Третий (гет)

− Лил, ты там? — послышалось приглушенное из-за двери. Хотя говорящего, скорее, волновало, не свела ли она ещё счёты с жизнью.

− Да, — коротко ответила она.

Её взгляд завороженно следил за струями воды, стекающими по чуть выставленной вперёд ноге, скользил по переливающимся на свету каплям. Нарушающий тишину звук воды совсем не успокаивал, не заглушал тягучего чувства расстройства и обиды. Ей не хотелось ничего слушать, только забыться долгожданным сном под пуховым одеялом. А ещё голос, даже два, только она пока что не разобралась, желает ли, чтобы они извинялись или заявляли, что никогда больше не появятся в её жизни. Лили тихонько вздохнула, и аккуратные пальчики потянулись за пузырьком с гелем. Лазурно-голубая жидкость, смешавшись с водой, побежала по заблестевшей матовой коже, приятно охладив её и мигом наполнив ванную комнату ненавязчивым запахом моря и ветра. Изящные руки огладили точёные плечики, аккуратные груди, плоский живот, округлые бёдра. Лили невольно призналась себе, что мысленно представляет вместо своих рук ласковые и сильные мужские, но тут же попыталась заставить себя не думать об этом. Не думать о губах, которые могли бы ласкать её шею, о глазах, которые заглянули бы ей прямо в душу, о накачанном торсе, который могла будто бы случайно обнажить распахнутая рубашка. Рыжие, отливающие медью волосы заструились по обнажённому девичьему тельцу, воздух окрасился ароматом розы от шампуня. Тишину нарушил резкий звук: человек за дверью сполз вниз по стене и сел на пол. Лили ярко представила, как он проводит пальцами по волосам, закрывает глаза, откидывает голову назад, и её губы тронула лёгкая усмешка.

− Прости меня.

Она едва ли смогла удержаться, чтобы не фыркнуть. Может, людям и кажутся простыми какие-то определённые вещи, но исправление ошибок явно не входит в их число. Особенно тех, след от которых никогда не стереть, тех, за которые можно и не простить. Таких, как эта. Самая ужасная из совершённых когда-либо человеком из её окружения.

− Я очень виноват, я знаю. Ты имеешь полное право ненавидеть меня, презирать, игнорировать. Но прости меня.

Лили всё же закатила глаза и покачала головой. Идиот. Он сделал ей очень больно и, видимо, не понимал этого. Чувство обиды заглушало всё, словно звук барабанов заглушает звон колокольчиков. Лили всхлипнула, с трудом пытаясь не заплакать. Даже если бы она что-то натворила, всё равно нельзя было с ней так обходиться! Жестоко, нечестно, подло и гадко.

− Прошу, Лил.

С другой стороны, они были всего лишь глупыми мальчиками, как и раньше. Зря она думала, что они изменились: с первого курса Мародёры как были Мародёрами, так ими и остались. Такие же заносчивые, бесцеремонные, невоспитанные. Как она могла посчитать, что со временем они могут исправиться? Неужели им настолько наплевать на её дружбу, если они так легко оскорбили её чувства? Может, всё всегда было ложью? Может, с самого начала они планировали так с ней поступить? А всё казалось таким искренним и настоящим, что о подвохе или шутке даже не думалось.

− Лили, ты слышишь меня?

− Да.

А, собственно, из-за чего она расстраивается? Многие годы без тесного общения с ними были вовсе не плохими, а спокойными и умиротворёнными. Без проблем, слёз и депрессий. И, наверное, она с лёгкостью сможет перестроиться вновь на старый лад. Тем более, в конце учебного года должны быть экзамены, а так будет больше времени на подготовку.

С другой стороны двери послышался тяжёлый вздох.

Лили опустилась вниз, позволяя жёстким каплям бить по ссутулившейся спине. Она ведь не заслужила, так за что они с ней так? Ей было невероятно тяжело. Зачем обманывать себя: она слишком привыкла и привязалась к этим нахальным мальчишкам. Которые на этот раз вышли за рамки дозволенного.

Лили, наклонившись, огладила свои ноги. У неё, кстати, ещё не написано эссе по зельеварению, а профессор Слизнорт будет явно недоволен, если его любимая ученица заявится неподготовленной. Было чем заняться.

− Чёрт возьми, Лили! — раздался стон за дверью. — Поговори же со мной! Уж это-то я заслужил! Пожалуйста, я должен тебе всё объяснить.

Она поморщилась, поднялась, поспешно вытерлась и надела шёлковый халатик. Тонкие пальчики легли на позолоченную ручку: одно движение — и преграды между ними не будет. Лили зажмурилась и открыла дверь, тяжело вздохнув.

− Лил!

Виновник её плохого настроения и состояния вскочил на ноги и протянул руки к ней, но она даже не подумала посмотреть в его сторону.

− А тебе есть, что объяснять? — тихо бросила она, проигнорировав его взгляд, полный сожаления и надежды.

Ей не хотелось смотреть ему в глаза. Встретившись с его взглядом, проникающим в самую душу, она не сможет сказать ничего нужного и даже, возможно, задумается, не простить ли его. Лили невольно забеспокоилась, не зная, за что ухватиться, чтобы создать видимость деятельности. Он ведь поймёт, что она просто пытается чем-то себя занять, чтобы избежать разговора.

− Да! Есть! — запальчиво воскликнул он.

− Я не собираюсь слушать твои жалкие оправдания, — фыркнула она, безуспешно пытаясь открыть заедающий ящик с нижним бельём.

Стоять под пронзительным взглядом, сверлящим её спину, в одном халате было неловко. Она знала, чувствовала, что он смотрит. Сильные руки рывком открыли ящик — видимо, их хозяин устал ждать, и ему не терпелось начать разговор. Он не дал ей ничего больше делать самой, собираясь побыстрее покончить с этим. У Лили в глазах защипало. Простить... Она просто не могла. Ей было так больно, что не под силу терпеть.

Он достал забавные розовые трусики с кружевами и присел. Она залилась румянцем и сглотнула, осторожно переступая. Он предельно аккуратно натянул их на неё, стараясь как можно меньше касаться влажной кожи, дал лифчик и, отвернувшись, сел на её кровать. Она поспешно накинула длинную футболку, дрожа всем телом.

− Я хочу, чтобы ты немедленно ушёл, — прошептала Лили, встав напротив него и скрестив руки на груди.

− Я не уйду, пока не узнаешь правду! — упрямо качнув головой, заявил он.

− Мне достаточно было всё это увидеть и испытать на себе! — не выдержала она, топнув ножкой. — Выметайся вон! Мне нужно делать уроки.

Лили взяла пергамент, перо, чернила, увесистый учебник и со злостью швырнула сумку обратно на пол. Раньше надо было думать, а теперь словами делу не поможешь. К тому же, неплохо бы ему наконец понять, что есть вещи, за которые она простить не в силах, не в состоянии и просто не желает. Хотя... она всё-таки мельком заглянула в его глаза — такие жалобные и умоляющие, как никогда. Простить нельзя выставить. А куда поставить запятую — решать ей. И почему на её долю выпадали такие трудные решения?

Незваный и нежданный гость опустился на пол напротив, когда она согнала его с постели и легла на неё сама на живот, подперев щёку кулачком. Лили упорно и усердно водила пальцем по разбегающимся строчкам, но они то плыли, то подскакивали, а чужой взгляд сверлил в ней дырку.

− Я буду спать здесь и останусь до тех пор, пока ты не примешь мои извинения и не выслушаешь, — будто бы невзначай заявил он, потянувшись.

− Извинения приняты, можешь идти, — хихикнула она. — Но ни тебя, ни твоего дружка я не прощаю.

− Ты сама в себе запуталась! — вдруг повысил голос он, вновь оказываясь на ногах.

− Да? — не выдержала Лили, тоже поднимаясь. Теперь они стояли совсем близко. — Позволь, я тебе кое-что разъясню. Вы. Оскорбили. Меня. И сделали. Мне. Очень. Больно. Понятно или повторить?

С каждым новым словом её палец, недавно касавшийся книжных страниц, упирался ему в грудь, причём достаточно болезненно, но он терпел и молча слушал. Лили была ниже его едва ли не на целую голову, так что когда они обнимались, он касался её макушки подбородком. Она, к тому же, была такой забавной и милой, когда сердилась, и на её щеках вспыхивал румянец.

Его губы растянулись в улыбке.

Конечно, он понимал, за что она злится — она имела на то полное право. Да будь это не Лили Эванс, а хоть Марлин МакКиннон, Доркас Медоуз, Мэри МакДональд или же Алиса Эберли — любая точно запустила бы в них Аваду, и мир бы вскоре позабыл славные имена Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. А Лили этого не сделала — значит, где-то в глубине души хотела простить. Он готов был к потокам справедливой брани, к девчачьим обидам, к выполнению любой её прихоти, но ему совсем не нравилось, что она даже не собиралась его выслушивать, показательно игнорировала и пыталась прогнать из спальни для старосты седьмого курса.

Улыбка, казалось, была для неё последней каплей, и она попыталась ударить его, а он с лёгкостью помешал ей.

− Ты... ты...

Он взял её лицо в ладони и, не позволяя вырваться, запечатлел на её губах долгий поцелуй.

− Сириус... — прошептала Лили.

− Угу. Усаживайся поудобнее и приготовься слушать. Вот тебе вся правда, — вздохнул Блэк.