The Life and Times (Жизнь и времена) (гет)

«Никто не смеется над Богом, когда на тебя направлен кончик волшебной палочки».

“Laughing With"— Regina Spektor

Ее слова, вылетевшие из идеального ротика когда-то, так ясно звучат в его голове, как будто это случилось только что. Джеймс прокручивает их снова и снова: они, будто барабаны, раз за разом отбивают свой ритм. Она была просто красивой шестнадцатилетней девушкой, когда сидела тогда в коридоре, при мерцающем свете факела ее бледная кожа практически светилась, а ярко-зеленые глаза сверкали. Это было почти два года назад, и смотрите-ка, как все изменилось!.. Нет, она была красива, как всегда, и даже, наверное, еще красивей. Но надо четко различать красоту, которой хочешь обладать и красоту, которой хочешь любоваться издалека.

«Никто не смеется над Богом, когда на тебя направлен кончик волшебной палочки», — он снова вспомнил ее слова и улыбнулся, потому что Лили была права. (Лили всегда права). Когда палочка противника целилась между глаз, а его собственная палочка лежала вне досягаемости, смеяться над Богом не хотелось. В этом был смысл, но не было причин выжить, потому что не было приказа, и это не имело значения. А еще дело было, наверное, в палочке, направленной на него. Он сделал мысленную пометку себе, что надо сказать позже Лили, что она была права: угроза делает трусов интеллектуальными скептиками. Это иррационально, но какая разница? Позднее признание божественности может быть актом духовной робости, но сейчас это делало его храбрее. Лили обычно всегда права.

Он почувствовал, что улыбается и ждал проклятия — заклинания, которое положит конец его жизни, или хотя бы вызовет чудовищную боль, или потерю сознания. Но его все не было. Наконец, противник открыл рот, но не для того, чтобы произнести заклинание:

— Она тебя не любит! — отчаянно крикнул он. — И не полюбит.

По видимому, никто не смеялся над Богом, когда они оба потеряли единственную, кого любили.

Джеймс подбирал слова, которые укололи бы его больнее всего и при этом были бы правдой. Он позволил боли заполнить свое тело, но не подчинился ей полностью. Он кивнул.

— Может быть, — наконец, сказал он. — Но это то, что я собираюсь забрать с собой.

Устав от апатии Джеймса, старый волшебник прищурил карие глаза и поджал губы. Красота юности, которой он обладал еще в прошлом году, исчезла.

— Ты скоро умрешь, — сказал он.

Джеймс моргнул. Это была странная мысль: скоро умру. И он кивнул еще раз.

— Вперед, — вызывающе ответил он. — Я обрел покой.

Потому что наконец-то он понял, что значит эта фраза.