Две истории (гет)

Лишь до утра

— У меня появились подозрения, — произнес Рон задумчивым голосом и негромко постучал пивной пробкой по столу.

— Что? — Гермиона подняла голову от толстого тома по новейшей истории магии, которую изучала в свободное от работы время.

История была для нее чем-то вроде хобби. Гермиона даже подумывала сама написать пару учебников на эту многострадальную тему, ибо являлась непосредственным участником и свидетелем некоторых достойных внимания событий.

— Я сказал: у меня появились подозрения.

— Подозрения? Какого рода? — Гермиона поправила сползшие на кончик носа очки. — Господи, так и этак им надо извратить «Историю Принца»… Уж двадцать лет с его смерти прошло, а они все никак не успокоятся. «Лили Эванс — самая большая любовь в жизни Северуса Снейпа, и доподлинно неизвестно, являлся ли он настоящим отцом Гарри Поттера…» Да они просто издеваются! Этого и быть-то не может — Гарри даже не похож на него! Прости, так какие у тебя подозрения?

— Сливочное пиво будто разводить стали, — буркнул Рон себе под нос.

— Тоже мне, удивил, — фыркнула Гермиона и снова уткнулась в книгу.

Рон молча вздохнул и отхлебнул пиво — действительно не такое вкусное, какое варили в его школьные годы; однако ж подозрения возникли (и тут же отпали) совсем по другому поводу.

«Не изменяет она мне, Мерлин… Ни с Гарри, ни с кем еще. Да ее ничего, кроме этих пыльных развалин, не интересует!»

С этими мыслями Рон грузно поднялся со стула и ушел в гостиную, где прилег отдохнуть, как всегда делал после плотного ужина — привычный распорядок дня не менялся в течение долгих лет.

Когда из-за стены донесся раскатистый храп, Гермиона закрыла книгу и вышла в сад, где долго курила и задумчиво накручивала на палец прядь волос — черных, словно вороново крыло. Рон не знал, что жена давно пристрастилась к сигаретам. Не замечал, что со временем Гермиона стала одеваться и говорить иначе, что в корне изменила старую прическу — впрочем, иногда Гермионе казалось, что муж ничего не поймет, даже если она побреется налысо.

Солнце медленно скрывалось за горизонтом, и теплый сентябрьский день сменился сумрачным вечером. Вернувшись в дом, Гермиона зачерпнула ладонью горсть летучего пороха, вошла в камин и через несколько секунд оказалась в трактире «Протекший Тигель», где, ловко уклонившись от любопытных взоров, поднялась в номер, который они с Гарри некогда облюбовали, и, наспех раздевшись, нырнула в нагретую любовником постель.

Затхлый воздух маленькой комнатки пропах завядшими цветами и подгнившим ворсом ковра.

Гарри встретил ее поцелуями в щеку, в лоб, в висок — не в губы: знал, как Гермиона этого не любила.

Тени удлинялись и плясали на стенах.

Последний луч солнца, лизнув цветы на окне, скользнул по спутавшимся в причудливом танце волосам любовников, прошелся по пыльным серым занавескам и померк.

— В том, что мы делаем, есть что-то неправильное. Так не может продолжаться всю жизнь. Сколько еще прятаться от Джинни и Рона, сколько можно жить во лжи? — едва уловимый шепот Гарри нарушил тишину.

Гермиона пожала плечами, подожгла сигарету, затянулась.

— Столько, сколько потребуется, чтобы они смирились.

— Я так не могу.

— Хочешь прекратить это? — Гермиона приподнялась на локтях и заглянула в лицо любовника.

Складка между бровей Гарри с каждым годом становилась все глубже от груза забот и обязанностей, стекла в очках делались толще, и теперь Гермиона с трудом могла разглядеть за ними его глаза.

Однако сегодня они заметно блестели.

— Не думаю. Я слишком долго приносил себя в жертву. Неужели я не заслуживаю нормальной жизни? Неужели мы с тобой ее не заслуживаем — теперь, когда нам почти сорок…

Гермиона лишь едва заметно улыбнулась, и ее волосы вновь переплелись с отросшими волосами Гарри.

Маленький гостиничный номер заполнился гортанным смехом и довольным мурлыканьем.

До рассвета оставалось пять несчастных часов.

Прочее могло подождать еще несколько лет.

Кофе с корицей

Она ждет у кафе мадам Паддифут — Рон издалека замечает знакомые белесые волосы, скрученные в небрежный пучок, серьги-апельсинки, которые бешено раскачиваются в ушах при малейшем дуновении ветра, легкую серебристую мантию, расшитую изображениями летучих мышей разных пород и размеров.

На ногах у нее высокие резиновые сапоги цветастой раскраски, и Рон жалеет, что не додумался до того же — типичные для английской осени лужи подстерегают на каждом шагу, вода, застоявшаяся и грязная, затекает в старые кожаные ботинки, мерзко хлюпает в носках.

— Меня немного задержали на работе, — Рон подходит сзади, неловко обнимает ее за плечи.

Луна оборачивается, хлюпая носом и дрожа от пронизывающего ветра. На бледных, почти белых от холода губах появляется рассеянная улыбка.

— Ты почему в кафе не зашла? — за ворчанием в голосе кроется неуклюжая, грубоватая нежность.

Луна неопределенно жмет плечами.

— А должна была?

Рон лишь качает головой и заводит ее внутрь.

Хозяйка кафе, чья задница занимает половину прихожей, встречает их дружелюбной улыбкой, дежурной, которая адресуется каждому, с кого можно поиметь хоть какую-то прибыль.

— Пожалуйста, проходите. Пять столиков свободны. Выбирайте любой. Я сейчас принесу меню.

Выбор падает на тот, что в самом углу, вдали от шума и посторонних глаз. Рон вешает плащ на спинку мягкого диванчика. Не глядя в меню заказывает бутылку сливочного пива — как и всегда.

— А тебе... — неуверенно смотрит на Луну, которая возится со своей сумкой.

— У вас есть Пина Колада? — интересуется как ни в чем не бывало.

— Простите, миссис Скамандер?.. — хозяйка участливо наклоняет голову.

— Ну, маггловский напиток. Пробовали его с Рольфом на Гавайях. Там ананас, кокос... А, наргл с ним, — Луна мельком заглядывает в меню, выбирая первое, что приходит в голову. — Тогда... кофе с корицей.

Мадам Паддифут кивает, уносит меню и довольно быстро возвращается, ставя перед Роном его пиво.

Луна вздыхает и едва заметно улыбается чему-то своему. Задумчиво проводит пальцами, ногти на которых выкрашены в ядовито-зеленый, по бархатной шторе, которая полуотгораживает столик от внешнего мира.

В воздухе парят ароматы сдобных булочек, лаванды и сандалового дерева.

Рон сковыривает крышку, отпивает пиво медленными глотками, смотрит, как Луна копается в своей цветастой сумке, привезенной, наверное, с Гавайев, и замечает, что она почти не изменилась за три месяца, что они не виделись.

Говорят, на Гавайях жарко и солнечно — по виду Луны можно предположить, что она никогда не покидала Англии. Кожа все та же, бледная, почти прозрачная, наверное, к ней не пристает загар — или, может быть, некогда Луне было загорать.

— Нашли каких-нибудь необычных зверушек? — вскользь интересуется, стараясь, чтоб вопрос не прозвучал как насмешка.

— На самом деле, только странные следы. Кворые подшипники хорошо прячутся. Говорят, их можно увидеть только в определенный день лунного цикла. Я не смогла найти точную информацию. Нашла! — последнее восклицание относится к предмету, который Луна торжествующе зажимает в руке — по всей видимости, именно его она и искала. — Я привезла магнитик для твоего холодильника.

— Спасибо, — Рон, правда, не находит в маленькой фарфоровой пальме ничего особенного. Ну, кроме того, что это подарок от Луны. — Гермиона ворчит, что твои магнитики облепили весь холодильник.

— Гермиона знает... Ага, спасибо, — отхлебывает принесенный кофе и облизывает губы. — Знает, что ты сейчас со мной?

— Гермиона вообще много чего знает, — Рон пожимает плечами, — и ей все равно.

Однажды жена нашла в кровати пугающего вида носок, ярко-оранжевый, расшитый искусственными крапивными листьями.

— Верни, пожалуйста, Луне, — сказала она тогда и спокойно протянула носок мужу. — Я такое не ношу.

— А как Рольф? — интересуется Рон, наблюдая, как Луна берет соломинку из вазочки и сует в чашку.

— Нормально. Сейчас на конференции в Глазго, послезавтра полетит ловить взрывопотамов. Куда-то в тропики Эквадора, если не ошибаюсь. Я больше не хочу туда. Там постоянно ливни, к тому же, в прошлый раз меня единственную из всей экспедиции покусали ядовитые гремучки.

— Я помню, — Рон неловко, как-то смущенно берет ее руку в свои ладони, проводит пальцем по запястью, на котором красуется несколько мелких шрамов.

Луна залпом допивает кофе, чуть морщится от осевшей на дне горечи.

Рон делает знак принести счет, запускает руку в карман, выгребает деньги и торопливо отсчитывает двадцать четыре серебряных сикля.

— Я сама, сама.

Луна высыпает монетки за кофе. Они испачканы чем-то, подозрительно напоминающем раздавленные мокрицы. Рон понимает, что спорить с ней бесполезно.

Улица встречает мелко накрапывающим дождем и особенно противным осенним ветром. Потоки воздуха подбирают и швыряют горсти листьев, поднимают пыль, заставляют быстро продрогнуть до костей.

— Рольф на конференции в Глазго, — зачем-то напоминает Луна и осторожно вынимает из волос Рона сухую палочку от листа.

Скамандер-холл, древнее фамильное гнездо, которое основал еще дед знаменитого Ньюта Скамандера, располагается в двух милях от Хогсмида — место довольно уединенное, но небезызвестное, если учесть, кто в нем жил до Рольфа и его супруги.

— Прогуляемся пешком? — Луна с удовольствием обводит взглядом открывающиеся перед ними пшеничные поля.

— Ладно, — Рон соглашается без особого энтузиазма.

Прихваченная из кафе бутылка сливочного пива опустошается с последним глотком, и Рон выбрасывает ее в ближайшие кусты. Во рту остается не слишком приятное послевкусие — все-таки пиво стали разбавлять, и никто уже не верит надписям на рекламных стендах, обещающих живой, натуральный продукт.

Но на губах Луны — пряный вкус корицы, на бледных ресницах дрожат мелкие дождевые капли, и блеск в глазах лукаво напоминает о времени, что им предстоит провести вдвоем.

Пожалуй, ради этого стоит прошагать две мили под косыми струями дождя.