Записки о Северусе Снейпе (джен)

Сейчас я часто задаю себе вопрос: «С чего же все это началось?». И не нахожу ответа. Возможно, оттого, что прошло довольно много лет. Или оттого, что те несколько недель, которые можно было бы считать отправной точкой в наших отношениях, были переполнены событиями и эмоциями.

Но чаще всего в памяти всплывает тот день в больнице Святого Мунго, когда я проснулся от яркого солнечного луча, падавшего мне на лицо, и вдруг понял, что война закончилась. Странное дело… Я ощутил, как сильно скучал по солнечному свету. Неужели за весь наш последний год в Хогвартсе не было ни одного солнечного дня? Это что, тоже были происки Волдеморта? Или мы просто не в состоянии были обращать внимание на такие будничные вещи как солнечный свет?

Я осмотрелся по сторонам и пришел к выводу, что солнечный луч был единственным позитивным элементом окружавшего меня мира. В знакомой до зубовного скрежета, точно такой же, как у мамы с папой, больничной палате каким-то чудом помещалось сразу десять кроватей. Не иначе, целители использовали чары, расширяющие пространство.

Все кровати были заняты. Я вглядывался в лица своих соседей со смешанным чувством тревоги и радости, надеясь найти знакомых. С одной стороны, если волшебник очутился в Мунго, значит, он, как минимум, жив. С другой стороны, лучше бы он очутился где-нибудь на праздничном пиру по случаю Победы. Если, конечно, таковой имел место быть. Знакомые лица обнаружились. Через две кровати от меня лежал Терри МакМиллан, шестикурсник с Райвенкло. Судя по безмятежному выражению лица и книжке в его руках, ничего серьезного с Терри не произошло. Скорее всего, зацепило вскользь какой-нибудь пакостью. Я сильно подозревал, что всех участников последней битвы отправили в Святого Мунго, предоставив целителям разбираться, кому требуется помощь, а кому нет. Ну а эти параноики в зеленых халатах готовы из-за одной царапины месяц постельного режима назначить, кто их не знает. А теперь вот у них мест не хватает, кровати друг на друге стоят.

Лично я чувствовал себя вполне нормально. Ну, голова немного болит и тяжелая, будто внутрь свинца налили. Вместо мозгов. Впрочем, многие школьные учителя с этим бы согласились, наверное. И нога ноет. Ничего смертельного. Жить буду.

Об этом я и сообщил целительнице, подошедшей ко мне сразу, как только мое пробуждение было обнаружено. А заодно сообщил и о своем желании покинуть это милое заведение, освободив пространство кому-то, кто больше в этом нуждается.

— Ни в коем случае, мистер Лонгботтом, — целительница замахала на меня руками. — У вас сотрясение мозга, вы должны как минимум неделю провести в постели. И травма ноги, поверьте, очень неприятная. Так что сейчас я вас осмотрю, после чего вы примете Костерост и еще несколько необходимых зелий.

Решив не спорить с почтенной дамой, — на вид ей было никак не меньше лет, чем нашему гриффиндорскому декану, — я откинул край одеяла, благодаря небо за то, что в Мунго на пациентов надевали длинные ночные сорочки. Думать о том, кто и в каких обстоятельствах меня в эту самую сорочку переодевал, не хотелось.

Когда повязка с моей лодыжки была снята, мне пришлось согласиться с миссис Веллингтон, приятного действительно мало. Выглядела нога отвратительно. Нечего было и думать о том, чтобы в ближайшие несколько дней встать на посиневшую и распухшую ступню.

— Вам еще повезло, мистер Лонгботтом, — заметила миссис Веллингтон, смазывая мою ногу прохладной мазью странного прозрачно-фиолетового цвета. — Это не самая страшная травма, которую мне доводилось видеть у защитников Хогвартса. Тем, кто попал в лапы акромантулов или столкнулся с великанами, гораздо хуже. Все-таки лечить от проклятий намного легче, чем от физических повреждений.

С этим я бы поспорил. Когда к кому-то из Армии Дамблдора Кэрроу применяли Круцио, последствия ощущались еще много дней подряд. И лично я бы предпочел получить в морду кулаком, нежели Ступефаем, например. Но только я собрался возразить, как из глубины комнаты раздался какой-то странный звук, похожий на стон и хрип одновременно. Кто там лежит, мне было не видно, но судя по реакции моей собеседницы, там был по меньшей мере Волдеморт собственной персоной. Но он, кажется, в помощи целителей уже не нуждается?

— Вот же еще на мою голову! — взвилась миссис Веллингтон. — Всех сейчас перебудит, тролль его раздери! За каким лысым Мерлином его нам навязали! Подыхал бы в Азкабане, все равно не жилец. А нам возись тут, потом за лишний труп отчитывайся. Все ваше гриффиндорское благородство. А дальше хуже будет! Теперь не только главный целитель Мунго, теперь все министерство у нас краснож… гриффиндорцы!

Видимо, это моя упавшая челюсть заставила целительницу подобрать в последний момент более приличную лексику. Просто я впервые слышал нечто подобное от колдомедика, да еще в адрес своего же пациента. К тому же приходить на помощь страждущему миссис Веллингтон явно не спешила. Неторопливым шагом она пересекла палату, остановилась перед источником ужасных звуков, брезгливо поджав губы и скрестив руки на груди:

— И по какому поводу вопли? Обезболивающее на тебя сегодня уже переводили. Еще чего? Будешь орать, отлевитирую в коридор.

Лекция не возымела должного действия, душераздирающие стоны-хрипы не прекратились. Казалось, что несчастный тщетно пытается глотнуть воздуха, но по какой-то причине ему это не удается. У бабушки была одна подруга, страдающая астмой, если она забывала вовремя выпить зелье, то начинала так же хрипеть и задыхаться. Правда, при этом она не стонала.

Тем временем целительница достала палочку и, направив ее на больного, произнесла самое странное целительское заклинание, которое я когда-либо слышал:

— Silencio!

Стоны мгновенно прекратились.

— То-то же, — удовлетворенно кивнула миссис Веллингтон. — Что вы уставились, мистер Лонгботтом? Он все равно без сознания. И вряд ли придет в себя. Стараниями вашей знакомой змеи, которую вы имели честь героически убить. Как же, наслышана, наслышана. Так что можете на этого полюбоваться и самому себе позавидовать, что так легко отделались.

Кто-то из соседней палаты окликнул миссис Веллингтон, и она, еще раз бросив презрительный взгляд на умолкнувшего пациента, покинула нас, наказав ни в коем случае не вставать. Естественно, данное приказание я нарушил сразу же, как только дверь в палату затворилась. Переглянувшись с Терри МакМилланом, я осторожно сел, а потом и встал, держась за спинку кровати. Голова кружилась, немного подташнивало, но любопытство было сильнее неприятных ощущений. Кто же заслужил столь нежное отношение со стороны персонала больницы? Ну правда, не Волдеморт же у нас в палате? Если здесь всех так лечат, то, пожалуй, давно надо было бы забрать моих родителей домой. Уж лучше никакой медицинской помощи, чем такая.

Я прошел вдоль ряда кроватей, придерживаясь за металлические спинки, остановился у последней и замер. Пожалуй, Волдеморт не вызвал бы у меня такую бурю эмоций. На кровати лежал мой боггарт. Но если учесть, что боггартов вряд ли лечат в Мунго, сомнений не оставалось — это был Северус Снейп, мой персональный кошмар всех семи лет обучения.

Выглядел он, мягко говоря, неважно. Шея была перевязана уже изрядно пропитавшимися кровью бинтами. Лицо, и без того бледное, стало совершенно бескровным, с нехорошим синеватым оттенком. Под глазами красовались синяки, какие бывают при переломе носа. Нос, кстати, был самый обычный, снейповский и вполне целый. Рот приоткрыт, грудь судорожно вздымается. Он пытается дышать, но рана на шее не дает ему делать это нормально. Если бы не заглушающее заклятие, мы бы все еще слышали душераздирающие хрипы.

Руки профессора, единственное в профессоре, что вызывало у меня восхищение, а не отвращение, какой-то не в меру веселый колдомедик скорбно сложил на укрытой простыней груди. Правая рука также была забинтована. Одним словом, выражение «краше в гроб кладут» сейчас как нельзя лучше подходило Снейпу.

Несколько минут я молча его разглядывал, вспоминая слова миссис Веллингтон о том, что он все равно не жилец, и место ему в Азкабане. А потом голова стала кружиться слишком сильно, и я счел за благо вернуться в свою кровать, после чего почти сразу же провалился в сон.

* * *

Как потом выяснилось, собственные силы я не рассчитал. Остаток дня и весь следующий я провел в полусне. Просыпался, когда приносили зелья или меняли повязку на ноге, что-то ел, борясь с тошнотой, и снова засыпал. А возможно, мне стали давать снотворное или успокоительное. Сквозь полудрему я как-то раз слышал, как целитель отчитывает миссис Веллингтон за то, что у нее пациенты бродят по палате.

Когда я вынырнул из забытья второй раз, была ночь. Спать больше не хотелось абсолютно. В окно проникал лунный свет, да и на прикроватных тумбочках мерцали слабенькие светильники, так что я сразу смог заметить, что населения в палате поубавилось. Осталось всего две кровати — моя и Снейпа. Причем палата приобрела стандартные размеры, видимо, с нее сняли заклинание расширения пространства. Так что Снейп оказался от меня в непосредственной близости. Он опять то ли стонал, то ли хрипел. Бдительной целительницы рядом не наблюдалось, Silencio наложить было некому.

До рассвета оставалось несколько часов, и заняться мне было решительно нечем. Поэтому я валялся, уставившись в потолок, и под аккомпанемент хрипов Снейпа предавался размышлениям.

Сначала я думал о том, как быстро смогу выйти отсюда и увидеть бабулю. Надеюсь, с ней все в порядке. Во время битвы я несколько раз ее видел, и то, как она расшвыривала Пожирателей, свидетельствовало о ее отнюдь не беззащитности. Потом размышлял о том, чем заниматься дальше. Здравый смысл подсказывал, что больше всего толку от меня будет в гербологии. Но нужен ли в послевоенном, разрушенном и еще не зализавшем раны мире герболог с шестью (будем откровенны, последний год мы не столько учились, сколько воевали) классами образования? Потом мои мысли плавно перетекли на Армию Дамблдора. Я ведь так и не знал судьбу всех ребят. К тому же я беспокоился за Гарри. Когда я видел его в последний раз, у него был вид человека, сделавшего большое, но не слишком приятное открытие. А еще у меня не шли из головы слова миссис Веллингтон о мире, в котором правят красно… гриффиндорцы. Странный какой-то получался мир. Мир, в котором больному, пусть даже врагу, затыкают рот Silencio, чтобы не мешал другим спать. Мир, в котором жалко дешевого обезболивающего зелья, которое даже я к шестому курсу мог более-менее сносно сварить.

Как-то все это не укладывалось в мои представления о гриффиндорском благородстве и врачебной клятве. Оказывается, я еще далеко не все видел.

Под утро Снейпу, видимо, стало совсем хреново. Стоны приобрели какой-то булькающий оттенок, и я очень надеялся, что он не своей собственной кровью пытается захлебнуться. У него явно был жар, здоровая рука комкала простыню, он беспрестанно ворочался, причиняя себе тем самым новые страдания. Думать о чем-либо еще стало совершенно невозможно. Нет, он, конечно, редкостная скотина и заслуживает Азкабана. Но не пыток же! К тому же, лично я ничем не заслужил сомнительное удовольствие все это слушать и наблюдать.

Несколько раз я порывался позвать кого-нибудь, но каждый раз меня останавливала мысль о том, что этим кем-нибудь может оказаться миссис Веллингтон, и тогда лучше никому не станет. Может быть, станет только тише.

В конце концов я не выдержал и подошел к нему. Снейп по-прежнему был без сознания, к тому же без палочки, так что я ничем не рисковал. Не без отвращения я прикоснулся к его лбу, убеждая себя в том, что трогал вещи и похуже (Мимблюс-Мемблетонию в период плевания гноем, например). К моему удивлению, лоб ненавистного профессора оказался гораздо приятнее на ощупь — абсолютно сухой и очень горячий. Как я и думал, у него жар. Из-за температуры он бредил, отсюда и булькающие звуки — пытается что-то говорить, но связки наверняка повреждены.

Надо остановить это безумие. На моей тумбочке обнаружилось обезболивающее зелье, его я узнал по характерному ромашковому запаху. Видимо, мне на утро с вечера оставили. А вот жаропонижающее мне не полагалось, к сожалению.

Зато оно полагалось какому-то древнему волшебнику с огромной, почти как у Дамблдора, бородой из соседней палаты. Конечно, я сильно рисковал, зелья-то были не подписаны, а с моими знаниями в зельеделии только целительством и заниматься. Но рассудив, что хуже Снейпу уже не будет, ибо хуже уже некуда, зелье я все-таки стащил. И встал над Снейпом с двумя склянками, не зная, что делать дальше. Как прикажете вливать в него лекарства, если у него горло разорвано, а сам он без сознания?

Встав в изголовье кровати, я осторожно просунул одну руку под затылок Снейпа, приподнимая голову, а второй рукой поднес склянку с обезболивающим к приоткрытым обветренным губам. Пить Снейп, естественно, не собирался. Ну что, вливать в него? Захлебнется не собственной кровью, так моим зельем? Достойная перспектива.

— Пей, твою мать, — прошептал я сквозь зубы, начиная злиться то ли на Снейпа, то ли на собственную беспомощность.

Я ни на что не рассчитывал, просто хотел выплеснуть эмоции. Но Снейп вдруг неожиданно послушался, распахнул глаза и сделал глоток. Взгляд у него был совершенно безумный, но я и не думаю, что он меня тогда узнал. В том состоянии он и яду бы хлебнул с удовольствием.

Глотание явно причиняло ему дополнительные мучения, но оба зелья он выпил. Я опустил его на подушку, отмечая, что на повязке проступили свежие пятна крови. Взгляд Снейпа блуждал, но в какой-то момент, когда он задержался на мне, в его глазах проскользнуло удивление. Комментировать свои действия я никак не стал, еще не хватало уподобляться местным целителям. Я не для вас стараюсь, профессор, просто очень хочу тишины.

Мне показалось, или Снейп задышал легче? Метаться во всяком случае перестал. Ну и слава Мерлину. Я сделал все, что мог. Теперь может даже и посплю.

Но поспать не особенно удалось. Только я задремал, как в палату с утренним обходом ввалились сразу два колдомедика — миссис Веллингтон и целитель Стейн, грузный волшебник, на котором с трудом сходился изумрудный халат.

— Так, что тут у нас? — с порога поинтересовался Стейн. — А, мистер Лонгботтом, пришли в себя? Позвольте пожать вам руку. О вашем подвиге говорит весь магический мир. И ногу, если можно. Осмотреть.

Юмора я не оценил. И подвигом отрубание башки одной конкретной змее тоже не считал. Но руку все-таки пожал, а ногу из-под простыни вытащил. После чего задал давно волновавший меня вопрос:

— Я могу увидеть своих друзей, сэр? И… — я запнулся, — …родных?

Ну да, Невилл. Своих родных даже звать не надо, они двумя этажами выше. Разве что бабушку.

— Не вижу препятствий, мистер Лонгботтом, — пожал плечами Стейн. — Тем более что миссис Лонгботтом уже неоднократно присылала просьбы о визите. Теперь, когда вы пришли в себя, я могу ответить ей положительно. Я распоряжусь, чтобы авроры ее пропускали.

На мой удивленный взгляд Стейн пояснил:

— Ваша палата находится под особым контролем Министерства и охраняется аврорами. Из-за этого, — он кивнул в сторону кровати Снейпа. — Хотя лично я сомневаюсь, что он сбежит. Разве что на тот свет.

Мда, что-то я ночью никакой охраны не видел, когда зелье воровал. Или ваши доблестные охранники ночью дрыхнут где-нибудь на свободной койке? Я невольно посмотрел на Снейпа. Профессор спал почти даже спокойно, что не укрылось и от взгляда целителя:

— Хм, а этой сволочи, похоже, лучше. Живучий гад, оказывается. Не зря ходят слухи, что он темный маг. С такими повреждениями столько не живут.

И все! Глянул, развернулся на каблуках и вышел. Он даже не приблизился к Снейпу! То есть получается, что Снейп тут для галочки лежит, ждет своего поезда на тот свет! Велело Министерство отправить предателя в Мунго, его отправили. А лечить приказа не было. Сам сдохнет. Чудесно! Поэтому и повязки не меняются, и лекарства не даются. Мерлин, да по сравнению с этими «светлыми» магами сумасшедшая сука Беллатрисса просто добрая фея. Говорят, она мучила моих родителей Круциатусом несколько часов. А сколько дней продолжается эта пытка?

Пока я пытался все это уложить в голове и хоть немного успокоиться, принесли завтрак. Все та же миссис Веллингтон отлевитировала два подноса с овсянкой и молоком на прикроватные столики и ушла.

Овсянку я не любил, но выбирать не приходилось. После нескольких дней на одних зельях, аппетит при виде еды проснулся зверский, и я уже ни о чем другом думать не мог. Я только успел закончить, как целительница вернулась за посудой. Забрала мой поднос, а потом, ничуть не колеблясь, и поднос Снейпа. С нетронутыми тарелками, разумеется. Кажется, ее ничуть не волновало, что есть самостоятельно Снейп не в состоянии. Почему-то возникла неуместная мысль, заботится ли кто-то об обратном процессе?

Словно в подтверждение моих мыслей миссис Веллингтон, опять же не приближаясь, метнула в Снейпа очищающее заклинание и удалилась, левитируя перед собой подносы. Мерлин…

Наверное, мне должно было быть противно в этот момент. Мне и было, вот только к Снейпу это никакого отношения не имело. А он еще и глаза открыл, видимо, очищающие чары его разбудили. Обвел палату уже более осмысленным взглядом, сфокусировал его на мне. Кажется, даже узнал. Но, по понятной причине, от комментариев воздержался.

— Расслабьтесь, — хмыкнул я. — Вас здесь все хотят убить, но я, как всегда, не со всеми. Хотите пить?

Снейп смотрел на меня с каким-то странным выражением не меньше минуты. Потом прикрыл глаза.

— Значит, хотите, — заключил я и пошел за стаканом.

Почему-то мне стало казаться важным помогать ему. Вот просто назло всем этим «светлым» целителям. И правительству этому, светлому. Пусть вылечат сначала, а потом судят. Если будет кого, после их стараний.

Снейп одарил меня взглядом василиска, когда я приблизился к нему со стаканом.

— Мда, профессор, в бессознательном состоянии вы куда приятнее, — сообщил я.

Он машинально открыл рот от такого хамства, забыв, что возразить или снять баллы вряд ли получится. А я воспользовался ситуацией, прижав край стакана к его рту. Стоило влаге коснуться его губ, как он резко раздумал сопротивляться. Никогда не видел, чтобы человек пил так жадно. Мне стоило больших усилий не дать ему захлебнуться. Пришлось опять придерживать ему голову, тревожа рану на шее. И, кажется, не только на шее, повязка на руке тоже была пропитана кровью. Наконец Снейп напился, и я смог опустить его на подушки.

— Отдыхайте, профессор.

Судя по закатившимся глазам, этих слов Снейп уже не слышал, снова погрузившись в блаженное беспамятство.

* * *

— Зачем вам все это вспоминать и уж тем более записывать?

На лист пергамента легла тень. Профессор стоял у меня за спиной. Подошел как всегда неслышно, но с годами я перестал вздрагивать и привык к его манере перемещаться в пространстве.

— Не дают покоя лавры Риты Скитер? — не унимался он. — Учтите, я не позволю делать из себя героя женского романа!

— Прямо так и героя? — усмехнулся я, закрывая рукой написанное. — Что за дурная манера читать из-за спины? Я не собираюсь писать роман, просто хочу упорядочить и зафиксировать свои воспоминания.

— Для этого есть думоотвод, — Северус обошел мой стол и сел в кресло напротив, скрестив руки на груди.

Все, закрылся. И зачем, спрашивается, было отвлекать меня от работы, если все равно не в настроении разговаривать?

— Ну хорошо, я стремлюсь придать воспоминаниям литературную форму.

— Зачем? Благодарных потомков, которых чисто теоретически, могли бы заинтересовать ваши сказки, у нас нет. Не вижу смысла жечь свечи, ломать перья и переводить пергамент просто так. К вашему сведению, камин намного эффективнее топить дровами, нежели рукописями. Последние, знаете ли, не горят.

Я усмехнулся. Профессор в последнее время увлекся маггловской литературой.

— Вы могли бы воспользоваться тем, что я вам не надоедаю, сэр, и почитать в тишине и покое, — заметил я.

— К сожалению, мистер Лонгботтом, у нас с вами всего одна гостиная, а созерцание того, как вы мараете бумагу, наводит на меня тоску. Если у вас переизбыток свободного времени, могу предложить вам провести его в лаборатории.

Мне пришлось все-таки оторваться от рукописи. Во-первых, он все равно уже сбил меня с мысли. Во-вторых, прожив с Северусом Снейпом под одной крышей почти двадцать лет, я прекрасно знал, что эти придирки к моему творчеству означают всего лишь попытку привлечь внимание. Если перевести на человеческий язык, профессор Снейп только что сообщил, что у него есть несколько свободных часов, которые он желал бы провести в моем обществе. А значит, мне придется на время покинуть моего уважаемого читателя с тем, чтобы вскоре обязательно вернуться.