Когда сдохнет Грейнджер (гет)

Я угрюмо смотрел в котел.

Мое самовлюбленное эго не желало признавать, что цвет зелья в моем котле и в котле девушки, сидящей за партой рядом со мной, идентичен. И не только цвет, а еще и запах, что немаловажно. Насчет вкусовых качеств сказать ничего было нельзя, но я был уверен, что уж это-то не имеет особого значения.

К сожалению, в данном учебном году итоговые контрольные перед СОВ проверяли, в результате решения коллектива учителей, посторонние специалисты, чтобы и у учеников, и у преподавателей была возможность оценить не слишком предвзятым, и потому совершенно посторонним, взглядом собственные личные достижения. Причем идея принадлежала нашему декану, который предложил также ввести и анонимность работ, потому как справедливо опасался того, что дракловому Гарри Поттеру завысят оценки, только лишь потому что он Гарри Поттер. Хотя это относилось ко всем, я так полагаю. Неизвестно, конечно, почему Дамблдор согласился на такой эксперимент, но... Это не мое дело.

Так как анонимность затронула каждого ученика, мне пришлось напрягаться и готовиться к каждому тесту, не надеясь на преимущества древней фамилии. И это уж точно не доставило мне удовольствие, ведь постоянная учеба немного спустя рукава по большинству предметов расхолаживала и отнюдь не предполагала подобного внезапного напряжения. Особенно это мне доставляло некдобства в свете недавнего возрождения Темного Лорда, достаточно сильных проблем в семье. В результате же общей раздражительности меня самого эти итоговые работы "для оценки себя самих", как патетично выразилась МакКошка, заставили меня меньше обращать внимание на гриффиндорцев, школьную вражду и даже девушек.

Ну, к тому же я являюсь старостой, а потому все мои действия должны быть на высоте. Именно этим я руководствовался, когда, скрепя сердце, собственноручно отодвигал Панси Паркинсон и прочие синонимы слова "отношения" куда подальше. К концу пятого курса я обнаружил, что долго без постоянной девушки не протяну просто из-за того, что количество этих самых девушек, желающих переспать со мной, просто зашкаливает. Но, хоть и есть некоторые достаточно милые и возбуждающие кандидатки, беспорядочные связи мне запрещены, потому как я все-таки аристократ, а слухи в нашем обществе распространяются крайне быстро. Ну и через женщин, как не раз говорил мне отец, на человека очень легко повлиять...

В общем, и тут не везет.

Также не добавляли радости квиддичные проигрыши, особенно Гриффиндору, а на последнем матче я даже умудрился быть сбитым бладжером с метлы. Метла — в щепки, челюсть собирали, зубы выращивали... В общем, ничего особо выходящего за рамки обыкновенного квиддичного матча. Конечно, особую благодарность за это — в виде лосиных рогов — близнецам в дальнейшем прицепил один из старшекурсников и заодно ярых болельщиков Слизерина.

Самое дурацкое во всем этом — то, что Амбридж по глупости довела Снейпа с чем-то, связанным с Запретным Лесом и ингредиентами оттуда. Таким образом, госпожа Инспектор угодила в результате его мести в Мунго, и потому все ее указы были отменены… На этом все трудности игроков команды Гриффиндора завершились и начались проблемы у слизеринцев.

Вроде как месть с рогами удалась, но мне от этого легче не стало. Я и моя команда проиграли, учеба стала внезапно в разы более проблемной, и вот теперь я задумчиво и как-то слишком спокойно для теперешней не самой приятной ситуации вглядываюсь в смутно видимые лица проверяющих, ожидая вердикта.

Целый день был отведен администрацией школы на эту контрольную, а потому комиссия могла задерживать студентов в аудиториях сколько захочется. Вот они и решили только после всего выносить предварительный вердикт.

— Номер двадцать три? Пройдите ко мне! — пощелкал пальцами в воздухе один из мастеров и, если судить по голосу, не очень молодой, но и не слишком старый.

С места сорвался Уизли — это заставило Грейнджер проводить его взглядом. Ну и таким образом я понял, что это, собственно, ни кто иной как Уизли.

«Значит, гриффиндорцы договорились занять определенные парты, чтобы хотя бы понять, кто и когда закончит... Но, видимо, место Грейнджер кто-то занял и потому она оказалась рядом со мной…»

У Гермионы, как я заметил, взгляд немного полыхнул беспокойством, но каким-то отстраненным, потому как сама девушка наверняка гораздо больше волновалась о себе-любимой, а от рыжего многого не ждала.

Следующим пошел немного дерганный Поттер — его я узнал по походке. И, в основном, благодаря тому, что на всех аудиториях стоит "заклятье сомнения", ажиотажа среди проверяющих не случилось. А определить чью-либо личность было можно только по голосу. Или запаху, как это случилось со мной.

Грейнджер предпочитала молчать, как и я, когда работала с зельем, и разве что Мерлин знает, определила ли она меня также легко, как я ее. Ведь столкновение перед дверью со спешащей грязнокровкой хоть и оставило после себя в эмоциях одно только раздражение, но пригодилось, потому как физически не вдохнуть, когда в тебя на лету врезаются, просто невозможно. Ну и не припомнить запах, когда рядом с тобой также летяще-знакомо плюхаются, обдавая им, также не представляется реальным.

Я восхитился тому, как на всю аудиторию отчитали позорно молчащего Поттера за зелье, достойное лишь «У» с натяжкой, когда как тест был написан на «ВО». В дальнейшем Избранный имел неосторожность возразить, что раз теорию он знает, то в знании практики виноват только его преподаватель, на что вскинулось сразу трое зельеваров и, окружив шрамолобого, начали планомерно разбивать все его аргументы в пух и прах, попутно отвлекая остальных от дополнительных заданий.

Эти задания, кстати, ввели для того, чтобы ученики могли повысить свой средний балл и не сидеть просто так, создавая гомон, потому как по плану все итоговые отметки должны были сказать одним списком и в самом конце контрольной. И Поттер, вместо того, чтобы смиренно попросить, как нормальный ученик, себе дополнительное, начал по привычке качать права, за что Снейп его бы просто вышвырнул, а проверяющие лишь невозмутимо отчитали, дали в руки задание и послали выполнять.

Судя по тому, что большая часть зельеваров достаточно циничные люди, почти как целители, Поттеру сунули нечто довольно-таки сложное, потому как, в отличие от остальных, «золотой мальчик» не выбирал на удачу.

Через пару человек после Поттера случилось странное.

— Номер тридцать девять и номер сорок восемь! Подойдите!

Заметив, что мы оба вышли из-за одной парты, зельевары переглянулись и немного напряглись, я бы даже сказал, напряглись в предвкушении.

— Вам попался один билет, вы сели за одну парту, ваши зелья поразительно идентичны… Что скажете? Ваш факультет меня не интересует, просто скажите — зачем? У вас идеальное зелье и идеальный тест, но кто-то из вас смухлевал…

— Я… — голос Грейнджер дрогнул. — Я не знаю, что сказать! Мы работали отдельно! Вы точно уверены?

Я повернул голову в ее сторону, с некоторым удовольствием подмечая, что в компании умных гриффиндорцев очень легко молчать и ничего не говорить — есть храбрость, чтобы высказать свое мнение, но и есть ум, чтобы это мнение не было абсурдным.

— Можно ли узнать, какие именно проверки зелья вы проводили? Ведь не может быть, чтобы два человека абсолютно идентично сварили одно и то же? Это противоречит…

— Мы прекрасно знаем, чему это противоречит, юная леди, — с усмешкой сказал один из экзаменаторов приятным баритоном. — Мы, все же, в этой профессии не год и даже не два. Ладно, единственное, что мы не проверили — это вкус. Ну, так как это не сложносоставной яд, а всего лишь анти-амортенция…

Зельевары поразительно синхронно захихикали над шуткой, способной насмешить только таких же зельеваров… Ведь анти-амортенция, хоть без добавления волос обеих сторон конфликта и является обычной цветной и ароматной водичкой, но очень трудна в приготовлении. Я тоже не удержался и фыркнул.

— Короче говоря, я возьму на себя смелость попробовать их на вкус. И если даже вкус будет

идентичен, то… Простите, ученики, но вам придется покинуть проверочную работу и получить за нее «О».

— Ясно, — совсем поникла Грейнджер, вызвав порыв неуместной жалости, не смотря на то, что ее положение аналогично моему, да и я не питаю к ней хороших чувств.

Зельевар вальяжно прошел к нашим флаконам, стоящим на столе в специальных штативах, и, по очереди вдохнув аромат каждого, взял двойную алхимическую ложку на 180 мм. Далее он зачерпнул из одного флакона, подписанного номером Грейнджер, и пригубил.

— М-м-м… Вкусно. У вас талант, номер сорок восемь.

— Спасибо, — смутилась Грейнджер, вызвав во мне волну зависти, с которой я ничего не мог и даже не хотел поделать, потому как ненависть к этой грязнокровке уже до такой степени приелась, что не перевешивал даже ее ум.

— Итак, решающий момент, — прокомментировал зельевар, протерев ложку появившимся в руках платком, и зачерпнул уже из моего флакона. — Тьфу! Какая гадость! Это точно правильное зелье, мистер? Хотя да, по остальным параметрам все сходится, но, Мерлин, какая же гадость! У вас двоих «Превосходно» за письменную часть, но, если сравнивать зелья, то я, как ваш проверяющий, сравнивая идентичное, отдам «Полное Превосходно» этой мисс. А вам, мистер, рекомендую не размышлять о тухлятине во время варки серьезных зелий! У вас одно из наиболее противных вкусовых сочетаний из всех, что я пробовал!

Я лишь кивнул и протянул руку к лежащим на столешнице листкам с дополнительными.

— С вашим баллом вам нет необходимости что-либо повышать, мистер, — усмешка вновь вернулась в голос зельевара. — Возьмите свой табель за контрольную и можете возвращаться. Осталось всего пол часа до того, как вас выпустят с оценками.

Только лишь снова фыркнув, я выхватил протянутый клочок черного пергамента и запихнул, не глядя, его в карман. Грейнджер тоже получила свой листок и еще одну похвалу в след, что снова пробудило в моей душе какое-то странное и немного дикое чувство… Противное чувство, если быть честным, но с другой стороны удовлетворяющее нашей взаимной ненависти.

— Не волнуйся, — решила подбодрить меня Грейнджер. — Думаю, что на СОВ так не будут жестко…

На миг мне даже стало жалко эту девушку.

Родилась магглой, имеет незаурядный ум, отталкивающий от нее всех, кроме тех, кто этим умом хочет воспользоваться, хотя при этом жалостлива, преданна и имеет открытую улыбку, что, как подмечал мой учитель по риторике, достаточно, для того, чтобы понять о том, как справляется с жизненными трудностями человек. Ну и связалась, кажется, наверняка по незнанию, с нашими великолепными Предателями Крови, что несомненно поставит на ней клеймо, если вдруг она решит, что тот рыжий уродец для нее нечто большее, чем друг. Да и староста она хорошая, а значит много работает и старается, тем более у нее нет такой безотказной Паркинсон, которая может и муштровать непослушных первогодок, когда самому не до того, и надавить авторитетом Рода, не бегая за помощью ко мне, и даже спасти от невыполненной домашней работы, в случае если тренировки были слишком выматывающими.

Я, конечно, гоню от себя эти мысли, но мне отчего-то кажется, что Панси это делает искренне, хоть она, как настоящая слизеринка, ищет выгоду — к примеру, близость ко мне обозначает соответствующие статусу подарки на праздники, уважение от наших однокурсников и даже банальную возможность эдак невзначай похвастаться. Хоть Паркинсон и не очень красивая в сравнении с некоторыми, у нее не отнять упорности и, к сожалению, некоторой ограниченности.

Грейнджер же была необычной, раздражающей и совершенно не замечающей того, что она достаточно красива, чтобы обратить внимание на кого-то кроме своих двух друзей. Когда я думал о ней, кроме раздражения во мне зарождалась еще и досада на то, что такого друга нет у меня. Да и, наверное, никогда и не будет, ведь она слишком искренна, чтобы находиться рядом со мной. И снова досада перетекла в раздражение, только вот уже не на Грейнджер, а на Поттера.

Но всю жалость разбили воспоминания о том, как Грейнджер как-то ударила меня по лицу, угрожала мне палочкой или смеялась вместе со всеми над моим превращением в хорька тем уродским преподом. Конечно, откуда ей знать, что по кодексу чести, которому я обязан следовать как наследник Древнего Дома, я не имею права с умыслом причинять физический вред ни одной волшебнице до дуэли или угрозы жизни с ее стороны. Трактовать можно вольно, но ни коим образом никакая трактовка не развязывала мне руки в то время. Вот язык — вполне, но не руки.

Мы оба направились к нашей парте, и, не дойдя до нее пары метров, я услышал странное шипение, смешанное с напряженным бульканьем. Такое часто было слышно в исполнении Лонгботтома на занятиях по Зельеварению, и, потому как эта личность вполне могла находиться в нашей аудитории, я не стал долго думать и рухнул на пол да подальше, снеся на своем пути Грейнджер и подмяв ее под себя.

Не заставил себя долго ждать и большой взрыв, окативший нас, не защищенных чарами, о которых должен бы вспоминать каждый ученик при варке зелий, но отнюдь не каждый поддерживавший их на себе постоянно из-за их энергоемкости, каким-то вонючим и наверняка токсичным варевом.

— Ты… Ты спас меня… Как ты? — она попыталась вывернуться из моих случайных объятий, но мне казалось, что если я хотя бы попытаюсь двинуть лопатками, то пытка станет еще мучительней.

Она упала на локти, успев подставить руки под лицо, и поэтому я обнимал ее слишком неправильно для школьного врага, что могло бы смущать или раздражать, если бы не жуткая боль в спине и плечах. Скрипя стиснутыми зубами где-то возле ее уха, я едва сумел разжать челюсти и выдавить из себя ответ, отнюдь не соответствовавший моей «героической» роли, но вполне совпадавший с моими мыслями и эмоциями.

— Чтоб ты сдохла, грязнокровка, — прошипел я лежащей подо мной девушке, шипя от боли в спине, которая будто разгоралась с каждым мгновеньем все сильнее и сильнее. Точно либо щелочь, либо кислота концентрированная — хорошо хоть мантия немного сдержала напор, но мы ведь без стандартной защиты, потому как уже закончили работу… — Все из-за тебя…

Последние слова я проговорил уже падая в обморок от шока и чувствуя теплое и мягкое тело Грейнджер в своих руках. Как ни странно, это тепло дало мне возможность уйти в небытие без позорных воплей боли, хотя чувствовал я себя как во время Круциатуса…

Кажется, последнюю свою мысль, вернее, ее окончание, я проговорил вслух.