О чем умолчала Трелони, или Два пророчества Сибиллы и одно растение Помоны (гет)

— Она, короче, мне в любви призналась — А ты что? — А я мертвым прикинулся... (с)

Несмотря на войны и природные катаклизмы, в мире — что маггловском, что магическом — веками бережно сохранялись отдельные традиции и обычаи. Такие как, например, овсянка на завтрак. Или неизменный fiveo`clock tea с молоком и кексами. Или новая шляпка королевы, посетившей скачки в Аскоте. Феерическое чудо от знаменитого кутюрье, украшавшее венценосную голову, позже не только с придыханием описывалось в модной колонке лондонского «Таймс», но и язвительно комментировалось звездой «Ежедневного пророка» Ритой Скитер... Порою кажется, что наше общество держится именно на подобных незыблемых устоях, а никак не на своде законов, столетия назад составленном Визенгамотом. Ну, или Палатой Лордов...

Одной из самых старых традиций Хогвартса всегда был праздничный хэллоуинский ужин, во время которого за столами в Большом зале собирались, весело чревоугодничая, и студенты всех факультетов, и профессора в полном составе. Покойный Дамблдор весьма жестко контролировал явку преподавателей, не принимая никаких оправданий, считая их мелочными отговорками, что подвергали угрозе «целостность хогвартского братства». Директор Макгонагалл, всегда чтившая своего бывшего наставника, естественно, решила ничего не менять и после его гибели. О чем еще накануне особо строго предупредила профессора Снейпа.

— Вы так уверены, госпожа директор, что и в самом деле все осталось по-прежнему? Даже после второго пришествия Темного Лорда? Которое, благодарение Мерлину, удачно завершилось? — хмыкнул в ответ зельевар, недавно оправданный и возведенный в ранг героя.

— Не паясничай, Северус! — решительно оборвала его Минерва. — Я не говорю сейчас обо всех наших потерях. Мои глаза видели не меньше горя и страданий, чем твои. Ничего не изменилось для тебя в плане обязательной явки на завтрашний праздничный ужин. И да, я помню о твоих заслугах, но только попробуй не прийти и нарушить традицию, которую всегда поддерживал и хранил Альбус! Клянусь, до конца семестра я не позволю тебе заказать ни одного ингредиента сверх перечня, утвержденного Министерством!

Хотя Снейп и не ожидал, что Минерва прибегнет к совершенно неприкрытому банальному шантажу, угроза прозвучала весьма весомо. Перечень, и так до обидного короткий, урезали год от года. Поэтому профессору зачастую требовались дополнительные средства для приобретения редких и дорогих ингредиентов. И Дамблдор, и Макгонагалл обычно смотрели на небольшое превышение бюджета сквозь пальцы, понимая, что зельевару с его квалификацией тесно и скучно в рамках преподавания. Снейповская душа требовала полета и научных изысканий, особенно теперь, когда у него неожиданно образовалась масса свободного времени, которое он раньше был вынужден тратить на обременительные обязанности двойного шпиона. Словом, портить отношения с Минервой, уклоняясь от посещения очередного банкета, некогда столь любимого Альбусом Дамблдором, и рисковать приобретением нужных компонентов для очередного эксперимента явно не стоило.

Вечером следующего дня стены и потолок Большого зала облепили полчища летучих мышей. Еще несколько сотен кружили над столами, подобно сгустившимся черным тучам. Над импровизированными тучами, словно десятки маленьких золотых лун, парили тыквы, любовно взращенные Хагридом. Их верхушки украшали зажженные свечи. Самое удивительное, что плантацию тыкв по какой-то неизвестной причине во время майского сражения обошли своим разрушительным вниманием как защитники Хогвартса, так и Упивающиеся. После битвы Флитвик с исключительно научным интересом обследовал окрестности Хогвартса на предмет выявления и дезактивации шальных заклятий. Профессор обнаружил, что все уцелевшие грядки оплетены каким-то странным ползающим растением. К всеобщему удивлению классифицировать это растение не смогла и Помона Спраут. Осенью она тщательно собрала созревшие семена неизвестного науке вида магической флоры, чтобы на досуге заняться их изучением и классификацией.

После произнесения приличествующих случаю речей, директор Макгонагалл подала знак, и стоявшие на столах золотые тарелки доверху наполнились едой. Глаза разбегались от изобилия, особенно у тех, кто еще помнил рацион предыдущего учебного года, тщательно контролировавшийся Кэрроу. Чего тут только не было: ростбиф, жареный цыпленок, свиные и бараньи отбивные, сосиски, бекон, стейки, вареная картошка, жареная картошка, чипсы, йоркширский пудинг, горох, морковь, мясные подливки, кетчуп, тыквенный сок...

Мисс Гермиона Грейнджер сначала строго посмотрела на Гарри Поттера, потянувшегося через весь стол за пудингом, потом одернула Рона Уизли, запихавшего в рот крылышко цыпленка и две сосиски сразу.

— Мальчики, где ваши манеры? Мы же не в лесу, никто ни у кого ничего не отнимает! Ведите себя прилично!

— Офять фосфитываешь... фватит уже... и жачем мы пошви дофучифаться? — с набитым ртом проворчал Рон.

— Ай! Моя новая мантия! — вскрикнула Лаванда Браун, на которую Невилл опрокинул кувшин с тыквенным соком. Словом, все было почти как всегда.

За преподавательским столом тоже царило оживление, подогреваемое хересом и огневиски, что скрывались в кувшинах под видом тыквенного сока. Привычные шуточки Флитвика в адрес мадам Хуч, восторженные возгласы Хагрида, радовавшегося, словно дитя, любому новому яству, Трелони, все порывавшаяся произнести поздравительную речь, Снейп, осаживавший ее язвительными репликами, — профессора явно развлекались, как могли. Вечер уже подходил к своему логическому завершению, когда раскрасневшаяся, растрепанная Сибилла набралась-таки духу, громко икнула и, не обращая внимания на хмыканье зельевара, встала, подняв бокал:

— Дорогие мои! Любимые! Коллеги и студенты! Я хочу... хочу просветить вас, что сегодняшний вечер несет в себе...

Что нес в себе вечер по мнению профессора Трелони, так никто никогда и не узнал, потому что она вдруг закатила глаза и возопила дурным голосом:

Ни на земле, ни под землей, ни под водой, ни выше

Нетронутого и неповрежденного не сыщешь.

Бессмысленно в тоске о прошлом пребывать не стоит.

И умерший предателем глаза живым откроет.

Безрадостно томленье настоящим и мешает

Увидеть новый день, который жизнь нам предрекает.

Все невозможное сегодня — будущее явит,

В котором ваши жизни провидение направит:

Одних — на путь неведомых заманчивых свершений,

Других — от разрушения к надежде возрождений,

А третьих, самых смелых, — сквозь тревоги неудачи,

Покой оставив тем, кто побоится жить иначе.

Судьба заставит вас вернуться в прошлого мгновенья

И будущее встретить, позабыв о всех сомненьях

Все застыли. Северусу Снейпу, который безуспешно боролся с приступом жесточайшей мигрени, на мгновение показалось, что какой-то очень сильный маг (отнюдь не он сам) наложил на Большой зал невербальное заклятие тишины. И лишь минуту спустя со стороны гриффиндорского стола раздался озадаченный голос мисс Грейнджер:

— Неужели именно так и выглядит настоящее пророчество?

* * *

Лучшие умы Хогвартса плавились и бурлили, пытаясь разгадать суть изречения профессора Трелони, свидетелями которого в этот раз оказались не только люди, но и все четыре факультетских привидения, почтившие своим присутствием хэллоуинский пир. Трактовки пророчества поражали разнообразием, но почти все толкователи были единодушны: мир ждут нелегкие времена, и самое малое, что может случиться, — рухнет одна из факультетских башен Хогвартса. Некоторые гарантировали очередное возрождение Волдеморта в самое ближайшее время. Когда Гарри Поттер заикнулся про семь уничтоженных хоркруксов, Дин Томас со всей ответственностью заявил, что их могло быть не семь, а девять или даже тринадцать. Аргументы насчет выводов Дамблдора о семи частях души почившего Тома Риддла никого не впечатляли. Джинни еще в сентябре месяце успела поведать Парвати, что Гарри должен был погибнуть, но профессор Дамблдор, к счастью, ошибся. Теперь же, по окончании школы, она обязательно сделается миссис Поттер, иначе мама обещала победителю Волдеморта та-а-акие неприятности, по сравнению с которыми битва с величайшим темным магом покажется маггловским курортом.

Единственным человеком, поставившим под сомнение провидческие таланты профессора Трелони, оказалась Гермиона Грейнджер. Она в буквальном смысле слова поселилась в библиотеке, пытаясь на основании статистических данных вывести закономерность роста количества неточных предсказаний всех потомственных прорицательниц в третьем поколении, какой и являлась Трелони по отношению к знаменитой Кассандре. К великому удивлению профессора Снейпа в оригинальность пророчества не поверил и Кровавый Барон, недолюбливавший Сибиллу со времени ее появления в Хогвартсе, а потому вердикт был вынесен одной емкой фразой:

— Шарлатанка притворяется и набивает себе цену, а грязнокровка Грейнджер права.

Снейп, конечно же, сделал замечание привидению насчет «грязнокровки», а затем вместе со своими и баронскими сомнениями отправился к Минерве Макгонагалл. Однако та даже не стала его слушать, замахав руками:

— Я прекрасно знаю, Северус, как ты относишься к Сибилле, но она клянется, что ничего не помнит, а значит, ее провидческий транс был истинным. А кроме того, несчастья в Хогвартсе уже начались! Причем там, где никто не ожидал — в теплицах! Нужно срочно принимать меры! Только представь, сегодня на травологии Невилл Лонгботтом...

— Лонгботтом?! — перед глазами Снейпа пронеслась череда котлов, за семь лет взорванных Невиллом. — Надо же! Неужели он решил-таки осчастливить плодами своих творческих усилий не только меня? Никогда не понимал, как Помоне удавалось сдерживать этот стихийный катаклизм в рамках здравого смысла. И вот — свершилось! Да здесь совершенно четко прослеживаются причинно-следственные связи! Единственная возможность предотвратить нанесение еще большего ущерба — не пускать Лонгботтома в теплицы!

— Северус! Ты не дослушал: мальчик совершенно не виноват. Просто Помона в одной из теплиц высадила семена какого-то странного растения. Она клянется, что не помнит, откуда они взялись.

— Гм, на нее совсем не похоже — не помнить. Насколько помню я, Спраут держала в своей памяти каждый балл, снятый с Хаффлпаффа, периодически угрожая превратить меня в кактус за предвзятость.

— Ты опять не дослушал! — Макгонагалл уже начала терять терпение и раздражаться, о чем свидетельствовал ее голос, подозрительно похожий на рассерженное кошачье шипение. — Она теперь не помнит, откуда они взялись, но абсолютно уверена, что знала о них почти все, когда высаживала. Она даже записывала свои наблюдения в специальный дневник. Который взял и куда-то исчез. Достоверно известно, что семена взошли и дали плоды, один из которых взорвался и осыпал пыльцой из своей коробочки беднягу Невилла...

— Который, конечно же, находится сейчас в больничном крыле и нуждается в свежесваренном зелье!

— Северус! В зелье нуждается не Невилл, а мисс Эббот, мисс Лавгуд, мисс Уизли и мисс Грейнджер, на которых эта пыльца подействовала не хуже амортенции, и они буквально преследуют мальчика своими внезапно возникшими чувствами!

* * *

Больничное крыло представляло собой прелюбопытнейшую картину: каждую кровать с лежащей на ней пациенткой отгораживали две, а то и три особо укрепленные заклинаниями ширмы.

— Эт-то зачем?

Снейп даже поперхнулся от увиденного.

— Ты не поверишь, Северус, — устало выдохнула мадам Помфри, — как только девочки видят друг друга, тут же начинают драться. Почему-то особенно агрессивно ведет себя мисс Грейнджер — вон, в последней стычке у мисс Уизли клок волос выдрала и пообещала глаза в следующий раз выцарапать, если та только взглянет на мистера Лонгботтома.

— М-да... Прямо не Лонгботтом, а оружие массового поражения. И почему Альбус не его в свое время на Лорда натравил, а Поттера? Глядишь, и не случилось бы никакого возрождения. Все прямо на кладбище и закончилось бы взорванным котлом, угробившим личинку Темного Лорда. А от Грейнджер не ожидал, не ожидал... Хотя, если вспомнить, как она обычно на уроках подпрыгивает, пытаясь доказать свое ошибочное мнение...

— Почему это ошибочное, профессор? — Гермиона Грейнджер выскочила из-за ширмы, словно чертик из табакерки.

— Потому что оно никогда не совпадает с единственно правильным — МОИМ! — рявкнул Снейп и, картинно развернувшись на каблуках, изящно взмахнул мантией.

Сварить снадобье, блокирующее искусственную влюбленность, для опытного зельевара особого труда не составило, и уже неделю спустя помирившиеся и довольные собой и друг другом пациентки сидели на занятиях. Правда, в отношении Ханны Эббот зелье, похоже, дало какой-то побочный эффект, потому что она, неизвестно с какого перепугу, вдруг начала встречаться с Невиллом. Допустить, что в его запатентованное средство вкралась какая-то ошибка Снейп, естественно, не мог, поэтому в срочном порядке пустился на поиски первопричины конфуза.

Судорожно перешерстив всю имеющуюся в личном пользовании научную литературу и не найдя там ни малейшей подсказки, профессор практически переселился в библиотеку — к великому ужасу Ирмы Пинс. Ибо в библиотеке уже давно и прочно прописалась мисс Грейнджер, которая являлась второй любимой мозолью Северуса Снейпа после досточтимого Гарри Поттера. Гермиона отвечала героическому зельевару взаимностью.

Снейп, осатаневший от бесплодных поисков истины, и Грейнджер, упорно собиравшая компромат на провидческие дарования Трелони, столкнулись практически сразу же. Обменявшись церемонными приветствиями, приправленными малой толикой сарказма и ехидства, преподаватель и насупившаяся студентка заняли места в противоположных углах читального зала. Однако Гермиона Грейнджер не была бы Гермионой Грейнджер, если бы удержалась и не задала вопрос, мучавший ее уже некоторое время. Вопрос исключительно научного характера:

— Эм-м... Сэ-эр, а разрешите спросить... К-как в-вы думаете... Что это с нами всеми было?.. Со мной, Джинни, Луной и Ханной... И с Ханной сейчас... это надолго?

— Странно, что вы считаетесь лучшей студенткой Хогвартса, Грейнджер, если не поняли очевидного, — буркнул в ответ Снейп.

— Ну, я поняла, что на нас воздействовал некий аналог приворотного зелья. Мы все оказались под его влиянием, хотя Невилл Лонгботтом нас не угощал ничем — ни пищей, ни жидкостью, которые могли бы содержать соответствующую добавку. Получается, сэр, мы подверглись экзогенной интоксикации невыясненной этиологии!

— Мисс Грейнджер, не тараторьте, пытаясь забросать меня невразумительными терминами из учебника, осевшими в вашей голове — мы не на уроке, — поморщился Снейп. — Под очевидным я подразумевал, что НЕ ЗНАЮ, что произошло, иначе бы не сидел здесь, а предавался более приятным занятиям. Жаль, что у вас их, видимо, не имеется, раз вы отравляете своим присутствием мое... мое...

Что именно отравляет ему мисс Грейнджер, Снейп так и не договорил: то ли опасался двусмысленности фразы, то ли и сам до сих пор не определился с объектом отравления. И потому предпочел повернуть разговор в более привычное и безопасное русло, подвергнув сомнению аналитический склад ума и способность Гермионы к логическому мышлению. Однако, вопреки ожиданиям, она не только не оскорбилась, но даже воодушевилась, проявив ужасающую заинтересованность:

— Неправда, сэр! Я проанализировала все наши последние контакты и пришла к выводу, что все произошло на травологии, в теплицах! Наверное, виновато во всем то самое вонючее растение, которое раздавил Невилл! Мы потом еще очень долго чихали! — торжествующе закончила Грейнджер.

* * *

Помона Спраут, декан Хаффлпаффа и штатный траволог Хогвартса с многолетним стажем, славилась среди коллег заправским жизнелюбием. Она обожала все те милые радости, что скрашивают существование и делают его невыразимо приятным: теплые лучи восходящего солнышка, нежно ласкавшие лицо по дороге к теплицам; мягкую постель, обволакивавшую негой после продолжительного трудового дня; чай, заваренный по всем правилам китайского искусства; свежую эльфийскую выпечку к завтраку... А еще Помона очень любила Невилла Лонгботтома. Порой ей казалось, что это она, а не ее закадычная школьная подруга Августа Лонгботтом, является истинной бабушкой такого воспитанного и талантливого мальчика. Ах, она бы отдала все, чтобы Распределяющая шляпа отправила его на Хаффлпафф, под ее опеку! Но, к сожалению, старая ветошь выбрала Гриффиндор. Однако профессор Спраут не стала отчаиваться, решив, что присматривать за внуком подруги можно и не выступая в роли его декана. Как только он появился в стенах Хогвартса, Помона взяла Невилла под свое крыло, стараясь по возможности уберегать неуклюжего первокурсника от всяческих неприятностей, которые подстерегали его на каждом шагу. И ей это почти удавалось. Почти, потому что от инстинктивной неприязни профессора Снейпа, которого глава Хаффлпаффа и сама слегка побаивалась, Невилла не спасла бы даже Моргана. Героическая же победа над ужасной Нагини возвела любимца на заслуженный пьедестал и наполнила гордостью почти бабушкино сердце Помоны Спраут.

Восьмой год обучения, казалось, не таил в себе никаких опасностей. Профессор Спраут втайне лелеяла мечты, что Невилл наконец-то вплотную займется столь дорогой их душам травологией, а потом (чем тролль не шутит!) даже, может быть, станет преемником Помоны в Хогвартсе. Однако случилось непредвиденное: Невилл Лонгботтом со всем своим юношеским пылом влюбился в воспитанницу барсучьего факультета Ханну Эббот. Но Ханна, несмотря на весьма очевидные достоинства ухажера, взаимностью ему почему-то не отвечала, а несчастный влюбленный начал бледнеть, худеть и даже перепутал на очередном уроке морозник с клещевиной светящейся! Такого профессор Спраут вынести уже не смогла и со всем нерастраченным душевным жаром ринулась помогать драгоценному воспитаннику.

Дифирамбы Невиллу перед Ханной, приглашенной на чай к своему декану, результата не дали. Никакого. Ханне Невилл не нравился. И тогда Помона вспомнила удивительное свойство растения, найденного на огороде Хагрида. Свойство это было совершенно случайно открыто ею в процессе проводимых исследований: пыльца растения усиливала действие любого зелья и затрудняла его последующее выведение из организма.

Удивляясь собственному коварству, профессор Спраут заказала по почте в магазине «Ужастики Умников Уизли» приворотное зелье, опрыскала им высаженные заранее опытные образцы и... Остальное оказалось делом техники: она отправила в дальний конец теплицы Невилла с Ханной, предварительно подбросив туда созревшую сухую коробочку, пропитанную зельем, чтобы Невилл обязательно на нее наступил... И он оправдал ожидания. В общем, все получилось. Почти. Потому что в ту же самую сторону, какого-то докси, отправилась не только Ханна, но и мисс Грейнджер, мисс Уизли, с мисс Лавгуд в придачу. Чихали все, и очень долго. А потом влюбленную в Невилла Лонгботтома девичью компанию, чья ссора тут же переросла в драку (кто бы мог подумать, что Гермиона Грейнджер может вести себя как базарная торговка!), поместили в Больничное крыло.

То, что к лечению пострадавших подключат Северуса Снейпа, можно было предвидеть, даже не прибегая к услугам Сибиллы Трелони. А вот что у Грейнджер, Лавгуд и Уизли обнаружится невосприимчивость к воздействию пыльцы, и девушки практически сразу поправятся, спрогнозировать было весьма и весьма сложно. К счастью, Ханна отреагировала так, как и планировалось, и теперь у мальчика развивался полноценный роман, что весьма позитивно сказалось на его успехах на травологии.

Северус, у которого теперь имелось слишком много свободного времени, а прежний неугомонный нрав стал еще неугомоннее, естественно, взялся за расследование. Профессор Спраут затаилась в тревожном ожидании той страшной минуты, когда интеллект зельевара отыщет следы, ведущие прямиком в теплицу.

* * *

Признать правоту Грейнджер, предположившей, что корни инцидента уходят вглубь теплиц, было достаточно тяжело, но Северус Снейп никогда не искал легких путей. Поэтому, сообщив еще раз все, что он думает о мыслительных способностях гриффиндорцев в целом и одной гриффиндорской заучки в частности, Снейп решил посетить предполагаемое место преступления для изъятия вещественных доказательств. Поскольку в случае удачи делить лавры с Грейнджер он не намеревался от слова «совсем», визит в царство Помоны был запланирован на вечер того дня, когда практически все ученики уезжают из Хогвартса на рождественские каникулы, устремляясь к теплу домашних очагов. Однако Грейнджер никуда не поехала, даже в Нору, чем крайне расстроила недоумка Уизли-младшего, лишившегося таким образом всяческих перспектив на улучшение личной жизни.

Сие неприятное известие настигло Снейпа во время обеда, когда за общим столом Минерва Макгонагалл привела в пример свою любимую ученицу, пожелавшую остаться в Хогвартсе даже на каникулы, чтобы иметь возможность как можно лучше подготовиться к сдаче ЖАБА. Поэтому к вечернему явлению мисс Грейнджер, опасливо выглядывавшей из ниши коридора, ведущего к кабинету зельеварения, профессор был морально подготовлен. Он витиевато прокомментировал действия прилипал, посягающих на бесценное свободное время преподавателей. Мимоходом остановился на перманентном нахальстве назойливых выскочек, которые не дают отдохнуть нормальным людям даже в благословленные дни рождественских каникул. Учитывая то, что на сочинение язвительных фраз и метких колкостей зельевар потратил целых два часа времени послеобеденной сиесты, реакция мисс Грейнджер показалась ему несколько неадекватной затраченным усилиям. Студентка не только не оскорбилась и не убежала, громко всхлипывая, но даже не собиралась парировать в ответ. Вместо этого Снейп услышал:

— Профессор, а вы в теплицы, да? Можно с вами?!

Возражать было бессмысленно, и Гермиона Грейнджер устремилась вслед за Снейпом, подпрыгивая от нетерпения:

— Профессор, профессор...

— Заткнитесь, мисс, а то наложу «силенцио»! Вас слышно на три мили вперед!

В теплицах было темно, тепло и тихо. Откуда-то слегка веяло ароматом свежего драконьего навоза — самого лучшего удобрения для плотоядных растений. Снейп замер на пороге, памятуя о некоторых особо интересных в травологическом плане экземплярах местной флоры, что запросто могут откусить руку или ногу. Далее Северус передвигался исключительно короткими перебежками.

— Люмос! — выдохнула за его спиной Грейнджер, и теплица осветилась слабым огоньком.

— Вы с ума сошли! А если где-то здесь растут мандрагоры? Вы их разбудите, и они заголосят! — возмутился Снейп.

— Здесь нет мандрагор, сэр! И вообще — мы в этом году сюда еще не приходили!

— Так какого Мерлина вы морочили мне голову и притащили нас сюда?!

— Как я могла морочить вам голову, если вы все время шли впереди! — обиделась Грейнджер. — Я попыталась сказать, что мы идем не туда, но вы пригрозили мне «силенцио», и я просто вынуждена была замолчать!

— О да, в кои-то веки вы решили проявить послушание, великолепно зная, что за ним последует, — проворчал Снейп. — Показывайте дорогу и не вздумайте заблудиться еще раз!

Гермиона потушила свет, и две тени крадучись направились в противоположном направлении. Теперь маленькую экспедицию гордо возглавляла мисс Грейнджер. Без каких-либо приключений они добрались до теплицы, где состоялся роковой урок травологии. Гермиона снова произнесла «люмос» и, ничтоже сумняшеся, проследовала в тот угол, где ее поразил странный приступ чихания. Снейп неотступно следовал за ней, в полутьме еще больше обычного напоминая летучую мышь-переростка. И вдруг под его ногами раздалось сухое «х-хрясь», вслед за которым взметнулось странное облако серой пыли... В носу нещадно засвербело, а в груди будто зацарапались с десяток кошек.

— А-апчхи! — тем временем томно произнесла Грейнджер и нежно взглянула на своего спутника. — А-ах, сэ-эр! Я... я давно хотела сказать вам, что мы все... что я... я... я, кажется, вас люблю...

«Она сошла с ума?! Что происходит?!» — пронеслось в голове зельевара.

В глазах у Снейпа потемнело, он тоже оглушительно чихнул и неловко завалился набок. Помня о странных приступах агрессии у мисс Грейнджер, выдравшей клок волос у своей закадычной рыжей подружки и будущей родственницы, Северус прикинул, не безопаснее ли будет потерять сознание, чем отбиваться от буйнопомешанной студентки, и на всякий случай закатил глаза.

Однако Грейнджер, вместо того чтобы наброситься на него с кулаками, присела рядом с профессором, ласково провела рукой по спутанным сальным волосам и проворковала:

— Как же вы мне нравитесь, Северус! Эти ваши дивные волосы... Гордый профиль... Дайте... дайте я вас поцелую... — и прильнула сначала к бледному лбу, а потом к изогнутым устам Снейпа.

«Ее я лечить не буду... точно...» — мелькнула предательская мысль, и Снейп отдался своим ощущениям. Поцелуи оказались неожиданно приятными. Настолько, что захотелось вскочить, прижать к себе встрепанную Грейнджер и никогда больше не отпускать.

* * *

Нынешнее рождественское утро изумляло красотой: ослепительно белый снег искрился и переливался под лучами декабрьского солнца. Небо не отличалось по цвету от лазурных мантий стремительно входивших в моду и едва-едва появившихся у мадам Малкин, а воздух напоминал хрусталь Малфой-мэнора, только-только протертый от благородной пыли старательными домовиками.

Не менее эффектно выглядел и Большой зал, где планировался праздничный ужин для немногочисленных обитателей Хогвартса, решивших встретить в замке Рождество. Северус Снейп оказался единственным человеком, который сомневался насчет собственного присутствия на торжестве. В глубине души Минерва Макгонагалл прекрасно его понимала: лицо досточтимого зельевара до ужаса походило на диванную подушку, а глаза — на узенькие петельки для пуговиц. Дело, конечно же, было не во внешней привлекательности, ибо классической красотой Северус никогда не отличался. Да и флирт с милыми представительницами прекрасного пола среди преподавателей не входил в его привычки. Причина состояла в другом: страдала профессиональная гордость. Снейп стыдился, потому что не было на его взгляд ничего смешнее, чем банальная аллергия, внезапно постигшая представителя Британской Гильдии Зельеваров. Вы можете возразить, что нет ничего веселого в телесных и духовных недугах, но Северус полагал, что специалист, проработавший не один десяток лет с разного рода странными компонентами для всяческих далеко не безобидных снадобий, просто обязан предотвращать подобные казусы. Или, по крайней мере, иметь универсальный антидот в личных запасах. А антидота-то как раз и не было. Точнее, он был, но Невилл Лонгботтом внезапно споткнулся и упал именно на тот самый шкафчик, где хранилось столь ценное зелье.

Откуда в подземельях взялся Лонгботтом? Это еще одна причина крайнего смущения профессора Снейпа, потому как именно Невилл помогал Помоне Спраут, обнаружившей в теплице наших героев во время их отважной ночной вылазки. Благодарение Мерлину, ночью у декана Хаффлпаффа разыгралась бессонница. Ведь если бы ей не захотелось выйти на свежий воздух и прогуляться привычным маршрутом, то неизвестно чем закончилась бы эскапада двух неутомимых исследователей — мисс Грейнджер и профессора Снейпа. Помона нашла несчастных, когда злоползучий вьюнок змеевидный, все-таки разбуженный светом от волшебной палочки Гермионы, уже крепко-накрепко связал их друг с другом, прижав сухую коробочку растения с хагридовского огорода точнехонько под нос чихающему и распухающему на глазах профессору. Простого «инсендио» для того, чтобы привести в чувство бессовестное дьявольское растение, оказалось недостаточно. И тут на подмогу профессору Спраут пришел верный Невилл, притащивший в теплицу целую охапку дров для костра, а потом изъявивший желание проводить пострадавших до подземелий. Да, что и говорить — Минерве Макгонагалл были понятны чувства профессора Снейпа, который не только мучился от жестокого приступа аллергии, но и вынужден был принять помощь от одного из самых ненавистных ему гриффиндорцев.

Спасла положение, как ни странно, Гермиона Грейнджер, раздобывшая обыкновенное маггловское антигистаминное средство. К удивлению окружающих, Снейп не только не зашипел на свою студентку за самоуправство, но даже согласился выпить таблетки и буквально через час обрел прежний облик. Так что, глядя на восторженно засиявшие глаза своей любимицы и непривычную мягкость Снейпа, Минерва Макгонагалл приняла кощунственное по отношению к светлой памяти Дамблдора решение: она разрешила им обоим не присутствовать на традиционном рождественском ужине.

* * *

А вечером все было как обычно: взаимные поздравления, обильное угощение... и новое пророчество Сибиллы Трелони, в котором она возвестила о рождении через год величайшего мага грядущего столетия. Перед сном Минерва привычно поделилась событиями бесконечного и насыщенного праздничного дня с портретом Альбуса Дамблдора, и тот с большим вниманием отнесся к последнему пророчеству профессора Трелони:

— Надеюсь... Очень надеюсь, что Сибилла права. Британии нужен сильный волшебник. И, как знать, может быть, его родителями станут кто-то из наших выпускников. Например, мисс Грейнджер и Северус...

— Но, Альбус! Северус отнюдь не выпускник!

— Глупости, Минерва, конечно, выпускник! Ну и ничего страшного, что не этого года! Самое главное — он бывший воспитанник Хогвартса! Да-а, надеюсь, это пророчество действительно настоящее, не хуже того, которое было сделано в отношении Гарри...

— Что значит «настоящее», Альбус? Разве пророчества бывают другие?

— К-хм, — внезапно смутился он, — Провидцы тоже могут ошибаться. Но она все же внучка Кассандры.

— Погодите, погодите, вы хотите сказать?.. Сколько вообще Сибилла сделала настоящих пророчеств?

— Два, Минерва. Надеюсь, что два. Вместе с этим. Потому что о нем она меня не предупреждала.

— Значит, хэллоуинское пророчество... Оно было фальшивым?! И вы знали и молчали?

— Минерва! Девочке как-то надо поддерживать репутацию! Тем более, жизнь в Хогвартсе стала скучной, совсем не такой интересной, как была в мое время! Ни тебе дементоров, ни философских камней с василисками... — тяжко вздохнул Дамблдор.

* * *

Так закончилась эта история с загадочным предсказанием Сибиллы Трелони. Надо сказать, что Минерва Макгонагалл не стала выдавать маленькую тайну прорицательницы. Поэтому профессор Трелони до сих пор успешно изображает из себя пифию. Особенно удачно и правдоподобно, когда на столе стоит бутылка с ее любимым хересом. А профессор Снейп и мисс Грейнджер? Они по-прежнему препираются и спорят друг с другом по самому пустяковому поводу. Хотя горластый Пивз в последнее время распевает новую песню собственного сочинения, в которой не хуже Сибиллы пророчит скорую свадьбу.