Священник и дракон (джен)

Гулко и печально прозвонил колокол. Стоял вечер, луна смотрела на горы и молчаливый городок, затерянный средь них. Не горело ни одного окна, и хоть время было еще не позднее, никто не вышел на улицу потолковать с соседями или выпить хлебного пива в таверне на углу. Молодой мужчина задул свечу и прилег на подушку. Сон не шел, и он стал прислушиваться к звукам с улицы. Колокол прозвонил еще раз, а затем еще. И с третьим ударом кто-то дернул дверной колокольчик — звуки слились в один. Мужчина вздрогнул и сел на кровати. Он бросился зажигать свечу и, когда ему это удалось, встал и отпер дверь. Звонил его помощник, Смит.

— Мистер Уизли, простите, вы уже легли. Срочный вызов.

— Куда ехать? — глухо спросил мужчина, радуясь, что так и не успел заснуть.

После перевода в Брашов он почти не спал. Что-то жуткое было в этих местах, что-то пугающее. Каждую ночь Чарли — так его звали — лежал на спине и прислушивался к тишине, не в силах сомкнуть глаз. Поэтому ночная работа его даже обрадовала. Он накинул мантию, схватил небольшую потрепанную сумку и, бросив ключи Смиту, вышел на крыльцо. Он с удивлением обнаружил, что в эту ночь не спалось не только ему одному. Жители выходили из своих домов, они направлялись в сторону площади, перешептываясь и оглядываясь. Из каждого дома, с каждой точки города, виден был старый замок, стоящий на пологом склоне. Все окна в замке были черны, только в одном мерцал неяркий свет, и люди, шедшие на площадь, бросали на это окно тревожные взгляды. Они шли через центр города и, минуя старинную готическую церковь, каждый нет-нет да и ударял в дверь. Эта церковь называлась Черной — когда-то давно здесь бушевал пожар, память о котором хранили древние стены. Никто не открывал. Чарли обогнал толпу и в нерешительности остановился перед церковью. Дверь тихонько приоткрылась, и он проскользнул внутрь. Картина, пресдставшая перед ним, была странной и пугающей одновременно — в проходе между скамеек, печально глядя на распятье, лежала гора — она дышала, дымила и стонала, и при ближайшем рассмотрении можно было увидеть — это не гора, а самый настоящий дракон.

—...А как же его, прямо тут оставить?

— Только к алтарю не подпускай.

Чарли засучил рукава и взял в руки бечевку. Этот дракон был совсем небольшим, по драконьим меркам — еще ребенком, однако для того, чтобы накинуть ему веревку на рога и протащить несколько метров по каменному полу, требовались значительные усилия. Не с первого раза, но Чарли это удалось. Дракон словно смирился со своей участью. Он лежал на брюхе, раздувал ноздри и искоса наблюдал за человеком своим желтым глазом.

— Как же вы донесли его сюда, отец Томас? — Чарли обратился на английском к своему собеседнику, высокому старику в черной рясе.

— Да он шел за мной, — священник развел руками. — А прямо перед входом упал. Я сразу же послал за вами. Я ведь его на заднем дворе держал... Как вас, простите?

— Чарли.

— Так вот, Чарли, сегодня утром вижу, что Бикорнис сломал перегородку.

— Странное имя.

— Почему же? Бикорнис — “двурогий” на латыни, он же и правда двурогий, как же еще его называть.

Бикорнис прикрыл глаза. Было видно, что дракон мучается от боли. Похлопав его по зеленому боку, Чарли открыл сумку и вытащил огромный шприц.

Изловчившись, он вонзил острую иглу под чешую, и дракон заревел, пытаясь подняться на лапы, но ему не хватило сил.

— Чем он болен? Скажите, Чарли, это серьезно? — тихо спросил отец Томас.

— Инфекция. Кормили неправильно, он и занес себе в кишечник какую-то гадость, — мужчина замолчал, а потом добавил. — Вот зачем вы его себе оставили? Не дело это — драконов дома держать.

— Так он же ко мне махоньким попал, вот таким, — и священник показал руками сантиметров двадцать. — Неужели я брошу божью тварь?

Чарли хмыкнул. Такие истории в его практике случались сплошь и рядом: люди заводили драконов, как домашних животных, а потом не знали, что с ними делать. Но то, что в этот раз хозяином дракона стал священник, было в новинку.

— А говорят, драконы служат дьяволу, — буркнул Чарли, надеясь уколоть священника.

— Не там люди ищут дьявола.

Отец Томас замолк, всматриваясь в темноту. Любопытство разбирало Чарли, ему хотелось выпытать, как человек, знающий о существовании драконов, мог быть святым отцом. Он помялся, пытаясь придумать, как бы задать этот вопрос поделикатнее. Но мысли путались. Священник выглядел настороженным. С улицы доносился нарастающий гул.

Когда колокол снова прозвонил, отец Томас вздрогнул.

— А почему звонят? Умер кто? — спросил Чарли.

— Да, да, — растерянно пробормотал святой отец. — Скажите,его ведь можно оставить тут на ночь?

— Я в лекарство добавил успокоительное, так что спать будет, — пожал плечами Чарли. — А под утро вывести нужно его, чтобы вы могли... это... служить.

Томас кивнул. Брашов был одним из немногих городов в Румынии, где жили исключительно волшебники. Поэтому, хоть дракону здесь никто не удивится, все же вряд ли люди будут довольны, увидев его в церкви.

— Простите, — продолжил Чарли. — Многие тут у вас в церковь ходят?

— А вы считаете, волшебникам и церкви не нужны? — отец Томас пристально посмотрел на Чарли. Глаза у него были серые, стальные, и тот поежился.

— Ну... не знаю, — помялся тот. — Вроде как религия и магия не очень сочетаются. Зачем волшебникам святой отец? Тут лекари драконьи нужны, это да. Кормите непонятно чем, вот и мрут у вас, как мухи, — и он попытался рассмеяться.

— Пойдемте со мной, — неожиданно сказал отец Томас. — Я вам покажу, зачем тут священники. Только обещайте не бояться.

— Я не из трусливых! — ответил Чарли гордо.

— И вот еще — вы словом не обмолвитесь о том, что видели. Будете молчать.

Они заперли церковь и вышли на улицу. Дракон проводил их долгим грустным взглядом. Священник огладил бороду и поправил рясу. Вытащив из-за пазухи палочку, он запер церковь на несколько заклятий.

— А я думал, вы крестом машете, когда колдуете, — ляпнул Чарли.

Отец Томас не удостоил глупую ремарку ответа. Он жестом поманил драконьего доктора за собой, и они пошли по одной из брашовских узких улиц к площади. Там уже собрался весь город, горели плавающие в воздухе свечи и факелы. Колокол перестал звонить, но казалось, звон все еще разносится эхом по округе. Когда люди видели отца Томаса, почтительно ему кланялись, то и дело кто-то пытался оттеснить Чарли. Как только отец Томас и Чарли вышли на небольшую полукруглую площадь, к ним, расталкивая собравшихся, бросилась женщина в пестром платке. Чарли знал ее — это была Оана, жена молочника. С их фермы он заказывал молоко для маленьких драконов, а заодно и для себя. Оана вцепилась в рясу отца Томаса, ее светлые волосы, заплетенные в косы, выбились из-под платка. Она горько рыдала.

— Сын мой, Дору, сын мой, — лепетала она, — умер сын мой.

Она упала на колени прямо на брусчатку, и Чарли попытался поднять ее, но не смог.

— Ведите меня к дому молочника, — сухо сказал священник.

Толпа расступилась, и отец Томас уверенным шагом пошел по дороге, а за ним потянулись люди. Шли долго. Наконец городские стены остались позади, а впереди показалась улочка, на которой стоял небольшой двухэтажный домик. Окна горели, во дворе уже толпились люди. Отец Томас и Чарли поднялись по железным ступенькам на крыльцо. В дверях их встретил молочник. Они зашли, и дверь была тут же заперта. Они оказались в небольшой комнатке: в углу висели иконы, стол был застелен накрахмаленной белой скатертью.

— Пойдемте, пойдемте, — торопливо проговорил хозяин по-румынски, увлекая их в глубь дома. — Вот тут наш Дору, вот он.

— Со мной никому нельзя. Только Чарли, — отец Томас кивнул и приоткрыл дверь, к которой их вывел хозяин.

Они вошли. На широкой кровати лежал молодой человек, безжизненно устремив глаза в потолок. Простыня была смята, словно он смял ее в последней агонии, пытаясь хоть на секунду удержаться в этом мире. Он был одет в рабочие брюки и майку — казалось, он трудился в саду и зашел отдохнуть, как его настиг внезапный сердечный приступ.

Внутри Чарли все сжалось от страха. Отец Томас, напротив, сохранял спокойствие. Он вытащил из-за пазухи черный молитослов и начал бормотать молитву на латыни. Постепенно Чарли успокоился: так продолжалось минут пять, а то и больше. Священник бормотал молитву, покойный сын молочника оставался лежать на кровати. Чарли бросил на него еще один испуганный взгляд и увидел то, что заставило его сердце забиться с удвоенной силой: покойник пошевелил пальцами руки. Чарли тотчас захотел уйти, но вспомнил, что обещал быть смелым. Отец Томас продолжал читать молитву, словно не замечая перемены.

— Отец Томас, — Чарли подергал святого отца за рукав. — Он живой, кажется.

Услышав шепот, недавний покойник резко поднялся на кровати и встал. Он был высок, черты лица заострились и выглядели неестественно. Чарли подумал, что если бы не бледность и злость, Дору мог бы считаться красивым.

— Брось свою книжку, отец Томас, — сказал он. — Никакой бог не может обещать вечной жизни.

Отец Томас спокойно закрыл молитослов и убрал его во внутренний карман.

— Здравствуй, Дору. Не думал, что сегодня мы увидимся вот так.

— А ты, я смотрю, пришел с другом, — ледяные глаза Дору впились в Чарли. — Кто это? Мелкий прислужник в церкви? Юный монах? Ты ему тоже рассказал про вечную жизнь? Как низко, отец Томас, как низко.

Рабочая одежда висела на нем мешком, обнажая бледное тело. Дору прошелся взад-вперед по комнате, огляделся и сморщился, словно увидев бедный интерьер жилья новыми глазами. Страх парализовал Чарли, не в силах пошевелиться, он смотрел на недавнего мертвеца.

— Дору, давай по-хорошему, — сказал отец Томас. — Подумай о родителях. Они... не хотели бы тебе такой судьбы.

— Ты что, в самом деле предлагаешь мне умереть? — Дору присел на стул и, отклонившись, с издевкой посмотрел на отца Томаса. — Зачем мне это?

— Нет вечной жизни, кроме той, что рядом с богом, — упорно повторил отец Томас.

— Да неужели? — молодой человек с любопытством посмотрел на священника. — Вот же она, вечная жизнь. Как ты еще этого не понял?

— Это не жизнь, — сказал отец Томас, — это существование. Грех.

Дору рассмеялся грудным густым смехом:

— Это я грешник? Это вы все грешники. Особенно ты, священник. Чем ты хуже меня? Ты же колдун! У тебя крест лежит в одном кармане с волшебной палочкой. Таких, как ты, на кострах жгли, ты мне смеешь говорить о грехе?

— Смею, — тихо сказал отец Томас. — Лучше тебе умереть, Дору.

Дору снова рассмеялся — на этот раз смехом, ледяным, как утренний душ.

— Не хочу, — ответил он, пожав худыми белыми плечами. — Я бы и тебе показал, отец Томас, что такое вечная жизнь. Вытащи свой крест, не поможет он тебе.

— Не крест у меня в кармане, — также тихо произнес священник. — Не крест... Чарли, пригнись!

И с этими словами он бросился на Дору, зажав в кулаке острый кол. Завязалась драка: сын молочника повалил отца Томаса на пол и оскалил зубы. Его тонкие, но цепкие пальцы сжимали горло священника, тот задыхался. Спустя несколько секунд Чарли вышел из глубокого оцепенения: справившись с собой, он направил на Дору палочку, но ни одно заклинание не сработало. Тогда Уизли со всего размаху ударил сына молочника по лицу, и на секунду тот разжал руки. Мгновения оказалось достаточно, чтобы священник высвободился и отпрыгнул на безопасное расстояние.

— Я его держу, держу! — в два прыжка Чарли оказался сзади Дору и схватил его за руки. Он вырывался, и силы были на его стороне, но вдруг ойкнул и обмяк: священник вонзил кол ему в сердце. Крови не было. Через секунду кол растворился в воздухе, а рана на груди юноши затянулась. Мертвый Дору лежал на полу: черты его лица стали мягкими и скорбными. Чарли затащил его обратно на кровать и, прислонившись к стене, вытер пот со лба.

— Я же сказал вам, не из трусливых я, — сказал он наконец.

Отец Томас молчал.

— Спаси тебя бог, Чарли, — произнес он тихо.

— Так вот зачем в Брашове священник. Вы вампиров убиваете.

— Я искупаю свой грех, Чарли, тяжелый грех. Наверное, я должен тебе рассказать, раз уж ты стал свидетелем всего...

— Наверное.

Священник присел на кровать, в ноги Дору.

— Два года назад, — начал он, — я приехал в Брашов, надеясь собрать здесь небольшой католический приход. Но в церковь ходили всего пару человек, и я уже готов был распрощаться с моей дерзкой идеей. Но однажды ночью меня срочно вызвали — у человека, владеющего этими землями, умер сын. Они, кажется, были французы, и им нужен был католический священник для заупокойной молитвы. Я поднялся в замок, и меня встретил высокий господин. Его красивая жена была безутешна. Меня проводили в комнату, где на огромной кровати с балдахином лежал юноша. Я начал читать молитву, но вдруг юноша открыл глаза. Я сразу понял, что он вампир. Он не был мертв, Чарли, не был. Я должен был убить его сразу же, но не смог. Видел бы ты, как рыдала от счастья его мать, как вытирал слезы отец. У меня рука не поднялась.

Священник плакал.

— А дальше? — спросил Чарли нетерпеливо.

— Пошли легенды, будто я умею воскрешать мертвых. Каждый раз, когда в Брашове кто-то умирает, звонит колокол, и посылают за мной. Я говорю людям, что то была божья воля, что я не умею воскрешать мертвецов, но люди не верят мне — надеются. Я бы уехал сразу же, но не могу.

— Почему?

— Я создал дьявола, Чарли. Я создал его сам. Родители юноши вскоре покинули город, а он остался. Он поселился в замке. И иногда молодые люди, как несчастный Дору, ведутся на его обещания вечной жизни. Я говорю на каждой мессе: не поднимайтесь в замок, но молодых влечет любопытство. Они идут туда, не зная, что их ждет, и он обращает их. Он так шутит со мной, я знаю. Меня вызывают в надежде на воскрешение, а я, наоборот, убиваю. Я убийца вампиров, Чарли. Это мой крест, моя ноша, моя профессия. Вот зачем в Брашове священник. Вот зачем...

— Почему вы не убьете его?

— На замок наложены чары, и я не могу даже приблизиться к нему. Поэтому я должен каждый вечер смотреть, как загорается единственное окно и содрогаться от страха. Что ж, дорогой Чарли, нам пора идти, пора сказать, что у Дору был сердечный приступ и он мертв, упокой Господи его бессмертную душу.

* * *

Чарли едва дождался конца проповеди. Отец Томас беседовал с паствой о вечной жизни и вере. Вера и добрые дела помогут вам спастись, говорил он. Лишь вера и добрые дела. Ничего больше. Ночью они еще раз зашли в церковь — удостовериться, что с драконом все в порядке. Бикорнис пошел на поправку, и Чарли взял со священника слово, что тот сделает необходимые прививки. Сначала Чарли хотел отобрать дракона, но решил этого не делать — хотелось, чтобы у отца Томаса остался хотя бы одна родная душа, пусть и драконья. О случившемся они не разговаривали, а с утра священник ничем не выдал, что их с Чарли связывает какой-то особый секрет.

Чарли же никак не мог забыть об этой ужасной ночи. Только проповедь закончилась, он вскочил со скамейки и, не оглядываясь, пошел прочь. Пробежав несколько улиц, он в нерешительности остановился перед горой и поднял глаза на замок, который с утра не выглядел устрашающим. Поразмыслив еще пару секунд, он начал подъем. Подниматься было долго — уже через час Чарли вспотел и устал, но не отступился. Вблизи замок казался необитаемым — огромные деревянные двери были плотно закрыты. Чарли остановился и, нащупав во внутреннем кармане осиновый кол, решительно постучал. Несколько минут он ждал, но вдруг дверь отворилась. Перед ним стоял невысокий молодой человек в бархатном халате и домашних туфлях. Черты его лица были тонкими, будто вырисованными кисточкой. Это лицо показалось Чарли странно знакомым, но он не мог понять, почему.

— Чем могу быть полезен? — спросил он по-английски с хорошим британским выговором.

— Меня зовут Чарли. Я работаю в институте по охране драконов, — произнес Уизли заранее подготовленную фразу. — Я хотел узнать, не готовы ли вы пожертвовать денег нашему институту и принять участие в спасении драконов.

— Охотно! — молодой человек хлопнул в ладоши, и большие перстни на его пальцах звякнули. — Я люблю драконов, очень. Проходите, мы обсудим детали. Меня зовут Драко, то есть «дракон» на латыни. Вы слышали фразу — Draco dormiens nunquam titillandus — никогда не щекочи спящего дракона?

Дверь захлопнулась.