Неправильный треугольник (гет)

Лили прямо-таки чувствует, как её бросает в жар каждый раз, когда Поттер оказывается рядом. И осознаёт с досадой и негодованием, что это замечает не только она. Рыжие вообще очень легко краснеют, и каждый раз она чувствует, как щёки мгновенно вспыхивают румянцем, а сердце начинает сбиваться с ритма. И Поттер это, конечно же, замечает. Да и все они.

«Эй, Эванс, ну признай уже наконец, что я тебе нравлюсь!» — он смеётся вроде бы беззлобно, с лёгким подтруниванием, но в этот момент ей очень хочется его ударить и убежать. Бить нельзя, она же всё-таки девочка, ну и префект к тому же. А вот убежать — вполне. Прошипеть что-нибудь едкое — мол, избавь меня от своих дурацких фантазий, Поттер! — демонстративно вздёрнуть нос, развернуться на каблучках и уже всего через минуту оказаться как можно дальше от этого нахала.

Нахал, вот уж точно. А ещё задавака и выпендрёжник, точнее не скажешь. Бесцеремонный как целое стадо лосей. А ещё паясничает постоянно, и большинство шуток тоже ничего кроме желания как следует приложить по голове трёхтомником «Продвинутой Трансфигурации» не вызывают.

А стоит сбежать, немного перевести дух и попытаться успокоиться — тут же налетают доброхоты-сводники в юбках. И сколько раз она довольно резко выговаривала той же Марлен за её постоянные намёки — как с гуся вода. Продолжает хихикать и напускать на себя этакий всезнающий вид. И ведь не она одна! Как будто у других однокурсниц больше нет никаких дел, кроме как пытаться наладить её, Лили, личную жизнь, притом совершенно не интересуясь её собственным желанием. Точнее, нежеланием ни налаживать что-то в этой самой личной жизни, ни вообще её обсуждать.

«Ой, ну да ладно, мне-то могла бы и рассказать!»

Что рассказать? Что ещё тебе рассказать — после того, как я столько раз объясняла, чем именно Поттер меня раздражает? Подробно и обстоятельно, между прочим.

«Да я-то вижу, как ты на него смотришь!»

Как смотрю? Да я на него вообще стараюсь не смотреть. Только тут старайся — не старайся, всё равно же вынырнет откуда-нибудь как чёртик из табакерки и начнёт красоваться напоказ.

«Ну он же к тебе ещё с прошлого года неровно дышит!»

Вот именно. До этого всё было нормально, и с Поттером — Джеймсом! — даже можно было общаться. По-дружески, легко и непринуждённо. А сейчас... Такое чувство, что к пятому курсу всех одногодок охватило какое-то массовое помешательство. Все эти шепотки, хихиканья, поцелуйчики... Ну право слово!

«А что, правильно! Делай вид, что он тебе ни капельки не интересен, тогда он с потрохами будет твой!»

Да не нужны мне его потроха! А также рука, сердце и... прочий суповой набор. И он действительно мне не интересен. Ни капельки. Кавалер из Поттера… н-да. Ставить на уши всех окружающих — это да, это он умеет. Охмурять наивных дурочек, надо признать, тоже — на руках таскать, таращиться преданным взглядом… А назавтра или на следующей неделе продолжается всё то же самое, только уже с новым объектом воздыхания. И ведь все знают, что так оно и будет, — и всё равно ведь лезут к нему, как будто возможность пару деньков погреться в лучах его славы и обаяния важнее собственного разбитого сердца. Становиться очередной? Ещё чего не хватало!

«А ты была на последней тренировке по квиддичу? Джейми та-акой гол забил — ну просто закачаешься! А потом он, прямо не слезая с метлы…»

И приходится снова сбегать, на этот раз из собственной спальни. В библиотеку, по оч-чень важному делу к декану, да куда угодно! Лишь бы не выслушивать в четвёртый раз за этот день историю о том, как Великолепный и Поразительный Джейми Поттер разделся на потеху своим фанаткам. Ну, то есть стянул с себя форменную мантию и джемпер и швырнул в сторону восторженных наблюдателей. И продолжил как ни в чём не бывало выписывать финты.

Только вот не учёл, звезда пустоголовая, что на дворе хоть и весна, но довольно ранняя, прохладная и сырая, а потому уже второй день подозрительно хлюпает носом. Но в больничное крыло не пойдёт, как же! Там же его на целый день оставить могут, а то и на несколько. И ладно бы с чем-нибудь героическим, вроде того перелома по осени, но ведь банальная простуда — это так… примитивно. Недостойно героя, знаете ли.

Ну хоть одно хорошо — он стал немного потише. Ненадолго, конечно. И не стал от этого менее приставучим.

— Эванс, ну Э-эванс! — выговаривать фамилию Лили у него получается гнусаво, выходит что-то вроде «Эвадз», отчего слушать его становится ещё более тошно, чем обычно. — Ну свари мне Перечное Зелье, а? Ну ты же это умеешь!

На второй день терпеть молча его нытьё (и ох уж этот нарочито умоляющий взгляд!) становится совсем невозможно. А соглашаться гордость не позволяет.

— Поттер, это программа первого курса! Я это умею. Ремус это умеет. Любой безмозглый тролль это умеет, даже ты! Почему ты опять цепляешься и-мен-но ко мне?!

— Ну вот, опять ты, жестокая, не хочешь спасти меня от мученической смерти… — не отвечая на вопрос, Джеймс нарочито тяжело вздыхает, картинным жестом прикладывая ладонь ко лбу тыльной стороной. На заднем фоне слышно насмешливое фырканье Сириуса, который, конечно, стоит к ним спиной и как бы не обращает внимания, но на самом деле внимательно прислушивается. — Ещё скажи, что Сопливус это умеет, и отправь меня к нему…

А вот это было зря, очень зря. И Поттер уже мог бы запомнить, что нет вернее способа разозлить гриффиндорскую старосту, чем вот так походя пройтись оскорбительной фразочкой по её приятелю-слизеринцу.

— Да, он много что умеет — в отличие от тебя, дурака пустоголового! — мгновенно взрывается Лили и, не в силах больше терпеть, сбегает с поля боя. Совершенно не задумываясь о том, насколько двусмысленно прозвучали её последние слова.