Фините, детка (гет)

Возможно, единственное, что имеет значение в жизни, — это получить прощение от тех, кого любишь. Только это может излечить твою душу и сердце

Терри Гудкайнд

Помнишь наши счастливые улыбки и радостные крики, когда родители объявили, что мы едем в Париж? Париж... Это слово таяло на губах и заставляло смеяться. Ведь для нас, маленьких непоседливых девчонок, Париж был городом любви и романтики.

Помнишь скрип ступенек, когда мы побежали в комнату собирать вещи? Помнишь наш яркий и задорный блеск в глазах, когда мы примеряли всевозможные платья, туфли и шляпки, от которых пестрило в глазах? А помнишь наш заговорщицкий шепот, когда мы стащили из старого, покрытого пылью сундука атласные ленты? Ты еще обещала обязательно влюбиться, а я в ответ расхохоталась.

Порой я забываю, что мы были подругами на всю жизнь. Так, по крайней мере, утверждала ты, заплетая косички перед сном.

Париж. Именно с него все и началось. Ты вбежала в мою комнату с горящими глазами и разбитой коленкой. Ласточкой упала на кровать и заливисто засмеялась.

— Роуз! Роззи! Я его нашла! Представляешь, нашла! Нашла!!!

В тот момент я читала историю магической Франции. К слову сказать, довольно увлекательную книжку. И каждый в доме знал, как я терпеть не могла, когда меня отвлекали. Но ты — особый случай. Тебе было дозволено все. Ведь ты была моим личным солнышком.

— Лили, успокойся. Дыши глубже. Апокалипсис еще не скоро. Кого это ты нашла?

Ты схватила мою подушку и крепко прижала ее к груди, широко улыбаясь. А потом резко села на кровати и пристально посмотрела на меня, будто решая, можно ли раскрывать свою великую тайну. Оглянулась, словно нас кто-то мог подслушать, наклонилась ко мне близко-близко, обдав лицо горячим, прерывистым от недавнего бега дыханием, и прошептала:

— Его.— Его? — удивленно переспросила я, мало понимая, что происходит.

— Да! Да! Его! Я нашла его! Представляешь, нашла! — на всю комнату завизжала ты, забыв про свою “конспирацию”, и снова рассмеялась.

В этом была вся ты. Лили, которую я знала и любила.

Ты рассказала мне, что хотела купить мороженое. Клубничное — такое же приторное и сладкое, как и ты. Бежала изо все ног, боясь разжать кулачок с тремя сиклями и семью кнатами. Но закон подлости никто не отменял — ты упала прямо перед летним кафе, рассыпав все монетки. Разбила коленку и заплакала. Вот тогда-то и явился твой чертов спаситель. Или, как ты говорила: “Красивый-красивый мальчик со светлыми-светлыми волосами и такими серыми-серыми глазами”. Он сел рядом с тобой на асфальт и поинтересовался, почему ты плачешь. На французском, к сожалению. Ты лишь прикусила губу и громко шмыгнула носом. Тогда он помог тебе подняться и купил огромное мороженое. Огромное клубничное мороженое с вафельной трубочкой и шоколадной крошкой, хотя ты не проронила и слова.

За ту неделю в Париже ты прожужжала мне все уши своим прекрасным принцем. Но я лишь улыбалась и кивала, соглашаясь, что это судьба и вы еще обязательно встретитесь.

Черт, почему я не заподозрила ничего еще тогда, на вокзале, когда мой папа немного презрительно указал на семью Малфоев, а ты вскрикнула и стала похожей на привидение? Как я могла поверить в твой смущенный и невнятный лепет, про пролетающую рядом осу? Каждые каникулы ты просила рассказать меня об однокурсниках и с жадностью впитывала все истории о Скорпиусе. Как я могла не догадаться? И почему ты не рассказала, кто оказался твоим прекрасным принцем? Разве я виновата, что подружилась с ним? Впрочем, не только подружилась...

Глупенькая, ты влюбилась в идеал. Как ты не могла этого понять? Ведь ты не знала о нем ничего. Абсолютно ничего. Скорпиус — эгоистичная мразь, а вовсе не принц на белом коне. Уж поверь, я то знаю. Он лишил меня девственности в пятнадцать лет в пыльном классе трансфигурации. Прижал к стенке и сказал, что я буду его подарком на день рождение. Это о многом говорит. Или нет?

Ты называла меня неправильной. А я лишь ухмылялась и закатывала глаза. В 10 лет нравится быть не такой как все. Но я переплюнула саму себя, став единственной Уизли на Слизерине. Шляпа долго копалась в моих мозгах, прежде чем вынести мне вердикт. “Ты умная девочка. Ты жаждешь знаний. И величия. Да, да, я вижу, ты хочешь достигнуть невиданных высот, стать великой волшебницей. Ну что же, тогда твой путь очевиден. СЛИЗЕРИН!”

Медленно шагая к своему столу, я думала лишь об одном — я не рыжая. Как-нибудь выживу.

И ведь действительно, выжила. И ладно, чего греха таить, помог мне в этом Скорпиус Малфой, правда, весьма своеобразным способом. Я врезала ему в нос в первый же учебный день, не помню, за что, честно. Да и это не так важно. Главное, мы стали как бы друзьями. “Как бы” в данном случае являлось ключевым словом, потому что я не была уверена, что дружба вообще возможна на нашем факультете. И разве можно назвать дружбой то, что каждый совместный урок его рука была у меня под юбкой?

Лили, он запудрил тебе мозги своими манерами и внешним видом. Всего лишь яркий фантик от невкусной конфеты. Он хорошо умел изображать пай-мальчика, только вряд ли кто-то кроме меня знал, как его это раздражает. Помнишь, я пригласила его на мое четырнадцатилетие? Мы еще играли в карты на желание. Никто так и не узнал, что загадал мне Скориус. С его извращенной фантазией догадаться было не трудно. Я должна была раздеться перед ним догола. Не веришь? Ну еще бы. Тебя он попросил стащить с кухни шоколадные печенья. Почему я не заметила, что ты флиртуешь с ним, накручиваешь локон на палец и глупо хихикаешь? Лили! Почему, почему ты мне ничего не рассказала? Я бы встряхнула тебя и вразумила. Вбила бы, что до 28 этому поганцу девушки будут нужны лишь для одной цели. И бравые гриффиндорки с идеалами и наивными мечтами никак не подходят для роли подстилок.

Ты не вовремя зашла в мою комнату. Как обычно, без спроса и с улыбкой на лице. Зашла и остановилась, словно громом пораженная. Хотя, наверное, для тебя картина “Роза поздравляет Скорпиуса с окончанием СОВ” и была громом. Я лишь успела прикрыться рубашкой, а Скорпиус недовольно выплюнул “Твою мать, Поттер, стучаться не учили?”, как ты убежала.

Ты сидела на подоконнике на втором этаже и чертила узоры на стекле, когда я нашла тебя. Я не знала, что сказать, ведь любимые старшие сестры не должны трахаться со “школьными негодяями”. Я приобняла тебя за плечи, но ты грубо скинула мою руку с криком:

— Не трогай меня!Спрыгнула с подоконника и посмотрела на меня красными от слез глазами. А затем медленно, с расстановкой, четко выговаривая каждое слово, произнесла:— Только вчера я пообещала себе, что позову его в Хогсмид. Я была влюблена в него с девяти лет, с той самой поездки во Францию, а ты, за моей спиной, оказывается, спала с ним. Ты забрала моего Скорпиуса! Знаешь, кто ты, Роуз? Грёбаная шлюха. И я тебя ненавижу.

Все остальное происходило как в тумане. Я схватила тебя за горло и прижала к стене, не осознавая, что делаю. Где-то в глубине души я понимала, что ты права, и от этого становилось еще больнее, и злость вскипала во мне с новой силой. В твоих глазах был животный страх. И я наслаждалась им. Меня уже было не остановить.

— Я грёбаная шлюха? Я?! Прости, но меня сделал ей твой драгоценный Скорпиус. Как бы ты заговорила, если бы тебя... если бы ты...

Ты дрожала, глаза были полны слез. Ты боялась, и мне нравилось это, ведь ты заставила меня вспомнить то, что я так усердно пыталась забыть. Я приставила палочку к твоей шее и прошипела:

— Империо. Иди, трахнись со Скорпиусом. Он на квиддичном поле.

Все это произошло слишком быстро. Я даже не успела понять, что натворила, опустилась на пол и закрыла лицо руками. Не было ни слез, ни угрызений совести, но от этого становилось только хуже. Когда я успела стать такой... злой? Я грёбаная шлюха, и я себя ненавижу.

О том, как правильная Лили Поттер в одном нижнем белье поджидала в мужской раздевалке ничего не подозревающего Скорпиуса Малфоя, ученики сплетничали еще очень и очень долго. Ты поцеловала ошеломленного парня и даже успела расстегнуть молнию на его брюках, когда он отстранился, усмехнулся и, направив на тебя палочку, произнес: “Фините, детка”.

Лили, в тот день ты сказала, что Роуз Уизли для тебя больше не существует. Но я искренне верю, что когда-нибудь ты простишь меня. И я знаю, дело не в Скорпиусе, ведь он лишь был твоей глупой детской влюбленностью, а во мне.

Но я изменилась, и я ненавижу себя за то, что променяла тебя на Скорпиуса, для которого всегда была чем-то вроде собственности, игрушки, которую можно выбросить, если она надоест.

Я скучаю по тебе, Лили. Скучаю по твоим сумасшедшим историям, скучаю по твоему заливистому смеху, скучаю по нашей дружбе.

Прошу тебя, Лили, прости меня.