Озимандия (джен)

Я Озимандия. Я царь царей.

Моей державе в мире места мало.

Все рушится. Нет ничего быстрей

Песков, которым словно не пристало

Вокруг развалин медлить в беге дней.

(П.Б. Шелли)

Том привык всегда и всюду ходить в одиночку, будь то недолгие прогулки или длительные походы. Каждый день, с тех пор как он помнит себя, он приходит на это место и смотрит на иссохшую пальму с черными, выпитыми солнцем листьями.

Когда-то пальм было семь. Давным-давно, когда Том праздновал своё двухтысячелетие, одна, самая маленькая и слабая, упала. Дюны поглотили её.

Осталось шесть пальм. Спустя несколько веков палящее солнце сожгло шестую — она тоже упала, задев стоящую рядом. Пятая ушла за ней совсем скоро: её поврежденный ствол так и не затянулся корой.

Четыре осталось. Четвертую скосил пылевой смерч, поднявшийся столь внезапно, что застал врасплох и самого Тома.

Третья — любимица, которая звалась Таис, ушла просто и незаметно, так, что никто не узнал, почему она, горделивая красавица, теперь жалкой рухлядью валяется на песке. Песок забрал и её.

Вторую в ярости сломал Том: прекрасная Таис лежала изломанная и потускневшая, а дурнушка рядом с ней будто бы только больше распустилась от осознания, что рядом уже никого не осталось красивее.

Осталась последняя увядающая пальма. Каждый день Том приходит и смотрит на неё. Смотрит и смотрит, пока глаза не начинают слезиться. Но то ли так жаркая пустыня изменила его, то ли он был таким от рождения, слёзы так и не появлялись: только щемило в носу и глаза раздирало сухостью, словно из них вот-вот посыпятся песчинки.

... Впервые Том встретил змею, сидя на крошке-дюне, наметенной ветром за ночь. Он пригрелся, покачивая ногами и смотря вдаль: туда, где когда-то были дворцы, караваны и роскошные оазисы. Но ничего не осталось, кроме дохленькой пальмы и верблюда. Верблюд, к тому же, давным-давно сбежал.

Гремучки страшно ядовиты и до противного незаметны: подкрадываются втихаря, гремят почём зря в последний момент и всё равно жалят... странные существа. Одна из таких подползла к застывшему посреди песков Тому.

— Сидишь? — с любопытством спросила гремучка.

— Сижу, — раздраженно ответил Том.

— И не скучно?

— Не скучно, я не люблю компанию.

— Вот ещё, — заворчала гремучка. — Какая я тебе компания? Да ты хоть знаешь...

Но Том не обращал на неё совершенно никакого внимания. Гремучка очень оскорбилась: любой порядочной гремучке подобное пренебрежение ужасно неприятно.

— Ты кто такой?

— Том, — ответил Том, по-прежнему не поворачиваясь к ней.— Мне не нравится, когда меня так называют, так что лучше не называй меня никак.

— Итак, маленький Том, — довольно ответила змея. — Откуда ты взялся здесь? Что ты здесь делаешь? Где твои родители?

Гремучка оказалась ужасно любопытной и Тому это вовсе не нравилось. Он сидел и смотрел на то, что когда-то было его владениями, а ящерица всё приставала, будто не видела, что он занят. Любой король на его месте уже трижды превратил бы её в песок, но Том терпел до поры до времени. Слишком уж долго он жил и много видел, чтобы так резко срываться на глупую змею.

— Ниоткуда я не взялся, — терпеливо начал он. — Жил я здесь с начала времён, Родителей у меня нет, я сам появился на свет и сразу стал королём.

— Королём? — изумилась змея, приподнимая головку.

— Я король мира, — пожал плечами Том. — Всё, что есть в этой пустыне — моё. И ты моя.

— А лет тебе сколько, король?

— Много, — серьезно ответил Риддл, задумавшись. — Я намного старше тебя. Я старше всего в мире. Я и есть мир. Когда мои дворцы рассыпались, мне было около двух тысяч лет. Но с тех пор прошло столько времени, что я потерял отсчет.

— А почему ты выглядишь, как ребёнок, Том?

— Не знаю, — отмахнулся мальчик.

— Ты врун, мальчишка. Никакой ты не король и дворцов у тебя нет, и не было. Да и лет тебе не больше семи.

— Уйди! — взорвался Риддл. — Уйди, иначе я закопаю тебя под землю, и ты задохнешься. Какая ты противная, змеюга!

— Вот дурак! — в сердцах сказала змея и поползла своей дорогой.

Второй раз змея подползла к Тому очень робко. Казалось, она смущается.

— Сидишь?

— Сижу, — отмахнулся Риддл. — Не мешай мне.

— Я просто полежу рядом, — виновато прошелестела гремучка и свернулась у его ног. — Что ты видишь там, куда постоянно смотришь?

— Я вижу то, что когда-то было моим. Там стоял огромный каменный дворец. Одной своей башней он упирался в небо, а на его входе стояли два огромных змея и сторожили его от врагов. Но это было совершенно бесполезно: в пустыне всё равно больше никого нет. Я им так и говорил, а они не слушались. Тогда я рассердился и превратил их в камень. Так и красивее, и кормить не надо.

— А почему же ты жил без взрослых? Или без друзей?

— Взрослые, — фыркнул Том. — Они всем только мешают. А друзей у меня нет.

— Плохо, когда нет друзей, — заметила змея.

— Совсем наоборот! Если бы у меня были друзья, и они жили здесь со мной, то они бы тоже захотели стать принцами и лордами, а еще начали бы кататься на моих верблюдах и есть мои фрукты. Они такие шумные и всегда мешаются. Терпеть их не могу.

— Тебе тут плохо одному, — возразила гремучка. Том не ответил.

И оба умолкли.

Посреди песков раскинулся зеленый оазис, в нём росло множество высоких пальм, и бежал студеный ручей, свежий и чистый. В самом красивом месте оазиса стоял прекрасный дворец. Он был сделан из белоснежного камня, во дворе его плескались воды бассейна. В этом красивом дворце жил и царствовал Том. Но он практически ничего не помнит, потому что всё это было много тысяч лет назад, а он вспоминает себя только три тысячи лет назад. Тогда дворца уже не было, были пальмы и верблюд. Верблюд сбежал через пару веков — Том его так и не нашел.

Как ветер постепенно сметает песок с дюн и уносит их в другое место, так и Том начинал забывать прошлое, в котором он был королём. Сначала он забыл дворец из белого мрамора. Потом из памяти стерлись очертания смутно знакомых мест. Следующими он забыл семь пальм. Ему казалось, что последняя оставшаяся пальма была первой, и он ходил вокруг неё, силясь вспомнить, чем занимался вчера.

Змея приползала к нему через день, каждый день — как получалось. После её ухода Том пытался вспомнить минувшие дни — тщетно. Как заклинание он твердил себе, что он вечен, как слепящее знойными лучами солнце, что он король. Он плавал в полуденном мареве, но ему была не нужна ни вода, ни постель.

— Я ведь король, — говорил Том себе. — Разве есть кто-то могущественнее меня?

Он ходил вокруг пальмы, по одной только ней вспоминая, что это его родные места. Он помнил, что ему больше трех тысяч лет... так сколько ему лет?

В серое-серое окно бились дождевые капли.

Кап.

Кап.

Том смотрел в потолок.

Кап. Ка-а...

Риддл сжал ручонками одеяло, в которое он кутался, стараясь спрятаться от холода вокруг постели. Ему было очень-очень душно, а стоило высунуться из одеяла — начинал бить озноб.

В его голове столпились сотни мыслей — полезных и бесполезных, они толкались, сменяя друг друга. На стене плясала одинокая тень от горящей свечи. Маленький Риддл старался распахнуть глаза, чтобы понять, откуда идет слепящий свет, жгущий его глаза. На него мягкими волнами накатывала усталость: куда проще было закрыть глаза и уснуть, чем продолжать удерживаться посреди морозной жары, плавясь от извивающегося перед глазами пламени. Видения прыгали на стене, легкие тени накладывались друг на друга, образуя фантастические узоры. Мысли путались, но Тому казалось, что он, ослепший и дрожащий, видит всё в миллион раз ярче и правильнее, чем раньше.

Очертания чего-то совсем не знакомого и одновременно такого родного вспыхнули под веками. Том закрыл глаза.

Словно в первый раз в жизни он опустил ноги и вместо холодного камня пальцы скребнули по летучему песку. Вот так он и попал в пустыню. Сколько тысячелетий назад это было?

Тогда и сейчас он бежал по песку, вниз, не веря своим глазам.

На солнце блеснуло желтое колечко. Она!

— Змейка, змейка, — зовет Том. — Ты меня слышишь?

Но змейка вовсе и не змейка — змеище. Змеище лупит рябые глаза, почти смаргивая, словно она человек, и с шелестом исчезает в песочной волне.

«Странно, — думает Том. — Я как будто видел её раньше».

— Ах! — запоздало вскрикивает он. Змея стрелой бросается на него сзади.

— Радужжжка ссснова блёклая, — шипит она. — Несите ещщщё лекарства!

* * *

— Ты не здоров, Том, — печально констатировал доктор МакКлейн, снимая очки и устало потирая переносицу. Он просидел с Риддлом более двух часов, почти не меняя позы, и спина теперь никак не хотела разгибаться. МакКлейн с усилием повернулся к выжидающе замершей в двери воспитательнице.

— Том болен, миссис Коул, увы, я могу спорить с вами, но не с объективными фактами. По всем известным медицине диагнозам у него развитое психическое расстройство. Скорее всего, это шизофрения.

— В таком возрасте?! — взвизгнула Коул, хватаясь за носовой платок, облитый одеколоном, и начиная нервно им обмахиваться. Доктор поморщился. Не столько от её реакции, сколько от резкого запаха, разнесшегося по комнате. — Он так мал!

— Случай из ряда вон выходящий, но медицине известны случаи психического заболевания у детей. Мне жаль, миссис Коул, что вы обратились ко мне так поздно. Раньше вы не замечали за ним ничего странного?

— Наблюдала, доктор. Странное — не то слово, поверьте мне. Странным-то он был с самого рождения: ведь мать его... Но в последнее время он постоянно уходил в себя, бродил где-то, непонятно о чём думал. Я решила с ним поговорить и испугалась — такую чепуху он нёс. Сначала я подумала, что он дурачится и издевается, но я начала проводить с ним регулярные беседы и... Вот, сами видите.

— Ясно, — лаконично ответил доктор, обернувшись к Риддлу и выворачивая ему веки. — Давайте начистоту, миссис Коул: вы давали ему лекарства?

— Успокоительное, ну и ещё... кой-чего, — Коул скомкала платок, посмотрев на него, как на виновника всех бедствий. — Его надо изолировать от других детей. Он и раньше не был особо общительным, но теперь мы просто не можем рисковать, — она горестно всплеснула руками.

— Мне интереснее, как начала прогрессировать болезнь. Я сначала подумал, что это осложненный эскапизм, — тихо добавил доктор сам себе. — Не прятался ли он от чего-то в реальности?

— Пойдемте, доктор, — заторопилась Коул. — Надо обговорить несколько моментов, на будущее.

— И всё же это могло быть влияние внешних факторов, — заключил МакКлейн, вставая. Том, сидевший как ящерица с немигающим взглядом, легко ухмыльнулся.

— Не по годам взрослый мальчик, я всегда говорил, — проронил доктор, вздрагивая.

Том моргнул.

* * *

В пустыне поднялся невиданный ветер. Том бежал вперёд, не понимая зачем: не зависящая от него сила толкала его ноги. Песок казался серым, всё казалось серым из-за пыли. Риддл боялся, что его занесет, что он упадет и не найдет ни укрытия, ни помощи. Кашляя и задыхаясь, Том шёл дальше, в надежде, что хоть что-нибудь уцелело. Неутихающий жар гнал его прочь.

Всё рушилось, как много веков назад: вместо дворцов — развалины, вместо оазиса — сухой песок и последние выжившие пальмы.

Пальмы. Пальм больше не было. Король остался без королевства и без памяти. Ветер взревел, и Том рухнул ничком, зарывшись лицом в песок.

Рядом ласково зажурчал родник. Том приподнял голову: пустыня гибла, гибла безвозвратно, зато всё нарастал шум приближающейся воды. Первые капли дождя упали на землю. Грядет великий потоп.

* * *

Мэри Пикфорд, одернула заляпанный зеленкой фартук и, с отвращением отряхнув белые аккуратные ручки, подбежала к начальнице, стоявшей возле окна.

— Вы ему не сказали?

Миссис Коул вздохнула и крепче сжала ладони.

— Нет? — удивленно спросила Мэри, подойдя ближе и тоже высматривая в окне фигуру удаляющегося Дамблдора. — А если...

— Последние годы Том не подавал поводов для тревоги, к тому же, доктор МакКлейн заверил, что он излечен, — отрывисто произнесла Коул. — Мистер Дамболдер... Дамблд... словом, он мог передумать и не забирать Тома. Пускай меня потом назовут лгуньей, Мэри, но я не хочу лишать мальчика будущего.

Чудаковатый мужчина в бархатном костюме скрылся за поворотом. Миссис Коул отошла от окна.

— Нет, — повторила она. — Здесь ему не место.

* * *

Впервые расколоть душу — очень больно. Ноги Тома увязли в чём-то, что ещё минуту назад было каменными плитами хогвартского пола. Около него расползалось желтое пятно. Пальцами Том схватился за ускользающий песок.

Король вернулся.