Третий (гет)

− Лил, ты там? — послышалось приглушенное из-за двери. Хотя говорящего, скорее, волновало, не свела ли она ещё счёты с жизнью.

− Да, — коротко ответила она.

Её взгляд завороженно следил за струями воды, стекающими по чуть выставленной вперёд ноге, скользил по переливающимся на свету каплям. Нарушающий тишину звук воды совсем не успокаивал, не заглушал тягучего чувства расстройства и обиды. Ей не хотелось ничего слушать, только забыться долгожданным сном под пуховым одеялом. А ещё голос, даже два, только она пока что не разобралась, желает ли, чтобы они извинялись или заявляли, что никогда больше не появятся в её жизни. Лили тихонько вздохнула, и аккуратные пальчики потянулись за пузырьком с гелем. Лазурно-голубая жидкость, смешавшись с водой, побежала по заблестевшей матовой коже, приятно охладив её и мигом наполнив ванную комнату ненавязчивым запахом моря и ветра. Изящные руки огладили точёные плечики, аккуратные груди, плоский живот, округлые бёдра. Лили невольно призналась себе, что мысленно представляет вместо своих рук ласковые и сильные мужские, но тут же попыталась заставить себя не думать об этом. Не думать о губах, которые могли бы ласкать её шею, о глазах, которые заглянули бы ей прямо в душу, о накачанном торсе, который могла будто бы случайно обнажить распахнутая рубашка. Рыжие, отливающие медью волосы заструились по обнажённому девичьему тельцу, воздух окрасился ароматом розы от шампуня. Тишину нарушил резкий звук: человек за дверью сполз вниз по стене и сел на пол. Лили ярко представила, как он проводит пальцами по волосам, закрывает глаза, откидывает голову назад, и её губы тронула лёгкая усмешка.

− Прости меня.

Она едва ли смогла удержаться, чтобы не фыркнуть. Может, людям и кажутся простыми какие-то определённые вещи, но исправление ошибок явно не входит в их число. Особенно тех, след от которых никогда не стереть, тех, за которые можно и не простить. Таких, как эта. Самая ужасная из совершённых когда-либо человеком из её окружения.

− Я очень виноват, я знаю. Ты имеешь полное право ненавидеть меня, презирать, игнорировать. Но прости меня.

Лили всё же закатила глаза и покачала головой. Идиот. Он сделал ей очень больно и, видимо, не понимал этого. Чувство обиды заглушало всё, словно звук барабанов заглушает звон колокольчиков. Лили всхлипнула, с трудом пытаясь не заплакать. Даже если бы она что-то натворила, всё равно нельзя было с ней так обходиться! Жестоко, нечестно, подло и гадко.

− Прошу, Лил.

С другой стороны, они были всего лишь глупыми мальчиками, как и раньше. Зря она думала, что они изменились: с первого курса Мародёры как были Мародёрами, так ими и остались. Такие же заносчивые, бесцеремонные, невоспитанные. Как она могла посчитать, что со временем они могут исправиться? Неужели им настолько наплевать на её дружбу, если они так легко оскорбили её чувства? Может, всё всегда было ложью? Может, с самого начала они планировали так с ней поступить? А всё казалось таким искренним и настоящим, что о подвохе или шутке даже не думалось.

− Лили, ты слышишь меня?

− Да.

А, собственно, из-за чего она расстраивается? Многие годы без тесного общения с ними были вовсе не плохими, а спокойными и умиротворёнными. Без проблем, слёз и депрессий. И, наверное, она с лёгкостью сможет перестроиться вновь на старый лад. Тем более, в конце учебного года должны быть экзамены, а так будет больше времени на подготовку.

С другой стороны двери послышался тяжёлый вздох.

Лили опустилась вниз, позволяя жёстким каплям бить по ссутулившейся спине. Она ведь не заслужила, так за что они с ней так? Ей было невероятно тяжело. Зачем обманывать себя: она слишком привыкла и привязалась к этим нахальным мальчишкам. Которые на этот раз вышли за рамки дозволенного.

Лили, наклонившись, огладила свои ноги. У неё, кстати, ещё не написано эссе по зельеварению, а профессор Слизнорт будет явно недоволен, если его любимая ученица заявится неподготовленной. Было чем заняться.

− Чёрт возьми, Лили! — раздался стон за дверью. — Поговори же со мной! Уж это-то я заслужил! Пожалуйста, я должен тебе всё объяснить.

Она поморщилась, поднялась, поспешно вытерлась и надела шёлковый халатик. Тонкие пальчики легли на позолоченную ручку: одно движение — и преграды между ними не будет. Лили зажмурилась и открыла дверь, тяжело вздохнув.

− Лил!

Виновник её плохого настроения и состояния вскочил на ноги и протянул руки к ней, но она даже не подумала посмотреть в его сторону.

− А тебе есть, что объяснять? — тихо бросила она, проигнорировав его взгляд, полный сожаления и надежды.

Ей не хотелось смотреть ему в глаза. Встретившись с его взглядом, проникающим в самую душу, она не сможет сказать ничего нужного и даже, возможно, задумается, не простить ли его. Лили невольно забеспокоилась, не зная, за что ухватиться, чтобы создать видимость деятельности. Он ведь поймёт, что она просто пытается чем-то себя занять, чтобы избежать разговора.

− Да! Есть! — запальчиво воскликнул он.

− Я не собираюсь слушать твои жалкие оправдания, — фыркнула она, безуспешно пытаясь открыть заедающий ящик с нижним бельём.

Стоять под пронзительным взглядом, сверлящим её спину, в одном халате было неловко. Она знала, чувствовала, что он смотрит. Сильные руки рывком открыли ящик — видимо, их хозяин устал ждать, и ему не терпелось начать разговор. Он не дал ей ничего больше делать самой, собираясь побыстрее покончить с этим. У Лили в глазах защипало. Простить... Она просто не могла. Ей было так больно, что не под силу терпеть.

Он достал забавные розовые трусики с кружевами и присел. Она залилась румянцем и сглотнула, осторожно переступая. Он предельно аккуратно натянул их на неё, стараясь как можно меньше касаться влажной кожи, дал лифчик и, отвернувшись, сел на её кровать. Она поспешно накинула длинную футболку, дрожа всем телом.

− Я хочу, чтобы ты немедленно ушёл, — прошептала Лили, встав напротив него и скрестив руки на груди.

− Я не уйду, пока не узнаешь правду! — упрямо качнув головой, заявил он.

− Мне достаточно было всё это увидеть и испытать на себе! — не выдержала она, топнув ножкой. — Выметайся вон! Мне нужно делать уроки.

Лили взяла пергамент, перо, чернила, увесистый учебник и со злостью швырнула сумку обратно на пол. Раньше надо было думать, а теперь словами делу не поможешь. К тому же, неплохо бы ему наконец понять, что есть вещи, за которые она простить не в силах, не в состоянии и просто не желает. Хотя... она всё-таки мельком заглянула в его глаза — такие жалобные и умоляющие, как никогда. Простить нельзя выставить. А куда поставить запятую — решать ей. И почему на её долю выпадали такие трудные решения?

Незваный и нежданный гость опустился на пол напротив, когда она согнала его с постели и легла на неё сама на живот, подперев щёку кулачком. Лили упорно и усердно водила пальцем по разбегающимся строчкам, но они то плыли, то подскакивали, а чужой взгляд сверлил в ней дырку.

− Я буду спать здесь и останусь до тех пор, пока ты не примешь мои извинения и не выслушаешь, — будто бы невзначай заявил он, потянувшись.

− Извинения приняты, можешь идти, — хихикнула она. — Но ни тебя, ни твоего дружка я не прощаю.

− Ты сама в себе запуталась! — вдруг повысил голос он, вновь оказываясь на ногах.

− Да? — не выдержала Лили, тоже поднимаясь. Теперь они стояли совсем близко. — Позволь, я тебе кое-что разъясню. Вы. Оскорбили. Меня. И сделали. Мне. Очень. Больно. Понятно или повторить?

С каждым новым словом её палец, недавно касавшийся книжных страниц, упирался ему в грудь, причём достаточно болезненно, но он терпел и молча слушал. Лили была ниже его едва ли не на целую голову, так что когда они обнимались, он касался её макушки подбородком. Она, к тому же, была такой забавной и милой, когда сердилась, и на её щеках вспыхивал румянец.

Его губы растянулись в улыбке.

Конечно, он понимал, за что она злится — она имела на то полное право. Да будь это не Лили Эванс, а хоть Марлин МакКиннон, Доркас Медоуз, Мэри МакДональд или же Алиса Эберли — любая точно запустила бы в них Аваду, и мир бы вскоре позабыл славные имена Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. А Лили этого не сделала — значит, где-то в глубине души хотела простить. Он готов был к потокам справедливой брани, к девчачьим обидам, к выполнению любой её прихоти, но ему совсем не нравилось, что она даже не собиралась его выслушивать, показательно игнорировала и пыталась прогнать из спальни для старосты седьмого курса.

Улыбка, казалось, была для неё последней каплей, и она попыталась ударить его, а он с лёгкостью помешал ей.

− Ты... ты...

Он взял её лицо в ладони и, не позволяя вырваться, запечатлел на её губах долгий поцелуй.

− Сириус... — прошептала Лили.

− Угу. Усаживайся поудобнее и приготовься слушать. Вот тебе вся правда, — вздохнул Блэк.

*Двумя часами ранее*

− Уверен, что сработает? — обеспокоенно спросил Джеймс.

− Да что я, не Блэк, что ли! — возмутился Сириус, переворачивая страницу. — Это вот мне интересно: ты уверен, что не передумаешь? Сохатый, я ведь…

− Ты мой лучший друг, Бродяга. Хуже ты мне не сделаешь, а попытка не пытка, верно?

− Просто… Пойми, дело-то серьезное. Всё-таки это Лили, это не игрушка, — пробормотал тот.

В комнату осторожно вошёл Римус и, улыбнувшись, сел на свою постель. В серо-зелёных глазах светились тоска и одиночество, и Сириусу пришлось ненадолго отвлечься от созерцания собственного творения, а Джеймс неохотно поплёлся на тренировку. Люпин вздрогнул, когда к нему прижались сзади и сомкнули руки на животе, но благодарно хмыкнул, вслух удивившись, с чего это Блэку быть таким заботливым. Тот рассмеялся, после чего шумно втянул воздух носом и с негодованием понял, что от друга пахнет духами Лили, о чём, естественно, сразу и спросил. Римус смущённо признался, что она обнимала его, а Сириус поддельно поразился и пообещал не доносить Джеймсу в обмен на помощь с зельем.

− Какое у тебя там зелье? — с улыбкой вздохнул Люпин.

− Оборотное, — задорно ответил Сириус.

− Ч-что? — поперхнулся тот.

− Оборотное зелье, Рем, — пробормотал он, утыкаясь лицом на этот раз ему в грудь.

Римус обнял друга за плечи и хотел было отстраниться и поинтересоваться, в чём дело, но Сириус не пустил и признался, что ему трудно. Шёпотом и безнадёжно. Причина осталась неизвестна — на то он и Блэк, чтобы вечно недоговаривать. Сириус обдал горячим дыханием его щёку и ещё раз уточнил, ждать ли ему помощи. Требовалась, скорее, не помощь, а консультация и проверка, ведь Оборотное зелье попадало под метку самых трудноизготовляемых. Варить его требовалось чуть ли не несколько месяцев, и Римус укорил себя в невнимательности: соседи по комнате всё это время что-то от него скрывали. У него под носом всегда происходило что-то важное. Люпин разочарованно опустил глаза, но Блэк поймал его взгляд и ободряюще хлопнул по спине.

− Ты только осторожней с этим, Сириус, — тихо проговорил Римус. — Не хочу, чтобы что-нибудь с тобой случилось.

− Это очень мило с твоей стороны, Лунатик, — шутливо поклонился Сириус. — Если случится, то и с Джеймсом тоже.

− Я не про то, зелья-то правильные. Не натворите дел.

− Без этого никак, — подмигнул он.

* * *

− Ох, только бы всё получилось, — скривился Джеймс.

− Ты чего, Поттер? — удивился Сириус. — Какая муха тебя укусила? Жизнь скучна без риска, помнишь?

− Помню, конечно, я же Мародёр. Только это реально важно. Тем более Оборотное мне пить не приходилось, а пахнет, мягко говоря, не очень. Знаешь, Бродяга, я боюсь.

Блэк не стал смеяться, потому что действительно понимал друга. Если бы не одна важная зацепка, они бы смылись на минутку с вечеринки в коридор за портретом Полной Дамы и залили в горло эту отвратительную жидкость. Но зацепка была, и имя ей Лили Эванс. Никто из них не хотел причинить ей вред, тем более, она была умной, следовательно, могла их раскусить, поэтому им нужно было быть предельно осторожными.

− Я тоже, — одними губами сказал Сириус, а потом громко спросил: — Ну что, идём?

− Лишь бы Мерлин нас за это не проклял, — улыбнулся Джеймс, запуская пятерню в шевелюру.

Ещё с лестницы были слышны звуки праздника. Всё-таки последняя игра для седьмого курса — не пустяки. Начальные курсы были безжалостно отправлены по спальням, поэтому в гостиной оставались только шестой и седьмой. Последняя игра, последний учебный год… только было вовсе не грустно — выпивка и музыка делали своё дело. У Джеймса были большие планы, однако недавний разговор перечеркнул их — Сириус пообещал помочь и всё исправить. Питер сидел на полу у огня и отчаянно боролся с сонливостью, Римус смущенно улыбался подсевшей к нему Доркас, Алиса доверчиво прижималась к Фрэнку, Марлин трогательно зевала на коленях у своего парня, а Лили… просто Лили. Она отрешённым взглядом смотрела в одну точку, подперев подбородок рукой.

− Почему мы не выпили эту дрянь сразу?

− Потому что только ты так здорово объявляешь квиддичной команде о закрытии сезона. И только я так вдохновенно объявляю всем о начале пьянки, — усмехнулся Блэк.

Он вполуха слушал друга, восхвалявшего игроков. Не то чтобы ему было неинтересно: просто он уже успел за весь день утомиться от радостных криков, поздравлений, вздохов. Джеймс так эмоционально говорил, размахивая руками, в глазах таился азарт и восторг, что Сириус невольно улыбался, не забывая подмигивать хихикающим девчонкам. Жаль только, что все были под копирку, похожими друг на друга и одинаково в него влюблёнными. Заканчивай, Поттер, заканчивай, уж больно хочется почувствовать на языке вкус алкоголя. Сильная рука схватила его за шкирку и затащила на стол.

− Ну что, друг, твой выход, — рассмеялся Джеймс и спрыгнул.

− Господа! — провозгласил Сириус. — Леди, — он учтиво поклонился. — Все мы собрались сегодня не для того, чтобы слушать поттеровские речи, верно? Это же скучно и неинтересно, Сохатый, согласись. С прискорбием вам сообщаю, что это последний год учёбы, и вы лишитесь своего обаятельного собутыльника. Но не будем о грустном. Думаю, этот вечер надо сделать незабываемым, чтобы школа надолго запомнила имена Мародёров, Фрэнка и наших девочек. Как-то даже не хочется называть нас выпускниками. Короче, не будем тянуть МакГонагалл за хвост. Празднуйте, веселитесь, развлекайтесь! Торжественно объявляю пьянку открытой!

Вперёд никто никогда не начинал — традиция, видите ли. Поэтому у него в руке в тот же момент появилась бутылка огневиски, и Блэк, облизнув губы, приложился к горлышку. Гостиная взорвалась одобрительными криками — последняя вечеринка началась. Сириус обвёл всех взглядом и подумал, что ему будет этого не хватать. Тяжело вздохнув, он осушил бутылку до дна и, найдя Поттера глазами, кивнул. Они остановились в коридорчике за портретом Полной Дамы, и Сириус достал два флакончика из кармана. Впервые за много лет ему пришлось пойти в библиотеку, чтобы выяснить, как продлить действие оборотного зелья без вреда для организма.

− Дрянь, — заскулил Джеймс, понюхав настойку.

− Ты сам всё это начал, я тоже не горю желанием хлебать эту болотно-зелёную жижу, — пробормотал Блэк. — За кого пьём, Сохатый?

− За Лили, — выдохнул тот.

− За Лили, — беззвучно повторил Сириус.

Поттер выдохнул и залпом опрокинул в себя зелье. Лицо его исказила гримаса отвращения, будто бы при рвотных позывах, он согнулся пополам, тяжело дыша. Волосы стали темнеть, становиться более мягкими и длинными, черты лица меняться. Через минуту Блэк взирал на точную копию самого себя.

− Бродяга, ты где застрял? Пей давай.

− Смотреть в зеркало — это одно, а так — совсем другое, — присвистнул он. — Теперь я понимаю, почему все девчонки так хотят…

− Может, хватит? Сколько можно любоваться собой?

− Я такой красавчик. Повезло же тебе быть мной, хоть и временно. Ладно, — он зажмурился и выпил.

Внутри всё скрутило двойным морским узлом, к горлу подступила ужасная тошнота, в глазах потемнело, во рту пересохло и остался отвратительный привкус, даже хуже, чем от Костероста мадам Помфри. Тело пробила дрожь, сковал озноб. Изменения на самом деле были достаточно болезненными, и ему подумалось, что он не выдержит или что-то пойдёт не так. Но боль начала понемногу отступать по мере того, как менялись телосложение, волосы, физиономия. Новый он был встречен радостным приветствием:

− Здорово, Поттер!

Сириус сверкнул глазами теперь уже миндального цвета и пощупал поттеровское тело под испепеляющим взглядом друга. Что ж, сойдёт для пары часов.

− Только не забудь поправлять мои волосы по-моему, — проворчал Сириус, снимая с себя любимые амулеты.

− О да, как лошадка трясёт гривой, — поддразнил тот, чересчур по-девчачьи взмахивая шевелюрой.

− Я хотя бы не сую пятерню в свой ёршик на голове каждые десять секунд, — скривился он. — Я пошёл.

Только теперь Блэк задумался, зачем согласился на подобную аферу. Хотя как это зачем? Джеймс же его лучший друг, иначе и быть не могло. Он был готов на всё ради Сохатого и Лунатика и не видел причины отказать на этот раз. Но… было ещё кое-что. Сириус не признавался в этом даже себе, потому что знал, что от этого всем будет только хуже в сто раз. Ладно, сейчас важно совсем другое.

Лили по-прежнему сидела одна в том же кресле, похоже, даже не поменяв позы. Одинокая, грустная, тихая. Ну, Поттер-который-Сириус, твой выход.

− Эванс? — осторожно позвал он.

Он и не догадывался, что она может разозлиться так быстро. Он сглотнул и непроизвольно сжал кулаки.

− О, всего лишь одна ссора, и я для тебя снова «Эванс»? Восхитительно, Поттер! — она даже закатила глаза.

Сириус чертыхнулся про себя, но мигом собрался, вздохнул и попытался снова:

− Лили, послушай, — он характерным движением тряхнул головой.

− Развлекайся без меня, — тихо перебила она и отошла к подругам, ведь праздник был и для неё тоже.

Блэк разочарованно сообщил Джеймсу, что даже ему не удалось всё уладить. Тот покачал головой, хлопнул его по плечу и сказал, что, раз уж ему довелось застрять в теле Сириуса Блэка, а Сириус Блэк всегда напивался, то и он зальёт горе виски. Сам Сириус пообещал попробовать ещё раз помириться с Лили, ведь сдаваться совсем не хотелось. Начал — иди до конца. Особенно когда дело касается лучших друзей. Лже-Поттер тоже собирался напиться просто так, чтобы отпраздновать близкое окончание школы. Янтарная жидкость казалась едва ли не даром богов, особенно после Оборотного зелья. Виски приятно обжёг внутренности и пока всего лишь ударил в голову слегка, проясняя мысли. Он было подумал даже пойти и рассказать всё Сохатому, но увидев, что тот уже весело с кем-то смеётся, решил не портить ему настроение. Сириус осушил очередную бутылку и, пожав плечами, потянулся за следующей. Доркас сидела уже на коленях у Римуса и тоже пила, а потом и он осторожно пригубил, вскоре подарив подруге нежный поцелуй.

* * *

− Знаешь, я люблю Лили.

Это было сказано немного громче, чем следовало. Многие присутствующие обернулись, но не придали этому большого значения, ведь эта фраза звучала часто. Об этом и в этот раз сообщил Джеймс Поттер. Человек, выглядевший как Джеймс Поттер.

− Поттер, тьфу, Бродяга, — поморщился настоящий Джим, — серьёзно, что ли? Лили? Ну ты даёшь…

Сириус улыбнулся: он бы точно заработал фингал под глазом, если бы Джеймс был трезв. Он сам до крови прикусил язык, потому что всё-таки сказал. Давно ли он любил её? Он не помнил, потому что предпочёл вычеркнуть эти позорные минуты размышления о ней из своей жизни. Он презирал себя, ненавидел, проклинал. Но сердцу не прикажешь. Он замыкался в себе, лишь бы не проколоться и не испортить всё. Нужно ещё виски.

* * *

Лже-Сириус шмыгнул в тёмный угол, так как волосы стали довольно-таки стремительно укорачиваться. Настоящий Сириус горько расхохотался и сделал последний, как он пообещал себе, глоток. Он побудет в чужом теле чуть дольше, потому что выпил зелье позже. Ещё есть время развлечься. Исправить.

− Лили?

− Да, Джеймс? — устало вздохнула она, поднимаясь с кресла. Хотя бы назвала по имени, это хороший знак.

Он долго думал и понял, как извиняться перед ней. Он коснулся губами тыльной стороны её ладони, прямо взглянул в распахнувшиеся от удивления изумрудные глаза и поцеловал её в губы. Лили от неожиданности хотела было отпрянуть, но он не пустил. Это было… восхитительно. Джеймса она простила.

Сириус оторвался от неё, внимательно изучая её лицо. Но тут Лили посмотрела в сторону и вскрикнула. Перед ней стояли два Поттера. Один, настороженный, и второй, пьяно улыбающийся. Блэк почувствовал, что превращается в себя, и увидел, как подруга скривилась. В пару секунд у него на щеке отпечаталась её ладошка, равно как и у ничего не понимающего Джейми. Лили плакала, и он был причиной. Она взметнулась вверх по лестнице, в спальню старост, Сириус проводил Джеймса и пошёл следом. Он должен был всё объяснить.

* * *

− Вот и всё, детка, — грустно улыбнулся Сириус. — Конец сказки.

− Это правда? — тихо спросила Лили, опустив взгляд.

− Конечно! Джим очень не хотел быть с тобой в ссоре, ему вообще не нравится сердить или обижать тебя.

− Нет. Ты правда любишь меня?

Он подтянул её к себе и обнял, зарываясь лицом в рыжие кудри и вдыхая запах роз от шампуня. Ему нечего было сказать: любой ответ бы разбил её крохотное сердечко — слишком хрупкое. Но она ждала, хотела хоть что-то услышать. Тогда он просто кивнул. Лили судорожно выдохнула.

− А можно и мне тоже, Сириус?

− Что? — не понял он.

− Любить… тебя. Тоже…

Блэк поморщился от глубокого отвращения к самому себе. Он всё-таки всё сломал, разрушил. Джеймс всегда доверял ему, а он один-единственный раз не смог перетерпеть. Он знал, что виноват, что ответит ещё и перед Поттером, и перед Лили. Всё, чего хотел Сириус — объяснить. После чего можно было оставить и разговор, и воспоминания о нём в прошлом. А сама Лили решила, что пока что любит Джеймса и Сириуса — их обоих. Она вспоминала, как Блэк говорил, что сердцу не прикажешь. Не прикажешь, но он усердно пытался. До сих пор.

Год спустя.

− Привет, Лил, — сухо улыбнулся Сириус.

Лили Эванс-уже-Поттер мирно сидела на садовых качелях и мечтательно разглядывала пушистые облака. Со школы она мало изменилась, разве что чуть повзрослела и реже стала смеяться. Мародёрам жалко и грустно было наблюдать, как гнётся к земле любимый цветочек. Джеймс делал всё, что мог, оберегал, защищал. На улице было темно, времени пора было перевалить за полночь. Блэк хрипло закашлялся и зажёг слабый огонёк на кончике палочки, осветивший его бледное лицо. Лили не задала вопроса, почему он в их доме, потому что он свой, на кухне есть его место, за которым он пьёт из его чашки, на втором этаже есть его комната. Она подошла, сняла с него пыльную куртку, чтобы постирать, погладила по мягким чёрным волосам, неодобрительно вдохнула запах алкоголя, схватила за широкую ладонь и хотела отвести в дом. Но Сириус недовольно зарычал, тряхнув головой, выдернул руку; Лили посмотрела на него с лёгкой обидой и некоторым испугом. Она не понимала причины такого поведения, не находила объяснений. Он взял её за плечи и прижал к груди, к самому сердцу, тревожно бьющемуся от частого дыхания и недавно выпитого виски. Она зашептала ему что-то, не переставая гладить по щеке, а он вымученно улыбался. Просто Блэк давно сюда не заходил, а она так соскучилась. Он целовал её в закрытые глаза, Лили бормотала, что в одной детской книжке написано, что это к расставанию. Он бессвязно отвечал, что, как бы она ни старалась, он не отстанет, да и расстаются только парочки. Сириус наклонился и нашёл своими губами её.

− Что ты делаешь, хороший мой? — запричитала она. — Ну что же ты напился так? Идём внутрь, я тебе постелю, покормлю тебя, раздену, уложу.

− Ты стала просто превосходной хозяйкой, — усмехнулся он, позволяя увести себя за дверь. — Не сердись.

В синих глазах горела причудливая смесь горечи и надежды, и по щеке её, затронутой румянцем, скатилась слеза. Сириус знал, что она думает о войне и о них, её мальчиках, как частенько их называла. В мыслях её был он, побитый судьбой, невознаграждённый ей же, одинокий и несчастный. Его всегда забавляла его жалость, а ведь и ему бывало хорошо: когда он видел её, когда тихо общался с Римусом и засыпал перед камином, когда с азартом спорил с Джеймсом, когда выпивал.

− Не сержусь, — вот так просто ответила Лили. — Налить тебе чаю? Только чайник поставлю.

Она знала, что сахара нужно положить ровно две с половиной ложки, но практически не размешивать, чтобы последний глоток был самым сладким.

− А где Джеймс, Лил?

− Гостит у Доркас и Римуса. Она переехала к нему пару дней назад, ты же не знал, наверное.

− Он скоро будет? — прищурился Сириус.

Лили не понимала, с чем связан вопрос, села рядом и спросила, может ли он сказать ей что-то важное наедине, на что тот лишь мотнул головой. Тогда она пожала плечиками, а он поднялся из-за стола, забрав чашку, и отправился наверх, в спальню. Лили окликнула его, но он даже не обернулся, грузно ступая по лестнице и на всякой случай держась рукой за стену. Он еще услышал, как она тихонько печально вздохнула вслед.

− Сириус, можно?

Лили осторожно заглянула к нему, а он просто лежал, закинув руки за голову, на кровати. Тяжёлая ладонь приглашающе похлопала по месту рядом, её тонкие искусанные губы растянулись в улыбке, и она осторожно присела на самый краешек. Блэк трезвел на удивление быстро, и синие глаза смотрели совершенно ясно, а Лили размышляла о сентябре. Днём прохладным и чуть пасмурным, как после обеда в августе, а ночью пронизывающе холодно, как в середине марта.

Она мелко задрожала, неосознанно обнимая себя руками, пытаясь согреться. Сириус умилённо усмехался, потом не выдержал, повалил её и закрыл от холода широкой спиной. Лили забормотала что-то совсем тихо, уткнувшись лицом ему в шею. Он пропускал сквозь пальцы жидкий огонь её волос, вдыхал бессменный аромат розы от шампуня и тонкий аромат подаренных Джимом духов. Ему хотелось, чтобы она, наконец, выспалась, но Лили лежала с широко распахнутыми глазами, теребя одну из его пуговок на рубашке. Она наверное, никогда не засыпала до возвращения мужа. Сириус отчего-то болезненно застонал, и Лили обеспокоенно приподнялась на локте, ненароком щекоча локонами его лицо. Он не удержался вновь и чмокнул её в уголок губ. Она продолжала смотреть на него с искоркой испуга, но потом позволила горячим ладоням свободно и смело блуждать по её телу. Блэк хотел согреть, изучить, сделать лучше, сделать приятно. Лили не прекращала шептать ему что-то, а он тем временем аккуратно подмял её под себя и навис сверху. Она не вырывалась, чтобы не спугнуть ночную тишину, и лишь успокаивающе гладила его везде, докуда могла дотянуться. Сириус приглушённо рычал и целовал её — порывисто, лихорадочно. Лили тихонько выла, как промокший под дождём волчонок, цепляясь за его плечи, чтобы не отстранялся. Блэк твёрдо знал, что остановится, как только она попросит, но Лили слишком устала ото всего этого и думала только о лунном свете, отражающемся в синеве его глаз.

Двумя жёлтыми звёздами светились в ту ночь полнолуния глаза оборотня, и точно такими же — карамельные при свете дня затаились в темноте спальни второго этажа. Их обладатель остался незамеченным, а шаги его — неуслышанными, утонувшими в сладких звуках.

* * *

Лили осторожно поднялась, взяла разбросанные по всей комнате вещи и неторопливо оделась. Сириус спал сном младенца, трогательно посапывая и широко раскинув руки, оставаясь, однако, только на одной половине кровати. Она улыбнулась, заправила ему прядь волос за ухо, ласково поцеловала в немного колючую от отросшей щетины щёку и прикрыла за собой дверь. Стараясь ступать аккуратнее, чтобы не разбудить Блэка шумным шагом.

На кухне теплился огонёк, но она не помнила, чтобы зажигала его.

− Джим? — она тревожно сглотнула.

− Здравствуй, Лили, — глухо отозвался тот.

− Давно ты здесь?

− Давно.

− Ты... ты видел?

− Да.

Лили пробила дрожь, в глазах неумолимо защипало, и только сейчас она подумала, что не стоило так встречать гостя: надо было только отвести его в спальню, освободить от пыльной одежды, поставить стакан с водой на прикроватную тумбочку и рядом положить таблетку от головной боли на утро. Но вместо этого она согрешила — перед Джеймсом, перед собой, перед Сириусом. Она тихо прошептала, что не хотела этого — карандаш в руках её мужа сломался, а он глубоко вздохнул, закрыв глаза. По побледневшим впалым щекам её вновь покатились горькие слёзы, горло сдавило железной хваткой. Джеймс распустил галстук, поймал её за руку и притянул к себе, обнимая за талию.

− Это я виноват. Не досмотрел однажды, запустил. Не воспитал как следует ни тебя, ни друга. Я должен был отпустить тебя, как только узнал тем утром. Прости меня.

От слов влага лишь сильнее мочила его рубашку, а пальчики лишь судорожней цеплялись за шею и плечи. Ему хотелось исступленно целовать её, прижимать к себе, но он ждал ответа и не мог выкинуть из головы увиденное. Он почему-то не думал раньше, что она может так поступить, но сделанного не изменить. Он не сердился, разве что только на себя. Лили так вздрагивала, всхлипывала, напрягалась всем телом, что ему было жаль её. Бедняжка, это же они её впутали.

− Джим, прошу...

Она сползла на пол и положила скрещенные руки ему на колени, а после подняла заплаканные глаза, которые даже не блестели сейчас изумрудами. Холодные когти поцарапали грудную клетку изнутри, и он едва смог продохнуть.

− Я люблю тебя, — не удержав слов на языке, прошептал Джеймс.

Той ночью он уложил её и рассказал, что чувствовал на их первом свидании, а Лили всё никак не унималась, давилась слезами, хлюпала носом. Он поцеловал её в лоб и оставил одну, чтобы подумала о его чувствах и о том, сколько боли причинила, точно зная, что жена заснет лишь на рассвете, зато хорошенько всё осознает. Он сам долго не спал, попивая остывший чай, заснул потом на диване в гостиной. Меньше всего ему хотелось думать о предстоящем разговоре с Бродягой, которого было не избежать.

* * *

Они вернулись вдвоём поздно, и их тут же встретил блеск обеспокоенных глаз Лили.

− Вернулись, — выдохнула она.

Она бросилась к мужу и крепко обняла его, чтобы показать, что всё, что он дома, в полной безопасности. Он болезненно зашипел и ласково попросил её сходить за аптечкой, она мигом усадила их на диван и вихрем умчалась наверх. Джеймс не мог оторвать благодарного взгляда от друга: тот спас его от неминуемой смерти, чуть не сломав себе шею. Сириус сам был в очень не выгодном положении, тем более помогал Доркас, ведь Римус отсиживался после полнолуния и выздоравливал дома, но всё равно бросился к нему. «Спасибо», — прохрипел Джеймс, вытирая разбитый рот. На этот раз они смогли вернуться.

− Хорошо, что вы здесь, я так боялась, — прошептала Лили.

Джеймс не мог сдерживаться и морщился, для храбрости держа жену за талию, а она старалась как можно быстрее обработать царапины и ушибы. Он приложился губами к её ладошке, потом отдельно к подушечке одного пальца, на который был наклеен пластырь — поранилась на кухне. Лили нервничала — проливала воду и йод на пол, путалась в марлевых повязках, не справлялась с простейшими заклинаниями и кое-как управлялась с ножницами. Наверное, действительно переволновалась. Джеймс улыбнулся, помог жене положить повязку на предплечье, поднялся и поцеловал теперь уже в губы — легко и трепетно.

− Ребята. Вы очаровательны, правда, это очень мило. Но я сейчас умру от потери крови. Я бы и сам, но у тебя, Лил, получается лучше, к тому же до спины мне не дотянуться. Пожа-алуйста, — Блэк состроил щенячьи глазки.

− Извини, — Лили залилась краской. — Конечно, сейчас я всё сделаю, хороший мой, потерпи.

С ним дело пошло быстрее, потому что он был куда более ловким и уворачивался искуснее, но хотя и в этом случае без пары увечий не обошлось. Лили скомандовала снимать рубашку, он медленно расстегнул пуговицы и разделся, обнажая торс и тем самым доказывая еще раз, что нисколечко не потерял форму со школьных лет. Лили сглотнула и беспомощно обернулась на Джеймса, но он просто кивнул, чтобы приступала.

Она отправила обоих мыться, а сама пошла к себе в спальню и опустилась на кровать.

Слева по коридору раздавались крики Блэка, чтобы Джеймс оставил ему хоть чуть-чуть воды и поторапливался, а Поттер подкалывал, чтобы Сириус превратился в собаку и вылизал сам себя своим длинным языком. Лили хихикала в кулак, понимая, что её мальчики никогда не вырастут. Джеймс с напускной обидой на друга зашел к ней в одном только полотенце на бёдрах.

− Какой ты у меня красивый, — улыбнулась Лили, приглаживая влажные, и пахнущие яблоками чёрные волосы.

− А то, — рассмеялся он, чмокая её в макушку.

Она наблюдала за ним, когда он копался в ящике для нижнего белья, делая наисложнейший выбор между обычными белыми боксерами и боксерами зелёного цвета с золотыми снитчами. С тяжёлым вздохом Джеймс поступил по-мужски и, одевшись, плюхнулся в постель.

− Поттер! — послышалось сердитое. — Ты не додумался оставить тут ещё одно полотенце? Либо ты несешь его мне сейчас, либо я буду ходить по всему дому голым!

Джеймс закатил глаза, но безрадостная перспектива лицезреть лучшего друга не в лучшем из его нарядов не прельщала, поэтому он неохотно поплёлся к ванной.

* * *

− Я пойду. Спасибо, что не дала умереть, Лили. Джим... а ты просто придурок, каких свет не видывал, аккуратнее будь, я не буду всё время спасать тебя, как прекрасную принцессу, — усмехнулся Блэк.

− Оставайся, — жалобно попросила Лили.

− И правда, Бродяга, ну куда ты пойдёшь в ночи? — поддержал Джеймс, кладя руку ему на плечо.

Сириус упорно отрицательно мотал головой, отнекивался и ссылался на какие-то дела, Лили сдвинула брови домиком и поджала губы, но не сказала ни слова.

− Желание девушки — закон. А уж тем более Лили, — нахмурился Поттер.

Сама она вырвалась из объятий мужа и прильнула к груди гостя, спрятав лицо, а потом тихо прошептала:

− Пожалуйста, не уходи.

− Хорошо, — сдался он.

Вскоре они втроём лежали на кровати Сириуса, и Джеймс, рассеянно поглаживая жену, рассказывал о Римусе и Доркас. Тогда он с улыбкой подмечал взгляды Медоуз, полные невинной чистой влюблённости, и ласку и готовность защитить в любой момент в поведении Лунатика. Он ни разу не прикоснулся к ней, но она будто бы и так всё чувствовала. Джеймсу нравилось наблюдать за ними и повсюду ощущать тепло. Доркас со слезами на глазах провожала Римуса из дома, молча слушала успокаивающие слова Поттера, а потом провожала и его следом. Оленя за волком.

− Ты ведь до сих пор любишь её, Бродяга, — полувопросительно произнёс, когда Лили уже мирно спала.

− Она замужем за тобой, Сохатый, и на этом разговор закончен, — опустив взгляд, ответил Сириус.

− Почему ты это допустил?

− Ты самое дорогое, что у меня есть, Джим, а ты был без ума от неё, и это было взаимно. Она давно мне нравилась, но я правда не хотел мешать. Никогда.

− Потому что я так выбрала.

Лили вздохнула, приоткрыла глаза и по очереди взглянула на мужа и на друга. Сириус досадливо зашипел оттого, что она услышала всё, а потом прижался лбом к её виску. Конечно, она сама выбрала. Не выбирала в школе, но больше времени проводила с Джеймсом, на выпускной ходила с ним, в гостиной засыпала с ним, первый поцелуй и первый раз были тоже с ним. Джеймс много лет терпеливо добивался её и должен был получить награду. Блэк усмехнулся.

− Ты тоже любишь его, — шепнул Джеймс Лили.

− Не нужно. Тогда бы ничего не было прошлой ночью.

Сириус скривился, но не мог отрицать очевидного и столь постыдного. Джеймс наклонился к ушку жены и что-то сказал, на что она округлила глаза и ткнула пальчиком в него, но он склонил голову. Блэк пристально следил за ними и очнулся, когда совсем рядом блеснули изумруды глаз, а на губах ощутился вкус малинового блеска. Он ответил на поцелуй, не отрывая взгляда от Джеймса, который, затем сощурившись, прильнул губами к шее подруги.

− В чём дело? — прорычал Сириус, чувствуя, как руки Лили шарят по всему его телу.

− Ты всегда думал о моих чувствах, а я о твоих — не так. А сейчас исправляюсь, — пробормотал он, не отрываясь и опаляя нежную кожу горячим дыханием.

− Сохатый, вы женаты.

− Тебе это не мешает, признайся. Тогда сделай Лили приятно и не смей думать сделать ей больно или разбить ей сердце.

Тогда Блэк впервые подумал о ней. Не абстрактно, как об участнице происходящего — о том, что думает и чего хочет. Но Лили глядела доверчиво, перебирая пальчиками прядки его волос. Он не понимал, зачем Джеймсу это было нужно, почему Лили снова не противится, а ему по-прежнему хочется запретного.

* * *

− Доброе утро, — шепнул Сириус, целуя её в висок.

Лили лежала у него на груди, положив ладошку ему на самое сердце, а Джим обнимал её со спины. Блэку было тепло от разметавшихся по его плечу огненных волос и жарко от прикосновения девичьего тела. Джеймс похрапывал, неосторожно нарушая тишину, а Сириус размеренно поглаживал подругу. Он всё ещё помнил её поскуливания, поттеровский рык и свои вздохи. Ему было тяжело понять всё, понять себя. Лили робко ластилась к нему, прося защитить и уберечь от утренней прохлады, и он незаметно усмехался. Она на секунду приподнялась, чмокнула его в уголок губ.

− Ты думаешь, всё это правильно? — задумался Блэк, чиркая зажигалкой и затягиваясь.

− Нет. Но мне нравится. Ты настоящий, я настоящая. Только так, здесь, — тихо пояснила она, прячась от дыма.

− А Джеймс?

− Нет, — одними губами произнесла она, зажмуриваясь.

Сам Поттер сонно заворчал и лениво приоткрыл один глаз. Лили повернулась к нему и пристыженно улыбнулась, погладила по щеке, коснулась кончиком своего носа его. Джим тихо рассмеялся, взъерошил волосы друга в знак приветствия и, пошатываясь, пошёл в ванную. Лили с лаской во взгляде следила за ним, а потом переключила внимание на Блэка. Тот укутал её в одеяло, как куколку, послал воздушный поцелуй и отправился вниз за чистыми бинтами и марлей. Он думал о Джеймсе: сделал хорошо жене, лучшему другу, а себе... а себе — нет. Но Поттер об окружающих всегда заботился больше, чем о собственном благополучии. Сириус каждую ночь молился Мерлину за Джима, Лили и Римуса, клял себя за такие поступки и наплевательское отношение. Он любил их и готов был пожертвовать чем угодно, как сейчас и сделал Поттер. Вина тяжёлым комом лежала на душе. Блэк улыбнулся, вспоминая ту самую вечеринку седьмого курса, извинения в комнате старост, первый и второй поцелуи в тот же день. Джеймсу поначалу не нравилось позволять ему касаться её губ, но потом он понял, что им это необходимо, и влился в игру. Два школьных месяца были незабываемыми, а потом слова «Бродяга, ну, ты же понимаешь...» и на следующий день — радостные крики Джима о том, что Лили согласилась стать миссис Поттер. В конце того же месяца сыграли свадьбу: война — нечего ждать и откладывать. Сириус уверял себя, что счастлив, но тянущее тоскливое чувство внутри одним коготком прочно вцепилось в сердце. Он старался как можно чаще приходить к ним, оставаться на ночь — ему нужно было просто быть рядом с теми, кто любит его. Тогда ему вспомнилась предыдущая ночь: жадность, с которой он владел ею, отзывчивость, с которой она откликалась. И эта — точно такая же, только с Джеймсом. Джеймс — единственный, поступивший по-настоящему, по-мужски, честно. Сириус так не мог, Лили только училась. Он никак не мог смириться с мыслью, что всё это прекратится... что он останется один.

Блэк хорошо играл свою роль: не давал Лили грустить, нянчился с ней по отсутствию её мужа дома, прикрывал её на заданиях, спасал, поддерживал. И даже научился реже заходить к Поттерам, чтобы дать время побыть наедине. Отношения с Джеймсом ничуть не изменились — он понимал. Сириус хотел до беспамятства благодарить его, отрабатывал это бесчисленными спасениями жизни. Лили любила, когда они двое засыпали вместе — Джим смешно закидывал на друга ногу или руку, Сириус клал ладонь ему на лицо или демонстративно отворачивался — и всё это во сне, непроизвольно. Они знали об этом и подолгу подкалывали друг друга по утрам со смехом.

Всё это продолжалось достаточно долго — почти год. Год, когда они были втроём. Все осознавали свои позиции, знали, что ничего такого не будет потом, и наслаждались настоящим. А однажды, засыпая на дежурстве, что было в середине лета, на плече у лучшего друга, Джеймс тихо признался, что Лили ждёт ребёнка. И даже не улыбнулся. Сириус, наоборот, рассмеялся и похлопал его по плечу. У Джима и Лили будет крошка-наследник — это же чудесно. К тому же навалилось облегчение от того, что малыш, действительно, от Поттера, иначе... даже думать не хотелось об этом.

На следующий день Сириус приехал в последний раз и забрал свои вещи, даже чашку. Просто Лили никогда не говорила «Я люблю тебя» ему, она говорила это Джеймсу. А он, Сириус Блэк, был третьим. А теперь он один.

The End