Хрустальное небо (гет)

Накануне свадьбы Роуз так и не смогла сомкнуть глаз: как маленькая девочка попросилась спать в комнату к маме, да так и пролежала, уткнувшись носом ей в плечо.

— Ты хоть немного поспала? — мягкий, со звонкими нотками, голос Гермионы вывел Роуз из оцепенения.

— Да, — она часто-часто заморгала, как всегда, когда врала родителям. Правда, так нагло, в лицо, это случалось редко.

— А почему глаза такие красные?

Мамино присутствие успокаивало, словно обволакивало непроницаемым стеганым одеялом, защищающим от всех кошмаров и проблем. Роуз была уверена, что не будь ее рядом в эту ночь, она бы наверняка не выжила. Выгорела дотла, оставив только сизую горстку пепла среди измятых простыней бабушки Молли. Вот бы та расстроилась. Такое добро испорчено!

— Это нервное, — улыбка — короткая, резкая — словно лучик солнца на мгновение выглянул из пелены белесых грозовых туч. — Такое событие.

— Все будет хорошо, — Гермиона порывисто прижала дочь к себе и прошептала совсем тихо, прижавшись к самому ее уху, — очень хорошо, слышишь?

— Конечно…

Прихорашиваясь перед большим зеркалом-трюмо, Роуз то и дело поглядывала в окно, изукрашенное первыми, робкими узорами мороза. Зимнее небо было прекрасно: близкое, по-осеннему теплое, в обрамлении белых облачков, словно укутанное в теплую меховую шубку, оно отливало перламутром, искрилось в первых, неверных лучах солнца.

— Кажется, хорошая погодка намечается, — аппарировав прямо за спину кузины, радостно бросил Джеймс. — Самое оно для свадьбы, да?

Рука Роуз невольно дрогнула, и тоненькая линия подводки, что должна была подчеркнуть ее глаза цвета разбавленного антифриза (и каких только слов не наслушаешься в гараже у дедушки Артура), превратилась в уродливую чернильную кляксу.

— Ну что, ты доволен? — смерив кузена самым предостерегающим из своих взглядов, Роуз не выдержала и улыбнулась.

— А по-моему — тебе идет. Да и черный всегда в моде.

Опустившись перед ней на колени, Джеймс взял в руки кисточку и парой умелых, плавных движений дорисовал к кляксе несколько узорных завитушек. Вышло весьма сносно.

— Может оставить? Мило так получилось. Буду звездой вечера.

Как настоящий мастер, не обращая никакого внимания на все ее попытки корчить рожи, он деловито и спокойно осматривал лучшее из своих творений, как вдруг, сам того не ожидая, коснулся щеки Роуз чуть мягче и нежнее, чем следовало бы.

Подсознательно именно этого она всегда и боялась. Боялась, что Джеймс переступит ту хрупкую грань, что отделяет их удивительную детскую дружбу от бездны непонимания, ревности, да и что уж там говорить… любви.

Неужели он сделал шаг в эту гулкую, так хорошо знакомую ей, пустоту?

— Знаешь, я до сих не верю, что он решился, — неожиданно выпалила она.

Скакать с одной тему на другую, безусловно, ее конек. Еще мгновение назад думала о мучительном вечере, о Джеймсе и вот теперь — резко, без переходов — о нем. И почему, когда речь заходила о любви, она всегда грезила только об одном человеке? Почему всегда о нем?..

— Они отличная пара и очень друг друга дополняют, — растягивая гласные, явно пытаясь передразнить неповторимую манеру тети Джинни, произнес Джеймс.

Хорошая пара, это когда люди хотя бы пытаются друг друга понять. А Тедди и Лили как будто с разных планет — два пучеглазых представителя чужеродных вселенных. Лепечут чушь каждый на своем языке, перебивая и не слушая один одного. Идеальная пара, да.

— Как думаешь, если погода вдруг испортится, это гнусное мероприятие отменят?

Конечно, нет. Не зря же они все вместе битый час растягивали огромные аляповатые шатры на поляне около дома. Эта свадьба состоится, даже если небо упадет на землю.

— А ты, значит, решила попрактиковаться в погодной магии?

Роуз закатила глаза к небу: о, Боги, и почему из двух ближайших ее друзей с ней остался именно этот? Почему не Джеймсу, а Тедди приспичило жениться? Уж другой бы ее понял.

— На самом деле, зная нашу с тобой сестренку, это свадьба состоится, наколдуй ты со своей злостью хоть всемирный потоп и бескрайние моря грязи. Главный вопрос в том, что будет чувствовать Тедди, если ты всеми силами будешь портить его свадьбу. Он ведь любит тебя.

— Если бы любил, все было бы несколько иначе.

Как именно «иначе», она и сама не знала. Когда-то давно, когда они еще были зелеными подростками, между ними было что-то особенное — настоящее — только вот ничего реального, осязаемого из этого так и не вышло. До последнего времени ее это не особо беспокоило, ведь Люпин был рядом…

— Только не говори, что ты бы хотела быть на месте Лили. Не поверю! Бесконечная готовка, пеленки и ленивый, просиживающий жизнь на диване, муж — то, чего ты хочешь?

Роуз улыбнулась. Нет, конечно. Она ведь дочь Гермионы Уизли, а значит, семья и крепкий тыл — далеко не цель ее жизни. Блестящая, с отличием, учеба в Хогвартсе, курсы при Академии Министерства, а теперь и хорошее место в Отделе Магического правопорядка — вот то, чем стоит гордиться. То, к чему она должна стремиться.

Улыбка как-то сама собой стала грустной, а затем и вовсе исчезла. Соответствовать чужим ожиданиям было на удивление сложно. Папа перед самым их с матерью разводом, в пылу ссоры, бросил, что это как напряженная, выматывающая работа. Теперь она, кажется, начала его понимать.

— Ты справишься, я уверен. И сделаешь все, как надо.

Роуз кивнула, одарив его мягким, полным понимания взглядом. Да, она справится, как делала это всегда.

* * *

Церемония осталась в памяти смазанным цветным пятном. Она запомнила только удушающий аромат хризантем и пионов, сочащийся из высоких ваз, расставленных повсюду, раскрасневшееся лицо невесты, едва не опоздавшей к своему триумфальному дефиле по проходу в сопровождении поседевшего в день отца, и, конечно, ее — сгорбленную старуху в лохмотьях, буравящую Роуз пронзительным взглядом все полчаса клятв, слезливых признаний и умиленных рыданий.

Уже ближе к вечеру, когда пестрая толпа гостей переместилась в самый большой из шатров, заполненный традиционной свадебной снедью, эта странная родственница (наверняка, одна из Уизли, коих неисчислимо много) вновь попалась Роуз на глаза. Не обращая ни малейшего внимания на окружающих, старуха деловито набивала карманы, чем придется. Больше — конфетами, конечно.

Ухмыльнувшись и решив про себя, что пора бы познакомиться с этой странной дамой, Роуз двинулась к ней по самому краю импровизированного зала для танцев, однако сделать успела лишь пару шагов: Джеймс, выпорхнувший из ниоткуда, легко подхватил ее и, даже не думая спросить согласия, закружил в трехтактном ритме вальса.

— Тьфу на тебя, — стараясь не затоптать ему ноги и одновременно не потерять из виду свою престарелую жертву, пробормотала Роуз. — Я тут, вообще-то, с одним человеком поговорить хотела.

— Поберегись, милая, он уже женат. Даже не знаю, для работников Отдела магического правопорядка такие шашни — наказуемы? Я бы ввел какое-нибудь правило о том, что подобное поведение порочит высокое звание работника и тому подобное. Аморальность, знаешь ли. Ты бы, несомненно, получила какой-нибудь утешительный приз в ежегодном награждении…

— Она ушла, — в голосе скользнула легкая нотка разочарования и даже грусти. — Что ты говорил, прости?

— Да, Роуз, я начинаю всерьез за тебя переживать. Ты в порядке?

— Немного плохо от духоты и все.

Стоило сказать — и началось. Нервное напряжение дало о себе знать, и ей действительно стало плохо: ватные ноги, белесый туман в голове и свинцовая тяжесть в висках — не самое приятное состояние.

Не сговариваясь, они отделились от других танцующих пар и вышли на небольшую устланную коврами полянку у шатра.

— Полегче? — Джеймс продолжал осторожно придерживать ее за плечи, хотя они уже никуда не шли, и нужды в этом не было.

— Да, пожалуй… Ерунда.

Рывком развернув ее к себе, Джеймс легонько обнял ее и поцеловал в макушку.

— Не надо так переживать. У тебя еще все будет, и будет замечательно.

У нее все будет…

Лица счастливых Тедди и Лили перед глазами. Звон свадебных колокольчиков. Чудовищный, изуродованный ритм вальса, в котором они кружились так недавно (или давно?). Губы Джеймса — мягкие и горячие.

Что она делает?..

— П-прости, — ошеломленно прошептала Роуз, отстраняясь.

— Тебе… не понравилось?

Джеймс ожил, словно заискрился изнутри. Вот так выглядят люди, когда они влюблены? Она тоже такая, когда смотрит на Тедди?

Нет.

Не чувствуя почвы под ногами, пошатываясь из стороны в сторону, Роуз бросилась прочь.

Она не любит Тедди, нет. Это все — зависть, приправленная капелькой горечи и огромной порцией собственничества.

— Стой!

Роуз не остановилась. Она бежала и бежала, все удаляясь от зеленоватых огней шатра, вперед и как будто вверх, под сень сверкающего серебром, хрустального неба.

Уже у края поляны, на самой кромке настоящего, живого мира, перед ней возникла та самая старуха. Хищно улыбаясь, она бросила россыпь монет прямо под ноги бегущей девушке, но та, казалось, не придала этому никакого значения. «Лети, лети же скорее», — билось внутри.

И она полетела. Мгновение — и вместо рук большие крепкие крылья. Взмах — и вместо ног две аккуратные крохотные лапки. Она больше не человек (неужели неконтролируемая анимагия?). Она — птица, парящая в бескрайней пустоте неба.

Теперь — только вперед, на бешеной скорости, слыша завывания ветра в ушах. Далеко. Туда, где никто не найдет.

— Стой, красотка. Куда это ты ласты навострила? — звук аппарации и гаркающий смех совсем рядом.

Старуха, Мерлин ее побери, явно была готова к такому повороту. Ловким, отточенным движением она набросила силок прямо на новое, изумительное тело Роуз, накрепко приковав ее к земле.

Зачем крылья, если не можешь улететь?

Роуз задыхалась от негодования. Ее жестоко обманули: дали крылья и небо, но забрали то единственное, что было у нее как человека — право выбирать.

Она хотела бы спросить, что происходит, но птичий рот был плохо приспособлен к нормальной речи. Из горла вырывались лишь хриплое кряхтение, карканье и яростное шипение.

— Тихо, детка, — яркий всполох из палочки нападавшей заставил птичье тело оцепенеть.

Костлявые пальцы старухи почти нежно коснулись ее чистеньких серых перьев, как будто гладя, но уже через мгновение с неожиданной силой вцепились в основание крыла и сломали его. Затем сломали второе.

Будь Роуз человеком, она бы кричала от боли, вопила во всю глотку. Но человеком она уже не была. Заклинание оцепенения продолжало действовать, поэтому она просто несколько раз тихонько вздохнула и провалилась в темноту.