Знак на запястье (гет)

Громко и истерично звенит будильник, вырывая своего хозяина из блаженного забытья. Резкий звук бьёт по нервам, упругой волной прокатывается по телу и замирает, возрождаясь рокочущим эхом. Будильник взвизгивает последний раз и затихает, накрытый широкой, мозолистой ладонью. Молодой человек медленно открывает полусонные каре-зелёные глаза и, растерянно оглядываясь по сторонам, ерошит рукой короткие рыжие волосы.

Фредерик Уизли был крайне удивлён, обнаружив себя лежащим ничком на белом мраморном полу. Тяжело дыша, он с трудом поднялся на ноги, автоматически потирая рукой невыносимо ноющую грудь, осмотрелся и удивился ещё больше. Фред находился в просторном белом зале, абсолютно лишённом каких-либо предметов интерьера, за исключением допотопного маггловского будильника. Парень размял затекшие плечи и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к единственной замеченной им двери в дальнем углу зала.

Что же произошло? Где я? Фред тряхнул головой и попытался вспомнить хоть что-нибудь. Перед глазами всплыли страшные картины Битвы за Хогвартс, смерти и разрушения. Вот его брат Перси яростно набрасывается на Пожирателя Смерти, самопровозглашенного министра магии. Движения его скупы и стремительны, глаза горят. Фред слабо улыбнулся, вспоминая, как старший брат тогда пошутил впервые с тех пор, как ему вручили его первую награду «за занудство». Фред не мог этого не прокомментировать. Он уже начал что-то говорить, уже протянул руку, чтобы похлопать блудного брата по плечу, но вдруг... Что же случилось? Кажется, взрыв. Что-то ударило его в грудь, с силой отбросив назад. Потом была парализующая вспышка дикой боли, наливающееся свинцом, деревенеющее тело, тяжелеющие веки и темнота. А теперь этот странный белый зал, кажущийся неестественно стерильным, в котором он очнулся совершенно один. Один? Но где же Джордж?

— Джорджи, — неуверенно позвал Фред, подсознательно не сомневаясь, что брат сейчас появится, распахнув дверь в дальнем углу зала, взволнованный и счастливый, что нашёл его. Конечно, брат-близнец Фреда, его вторая половина, найдёт его. Как иначе? Они ведь связаны и всегда были вместе: с самого рождения и до смерти.

Погодите-ка.

Стоп.

Смерти?

Фред вздрогнул, поражённый неприятной догадкой. Эта неясная, тревожная мысль жалила его с момента пробуждения, но он не хотел верить. И все же невозможно бесконечно игнорировать очевидное. Фред Уизли был убит. Его жизнь оборвалась так нелепо, почти случайно, что парень нервно рассмеялся. Но внезапно смех замер на побледневших и дрожащих губах Фреда. Он один. Джорджа здесь нет. Джорджи, его брат, его друг, его всё, жив. Фред одновременно испытал невероятное облегчение и щемящую, невыносимую боль. Он совершенно не знал, как это — быть одному, и чувствовал себя потерянным, испуганным и беспомощным. Ему отчаянно не хотелось умирать.

Невероятным усилием воли Фред постарался взять себя в руки и успокоиться. Он же потомственный гриффиндорец, никогда не унывающий Фред Уизли, для которого даже смерть не может быть поводом впадать в панику. Если бы Джордж был сейчас рядом, то, наверняка, следующие лет десять дразнил бы его «Нюней». Если бы Джордж был рядом...

Фред решительно хлопнул себя по лбу, отгоняя гнетущие мысли. Джордж жив. Это главное. И теперь брату придется жить за них двоих, а это гораздо труднее, чем умереть, так что Фред просто недостоин называться Уизли, если сейчас расклеится. Рассудив, что топтаться на одном месте смысла не имеет, он направился к двери, зачем-то прихватив с собой будильник. Дверь открылась легко и бесшумно, явив Фреду длинный, залитый ярким светом белый коридор. Фред прикоснулся кончиками пальцев к стене, провел ими по шероховатой, прохладной поверхности, напоминающей на ощупь матовое стекло, и посмотрел вверх. Потолка не было. Над головой Фреда, насколько хватало глаз, клубился густой белый туман. В его завихрениях периодически мелькали неясные образы, тени, некоторые из которых отдалённо напоминали человеческие фигуры. Волшебник направился вперёд. Конца коридора он не видел, но надеялся, что где-то там, впереди, его ждет что-то более существенное, чем очередное раздрающе-белое помещение.