Ноги помнят дороги (джен)

Бумажный министерский самолетик влетел в душный кабинет через приоткрытую дверь, покружил немного, будто растерялся, и ткнулся носом в затылок каменеющего от скуки Денниса Криви, прежде чем упасть и покорно развернуться, обнажив послание.

Деннис заторможенно читал, по привычке не вдаваясь в смысл, и только когда взгляд выцепил выведенное уверенными квадратными буквами «переводят», схватил бумажку двумя руками и поднес к близоруким глазам.

— Черт, вот спасибо, Перси, удружил, — пробормотал он под нос, закончив читать.

Потом встал, в два шага пересек свою клетушку-кабинет в глухом коридоре Отдела магической демографии и с чувством глубокого удовлетворения захлопнул дверцы шкафа с картотекой, которую вот уже четыре дня готовился разбирать.

Деннис живо покидал несколько личных вещей в картонную коробку и долго смотрел на колдографию с вечеринки на Самайн, где был изображен весь их небольшой отдел. Перси, словно наседка, окруженный четырьмя миловидными блондинками с шевелюрами всех оттенков цыплячьего пуха, и он, Деннис, притулившийся сбоку кляксой, как гадкий утенок. Мисс Дженнингс подмигнула с колдографии и кокетливо опустила глаза, вперившись в свои круглые коленки. Деннис нутром чуял — именно коленки пресловутой мисс и были всему виной. Особенно с тех пор, когда мисс Дженнингс решила, что все, чего Деннису не хватает, чтобы «выйти из скорлупки», как она это называла — это ее мурлыкающее внимание, ежедневная демонстрация коленок и несколько фунтов домашнего имбирного печенья в неделю. Не то, чтобы сам Деннис сильно протестовал. Коленки добавляли пикантности его серым трудовым будням, а имбирное печенье — пресным министерским ланчам.

Но Перси — в этом Деннис был абсолютно уверен — просто не мог терпеть еще одного самца в своем курятнике. Нет, сам он никогда бы не решился на интрижку с прелестной (и прелестно открытой для подобного рода новизны) мисс Дженнингс: Перси слишком нравилось считать себя хорошим семьянином. Но коленки, печенье, мурлыканье — о, здесь Деннис очень хорошо понимал начальника. Хорошим начальником Перси тоже нравилось себя считать, поэтому Денниса не послали шарахаться по архивам с доксицидом, а всего лишь перевели в группу магического учета магглорожденных. Кто-то, возможно, даже счел бы это повышением.

Собеседование, оно же, благодаря стараниям Перси, — вводный инструктаж, было назначено на четыре. Время, обычно и так стоявшее в министерской болотине гнилой водой, казалось, застыло совсем. Деннис даже подумывал о том, не начать ли ему и впрямь разбирать картотеку, но потом все же решил в пользу стопки «Пророков» за последнюю неделю. Он прошелся по объявлениям о поиске работников и вторых половин, мысленно поставив галочку за сегодняшний день напротив «постараться сделать что-то со своей жизнью». Пролистнул спортивный раздел, выхватил пару строк из статейки о Гермионе Грейнджер и каком-то происшествии с ее отцом — кажется, она шла на поправку — поставил еще одну мысленную галочку, рядом с «не терять связи с друзьями из Ордена», и благополучно осел в магических сканвордах.

Когда в без четверти четыре сработало заклинание-напоминалка, в голове у Денниса была блаженная пустота.

* * *

Кабинет его новой начальницы, мадам Бекет, являл собой воплощение министерского шика. Дубовый стол, обои с птицами в восточном стиле, серебряная чернильница, полупрозрачный китайский чайный сервиз, колдографии хозяйки кабинета с видными министерскими шишками на стенах. Сама мадам Бекет — ухоженная женщина, про которых часто говорят «без возраста», сидела в роскошном кресле с высокой спинкой, царственно скрестив щиколотки и сложив на коленях руки, словно позировала для пособия по этикету. По другую сторону массивного стола стояла скромная табуретка для посетителей — Деннис сразу оробел и приготовился быть униженным.

— Мистер Криви. Рада видеть, — сказала она.

Взгляд Денниса упал на лежавшую на столе папку с его личным делом. Он скомкано поздоровался, вздохнул и обреченно опустился на табурет.

— Вы, конечно же, знаете, чем занимается наш отдел? — спросила она тоном, который подразумевал обратное. За годы работы у Перси Деннис уже привык к всем этим наброшенным на слова вуалям.

— Разумеется, — соврал он.

— Отлично. Наш отдел помогает магглорожденным магам и их родителям адаптироваться в магическом мире. Для магглов это часто большой шок. А мы обеспечиваем плавный переход. Впрочем, кому, как не вам, лучше знать.

В ее голосе сквозила неприятная снисходительность, и Деннис напрягся.

— У вас превосходно по Заклинаниям, не правда ли? — продолжила мисс Бекет сквозь безжизненно-безупречную улыбку.

Деннис кивнул и вновь скользнул взглядом по личному делу.

— Ах, да.

Мисс Бекет начала не спеша просматривать несколько листов бумаги, на которых умещалось все содержимое его жизни, вернее, той ее части, которая могла хоть сколько-нибудь заинтересовать мир вокруг.

Деннис, разумеется, знал, что там. Перси считал себя слишком великодушным начальником, чтобы послать Денниса на какую-нибудь обезьянью работу, но не преминул ознакомить его с характеристикой.

Безынициативный, ведомый, безвольный. Исполнителен, охотно подчиняется, но скорее, из страха перед авторитетом, чем из уважения к нему, в команде работает плохо и неохотно.

Спасибо за правду, Перси.

Мадам Бекет бегала глазами по строчкам, ни на минуту не изменяя улыбочке. В том, что его возьмут на новую должность, Деннис не сомневался: не в привычках министерских шестеренок было устраивать такие шарады промеж себя. Но о благосклонности к обладательнице коленок и дарительнице печений уже вязко жалелось.

— Прекрасно, прекрасно, мистер Криви. Вы подходите идеально. Наш кандидат. Впрочем, я всегда верила в профессиональное чутье мистера Уизли.

Голос мадам Бекет нарушил тишину нотками странного азарта, который звучал в этих стенах куда более искренне, чем любая неподдельная радость.

— Подхожу? — переспросил Деннис машинально.

— Более чем. Перейдем сразу к делу. Приступаете завтра. Есть небольшое задание. Немного деликатное — отличное испытание для вас.

Это звучало одновременно любопытно и нехорошо, очень по-министерски, и нехорошесть пугала и манила обещанием чувства причастности к тайне, пусть и пустяковой. Иногда Деннису казалось, что все Министерство магии и держится на этих объединяющих секретах и секретиках.

Деннис снова кивнул. В голове всплыли слова из характеристики — подчиняется из страха, и он сглотнул — словно заталкивал их глубже в себя.

— Пару дней назад юной мисс Алисии Клейтон исполнилось одиннадцать. Разумеется, было письмо из Хогвартса. Но все дело в том, что ее отец — из отказных. Вы ведь знаете, что я имею в виду? — спросила мадам Бекет тем же тоном, что спрашивала про свой отдел.

— Да, — снова соврал Деннис, не отклоняясь от привычных правил игры.

— Родители ее отца в свое время отказались отпускать сына в Хогвартс — и были в своем праве, разумеется, которое никто не смеет у них отнять. Он, скажем так, вырос магглом. Наша задача — аккуратно убедить его предоставить дочери шанс стать полноценной волшебницей. Ваша задача — помочь нам в этом. Роберт проводит вас и поможет заполнить все необходимые бумаги о переводе.

Деннису не нравилось, как прозвучало это «аккуратно». Огромная недосказанность метафорическим неприметным слоном заполняла кабинет, и инстинкты подсказывали Деннису, что морить докси было бы безопаснее. Безопаснее как именно — он не мог сказать. Да и инстинкты свои считал сонными. И — подчиняться из страха перед вышестоящими.

Он кивнул, спрятав глаза.

Вышколенный секретарь вошел в кабинет через секунду, не успел еще стихнуть звон фарфорового колокольчика — у мадам Бекет была явная страсть к шинуазри. Кружевное словечко из магического сканворда вильнуло в мыслях, и Деннис горько усмехнулся его свободной чужеродности в своем скованном подчинением мозгу.

Он коротко кивнул мадам Бекет в знак прощания, взял небольшую папку с должностной инструкцией и последовал за Робертом.

* * *

— Па, я дома.

Деннису никто не ответил — он сразу почувствовал, что сегодня один из «тех» дней. В доме пахло кофе — не свежим, утренним, рядом с капельной кофеваркой стояла давно остывшая нетронутая чашка — Деннис, уходя, оставил отцу.

Он бросил сумку в пыльный угол в гостиной и вышел через заднюю дверь в крошечную клетку дворика, одного из тысяч безликих клочков земли, притаившихся за рядами узкоребрых таунхаусов в Уимблдоне. Бесцветная пригородная весна еще только начала ненавязчивый обход Лондонских спальных районов, и ветер все еще неприятно холодил. Отец стоял около клумбы с первыми анютиными глазками, выродившимися за несколько лет в обычный синий цвет, и вглядывался в увитую чахлым плющом кирпичную стену в пяти ярдах от себя так, словно в ней открывался бескрайний океанский простор под восходящим солнцем.

Деннис осторожно приблизился и встал на линии бокового зрения отца, чуть поодаль.

— А, доброе утро, сынок!

— Сейчас почти шесть вечера, па. Пойдем в дом, ты в одной футболке. Лень сегодня готовить. Пиццу закажем?

— А давай! Ты знаешь? Мне сегодня приснилось такое… про тебя маленького. Ты лежал в своей кроватке и я…

Тут отец замахал руками в нелепой пантомиме, пытаясь изобразить то, для чего ему не хватало слов. Смотреть на это было, как всегда, неловко, и Деннис на пару мгновений отвел глаза.

— Да, пап. Здорово. Хорошо же, когда сны такие… яркие.

Он натужно улыбнулся и, улучив момент, пока отец не смотрел, размазал по ладоням успокаивающее заклинание — этот способ он придумал сам, совместив обычные седативные чары и самую простенькую магию, позволяющую запискам держаться на холодильнике. Накладывать успокаивающие напрямую рука не поднималась — да и колдовать дома Деннис давным-давно перестал, повинуясь инстинкту, который и сам плохо понимал.

— Ты всегда с полуслова меня понимаешь, да, сынок? Надо накрыть цветы… завтра будет град.

Деннис взял отца за плечи и притянул к себе. Заклинание действовало мгновенно — отец сразу обмяк и судорожно выдохнул, словно пронизывающий ветер только-только добрался до кожи.

— Ну, в дом пойдем?

Денниса понемногу отпускало.

— Пойдем. Холодно сегодня-то как? Ты извини, сын… опять я, видимо, провалился куда-то.

— Ничего, па. Давай, я поставлю чайку.

Облегчение от того, что отец вновь становится похожим на себя после приступа, каждый раз было таким сильным, что эти слова всегда звучали искренне.

— Ты бы сделал чего-нибудь со своей жизнью, Дени. Девушку хорошую нашел, женился. Что ты все цацкаешься со стариком. И с друзьями не забывай контачить.

— Я стараюсь, па.

Разговор вошел в привычную колею, и Деннис почти бездумно бросал ответы на «как дела» и «как работа», провожая отца в дом. Там он выбрал забитый в быстрый набор номер пиццерии на углу и заказал маргариту с дополнительным сыром, достал из холодильника бутылку колы и поставил чайник.

— Я сегодня маму вспоминал, — сказал вдруг отец, разливая шипучку по бокалам. После успокаивающих чар его руки почти не тряслись. — Как нам всем было хорошо, когда вы были маленькие… с Колином. И я… я знаешь? Как будто бы не очень хорошо помню. Как будто слова из головы ушли. Но руки вроде бы помнят движения, ноги помнят дороги… И вы с Колином. Опять я бред несу, да?

Денис сглотнул.

— Конечно не бред, пап. Ты таблетки сегодня выпил?

— Я…

Отец взглянул на Денниса, как будто он только что сказал толстому безногому мальчику, что он толстый и безногий, и покорно заковылял в ванную. Захлопали дверцы шкафчика с лекарствами, раздался негромкий чпок открываемого пузырька.

Коротко звякнул дверной звонок — пицца приехала.

— Я открою! — весело крикнул отец из прихожей.

Он разговаривал с разносчиком так, будто и не было полчаса назад этих стеклянных глаз, рассматривающих одному только ему ведомый мир сквозь кирпичную стену.

Деннис сжал переносицу пальцами и в который раз послал мысленное проклятие Министерству за то, что Статут о секретности запрещал применять волшебную терапию в лечении магглов, если их болячки не были прямым следствием какого-нибудь магического инцидента, будь они хоть триста раз кровными родственниками какого угодно мага.

* * *

Напарник не понравился Деннису сразу же. Сидни Пакеридж смутно вспоминался по Хогвартсу — кажется, учился на Хаффлпаффе. Он выглядел как не очень удачливый коммивояжер, втюхивающий пылесосы домохозяйкам. Деннис пропитался мгновенным отвращением к его зачесанным набок волосам, к акульей улыбке, которую будто невидимыми пальцами тянули за уголки к ушам.

— О, утро доброе, коллега! — поприветствовал его Сидни и фамильярно похлопал по плечу. — Тебя уже ввели в курс дела?

— Не то, чтобы, — ответил Деннис.

— Ну, расскажу тебе по дороге, что к чему. Нам в Эксетер.

Через десять минут они выходили из небольшой заброшенной лодочной станции в пригороде Эксетера, служившей окрестным магам точкой для Аппарации. На юге весна уже почти полностью развернулась. Земля под раскидистыми дубами в соседнем парке обильно покрылась крокусами, а воздух полнился гомоном птиц. Деннис вдохнул полной грудью.

— Магглорожденный, не так ли? — спросил Сидни неприятно понимающим тоном.

Деннис кивнул.

— Чем родители занимаются?

— Отец на пенсии. Раньше держал молочную лавку.

— А мама?

— Мать ушла, когда мы с братом были маленькими. Мне лет девять было.

— Брат, да. Я помню брата. Герой войны, кажется?

Деннис взглянул на лицо Сидни, застывшее в маске приторного сочувствия, и скривился.

— А ты знаешь, кстати, что большинство магглорожденных — из неполных семей?

— Нет. Никогда об этом не задумывался.

Вопрос застал Денниса врасплох, и он вновь вспомнил тревожное чувство недосказанности в кабинете своей новой начальницы.

— Ты хотел ввести в курс дела, — напомнил он. — Я думал, разговаривать с родителями магглорожденных отправляют кого-то из Хогвартса? Ко мне МакГонагалл приходила.

— Разумеется. Но некоторые случаи требуют нашего участия. Мистер Клейтон… немного расстроился, когда узнал, что его дочь — волшебница. Нам нужно постараться сделать так, чтобы он подписал все нужные бумаги. Убедить его, что так лучше для всех.

— Мне сказали, что он сам маг.

Деннис ничего раньше не слышал про отказных — вернее, даже не задумывался о том, что так бывает. Возможно, это была одна из множества тех вещей, которые рожденные в магических семьях с младенчества воспринимают как должное, как часть своего мира, и искренне удивляются, когда оказывается, что магглорожденным нужно это объяснять. Деннис не раз с подобным сталкивался.

— Я тебя умоляю, Деннис. Ну какой маг, какой маг? — Сидни театрально захохотал и вновь обнажил крупные зубы.

Деннис не к месту вспомнил гиперактивную цирковую лошадь из мультфильма, который смотрел в детстве, и к отторжению, которое вызывал Сидни, мгновенно примешалась брезгливая жалость.

— В мистере Клейтоне сейчас нет уже ни одной волшебной косточки, я тебя уверяю. У магической социализации, знаешь ли, тоже есть сроки. Так же, как дети, выросшие с животными, не смогут уже до конца овладеть речью, волшебник, росший магглом, не сможет колдовать. О них даже сведения в магическом реестре сами собой стираются со временем.

— Но ведь они, получается, отвергают важную часть себя? У этого всяко должно быть море отрицательных последствий?

— Именно этим мы и занимаемся, наш отдел: нивелируем вот такие вот острые углы и работаем на планомерное сокращение количества отказных, — с гордостью произнес Сидни.

Деннису не понравилось, как это было сказано. И сами слова тоже. Виски сжало досадой на себя за то, что он был никчемным овощем — безынициативный, ведомый, безвольный — о, да, Перси, был хирургически точен в своей характеристике. Деннису думалось, что если бы он только был чуть умнее, чуть находчивее, не тупел бы за перекладыванием бумажек в Министерстве, если бы только мозги его не были забиты названиями маггловских лекарств да витиеватых слов из сканвордов... Он мог вспомнить шинуазри, но не мог собрать из разложенных перед ним кусков ответ на вопрос — что же так беспокоило его прямо сейчас, рядом с воодушевленным Сидни с улыбкой дружелюбной лошади?

Невдалеке из занимающейся весенней яблоневой кипени вынырнула старая часовенка, вокруг раскинулось несколько ферм.

— Нам туда. — Сидни махнул рукой в сторону небольшого одноэтажного дома с веселой рыжей черепицей. — Мы организовали все так, что юная мисс Клейтон с матерью уехали на несколько дней навестить родственников в Девоне.

Когда мистер Клейтон открыл им, из приоткрытой двери пахнуло перегаром и отчаянием.

— Мне не нужны пылесосы, похудательные клизмы или чудесное спасение в вашей церкви, или что там вы собираетесь мне впаривать, — рявкнул он с порога.

Улыбка Сидни тотчас же включилась, словно пережатый Люмос первоклассника. Он достал палочку, выпустил маленький вихрь пушистых снежинок и сказал:

— Мы из Министерства магии, мистер Клейтон. Добрый день. Хотели бы поговорить с вами о вашей дочурке и ее будущем.

На минуту Деннису показалось, что их миссия завершится прежде, чем началась, с таким-то нахрапом и магией с порога. Но Сидни, судя по всему, знал, что делает.

— Ах, это вы. Ну, проходите.

Между покрасневших глаз мистера Клейтона залегла гневная складка.

Сидни и Деннис зашли внутрь. Хозяин, не обращая на них ни малейшего внимания, плеснул себе еще на два пальца бренди и опустошил стакан залпом.

Деннису стало неуютно, вдвойне — когда Сидни, не обращая внимания на беспорядок и раздрай, царивший и в доме, и, судя по всему, в душе у мистера Клейтона, выудил из портфеля магическую презентацию о Хогвартсе и начал бойко вещать.

Мистер Клейтон его не слушал. Он налил еще виски, с отвращением разглядывал выплывающие колдографии и — Деннис был уверен — стремительно воспалялся изнутри, словно огромный абсцесс.

Когда в воздухе появились четыре факультетских герба, и слизеринская змея затеяла догонялки с барсуком, а гриффиндорский лев лапой наподдал обоим, мистер Клейтон взорвался.

Стакан из-под виски полетел в стену, а следом за ним — почти пустая бутылка.

— Хватит! Хватит этой вашей… гребаной брехни!

На его виске вздулась и туго забилась темно-синяя вена. Сидни вытирал капли слюны со лба. Деннис застыл в нерешительности, мучительно соображая, что же предпринять.

— Мистер Клейтон, мы все отлично понимаем, — с сахарной вкрадчивостью в голосе начал Сидни.

— Нихрена вы не понимаете! Что вы вообще можете понять? Я всю жизнь… всю жизнь считал себя фриком! Отщепенцем! Я потратил годы, годы и тысячи фунтов на терапию, чтобы смириться с тем, что я — псих! Что у меня в башке каких-то винтиков не хватает! И тут приходите вы, и говорите, что это, мать ее, магия? Почему вы, твари, не пришли тогда за мной?

По телу мистера Клейтона пробежала крупная дрожь, и Деннису показалось, что внутри него черной пастью раскрывается огромная яма. Привычным и привычно незаметным движением он нанес на ладони успокаивающее заклятие.

— Вы хотите забрать ее у меня, мою девочку. Этот ваш Хотуоркс — что это вообще? Санаторий для дебилов? Бордель для клиентов с искушенным вкусом? С нормальными не интересно — психов подавай, которые кончают настоящими фейерверками?

— Мистер Клейтон. Вы драматизируете. — Лошадиная улыбка Сидни схлопнулась, перекроившись в раздраженный оскал. В том, как он теребил кончик палочки, ощущалась угроза.

— Я драматизирую?! Я?

Мистер Клейтон захохотал, будто клоун в черно-белом кино, и опрокинул рядом стоящий стол со стеклянной столешницей. Он был уже изрядно пьян, и его повело. Деннис умудрился пропустить тот момент, когда рука мистера Клейтона приземлилась на кучу осколков. Из его пальцев брызнула кровь, и он, беззвучно рыдая, осел по стене. Сидни в растерянности сжал губы в тонкую нитку.

Деннис осторожно подошел и присел рядом, положил руку ему на плечо, ощутив привычное покалывание успокаивающих чар.

— Мистер Клейтон. Где у вас салфетки?

— Второй ящик справа. — Мистер Клейтон хлюпнул носом, как большой ребенок, и позволил себе зарыдать в голос.

У Сидни нашлось ума, чтобы не стоять столбом, а подать салфетки.

Через минуту Мистер Клейтон немного успокоился, и слова полились из него мутным потоком.

— Я не знал. Я никогда не знал, что я… мне никто не говорил. В детстве я мог… разные вещи. Если бы не вы… я убедил себя, что мне это все казалось! Когда Алисия родилась — вы не представляете, какое она чудо. Я обожал ее так, что скулы сводило. И вы знаете, однажды мы с ней гуляли тут, в лугах. Ей было два. Я ловил ей бабочек, а она хохотала. И вдруг… она застыла, и со всех концов, со всего луга к ней полетели бабочки. Разные, некоторых я не видел. Они облепили ее, как… гроздями висели. А она смеялась, так смеялась. И тогда я понял — что господь послал мне утешение в моей душевной болезни. Вы… вы не представляете. Это было как откровение! Алисия, детка моя… я хочу, чтобы она училась в Тринити колледже. Она умница… мы с Мэри накопили… и что теперь, что? И тут вы, в этих ваших гребаных плащах, пытаетесь меня убедить, что мне чуть ли не благословение божье на голову свалилось, и что я…

Он захлебнулся очередным рыданием и уронил голову на руки.

— Мистер Клейтон. Вы маг. Когда вы были маленьким, ваши родители не позволили вам стать… учиться. Не делайте такого с Алисией, — тихо проговорил Деннис, надеясь, что успокаивающее, которое он обычно использовал для отца, окажется достаточно сильным.

— Но как я… как мы будем с этим всем жить? Как я смогу. Ведь я тоже мог бы…

— Мой папа тоже ма... обычный человек. И мама. И до одиннадцати я тоже о себе ничего не знал. И мы все… у нас все хорошо. — Врать получалось на удивление складно. — А магия, она в хозяйстве очень даже огого. И ваша дочка — она же сможет вас научить чему-нибудь? Будете открывать магию вместе. Представляете?

В комнате внезапно стало очень мало света, несмотря на ясное недавно еще утро. Деннис глянул в окно — над Эксетером сгущались лохматые сизые тучи первой весенней грозы, а через минуту по черепице, подоконникам и деревянному крыльцу забарабанило, слишком громко для ливня. С неба обильно валился град — будто последняя обида уходящей зимы; он бодро отскакивал от каменных скамеек в саду и собирался кучками в расправляющихся для весны листьях вечно-зеленого бадана.

— Мой папа вот погоду предсказывать умеет, — рассеянно и как будто в никуда сказал вдруг Деннис. Его слова потонули в грохоте стихии за окном, но в его собственной душе отдались внезапным набатом, расцвели необъятным пониманием, полноцветной картиной, которую на ярчайший миг просветления он объял и осознал полностью, а потом картина эта сжалась, свелась к вульгарному факту: он, Деннис Криви, не только был ведомым, безвольным дураком. Его еще и держали за дурака, всю жизнь. И, возможно, не только его.

Сидни с ловкостью, выдающей профессиональную привычку, подскочил к мистеру Клейтону с пером и свитком пергамента , раскатанным ровно настолько, чтобы поставить подпись.

— Это официальный документ, разрешающий вашей дочери учиться в Школе чародейства и волшебства, Мистер Клейтон, — заискивающим голоском промурлыкал Сидни.

Мистер Клейтон горько захохотал сквозь слезы, но пергамент подписал.

В том, что Деннис не успел, не было ничего нового.

Палочка Сидни в мгновение ока оказалась у виска мистера Клейтона, и уже через секунду его лицо разгладилось, просветлело, а глаза, остекленевшие на время от Обливиэйта, подернулись поволокой и смотрели куда-то вдаль, сквозь стены, грозу и время.

Деннис оцепенел. Словно истукан, он стоял и слушал как Сидни монотонно тарабанил внушение мистеру Клейтону, стирая разом в его памяти все намеки на его магическую сущность, выдирая из жизни целые шматки, заполняя кровавые дыры от них стандартным министерским дымом. И все, о чем Деннис мог думать, было: Сидни делал это уже не раз и не два. И даже, наверное, не двадцать.

Руки помнят движения, ноги помнят дороги.

— Безумие, это какое-то безумие, — услышал Деннис собственный хриплый голос. Он рванул на улицу, подставляя непокрытую голову остаткам града.

* * *

Деннис очнулся от панибратского хлопка по плечу. Шею неприятно холодило — за шиворот навалился град и, тая, стекал по спине, словно холодный пот. Немного поодаль стояли с одинаково снисходительным всезнанием на лицах мадам Бекет и Перси Уизли.

Денниса чуть не вывернуло на траву от такой концентрации типично министерской этики.

— Ты прекрасно справился, Деннис, мой мальчик, — откуда-то сбоку раздался голос Сидни.

Сидни, который был всего-то на несколько лет старше его, Денниса.

Развернувшись, Деннис взревел и ударил, не глядя. Кулак скользнул по скуле и ткнулся в нос. Даже не до крови, даже врезать по роже Деннис не умел, но кулак все же приятно зазудел.

— Полегче, полегче, Деннис, — хохотнул в горячке какого-то азарта Сидни. — Ты молодец! Ты привыкнешь. Все правильно сделал. Отличная задумка с заклинанием на руку. Где ты этому научился?

— Все правильно? — заорал Деннис визгливо, жалко. — Откромсать у человека половину памяти и возможно, оставить его дебилом — это все правильно теперь называется?

— Деннис, — это необходимая мера предосторожности. Если хочешь — плата за безопасность их детей. Они не виноваты, что родители решили, что магами им не быть, но их дети не должны повторить их судьбу, если мы можем это предотвратить. — Перси приближался к нему быстрыми шагами, подняв открытые ладони, словно пытался уговорить опасного психа или успокоить дикого зверя.

— Ты про Грейнджер не слышал? Она восстановила отцу память — всю, и он чуть ее не убил, — сказал Сидни.

— А это потому что она не знала, что ему уже один раз стерли память! — взревел в ответ Деннис.

— Неудачный пример, Сидни, — блеклым голосом произнесла мадам Бекет. — Но суть та же, мистер Криви. Пару лет назад, например, одна мать выбросилась из окна вместе с сыном, узнав, что он маг; не хотела, чтобы над ним издевались, как над ней. В прошлом году некий мистер Деккери узнал, что его дочь — волшебница с большим потенциалом. Он изнасиловал ее, потому что вычитал где-то, что так ее сила может перейти к нему. Трахнул свою одиннадцатилетнюю дочку, а потом застрелился, потому что, конечно же, никакая сила к нему не вернулась. А все потому, что мы не успели вовремя стереть болезненные воспоминания из их памяти. Зависть, ненависть к собственному ребенку, решение забрать его из магической школы через полгода и поломанная жизнь как следствие — это самое меньшее с чем приходится иметь дело. Мы не можем этого допустить. Каждый новый маг — бесценен, нас и так мало.

— Но почему не стереть память сразу? Зачем нужен весь этот фарс с уговорами?

— По закону, родители должны дать согласие в добром уме и здравой памяти. Предвосхищая ваш вопрос — почему мы не стираем отказным детям память сразу — детская психика слишком лабильна для такого масштабного Обливиэйта.

— Иногда стираем… — мрачно вставил Сидни. — Когда дети случайно становятся… свидетелями этого вот… всего.

— Мистер Пакеридж, — безапелляционным тоном возразила мадам Бекет. Деннис не без удовлетворения понял, что кое-кто лишится квартальной премии за болтовню.

— Мистер Криви, — обратилась она к нему, уже мягче. — Вы блестяще справились с заданием. Мистер Уизли был прав насчет вас. — Она одарила Перси взглядом, сулившим продвижение по службе.

Безвольный, безынициативный, подчиняется из страха.

— Гермиона жена твоего брата, Перс. Она знает? Как оно все на самом деле? Или ты слишком верная министерская крыса, — выдавил Деннис, стремительно переполняясь жалостью к себе.

Перси неловко промолчал.

— Все, что от вас требуется, мистер Криви — это немного вашей эмпатии к нашим… проблемным клиентам и нужные слова, которые вы, как магглорожденный, умеете находить. И мы полагаемся на ваше умение неукоснительно следовать правилам и не задавать вопросов. Сегодняшний день исключение. — Мадам Бекет явно начинала терять терпение.

Мысль вступила в голову Деннису внезапно и вмиг заполонила все его существо. Он задрал голову и хохотнул, ужасно, квакающе.

— В порядке исключения, может скажете мне, а Магглорожденные технически вообще существуют?

Вокруг повисла такая густая тишина, что Деннису показалось, будто он слышит, как шуршит и капает, тая, град.

— Что, правда? Магглорожденные — это миф? А чистокровные снобы, вроде вас, все в курсе?

В Деннисе вихрем взвивалась истерика.

— Некоторые, — уклончиво пожав плечами, ответил Перси. — Но это ничего не меняет. Ренегатство… любят еще меньше. Пойми, Деннис, нам просто приходится выбирать меньшее из зол. Мы стремимся, к тому, чтобы количество отказных магов сокращалось!

— Вы здесь просто все с ума посходили! Гребаные бюрократы! — со всей дури крикнул Деннис и аппарировал домой, не заботясь о том, заметил ли его кто-то из магглов или нет.

— Он научится, — сказала мадам Бекет.

— Научится, — эхом повторил Сидни Пакеридж.

— По сливочному пиву? — предложил Перси Уизли.

* * *

Отец сидел на диване, завернувшись в плед, и смотрел футбол. Манчестер Юнайтед, за который он болел всю жизнь, разделывал под орех какой-то клубешник-выскочку из восточной Европы.

— Я дома, па, — сказал Деннис тихонько.

Отец не ответил, и подойдя ближе, Деннис увидел, что он спит. Его лицо было ясным и спокойным, а веки дергались едва уловимо. Хотелось надеяться, что его сон был хорошим.

Деннис раскинул над его головой чары-детектор. Два пятнышка, характерных для Обливиэйта, высветились в серой дымке заклинания, одно бледнее и старше, другое новее и более грубое.

Хотелось что-нибудь разбить. Деннис выругался и схватился за голову. Левая ладонь заискрила сработавшим неиспользованным успокоительным заклинанием.

Безвольный, безвольный, безвольный.

Тихим Акцио Деннис призвал чернила и пергамент, потом, подумав, отложил их в сторону и взял обычную шариковую ручку и лист линованной бумаги для писем.

Достав волшебные Желтые страницы, он нашел адрес для корреспонденции больницы святого Мунго. Подумав еще, выискал адрес Гермионы Грейнджер и, плеснув себе кофе, с утра стоявшего на подогреве в кофеварке, сел писать.

FIN