Крыса (джен)

Она опять здесь. Гадина. Серая, мерзкая, прожорливая гадина. Я слышу, как её маленькие отвратительные лапки скребутся, оставляя на стенах моей камеры следы-насечки. Пожалуй, по ним можно сосчитать сколько дней, недель, месяцев, лет уже прошло в этом месте без времени и света.

Она приходит каждую ночь, скрежещет когтями по камням, не давая забыться сном, что-то выискивает, выслеживает, вынюхивает, словно в этом месте существуют еще хоть какие-то запахи кроме вековой вони испражнений и гнили. Ну конечно же, она ищет мой запах — ждет когда от моего тела потянет смертью, а значит, едой. Только вот у меня другие планы, не видать ей вкуса моего мяса.

Спускаюсь с кровати — она откликается жалобным стоном проржавевшего металла. Холод каменного пола пронизывает до костей. Впрочем, с тем, что на них осталось, это не сложно. Из миски, брошенной под дверью словно жалкой псине, беру ложку. Серая жижа без запаха и вкуса стекает с неё и тяжелыми каплями со смачным звуком падает мне под ноги. Морщусь, вспоминая каково это, когда приходится впихивать её в себя, чтобы удержать в полуистлевшем изъеденном клопами теле остатки жизни. Но не сегодня, нет.

Сегодня у меня в меню сочная крысятина.

Говорите, ложкой нельзя убить? Да, в Азкабане всё рассчитали, ей разве что тараканов давить, хотя и их тут давно нет. Но кое для чего она вполне сгодится.

Вжик!

Противный, режущий слух звук раскатывается по камере, отражаясь эхом от влажных стен. Крыса затихает. Всё правильно, тебе стоит бояться. Из угла на меня внимательно смотрят два красных глаза, изучают, ждут.

Осталось совсем немного, наберись терпения, тебе ведь всё равно некуда спешить, правда? Сомневаюсь, что там, за этими стенами тебя ждёт хоть кто-нибудь. Меня вот ждёт. Тоже крысёныш. И глаза у него наверняка такие же маленькие и отвратительные, как у тебя, и его я тоже убью. Задушу своими руками, а затем сдеру со лба вместе с кожей этот мерзкий шрам, сделавший из выродка героя. И тогда мой Лорд вернется. И тогда я разнесу эту чертову крепость, похоронив под ней вместе с дементорами и твои останки.

Ну что же, всё готово. Край ложки, наточенный об стену, острый, как бритва. Но это не для тебя, не беспокойся. Сажусь посреди камеры и быстрым движением рассекаю ладонь. Боль, разбавляя однообразие мыслей и чувств, приносит облегчение. Да, я вижу, как радостно заблестели твои глаза, как шевелятся твои усы, предвкушая скорый пир.

Замираю и, затаив дыхание, жду. Так я могу сидеть бесконечно долго, поверь мне — Азкабан учит терпению. Проходит минута, полчаса и вот, наконец, не удержавшись от соблазна, крыса, перестукивая коготками, приближается, плененная запахом крови.

Влажный нос тыкается в окровавленную ладонь, и я хватаю гадину, чувствуя, как под пальцами в бешенном ритме пульсирует маленькое сердце.

Хватит пищать! Она брыкается, пытается вывернуться, неистово царапается. Я буквально чувствую запах её страха — терпкий, густой. Прости, но сегодня из этой тюрьмы никто не выйдет.

Пытаюсь свернуть ей шею, но острые зубы не дают ухватиться. Ну что же, не хочешь умереть красиво, придется сдохнуть в луже своей крови. Накручиваю лысый хвост на руку, изо всех сил, размахнувшись, бью крысу об пол, и она, наконец, затихает.

Впервые за долгое время в моей камере по-настоящему тихо. Блаженство.

Заточенным краем ложки аккуратно разрезаю покрытую густой шерстью кожу и сдираю с окровавленной тушки. От неё несёт плесенью и сточными водами, но если хорошенько просушить, то получится пусть и небольшая, но теплая накидка — в этом месте даже такой лоскут дорог.

Вгрызаюсь зубами в мягкую плоть. Вкус. Настоящий.

Теплая кровь стекает по губам, шее. Грязно? Мерзко? Живительно, вкусно, упоительно.

Кидаю обглоданные кости в тарелку с жижей — пусть охранники полюбуются на настоящую еду. Ложусь на кровать, не обращая внимания на впивающиеся в спину пружины, и засыпаю. Впервые за несколько лет я сплю спокойно, ничто не беспокоит — ни голод, ни мерзкое скрежетание по углам.

Гадина, ты должна гордиться собой, ведь ты, пусть и ненадолго, но сделала меня счастливой.