Город Привидений (гет)

«В эту секунду, когда Ларри парковал свою «тойоту» в один ряд с остальными автомобилями, мне пришла в голову чудовищная мысль: Я все еще жив. Майк, мой друг со своей ужасной стрижкой, все еще жив. И Ларри с чудовищными угрями, со своими чудовищными угрями и дерьмовой машиной, и даже этот Эдди. Мы все еще живы. Меня охватил невыразимый восторг, радостная дрожь пробежала от шеи до самых пальцев, и сердцу захотелось заорать: «Мы молоды! Мы победили эту штуку — смерть! Вы ушли, и вы были храбры и добры, и вы были лучше нас почти во всем, но каким-то чудесным образом мы нашли тайный путь! Это не конец! Мы все еще живы, и мир жив, и все мы должны петь!» В это мгновение «тойота» въехала в ворота кладбища, и в лязганье их металла звучало: «Этот мир — сплошное безумное кладбище, во всех на хрен смыслах. Но вы все еще живы».

Джо Мено

1998 год, 4 октября

* * *

После пасмурного, хмурого раннего утра и пелены дождя, затянувшей небо, из-за туч выглянуло солнце и приветливо заискрилось на крышах, на листве, в лужах на асфальте. Небольшая улица в одном из спальных кварталов Лондона в это утро пустовала. Её жители не спешили выбираться по своим делам в выходной день. Подул непривычно теплый для октября ветерок, заставив зашевелиться ветки влажных золотистых деревьев. Серые воробьи, встрепенувшись, стайкой перелетели на землю, один из них сел на чей-то карниз. Это окошко было зашторено, но ветер колыхал занавески, то и дело впуская утренний свет в небольшую спальню, обставленную без особых претензий. Книжная полка, стол, надувной матрас, паривший над полом на высоте нескольких футов. Девушка, лежавшая на нём, ещё спала; рядом, на шерстяном с африканскими узорами одеяле, покоилась её волшебная палочка. В противоположном углу комнаты в коробки были сложены мантии, много мантий — вперемешку с маггловской одеждой; тут же была и метла, на прутья которой был накинут какой-то холщовый мешок — дабы скрыть их от чужих глаз, и пара котлов. На тумбочке рядом — кассетный магнитофон и электронные часы. В эту же секунду цифры на экране часов мигнули красным и показали девять. Комната наполнилась громким попискиванием. Надувной матрас медленно и мягко спланировал вниз и сам начал выпускать воздух.

Алисия Спиннет, заворочавшись на полу, проснулась.

* * *

Позвякивая ложкой в стакане чая, девушка смотрела в окно. Ни с того, ни с сего её словно по голове ударило — силилась, но не могла отличить субботу от воскресенья. А ведь бывало, что и работать приходилось в какой-нибудь неожиданный день. Алисия мельком глянула на отрывной календарь, висящий на стене. Понедельник, 16 марта 1998 года. Снова взгляд на улицу — от стоящего за окном клена оторвался огненно-красный лист и медленно опустился на подоконник. Алисия подавила вздох. Придется ждать совиной почты. Маггловский мир, который был Алисии наполовину родным, больше ничем помочь не мог. Но, в общем-то, ей, конечно, было плевать. На день недели, на месяц, на год, часовой пояс и страну проживания. Даже в дни траура по погибшим в Хогвартсе она почти ни разу не заплакала. Вчера пришла Анджелина, и целый вечер втирала про свои статьи в «Пророке» — надо же, как это клево, как ей, наконец, и думать не хочется о полётах, и как хочется писать, особенно писать в «Пророк», ага — и на это плевать. Отец Алисии, сделав лицо кирпичом, начал бы втирать неразумной дочери о неправильности тотального пофигизма — но он лет восемь уже лежал на кладбище за много километров от Лондона, в занюханном уэльском городишке. Как бы то ни было — Алисия всеми фибрами души надеялась, что сегодня воскресенье, выходной — день, когда ей не нужно будет идти на работу, так как работу в последнее время она порядком невзлюбила. Как ни странно, работала она во «Всевозможных волшебных вредилках», самом успешном на данный момент магазине приколов в Англии. После того, как знаменитый «Зонко» окончательно стух и сдулся, покупатели лились во «Вредилки» рекой. И всё реже Алисии действительно хотелось там появляться.

Первой причиной тому стала Верити, старшая продавщица магазина, к которой Алисия испытывала необъяснимую неприязнь. Верити была прямым антиподом Алисии, как она сама полагала не без некоторого тщеславия. Все раздражало в этой легкомысленной девице — и глупый смех, и белобрысые кудри, в которых неуловимо угадывалось что-то простецко-знакомое, даже пошлое; и слишком явные попытки поклеить и соблазнить сразу обоих хозяев, и, собственно, последняя причина составляла по большей части их взаимную неприязнь.

Хозяевами того самого магазина были бывшие одноклассники Алисии — отъявленные скандалисты и дебоширы близнецы Уизли, сначала прославившиеся на весь Хогвартс своим явным анархическим поведением во времена «амбриджита» (школьной диктатуры одной министерской климактерической тетки-садистки) и, в конце концов, свинтившие оттуда, не в силах больше терпеть безобразие, творившееся вокруг. Алисия прекрасно знала близнецов, пила с ними паленое огневиски, несколько лет гоняла мячи в одной квиддичной команде, давала списывать трансфигурацию. Верити, учившаяся на одном курсе с ними, но в Хаффлпаффе, была в курсе всей этой дружбы, и сторонилась Алисии, похоже, только из-за этого факта — ревновала, глупая курица. Очевидно, у белокурой ведуньи был собственный взгляд на эти отношения, или в её восприятие не укладывалась подобная дружба, либо же она подсознательно догадывалась об истинном положении дел.... Ну и пусть. С этим можно было мириться, или игнорировать раньше — до страшных событий пятимесячной давности, в следствии которых магазин остался без одного из хозяев. После гибели Фреда работать там стало невыносимо. Его место занял Ли Джордан — тоже бывший одноклассник, управляющий магазином и лучший друг близнецов. Собственно, первый месяц Джордан вкалывал один. Джордж все это время просидел под домашним арестом. Как слышала Алисия, в первую же ночь после гибели Фреда его насильно вытащили из петли; через неделю кто-то из старших братьев вез его, отравившегося зельем, в святой Мунго; а через какое-то время он вообще напился и выпал из окна собственной комнаты на четвертом этаже, чуть не свернув себе шею. В магазин, да и вообще в жизнь Джордж вернулся мрачным, ощерившимся на весь окружающий мир циником. Алисия серьезно хотела уволиться, но одумалась и начала усиленно корить себя за такие мысли — не в последнюю очередь потому, что в послевоенном хаосе трудно было найти работу с такой зарплатой, чтобы можно было отсылать деньги в Уэльс для больной матери, и не сдохнуть при этом с голоду самой. После этого-то ей и стало плевать на все в целом. Но иногда существовали частности, о которых лучше было бы себе не напоминать. А еще лучше — подавить в себе всякие проявления подобных склонностей. Этот день как раз ими и изобиловал. Девушка сделала глоток чая и тут же отодвинула стакан. Есть и пить спросонья ей никогда не хотелось, но привычка заваривать утром чай осталась, наверное, с детства. А мысль об оставленных в кармане мантии позавчерашних сигаретах вообще внушила странное отвращение. И да, наверное, сегодня все-таки воскресенье, потому что как раз вроде бы в пятницу она зачем-то заходила в маггловский магазин....

Чтобы больше не возвращаться к этим мыслям, Алисия решила все-таки дождаться почты, и ничего страшного, если, ошибившись, ей все-таки придется идти на работу, и прийти с опозданием — от Верити не убудет, если она постоит часик за прилавком, да и вообще, когда это по субботним утрам был большой поток? Никогда.

И тут же, в эту самую минуту, раздался дверной звонок. Если бы Алисии вздумалось поставить какую-нибудь из своих кассет — например, Сьюкси Сью и её «Баньшис» (музыканты, будучи колдунами, отлично притворялись — и смогли стать известными сразу в двух мирах!), или, на худой конец, что-нибудь вроде «Моторхэд»... Тогда бы она, конечно, не услышала звонка. Девушка запросто могла бы пойти в ванную, и в этом случае тоже ничего не услышать. Тогда бы человек, столь неистово нажимающий на кнопку по ту сторону двери, понял бы, что здесь ему ловить нечего, и ушел бы. Если бы.... Но кому-то наверху захотелось выстроить линии вероятностей по-своему, и звонок Алисия услышала.

Нашарив тапки и схватив со стола волшебную палочку, она поспешила в прихожую. После того, как девушка прошептала отпирающее заклинание, дверь, скрипнув, открылась. За дверью стоял Джордж Уизли.

— Привет, — поздоровалась она, выходя на лестничную клетку.

— Здорово, Лис, — ответил он. — Сегодня воскресенье, и...

Да, я была права, мелькнуло в голове Алисии.

-...И я подумал, что нам стоит навестить кое-кого в Хогсмиде. Я соскучился. Не составишь мне компанию? — он улыбнулся натянуто, криво. Эта гримаса не подходила к его простоватому, но приятному лицу, обычно облагороженному совсем другими эмоциями. Поёжившись, Алисия кивнула. Она всё поняла.

— Я сейчас, — добавила колдунья и снова ушла в квартиру — одеваться.

В таком случае очень трудно чего-либо не понять. Особенно ей. Пусть она скрывала, скрывает, и будет скрывать это всегда. Вернее, как ей тогда казалось — всегда. Пусть.

Невозможно не упомянуть еще об одном факте — на книжной полке в гостиной квартиры Алисии и поныне стоит, и стояла тогда большая фотография в рамке. Если говорить точнее, то это, конечно, колдография — люди, изображенные на ней, шевелились и бурно проявляли эмоции. Этими людьми были ученики школы чародейства и волшебства «Хогвартс», они же игроки в квиддич, они же участники команды, игравшей за факультет Гриффиндор — состав, собранный в 1995 году. Тот самый состав, каким он был незадолго до дисквалификации половины игроков, в том числе и тех двух крепких парней с битами, стоящих чуть поодаль ото всех — загонщиков. Так вот, один из них, скорчив идиотскую рожу, приставил к виску два пальца на манер маггловского пистолета. Так как все люди на колдографиях могут выполнять некоторые движения, он вновь и вновь дергал большим пальцем, изображая нажатие на курок, а затем вновь и вновь закатывал глаза и вываливал язык, изображая предсмертные конвульсии. Второй загонщик, его брат-близнец, на этой фотографии демонстративно ковыряющий в носу и почесывающий задницу, сейчас стоял на лестничной клетке около квартиры Алисии Спиннет и нервно начесывал пальцами волосы на то место, где некогда находилось его правое ухо. Он был покалечен во время операции, при выполнении которой погиб один из самых сильных авроров магической Британии двадцатого века. А тот, кто воображал, будто стреляет в свой висок, уже лежал на Хогсмидском кладбище. Он погиб почти четыре месяца назад от взрыва, устроенного в школе чародейства и волшебства «Хогвартс» во время самой последней, чудом выигранной битвы с Волдемортом.

Несложно было догадаться — его-то и звали Фред Уизли. И именно его сегодня шли навещать Алисия и Джордж.

— Я готова, — провозгласила Алисия через десять минут, запирая дверь.

— Пойдем, — в очередной раз пригладив волосы, ответил Джордж.

И они пошли.

* * *

Любой волшебник знал о том, что Хогсмид — это единственная деревня в Англии со стопроцентным магически способным населением. Так считалось испокон веков. На самом деле, хоть и любой, высказавший подобную точку зрения, был бы прав в юридическом смысле, фактически это было не совсем верно. В средневековье Хогсмид был пристанищем беглых, приговоренных к смерти и скрывающихся от инквизиции колдунов. Лишенные всяких прав, они создавали общины вроде оборотнической, существовавшей во времена Первой и Второй войн. Десяток домов, сколоченных из полусгнивших досок и грязный бар, в котором заправляли ныне полностью перебитые орки и лешие — вот это место и называлось Хогсмидом. Прошли годы, со временем был принят Статут о секретности — и колдуны сами переселялись туда, облагораживали, опутывали магией эти места — впервые за долгое время после маггловского гнёта под вековой толщей чар начала зарождаться неиллюзорная, почти что бесстрашная свобода. В уходящем столетии, в семидесятых годах здесь уже было около десятка местных улиц, магазинов и целая куча достопримечательностей. А сейчас, в конце тысяча девятьсот девяносто восьмого года, несмотря на огромную концентрацию магов в Лондоне, Хогсмид вполне мог разрастись до размеров маленького городка. Первого полностью волшебного города. Но Скорбный тупик, верно, и был одной из тех самых первых хогсмидских улиц, о которых все забыли — или просто сделали вид. Мрачные, покосившиеся дома с облезшими номерными знаками, гнилые бочки, валяющиеся около дороги, вечная вонь экскрементов, так как канализации там нет и не предвиделось. Наверное, как раз от такого количества удобрений почти везде на улице кустилась грязно-зеленая (а ныне увядающая) марихуана, которую, впрочем, никто не трогал — здешние обитатели предпочитали курить дурь, забирающую намного лучше.

Но только тут пролегал единственный путь к местному кладбищу. Поэтому почти все волшебники рано или поздно, преодолевая брезгливость, пересекали эту улицу.

* * *

— Какое милое местечко, — зажав пальцами нос, прогундосил Джордж. — И почему-то, каждый раз, когда я прохожу здесь, мне хочется обоссать во-о-н ту стену, — он театрально взмахнул рукой. Алисия прищурилась. На фасаде какой-то древней развалюхи чернела надпись, гласившая «Возлей и нагнись».

— Красотища, — кивнула головой она. — А что? С каких это пор мы подавляем острые приступы нигилизма?

— С таких, — таким же елейным гнусавым голоском ответил он, — с таких, когда больше никто не угорает над их последствиями.

Алисия отвесила себе мысленный пинок, в этот момент почувствовав себя самым большим дерьмом на свете. Хотелось извиниться, но мешало одно досадное обстоятельство: за всю свою двадцатилетнюю жизнь девушка так и не научилась этого делать. И поэтому побоялась, пробурчав что-то невразумительное, окончательно разозлить своего друга и оказаться посланной ко всем чертям.

Остаток дороги они шли молча.

* * *

— Привет, братик, — усмехнулся Джордж, глядя на надгробие, стоявшее неподалеку. Обогнув символическую преграду из колючих кустов, он подошел к самой могиле. Погладив черный холодный камень, Джордж сел рядом, на покрытую желтой, жухлой травой холодную осеннюю землю. Так и сидел, приобняв памятник и отрешенно улыбаясь, глядя куда-то вдаль — уже не так неприятно, как улыбался до того. Да, в этот момент Джордж отнюдь не был мрачным, психованным типом, каким часто казался в последнее время.

Алисия отвернулась и вздохнула. От бесконечных «будь проклята эта ёбаная война», постоянно произносимых всеми её знакомыми, больше всего хотелось потянуться за тазиком. Но что еще можно было обвинить, что проклясть, глядя на то, как её знакомый с детства, прежде такой горячий и неутомимый в своих идеях друг счастлив только тогда, когда находится на могиле своего брата? Да и это не счастье — всего лишь подмена, суррогат, наводящий на страх. Без Фреда Джордж не жил, а валял дурака. Бесцельно проводил дни, натянув на лицо этот дурацкий оскал, по инерции делал глупости, пряча усталые, равнодушные ко всему глаза. А что Алисия? Она не видела в себе никакого потенциала, способного примирить его с ужасающей действительностью. Девушка чувствовала, как жизнь разводит их по разным коридорам, как исчезает и рушится всё, что связывало всю их школьную компанию — квиддич, Хогвартс, общие друзья, магазин...Фред. И вообще, стоило вспомнить о том, что несколько последних лет, забив на взаимность, она просто любила единственного отошедшего в мир иной Уизли. Вот так, как в идиотских романах с маггловских книжных лотков. Они даже не могли спокойно общаться, точнее, не могла Алисия — мешало чувство собственной ненужности. У Фреда был Джордж, у Джорджа был Фред, и всю жизнь они были зациклены друг на друге. Зачем им третий лишний? Нельзя сказать, чтобы она не пыталась. Но их с Фредом единение, по какой-то прихоти Фортуны случившееся за полгода до окончания Хогвартса, закончилось так же резко, как и началось. Амбиции и бунтарский дух гнали братьев из погрязшего во лжи и сплетнях хогвартского болота в шумный Лондон, в тянущую к ним свои ладони бурную, столь же громко заявляющую о своих правах весну, в багровый шотландский закат. Алисия не должна была ничего узнать — и не узнала, оставшись одна и навсегда для себя уяснив, что этой картинкой для сохранения собственного спокойствия ей лучше любоваться издалека.

Но Фред и Джордж появились в её жизни снова, как раз в тот момент, когда она сходила с ума от скуки и безденежья в родном Ньюпорте. От работы в Министерстве Магии, предложенной сразу после окончания Хогвартса, девушка отказалась из принципиальных соображений, а другой в охваченных предвоенной паникой Лондоне и Хогсмиде для неё не нашлось. Владельцы всевозможных магических контор и лавочек спешно сворачивали дела и исчезали, подстёгиваемые страхом. Исчезали многие, но не Фред, Джордж и Ли. Оставив в прошлом школьные дрязги, они увлечённо работали вместе, и эта новая жизнь устраивала Алисию — ещё чуть-чуть, и, верно, она бы начала обо всём забывать.... А теперь — такой нелепый, неправильный, нереальный конец. Одно сплошное «не». Так не бывает. Когда добро побеждает зло, то ангелы играют туш, а не подыхают под обломками стен.

Будь проклята эта ёбаная война...

Двое, погруженные в свои мысли, не заметили, как к ним почти незаметно присоединился третий. Алисия, услышав приближающиеся шаги, обернулась. И почти не удивилась, увидев здесь её. Рано или поздно встреча старых школьных друзей должна была состояться. По дорожке, ведущей к могиле Фреда, шагала Кэти Белл. Джордж так же сидел, повернувшись в другую сторону — не заметил. Алисия снова посмотрела на Кэти. Ничуть не изменилась, подумала она. Кэти была из этаких вечных подростков — невысокая ведунья с маленькими ладонями и ступнями, светлые русалочьи волосы до пояса. Лица, скрытого капюшоном, было не разглядеть, но Алисия помнила, что стоило только туда заглянуть, и иллюзия рассеивалась — взрослыми были и её тонкие черты, полные несвойственной юным годам серьёзности, и светло-серые, немного печальные глаза.

Алисия, как ни странно, почти не сталкивалась с бывшей подругой после окончания Хогвартса. То есть, нет, они обе были в школе тогда, четыре месяца назад, но Алисия, угодившая в больничное крыло в самом начале битвы, видела Кэти лишь мельком, даже не поговорив с ней. После проклятия, насланного на неё два с лишним года назад этим страшным ожерельем, Кэти сама отморозилась ото всех. После того, что случилось позже, о девушке ходили самые разные слухи, и совсем недавно её имя появилось в спортивных хрониках — в качестве запасного, а теперь, похоже, и основного состава в понтовых и раскрученных «Холихедских гарпиях»....

Кэти приближалась. Она уже заметила и вцепившуюся в ограждение Алисию, и сидящего у памятника Джорджа. Когда девушка была уже совсем близко, то Алисия увидела выражение странного замешательства на её лице — она не знала, что делать — радоваться встрече или бежать отсюда к чертям подальше. Все же Кэти, помедлив, кивнула Алисии и извиняющее улыбнувшись, подошла к могиле.

— Привет, — мягко окликнула она Джорджа.

— О, Кэт.... Здравствуй, — сказал он, обернувшись. Лицо его ничего не выражало. — Пришла к Фредди в первый раз?

— Нет, — смутилась она, положив на могилу две угольно-черные розы. — Я каждую неделю бываю здесь.

— Очень мило, — ответил Джордж, прищурившись. — Как поживаешь? Слышал, в «Гарпиях» играешь охотницей...

— Играю. Но не охотницей, а ловцом.

— Как? — пожалй, слишком удивлённо воскликнула Алисия.

От неожиданности Кэти вздрогнула.

— Так, — ответила она. — Бетси Коррс ушла работать в Департамент магических игр и спорта, а я, услышав о наборе в команду, пошла туда и...прошла отбор. Другой замены в основной состав пока не нашли — наверное, так там и останусь. Честно говоря, не надеялась. Я ужасно сдала ЖАБА, работы не было никакой... Пришла на испытания просто наугад, — тихо объяснила Кэти, ковыряя землю носком ботинка.

— Мерлин, да у тебя талант, — Джордж наконец-то поднялся с земли, и, вполне искренне улыбнувшись, пожал ей руку. — Поздравляю.

— Ты сомневался в этом? — Кэти, смутившись, слегка покраснела. — Спасибо.

— Конечно, нет, — Джордж расплылся в еще более широкой и сладкой улыбке. — А как чувствует себя Мартин?

— Джордж!!! — возмущённо вскрикнула Алисия, всплёскивая руками.

Да, так всё и случилось: примерно полгода назад Патрика Белла — отца Кэти Белл, редактора «Ежедневного Пророка», едва не загребли в Комиссию, мать её, по учету маггловских выродков. Когда министерский патруль вошел в их дом, брат Кэти, Мартин, который, к слову, перед самой войной успел пройти стажировку в Аврорате, попытался оказать сопротивление. Ни ему, ни его матери попасть под суд Комиссии не грозило, но они не захотели отдавать попавшего в опалу отца. Результат — Патрик и Пандора Белл погибли, Мартин — в святом Мунго, впал в трудно поддающийся объяснениям летаргический сон...вообще, Алисия даже не знала точно, жив ли он. А Кэти в те часы просто не оказалось дома.... Уродская ситуация, и хуже всего в ней было то, что очень многие волшебники прекрасно знали о том, что матерью известного журналиста Белла была Лора Эджкомб, самая что ни на есть чистокровная волшебница, подбросившая сына отцу-простецу. Якобы маггловское происхождение Патрика было лишь причиной для его устранения. Ходили слухи, что министерские ищейки каким-то образом пронюхали то, что помимо «Пророка», Патрик Белл писал и в «Придиру». Широкая общественность, скорее всего, так бы и не узнала как и об этом, так и о многих других жестоких убийствах. Несколько чистокровных семей, не пожелавших перейти на сторону Министерства, были попросту вырезаны. Но четыре месяца назад, получив информацию от неких осведомителей, магический мир словно сошел с ума. Газеты кричали об этих делах на каждом углу — да и не только о них, ведь за время фаджисткого и волдемортовского господства в Британии накопилось столько дерьма, что даже не самые пронырливые писаки, наверняка, обеспечены до конца своей жизни...

Улыбка мигом сползла с побледневшего лица Кэти, и она судорожно вздохнула, видимо, пытаясь сдержать слезы. Джордж снова смотрел на черное, до блеска отполированное надгробие Фреда, и на его лице вновь не читалось ничего, кроме безразличия. Алисия, прикусив губу, стояла столбом; стояла и просто смотрела на них, как бы это пафосно не звучало, объединенных одним горем, еще пару минут назад так, будто не прошло целых два с половиной года, а теперь снова... чужих, разорванных. Он просто не хочет никого подпускать к себе, подумалось ей. Джордж настоящий эгоист, он давит на других, пытаясь заставить чувствовать то же, что и он ради самоудовлетворения, и, как ни прискорбно, это в данный момент и было самой настоящей правдой — той правдой, которой стоило стыдиться.

— Извините, — глядя под ноги, прошептала Кэти. — Извините, но мне пора. Кажется, у тебя кровь, — добавила она, указав на её подбородок. — Рада была увидеться с тобой, Лис.

— Я понимаю, — севшим голосом пробормотала Алисия, пальцем промокнув ранку на треснувшей губе. — Счастливо.

— До свиданья, Джордж, — произнесла Кэти. Голос её дрожал.

Тот никак не отреагировал. Кэти еще раз посмотрела на него и как можно быстрее поспешила прочь. Алисия с минуту смотрела ей вслед, и, подождав, пока темная фигурка полностью скроется в широких лапах смолистых кладбищенских елок, подошла к Джорджу. Он стоял к ней спиной. Высокий, широкие плечи обтягивает куртка из чёрной драконьей кожи, растрепанные светло-рыжие волосы до плеч золотит октябрьское солнце. Он ведь нереально красив (пусть даже только на её весьма своеобразный вкус), точная копия её старой хогвартской любви, невольно подумалось Алисии. Впрочем, это же аксиома, прочно укоренившийся в её сознании факт вроде того, что вот это небо голубое, трава зеленая, а осенью листья багряно-желты и воздух прозрачен...

— Джи, — тихо позвала она.

Джордж обернулся. Пару секунд она всматривалась в его равнодушное лицо, а затем, смутно понимая, что делает, ударила. Отвесила лёгкую, но неожиданную затрещину, отчаянно желая, чтобы Джорджа наконец проняло.

— Ты спятила!? — вскрикнул он, ошарашенно сползая на жухлую траву. — Во имя лысого Мерлина, Алисия, что это было?

— Глупая, невоспитанная скотина, — с чувством выругалась Алисия, присаживаясь рядом. — Это был ты. Прости.

— Я знаю, — ответил Джордж, подняв с земли два больших кленовых листа, державшихся на одном черенке. — Не смог удержаться. Когда получается так, — он оторвал один и отшвырнул его в сторону, — бывает утешением узнать, что другие чувствуют то же самое. Ну, или почти то же.

— Сомневаюсь, что этого хватает надолго.

— Конечно. Посоветуешь другие средства? — Джордж хмыкнул.

— Он слышит тебя, — ответила Алисия, устало прикрыв глаза.

— Бред.

— Сам ты бред, — огрызнулась она.

— Отлично. ФРЕДДИ! — Джордж проорал имя брата так громко, что пара ворон, возмущенно раскаркавшись, слетела с насиженных памятников. Где-то вдалеке в лесу ухнула сова. После снова воцарилась тишина — могильная тишина, не будь к ночи помянут такой каламбур.

— Ну и? — он нервно засмеялся. — Все-таки бред. По крайней мере, Фред не был одноухим. Он ни за что на свете не оставил бы меня без ответа.

— Возможно, — откликнулась Алисия. — Может, и нам пора отправляться домой? — добавила она.

— Возможно, — повторил Джордж.

Они поднялись с земли, отряхнув одежду, и поспешили к калитке, прочь от того места, которое неизменно напоминало о происшедшем. Впрочем, всем до конца жизни будут аукаться эти страшные дни фотографиями, шрамами, послевоенными газетами, пустыми местами за семейными столами и черными лентами на запястьях...

— Пока, братишка, — в последний раз отсалютовал Джордж.

Темный камень хранил безмолвие — как и должен будет хранить веками.