Весна, сигареты и много музыки (гет)

1.

Лили Поттер учится на шестом курсе. У нее небрежно завязанный зелено-серебристый галстук и белая рубашка с закатанными рукавами. У нее длинные рыжие волосы и глаза цвета бренди. Лили чертова Поттер.

У Лили Поттер два старших брата, одна лучшая подруга и целая толпа обожателей. У нее коротко стриженые ногти, рваные джинсы и разноцветные кеды. Лили Поттер не носит мантий, разве что очень холодно. Лили Поттер лучшая на курсе. Чертова Лили Поттер!

Она язвит и ухмыляется, смеется звонко на весь коридор и не обращает внимания на комплименты. Она слушает внимательно, отвечает резко и не всегда цензурно. Она бесстыдно курит прямо в коридорах древнего замка. Она увлеченно рассказывает своей Рози о квиддиче, даже не замечая, что та ее попросту не слышит. Лили Поттер ловец слизеринской команды. Лили Поттер. Черт!

Лили Поттер притягательна, как и все недосягаемое. И я бы, может быть, и думать бы не думал о чертовке, если бы не ее руки.

А руки у Лили красивые, изящные, пальцы длинные и тонкие, а ладони горячие. Подушечки пальцев твердые, а ногти стрижены (я говорил уже, да?). Руки у Лили чудесные. Руки у Лили волшебные. Лили играет на гитаре.

И если бы я случайно не зашел в пустой, как мне казалось, класс заклинаний и не увидел тогда ее, сидящую прямо на полу, если бы не услышал, как она играет, если бы не наткнулся взглядом на ее пальцы, перебирающие струны, если бы не услышал ее хрипловатого от простуды голоса, может быть, Лили Поттер никогда не ожила для меня. Но я зашел и увидел. И теперь я знаю, как дрожат ее ресницы, как она морщит лоб и как сдувает непослушные волосы. Я теперь каждую веснушку на ее лице знаю.

Мы играем в две гитары каждый четверг. Я играю хорошо, Лили — еще лучше. Иногда отвлекаюсь, смотрю на ее пальцы, — интересно, они теплые или холодные? — а она сердито дергает меня за рейвенкловский галстук и бурчит: “Гиппогриф тебя затопчи, ты будешь играть или нет?”. Вся такая раздраженная, яркая, живая. Уже такая привычная и все равно — новая.

А когда пальцы устают от аккордов и баррэ, мы откладываем инструменты в сторону и сидим, привалившись спинами к стене. Она курит и я курю. Прямо в кабинете Флитвика. Сумасшедшие! Сигарета тлеет в ее пальцах, и я глаз оторвать от них не могу. Она ухмыляется и язвит, а я все равно смотрю. Мы сидим так недолго — потом встаем, расходимся до своим гостиным. До следующего четверга.

Привет, меня зовут Скорпиус Малфой и я влюблен в руки Лили Поттер.

2.

Играть я начал, когда мне было десять. Или девять? Нет, все-таки десять. Мама решила, что музыкальное образование — это то, без чего я в этой жизни попросту загнусь и привела ко мне преподавателя. Я до сих пор теряюсь в догадках — почему именно гитара? Почему не фортепиано, скрипка, флейта? Видно, так было угодно судьбе. Ну, в лице моей маман.

Дважды в неделю к нам в дом приходил мистер Перрел. Гитара его была очень старой, да и сам он выглядел как-то... потрепано. Брюки и пиджак хоть и чистые, но очень поношенные. Ботинки сбиты. Шляпа старая. Черте-что, а не учитель!

Играть мне не нравилось. Пальцы болели и уставали, аккорды вечно казались слишком сложными, а металлические струны никак не хотели мне помогать. Да я почти ненавидел Перрела, смотря, как он легко и непринужденно играет! После семи занятий я малодушно попросил маму прекратить эту пытку. Она лишь нахмурилась, а уроков не отменила. Я был в бешенстве.

На восьмое занятие мистер Перрел пришел точно во время. Надо сказать, он вообще никогда не опаздывал, этот Перрел. Урок провел как обычно, смотрел на мои жалкие попытки сыграть хоть что-нибудь, терпеливо объяснял, что я делаю не так. Но перед тем, как уйти, он подмигнул мне и сказал:

— Ходят слухи, избавиться от меня хочешь? Да не переживай ты так, не осуждаю, — расхохотался он, заметив как изменилось мое лицо. — У меня для тебя кое-что есть.

И он протянул мне маленькую коробочку, от которой тянулись удлинители ушей. Я взял коробочку в руки, не зная, что с ней дальше делать.

— Пользоваться не умеешь? Ох уж эти чистокровные, ничего в технике не смыслят! Это плеер. Смотри, нажимаешь эту кнопку, да, эту. Видишь, список? Это названия песен. Вот так можно выбрать любую, а если нажать вооот эту кнопку заиграет музыка. Все очень просто. Послушай, если будет время. До свидания.

И он вышел из моей комнаты, аккуратно закрыв за собою дверь. Я недоуменно покрутил коробочку в руках. Потом вздохнул, надел удлинители ушей и выбрал песню. Методом тыка выбрал. Но как же я угадал в своем выборе! “One, two, three, four!” — и в мои уши ворвалась мелодия “I Saw Her Standing There” The Beatles.

Мой мир рухнул.

Вот так в один момент все вокруг потеряло свою значимость, все, кроме волшебных звуков в моей голове. После первой песни заиграла вторая, третья, четвертая... Я сидел с раскрытым ртом, мое сердце бешено стучало в груди, и всего меня затапливало понимание: я не откажусь от гитары. Я научусь играть, чего бы мне это ни стоило.

Мне было десять и я слушал Beatles.

3.

У нас не получается “Wish you were here” Pink Floyd. Вообще. Никак.

По отдельности — пожалуйста, да сколько угодно! А вместе — не идет. Сбиваемся. Злимся. Не звучим.

Лили срывается первой — почти отбрасывает гитару в сторону, вытряхивает из пачки сигарету и прикуривает от волшебной палочки. Я со своим инструментом осторожнее — кладу рядом, достаю сигарету и тоже прикуриваю. Лили злится. Щеки горят, ноздри гневно раздуваются, пальцы дрожат.

— Малфой, ну что мы не так делаем, а? Ну вроде все правильно, почему же так отвратно звучит-то?

— Успокойся, мой нервный друг, — усмехаюсь я. — Инструмент нервов не любит.

— Кто нервничает? Я нервничаю?! — она гневно смотрит на меня. А в глазах молнии, а ресницы дрожат...

— О, нет, ты абсолютно спокойна. Почти такая же, как в субботу... — а в субботу был квиддич. И я ее бессовестно обыграл, выхватив снитч прямо у нее из-под носа. Рейвенкло — Слизерин — 240:230. Лили рвала и метала.

— Ты до конца жизни мне это вспоминать будешь? Единственный раз ухитрился меня обогнать, а гордости полны штаны.. — она злится еще больше. Я смеюсь. — Ну чего ржешь, а, Малфой? У тебя, между прочим, песня не получается!

Я тушу сигарету и вновь беру в руки гитару. Перебираю пальцами струны, улыбаюсь себе. Через несколько секунд в классе звучат уже две гитары.

Но Поттер зла. У нас не получается — да и не получится сегодня. За окном — март, темно и звезды, а у нас — тепло и сигаретный дым. И “Wish you were here”, которая никак нам не поддастся.

Лили вновь откладывает инструмент и устало закрывает глаза. Гитара у Лили старая, у меня — довольно новая, но ее мне нравится больше. Есть в ней что-то знакомое, что-то притягивающее, что-то... родное, что ли?

— Может спать пора, змеюка слизеринская? — ухмыляюсь я.

— Может и пора, петух ты мой рейвенкловский, — парирует та. — Давай еще по одной выкурим и баиньки.

Мы курим и молчим. Лили выпускает колечки изо рта, и мне так мучительно не хочется ее отпускать, что с языка срывается:

— А где ты научилась играть?

— Научили, — улыбается та.

— Кто? — я не унимаюсь.

— Это долгая и грустная история.

— Ты думаешь, тебе удастся уйти от ответа?

— Думаю, да. — Она смеется, но вдруг резко обрывает смех: — Малфой, сюда кто-то идет!

— Да кто сюда может идти, пол первого ночи, все спят уже давно... — начинаю я, но вдруг отчетливо слышу шаги где-то в коридоре. — Черт, что делать?

— Сматываться, — Лили вскакивает на ноги, хватает меня за руку и мы вместе выбегаем в коридор. С одной стороны коридора к нам приближается кто-то, очень напоминающий МакГонагл (какого черта старушке не спится?!), мы, не долго думая, бросаемся бежать прочь от класса заклинаний. Звуки наших шагов отбиваются от стен и мне кажется, что наш топот подобен стае слонов на утренней пробежке. Мы бежим темными коридорами, перепрыгиваем через ступеньки на лестницах, тяжело дышим. Но не останавливаемся. Бежим, бежим, бежим.. Не разнимая рук.

И когда мы пытаемся отдышаться в одной из ниш, я уже и думать не могу ни о чем другом, кроме как о том, что руки у Лили теплые.

Мы смотрим друг другу в глаза, а ее пальцы сильнее сжимают мои. У Лили волосы растрепаны, взгляд горит, а губы приоткрыты. И я уже думаю наклониться и поцеловать, как вдруг она громко восклицает:

— Малфоооой, мы гитары забыли!

4.

Трепку нам задают славную. Со всем размахом — с выговором директора, вызовом родителей и кучей отработок в наказание. Нас обвиняют в нарушении спокойствия, прогулках после отбоя и курении на территории школы. Я сначала думал благородно взвалить всю ответственность на свои широкие плечи, но Лили, послушав минуты три мои излияния, махнула рукой директору:

— Ой, да врет он все. Вдвоем мы были.

Я закрываю рот, отец хмурится еще больше, мистер Поттер издает смешок, который безуспешно пытается замаскировать под кашель. У меня вообще складывается впечатление, что его забавляет вся эта ситуация.

Его можно понять — после правильных и спокойных сыновей, которые за свои семь лет в Хогвартсе не нарушили, наверное, ни одного правила, единственная дочь выдает такое! По ночам шляется с Малфоем по школе, раскуривая по дороге сигарету за сигаретой. Смех да и только!

Мой отец настроен не так благодушно: после речи директора, мне еще приходится выслушать лекцию от него на тему: “Ты что, вообще сдурел, чем занимаешься, и, главное, с кем, и с каких это пор ты куришь, и что будет если мама узнает?!”. Но это ничего. Главное не это.

А главное то, что следующую неделю я буду видеть Лили каждый день. И не важно, что в руках у нас будут совсем не гитары (их обещали отдать по окончанию отработки), а тряпки и чистящие средства. Не важно!

В первый же вечер мы натираем до блеска кубки в Зале наград. У Лили подобраны волосы в хвост, все те же джинсы и зелено-желтые кеды. У Лили сосредоточенное лицо, а из заднего кармана джинсов торчит пачка сигарет. Хоть бы спрятала, честное слово!

— Поооттер, — тяну я скучающим тоном, — ты что, курить тут собралась?

— Можно и тут. Но лучше все-таки у Флитвика, второй раз нас там точно не застукают, — кидает она, даже не поворачиваясь. Ну что за непослушная девчонка! Я ухмыляюсь. Курить хочется до чертиков.

И через час мы уже спокойно дымим в классе заклинаний.

5.

Новость облетает Хогвартс за считанные минуты — Лили Поттер пришла сегодня на занятия в юбке. Девчонка, которую в жизни никто не видел ни в чем, кроме джинсов (да она даже на Зимний бал в них пришла, заслужив неодобрительный взгляд МакГонагл!), заявилась в короткой юбке посреди недели. Для этого нужны по-настоящему веские объяснения! Новость облетает Хогвартс за считанные минуты — Лили Поттер пришла сегодня на занятия в юбке, значит, Лили Поттер влюбилась.

Я хмурюсь и злюсь. За завтраком мне кусок в горло не лезет, я все посматриваю украдкой на слизеринский стол. Поттер смеется звонко, выслушивая байки Фреда Забини, а на меня даже не глянет. Влюбилась, точно, влюбилась! Проворонил ты свое счастье, Малфой!

Настроение портится со скоростью света. Я срываюсь на однокурсниках, я невнимателен на уроках, а на квиддичной тренировке я даже и не думаю искать снитч. Наш капитан смотрит на меня, как на умалишенного, но только машет рукой и отпускает всех пораньше.

Я бесцельно брожу возле Черного озера, и мою душу разрывает сомненье — идти или не идти сегодня в класс заклинаний. С одной стороны — сегодня четверг, и проблемы с Wish you were here никуда не делись. А с другой — Лили Поттер влюбилась и, наверное, теперь плевать она хотела с Астрономической башни на наши посиделки. На улице темнеет, и я бреду в замок. Ноги сами несут меня в рейвенковскую башню за гитарой.

В кабинет Флитвика я почти бегу, сердце разрывается от страха: придет или не придет? Рывком открываю дверь и...

— Ты чего опаздываешь, а, Малфой? — она сидит как всегда на полу, вытянула свои длинные голые ноги и наигрывает на своей старенькой гитаре. Пальцы — тонкие, длинные, изящные — бережно перебирают струны, а у меня от радости сердце бьется где-то в горле. Пришла.

— А ты для кого разоделась-то, а, Поттер? — она резко поднимает голову, и глаза у нее опасно горят.

— А тебе-то какое дело? Не нравится, что ли? — ее щеки заливаются легким румянцем. — И вообще, сегодня просто жарко.

Ага, жарко, как бы не так. Второе апреля, на улице дождь моросит, и температура не больше пяти градусов. Жарко. Очень. Прям Африка.

Но я поднимаю руки в примирительном жесте:

— Извини, Лили, тебе очень идет, правда.

Она улыбается. И тут же бурчит, все еще немного дуясь:

— Садись уже, играть будем.

И мы играем. Долго-долго, забывая о времени и усталости, забывая о проблемах и неурядицах, забывая. Лили играет соло, и я смотрю на ее руки. Руки у Лили Поттер чудесные. Руки у Лили Поттер волшебные.

А потом мы опять курим и разговариваем. О мелочах. О кошке Филча и матче Гриффиндор — Хаффлпаф, об очередной занудной вечеринке Клуба Слизней и маленьких единорожатах, которые только-только родились у Хагрида, о вкусах “Берти Боттс” и новом Министре магии, о Шотландии и...

— Так кто тебя играть научил, говоришь?

— Друг, — она щуриться и прикуривает очередную сигарету.

— Вы до сих пор общаетесь? — любопытство просто съедает меня, на языке крутятся десятки вопросов, и у меня еле хватает сил не выпустить их наружу.

— Нет. Он исчез. Четыре года назад. — Все мои вопросы сразу улетучиваются. Лили Поттер смотрит на меня и улыбается грустно. — Давай играть, хорошо? И вот еще что. Завтра День рождения у меня. Семнадцать лет. Приходи к Рози, отметим. Пароль — “Пятнистый клешнепод”. Придешь? — я согласно киваю, улыбаюсь. — Вот и славненько. А теперь — за работу.

Ветер бьется в окно, а у нас внутри тепло и радостно. У нас впервые вышло сыграть Wish you were here правильно.