На грани (джен)

Северус стоял на поляне у ручья. Он знал эту маленькую заводь — любил прятаться тут от гнева отца, а ещё ловить стрекоз и потом показывать их Лили. Лето здесь короткое, но от этого только лучше запоминаются редкие солнечные дни. Мальчику, выросшему в рабочих кварталах Галифакса, укромный уголок рядом с рекой казался раем, первозданной природой: проточная вода, длинные ветви старой ивы едва касаются блестящей глади. Трава уже местами пожухла, но зато чисто.

Ему было легко. В первый раз за последние лет двадцать, наверное.

— Северус!

Она раздвинула склонённые ивовые ветви и вышла к нему: такая, как он помнил её в последнее лето их дружбы. Синее платье, густая медь волос... И она рада его видеть. Ему рады.

― Здравствуй, Лили, ― Северус смотрел на неё и не мог насмотреться на светлое приветливое лицо. Он уже привык видеть его в кошмарах — бледное, с остекленевшими глазами.

— Северус, но ведь ещё рано! Ты не должен здесь быть, это неправильно.

Ну конечно. Ему не место в её раю: здесь ведь Поттер, и Блэк, и вся честная компания. Или это его рай? Тогда всё верно: он, наверное, как-то так представлял себе покой — выстраданный, выслуженный у судьбы и смерти.

― Естественно, о чём я только думал, ― он ухмыльнулся, ― мёртвый слизеринец и Пожиратель ― всё равно слизеринец и Пожиратель, не так ли?

Лили посмотрела на него с какой-то щемящей грустью.

— Не надоело это самоедство? Хотя тот факт, что ты и сюда его принёс, подтверждает, что тебе здесь не место. Я рада встрече, но я ведь и так за тобой присматриваю, — она коснулась пальцами его лица, и Северус поднял глаза. — Ты храбрый человек, и очень умный, и заботливый даже, по-своему, конечно, — она рассмеялась. — Ты должен вернуться.

Зелёные глаза вновь стали серьёзны.

— Лили, я чертовски устал. Я сдержал все свои обещания, данные Дамблдору, как мог берег учеников. Особенно — одного конкретного. Теперь я там никому не нужен, и дел неоконченных не осталось. От души ненавижу уже и тёмных, и светлых…

Она снова рассмеялась и погладила его по щеке.

— Давай присядем. Надо поговорить.

Лили опустилась на траву и задумчиво посмотрела на речку. Зельевар устроился рядом, слегка касаясь её руки.

— Иногда люди умирают, зная загодя, а порой ― внезапно, иногда от старости, а иногда и совсем молодыми. И старики, и юноши, даже дети уходят за грань… Да что мне рассказывать, ты и сам видел, как умирают, и гораздо больше моего.

Он хмыкнул, Лили тем временем продолжила.

— Иногда умирает человек и остаются незаконченные дела: недописанные книги, непропетые песни, несказанные слова, маленькие дети. Но это только живым так кажется, — она грустно улыбнулась, — а на самом деле умерший уже написал, пропел, сказал и позаботился обо всём, о чём должен был.

Лили посмотрела на друга серьёзно и спокойно.

— Северус, ты должен уйти. Ты нужен там, а здесь тебе не место.

— Да кому я там нужен?! ― мужчина вскочил с места. — Кто хотел и мог, использовал меня в своих целях, да и я отыгрался по мере сил. Лорд мёртв, хвала Мерлину, Дамблдор тоже, школа в надёжных шотландских лапах! Сдался я им там ― тёмное пятно на их светлом будущем! ― он почти выплюнул эти последние слова.

Лили тоже встала.

― Почему ты думаешь, что у тебя не может быть светлого будущего?

― Светлое будущее у меня было! В прошлом!

— Северус, ты знаешь наизусть сотни заклинаний и рецепты десятков зелий. Но меня поражает, насколько ты не знаешь самого себя! ― она легко погладила его по щеке. — Уходи, тебя ждут живые!

Он хотел ещё что-то сказать, но всё вокруг вдруг стало меркнуть, расплываться перед глазами. Северус тянул руки, стараясь ухватиться за Лили, за дерево, за дымку тающего миража. Он готов был цепляться за сам туманный морок, лишь бы не назад, не туда. Он боролся за смерть, как иные не борются за жизнь. Но вот серое нечто налипло и потянуло вниз.

* * *

Лес был густой и какой-то сизый: ельник, мхи, иней на чахлой траве. Мужчина не знал, был ли здесь раньше; не знал, что это за место, сколько сейчас времени ― ничего. А с чего бы ему это знать? Разве он вообще видел когда-то что-то похожее, чувствовал этот запах… пряный? Что значит «пряный»?

Да, конечно! Пряный, как влажное дерево, как вот этот мох под ногами. Огненная андрея. Между прочим, редкая вещь, три галеона за унцию, и то, если повезёт.

Мох. Галеон. Унция. Зачем ему этот мох?

Он шёл, поднимаясь вверх по склону незнакомого холма. Тропинка была сыроватой, будто после дождя. Торопиться было некуда. Куда вообще люди спешат? Зачем? Мысли, подобно туману, текли неспешно и плавно, но ни одна не вырисовывалась чётко. Это было странно: идти как во сне, охваченным странной апатией. Всё вокруг казалось смутно знакомым, но не будило ни воспоминаний, ни эмоций.

И тут ему вспомнилась комната: камин, а над ним на полке старые часы с бронзовой змеей, душащей льва, — антикварная вещица, а так бы давно выкинул подарок коллег-юмористов. Тихо потрескивают дрова, в стакане плещется бренди, непроверенных работ осталось всего ничего, а завтра воскресенье…

Камин. Змея. Лев. Коллеги.

Что-то ускользало, никак не получалось поймать за хвост какую-то мысль…

— Давно ищешь?

Он оглянулся на звук голоса, который казался подозрительно знакомым, будто где-то в прошлой жизни слышал он этот баритон. Обладатель баритона был высок и, пожалуй, красив. Серые глаза со смешинкой, волосы чуть длиннее плеч, аккуратные усы. На бархатно-зелёном жилете, подчеркивающем статную фигуру незнакомца, блестела цепочка от часов.

— А что мне искать?

Незнакомец ухмыльнулся опять как-то знакомо.

— Имя, конечно! Ты же не выберешься отсюда иначе.

— Моё имя?

А разве должно быть имя? Есть ли оно у него? Кажется, было когда-то, в прошлой, такой далёкой теперь, жизни. Там был огонь в камине, и какие-то контрольные, которые зачем-то надо обязательно проверить, и коллеги ― седовласая статная женщина, маленький мужчина с весёлыми глазами, огромный бородач… И ещё был кто-то с зелёными глазами.

Незнакомец смахнул пылинку с жилета.

— Если тебе, к примеру, известно моё, я буду только рад.

― С чего бы мне… ― на секунду ему показалось, будто он знает. Но знание тут же ускользнуло, если было вообще.

Они помолчали.

— Ты тут давно?

Незнакомец пожал плечами.

— Не знаю. Наверное. Тут нет времени. Знаешь, вот даже часы остановились. А раньше — никогда! Они волшебные, мне их подарили на… — незнакомец осёкся, провёл длинными пальцами по красивому лбу и вновь посмотрел на него: — Извини, иногда тут вспоминается. Сначала чаще, а потом — только когда встретишь кого-то.

— Много тут народу? ― он оглянулся вокруг. Смешанный лес, запах опавшей листвы и осенней влаги. Тихо, как бывает в сумерках или перед рассветом. Ни пения птиц, ни шелеста деревьев. Словно здесь нет никого и ничего, только они.

— Нет, на самом деле не очень, да и ты какой-то не такой, как другие, ― незнакомец прищурился.

Он стоял, молча оценивая собеседника. Тот не был похож на вора или плута, да и что тут воровать? Скорее — на бродягу, хоть и был хорошо одет. Почему-то очень важным казалось сообщить об этом, но он не стал. Решил, потом скажет.

Дальше отправились вдвоём. Шли берегом ручья и тропой, через бурелом и по камням. Долго, кажется. А может и не очень. Он уже перестал ориентироваться во времени, да и в пространстве. Лес поредел, и путники вышли на поляну, заросшую высокой травой.

Здесь было видно звёздное небо ― словно кто-то рассыпал сахар на чёрную суконную мантию. Мантия. Он поднял глаза вверх.

— Видишь, там? — он тронул незнакомца за рукав, и тот остановился. Звёзды были огромные, алмазные. Мужчины стояли, запрокинув головы.

— Ага.

— Это Кассиопея. А вон ― Большая Медведица, а вот, гляди, — созвездие Гончих Псов.

Незнакомец как-то странно посмотрел на него и ничего не сказал. К чему он вообще про эти дурацкие звёзды? Не к месту. Да и откуда он вообще знает это созвездие?

Гончие Псы…

На другом конце поляны обнаружилось начало новой тропинки. Шли рядом, не сговариваясь выбирая одно и то же направление. Дорожка бежала под гору, где виднелась какая-то подозрительная топь. Повсюду мхи, опавшие листья, а ещё аконит. Волчья отрава. Клобук монаха.

Задумавшись, он оступился, и нога соскользнула в ледяную болотную жижу. Помянув про себя какую-то пришедшую на ум мантикору, он стал снимать ботинок. Попутчик тем временем продолжал шагать дальше и вынужденной остановки не заметил. Стоило окликнуть, а то уйдёт ― ищи его потом.

— Подожди меня, я тут ногу намочил! Эй! Слышишь? Стой!

Незнакомец оглянулся и расхохотался в голос. Да уж, очень забавно. Сам попрыгай на одной ноге, отжимая от ледяной вонючей воды единственную пару носков.

— Не знал, что беру себе в попутчики такого неженку! Не распускай нюни, пойдём!

Было, в общем, не обидно, но что-то задело его за самое чувствительное, за что-то живое.

— Дорога совершенно вытравила из тебя остатки манер, Бродяга?

Тот открыл рот, чтобы ответить, но смолчал.

Вновь пошли в тишине. Немного жаль было покидать болото ― столько аконита! И кислица, и даже морошка. В другое время он бы обязательно остановился и собрал. Корень и плоды морошки хороши в согревающем зелье, даже магглы пьют их с чаем — от простуды. Зелья. Чай. Магглы.

— Как нога? Хлюпает? — с деланным участием спросил Бродяга.

Он ничего не ответил, но попытался вложить во взгляд столько высокомерного презрения, сколько было в запасе.

— Ты тяжёлый человек, тебе говорили? ― Бродяга вновь оказался чуть впереди.

Тяжёлый. Так и есть. Я ещё холодный и хитрый, как змея. Змея и лев на каминной полке. На каминной полке в личных покоях декана факультета Слизерин в замке Хогвартс. Как же?.. И ещё что-то: колбы, реторты, рецепты зелий и чьи-то зелёные глаза.

— Я вспомнил! Бродяга, я вспомнил своё имя!

Он протянул руку, а попутчик улыбнулся, стиснув её в крепком рукопожатии.

— Кажется, нам обоим пора возвращаться, Северус.