Волшебники бывают только в сказках... (гет)

— Папочка, успокойся, это всего лишь сон... — Теплые ладошки дочери гладят меня по щекам. Я открываю глаза и улыбаюсь своей малышке.

— Я напугал тебя, Герми?

— Нет, совсем нет, я привыкла...

Я обнимаю свою девочку, сажаю себе на руки и потихоньку убаюкиваю ее. Пятилетние дети должны спать ночью, а не вскакивать, чтобы успокоить ненормального, неспособного справиться со своими снами отца. Так говорит Эмилия, моя бывшая жена и мать Гермионы. Мы развелись полтора года назад, дочке тогда едва исполнилось четыре. С тех пор мы с Герми живем вдвоем, у Эмилии своя жизнь. Наверное, ее можно понять. Просыпаться по ночам от несущихся из соседней комнаты криков совершенно ненужного, чужого, давно нелюбимого мужчины, постоянно пытаться найти ответ на странные вопросы дочери, которая почему-то видит несуществующие вещи... И при этом понимать, что и муж и ребенок абсолютно здоровы, ни один врач-психиатр, к которым она обращалась не подтвердили ее опасений. Для девочки четырех лет жить в мире фантазий — абсолютно нормально, особенно если ей недостает внимания родителей. Или наоборот, она слишком избалована. А именно избалованной, залюбленной отцом Эмилия Дин считала свою дочь. В отношении меня вердикт эскулапов был неоднозначен, кто-то считал мои ночные кошмары последствием полученной семь лет назад травмы, кто-то говорил, что это вероятно результат пережитого в детстве сильного потрясения, но все сходились в одном — я перестану видеть эти сны, когда ко мне вернется память. Эмилия же была уверена в том, что я болен и боялась, что и дочь получила от меня в наследство тяжелое психическое расстройство. И однажды ушла. Просто собрала вещи, пока мы с Гермионой гуляли в парке аттракционов, а через неделю прислала документы на развод. Я хотел лишь одного — опеки над дочерью, Эми не возражала. Получив в качестве компенсации вполне приличную сумму, ежегодно перечисляемую на ее счет, Эмилия переехала из Брайтона в Кембридж и больше мы не виделись. Надеюсь, ей повезло наконец обрести счастье, которое не смог дать я. А моя малышка выглядит вполне жизнерадостным ребенком, вот только я же вижу, как ей порой не хватает мамы...

Гермиона уснула и я осторожно, чтобы не потревожить сон дочки, перенес ее в детскую. Она что-то пробормотала, когда я укладывал ее в кроватку и заулыбалась во сне. Выхожу из комнаты, бесшумно прикрыв дверь и иду на кухню. Сегодня я уже не смогу заснуть. Эти видения опустошают меня, по капле выпивая мои силы, и чтобы восстановиться, мне необходим глоток горьковатого, ароматного сигаретного дыма и чашка обжигающего, остро пахнущего кофе. И может, сегодня я наконец смогу вспомнить все. Вспомнить, каким ветром занесло меня во двор пустующего дома на окраине Брайтона, кто был тот парень , чью мертвую руку я сжимал в своей, а главное — кто я? А еще — существует ли на самом деле та девчонка, что снится мне каждую ночь, та, имя которой я дал своей дочери...

Моя жизнь началась меньше семи лет назад, когда я открыл глаза в реанимационной палате муниципальной клиники на окраине Брайтона. Та, что была у меня до этого дня, плотно скрыта за серой пеленой с красивым, но страшным названием "амнезия". Очнувшись, я первым делом решил избавиться от проводов, тянущихся от моих пальцев и груди к жуткого вида жужжащим и попискивающим коробкам , от мешающей свободно дышать маски... Раздался мерзкий, визжащий звук и в палату ворвалась темноволосая девушка лет двадцати шести в форме медсестры. Наклонившись надо мной, девушка поправила сбившиеся датчики и укоризненно посмотрела мне в лицо.

— Ну и зачем ты пытался их снять?

Я лишь закатил глаза — разговаривать мне мешала зафиксированная во рту трубка. Медсестра вышла из палаты, но вскоре вернулась с низеньким, круглым, похожим на мячик, доктором. Закончив осмотр, он ободряюще подмигнул мне и повернулся к медсестре.

— Готовь его к переводу в терапию, Эми. Сильный парнишка, я уже сомневался в том, что он когда нибудь придет в сознание...

Лежать в палате общей терапии оказалось ну очень утомительным занятием. Во-первых, мне пока не разрешали вставать с кровати, а лежать и бесцельно пялиться в потолок не хотелось. Во-вторых, я никак не мог вспомнить, как я здесь оказался. А в-третьих... Я не мог вспомнить не только это. К своему ужасу я вдруг осознал, что не знаю, не помню даже собственного имени. Не знаю, есть ли у меня друзья и родственники, откуда я родом, сколько мне лет и даже моя внешность была для меня загадкой. Вечером ко мне в палату заглянула медсестра из реанимации. Придвинув к кровати стул, она протянула мне яблоко и уселась напротив меня.

— Ну что, давай знакомиться, боец?

— Почему "боец"? — Я взял у нее гостинец и с удовольствием впился зубами в румяный, блестящий бок яблока. — Спасибо.

— Когда тебя привезли, на тебе места живого не было. Переломы, ушибы, да еще и чуть не пол-лица снесено. Мы подумали, что ты попал в эпицентр какого-то взрыва... Хотя там, где тебя нашли, вроде все спокойно. Может, тебя привезли откуда-то и выбросили у заброшенного дома, надеясь, что тебя не найдут?

— Меня нашли у заброшенного дома? И как?

— Соседи позвонили в полицию, сообщили что видели какую-то яркую вспышку, вроде луча прожектора, только красную, у дома, в котором вот уже три года никто не живет. Он, вроде, продается, но желающих его купить пока не нашлось. А когда полиция подъехала, на крыльце дома нашли тебя и еще одного парнишку. Примерно твоих лет, рыжий, здоровенный... Ростом как ты, но раза в полтора шире в плечах, да и вообще... Тебя привезли к нам, а его — в морг.

— Он умер?

За несколько секунд я успел обрести и потерять надежду узнать, кто я такой.

— Когда вас нашли, он был уже мертв. И знаешь, что удивительно? Ты, весь израненый, остался жив, а на нем не было ни царапинки, разве что посмертная гематома от сильного удара. Слушай, а вы с ним кто?

— В смысле?

— Ну, не знаю... На улице стояла жара, середина июля, а на вас обоих были длинные черные плащи с капюшонами, а еще в кармане у тебя лежала какая-то коробка, которую никто не смог открыть... Вы в цирке работали?

Я пожал плечами. Может, и в цирке...

— Не знаю. Понимаешь, я совсем ничего не могу вспомнить. Ни кто я, ни откуда...

— Не переживай. Это бывает. Ты обязательно все вспомнишь. Может, это тебе как-то поможет? — Она дотронулась до моей руки. На безымянном пальце было надето массивное золотое кольцо с крупным темно-красным, почти черным, похожим на запекшуюся кровь рубином. Откуда у меня кольцо, которому, судя по виду, не одна сотня лет? Или это просто искусная подделка "под старину"?

Не считая трех месяцев в реанимации, в больнице я провел всю следующую неделю. Эмилия каждый день забегала проведать меня и каждый раз, отвечая на немой вопрос, отрицательно качала головой. Она подала объявление о потерявшем память юноше в газеты, разместила в Интернете и даже добилась, чтобы обо мне рассказали в теленовостях, но это не дало никаких результатов. Или у меня не было ни родственников, ни друзей, или обо мне предпочли забыть, выбросив на обочину жизни, как ненужный хлам.

Неумолимо приближался день выписки, а мне некуда было пойти. Накануне моего выхода из больницы Эмилия принесла мои вещи, которые забирала, чтобы привести в порядок. Дорогой, явно сшитый на заказ костюм, белоснежная рубашка из тончайшего льна и странного покроя широкий черный плащ, отдаленно напоминающий судейскую мантию. Похоже, я не бедствовал... В переданной для меня сумке нашлись бритвенные принадлежности и зеркало. Почему-то в палате и коридоре отделения зеркала отсутствовали, и сегодня я впервые за все время увидел свое лицо... Красавец... Через всю левую сторону лица, от виска до подбородка проходил широкий рваный шрам, каким-то чудом минуя глаз. Хорошо еще, что за время моего нахождения в больнице челка отросла настолько, что скрывала изуродованную щеку.

Утром, натянув на себя принесенную Эмилией одежду я вышел из дверей больницы. Удивительно, но тонкий плащ оказался достаточно теплым. Закутавшись в него, чтобы не замерзнуть, все-таки на дворе конец октября, я направился к воротам. О том, что ждет меня за территорией больницы, я предпочитал не думать.

За спиной послышались торопливые шаги. Эмилия взяла выходной, чтобы забрать меня после выписки, но когда она появилась в терапии, я уже ушел.

— Куда собрался, торопыга? — Эми тяжело дышала после пробежки по больничному парку, а я счастливо улыбался, глядя на ее раскрасневшееся лицо. Я не ухожу в неизвестность. Я иду ДОМОЙ. И пускай это не мой дом, о котором я ничего не знаю, но теперь у меня есть крыша над головой, и есть человек, готовый помочь мне вернуться к жизни. Обрести новую жизнь, которая начиналась за воротами больницы.

Через десятые руки Эмилия купила мне новые документы. Так я стал Мэйсоном Дином, родившимся пятнадцатого сентября семьдесят седьмого года.

Работа для меня тоже нашлась довольно быстро. В пекарню, расположенную через улицу от дома Эмилии требовался помощник пекаря. Для молодого парня, не имеющего никакой специальности такая работа была вполне подходящей, и вскоре я уже драил чаны для теста, мыл противни, печи и полы, и попутно учился составлять начинки для булочек и пирогов, раскатывал заготовки и подготавливал сдобу к выпечке. Через пару месяцев мне уже доверили процесс приготовления сдобы полностью. А вскоре за моими булочками стали выстраиваться очереди, пекарня мсье Леклера приобрела необычайную популярность сначала у местного населения, затем у приезжающих на морской курорт туристов, а те разнесли славу о необычайно вкусной выпечке по всей Англии. Поль Леклер наращивал производство, сеть пекарен разрослась по всей стране. Мсье Леклер сделал меня технологом производства, оплатил мое обучение в Высшей школе бизнеса и предложил долю в деле. Но стремительный профессиональный рост был не единственной переменой в моей жизни. Где-то через полгода после того, как я поселился у Эмилии она сообщила мне о своей беременности. Мы зарегистрировали наш брак в Мэрии, после чего в компании доктора Лайонела Аркетта, ставшего нашим общим другом, кузена Эмилии Тони и Поля Леклера с его пухленькой, похожей на сдобную булочку, женой отметили нашу свадьбу в прибрежном кафе.

Единственным обстоятельством, мешающим мне спокойно жить, стали ночные кошмары.Я начал видеть эти сны еще в больнице, едва вышел из комы. Чаще всего мне снится девушка лет восемнадцати, стоящая перед высокой, черноволосой, невероятно худой женщиной с безумным взглядом. Исступленно хохоча, ведьма поднимает волшебную палочку, и худенькое тело девчонки начинает корчиться, как от невыносимой боли, она в кровь кусает губы, безуспешно пытаясь сдержать рвущийся из горла жуткий крик, а откуда-то снизу на каждый ее взвизг доносится мужской вопль, повторяющий лишь одно слово:"Гермиона". Не знаю, почему, но я абсолютно уверен, что это имя той самой девушки... Иногда мне снится высокий, бледный человек с лицом, похожим на змеиную морду и красными, горящими ненавистью, глазами. Он прикасается к моей руке и у меня на предплечье, повинуясь заклинанию и волшебной палочке появляется уродливый рисунок — человеческий череп с выползающей изо рта змеей. Даже проснувшись, я чувствую жжение на коже, которая каждый раз оказывается все такой же белой, без всяких отвратительных татуировок. Изредка я вижу огромный зал, полный совсем еще юных, нарядных парней и девушек, и ту, что зовут Гермиона, в вечернем платье, с красиво убранными волосами, прекрасную, как сказочная принцесса, танцующую с каким-то черноволосым парнем. А открыв глаза, думаю о том, насколько неприятен мне этот тип. Еще вижу себя, держащего палочку направленной на высокого старика с добрыми синими глазами, понимая, что должен убить его и никак не могу на это решиться. Сон меняется, и я на коленях стою перед змеелицым колдуном, и уже мое тело извивается от ужасной боли, а из груди вырывается жуткий крик... Но ни разу в своих снах я не видел лиц своих родителей, ни разу не слышал, чтобы хоть кто нибудь произнес мое имя. Да и откуда всему этому взяться, если ведьм, колдунов и волшебных палочек не существует, это всего лишь мои сны. Наверняка в той, забытой жизни я увлекался мистической литературой и фильмами в жанре "фэнтези".

В конце января две тысячи второго в моей жизни произошло чудо. У меня родилась дочь. Я был на работе, когда Эми позвонила, чтобы сообщить эту новость. Я сразу же помчался в больницу. Лайонелл встретил меня в холле и сам отвел в родильное отделение. Войдя в палату, я поцеловал Эмилию, повернулся к стоящей здесь же детской кроватке и пропал... Улыбаясь во весь свой беззубый рот на меня смотрела своими умными, цвета грозового неба, глазами самая прекрасная в мире малышка. Моя дочь. Я взял на руки это крошечное, очаровательное существо и осторожно прижав к себе, прошептал: " Гермиона ". Эмилия, услышав это, скривила губы.

— На мой взгляд, Мэйсон, девочку лучше назвать другим именем. Кэтрин, например, или Анна... Просто, понятно.

— Нет. — Другого имени для своей дочери я не мыслил. — Мне нравится это имя, и оно как нельзя лучше подходит такой красавице, как наша малышка.

— Ладно, как скажешь... — Эми примирительно улыбнулась. — Давай Гермиону сюда, ее пора кормить.

Я передал маленькое чудо жене и последующие минут пятнадцать с блаженной улыбкой наблюдал, как малышка теребит сосок матери, добывая себе пропитание.

* * *

Герми стала для меня самым главным человеком в жизни. К моменту ее рождения наша семья уже стала довольно обеспеченной, и я был готов исполнить любой каприз дочери. С того дня, как малышка появилась в доме, я сам менял ей подгузники, сам кормил с ложечки, сам укладывал спать, рассказывая перед сном сказки. И чуть не сошел с ума от радости, когда она, хитро прищурившись, совершенно осознанно произнесла слово "папа".

Я мог бы подарить ей весь мир, стоило только попросить. Эмилия ревновала меня к дочери, и страдая от недостатка моего внимания так и не смогла сблизиться с ней. Мы все чаще стали ссориться, в конце концов я перешел из нашей общей спальни в гостевую комнату.

В работе у меня тоже произошли перемены. С поддержки Поля Леклера я начал собственное дело, открыв кондитерскую. Я уже давно хотел заняться изготовлением тортов и пирожных, наверняка в детстве был жутким сластеной. Через пару месяцев успешной работы у меня появилось еще одно кафе, а вскоре сеть моих кондитерских охватила всю Британию, и я стал подумывать о покорении зарубежного рынка.

Эмилия ушла, не выдержав конкуренции с дочерью и моей работой. Поначалу мне казалось, что ничего в нашей с Герми жизни не изменилось, она всегда была ближе ко мне. Но малышка подрастала, с ней начали происходить странные вещи, няня частенько жаловалась, что Гермиона ведет себя иначе, чем другие дети в ее возрасте, все время витает в облаках, не общается с соседскими детьми, предпочитая проводить время в собственной оранжерее или сидя в небольшом саду с книгой сказок. Я решил, что девочке не хватает материнской любви. К тому времени в моей личной жизни тоже кое-что изменилось. Компании был необходим юрист и, пересмотрев десятки присланных резюме, проведя кучу собеседований, я остановился на кандидатуре выпускницы Кембриджа, Леандре Стоун. Эта девушка поразила меня с самой первой встречи. Высокая стройная шатенка с огромными синими, как июльское небо, глазами, Леандра оказалась не только прекрасным профессионалом, но и замечательным, остроумным, интересным собеседником, любила классическую музыку и тяжелый рок, увлекалась бальными танцами и прекрасно каталась на горных лыжах. А еще она мечтала о большой семье... Мы как-то незаметно сблизились, и я стал подумывать о том, чтобы жениться во второй раз. Не то, чтобы я безумно любил ее, нет. Просто мне казалось, что эта девушка сможет подружиться с моей дочерью, сможет заменить ей мать. Правда, Гермионе Леандра не понравилась. Я несколько раз приглашал Лео к себе, в надежде, что они сблизятся . Герми терпеливо высиживала в обществе "папиной невесты" до ее ухода, а потом бросала на меня обиженный взгляд и отправлялась в свою комнату, отказываясь хотя бы намекнуть, чем ей так несимпатична милая девушка, читающая с ней книги, весело рассказывающая о своих приключениях в горах и с интересом слушающая об успехах малышки в цветоводстве. Может, хотя бы сегодня мне удастся переубедить дочь.

Кофе давно остыл, сигарета истлела, а я все сидел за столом, вспоминая свой сегодняшний сон... Я стоял посреди огромной комнаты в старом, заброшенном особняке, а напротив меня, направив мне в лицо волшебную палочку, стоял высоченный парень и требовал отдать ему какую-то вещь. А у его ног лежал без движения рыжий парнишка... Я нагнулся, ухватив рыжего за руку, взмахнул своей палочкой, отражая летящий в меня красный луч, повернулся, заметив две зеленые вспышки и рухнул на землю возле... заброшенного дома, сжимая в руке холодную, мертвую ладонь. 

Кажется, именно там нашли меня семь лет назад...  Или это всего лишь сон?