Возрождение (гет)

Пролог

Оглянись назад, чтобы посмотреть вперед.

Моросил мелкий противный дождь. С деревьев почти полностью осыпались листья и сейчас шелестели под ногами. В центральном парке было тихо-тихо, слышался только слабый свист ветра. Давно стемнело. Свет фонарей освещал путь Джинни Уизли и Гарри Поттеру. Прошло уже два года со дня окончания войны. И всё это время они почти не отходили друг от друга, пытаясь наверстать упущенное. Даже сейчас, несмотря на жуткую погоду и поздний час, они медленно прогуливались по парку, наслаждаясь друг другом.

— Ты Гермиону часто видишь в Министерстве? — тихо спросила Джинни.

— Нет, только если утром, в раздевалке.

— Она хочет уехать отсюда. Вроде бы к родителям во Францию...

— Она никак не может прийти в себя. Я по ней скучаю.

— Она справится. Как и мы, — Джинни покрепче сжала руку Гарри.

— Надеюсь...

Пара продолжала медленно идти вперед. Тени их фигур уменьшались до тех пор, пока совсем не скрылись из вида.

1.

— Да, мам, всё хорошо... Точно... Да... Я не собираюсь сводить счёты с жизнью и хватит меня контролировать.

Гермиона закатила глаза на очередную реплику своей матери. Её это порядком раздражало — ежедневные звонки, одинаковые речи, попытки оправдаться... Иногда она невольно жалела, что нашла родителей после окончания войны. Тогда Гермиона думала, что ей станет легче, но теперь они казались ей слишком дотошными.

Грейнджер сидела в наполненной ванне и курила сигарету. Рядом с ней стояла полуопустошенная бутылка вина — одна из многих, что хранились в её квартире. Она и сама понимала, что увлеклась, но ничего не могла с собой поделать.

— Мам, я очень устала... Спокойной ночи.

Гермиона положила трубку и вновь громко включила музыку. Ещё одна затяжка и сигарета полетела на пол. Грейнджер даже не попыталась её затушить. Она всё ещё надеялась «случайно» учинить пожар или «забыть» выключить газ, тогда вышло бы, что она себя ненароком убила и никто бы её не винил. И в ад она, наверное, в этом случае не попала бы.

Гермиона глубоко вздохнула и с головой погрузилась в воду. Жидкость тут же затекла в нос и в глаза, но она не пошевелилась. Лишь когда поняла, что теряет сознание, она выплыла и зашлась в истерическом кашле. Из глаз потекли слёзы, и Грейнджер с яростью стала их вытирать, размазывая тушь по всему лицу.

Когда дыхание чуть-чуть восстановилось, но глаза всё ещё застилали слёзы, она схватила бутылку и сделала большой глоток прямо из горлышка. А остатки медленно стала выливать в ванную, наблюдая, как красная жидкость окрашивает прозрачную воду и пену. Гермиона улыбнулась, представив, что бы подумали её друзья или родители, если бы зашли в этот момент к ней... Наверняка решили бы, что она перерезала себе вены. Смешно...

Грейнджер никогда не думала, что они такие заботливые. Джинни каждую неделю приезжала из другого конца города, чтобы навести порядок в квартире подруги. В эти дни здесь было так чисто, что Гермиона могла увидеть пятна на мебели от спиртного и сигарет, трещины на посуде, которые появлялись, когда она случайно их роняла, будучи пьяной.

Всё это раздражало ещё больше, чем дурацкая забота и орущая музыка, просто потому, что она понимала, до какого уровня опустилась. И от злости она напивалась ещё больше, потом шла в ближайший дешёвый клуб и танцевала с какими-то озабоченными мужиками, которых на утро находила у себя в постели.

Чёртова жизнь!

Разве Гермиона виновата, что родилась в неподходящий момент? Что влюбилась в человека, который умер у неё на глазах? Чёрт! Чёрт! ЧЁРТ!

Глаза вновь наполнились слезами, и Грейнджер резко тряхнула головой, прогоняя навязчивый образ любимого.

Она вылезла из ванной, надела тоненький халат на мокрое тело и легла в кровать. Холодные простыни обжигали кожу. Они больше не хранили запах Фреда, Гермиона больше не помнила его прикосновений, остались только колючие воспоминания о его улыбке, о тихом глубоком голосе... Грейнджер прикрыла глаза и окунулась в омут памяти, ловя из глубин души всё, что как-то было связано с Фредом.

Горячие поцелуи...

Мягкая кожа...

Крепкие объятия...

Губы...

Вздох...

— Фред...

Неожиданный стук в дверь безжалостно вырвал Гермиону и забытья, и она, не в силах сдерживаться, разрыдалась. От жестокости происходящего. От невозможности жить дальше. От всего этого.

Стук продолжался, но Грейнджер не двигалась с места. Она даже не пыталась взять себя в руки, ведь это было бесполезно. Она знала, что если истерика началась, то закончится только через пару часов. Поэтому Гермиона старалась не плакать, не поддаваться чувствам. Поэтому старалась обо всём забыть. Она готова была даже стереть себе память, но каждый раз в последний момент давала задний ход. Фред этого не заслуживал. Он не заслуживал того, чтобы его забыли. Он должен был жить в памяти тех людей, которые его любят. Пусть это и приносит мучительные страдания, но это должно быть так.

Стук прекратился, и Гермиона понадеялась, что незваный гость уйдёт, но её желанию не суждено было сбыться. В замочной скважине повернули ключ, и дверь медленно открылась. Расположение спальни позволило Гермионе увидеть копну длинных рыжих волос. Это была Джинни.

Уизли медленно закрыла за собой дверь и прошла вглубь квартиры. Она осмотрела помещение и поджала губы. Раскиданная одежда, гора посуды и громкая музыка говорили о том, что за очередную неделю ничего не изменилось. Джинни сняла с себя пальто, повесила его на вешалку и зашла на кухню.

Взмах волшебной палочки — и музыка умолкла, вещи разлетелись по своим местам, посуда сама вымылась, ковёр очистился от грязи и исчезла пыль.

Когда всё было готово, Джинни не ушла, как обычно. Она зашла в спальню и посмотрела на зарёванное лицо Гермионы. Только Джинни и Джордж знали об их отношениях с Фредом. Только им было понятно её состояние. А остальные думали, что Гермиона просто тяжело перенесла ужасы, которые происходили у неё на глазах во время войны.

Джинни вздохнула и, раздевшись до белья, легла рядом с Гермионой, обняла её покрепче и накрыла себя и подругу одеялом:

— Как же ты себя извела, девочка...

Гермиона не пошевелилась. Она очень хотела поблагодарить Джинни за всё, что та для неё делает, но не могла. Ей было стыдно за своё поведение. За то, что вместо того, чтобы устраивать свою жизнь, Джинни нянчится с ней. Но Гермиона не была готова что-то менять. Она даже на работу ходила не всегда, хорошо, что был гибкий график, а то её давно бы уволили.

Уизли глубоко вздохнула и закрыла глаза. Она могла понять подругу, но не хотела этого делать. Потому что она не представляла себе жизни без Гарри. Когда он ушёл на поиски крестражей, Джинни каждую секунду думала о нём, молилась, чтобы с ним всё было в порядке. А когда Хагрид положил к ногам Волан-де-Морта его «труп», у Джинни, казалось, тоже перестало биться сердце. Ей нечем было дышать, она не могла ни о чём думать. Лишь его тело, неподвижно лежащее на земле...

Уизли вздрогнула. Она представляла, что чувствует Гермиона. Да, она знала это, поэтому не пыталась образумить подругу. Это было бы бесполезно.

Со смертью Фреда Гермиона потеряла часть себя. Только уже навсегда. И даже если Гермиона когда-нибудь сможет вновь начать жить, даже если она опять кого-нибудь полюбит, рваная рана в груди, в её сердце, останется навсегда. Джинни тоже было больно думать о погибшем брате, но то, что чувствовала Гермиона можно было сравнить, пожалуй, только с болью матери, потерявшей сына.

Глубокий вдох...

Медленный выдох...

Завтра. Завтра Гермиона снова будет пить, курить, ломать, разбивать и громить, порочить себя и воспоминания о любимом человеке, занимаясь сексом с незнакомцем, снова курить, пить и ненавидеть себя.

Но это будет завтра. А сейчас её окутает полудрёма, где она вновь и вновь будет переживать тот страшный момент, когда она потеряла часть себя.

Был прохладный солнечный день. Ветер плавно раскачивал ветки деревьев, срывая пожелтевшие и высохшие листья, которые мягко опускались на землю и шуршали под ногами. По светло-голубому небу проплывали тяжёлые облака, изредка закрывая собой солнце. Веяло осенью.

Гермиона стояла посреди одной из улиц Косого переулка напротив большого весёлого магазинчика. Лёгкий платок прикрывал шею от ветра, ей было холодно, но она не шевелилась. Губы потрескались и очень болели, всё тело было тяжёлым, будто внутрь налили свинца. Ветер нещадно трепал её волосы, запутывая их в замысловатые узоры.

Было так странно стоять здесь... Перед глазами мелькали дни, когда она, забыв обо всём, бежала в магазин Всевозможных Волшебных Вредилок Уизли, чтобы поскорее увидеть Фреда, прижаться к нему, вдохнуть его запах, почувствовать вкус его губ на своих. Сейчас это место казалось ужасно пустым и страшным, несмотря даже на то, что тут сновали толпы людей и повсюду слышались громкие голоса. Из магазина, на который Гермиона смотрела уже некоторое время, каждую минуту выходили люди, чаще всего с детьми. Они несли огромные пакеты в руках, и что-то говорили счастливым детишкам, порывающимся взять что-нибудь из покупок прямо сейчас.

Сквозь окно Гермиона видела единственного кассира, который постоянно улыбался, но как-то сухо. От прежнего Джорджа не осталось ни следа. Он очень постарел и сейчас выглядел лет на тридцать, а ему было всего двадцать два. Гермиона даже представить боялась, что он может чувствовать. Страшно.

Джордж случайно поднял глаза и увидел Грейнджер, стоящую недалеко от магазина. Она тоже увидела молодого человека, но всё так же не двигалась с места. Джордж не видел Гермиону со дня похорон и сейчас даже не представлял, что можно сказать. Избегать её, забыть о её существовании, оставить — было проще, ведь она напоминала ему о брате. Зачем она пришла?!

Вдруг Гермиона, будто опомнившись, резко развернулась и пошла назад, в сторону дома. Она не трансгрессировала, потому что не была достаточно сконцентрирована и могла себя расщепить. Грейнджер шла быстрыми маленькими шажками, низко опустив голову и крепко удерживая воротник серого пальто у горла. Она не разбирала дороги, просто шла. Мысли роились в её голове: она всё думала, что побудило её туда прийти? Зачем? Что бы она сказала Джорджу? Ему наверняка было не легче, так что, чёрт возьми, с ней происходит?!

Она зашла к себе в квартиру, захлопнула дверь и скатилась по ней на пол.

— Ты где была? — спросила Джинни, которая вышла к подруге из кухни. На ней был шёлковый бежевый халатик, принадлежащий Гермионе, а в руках была зажата дымящаяся чашка кофе. — Что случилось?

Странно, Грейнджер совсем забыла, что Джинни ещё здесь. Проснувшись утром, Гермиона аккуратно вылезла из-под одеяла, кое-как умылась, и вышла подышать воздухом. Ноги сами принесли её в Косой переулок, где она и увидела Джорджа. Но об этом она решила умолчать.

— Пойдём, — Джинни помогла подруге подняться с пола и отвела её в кухню, где она только что приготовила завтрак. — Давай, поешь чего-нибудь.

Гермиона поморщилась и лениво покачала головой из стороны в сторону.

— Милая, так нельзя, — Джинни насыпала горячую овсянку в небольшую тарелку и медленно начала с ложечки кормить Гермиону, которой, кажется, было всё равно, что с ней происходит. Она бы не пошевелилась, даже если б ей запихали в рот песка.

Когда с завтраком было покончено, Гермиона встала из-за стола и, ничего не сказав, заперлась в ванной. За время, что она там находилась, Джинни успела прибраться и переодеться в свою одежду. За ней с минуты на минуту должен был заехать Гарри. Она тихонько постучалась к подруге и, не услышав ответа, ушла.

Гермиона сидела на краю ванны и смотрела в зеркало. Боже, как она изменилась за эти годы... Стала совсем тощей, кожа дряблая, как у старухи, лицо серое, безжизненное, глаза пустые. Что с ней сделала война?..

Или война тут не при чем? Может, дело в самой Гермионе? Ведь Гарри, Джинни, все Уизли, даже Джордж справился со всем этим! Все они продолжают жить дальше, несмотря на ужасы, что им пришлось пережить. Где-то в глубине души, слабый отголосок разума кричал, что всё могло и может быть иначе и с Гермионой! Она должна возродиться, начать новую жизнь, подобно тому, как Феникс возрождается из пепла.

* * *

Работа казалась Гермионе нудной и скучной. Она пыталась пару раз с кем-то заговорить, но все или пытались от неё сбежать, или говорили с ней, как с маленьким ребёнком. Всё это порядком достало её, так что теперь она мечтала лишь о том, чтобы поскорее сдать смену.

Она старалась раскрыться, но у нее не получалось. Ей нужна была помощь, но от незнакомого человека, который не знал бы её... Или которого она давно не видела...

Ей нужен был один человек. Имя пришло на ум спонтанно, неожиданно: Джордж.

После работы она трансгрессировала прямо к магазину ВВВ* и вновь очутилась на том самом месте, где стояла день назад. Джордж по-прежнему с улыбкой обслуживал покупателей и пока не замечал Гермиону. Чёрт! Сердце колотится как безумное, словно вот-вот выпрыгнет!

Но это всего лишь Джордж. Это не Фред... Не он.

Она сделала крохотный шаг вперед, и будто по команде, ноги сами проделали оставшийся путь до дверей магазинчика.

Весёлые колокольчики оповестили о приходе очередного покупателя, коим теперь была Гермиона. Она, цокая каблуками, медленно подошла к прилавку, взяв по пути какую-то бутылочку.

— Так... Что тут у нас? Ага... Поносное зелье? Да, Гермиона, тебе удалось меня удивить...

Грейнджер вздрогнула, услышав своё имя. Она-то думала, что Джордж её не заметил!

— Можешь подняться наверх и подождать меня там. Я через полчаса закроюсь.

За всё то время, что он говорил, Джордж ни разу не посмотрел Гермионе в глаза. Боялся спугнуть? Странно...

Грейнджер молча поднялась на второй этаж и робко открыла дверь в тесную, но уютную квартирку близнецов Уизли. Теперь уже одного близнеца.

Здесь ничего не изменилось: те же яркие обои цвета гриффиндорского флага, та же люстра в форме снитча, те же две кровати с чистыми белыми простынями, на стенах висят фотографии близнецов. Единственное, что было не как обычно — это чистота. В доме Уизли всегда царил жуткий кавардак — вечные пробирки с какими-то зельями, сотни коробок, расставленных по углам и мусор по всей квартире. Сейчас здесь царил полнейший порядок. Ничего лишнего.

Гермиона нерешительно сняла пальто и повесила его на вешалку. Она прошла на кухню и сделала себе чай, с удивлением обнаружив, что помнит расположение каждого предмета. Она даже специально сходила в спальню Фреда, чтобы под кроватью найти старый кроссовок, которым парень очень дорожил. Это был памятный подарок его брата — к их общему пятилетию Джордж скопил денег и купил кроссовки. На две одинаковые пары денег не хватило, так что он решил подарить брату один кроссовок, а другой оставить себе. Это был их своеобразный талисман. Он всё еще тут...

— А ты сомневалась? — друг спросил за спиной Джордж.

Гермиона вздрогнула от неожиданности и выронила кроссовок. Она что, говорила вслух?

— Мы их на экзамены брали.

Гермиона кивнула, вспоминая, как все смеялись, глядя на безбашенных близнецов, пришедших на экзамен с верёвкой на шее, к каждой из которой был привязан кроссовок.

— Помогали, — задумчиво протянул Джордж.

Он, наконец, посмотрел на Гермиону, которая подняла с пола обувь и прижала её к груди.

Она выглядела такой... мёртвой... Хуже, чем лежащий в гробу Фред — впалые щёки, потрескавшиеся серые губы, на которых раньше почти всегда светилась улыбка.

Гермиона, не отрываясь, смотрела на Джорджа. Он делал то же. Неожиданно она подошла к нему и подушечками пальцев трепетно провела по его лицу. Её глаза были полны слёз, а она, кажется, пыталась запечатать в памяти каждую черточку его лица.

— Так странно, — хриплым шёпотом сказала, наконец, Гермиона. — Ты совсем другой... Не похож на Фреда. Раньше вы казались мне совсем одинаковыми, а сейчас я вижу, что вы абсолютно разные.

Джордж резко развернулся и пошёл на кухню, чтобы налить себе виски. За спиной раздался тихий стук каблуков — зашла Гермиона.

— Можно я поработаю здесь? — спросила она. — Я не могу больше оставаться в Министерстве. Меня тошнит от всего, что там есть: от людей, от запаха, даже от бумаг...

— Не объясняй, я понимаю, — перебил Джордж.— Конечно, ты можешь остаться. Только предупреди родных об этом.

— Спасибо.

Гермиона хотела сказать что-то ещё, но передумала. Она положила кроссовок, который до сих пор держала в руках, на тумбу и, надев пальто, вышла из квартиры. Ей потребовалось около получаса, чтобы трансгрессировать домой, собрать вещи и вернуться обратно к Джорджу. Её привлекал даже не то, что она будет жить в комнате, которая принадлежала Фреду, а то, что она будет не одна.

Осознание этого факта поставило Гермиону в тупик. Джинни часто гостила у подруги, однако та не слишком этому радовалась, поэтому сейчас странно было чувствовать облегчение от предстоящего общества Джорджа. Но, как бы там ни было, вечер Гермиона провела в квартире, расположенной над магазином Всевозможных Волшебных Вредилок.

* * *

Гермиона тихо посапывала в кровати, плотно укутавшись одеялом. Джордж смотрел на неё и не мог понять, почему ему хочется выгнать её. Никогда ранее он не испытывал подобных чувств к Грейнджер. Но Уизли знал, как она жила всё это время, и ему казалось, что своим поведением она опорочила и оскорбила память о его брате. Память о человеке, которого, по её словам, она любила. Как она могла так низко упасть? Неужели впервые в жизни произошло что-то такое, с чем Гермиона не справилась?

Будто почувствовав на себе чей-то взгляд, Гермиона проснулась и медленно приоткрыла глаза, привыкая к солнечному свету. Прошло несколько секунд, прежде чем она увидела Джорджа, стоящего у деверей в её спальню и вспомнила, где она находится.

— Что будешь на завтрак? — холодно спросил Джордж, и Грейнджер удивилась, как изменилось его отношение к ней. Она что, храпела?

— Я не буду завтракать, — ещё сонным голосом пробормотала Гермиона. — Магазин скоро откроется?

— По понедельникам мы не работаем, — сообщил Уизли. — Фруктовый салат на столе.

Застелив постель и умывшись, Гермиона зашла на кухню, где нашла глубокую тарелку с кусочками киви, ананаса, апельсина и винограда. Джордж стоял у окна и пил кофе. Ей не нравилось его поведение. Неужели он обиделся на её вчерашние слова? Но ведь она не сказала ничего плохого... Или нет?

— Джордж, ты...прости меня за вчерашнее... Я не хотела причинять тебе боль.

— О чем ты? — не понял Уизли. — Я вовсе не обижаюсь на твои слова. Просто мне известно, что ты вела не самую правильную, на мой взгляд, жизнь всё это время.

— Откуда ты знаешь? — прошептала ошарашенная Гермиона. — Джинни рассказала?

Неожиданно Джордж рассмеялся совсем невесёлым смехом:

— Грейнджер, неужели тебе настолько плохо, что ты думаешь, будто никто кроме тебя и Джинни не знает о том, чем ты жила? Да весь город говорит, как ты «расслабляешься». Ни для кого не секрет, что у тебя крыша течёт. И я не могу понять, как после всего того грязного и низкого, что ты совершила, тебе хватило наглости заявится ко мне и с жутко страдальческим видом говорить о моём брате?! — от нахлынувших эмоций Джордж перешёл на крик. — Как ты смеешь позорить Фреда?

Гермиона не ожидала этого. Она замерла, не смея даже дышать. Слёзы стекали по её щекам. Она ненавидела себя! Не Джорджа, который всего лишь произнёс все обвинения вслух, а на себя! Ей было стыдно и хотелось провалиться сквозь землю.

— Прости, — выдохнул Джордж, поняв, что наговорил лишнего. — Гермиона, прости меня!

Он хотел подойти к ней и успокоить, но она кинулась от него к дверям:

— Нет, Джордж, ты прав! — задыхаясь, выпалила она. — Ты прав, я грязная... Я не смею находиться здесь... не имею права... Ты меня прости.

— Гермиона! — выкрикнул Джордж, но она уже выскочила за дверь и спускалась в магазин, чтобы оттуда выйти в Косой переулок и затеряться среди немногочисленных людей.

К счастью, дверь оказалась заперта, а волшебная палочка Гермионы осталась в чемодане наверху. Пока она яростно дёргала ручку двери, пытаясь вырваться наружу, Джордж подошёл к ней и стиснул в объятиях. Гермиона сопротивлялась: брыкалась и извивалась в его руках, из её глаз непрерывным потоком лились слёзы, но Уизли её не выпустил. Через некоторое время изматывающих сопротивлений, Гермиона сдалась и обмякла в объятиях Джорджа. Она всхлипывала так долго, что Уизли не на шутку испугался за неё.

Истерика продолжалась ещё около пяти минут, а потом Грейнджер просто потеряла сознание. Джордж перенёс её в кровать Фреда и принёс воды с успокоительным. Под Империусом он заставил её всё выпить и, когда она полностью угомонилась и заснула, Джордж рухнул на пол и облокотился спиной на кровать, где спала Гермиона. Он не ожидал такой реакции на свои неосторожные слова. Он не знал, захочет ли она остаться, когда проснётся и простит ли его вообще.

Джордж вздохнул, встал и пошёл на кухню, где налил себе виски. Одним глотком опустошив свой бокал, Уизли сел за стол и прикрыл лицо ладонями.

Ему надо было о многом подумать и, прежде всего о том, как ему удержать Гермиону. Он понимал, что должен ей помочь справиться с горем, несмотря даже на то, что он сам нуждался в помощи.

В детстве Гермиона Грейнджер любила помногу гулять, громко смеяться, заплетать папе косички и тягать за уши своего рыжего котёнка.

В магловской школе она марала тетрадки, с трудом выводя свои первые прописные буквы, пряталась в домашней кладовке и воровала бабушкино варенье из ежевики, подолгу гуляла с родителями в парке и продолжала выкручивать уши уже повзрослевшему коту.

В Хогвартсе Гермиона обожала читать библиотечные книги без разбора и вляпываться в самые жуткие истории, нарушая кучу школьных правил. Она объедалась бесподобными шоколадками из "Сладкого королевства" и запиралась в ванной комнате, рыдая из-за неразделённой любви. Она путешествовала с родителями во время летних каникул и гостила в очаровательном домике Уизли каждое Рождество. Она придирчиво подбирала подарки друзьям и швыряла в них всё подряд при первой же ссоре. Она ходила на концерты группы "Ведуньи" и была первой ученицей во всём Хогвартсе. Её обожали и ненавидели, ценили и презирали, хвалили и порицали. А в редкие свободные минуты она продолжала дёргать за уши любимого старого кота.

Раньше Гермиона Грейнджер была самым противоречивым и непонятным человеком. Она была многогранна, глубинам её познаний, также как и души, не было предела. Порой Фреду казалось, что заглядывая в глаза этой удивительной маленькой ведьмы, он просто растворяется, теряет самого себя и становится зависимым. Для него Гермиона была своего рода наркотиком, ломка наступала уже через пару часов после её отсутствия.

Сначала это была просто забава — дразнить её, мучить, смотреть, как огромные карие глаза наполняются слезами от обиды, как она краснеет или смеётся. Фредди сам не заметил, как детские шутки превратились в попытку оказаться поближе к взрослеющей и хорошеющей девушке. Как он начал ловить каждое её слово и старался вызвать улыбку на её часто хмуром лице. Как злился на себя и брата, если Грейнджер обижалась и как пытался усмирить разбушевавшееся сердце, когда девушка подходила поболтать.

Фред не был робкого десятка, но и в своих чувствах не сразу разобрался. Во многом благодаря Джорджу он понял, что ненависть к каждому её обидчику и ревность к ухажерам — ненормальные чувства для френдзоны. Но близнецы всегда гордились своей решимостью и приглашение на тайное свидание не заставило себя долго ждать.

А потом Фред и Джордж сбежали из школы, чтобы открыть свой собственный магазинчик "Всевозможных Волшебных Вредилок" и встречи с Гермионой становились редкими и самыми желанными событиями в жизни обоих.

Когда влюблённые перешли грань обычных поцелуев со страстными, но невинными ласками, Фред впервые ощутил необъяснимый восторг внутри себя — что эта девушка — такая хрупкая, с гладкой, чуть смуглой кожей, которая стонет от его, Фреда, прикосновений, которая прикусывает от страсти губы, с наслаждением зажмуривает глаза и ломает ногти, комкая в ладонях простыни, — принадлежит ему.

Для него Гермиона была тёплым огоньком, от которого пахло домашним уютом и ещё чем-то очень сладким. Каждый миг, проведенный вместе, влюбленные максимально долго растягивали, любые встречи были наполнены бесконечным счастьем, многозначительными взглядами и искренним смехом. Казалось, ничто не могло омрачить их безумных отношений.

Ничто... Кроме смерти.

Нынешняя Гермиона Грейнджер ничем не похожа на девушку из прошлого. Взгляд стал пустым, тело истощённым. Она разучилась смеяться и шутить. Разучилась радоваться.

Горе полностью поглотило её, — такую сильную, независимую, многогранную.

Фреду не нравилась новая Гермиона. Наблюдать за ней с высоты было больно и страшно. Он смотрел, как вянет некогда безупречное тело, как глаза теряют былую яркость и искристость, как его любимая заставляет его мучиться и не отпускает в полёт, к Ангелам.

Фред собирался исправить нынешнее положение дел там, внизу, но не знал как. Друзья уже не обладают над ней властью, и ничем, к сожалению, не помогут — это факт. Джинни тоже уже пыталась что-то исправить — но без толку.

Оставался Джордж. Его двойник... И, чего греха таить, единственный человек, которому Фред доверил бы судьбу своей девушки.

____________________________________________________________________________________

Когда Гермиона проснулась, в голове был полный сумбур — мысли путались, голова была ватная, и на подушке было так тепло и мягко, что вставать совсем не хотелось. Она не сразу сумела вспомнить, что произошло. Однако медленно, но реальность жестокой волной все же накрыла обессиленную память. Слёз больше не было, Гермиона просто приняла слова Джорджа как неизбежную правду, как факт. Но от этого легче не стало.

Последнее время с ней такое часто случалось — полностью обездвиженная незаконная вдова просто лежала и чтобы хоть как-то реанимировать омертвелое сознание, она пыталась возвращалась к забытым событиям, но это не только не помогало, но только усугубляло состояние.

— Сразу говорю, ты отсюда никуда не уйдёшь. Я виноват, признаю, и прошу прощения. Но ты должна понять... К тому же импульсивные высказывания в нашем поколении давно уже не редкость... Гермиона?

— Когда мне было четырнадцать, — пробормотала та севшим голосом. — Мама купила мне первую путёвку во Францию. Я поехала туда с классом своей лучшей подруги...(она погибла несколько лет назад...) Так вот, забравшись на Эйфелеву башню и глядя вниз с огромной высоты, я впервые подумала, что умирать, должно быть, легко — сначала наслаждаешься ни с чем не сравнимым стремительным полётом, стараешься запомнить небесные краски во время заката, а потом резко засыпаешь. И обретаешь свободу...

Но прожив эту гадкую жизнь я поняла, что смерть — это только боль для любящих тебя сердец. Любая смерть — естественная, добровольная, внезапная или ожидаемая, она словно обрывает нити с теми, кто остался. И ни ты, ни они так и не могут обрести покой.

Остаются только воспоминания, которые со временем стираются, становятся серыми, мутными, спутанными, непонятными, как сигаретный дым. И в какой-то момент в голове остаётся лишь имя и сжатый, ссохшийся образ некогда живого, полного сил, цветущего и счастливого человека. Только его имя и фотографии. И больше ничего...

Я не стану причинять такую боль своим близким. Я это только что решила, не знаю почему. Ты словно глаза мне открыл. Я опорочила себя, ты тоже теперь другой, но Фред в памяти людей должен навсегда остаться самым светлым человеком! Поэтому обещай мне... Обещай мне, Джордж, что никто кроме нас и Джинни не узнает о том, что Фредди любил такую падшую женщину, как я! Только так я смогу жить дальше...

На последних словах Гермиона уже не сипела, а говорила внятно и громко. Как будто пыталась впечатать собственную речь в голову самой себе.

Памяти Фреда она посвятит свою дальнейшую жизнь. И сделает всё от неё зависящее, чтобы смыть с себя грязь и плесень последних лет.