Привкус корицы (гет)

За почти четырнадцать лет своей жизни я никогда бы не подумал, что что-то подобное может со мной произойти, но факт оставался фактом: тётя Петунья привела меня на приём к психологу. Она проводила меня до самого дома врача, недовольно поджала губы, будто пожелав таким образом удачи, и отправилась домой, готовить ужин для дяди Вернона и Дадли. По пути назад тётя, наверное, часто оглядывалась, чтобы проверить, не заметил ли кто из соседей, что она ходила к дому психолога: нельзя, чтобы о благополучной семье Дурслей поползли какие-нибудь слухи. Кажется, что поведение тёти Петуньи должно было меня удивить или задеть, но на самом деле мне было все равно, поэтому, устроившись в кресле напротив мужчины средних лет, я просто стал рассматривать его. Должно быть, ему было под сорок, он был довольно хорош собой, по крайней мере, если оценивать его, сравнивая с мужчинами, рекламирующими духи и часы в многочисленных журналах, покупаемых тётей.

— Гарри, меня зовут Патрик Браун, — я кивнул на его слова, не представляя, что мне оставалось делать, если он знал моё имя. — Давай поговорим.

— О чем? — у меня было очень слабое представление о том, как должны были проходить приёмы у психолога, но, кажется, их цель заключалась в осознании своих проблем и попытке преодолеть их или смириться с тем, что все это может быть бесполезно.

— О том, что с тобой случилось, — доктор Браун, я полагал, что его следовало называть именно так, крутил в руках карандаш, мерно ударяя кончиком с ластиком по блокноту.

— Хорошо, — я кивнул, но совершенно не представлял, как можно рассказать о том, что со мной случилось, психологу-маглу. — Я попал в автомобильную аварию…

— Гарри, я — сквиб, — доктор Браун быстро прервал меня, что было очень кстати, потому что, как оказалось, спонтанно лгать у меня получалось не очень хорошо. — Я читал Ежедневный пророк и знаю, что ты подвергся нападению дементоров.

— Вы хотите, чтобы мы поговорили об этом? — никогда бы не подумал, что рядом с нами живёт сквиб. Волшебник, пусть и без магии, в таком скучном районе, как этот — удивительно.

— На самом деле я хочу узнать, что ты думаешь насчёт того, что Ежедневный пророк почти в каждом номере печатает о том нападении, — доктор Браун продолжал стучать ластиком по блокноту; его кошка, пробравшаяся в кабинет, где проходили сеансы, принялась точить когти о специальный столбик, обмотанный толстой верёвкой; где-то в глубине дома гулко бухали часы — атмосферу, окружающую психов в этом кабинете, можно было назвать раздражающей.

— Ничего, — пожал плечами я.

— После того, как тебя выписали из больницы Святого Мунго, ты вообще испытывал хоть какие-нибудь эмоции? — честно говоря, вопрос доктора показался мне глупым, но, должно быть, его очень интересовал мой ответ, раз он даже перестал крутить карандаш в своих руках.

— Конечно, — кошка потёрлась мордочкой об моё колено, громко мурлыча.

— Хорошо, — доктор Браун улыбнулся и отложил свой твёрдо-мягкий карандаш в сторону. — Какие эмоции ты испытал, когда тётя привела тебя сюда?

— Безразличие, — спокойно признался я, погладив кошку за ухом. — Это плохо?

— Это нормально, Гарри. У волшебников и ведьм, долго находящихся в присутствии дементоров, зачастую теряется способность испытывать какие-то эмоции: они находятся в состоянии апатии. Со временем, заботой близких и тоннами шоколада все возвращается на свои места, и уже невозможно определить, кто из авроров служит в Азкабане, а кто при министерстве.

— Мой случай немного не из этой серии, — спокойный тон, которым я говорил, удивительно раздражал доктора Брауна: он начал крутить своё обручальное кольцо, и кошка, оставив меня, поспешила успокоить своего хозяина. Кажется, что этот пушистый комок дымчатой шерсти был незаменимым помощником на сеансах с больными, если, конечно, они не лечились от каких-нибудь животных фобий.

— Да, не из этой: тебя поцеловал дементор, но ты не потерял душу, — доктор Браун гладил кошку, внимательно рассматривая меня. А я смог, наконец, понять, какой он из себя: у него были живые светло-карие глаза, множество морщинок от частых улыбок и самая обыкновенная стрижка. Не знаю, чего именно я ожидал от человека, выбравшего своей профессией помощь людям, может быть, немного сумасшествия, но Патрик Браун был обыкновенным. На самом деле это было совсем неплохо: он был таким же, как и все, поэтому, должно быть, и знал, как помочь людям, а я с рождения был не таким как все — ничего хорошего мне это не принесло.

— Разве Вы не хотите узнать, почему так получилось, доктор Браун? — каждый волшебник в Англии хотел бы об этом узнать.

— Нет, и зови меня Патрик, — он улыбнулся и, оглянувшись на дверь, достал из шкафчика флягу и две маленькие рюмочки. — За каждым важным событием в жизни любого человека скрыта какая-то тайна, мне не важно, какая, я лишь хочу, чтобы с этой тайной можно было ужиться и она не сводила бы с ума. Твоё лечение, Гарри, предполагает приятный настрой в душевной компании и много-много шоколада, — налив одну полную рюмку, а вторую наполовину, он протянул её мне. — Начнём с душевной компании.

Не знаю, насколько разумным было наливать спиртное подростку, но я выпил предложенное мне и чуть не выронил рюмку из рук.

— Эхоу! — мои внутренности будто обожгло огнём. — Что это?

— Огневиски двадцатипятилетней выдержки, — усмехнулся доктор и спрятал флягу обратно в шкаф. — Превосходный вкус, не правда ли?

— Вот уж точно, — усмехнулся я, все ещё ощущая жар напитка.

— Встретимся послезавтра, Гарри, не забывай про шоколад, — он проводил меня до двери, напоследок ещё раз напомнив про шоколад.

На самом деле, это было забавно. Когда я очнулся в больнице Святого Мунго, в меня вливали литры всевозможных зелий, использовали на мне различные чары, даже заставили несколько дней носить браслет, весь исписанный рунами, но ни разу не предложили шоколада. Вряд ли бы он помог, но это было бы куда более ярким проявлением заботы и внимания, чем проверка на мне экспериментальных зелий. Я чувствовал иррациональный, по крайней мере, в последнее время, прилив эмоций, должно быть, вызванный спиртным. Эта ситуация в кабинете доктора Брауна, когда он воровато осмотрелся, прежде чем налить мне огневиски, должна была вызвать во мне куда больше эмоций, чем я испытывал по этому поводу, но то, что я вообще смог удивиться, было хорошо. За те несколько недель, проведённых мной на Тисовой улице после выписки из больницы, это был самый яркий момент, но до того, каким я был раньше, ещё очень и очень далеко.

За ужином, который проходил под непрестанный гомон репортёра, комментирующего проходящий в Лондоне футбольный матч, никто из Дурслей почти не переговаривался. Дядя Вернон и Дадли неотрывно смотрели в телевизор, каким-то чудесным образом успевая поедать свой ужин, а тётя Петунья старательно делала вид, что ей тоже было интересно, хотя, могу поклясться, намного более интересно ей было то, как же прошёл мой визит к врачу. В качестве десерта я получил от неё большую плитку молочного шоколада.

Это было нелогично: то, что я помнил о своей жизни в этом доме и то, что происходило сейчас. Дурсли заботились обо мне, правда, для того, чтобы это понять, мне потребовалось чуть не потерять душу. Взяв шоколад, я поднялся в свою комнату и продолжил заниматься тем, чем занимался все последние недели — изучать свои учебники за прошедшие курсы. Самым поразительным в этом занятии оказалось то, что если ты не испытываешь никаких эмоций и они не могут тебя отвлечь, то можно узнать куда больше полезных заклятий. Когда я был в школе, то меня отвлекало общение с друзьями и страсти, которые бушевали вокруг нас, я имею в виду все эти перепалки с Малфоем, обиды на Снейпа за отобранные баллы, попытки списать домашнее задание в последнюю минуту… Но если все это отбросить, то даже в учебниках за первый курс можно найти заклятия, которые я видел в книге впервые, хотя они были очень полезными и нужными. Пусть даже они и были нужны в быту, если приложить немного фантазии, то и обычное заклятие для завязывания шнурков могло пригодиться в потасовке: неожиданный дискомфорт от туго завязанных ботинок вполне мог сбить с мысли, а это подарило бы сопернику несколько секунд, важных для жизни.

Не представляю, как так получилось, но, чуть не потеряв душу, я вдруг увлёкся учёбой, и оказалось, что я был не таким уж и умным, как считал раньше. До уровня Гермионы мне явно было ещё далеко, но у меня было целых два летних месяца впереди, и ничто не могло заинтересовать меня больше, чем самобичевание, так что у меня были все шансы стать первым учеником на четвёртом курсе, если, конечно, я пройду медицинскую комиссию и меня признают годным для продолжения изучения магии и общения с людьми. Правда, если моя безэмоциональность так и останется, то у меня вряд ли получится её пройти и вернуться в Хогвартс. Самое забавное во всем этом то, что мне было абсолютно наплевать.

Когда я пришёл на второй приём к доктору Брауну, дверь мне открыла его жена. Со стопроцентной уверенностью я мог сказать, что она была настоящей волшебницей, обладающей даром. Этой уверенности способствовала не поразительная красота светловолосой женщины, а белая мантия с форменной нашивкой целителя на груди.

— Мистер Поттер, проходите, Патрик уже ждёт вас, — у неё был небольшой неизвестный мне акцент и огромный запас магической силы. Её аура буквально заполнила меня, отчего я испытал странное тепло в груди и лёгкую симпатию к этой женщине. Кажется, это её удивило, но, подарив мне небольшую улыбку, она провела меня в кабинет мужа и, поцеловав его на прощание, исчезла в зелёном всполохе камина.

— Кажется, моя жена произвела на тебя впечатление, Гарри, — доктор Браун улыбался, смотря на меня.

— Да, должно быть, она очень… душевный человек, — наверное, стоило упомянуть ещё о том, что она была красивой, но мне показалось, что это будет странно выглядеть со стороны: говорить своему врачу, что у него красивая жена.

— Почему ты так решил? — на этот раз доктор сел напротив меня, в соседнее кресло, и наш разговор стал немножко менее формальным.

— Не знаю, просто от неё исходит какое-то тепло. Я не могу сказать точнее, — наверное, если бы я мог испытывать все те эмоции, которые должен испытывать подросток, то мой ответ был бы более красочным.

— Моя жена — вейла, Гарри, — задумчиво покусав нижнюю губу, он встал с кресла и прошёл к книжному шкафу. — Ты знаешь, кто это такие?

— Нет, — я видел упоминание о вейлах в учебнике по Защите от темных искусств, но вряд ли было разумно упоминать об этом.

— Вейлы — это прекрасные и обольстительные магические существа, всегда женщины. Их особенность заключена в их ауре — способности приворожить почти каждого мужчину, заставить его выполнять любую их прихоть. Вейл относят к классу разумных магических существ. Разумных и опасных, потому что в гневе они преображаются и становятся хищными птицами, способными уничтожить врага магическим огнём, — он протянул мне книгу с витиевато написанным названием: Бестиарий. — Дементоры также относятся к классу разумных магических существ.

— Простите, доктор Браун, Вы только что сравнили свою жену с дементором? — за одно такое сравнение уже стоило запустить в него магическим огнём.

— Не совсем, ну, может быть, чуть-чуть, — он усмехнулся. — Суть в том, Гарри, что дементоры лишают человека всех радостных воспоминаний и чувств, погружая в апатию, лишая рассудка. А вейлы переполняют человека самым ярким и пылким чувством — любовью, порой так же лишая человека рассудка. Ты почувствовал в её присутствии тепло — это хорошо.

— Я не понимаю, — кошка снова пробралась в кабинет и запрыгнула ко мне на колени.

— Это значит, что дементоры не добрались до твоей любви, не уничтожили основную составляющую души, — доктор Браун кого-то мне напоминал, но мне никак не удавалось вспомнить, кого.

— Почему они вообще не высосали её? Ведь именно это они и делают, — кошка недовольно фыркнула на меня, должно быть, я дёрнул её за шёрстку.

— А почему ты не умер после смертельного заклятия? Я не знаю ответа на твой вопрос, как и на свой, я знаю только, что постепенно к тебе вернутся все твои чувства и воспоминания, — доктор Браун взглянул на часы и потянулся за ежедневником, должно быть, скоро к нему должен был прийти другой пациент.

— Значит, это был тест? — встав с кресла, я прихватил книгу.

— Что именно? — мы вышли из его кабинета, направляясь к двери.

— То, что ваша жена открыла мне дверь, — бросив мимолётный взгляд в гостиную, которую мы проходили, я вдруг застыл как вкопанный. Там была целая лаборатория по производству зелий. — Вы не боитесь, что это может кто-нибудь заметить?

— Это может заметить только волшебник, — улыбнулся доктор Браун. — И да, это была проверка. В субботу, когда у моей жены будет выходной, мы попробуем кое-что особенное для твоего излечения.

Те пару дней, что у меня были до третьего сеанса, я потратил на изучение книги, которую дал мне доктор. Надо сказать, что он значительно сократил историю о вейлах. После изучения раздела о них мне стало интересно, почему они живут вместе. То есть вполне понятно, что этим женщинам нужны были партнёры для продолжения рода, но из всего описанного следовало, что они выбирали очень сильных мужчин, способных хоть как-то сопротивляться их ауре. А Патрик Браун был таким обыкновенным, к тому же сквибом, это вряд ли способствовало рождению сильного потомства. В общем, мне был интересен этот вопрос, пока я не дошёл до раздела о дементорах. До части, где были описаны теории их происхождения. Долгое время считалось, что дементорами становятся волшебники, подвергнувшиеся их поцелую, поэтому, чтобы количество этих существ не увеличивалось, в министерствах магии разных стран были установлены арки смерти. Волшебников толкали в эту арку, и они испарялись: их магия, тело — все расщеплялось на атомы и питало собой магию арки. Потом кто-то провёл опыт, и оказалось, что это не так. В любом случае, никто точно не знал, как появились эти существа, но все точно знали, что убить их нельзя. Они как-то сами по себе знают, когда начинается и заканчивается их жизненный цикл.

Доктор Браун был прав в отношении схожести вейл и дементоров. Они были противоположностями друг другу по влиянию на людей, к счастью, вейлы намного более разумны и, возможно, они даже немного боятся использовать свой дар на людях. Женщины, являющиеся заложницами своей красоты — это довольно иронично.

— Гарри, проходи, — радостно поприветствовала меня миссис Браун, открыв дверь. — Сегодня будет замечательный день.

Миссис Браун была настолько воодушевлена, что её ауру можно было заметить невооружённым взглядом: будто множество золотистых пылинок, вьющихся вокруг неё, следующих за ней шлейфом, пахнущим пьянящим сладким цветочным ароматом; оседающих на все предметы в комнате и заставляющие их светиться.

— Кстати, меня зовут Кларисса, — словно маленький ураган, она унеслась из гостиной, ловко лавируя между столами, котлами, тумбочками, при этом не столкнув ни одной колбочки.

— Ваша жена всегда такая воодушевлённая, или сегодня какой-то особенный день? — присев в кресло, которое я уже облюбовал для себя, спросил у доктора Брауна, который тоже выглядел более взволновано, чем обычно.

— Прекрати обращаться к нам на вы, можно просто Патрик и Кларисса.

— Хорошо, так что вы задумали? — я бы не назвал то, что испытывал в эту минуту страхом, но лёгкое волнение определённо было.

— Самое главное на пути к излечению — это осознание того, что случилось, — когда миссис Браун… Кларисса тараторила, её акцент проявлялся сильнее. — Если человек попал в аварию, он должен вспомнить её, пережить, смириться; если сломал руку, вспомнить, как это было.

— А если меня поцеловал дементор, то я должен вспомнить, каков его поцелуй на вкус, — я продолжил логическую цепочку.

— Верно! — радостно заявила Кларисса, от чего её аура вспыхнула золотистой пылью, так что доктор Браун… Патрик даже немного поморщился.

— Но я не помню того вечера, даже не вижу кошмаров о нем, — идея была неплоха, она, наверное, даже помогла бы мне понять, почему поцелуй не сработал, ведь скорее всего, кто-то прогнал дементора в последнее мгновение своим патронусом, а я даже не знал, кого благодарить за своё спасение.

— Для начала я попробую загипнотизировать тебя, — Патрик покачал передо мной карманными часами. — Если это не сработает, то мы дадим тебе зелье гипноза.

— Если не сработает гипноз, почему должно сработать зелье? — в учебнике за третий курс было описание свойств зелья без рецепта. Исходя из описания, зелье имеет такой же эффект, как и гипноз, оно было придумано для облегчения жизни волшебников, так как технику гипноза мог постичь не каждый, а сварить зелье удаётся почти всем.

— Для этого есть я, — гордо улыбнулась Кларисса. — Я сосредоточу на тебе всю свою силу — это должно будет помочь тебе оказаться в нужном состоянии.

— Хорошо, давайте попробуем, — в больнице Святого Мунго надо мной тоже проводили опыты, одним больше или меньше, неважно — главное результат.

Часы Патрика мерно раскачивались перед моим лицом, он размеренно говорил со мной, и даже на пару мгновений я почувствовал лёгкость в своей голове, но как только задумался над этим ощущением, оно пропало. Мы попытались несколько раз, но с каждым разом сбросить чувство лёгкости становилось все проще и проще, хотя я, наоборот, старался его сохранить. Тогда пришла очередь зелья. Удивительно, что на вкус оно было довольно приятным, я уже привык, что все зелья имели противный вкус или запах. С последним глотком зелья в моей голове возникло знакомое чувство пустоты и лёгкости, а потом я ощутил на себе дар вейлы. Я буквально видел его: чистый поток силы окутывал меня; я вдыхал золотистую пыль, оседающую на моем языке чем-то приторно сладким, как растаявшая на солнце шоколадка, и мне было хорошо.

— Гарри, расскажи мне о том, что с тобой случилось, — голос доносился откуда-то издалека и был для меня совершенно неважным, важной казалась эта пыль, окутывающая меня теплом, и тогда я заговорил.

Они окружали меня со всех сторон, разум твердил действовать: спасаться бегством, пока ещё была возможность, но было так холодно и так темно. Эта ночь сама по себе была холодной, а близкое присутствие дементоров все усугубляло. Я уже не представлял, в какую сторону бежать, чтобы найти Сириуса, просто знал, что нужно двигаться, чтобы спасти его, спасти себя. Отличительная особенность гриффиндорцев — их неспособность мыслить рационально — бросаться в самое пекло без всякого плана, надеясь на случай и удачу. Я неожиданно очень чётко понял это, когда, споткнувшись о корень дерева или о кочку, растянулся на земле, как никогда ясно ощущая присутствие дементора рядом с собой. Холод сковывал каждую мышцу тела, у меня не получалось даже пошевелить пальцем. Я слышал, как кричала моя мама, словно она была там — внутри моей головы, металась от правого виска к левому, стараясь выбраться наружу. Разумеется, это было не так, а мне нужно было сосредоточиться на чём-нибудь приятном, чтобы произнести заклятие патронуса, чтобы попытаться спастись, но все, о чем я мог думать — это о том, что мне невозможно холодно. Я уже не чувствовал пальцев на своих руках, а мама все кричала — впустую вымаливая мою жизнь.

Эта странная тупая боль в голове исчезла, но вместе с ней исчезло и все, что только что переполняло меня, заставляя чувствовать себя человеком со своей судьбой и желаниями. И вот тогда наступил этот удар сердца, от которого все зазвенело внутри, норовя рассыпаться. Дементор разжал свои руки, отбросив меня на землю, как ненужную тряпичную куклу. Я больше ничего не мог ему дать, и он выбросил меня.

— Тебя поцеловал дементор, Гарри, — произнёс Патрик, когда ощущение тепла покинуло меня, но на его место не пришёл холод от того, что я, наконец, вспомнил, что со мной случилось, просто стало как-то пусто.

— Мы и раньше это знали, — фыркнул я, взяв из рук Клариссы большую кружку ароматного горячего шоколада.

— Нет, мы думали, что он не завершил свой поцелуй до конца, оказалось, что завершил, — на лице Патрика было смятение и грусть. Я вдруг вспомнил то, что мне не удавалось. Первый курс, зеркало Еиналеж — отражение моего отца в нем.

— Мой отец. Почему ты так похож на моего отца, Патрик?

— Потому что я его младший брат, — либо это шоколад обжёг мне язык, либо это был мой собственный судорожный вздох.

— Как так получилось, что никто не знал о младшем брате Джеймса Поттера? — Кларисса лишь фыркнула на мой вопрос, будто выражая этим все своё презрение к моему отцу. Она села на бортик кресла рядом с мужем, и я узнал ответ на свой вопрос о её выборе: она любила Патрика, все её действия говорили об этом.

— Потому что в старых аристократических семьях не принято хвастаться тем, что в семье родился сквиб. Родители сказали всем, что я скончался через несколько дней после рождения. Да, это трагедия для семьи, но она заставит другие семьи думать о Поттерах, как о сильных людях, способных справиться с таким несчастьем. А признайся они, что в семье родился сквиб, то это значило бы, что магия рода Поттеров умирает, а значит, не стоит связывать с их отпрысками своих детей. Мои родители пошли по лёгкому пути: они отправили меня в частную школу-интернат для мальчиков в Америке, дали мне другое имя. Я не слишком интересовался жизнью волшебников в своей родной стране, пока Кларисса не рассказала мне о том, что с тобой случилось, — в голосе Патрика не было раздражения или грусти, когда он рассказывал мне о том, как от него отреклись родители, будто его тоже поцеловал дементор и он не может испытывать эмоций.

— Разве это нормально, что они солгали всем о тебе? — спросил я, поставив на маленький журнальный столик пустую кружку. Их кошка тут же запрыгнула на стол, будто специально до этого поджидала, когда же кружку поставят, чтобы начать слизывать шоколад со стенок сосуда.

— К сожалению, да, это нормально. Ты жил вдалеке от магического мира, и тебе неизвестны некоторые его особенности. Если в семье рождается сквиб, то считается, что магия рода угасает, и волшебники в таких семьях не будут рождаться ещё очень долгое время, пока кровь наследников полностью не обновится. Правда, тогда таких волшебников уже будут называть грязнокровками. Эти волшебники настолько отдалятся от прямой ветви своих предков, что уже нельзя будет проследить, кто был родоначальником. Чтобы кровь обновилось и магия вернулась, нужно несколько сотен лет. Так что семьям проще сказать, что ребёнок умер, а самим отправить его куда-нибудь подальше к маглам, чтобы он научился жить в мире, где нет магии, потому что именно там его место.

— На самом деле вейлам не важно, будут ли их супруги волшебниками или простыми маглами, наши дочери все равно получат дар и магическую силу, — должно быть, на моем лице было какое-то странное выражение, раз Кларисса поспешила разъяснить, как так получилось, что они вместе, хотя Патрик только что заявил, что его дети, правнуки, праправнуки и так далее не будут обладать магией.

— Ясно, пожалуй, я пойду, мне есть о чем подумать, — фактически я сбегал от них, но мне и правда было о чем подумать.

Что-то странное происходило со мной, пока я шёл к дому номер четыре по Тисовой улице. Все, что мне удалось узнать на этом приёме у психолога, словно роем пчёл билось внутри моей головы. Оказывается, у меня был родной дядя, который узнал о существовании племянника только тогда, когда его жена рассказала о чуде, произошедшем с мальчиком в Англии. Оказывается, в магическом мире принято отказываться от своих детей, если они рождаются сквибами. Оказывается, никто не спасал меня от дементора, он сделал все, что был должен. Оказывается, во мне почти нет души, а то, что осталось, держится на весьма шатком и эфемерном ощущении тепла, называемом любовью.

С силой захлопнув дверь в свою комнату, я ударил по ней кулаком, будучи переполненным давно известным миру, но ещё неизвестным мне чувством гнева.