Барак № 13 (гет)

Ветер здесь всегда. Даже летом, даже когда нет дождя, даже когда редкие струйки солнечного света жалко стекают по серым камням. Ветер, ледяной и мерзкий…

Гермиона уложила очередной кирпич — спину привычно прострелило болью. Трудовой лагерь, заключенные сами строят свою тюрьму, серые камни, и ветер… проклятый ветер!

Ударил колокол — время обеда. Это значит: двести шагов до столовой, длинная очередь одинаковых серых мантий и горячая мерзкая похлебка, которой всегда так мало.

У заляпанного окна стоит стол Барака № 13. За ним тихо и сосредоточенно, словно совершая священнодействие, едят свою похлебку Гермиона Грейнджер, Северус Снейп, Минерва Макгонагалл, Нимфадора Тонкс, Ремус Люпин, Невилл Лонгботтом и Луна Лавгуд. Барак № 13 находится под особым наблюдением, чтобы не пришло в голову взбунтоваться самым опасным заключенным — героям войны.

Второе мая — день, когда пал Темный Лорд и когда Руфус Скримджер призвал всех строить новый мир. И они построили его: мир картонных улыбок и мир ровных шеренг согласных, мир тюрем и лагерей. Рон погиб в Битве за Хогвартс, наверное, он счастлив, потому что думал, что они победили. Гарри — лицо нового мира, министр Скримджер всё же превратил его в своего «рекламного мальчика». Шантаж — очень эффективный метод, семья Уизли под постоянным прицелом, Барак № 13 тоже. И Гарри улыбается со всех газетных страниц, широкая улыбка и пустые глаза, а рядом сверкает бриллиантами Джинни. Она счастлива — что же хоть кто-то получил, что хотел. Титул первой леди страны, популярный муж и деньги помогают забыть о лагерях, где из неугодных качают магию на благо правительства. Новая гуманная власть отменила смертную казнь, ведь преступники должны раскаиваться и служить обществу. Тёмный Лорд и представить не мог, что ученые нового мира изобретут способ забирать чистую магию у её обладателей, именно поэтому лагеря полны заключенных, а талантливые обитатели Барака № 13 до сих пор живы, они обладают поистине неисчерпаемыми ресурсами. Только неожиданно по-старчески дрожит рука Макгонагалл, мертвенно-бледное исхудалое лицо Снейпа скрыто за немытыми сосульками волос, глухой кашель бьется в груди Люпина. Враги нации сосредоточенно хлебают свой суп, так едят только вечно голодные.

* * *

После обеда привезли новых заключенных, посмотреть на них выползли почти все обитатели лагеря. Охрана вытолкнула пятерых вновь прибывших в центр двора, и начальник довольно вежливо обратился к заключенным Барака № 13:

— Сами распределите их и правила растолкуйте.

Толпа серых тюремных мантий не возражала, Барак № 13 главенствовал по умолчанию. И тут ледяной ветер сорвал капюшон с одной из фигур, длинные рыжие волосы расплескались по мелко трясущимся плечам. Как огромное серое животное, толпа рыкнула и двинулась на новую заключенную — Джинни Уизли. Охрана едва не бегом вернулась на вышки, попадать в гущу бойни из-за девчонки им не хотелось.

— Бл..ть министерская! Подстилка палачей! На столб её! Распять! — раздались хриплые возгласы.

На высоких чугунных столбах заключенные казнили, охрана не вмешивалась, боясь бунта и позволяя самосуд.

Гермиона вздрогнула и с ужасом посмотрела на Макгонагалл, поджавшую губы, потом на равнодушного Снейпа. Минерва бросила короткий взгляд на дрожащую Уизли, свергнутую фаворитку Скримджера, и шагнула вперед:

— Требую суда!

Толпа захрипела от ярости. Старую волшебницу качало от истощения, но её взгляд был спокоен и тверд. Заключенные Барака № 13 встали за её спиной. Толпа зарычала и… отступила.

Арестанты могли бы растерзать вставших на защиту Уизли, но что будет тогда с лагерем? Что будет с людьми, если Снейп не будет варить хоть какие-то зелья из жалких трав, выращенных на тюремном дворе Лонгботтомом, если Грейнджер и Люпин перестанут оперировать в полевых условиях, если Лавгуд и Тонкс не будут просиживать ночи у постелей, выхаживая обреченных? Барак № 13 был сердцем лагеря.

— Будет суд! — хриплым голосом сказала Макгонагалл. — Судить буду я. Кто будет обвинять?

Толпа зашевелилась. Потом кто-то крикнул:

— Пусть обвиняет зельевар!

Снейп шагнул к Макгонагалл.

— А защищать?

Тишина тяжелым куполом накрыла тюремный двор. Кто осмелится защищать грязную предательницу.

— Я, — глухо сказала Гермиона.

— Суд начинается, — объявила Макгонагалл, присаживаясь на кусок разрушенной бетонной стены, как на трон.

Джинни тряслась, её лицо было меловым, даже веснушки, казалось, побледнели.

— Вы, вы не посмеете! — взгляд метнулся сторону охраны, но тюремщики даже не выглянули с безопасных вышек.

— Потише, мисс, — прошипел Снейп, — вам не давали слово.

— Итак, мистер Снейп, какие обвинения вы предъявляете мисс Уизли? — сухим будничным тоном Макгонагалл начала суд, словно обычный урок трансфигурации.

От звона тишины закладывало уши, только ветер хищно свистел над тюремным двором.

— Я обвиняю Джиневру Уизли в предательстве идей свободы, в оказании поддержки тоталитарному режиму, в давлении на мистера Поттера. Следовательно, она виновна в смерти каждого заключенного из исправительных лагерей, в стоне каждого, пытаемого палачами министерства, в мучениях каждого, на ком проводятся бесчеловечные опыты. Я требую признать её виновной и… — Снейп обвел глазами толпу, напряженную, словно приготовившийся к прыжку дикий зверь, и негромко сказал, — и казнить.

Раздались одиночные выкрики, а потом заключенные глухо и зло скандировали:

— Казнить! Казнить!

Лицо Снейпа казалось высеченным из белого камня, только темные волосы плясали, повинуясь ледяному ветру.

Макгонагалл властно подняла руку:

— Предоставляю слово защите.

Гермиона отчаянно до хруста стиснула руки в кулаки и медленно начала:

— Всё, что говорил обвинитель, это правда. И, наверно, Джиневра Уизли заслуживает казни. Но, когда мы распнем её, предательницу и соратницу наших палачей, то чем мы будем отличаться от них?!

Они швырнули нам её, как швыряют жирную овцу тиграм, запертым в клетке, чтобы те, утолив голод, не сломали железных прутьев и не загрызли своих мучителей! — Грейнджер трясло не меньше, чем Джинни, а голос начинал пропадать на морозе.

Снейп, не отрываясь, смотрел на Гермиону, его черные глаза были пустыми.

— Я знаю ваш голод, вашу боль, ваше отчаяние. Но я скажу вам: кто-то хочет мести, а я хочу свободы! И сегодня на этом суде вы должны сделать свой выбор…

Вот и все. Кажется, голос пропал окончательно, Джинни, впрочем, тоже. Но Гермиона сделала то, что должна была сделать. Господи, как всё это глупо!

И тихий голос Макгонагалл:

— Джиневра Уизли будет жить.

Заключенные застыли, словно каменные изваяния, но никто не помешал Люпину и Лонгботтому увести Джинни в барак.

Гермиона осела на мерзлую землю, перед глазами темнота и в груди темнота. Теплая и жесткая рука рывком поняла девушку.

— Простудитесь, мисс Грейнджер, — каркнул Снейп ей в лицо и ушёл.

* * *

Уже после отбоя Гермиона залезла погреться в крохотную котельную. На полу, прижавшись к теплым трубам спиной, сидел Снейп. Было темно, огонек крохотного огарка свечи робко пытался сразиться мраком, но неизбежно проигрывал.

— Вы недовольны мной, — тихо сказала Гермиона, присаживаясь рядом, и их колени столкнулись.

Отблеск свечи выхватил хищный профиль зельевара.

— Вы поступили храбро и глупо, — наконец отрывисто бросил Снейп, — типичная гриффиндорка.

Гермиона тихо рассмеялась в ответ на эту реплику:

— Приятно слышать, что хоть что-то остается в мире неизменным — ваше отношение к факультетам.

— Дело не в том, что вас могла растерзать разъяренная толпа — все мы давно уже записаны на прием к смерти, и это только вопрос времени, когда она соизволит с нами встретиться. Но в том, что вы открыто взбунтовались. Ведь бунт — это не казни на столбах, это не пара тайно сваренных зелий или пронесенная в карцер еда, обо всем этом Скримджер, разумеется, знает. Бунт был сегодня: вы разболтали всему лагерю о планах министра, растолковали быдлу хитроумные политические замыслы, а он такого не простит. И главное, зачем? Чтобы спасти шкурку этой Уизли?

— Может, чтобы не расколоть свою душу? — прошептала Гермиона.

— Душа! Опять сказки дедушки Дамблдора! — выкрикнул Снейп. — Мы не можем сражаться по правилам чести, время рыцарских турниров прошло. Единственное, что нам остается, это подобно диким зверям рвать когтями и зубами, ползти по дерьму, хлебать грязь, лгать, предавать и может тогда мы победим. Мне не привыкать, мисс Грейнджер, а вот вы сможете?

Снейп тяжело дышал, а потом встал:

— Ладно, грейтесь, не буду вам мешать.

— Позвольте мне пойти с вами, — сказала ему в спину Гермиона.

— Что? — Северус резко обернулся и хлестанул мантией по коленям Грейнджер.

— Я знаю, что вы хотите устроить побег и поднять сопротивление там, за стенами лагеря.

Повисло молчание, потом Снейп процедил:

— Разумеется, вы как всегда сунули свой нос не в свои дела. Но даже, если это и правда, то поймите, здесь в тюрьме сейчас безопаснее. Здесь из вас будут по-прежнему понемногу качать магию, но убить не убьют, даже за вашу сегодняшнюю выходку вам грозит лишь карцер, ну максимум пара круциатусов. Не слишком радужная перспектива, но по сравнению с тем, что нас ждет за тюремными стенами, курортный отдых.

— Я не боюсь.

Снейп не видел лица Гермионы, но как-то почувствовал, что она улыбнулась:

— Вы сами говорили, что встреча со смертью — это лишь вопрос времени.

— С весьма мучительной смертью, — язвительно заметил Северус, — министерские палачи не покладая рук совершенствуют свою квалификацию.

— Но ведь, как говорится, игра стоит свеч.

— Ваше глупое упрямство переходит все границы! — сорвался Снейп. — Мой ответ, конечно, нет! Но я всё же спрошу: зачем?

Раздался тихий и какой-то странно безмятежный голос Грейнджер:

— Просто я люблю вас, Северус.

Мир покачнулся и перевернулся. Всё оказалось так просто и так сложно.

Наверное, стоило уйти, нет, убежать из этой жарко натопленной котельной, от этой странной Грейнджер, которая словно перешагнула какой-то рубеж. Но он зачем-то опустился на колени рядом с ней и пытался разглядеть её лицо в метающемся отблеске огонька.

Горячо, влажно, сладко — поцелуи Снейпа казались единственной константой в этом сумасшедшем мире. Гермиона знала, что нет ничего более глупого, чем вот сейчас на этом грязном полу с бывшим учителем пытаться… нет, не согреться, и не почувствовать себя живыми, пытаться воплотить мечту. Они измученные немытые узники, долгожданные гости смерти, сейчас они только любовники.

А потом, ну потом, наверное, Снейп отряхнется и ядовито выплюнет что-то вроде: Я — спасать мир, а вы сидите здесь, глупая девчонка.

Но это потом, а сейчас не Снейп, Северус скользит губами и языком по её шее, ласкает жесткими ладонями спину, а доходя пальцами до ягодиц, неожиданно, словно издеваясь, убирает руки, заставляя Гермиону вздрагивать и тянуться за лаской. Дыханье сбивается, а в позвоночнике словно пустили ток.

Снейп отшвыривает серую тюремную мантию, а вместе с нею и тяжесть безумных лет, кажется, Гермиона стонет. Мысли застилает сладким дурманом, но надо успеть исследовать это долгожданное тело, потому что возможно это первый и последний раз.

У него сухая кожа и пушистые ресницы, проворные пальцы и выступающие позвонки. От её прикосновений Северус напрягается как струна, так что можно почувствовать каждый шрам, каждую мышцу, каждую жилку. От него пахнет горькими травами, Гермиона жадно целует, трется, вжимается в него, пытаясь впитать в себя этот запах. Она никогда не думала, что тяжесть чужого тела так приятна, так необходима. Она жалеет, что ничего не умеет, но она так хочет его.

Бросает в жар, а от влаги между ног, кажется, промокли даже грубые шерстяные штаны. Гермиона не видит Северуса, но пытается запомнить его. Жадно целует, захлебываясь и боясь не успеть. Снейп что-то шипит и сдирает с неё эти штаны. Скользят дерзкие пальцы, и остатки мыслей вышибает из головы теплой волной.

Даже боль — это не помеха, это осознание того, что всё происходит сейчас, наяву. Что Снейп с ней, что эти приглушенные стоны действительно срываются с губ язвительного зельевара, что в эти мгновения они делят дыхание напополам.

* * *

— Ну и что нам теперь делать? — устало спрашивает Северус.

Даже сейчас он не в силах отпустить это хрупкое создание. Впрочем, у Грейнджер стальной стержень, она всем Лордам и министрам фору даст, и Снейп это прекрасно знает, но почему-то тем больше хочется обнять, согреть, уберечь. Гермиона трогательно трется головой о его грудь и утыкается носом в шею.

— Что делать? Побег, подполье, война, — глухо отвечает она.

Пальцы Снейпа больно стискивают ей плечо, а потом он говорит так тихо, что, кажется, это шелест ветра в щелях здания:

— Я не смогу тебя потерять.

Гермиона прижимает его ладонь к губам:

— Я люблю тебя.

А над серой тюрьмой тихо встает солнце, и его лучи пробиваются сквозь густой туман.