Налито Вечности вино (гет)

Налито Вечности вино

Когда налито Вечности вино,

Есть время насладиться счастьем.

И чудится — нам жизни ход подвластен,

Покуда кубки не покажут дно.

Гарри не удивился, когда, вынырнув из воспоминаний Снейпа, услышал усиленный магией голос Волдеморта, требовавший выдачи Избранного. В голове что-то щёлкнуло, и стало вдруг кристально ясно, как можно завершить их противостояние, а заодно, возможно, и войну. Ощущение избавления от забот, лёгкости и воздушности своего тела и разума были непривычны, но принесли спокойствие и странную отстранённость от собственного близкого и теперь уже неминуемого будущего. Он взглянул на стоящую рядом и сосредоточенно обдумывающую ситуацию Гермиону. Она была необходима для победного завершения, чтобы все жертвы не были напрасны. Но как же тяжело было ощущать необходимость умирать не в одиночку, а, скорее всего, с самым близким и дорогим человеком на свете, для спасения которого своей жизни, увы, не хватало. Хотя могло случится и чудо. Но даже желать именно этого чуда ему было нельзя. Хотя он очень долго почему-то верил, что если кто-то один из них и выживет, то это будет она, Гермиона.

— Вот ведь как оно... — продолжить неожиданно тягучую фразу Гарри не смог, прерванный отстранённым и одновременно готовым сорваться, “гермионистым” голосом:

— Этого не может быть. То, что ты — крестраж. Гарри, помнишь, как мы с тобой пытались понять логику создания и смысл существования крестражей? И пришли к выводу, что случайно создать крестраж примерно как с успехом исполнить “Акцио Хогвартс”. И даже если и был крестраж в тебе, то погиб от яда василиска в твоей крови. Ведь дневник погиб за секунды при воздействии яда на пергамент. Или ты сам давно, ещё ребёнком бы умер — Квиррел доказал, что две души в одном теле очень быстро это тело убивают.

— А как же моя связь со змеелицым через шрам?

— Это совсем необязательно кусок души. Ведь, например, призраки и портреты Хогвартса не обладают ни душой, ни её куском, а тем не менее как-то существуют, информацию хранить и передавать могут. Мы же опытным путём выяснили, что нет никакой связи у крестражей с их создателем, иначе Том почувствовал бы гибель медальона. С весьма неприятными для нас последствиями. А у тебя... — она только на мгновение запнулась, и тут же её глаза засияли. — Помнишь, ты говорил о призраках, вышедших на кладбище из палочки Волдеморта? А ведь среди них не было призрака самого Тёмного Лорда, хоть он и стал жертвой Авады из этой палочки?

— Да, не было. И?

— Значит он куда-то делся! — И тут она торжествующе указала пальцем на его шрам. — Ты сам был в роли палочки, когда перенаправил Аваду в него, и призрак Риддла остался в тебе, а точнее — в твоём шраме. Он-то и даёт тебе связь с Сам-Знаешь-Кем.

— Поздравляю, ты не первая додумалась. Может догадаешься — кто ещё, кроме Дамблдора?

— ... Лорд?

— Да, только не Тёмный, а Злой...

— А-а-а, Оливандер? [AnEvilLord — злой лорд — анаграмма имени Ollivander]

— Он самый. После настойчивых “уговоров” сиротки Тома. Но вообще-то, Май, ты ведь сама могла убедиться, что все эти хоть магические, хоть маггловские законы и вероятности вокруг меня совсем не хотят работать. И случается со мной самое странное и невероятное, то, чего не может быть никогда. Не всегда в мою пользу, кстати. Хотя да, везло мне зверски... Может, и сегодня повезёт... И потом. Время. У нас пара часов, теперь даже меньше. Ты готова рискнуть людьми в замке и взять на свою совесть ещё и эти смерти, ведь при атаке всеми силами Тёмного Лорда при его личном участии если кто и выживет, то только случайно? Я — нет. Ведь этот предыдущий штурм — это он только пальчиком погрозил. И вообще, не ты ли сама предложила девиз нашей семьи?

— Да, я помню. “Мы принимаем бой”. Мне с детства, как и папе, нравился Киплинг... Так у тебя есть план, Гарри? И учти, одного я тебя не отпущу! — наконец-то интонации голоса Гермионы стали более привычными и деловыми.

— Да, миссис Поттер, у меня есть план. И он требует твоего участия, — и тут же, стараясь деловым тоном отстраниться от жуткой сути, принялся излагать: — Остались только Нагини и я. Не спорь! Я смогу подойти почти вплотную к нему, если без палочки, он обязательно захочет что-то сказать напоследок. Постараюсь отвлечь его внимание от змеи, затянуть разговор. Да, заранее посмотрим, где Нагини. Он теперь никому и ничему не верит, и змея обязательно болтается где-то у него на глазах. Если она будет не прямо перед Риддлом, то дам меч Добби, пусть по моему слову аппарирует к ней и рубит — её защиту меч должен пробить. Если же она перед ним, то сам вытащу меч из Распределяющей шляпы перед ударом. А там... Может и второй раз Аваду переживу...

Долгая пауза, и наконец, он ощутил, как даже не через комок, а через целую глыбу в её горле прохрипел-прошипел вопрос:

— Значит убивать Риддла сразу после?

— Придётся тебе. Из-под моей мантии-невидимки с добавлением всех известных заглушающих и изолирующих заклинаний, когда он будет в эйфории от в конце концов достигнутого триумфа под аплодисменты и крики “Браво” от восхищённой публики и ослабит бдительность. Ты же мне жена по всем законам, в том числе и с точки зрения магии. А значит — ты моя половина, часть моей души — в тебе, также как и часть тебя — во мне. И его смерть от твоей или моей руки неотличима, уж для пророчества-то — точно.

Гермиона думала, а он ждал и ощущал, как мечутся у неё в голове варианты действий, а затем отбрасываются ввиду невыполнимости.

— А если плюнуть на крестражи и просто убить змеелицего, а потом уже спокойно найти и добить Нагини и без спешки разобраться с твоим как бы крестражем — ну не верю я в его существование, Гарри!

— Не считай Тома совсем уж тупым. Во-первых до момента, пока он не увидит меня, он будет отслеживать всё вокруг в режиме сверхчувствительности к любому проявлению магии. А вот сразу после окончательного решения моей проблемы пусть ненадолго, но он обязательно расслабится... Что касается собственной безопасности — Риддл здорово учится на своих ошибках, и второго шанса противникам не даёт. Он серьёзно обжёгся на возрождении даже при наличии множества крестражей. Думал, что даже в виде духа у него будет достаточно сил, чтобы либо возродится самому, либо призвать верных сторонников. Ошибся, и стал почти бессильным. А теперь, я знаю, у него всё время наготове что-то для немедленного возрождения и самое главное, есть исполнители, на случай его очередной смерти. Слышал его самодовольную мысль на эту тему во время одного из последних наших “сеансов связи”. Я не знаю кто, где и как быстро будет это возрождение проводить. Подозреваю, что это будет спустя всего лишь часы после, а может и сразу же. И тогда — всё по-новой. Он станет ещё злее и безумнее, жертв добавится. Тогда шансы у нас упадут почти до нуля. Всё надо сделать сегодня. Нам с тобой. И вообще я слушал втайне от вас с Роном его так часто, как мог — когда он был в ярости или как-то по-иному выходил из спокойного состояния. И знаешь каков был мой самый большой страх? Самое страшное — если бы крестражи оказались либо фальшивкой, либо всего лишь одним из способов бессмертия Риддла. Тогда даже уничтожение всех этих дьявольских вещиц оставило бы нас у разбитого корыта — всё надо было бы начинать сначала, не зная, что делать, и по силам ли это нам? Ну, ты понимаешь. Но он сам — я слышал его размышления — нашёл все остальные ставшие известными ему в течение жизни и странствий варианты, скажем так, продления жизни за пределы смерти физического тела, слишком ненадёжными или почти недоступными, как философский камень, либо слишком затратными: в каком-то случае надо безумное количество чрезвычайно редких ингредиентов, в другом — одновременное заклание большого количества весьма и весьма тщательно подобранных и подготовленных жертв. Тратить почти всю жизнь на, возможно, бесполезные поиски и попытки он не может себя заставить, слишком много соблазнов и желание прославить себя, как самого-самого сильного и непобедимого. Может сейчас ему формальная власть-то нужна, чтобы сделать такой вот неподъёмный для любого частного лица очередной шаг к бессмертию. А пока он создал в конце концов шесть... или семь крестражей. Что, конечно, с трудом можно назвать бессмертием, ведь возродился он совсем не в юном теле, а бессмертное постоянное старение — не самый желанный вариант даже для психа, — Гарри говорил и говорил, отвлекая себя и, в первую очередь, её от молчания и мыслей о грядущем. Он даже и не подозревал в себе способности говорить так много и по делу в такой ситуации, когда обычно психовал и не слушал даже самого себя. — Кстати, наверняка и такой вариант исполнения пророчества предусматривал Дамблдор, когда после пятого курса летом фактически подтолкнул меня к тебе, вправил мне мозги. А я в тот момент уже считал себя под смертным приговором, и боялся признаваться в своих истинных чувствах даже самому себе. Хотел держаться подальше от вас, чтобы вы были в большей безопасности. Идиот. Хоть и не переубедил он меня полностью тогда, но отношения у нас с ним наладились хотя бы до чисто деловых. А я стал изредка думать. О тебе, о себе, о других. Слушать и, каюсь, даже подслушивать разговоры, твои или о тебе. Даже услышал от других девчонок, что ваши ссоры с Роном — признаки любовного напряжения, не находящего правильной разрядки. Даже тихо психанул по этому поводу. И только много позже сообразил какая это чушь — тогда у нас всех с Малфоем любовь до гроба? Смешно, да?

— Да. Я помню. Ты тогда и вырос, и повзрослел, да и Рон за тобой потянулся тоже, старался по крайней мере...

Они помолчали в память о друге.

— Май, ты держись, не раскисай, — он прижал её к себе и зарылся носом в её волосы, обдавшими его такими щемяще-знакомыми ароматами. — Шансы у меня есть. А у тебя они ещё больше. После его смерти не подставляйся, улетай под мантией или аппарируй оттуда хотя-бы на ближайшую опушку — меня вытащишь потом. Проверять, живой я или нет, они вряд ли осмелятся, драпанут или кто поумнее и не убивал — пойдут сдаваться. Мои же шансы особенно велики именно с теперешней палочкой Риддла. Ты же помнишь наши обсуждения действия Авады, даже теорий навыдумывали. И общий вывод, что если верны парочка из этих теорий, то мои шансы пережить Аваду Риддла ещё раз весьма велики. Нашему плану помешать могла бы только Беллатрикс — из-за своей собачьей преданности Тёмному Лорду она могла бы что-то почувствовать и не дать мне приблизиться или даже сама запустить в меня чем-то серьёзнее Экспелармуса. Но о ней позаботился Рон...

Он опять видел, как серьёзно изрезанная осколками хрусталя, но совершенно не смущённая этим Беллатрикс хлёстко-небрежно швыряет нож, и тот входит под ключицу бегущему к ней и Гермионе после взрыва магией Добби люстры Рону. Его друг, сделав ещё несколько шагов, в паре метров от своей убийцы сломано-обречённо падает на колени. А та уже не смотрит на него, вычеркнув из мира живых и представляющих опасность, и поворачивается к лежащей Гермионе, слитно-хищным движением доставая и наставляя на неё запасную палочку. И как вдруг Рон, непонятно как очнувшись от смертного забвения, вырывает из своего тела клинок и в прыжке-падении дотягивается остриём до поясницы Беллатрикс и, вонзив, собственным весом тянет лезвие вниз и распарывает ей ногу сверху донизу, а она, поворачиваясь к нему, превращает этот разрез из прямого в винтообразный, и кровь из него хлещет настоящим фонтаном. А потом Рон, знакомо-мёртво обмякнув, неподвижно лежит лицом вниз в луже своей и её крови. Лица не видно, но почему-то кажется, что на нём не гримаса боли и ужаса, а улыбка наконец-то довольного собой человека. Сам Гарри был тоже занят, потому что почти год Гермиона вбивала в него навыки того, что всегда надо делать сначала то, что должно. И он разбирался: то с Драко, то с Фенриром. Сам он мог забрать с собой через портал делюминатора, настроенный теперь на постоянно бормотавшую “Рон-Гарри-Гермиона” Луну, только одного, и надо было забирать лежавшую без сознания Гермиону, после того как Добби аппарировал с подходящим ему по весу гоблином. Даже на Акцио всех палочек времени не осталось. Хорошо, что рефлексы и память о фиаско в Министерстве сработали — за несколько секунд до появления Волдеморта он успел и делюминатор у Рона с первого раза из кармана вынуть и активировать, и, делая шаг к лежащей без сознания Гермионе, вырвать запасную палочку из руки Беллатрикс. Как результат — у Гермионы теперь была нормальная палочка, и во многом благодаря этому удалось ограбление Гринготтса. Только потом, уже в Ракушке, из видений Волдеморта он узнал, что Рон умер сразу, а Беллатрикс лишь на минуту, не более, пережила его — ярость ворвавшегося к Малфоям Риддла не позволила остальным вовремя очнуться и остановить ей кровь. Но Волдеморт скрыл ото всех как её смерть, так и их захват с побегом, кроме захвата и последующей смерти Рона — просто отобливиэйтил всех причастных со своей стороны и объявил внутреннему кругу, что отослал Беллатрикс со специальным поручением. Куда делось тело Рона, Гарри так и не узнал.

До сих пор было больно вспоминать о друге, хоть Гарри и знал о главной причине его возвращения. У них состоялся короткий разговор, скорее сумбурный, но предельно откровенный со стороны Рона монолог:

— Я был ревнивый дурак и слишком хотел жить, когда ушёл. Не понимал, что без вас — это не жизнь. Ещё наконец-то осознал, что оба вы ещё до начала этой долбаной охоты ожидали, что погибнете, и может случится так, что именно ты, Гарри, будешь единственной потерей из нас троих... Вот тогда у меня будет шанс вернуть себе Гермиону... Особенно если она будет беременна и ей обязательно нужен будет кто-то рядом для поддержки — родителей её ещё надо найти. Нет, ты не думай, я ни в коем случае не собираюсь приближать твою смерть или способствовать ей. Я готов закрыть тебя и Гермиону собой... Это ведь тоже очень неплохой для меня вариант... Гораздо лучше, чем смерть Гермионы, а сам я останусь при этом жив. Это будет жалкое одиночество слизняка до самого конца его бессмысленной жизни, — а на немой вопрос Гарри он пояснил: — Ты не переживешь её надолго, просто не сможешь без неё, сам будешь искать смерти и уйдёшь вслед за ней, — Гарри даже опешил от такой честности рыжего. Он до самой гибели Рона так и не рассказал Гермионе об этом разговоре. Как раз на случай реализации первого варианта. Взгляд Гермионы после его признания сказал, что она и это тоже поняла.

Отвлёкшись от воспоминаний, он продолжил свой полу-монолог с женой, очень желая, чтобы и она приняла в нём участие:

— В чём нельзя отказать старику Альбусу, так это в понимании психологии Тома. Он фактически повторил ситуацию с философским камнем, которым отвлёк Волдеморта от желания убить меня, что было изначальной целью при вселении в горе-профессора. И точно так же Риддл попался и сейчас — мол пока не овладеешь Старшей Палочкой, то будешь уязвим и недостаточно силён — это розыгрыш, достойный всех Мародёров и близнецов Уизли вместе взятых. Самым славным окончанием стало бы возвращение палочки Альбуса в его гробницу, объявив о её природе публично. Получилась бы замечательная ловушка для будущих тёмных лордов, старик бы оценил. Шутка Дамблдора выиграла нам почти год, пока Риддл был занят своими тайными поисками усилителя личного могущества. Да и мы визитами к Батильде и Лавгуду подогрели его страсть.

— А ты уверен, что его палочка — не старшая? Что это — выдумка?

— А какая разница нам теперь? Ведь посуди сама. Пара остальных как бы Даров Смерти. Воскрешающий камень, призраков которого, если их вызвал я, ты не видишь. И говорят они лишь о том, что я так так или иначе знаю, и ни о чём неизвестном мне так и не поведали. Говорящее зеркало Еиналеж получается. Наверное, именно поэтому ещё Дамблдор так быстро сдал в прошлом году — не оправдались надежды старика взаправду поговорить с умершими родственниками и получить их прощение. А моя мантия-невидимка. Ага! Мол Смерть не видит никого под ней, а Дамблдор, Крауч в роли Хмури и сам Хмури, карта Мародёров, Нагини в роли Батильды, простой министерский с его Гоменум Ревелио и Мерлин знает кто ещё сквозь неё — видят. Получается — они круче самой Смерти. Правда почему-то никто не избежал встречи с ней... Да и палочка Дамблдора, якобы старшая. Как её получил Дамблдор, если Гриндевальд был с ней непобедим, а? Скорее всего она просто универсальная и подходит всем, но при этом — ничего выдающегося. Дерево — сорный кустарник. А сердцевина? Волос фестрала, которых используют в Хогвартсе вместо лошадей. Уж получить их гораздо проще, чем волос того же единорога. Я уж не говорю о пере феникса. Вот сколько ты фениксов встречала, да вообще слышала о скольких в волшебном мире?

— Одного, Фоукса.

— Вот то-то и оно!

— Получается Оливандер сумел обмануть самого Тёмного Лорда?

— Риддл обманул сам себя. Он слышал только то, что желал слышать. А на “мелкие” несообразности — плевал. Вот и получил деревяшку, которую сейчас пытается заставить работать хотя бы вполовину так хорошо, как его старый тис. И это, кстати, ещё один дополнительный шанс в мою пользу. Ведь вся эта ерунда про смену палочкой владельца после разоружения — мол я теперь хозяин старшей палочки после Драко — ерундой и остаётся. Например, когда Крауч младший украл и использовал мой остролист на финале Кубка Мира по квиддичу, ни он, ни его отец не стали ведь его владельцем, и моя палочка ещё не раз меня спасала. Да и на кладбище её у меня отобрал Хвост, выполняя приказ своего хозяина, и вернули её мне только попользоваться на время дуэли. Однако... Гляди, там вообще смешно получается. Тем Экспелармусом я как бы стал владельцем...

— Мы тут не слишком заговорились, Гарри? Сколько времени?

— Время ещё есть. Появиться там надо уже после окончания ультиматума, чтобы он как следует понервничал, приду — не приду, тем сильнее будет его расслабление после. Давай ещё поговорим — мы ведь так мало просто говорили друг с другом... — Взгляд его зацепился за лежащие на столе Дамблдора половинки чаши и диадемы, уничтоженных Смертельным Проклятием и после на всякий случай разрубленных вытащенным из Распределяющей Шляпы мечом Гриффиндора. Короткая злорадная мысль — пусть гоблины подавятся от жадности! — мелькнула и пропала. — А интересует меня, любимая, как ты догадалась, что крестраж можно всё-таки уничтожить Авадой? Ведь мы все по очереди пробовали Авады на медальоне — и без толку.

— Думала, долго и упорно. Ты думал, как их найти, я — как избавиться от них. Как ты помнишь, в книге про крестражи очень немного написано. Особенно про способы уничтожения. В явном виде только яд василиска упоминается, да и то, надо сначала контейнер разрушить как-то, а потом в его материал яд поместить, и кроме как мечом Гриффиндора или аналогичным по свойствам оружием такого не сделаешь. В Министерстве мы упустили возможность попробовать натравить на медальон дементора — я сплоховала и не заметила крестраж на Амбридж, пока ты не показал на него. Но тогда времени уже почти не оставалось, надо было ноги уносить. Можно бы попробовать бросить крестраж в Арку, но это тоже недоступный нам вариант. Материальный носитель — он заменяет человеческое тело для куска души, и является слегка живым. А как отделяется душа от тела? Вот-вот, после смерти этого тела. Тут и пришла в голову мысль о нём, единственном и неотразимом, о Смертельном Проклятии. Крауч-младший в роли Хмури говорил, что нужен некий уровень силы, чтобы Авада подействовала. Да ещё вдруг пришло в голову, что почему-то мы сами никогда не пытались исполнить любое заклинание одновременно группой по одной мишени. Вот я и предложила вдвоём вдарить Авадой сначала по чаше, а потом, конечно, пришлось и по диадеме.

— Да... Но жаль, что клык с ядом не подействовал на чашу.

— Гарри, но это же логично. Клык подействовал на дневник, потому, что тот позволял наносить на себя надписи, а значит хоть на время процарапывать его поверхность. А значит яд мог соприкоснуться с материалом крестража. Кроме того пергамент — кожа животного, а значит яд на неё просто обязан воздействовать и проникнуть во её поры. Представь, что ядом василиска, просто касанием можно уничтожить крестраж со всей его практически непробиваемой почти ничем защитой, которой даже очень магически могущественный и получивший прямой приказ хозяина Кикимер ничего не смог сделать. Это значит яд был бы равен Аваде по пробиваемости и при этом не является непростительным, он проходил бы сквозь любую магическую защиту плюс разрушал любой металл или камень, если из них сделан носитель крестража. Абсолютное антимагическое и антиматериальное оружие получается. Любой щит можно было бы пробить ядовитой иголкой, или ещё лучше — пучком иголок, или вообще ядовитой пылью — и сразу все умерли. Ха-ха. Даже двери сейфов Гринготтса не устояли бы перед настойчивостью какого-нибудь Наземникуса с ядовитой пшикалкой вместо автогена. Бои, дуэли — у каждого обязательно был бы кинжал с лезвием в яде василиска во второй руке, а не простой посеребрённый ножик, как у приснопамятной Беллатрикс, и мы бы тут с тобой не разговаривали.

— Ну, а что за дьявольский огонь устроил Крэб в Выручай-комнате?

— Да читала я про это заклятие в книге. А ведь как символично и даже поэтично было бы в случае уничтожения им крестража: подружился с дьяволом — получи его огонь в качестве дружественного! [Игра слов: fiendfyre — дьявольские огни, fiend — дьявол, friend — друг, friendfire — дружественный огонь, эвфемизм стрельбы по своим]. Но это всего лишь усиленное Исцендио, которое питается не только горючим материалом, но и незащищённой магией, помнишь, как оно стремилось цапнуть руку с палочкой в первую очередь. И самое главное — оно практически неуправляемое, и часто первой целью избирает вызвавшего этот огонь. Ты же сам всё видел.

— Ну насчёт незащищённости палочек, это ты загнула. Заморачивающая мозги защита у них есть — пропитка закваской или встроенный конфундус. Помнишь, мы никогда не причиняли никакого сознательного вреда попавшим нам в руки палочкам даже смертельных врагов во время боя. Я же мог тогда, в Министерстве, сломать или забрать палочки у нескольких упиванцев, ну хоть бы Невиллу его сломанную заменить! И может быть ран у нас было бы поменьше, и Сириусу тогда не пришлось бы так много драться, и сил на Беллатрикс бы у него побольше осталось... Но мне это даже в голову не пришло! И в школе не приходило, что можно регулярно ломать их у Малфоя и его прихлебателей, например. Потом я специально себя настраивал, и всё равно не смог, не вспомнил, максимум — захватил наши теперешние с собой при бегстве из Малфоевского поместья. Из-за тех же чар, относимся мы к ним крайне безалаберно — торчат из карманов, запутываются в мантиях, когда надо их вытаскивать, хотя они всегда должны быть доступны в долю секунды, кладём на столы, диваны и забываем их там. Только Луна, единственная, нашла приличное место для палочки. Вот и другая сторона тоже не смогла ничего поделать с моей палочкой. Ведь Драко получил не одно, а два задания на шестом курсе. И второе было — сломать мою палочку, заметь — сломать, а не стать владельцем. А он не смог, даже не вспоминал об этом в нужные моменты да и большую часть времени тоже. Хотя, как ты помнишь, возможности у него были. Вообще, Конфундусы — это наше всё, начиная со входа на платформу девять и три четверти Кинг-Кросса. Или возьми Хогвартс. На несколько сот вооружённых(!) детей(!) всего полдюжины квалифицированно обращающихся с палочкой взрослых. И ничего! Ни одного погибшего или даже покалеченного, при том, что многие искренне друг друга ненавидят. Максимум — издевательские шутки...

— Человека заморочить можно, а вот огонь — вряд ли. Я имела в виду, что для защиты от Крэбовского дьявольского огня надо иметь или успеть вызвать хотя бы простейшую магическую защиту типа Протего для артефактов или живых существ, чтобы быть в безопасности от этого заклинания. Тогда вреда не будет. Эти неудачники просто потеряли голову от масштаба пожара, ведь не все с первого курса регулярно “тренировались” в попадании в смертельно-опасные ситуации и выпутывании из них. Крестраж этим огнём не уничтожить. Было бы это возможно, я бы нашла скалу в море или на берегу, запустила бы им в крестраж и просто аппарировала на полмили в сторону дожидаться результата. Если бы существовал такой могучий дьявольский суперогонь, то стал бы идеальным оружием террористов, маньяков или мстителей. Представь, вызвать его прямо в Атриуме Министерства Магии, на входе в любую башню или даже главный корпус Хогвартса, да и любого жилого дома тоже — сгорит всё вместе со всеми обитателями, особенно если они магглы, маги хоть на мётлах могут сбежать или аппарировать из дома. Такой огонь просто обязан сжечь даже стены Хогвартса, ведь они насквозь пропитаны магией. Ведь не будешь же ты утверждать, что каждый камень и кирпич Хогвартса защищён лучше, чем крестраж? Зачем Волдеморту было взламывать защиту дома Амелии Боунс, если бы можно было сжечь и дом, и защиту вместе с обитательницей. Заодно и магглам простое объяснение — пожар мол. Или ты веришь, что Волдеморт не знал про дьявольский огонь? А представь мстителя-смертника, у кого всю семью, например убили упиванцы, — пробраться как-нибудь в Азкабан и... Одно заклинание — и весь Азкабан со всеми заключёнными и дементорами тоже превращается в прах. Кстати, тогда дементоров отгоняли бы дьявольским огнём, ведь патронус сложен и мало кому доступен, а дьявольский огонь даже Крэбб способен вызвать. Было бы это также замечательным предсмертным оружием — захватить с собой и врагов вокруг вместо того, чтобы просто погибнуть. А мы ни о каких подобных случаях слыхом не слыхивали, а значит супер-пупер дьявольского огня, уничтожающего всё магическое просто не существует. Или возьми ваш с Дамблдором последний поход за лже-крестражем. Что стоило просто потревожить инфери и угостить их этим огнём, а самим улететь на мётлах, подождать часок, вернуться и забрать остатки уже уничтоженного крестража. Без героизма и преодоления самосозданных трудностей.

— Ты ещё вспомни своё неполное окаменение на втором курсе как наилучший способ запереть душу в теле. Как хорошо было бы применить его сейчас, или чего мелочиться — прямо на первом курсе Квирелла обработать и на тыщу лет в качестве экспоната в класс ЗОТИ на вращающуюся подставку и без тюрбана с табличкой: Лорд Тёмный, тупой, обыкновенный, не кантовать. А вот прямо сейчас — ручного василиска в очках, чтоб не насмерть, и в рукав, тогда можно хоть против всего Риддлова войска с ним самим во главе выходить. Мечты, мечты... Ладно, с этим понятно, задним умом... Кстати, насчёт всяческих морочащих и принудительных чар. Я последнее время много думал о нашем житье-бытье в магическом мире. Сначала, конечно, о себе. И многого не понимал — почему я делал что-то и ещё больше — почему чего-то не делал. Заметь, каждый год, кроме разве что пятого, всплывало что-то, с помощью чего проблемы предыдущего решались на раз. И что мы каждый год практически забывали и не развивали полученные в предыдущий год знания и возможности... Я так и не пришёл к окончательному выводу о воздействии на мои мозги — делал это кто-то или это вообще воздействие самой магии на её носителей. Помнишь, мы говорили о детском поведении всех магов?

— Правильное название — инфантильность, Гарри.

— Ага, именно она, родимая. И решили, что это из-за того, что мол при наличии неограниченного доступа к магии им и не нужно взрослеть, становиться более расчётливыми, рациональными, взрослыми, в-общем. И деньги им для обычной жизни почти не нужны, кроме как для закупки продуктов и обучения детей в школе, остальное — роскошь. А я тут додумался ещё и до того, что здесь замешан ещё и пресловутый статус секретности. Ведь получается, что маги не могут жить в мире магглов и даже просто посещать его по желанию. Они живут в своём небольшом мирке почти как в концлагере или скорее кучке резерваций, постоянно в страхе разоблачения и уничтожения. Для них закрыт и запрещён фактически целый мир. Если бы их сознание было взрослым — они бы это осознавали, был бы у них громаднейший и неустранимый источник напряжённости, зависти и ненависти. А так — дети не осознают ограничений, особенно если есть такая замечательная игрушка, как магия, в ней разнообразнейшие заклинания и прочие чудеса — ею можно всю жизнь баловаться, удивляться и восхищаться. Ведь в обучении упор идёт на количество в ущерб качеству и пониманию.

— Эх, Гарри. Всё ещё хуже, чем ты думаешь.

— Это как?

— А вот так.

Работает ещё несколько причин — сознательных, подсознательных и даже генетических. Во-первых, как мы пользуемся магией? Мы желаем что-то сделать ею и верим, что это нам удастся! То есть в основе — вера. И чем она глубже и искреннее, тем наша магия сильнее. А вот понимание построено на абсолютно противоположном посыле — сомнении в истинности, предположении иных вариантов. Что веру подтачивает и частенько даже отрицает. Поэтому самые умные часто не слишком сильные маги.

— А во-вторых, и может быть даже в-главных... Как люди получили доступ к магии? Правильно, через браки с магическими существами — магия позволила иметь общее потомство, о чём ревнители чистоты крови предпочитают даже не знать. И значит магия древнее человека разумного, она существует как инстинкт, животная программа поведения — мы все проявляли стихийную магию в детстве именно инстинктивно, эмоционально. Но развитие сознания, мысли человека идёт по пути подавления и даже отрицания подавляющего большинства животных инстинктов, иначе жить в человеческом обществе можно только в дурдоме. Вот поэтому и застывают маги в детском возрасте. И практически все — эмоциональные, нерасчётливые, зацикленные на одной-двух идеях. Получается, что развитие мышления, здравого смысла, спокойного, взвешенного подхода к жизненным трудностям подавляет магию, она становится слабее. Кстати, может это и есть одна из главных причин статуса секретности, отделённости магов от магглов. Иначе дурили бы их проходимцы всех мастей как... детей! Сам посмотри, самые сильные из встреченных нами магов — во-многом дети или, в лучшем случае, подростки. Дамблдор с его детской непосредственностью и во-многом соответствующим поведением. Опять же по-детски обиженный на весь мир и на тебя, в частности, Снейп. Сириус, сам знаешь, безрассудно храбрый, но ребёнок. Даже Риддл с этой его одержимостью на собственном величии и с полным игнорированием интересов даже ближайших приспешников. Мистер Уизли, он очень сильный волшебник. Мне, Рону и Джинни он такие чудеса в Норе демонстрировал. А ведь дитя дитём. Именно поэтому маги специализируются по областям: чары, трансфигурация, зелья, гербология, руны, арифмантика — меньше надо знаний хранить и перерабатывать одной персоне, и личная магия сильнее. Ты сам это инстинктивно чувствовал, и поэтому так легко поддавался влиянию бездельника Рона, — давно уже как бы упрёки Гермионы не казались занудством, а виделись всегда и только как знаки внимания и заботы. Он был уверен, что было бы время, обязательно появились бы у них в семье ещё способы — прикосновениями, жестами и понятными только им двоим словами — показывать любовь и нежность друг к другу. — Заметь, мы все не слишком-то изменились со времени поступления в Хогвартс, разве что физиологически. Самое резкое изменение в сторону взросления претерпел, как это ни прискорбно отметить, Драко, когда на шестом курсе благо семьи поставил выше собственных амбиций и капризов. Или возьми самого себя. Когда ты по-настоящему стал думать? Правильно, только после пятого курса, и то, частично. А до этого ты, извини меня, был плаксой, которой хотелось, чтобы за него все думали, решали, делали: я, Рон, Сириус или Дамблдор — неважно, главное — не ты сам. Ты совсем не задумывался даже о своей жизни — что в ней происходит, почему, что тебе делать с этим? Тебе просто хотелось, чтобы мир был таким, как удобно тебе — вспомни свою истерику, когда тебя в первый раз привезли на площадь Гримо. Да и я, признаюсь, совсем не отличалась от тебя в лучшую сторону в этом смысле — знаний много, а понимания почти никакого. Стоило это и тебе, и нам всем очень дорого. Вот посмотри, почти все волшебники — дети. А кто из нормальных, добрых детей оторвётся от интересных игр и станет делать карьеру? Мало кто. Вот поэтому, к сожалению, большинство министерских — это самые злобные и хитрые из них, ведь у детей почти нет оттенков и полутонов. Амбридж с её приказами на убийство, пытками школьников и страстью к непростительным, Фадж лично выезжающий на казни и отдающий приказ о них без суда и следствия, целый Визенгамот, чтобы осудить одного школьника — тебя — за самозащиту на участь ненамного лучше смерти. Это — достигшие высших постов, а значит — вряд ли остальные намного лучше. Ну а после захвата Министерства Волдемортом поменялось всё незначительно, те же персоны принялись с энтузиазмом проводить в жизнь его политику, точно так же, как почти все немцы приняли Гитлера. Только то, что раньше делалось втихую, исподтишка, теперь стало осуществляться открыто. Поэтому-то Тёмный Лорд нападал только на конкретных людей и семьи и никогда не совершал массовых нападений на людные места магического мира — так бы он скорее потерял сторонников, чем нанёс вред противникам. Кстати, ещё из-за инфантильности у волшебников практически нет писаных законов, кроме статуса секретности с кучей инструкций Министерства, конечно. Ведь все волшебники изначально, ещё до этого договора были изгоями общества — либо вне закона, либо над ним. И сначала им казалось, что любой закон — маггловская выдумка, а любой конфликт может решить собрание уполномоченных по собственному мнению и по внутреннему их ощущению правды — Визенгамот, а потом привыкли жить без законов. Здесь за любой поступок можно получить что угодно — от ордена Мерлина до поцелуя дементора, как решит ближайший заинтересованный авторитет. Вот например, если бы не было Дамблдора в момент нападения Волдеморта на твою семью в тот Хэллоуин, а на месте Крауча сидел бы Малфой, скажем, то тебя, младенца, вполне могли бы быстренько осудить за предумышленное групповое похищение и убийство Волдеморта, который занимался вполне невинной “превентивной самозащитой” — ведь ты же угрожал ему посредством пророчества... Совершенно не верится, что можно хоть что-то изменить в этой системе, кроме как уничтожить её всю, может даже со всеми носителями этого мировоззрения. Грустно. Сбежать бы да отсамообливиэйтится... Кстати, вот тут и кроется один из корней нашей вражды со Слизерином.

И на его вопросительный взгляд стала объяснять:

— Все факультеты, помимо очевидного деления по астрологическим стихиям, связаны с разными формами взаимодействия порядка и хаоса. Мы, гриффиндорцы, своей волей, потом, кровью, а если надо, то и жизнью создаём из хаоса что-то упорядоченное. Это может быть хаос боя, хаос разрухи, ещё что-то, и поэтому-то нам часто просто противопоказаны заранее написанные планы для наших действий. Равенкловцы познают созданную нами структуру, её законы и способы существования, хаффлпафцы живут в ней и поддерживают её каждодневным трудом. А слизеринцы по смыслу должны изменять, перестраивать часть или всё, приводя в соответствие с изменениями внешних и внутренних условий и потребностей. Вплоть до уничтожения, в случае необходимости. Чтобы мы потом смогли создать что-то новое. Любую из этих задач можно извратить, но только Слизерин умудрился именно это извращение сделать своей целью. Они искажают структуру, чтобы она работала только на них, ничего практически не меняя и становясь по сути паразитами на том, что они обязаны были переделать или уничтожить уже давно. Вот и идёт через века конфликт “тупоголовых”, с их точки зрения, гриффиндорцев-творцов с хитроумными сволочами слизеринцами, — чувствовалось, что тема эта была больной для жены и обдумывалась долго и тщательно, и Гарри решил слегка переключить внимание на другой вопрос:

— Май, а может тогда ты знаешь, почему не используются нерушимые обеты для предотвращения занятий чёрной магией или соблюдения статуса секретности, например? Ведь что проще, как один из экзаменов приносится такой обет — и всё, никаких Тёмных Лордов или опасности обнаружения магглами!

— Я бы тоже была не против простого решения множества проблем. Но это невозможно. Сам непреложный обет — фактически совсем не светлая магия, это близко, очень близко к непростительным по смыслу. И обет можно приносить только для сознательных действий человека, как например нарушение клятвы верности в браке, причём только если человек понимает, что он делает, — тут она машинально легонько ткнула его пальчиком в рёбра. — И всё равно это очень опасно, ведь его легко нарушить просто совершая привычные тебе дела в состоянии даже лёгкого опьянения, например, а магия решит, что всё, обет ты нарушил. Всё, что мы слышали о нарушениях статуса секретности — случайности или стечение объективных обстоятельств, и их серьёзность весьма зависит от интерпретации чиновниками министерства. Почти все такие нарушения не приводят и не могут привести ни к каким значимым последствиям и не стоят они жизни волшебника — нас и так очень мало. С чёрной магией всё посложнее. Во-первых, определение чёрной магии меняется, как и относящиеся к ней разделы. К ней вполне, по теперешнему определению Министерства можно отнести и говорящие портреты, и призраков в Хогвартсе, почти всю нечеловеческую, гоблинскую например, магию, и много чего ещё, о чём мы даже не задумываемся. И самое главное, к чёрной магии отнесли почти всю магию крови. Магия в нас связана с наследственностью, а значит с кровью. Именно магия крови поддерживает наше существование как магических существ. Принеся такой непреложный обет мы мгновенно умрём просто потому, что наше тело постоянно осуществляет эту самую чёрную магию, хотим мы этого или нет.

— Кстати, о статусе секретности и чарах принуждения, раз уж обеты не работают. Скажи, ведь ты и твои родители или остальные магглорожденные семьи могли бы обратиться за помощью к маггловским властям. Попросить защиты от нашего злодея Сама-Знаешь-Кого. Сказать для начала, что это — террорист с гипнотическими способностями, и постепенно, демонстрируя собственную магию открыть его истинную природу. Неужто раскрытие статуса секретности чужого, а теперь уже и враждебного сообщества стоит собственной жизни и жизни всех родных?

— Нет, не стоит, конечно... А ведь ты прав — даже в голову не пришло! Делали что угодно — прятались, сбегали, кто-то дрался, но ни один не открыл тайны магглам.

— Вот-вот. Что и приводит нас к выводу... — он сделал нарочитую паузу, и Гермиона продолжила вместо него:

— Что основным делом профессоров при посещении магглорожденных было наложение на всю семью очень качественных и пожизненных чар принуждения к неразглашению тайны среди непосвящённых. Или скорее конфундуса на отвлечение внимания от возможности раскрытия тайны любому магглу, ведь прямое принуждение — это Империо, и только оно. Поэтому посещают магглорожденных весьма компетентные профессора. Ох, Минерва! А я-то думала...

— Ладно, всё понятно. Теперь ты видишь, что с этой стороны опасность разоблачения магам не грозит. А вот если Риддл победит, да ещё решит, что ему сам чёрт теперь не брат, и начнёт большой террор против магглов, то те сами очень быстро откроют существование мира магов. Введут военное положение, всех людей в мантиях или с палочками или чем-то похожим на палочки быстро начнут стрелять, брать в плен, пытать и допрашивать, раздуют пропаганду и призовут доносить про всё странное — людей, события и так далее. Дополнительно проведут очень тщательную разведку и съемку территории в инфракрасных, ультрафиолетовых и каких там ещё лучах, вскроют процентов девяносто мест жительства волшебников, а потом, не разбирая правых и виноватых, разбомбят эти места — падающим бомбам по барабану чары фиделиуса или магглоотталкивающие. После тотальной охотой на ведьм выбьют всех оставшихся, кроме опять-таки некоторого количества магглорожденных, которые приспособлены к жизни в обычном мире. И всё! Смерть магического сообщества в Британии — точно, а скорее всего и в остальном мире тоже. Думаю, чего-то подобного и боялся наш Альбус Персиваль и так далее. Поэтому он и готов был так легко жертвовать жизни: свою собственную, всё равно близкую к окончанию, отдельных людей — не буду показывать пальцем на как минимум одного из присутствующих — и даже целых групп типа своего Ордена или школьников. Потому, что в случае неудачи эти жизни всё равно будут утрачены.

— Браво, браво, мистер Поттер. Почти правильно. За исключением судьбы магов — часть из них привлекут в качестве рабов или обслуги сильных мира сего, мафий разных и государства, типа — в разведке-контрразведке, подопытными в лабораториях и тому подобное. Но это ненадолго, ведь будет уничтожено общество, в котором возможно воспроизводство магов. Но в остальном — что же ты все эти годы помалкивал? Вон какой талантище истинного философа. А ранее ни в эссе, ни в разговорах я такого не замечала! — Гарри обрадовало, что наконец Гермиона пошутила, а значит очнулась и опять готова к действиям. И тогда для полного эффекта он решился на тупую шутку:

— Наверное мне недоставало гораздо более близкого общения с миссис Поттер, чтобы её талантами прониклась не только маленькая часть мозга, но всё остальное — сердце, кожа, душа, в конце концов. И ещё. Предупреждаю — сейчас пошучу в стиле Рона в качестве ответа. Я решил произвести на тебя неизгладимое впечатление. Напоследок...

И тут же предупреждая неминуемый взрыв возмущения перевёл стрелки на другую тему:

— И ещё о конфундусах и ложных воспоминаниях. Я даже посмеялся над собой, после очередного подобного “открытия”, когда почитал кое-что по психологии из твоей мобильной библиотеки. Дурсли. Получается, что не за что мне особо на них обижаться и тем более не за что им мстить. Не срастаются их отношение ко мне и мои способности. При жестоком обращении с самого раннего детства у жертв моего возраста есть проблемы с речью, умением читать, писать, считать, нервами и особенно с физическим развитием в части реакции и точных движений. У меня всего этого почти нет, ловец как никак. Да, и ещё, у меня было жуткое ощущение несправедливости происходящего со мной и с другими. У забитого с младенчества мальчишки этого наверняка бы не было, выбивают такое в первую очередь. Была бы озлобленность на весь мир и стремление урвать свой кусок, не обращая внимания на окружающих. Конечно, мне заметно задавили самостоятельность в мыслях и действиях, но не полностью — что-то осталось, иначе я отверг бы твоё, как мне тогда сначала показалось, дурацкое предложение и ты бы не стала миссис Поттер, — не взирая на серьёзность момента на её лице непроизвольно мелькнула так любимая Гарри лёгкая улыбка. — Дамблдор — интриган и манипулятор, но не садист, да и не нужно ему было меня всё детство прессовать. Кстати, глядя на нынешнее поведение волшебников в этой войне, его решение поместить меня к Дурслям было скорее всего вынужденным. Родители погибли в субботу вечером, а меня отдали Дурслям в ночь со вторника на среду. За это время судьба самых моих вероятных опекунов доказала, что сбрасывать упиванцев со счетов рановато, особенно после случая с Лонгботтомами. Как результат — никому не нужна была дома мишень номер один для уцелевших риддломанов, а сам Дамблдор не считал возможным рисковать жизнью целой магической семьи ради одного, пусть и знаменитого ребёнка. Постоянно жить в страхе визита отмазавшихся от Азкабана упиванцев либо прятать меня десяток лет — и не дай Мерлин кто проговорится! — на такое только бездетный и абсолютно одинокий Сириус смог бы пойти. Какой-нибудь Малфой, узнав, что я например в Норе, вполне мог бы сорганизовать Фенрира с компанией в засаду в её окрестностях. Это только против Волдеморта я пешка проходная, ставшая неизвестно кем, а остальные фигуры из его войска бьют меня не особо напрягаясь, как пешку обыкновенную. Зачарованного же и защищённого замка с преданными людьми для моего убежища, кроме Хогвартса у старика не было. Угу, тамошние эльфы меня бы навоспитывали! Лучше уж приют. А профессоров так мало, всего по одному на каждый предмет, и они так заняты — сама оцени время на уроки и подготовку к ним, — что на меня у них, даже с хроноворотом, времени бы не было. Кстати, скорее всего хроноворотов у МакГоннагал имеется несколько штук для самых надёжных и наиболее загруженных преподавателей. Одним из них, запасным наверное, она с тобой и поделилась... Но как Дамблдор оказался прав в отношении меня! Невозможно чем то иным, кроме как собственным опытом, обучить терпеть боль, привыкнуть к несправедливости, одиночеству и потерям. И главное, невозможно по-настоящему ценить самые простые и нужные человеку для настоящей жизни вещи: пищу и кров над головой, внимание и заботу, дружбу и любовь, если никогда не испытывал их отсутствия, не ощущал всей душой тоску по ним и жажду обладания ими... Ну а Дурслям Дамблдор за пару лет до письма из Хогвартса резко усилил страх перед магией и оконфундил их внимание от того, что я им родственник. Ведь за пределами этого периода все эпизоды их жестокости кажутся мне после обдумывания не слишком реальными. Постепенно давление на меня с их стороны всё усиливалось и усиливалось, так что я сам начал верить в фальшивые воспоминания. Мне досталась не слишком долговечная корректировка памяти, в отличие от Обливиэйта твоим родителям.

— А я и не использовала Обливиэйт.

— Но ты же сама говорила!

— Я во флакон, по твоему же в-общем совету, как в думосброс, полностью переместила воспоминания о том, что я в действительности сделала с ними. И только недавно возвратила их себе — после потери моей родной палочки я уже не уверена, что в состоянии вернуть родителям их истинную память. Я не обливиэйтила, сначала я договорилась с ними, что они срочно завершат все дела и эмигрируют из Англии вместе со мной — они давно уже хотели этого, а теперь и моя ситуация поджимала. Потом внушила им, что я погибла совсем недавно в автокатастрофе. Получилось, что они одновременно помнили, что я мертва и что они последние дни постоянно видели меня в доме и разговаривали со мной. Решили, что потихоньку сходят с ума, поэтому сами ускорили сборы по смене места жительства и сами же отказались от всех контактов со своим прошлым, благо близких живых родственников у нас не осталось. Не смотри так на меня! Да, я сволочь, но как было убедить их уехать быстро и без меня, кроме как Империо применить? В любом другом случае они бы ещё полгода собирались, уточняли, выясняли, даже в случае полного забвения памяти обо мне... А Обливиэйт... Ты не представляешь, как плохо для психики когда есть конфликт сознательной и подсознательной памяти. Почти двадцать лет была дочь, и значительная часть жизни связана с ней. Подсознание это помнит, а в памяти — нет и не было никакой дочери. Психика пойдёт в разнос, будут сны и видения наяву, попытки совершить привычные, но в теперешнем состоянии непонятные действия, например написать мне письмо. Ну и кроме того, первый же гинеколог, хотя бы на обязательном медосмотре для иммигрантов на въезде в страну, спросит маму — а где ребёнок, которого вы родили лет примерно пятнадцать-двадцать назад? И что? Да она с ума быстренько сойдёт, пытаясь вспомнить. Или начнёт расследование, возможно и с привлечением какого-нибудь Интерпола. Тут выяснится, что даже их самих на свете тоже не существует. Правда, я не меняла им имена на Монику и Вендела, оставила старые. И из фамилии лишь одну букву убрала: были фермеры, стали пограничники. Но тут можно списать на сбой или описку, которую они из желания забыть прошлую жизнь сами не стали исправлять. Так, что — только небольшая, но более сложная, чем Обливиэйт, корректировка памяти. Рассчитывала, что если выживу — простят, а если нет... — она попыталась улыбнуться, но не удержалась, и стала всхлипывать.

Гарри обнял жену, пытаясь привычно успокоить её поглаживаниями по волосам и спине, но даже не пытаясь шептать что-то успокаивающее на ухо — она частенько раздражалась именно на бессмысленные утешения. Надо быстрее действовать, и тогда все мысли вымоет привычно-мощный поток, протащивший его сквозь все опасности пережитых им приключений и схваток.

— Пойдём, Май. Надо поймать волну.

— Что? А, да, конечно. Ты прав, пора. Бери Шляпу. Надо только скинуть для Невилла и Луны некоторые воспоминания — про крестражи, про то, что мы тут сейчас решили, да и какие-то моменты твоей жизни на случай нашего с тобой... — тут она запнулась, — невозвращения. А лучше... Скинь-ка ему вообще всё, что хочешь, кроме нашей личной жизни, конечно. А я для Луны накидаю своих. Она хорошая, хоть и считает меня заучкой зашоренной... И вот что ещё. Поцелуй меня, милый.

Невилл Лонгботтом ощущал себя потеряно. И ещё ему было страшно, до дрожи в коленках. Время ультиматума Тёмного Лорда истекало, а Гарри так и не появился. И никто не знал, где он и что с ним происходит. Гермиона Грейнджер тоже исчезла. Мрачное настроение царило среди защитников Хогвартса, только усугублявшееся после нахождения очередной жертвы штурма. Только что он отдал тело Колина Криви Оливеру Вуду, и теперь с Люмосом искал другие жертвы в нагромождении обломков. Гоменум Ревелио не указывал на тела уже погибших и приходилось осматривать всё глазами, а иногда находить под завалами по пятнам крови или по запаху. Он закончил проверку коридора неподалёку от входа в кабинет директора, когда сначала услышал голос Гарри, а потом увидел его и Гермиону, спускающихся по витой лестнице. Они держались за руки и смотрели в этот момент только друг на друга. Но стоило ему слегка двинуться, как палочки нацелились на него, но тут же убрались обратно — узнали.

— Гарри, Гермиона! А мы вас ищем! Ультиматум почти истёк. Надо что-то решать и делать.

— Подожди, Нев. Не части. Неважно уже это всё. У нас к тебе дело есть, даже несколько.

Они коротко рассказали о думосбросе, как им пользоваться, передали ему бисерную сумочку Гермионы с их и Снейпа воспоминаниями и, как она Невиллу сказала, иными полезными предметами. Упомянули пророчество и насущную необходимость смерти Нагини.

— У нас есть план, чтобы попробовать избавиться от Тёмного Лорда. Если нам не удастся, тогда вся надежда на тебя. Ты самый близкий после меня к требованиям пророчества. Под защитой Волдеморта Нагини можно убить только Авадой или мечом Гриффиндора. Если Тёмный Лорд придёт к замку со змеёй, сразу вызывай Акцио Распределяющая Шляпа. А из неё всегда, при сильной нужде истинный гриффиндорец достанет меч Годрика. Тот пробивает любую магическую защиту. После смерти змеи Волдеморт станет смертным тоже. Если он придёт и змеи не будет рядом с ним, значит мы, хотя бы частично, были успешны. Тогда призови всех завалить Лорда чем-то посерьёзнее ступефаев. Ладно, удачи тебе и всем остальным!

— Гарри, может я пойду с тобой? Вместо Гермионы.

— Увы, для дела нужно, чтобы со мной была моя вторая половина. Ох, извини... Невилл Лонгботтом! Позволь представить тебе мою жену, Гермиону Поттер!

— Как так!? Когда?

— Да вот поженились, прошлым летом.

— Поздравляю... А подарить мне нечего.

— Да не волнуйся, это неважно. После победы устроим официальную свадьбу и всех пригласим. Тогда будут и подарки, и поздравления с пожеланиями. Помнишь — мне Трелани нагадала быть Министром Магии...

— Нам пора, Невилл. Береги себя, — сказала Гермиона, подошла к нему и поцеловала в щёку. Гарри пожал руку и слегка хлопнул по плечу, не раскисай мол.

Потом они повернулись, взялись за руки и пошли к ближайшему выбитому окну. Там в руках у Гарри откуда-то возникла метла, он сел на неё, сзади села Гермиона, и они полетели сквозь окно к лесу. Не отдавая себе отчёта всё это время Невилл шёл за ними, и вот он уже стоит, вцепившись побелевшими пальцами в край каменного подоконника, и смотрит, как быстро растворяются в темноте силуэты его друзей.

Не слишком веря Трелани, Невилл знал, что почти все волшебники в той или иной степени обладают даром кто видеть, а большинство просто ощущать своё надвигающееся будущее в критические моменты жизни. Вот и сейчас он вдруг почувствовал, что будет жить, что смерть, только что стоявшая за плечом, вдруг отступила, что не будет у него необходимости героически рубить змею и драться с Тёмным Лордом. Но одновременно он понял, что Гарри и Гермиону он больше живыми не увидит, невзирая на их успокаивающие обещания. Его вдруг прорвало, и он стал плакать, одновременно бормоча “Гарри, Гермиона” в напрасной надежде, что они вернуться, и он всё-таки успеет рассказать им всё, что не успел и не смог — и они поймут. Две смелые птицы навечно покинули ставшим им родным гнездо, чтобы бросить вызов злому ветру войны и уничтожить его источник. Чтобы другие птенцы не пропадали больше навсегда во мраке бури, а свободно парили под небесами, даря окружающим радость и любовь.

Он вышел во двор и стал ждать там. Что-то должно было произойти, должен быть хоть какой-то знак. Тихо подошла Луна и встала рядом. Подходили другие и также молча оставались тоже ждать. Уже в рассветном сумраке из Запретного леса вышел медленно бредущий к ним одинокий Хагрид, несущий на руках, как носят маленьких детей, свою скорбную ношу из двух мёртвых тел. Назначенный судьбою проводник Гарри Поттера из одного мира в другой, он в третий и последний раз исполнил свой долг.