. Блистая не знаниями, а зубами, он мог добиться благорасположения кого угодно. Но, главное, именно Слагхорн дал ему дельный совет, следуя которому, Локхарт с упорством хаффлпаффца день за днём просиживал в библиотеке в поисках того самого призвания, таланта. Одного, но способного привести его на вершину триумфа. А когда он нашёл подходящее заклятье — дающее власть над человеческой памятью, — Локхарт так же напористо принялся его изучать. А вот объектов для тренировки отыскать было проблематично. Несколько домовых эльфов, найденных в кухне, что так соблазнительно близко к гостиной, да парочка магов, шатающихся по Хогсмиду, ведь не в счёт... Развить актёрское мастерство труда не составило: тщательно выученная роль недалёкого, но прекрасного в своей блистательной глупости волшебника дарила уникальную возможность снять с себя все подозрения в тёмных делах.

— Я ангел во плоти... — пропел Локхарт, крутясь перед большим зеркалом. Такие находились в каждой комнате его небедного жилища. Книги раскупались просто отлично, его обожали, его боготворили. Женщинам так легко вскружить голову рассказами о доблестных подвигах и безупречной внешностью. — Да я, если захочу, буду через год Министром магии!

Тут он польстил себе немного. Министром, конечно, не стал бы... Хотя то, что уже на данном этапе своей карьеры он был много популярнее и симпатичнее Корнелиуса Фаджа, — факт бесспорный. Власть над людьми — не обязательно власть политическая. Порой общественное мнение сильнее любой бюрократии. А выбор не вполне нравственных средств... Но ведь убийства и пытки были бы во много раз хуже, не так ли? Гении, безусловно, должны быть немного жестокими. Властители дум — эгоистичными. Немного.

Локхарт сел обратно за стол, пощекотал себя нежным кончиком пера и, довольный собой, склонился над продолжением автобиографии.

"Я мог бы передать весь накопленный опыт и обширные знания молодому поколению волшебников. Я думаю, талант педагога пропадает во мне зазря. Но такое упущение будет исправлено в самое ближайшее время. Не волнуйтесь, мои дорогие читатели!"

~ = + = ~

Гилдерой Локхарт проснулся. Поднял голову и прислушался. Тишина... Спокойствие. По-детски распахнутые голубые глаза были безмятежно пусты, заботливо очищены от мыслей и тревог. Злой гений в нём спал... Пока что спал.

1) Спасибо. Вы очень хороший человек (армян.)

Вернуться к тексту

2) Что? (армян.)

Вернуться к тексту