Возрождение (гет)

Пролог

Оглянись назад, чтобы посмотреть вперед.

Моросил мелкий противный дождь. С деревьев почти полностью осыпались листья и сейчас шелестели под ногами. В центральном парке было тихо-тихо, слышался только слабый свист ветра. Давно стемнело. Свет фонарей освещал путь Джинни Уизли и Гарри Поттеру. Прошло уже два года со дня окончания войны. И всё это время они почти не отходили друг от друга, пытаясь наверстать упущенное. Даже сейчас, несмотря на жуткую погоду и поздний час, они медленно прогуливались по парку, наслаждаясь друг другом.

— Ты Гермиону часто видишь в Министерстве? — тихо спросила Джинни.

— Нет, только если утром, в раздевалке.

— Она хочет уехать отсюда. Вроде бы к родителям во Францию...

— Она никак не может прийти в себя. Я по ней скучаю.

— Она справится. Как и мы, — Джинни покрепче сжала руку Гарри.

— Надеюсь...

Пара продолжала медленно идти вперед. Тени их фигур уменьшались до тех пор, пока совсем не скрылись из вида.

1.

— Да, мам, всё хорошо... Точно... Да... Я не собираюсь сводить счёты с жизнью и хватит меня контролировать.

Гермиона закатила глаза на очередную реплику своей матери. Её это порядком раздражало — ежедневные звонки, одинаковые речи, попытки оправдаться... Иногда она невольно жалела, что нашла родителей после окончания войны. Тогда Гермиона думала, что ей станет легче, но теперь они казались ей слишком дотошными.

Грейнджер сидела в наполненной ванне и курила сигарету. Рядом с ней стояла полуопустошенная бутылка вина — одна из многих, что хранились в её квартире. Она и сама понимала, что увлеклась, но ничего не могла с собой поделать.

— Мам, я очень устала... Спокойной ночи.

Гермиона положила трубку и вновь громко включила музыку. Ещё одна затяжка и сигарета полетела на пол. Грейнджер даже не попыталась её затушить. Она всё ещё надеялась «случайно» учинить пожар или «забыть» выключить газ, тогда вышло бы, что она себя ненароком убила и никто бы её не винил. И в ад она, наверное, в этом случае не попала бы.

Гермиона глубоко вздохнула и с головой погрузилась в воду. Жидкость тут же затекла в нос и в глаза, но она не пошевелилась. Лишь когда поняла, что теряет сознание, она выплыла и зашлась в истерическом кашле. Из глаз потекли слёзы, и Грейнджер с яростью стала их вытирать, размазывая тушь по всему лицу.

Когда дыхание чуть-чуть восстановилось, но глаза всё ещё застилали слёзы, она схватила бутылку и сделала большой глоток прямо из горлышка. А остатки медленно стала выливать в ванную, наблюдая, как красная жидкость окрашивает прозрачную воду и пену. Гермиона улыбнулась, представив, что бы подумали её друзья или родители, если бы зашли в этот момент к ней... Наверняка решили бы, что она перерезала себе вены. Смешно...

Грейнджер никогда не думала, что они такие заботливые. Джинни каждую неделю приезжала из другого конца города, чтобы навести порядок в квартире подруги. В эти дни здесь было так чисто, что Гермиона могла увидеть пятна на мебели от спиртного и сигарет, трещины на посуде, которые появлялись, когда она случайно их роняла, будучи пьяной.

Всё это раздражало ещё больше, чем дурацкая забота и орущая музыка, просто потому, что она понимала, до какого уровня опустилась. И от злости она напивалась ещё больше, потом шла в ближайший дешёвый клуб и танцевала с какими-то озабоченными мужиками, которых на утро находила у себя в постели.

Чёртова жизнь!

Разве Гермиона виновата, что родилась в неподходящий момент? Что влюбилась в человека, который умер у неё на глазах? Чёрт! Чёрт! ЧЁРТ!

Глаза вновь наполнились слезами, и Грейнджер резко тряхнула головой, прогоняя навязчивый образ любимого.

Она вылезла из ванной, надела тоненький халат на мокрое тело и легла в кровать. Холодные простыни обжигали кожу. Они больше не хранили запах Фреда, Гермиона больше не помнила его прикосновений, остались только колючие воспоминания о его улыбке, о тихом глубоком голосе... Грейнджер прикрыла глаза и окунулась в омут памяти, ловя из глубин души всё, что как-то было связано с Фредом.

Горячие поцелуи...

Мягкая кожа...

Крепкие объятия...

Губы...

Вздох...

— Фред...

Неожиданный стук в дверь безжалостно вырвал Гермиону и забытья, и она, не в силах сдерживаться, разрыдалась. От жестокости происходящего. От невозможности жить дальше. От всего этого.

Стук продолжался, но Грейнджер не двигалась с места. Она даже не пыталась взять себя в руки, ведь это было бесполезно. Она знала, что если истерика началась, то закончится только через пару часов. Поэтому Гермиона старалась не плакать, не поддаваться чувствам. Поэтому старалась обо всём забыть. Она готова была даже стереть себе память, но каждый раз в последний момент давала задний ход. Фред этого не заслуживал. Он не заслуживал того, чтобы его забыли. Он должен был жить в памяти тех людей, которые его любят. Пусть это и приносит мучительные страдания, но это должно быть так.

Стук прекратился, и Гермиона понадеялась, что незваный гость уйдёт, но её желанию не суждено было сбыться. В замочной скважине повернули ключ, и дверь медленно открылась. Расположение спальни позволило Гермионе увидеть копну длинных рыжих волос. Это была Джинни.

Уизли медленно закрыла за собой дверь и прошла вглубь квартиры. Она осмотрела помещение и поджала губы. Раскиданная одежда, гора посуды и громкая музыка говорили о том, что за очередную неделю ничего не изменилось. Джинни сняла с себя пальто, повесила его на вешалку и зашла на кухню.

Взмах волшебной палочки — и музыка умолкла, вещи разлетелись по своим местам, посуда сама вымылась, ковёр очистился от грязи и исчезла пыль.

Когда всё было готово, Джинни не ушла, как обычно. Она зашла в спальню и посмотрела на зарёванное лицо Гермионы. Только Джинни и Джордж знали об их отношениях с Фредом. Только им было понятно её состояние. А остальные думали, что Гермиона просто тяжело перенесла ужасы, которые происходили у неё на глазах во время войны.

Джинни вздохнула и, раздевшись до белья, легла рядом с Гермионой, обняла её покрепче и накрыла себя и подругу одеялом:

— Как же ты себя извела, девочка...

Гермиона не пошевелилась. Она очень хотела поблагодарить Джинни за всё, что та для неё делает, но не могла. Ей было стыдно за своё поведение. За то, что вместо того, чтобы устраивать свою жизнь, Джинни нянчится с ней. Но Гермиона не была готова что-то менять. Она даже на работу ходила не всегда, хорошо, что был гибкий график, а то её давно бы уволили.

Уизли глубоко вздохнула и закрыла глаза. Она могла понять подругу, но не хотела этого делать. Потому что она не представляла себе жизни без Гарри. Когда он ушёл на поиски крестражей, Джинни каждую секунду думала о нём, молилась, чтобы с ним всё было в порядке. А когда Хагрид положил к ногам Волан-де-Морта его «труп», у Джинни, казалось, тоже перестало биться сердце. Ей нечем было дышать, она не могла ни о чём думать. Лишь его тело, неподвижно лежащее на земле...

Уизли вздрогнула. Она представляла, что чувствует Гермиона. Да, она знала это, поэтому не пыталась образумить подругу. Это было бы бесполезно.

Со смертью Фреда Гермиона потеряла часть себя. Только уже навсегда. И даже если Гермиона когда-нибудь сможет вновь начать жить, даже если она опять кого-нибудь полюбит, рваная рана в груди, в её сердце, останется навсегда. Джинни тоже было больно думать о погибшем брате, но то, что чувствовала Гермиона можно было сравнить, пожалуй, только с болью матери, потерявшей сына.

Глубокий вдох...

Медленный выдох...

Завтра. Завтра Гермиона снова будет пить, курить, ломать, разбивать и громить, порочить себя и воспоминания о любимом человеке, занимаясь сексом с незнакомцем, снова курить, пить и ненавидеть себя.

Но это будет завтра. А сейчас её окутает полудрёма, где она вновь и вновь будет переживать тот страшный момент, когда она потеряла часть себя.