Город Привидений (гет)

«В эту секунду, когда Ларри парковал свою «тойоту» в один ряд с остальными автомобилями, мне пришла в голову чудовищная мысль: Я все еще жив. Майк, мой друг со своей ужасной стрижкой, все еще жив. И Ларри с чудовищными угрями, со своими чудовищными угрями и дерьмовой машиной, и даже этот Эдди. Мы все еще живы. Меня охватил невыразимый восторг, радостная дрожь пробежала от шеи до самых пальцев, и сердцу захотелось заорать: «Мы молоды! Мы победили эту штуку — смерть! Вы ушли, и вы были храбры и добры, и вы были лучше нас почти во всем, но каким-то чудесным образом мы нашли тайный путь! Это не конец! Мы все еще живы, и мир жив, и все мы должны петь!» В это мгновение «тойота» въехала в ворота кладбища, и в лязганье их металла звучало: «Этот мир — сплошное безумное кладбище, во всех на хрен смыслах. Но вы все еще живы».

Джо Мено

1998 год, 4 октября

* * *

После пасмурного, хмурого раннего утра и пелены дождя, затянувшей небо, из-за туч выглянуло солнце и приветливо заискрилось на крышах, на листве, в лужах на асфальте. Небольшая улица в одном из спальных кварталов Лондона в это утро пустовала. Её жители не спешили выбираться по своим делам в выходной день. Подул непривычно теплый для октября ветерок, заставив зашевелиться ветки влажных золотистых деревьев. Серые воробьи, встрепенувшись, стайкой перелетели на землю, один из них сел на чей-то карниз. Это окошко было зашторено, но ветер колыхал занавески, то и дело впуская утренний свет в небольшую спальню, обставленную без особых претензий. Книжная полка, стол, надувной матрас, паривший над полом на высоте нескольких футов. Девушка, лежавшая на нём, ещё спала; рядом, на шерстяном с африканскими узорами одеяле, покоилась её волшебная палочка. В противоположном углу комнаты в коробки были сложены мантии, много мантий — вперемешку с маггловской одеждой; тут же была и метла, на прутья которой был накинут какой-то холщовый мешок — дабы скрыть их от чужих глаз, и пара котлов. На тумбочке рядом — кассетный магнитофон и электронные часы. В эту же секунду цифры на экране часов мигнули красным и показали девять. Комната наполнилась громким попискиванием. Надувной матрас медленно и мягко спланировал вниз и сам начал выпускать воздух.

Алисия Спиннет, заворочавшись на полу, проснулась.

* * *

Позвякивая ложкой в стакане чая, девушка смотрела в окно. Ни с того, ни с сего её словно по голове ударило — силилась, но не могла отличить субботу от воскресенья. А ведь бывало, что и работать приходилось в какой-нибудь неожиданный день. Алисия мельком глянула на отрывной календарь, висящий на стене. Понедельник, 16 марта 1998 года. Снова взгляд на улицу — от стоящего за окном клена оторвался огненно-красный лист и медленно опустился на подоконник. Алисия подавила вздох. Придется ждать совиной почты. Маггловский мир, который был Алисии наполовину родным, больше ничем помочь не мог. Но, в общем-то, ей, конечно, было плевать. На день недели, на месяц, на год, часовой пояс и страну проживания. Даже в дни траура по погибшим в Хогвартсе она почти ни разу не заплакала. Вчера пришла Анджелина, и целый вечер втирала про свои статьи в «Пророке» — надо же, как это клево, как ей, наконец, и думать не хочется о полётах, и как хочется писать, особенно писать в «Пророк», ага — и на это плевать. Отец Алисии, сделав лицо кирпичом, начал бы втирать неразумной дочери о неправильности тотального пофигизма — но он лет восемь уже лежал на кладбище за много километров от Лондона, в занюханном уэльском городишке. Как бы то ни было — Алисия всеми фибрами души надеялась, что сегодня воскресенье, выходной — день, когда ей не нужно будет идти на работу, так как работу в последнее время она порядком невзлюбила. Как ни странно, работала она во «Всевозможных волшебных вредилках», самом успешном на данный момент магазине приколов в Англии. После того, как знаменитый «Зонко» окончательно стух и сдулся, покупатели лились во «Вредилки» рекой. И всё реже Алисии действительно хотелось там появляться.

Первой причиной тому стала Верити, старшая продавщица магазина, к которой Алисия испытывала необъяснимую неприязнь. Верити была прямым антиподом Алисии, как она сама полагала не без некоторого тщеславия. Все раздражало в этой легкомысленной девице — и глупый смех, и белобрысые кудри, в которых неуловимо угадывалось что-то простецко-знакомое, даже пошлое; и слишком явные попытки поклеить и соблазнить сразу обоих хозяев, и, собственно, последняя причина составляла по большей части их взаимную неприязнь.

Хозяевами того самого магазина были бывшие одноклассники Алисии — отъявленные скандалисты и дебоширы близнецы Уизли, сначала прославившиеся на весь Хогвартс своим явным анархическим поведением во времена «амбриджита» (школьной диктатуры одной министерской климактерической тетки-садистки) и, в конце концов, свинтившие оттуда, не в силах больше терпеть безобразие, творившееся вокруг. Алисия прекрасно знала близнецов, пила с ними паленое огневиски, несколько лет гоняла мячи в одной квиддичной команде, давала списывать трансфигурацию. Верити, учившаяся на одном курсе с ними, но в Хаффлпаффе, была в курсе всей этой дружбы, и сторонилась Алисии, похоже, только из-за этого факта — ревновала, глупая курица. Очевидно, у белокурой ведуньи был собственный взгляд на эти отношения, или в её восприятие не укладывалась подобная дружба, либо же она подсознательно догадывалась об истинном положении дел.... Ну и пусть. С этим можно было мириться, или игнорировать раньше — до страшных событий пятимесячной давности, в следствии которых магазин остался без одного из хозяев. После гибели Фреда работать там стало невыносимо. Его место занял Ли Джордан — тоже бывший одноклассник, управляющий магазином и лучший друг близнецов. Собственно, первый месяц Джордан вкалывал один. Джордж все это время просидел под домашним арестом. Как слышала Алисия, в первую же ночь после гибели Фреда его насильно вытащили из петли; через неделю кто-то из старших братьев вез его, отравившегося зельем, в святой Мунго; а через какое-то время он вообще напился и выпал из окна собственной комнаты на четвертом этаже, чуть не свернув себе шею. В магазин, да и вообще в жизнь Джордж вернулся мрачным, ощерившимся на весь окружающий мир циником. Алисия серьезно хотела уволиться, но одумалась и начала усиленно корить себя за такие мысли — не в последнюю очередь потому, что в послевоенном хаосе трудно было найти работу с такой зарплатой, чтобы можно было отсылать деньги в Уэльс для больной матери, и не сдохнуть при этом с голоду самой. После этого-то ей и стало плевать на все в целом. Но иногда существовали частности, о которых лучше было бы себе не напоминать. А еще лучше — подавить в себе всякие проявления подобных склонностей. Этот день как раз ими и изобиловал. Девушка сделала глоток чая и тут же отодвинула стакан. Есть и пить спросонья ей никогда не хотелось, но привычка заваривать утром чай осталась, наверное, с детства. А мысль об оставленных в кармане мантии позавчерашних сигаретах вообще внушила странное отвращение. И да, наверное, сегодня все-таки воскресенье, потому что как раз вроде бы в пятницу она зачем-то заходила в маггловский магазин....

Чтобы больше не возвращаться к этим мыслям, Алисия решила все-таки дождаться почты, и ничего страшного, если, ошибившись, ей все-таки придется идти на работу, и прийти с опозданием — от Верити не убудет, если она постоит часик за прилавком, да и вообще, когда это по субботним утрам был большой поток? Никогда.

И тут же, в эту самую минуту, раздался дверной звонок. Если бы Алисии вздумалось поставить какую-нибудь из своих кассет — например, Сьюкси Сью и её «Баньшис» (музыканты, будучи колдунами, отлично притворялись — и смогли стать известными сразу в двух мирах!), или, на худой конец, что-нибудь вроде «Моторхэд»... Тогда бы она, конечно, не услышала звонка. Девушка запросто могла бы пойти в ванную, и в этом случае тоже ничего не услышать. Тогда бы человек, столь неистово нажимающий на кнопку по ту сторону двери, понял бы, что здесь ему ловить нечего, и ушел бы. Если бы.... Но кому-то наверху захотелось выстроить линии вероятностей по-своему, и звонок Алисия услышала.

Нашарив тапки и схватив со стола волшебную палочку, она поспешила в прихожую. После того, как девушка прошептала отпирающее заклинание, дверь, скрипнув, открылась. За дверью стоял Джордж Уизли.

— Привет, — поздоровалась она, выходя на лестничную клетку.

— Здорово, Лис, — ответил он. — Сегодня воскресенье, и...

Да, я была права, мелькнуло в голове Алисии.

-...И я подумал, что нам стоит навестить кое-кого в Хогсмиде. Я соскучился. Не составишь мне компанию? — он улыбнулся натянуто, криво. Эта гримаса не подходила к его простоватому, но приятному лицу, обычно облагороженному совсем другими эмоциями. Поёжившись, Алисия кивнула. Она всё поняла.

— Я сейчас, — добавила колдунья и снова ушла в квартиру — одеваться.

В таком случае очень трудно чего-либо не понять. Особенно ей. Пусть она скрывала, скрывает, и будет скрывать это всегда. Вернее, как ей тогда казалось — всегда. Пусть.

Невозможно не упомянуть еще об одном факте — на книжной полке в гостиной квартиры Алисии и поныне стоит, и стояла тогда большая фотография в рамке. Если говорить точнее, то это, конечно, колдография — люди, изображенные на ней, шевелились и бурно проявляли эмоции. Этими людьми были ученики школы чародейства и волшебства «Хогвартс», они же игроки в квиддич, они же участники команды, игравшей за факультет Гриффиндор — состав, собранный в 1995 году. Тот самый состав, каким он был незадолго до дисквалификации половины игроков, в том числе и тех двух крепких парней с битами, стоящих чуть поодаль ото всех — загонщиков. Так вот, один из них, скорчив идиотскую рожу, приставил к виску два пальца на манер маггловского пистолета. Так как все люди на колдографиях могут выполнять некоторые движения, он вновь и вновь дергал большим пальцем, изображая нажатие на курок, а затем вновь и вновь закатывал глаза и вываливал язык, изображая предсмертные конвульсии. Второй загонщик, его брат-близнец, на этой фотографии демонстративно ковыряющий в носу и почесывающий задницу, сейчас стоял на лестничной клетке около квартиры Алисии Спиннет и нервно начесывал пальцами волосы на то место, где некогда находилось его правое ухо. Он был покалечен во время операции, при выполнении которой погиб один из самых сильных авроров магической Британии двадцатого века. А тот, кто воображал, будто стреляет в свой висок, уже лежал на Хогсмидском кладбище. Он погиб почти четыре месяца назад от взрыва, устроенного в школе чародейства и волшебства «Хогвартс» во время самой последней, чудом выигранной битвы с Волдемортом.

Несложно было догадаться — его-то и звали Фред Уизли. И именно его сегодня шли навещать Алисия и Джордж.

— Я готова, — провозгласила Алисия через десять минут, запирая дверь.

— Пойдем, — в очередной раз пригладив волосы, ответил Джордж.

И они пошли.

* * *

Любой волшебник знал о том, что Хогсмид — это единственная деревня в Англии со стопроцентным магически способным населением. Так считалось испокон веков. На самом деле, хоть и любой, высказавший подобную точку зрения, был бы прав в юридическом смысле, фактически это было не совсем верно. В средневековье Хогсмид был пристанищем беглых, приговоренных к смерти и скрывающихся от инквизиции колдунов. Лишенные всяких прав, они создавали общины вроде оборотнической, существовавшей во времена Первой и Второй войн. Десяток домов, сколоченных из полусгнивших досок и грязный бар, в котором заправляли ныне полностью перебитые орки и лешие — вот это место и называлось Хогсмидом. Прошли годы, со временем был принят Статут о секретности — и колдуны сами переселялись туда, облагораживали, опутывали магией эти места — впервые за долгое время после маггловского гнёта под вековой толщей чар начала зарождаться неиллюзорная, почти что бесстрашная свобода. В уходящем столетии, в семидесятых годах здесь уже было около десятка местных улиц, магазинов и целая куча достопримечательностей. А сейчас, в конце тысяча девятьсот девяносто восьмого года, несмотря на огромную концентрацию магов в Лондоне, Хогсмид вполне мог разрастись до размеров маленького городка. Первого полностью волшебного города. Но Скорбный тупик, верно, и был одной из тех самых первых хогсмидских улиц, о которых все забыли — или просто сделали вид. Мрачные, покосившиеся дома с облезшими номерными знаками, гнилые бочки, валяющиеся около дороги, вечная вонь экскрементов, так как канализации там нет и не предвиделось. Наверное, как раз от такого количества удобрений почти везде на улице кустилась грязно-зеленая (а ныне увядающая) марихуана, которую, впрочем, никто не трогал — здешние обитатели предпочитали курить дурь, забирающую намного лучше.

Но только тут пролегал единственный путь к местному кладбищу. Поэтому почти все волшебники рано или поздно, преодолевая брезгливость, пересекали эту улицу.

* * *

— Какое милое местечко, — зажав пальцами нос, прогундосил Джордж. — И почему-то, каждый раз, когда я прохожу здесь, мне хочется обоссать во-о-н ту стену, — он театрально взмахнул рукой. Алисия прищурилась. На фасаде какой-то древней развалюхи чернела надпись, гласившая «Возлей и нагнись».

— Красотища, — кивнула головой она. — А что? С каких это пор мы подавляем острые приступы нигилизма?

— С таких, — таким же елейным гнусавым голоском ответил он, — с таких, когда больше никто не угорает над их последствиями.

Алисия отвесила себе мысленный пинок, в этот момент почувствовав себя самым большим дерьмом на свете. Хотелось извиниться, но мешало одно досадное обстоятельство: за всю свою двадцатилетнюю жизнь девушка так и не научилась этого делать. И поэтому побоялась, пробурчав что-то невразумительное, окончательно разозлить своего друга и оказаться посланной ко всем чертям.

Остаток дороги они шли молча.

* * *

— Привет, братик, — усмехнулся Джордж, глядя на надгробие, стоявшее неподалеку. Обогнув символическую преграду из колючих кустов, он подошел к самой могиле. Погладив черный холодный камень, Джордж сел рядом, на покрытую желтой, жухлой травой холодную осеннюю землю. Так и сидел, приобняв памятник и отрешенно улыбаясь, глядя куда-то вдаль — уже не так неприятно, как улыбался до того. Да, в этот момент Джордж отнюдь не был мрачным, психованным типом, каким часто казался в последнее время.

Алисия отвернулась и вздохнула. От бесконечных «будь проклята эта ёбаная война», постоянно произносимых всеми её знакомыми, больше всего хотелось потянуться за тазиком. Но что еще можно было обвинить, что проклясть, глядя на то, как её знакомый с детства, прежде такой горячий и неутомимый в своих идеях друг счастлив только тогда, когда находится на могиле своего брата? Да и это не счастье — всего лишь подмена, суррогат, наводящий на страх. Без Фреда Джордж не жил, а валял дурака. Бесцельно проводил дни, натянув на лицо этот дурацкий оскал, по инерции делал глупости, пряча усталые, равнодушные ко всему глаза. А что Алисия? Она не видела в себе никакого потенциала, способного примирить его с ужасающей действительностью. Девушка чувствовала, как жизнь разводит их по разным коридорам, как исчезает и рушится всё, что связывало всю их школьную компанию — квиддич, Хогвартс, общие друзья, магазин...Фред. И вообще, стоило вспомнить о том, что несколько последних лет, забив на взаимность, она просто любила единственного отошедшего в мир иной Уизли. Вот так, как в идиотских романах с маггловских книжных лотков. Они даже не могли спокойно общаться, точнее, не могла Алисия — мешало чувство собственной ненужности. У Фреда был Джордж, у Джорджа был Фред, и всю жизнь они были зациклены друг на друге. Зачем им третий лишний? Нельзя сказать, чтобы она не пыталась. Но их с Фредом единение, по какой-то прихоти Фортуны случившееся за полгода до окончания Хогвартса, закончилось так же резко, как и началось. Амбиции и бунтарский дух гнали братьев из погрязшего во лжи и сплетнях хогвартского болота в шумный Лондон, в тянущую к ним свои ладони бурную, столь же громко заявляющую о своих правах весну, в багровый шотландский закат. Алисия не должна была ничего узнать — и не узнала, оставшись одна и навсегда для себя уяснив, что этой картинкой для сохранения собственного спокойствия ей лучше любоваться издалека.

Но Фред и Джордж появились в её жизни снова, как раз в тот момент, когда она сходила с ума от скуки и безденежья в родном Ньюпорте. От работы в Министерстве Магии, предложенной сразу после окончания Хогвартса, девушка отказалась из принципиальных соображений, а другой в охваченных предвоенной паникой Лондоне и Хогсмиде для неё не нашлось. Владельцы всевозможных магических контор и лавочек спешно сворачивали дела и исчезали, подстёгиваемые страхом. Исчезали многие, но не Фред, Джордж и Ли. Оставив в прошлом школьные дрязги, они увлечённо работали вместе, и эта новая жизнь устраивала Алисию — ещё чуть-чуть, и, верно, она бы начала обо всём забывать.... А теперь — такой нелепый, неправильный, нереальный конец. Одно сплошное «не». Так не бывает. Когда добро побеждает зло, то ангелы играют туш, а не подыхают под обломками стен.

Будь проклята эта ёбаная война...

Двое, погруженные в свои мысли, не заметили, как к ним почти незаметно присоединился третий. Алисия, услышав приближающиеся шаги, обернулась. И почти не удивилась, увидев здесь её. Рано или поздно встреча старых школьных друзей должна была состояться. По дорожке, ведущей к могиле Фреда, шагала Кэти Белл. Джордж так же сидел, повернувшись в другую сторону — не заметил. Алисия снова посмотрела на Кэти. Ничуть не изменилась, подумала она. Кэти была из этаких вечных подростков — невысокая ведунья с маленькими ладонями и ступнями, светлые русалочьи волосы до пояса. Лица, скрытого капюшоном, было не разглядеть, но Алисия помнила, что стоило только туда заглянуть, и иллюзия рассеивалась — взрослыми были и её тонкие черты, полные несвойственной юным годам серьёзности, и светло-серые, немного печальные глаза.

Алисия, как ни странно, почти не сталкивалась с бывшей подругой после окончания Хогвартса. То есть, нет, они обе были в школе тогда, четыре месяца назад, но Алисия, угодившая в больничное крыло в самом начале битвы, видела Кэти лишь мельком, даже не поговорив с ней. После проклятия, насланного на неё два с лишним года назад этим страшным ожерельем, Кэти сама отморозилась ото всех. После того, что случилось позже, о девушке ходили самые разные слухи, и совсем недавно её имя появилось в спортивных хрониках — в качестве запасного, а теперь, похоже, и основного состава в понтовых и раскрученных «Холихедских гарпиях»....

Кэти приближалась. Она уже заметила и вцепившуюся в ограждение Алисию, и сидящего у памятника Джорджа. Когда девушка была уже совсем близко, то Алисия увидела выражение странного замешательства на её лице — она не знала, что делать — радоваться встрече или бежать отсюда к чертям подальше. Все же Кэти, помедлив, кивнула Алисии и извиняющее улыбнувшись, подошла к могиле.

— Привет, — мягко окликнула она Джорджа.

— О, Кэт.... Здравствуй, — сказал он, обернувшись. Лицо его ничего не выражало. — Пришла к Фредди в первый раз?

— Нет, — смутилась она, положив на могилу две угольно-черные розы. — Я каждую неделю бываю здесь.

— Очень мило, — ответил Джордж, прищурившись. — Как поживаешь? Слышал, в «Гарпиях» играешь охотницей...

— Играю. Но не охотницей, а ловцом.

— Как? — пожалй, слишком удивлённо воскликнула Алисия.

От неожиданности Кэти вздрогнула.

— Так, — ответила она. — Бетси Коррс ушла работать в Департамент магических игр и спорта, а я, услышав о наборе в команду, пошла туда и...прошла отбор. Другой замены в основной состав пока не нашли — наверное, так там и останусь. Честно говоря, не надеялась. Я ужасно сдала ЖАБА, работы не было никакой... Пришла на испытания просто наугад, — тихо объяснила Кэти, ковыряя землю носком ботинка.

— Мерлин, да у тебя талант, — Джордж наконец-то поднялся с земли, и, вполне искренне улыбнувшись, пожал ей руку. — Поздравляю.

— Ты сомневался в этом? — Кэти, смутившись, слегка покраснела. — Спасибо.

— Конечно, нет, — Джордж расплылся в еще более широкой и сладкой улыбке. — А как чувствует себя Мартин?

— Джордж!!! — возмущённо вскрикнула Алисия, всплёскивая руками.

Да, так всё и случилось: примерно полгода назад Патрика Белла — отца Кэти Белл, редактора «Ежедневного Пророка», едва не загребли в Комиссию, мать её, по учету маггловских выродков. Когда министерский патруль вошел в их дом, брат Кэти, Мартин, который, к слову, перед самой войной успел пройти стажировку в Аврорате, попытался оказать сопротивление. Ни ему, ни его матери попасть под суд Комиссии не грозило, но они не захотели отдавать попавшего в опалу отца. Результат — Патрик и Пандора Белл погибли, Мартин — в святом Мунго, впал в трудно поддающийся объяснениям летаргический сон...вообще, Алисия даже не знала точно, жив ли он. А Кэти в те часы просто не оказалось дома.... Уродская ситуация, и хуже всего в ней было то, что очень многие волшебники прекрасно знали о том, что матерью известного журналиста Белла была Лора Эджкомб, самая что ни на есть чистокровная волшебница, подбросившая сына отцу-простецу. Якобы маггловское происхождение Патрика было лишь причиной для его устранения. Ходили слухи, что министерские ищейки каким-то образом пронюхали то, что помимо «Пророка», Патрик Белл писал и в «Придиру». Широкая общественность, скорее всего, так бы и не узнала как и об этом, так и о многих других жестоких убийствах. Несколько чистокровных семей, не пожелавших перейти на сторону Министерства, были попросту вырезаны. Но четыре месяца назад, получив информацию от неких осведомителей, магический мир словно сошел с ума. Газеты кричали об этих делах на каждом углу — да и не только о них, ведь за время фаджисткого и волдемортовского господства в Британии накопилось столько дерьма, что даже не самые пронырливые писаки, наверняка, обеспечены до конца своей жизни...

Улыбка мигом сползла с побледневшего лица Кэти, и она судорожно вздохнула, видимо, пытаясь сдержать слезы. Джордж снова смотрел на черное, до блеска отполированное надгробие Фреда, и на его лице вновь не читалось ничего, кроме безразличия. Алисия, прикусив губу, стояла столбом; стояла и просто смотрела на них, как бы это пафосно не звучало, объединенных одним горем, еще пару минут назад так, будто не прошло целых два с половиной года, а теперь снова... чужих, разорванных. Он просто не хочет никого подпускать к себе, подумалось ей. Джордж настоящий эгоист, он давит на других, пытаясь заставить чувствовать то же, что и он ради самоудовлетворения, и, как ни прискорбно, это в данный момент и было самой настоящей правдой — той правдой, которой стоило стыдиться.

— Извините, — глядя под ноги, прошептала Кэти. — Извините, но мне пора. Кажется, у тебя кровь, — добавила она, указав на её подбородок. — Рада была увидеться с тобой, Лис.

— Я понимаю, — севшим голосом пробормотала Алисия, пальцем промокнув ранку на треснувшей губе. — Счастливо.

— До свиданья, Джордж, — произнесла Кэти. Голос её дрожал.

Тот никак не отреагировал. Кэти еще раз посмотрела на него и как можно быстрее поспешила прочь. Алисия с минуту смотрела ей вслед, и, подождав, пока темная фигурка полностью скроется в широких лапах смолистых кладбищенских елок, подошла к Джорджу. Он стоял к ней спиной. Высокий, широкие плечи обтягивает куртка из чёрной драконьей кожи, растрепанные светло-рыжие волосы до плеч золотит октябрьское солнце. Он ведь нереально красив (пусть даже только на её весьма своеобразный вкус), точная копия её старой хогвартской любви, невольно подумалось Алисии. Впрочем, это же аксиома, прочно укоренившийся в её сознании факт вроде того, что вот это небо голубое, трава зеленая, а осенью листья багряно-желты и воздух прозрачен...

— Джи, — тихо позвала она.

Джордж обернулся. Пару секунд она всматривалась в его равнодушное лицо, а затем, смутно понимая, что делает, ударила. Отвесила лёгкую, но неожиданную затрещину, отчаянно желая, чтобы Джорджа наконец проняло.

— Ты спятила!? — вскрикнул он, ошарашенно сползая на жухлую траву. — Во имя лысого Мерлина, Алисия, что это было?

— Глупая, невоспитанная скотина, — с чувством выругалась Алисия, присаживаясь рядом. — Это был ты. Прости.

— Я знаю, — ответил Джордж, подняв с земли два больших кленовых листа, державшихся на одном черенке. — Не смог удержаться. Когда получается так, — он оторвал один и отшвырнул его в сторону, — бывает утешением узнать, что другие чувствуют то же самое. Ну, или почти то же.

— Сомневаюсь, что этого хватает надолго.

— Конечно. Посоветуешь другие средства? — Джордж хмыкнул.

— Он слышит тебя, — ответила Алисия, устало прикрыв глаза.

— Бред.

— Сам ты бред, — огрызнулась она.

— Отлично. ФРЕДДИ! — Джордж проорал имя брата так громко, что пара ворон, возмущенно раскаркавшись, слетела с насиженных памятников. Где-то вдалеке в лесу ухнула сова. После снова воцарилась тишина — могильная тишина, не будь к ночи помянут такой каламбур.

— Ну и? — он нервно засмеялся. — Все-таки бред. По крайней мере, Фред не был одноухим. Он ни за что на свете не оставил бы меня без ответа.

— Возможно, — откликнулась Алисия. — Может, и нам пора отправляться домой? — добавила она.

— Возможно, — повторил Джордж.

Они поднялись с земли, отряхнув одежду, и поспешили к калитке, прочь от того места, которое неизменно напоминало о происшедшем. Впрочем, всем до конца жизни будут аукаться эти страшные дни фотографиями, шрамами, послевоенными газетами, пустыми местами за семейными столами и черными лентами на запястьях...

— Пока, братишка, — в последний раз отсалютовал Джордж.

Темный камень хранил безмолвие — как и должен будет хранить веками.

1998 год, конец октября

* * *

Становится теплей — а мы не видим

Альберт Ранкорн вернулся домой в половине второго ночи. Вернулся, будучи мертвецки пьян. Его спутник раскланялся у ворот поместья и аппарировал обратно к себе. По пути от садовой калитки до двери своего дома Ранкорн успел потерять в луже ботинок, своротить пару садовых гномов (не тех лысых уродцев, которые живут в норах, а других, отлитых в гипсе, но не менее мерзких) и чудесным образом угодить в бочку с драконьим навозом, которую его личный садовник скромно пристроил у крыльца в целях удобрения газона. В результате и тщательно выстиранные и выглаженные брюки с рубашкой, и новехонькая мантия от «Твилфитт и Таттинг» за шестьдесят галлеонов, и даже его знаменитая густая борода, которую он не ленился мыть каждый день натуральным шампунем с экстрактом мексиканской поющей розы — всё, всё было изгваздано донельзя. В довершение ко всему злющий Ранкорн еще и чуть не поджег свою дверь, в пятый раз пытаясь правильно произнести Отпирающее заклинание. Наконец, когда он оказался дома, то, отправив в прачечную вонючие тряпки, конечно же, понесся в ванную. И подумать только: вместо унитаза Ранкорн справил нужду в раковину, а потом еще и поскользнулся на шикарном, отполированном до блеска мраморном полу, разбив себе нос! Ну до чего досадно! Ой, не надо, не надо было в гостях у Люциуса Малфоя пить сначала коллекционное вино из виноградников Италии, а потом Огденское огневиски!

Немного протрезвев после ледяной ванны (воду подогреть колдун попросту забыл), Ранкорн плюхнулся на уютный кожаный диван у камина, плеснул себе еще рюмочку огневиски, которое было заботливо оставлено домовиком в тазу, полным той же ледяной воды. Подступало похмелье, но мужчине ещё хотелось иметь надежду нормально уснуть. Не прошло и пяти минут, как в камине появилось веселое, порозовевшее от многократных возлияний лицо Люциуса. Немного неприятно, но вовсе не неожиданно — многие из тех немногих, кто избежал неволи и погибели, совместно друг с другом предпочитали топить свои печали в вине. Хоть изредка, хоть иногда.

— Как добрался, Альберт? — участливо поинтересовался Малфой.

— Отлично, — рявкнул Ранкорн.

— Заметно. Выглядишь неплохо, — сладко улыбнулся Люциус, глядя на красный распухший нос Ранкорна. Тот, заметив его взгляд, лишь отмахнулся.

— Что тебе нужно, Люциус? — Ранкорн страдальчески сморщился, стирая слой пыли с бутылки, протирая горлышко. Еще одна толика виски почти незаметно добралась сначала до бокала, а потом и до желудка мужчины.

— Пока ничего, — недовольно изогнул бровь Малфой. — Пожалуй, стоит заглянуть к тебе ещё через полчасика, тогда разговор будет более плодотворным. Или же твоё пристанище опутает сетями глухая пьяная ночь? — он снова гаденько усмехнулся.

— Через полчаса, — пожал плечами Ранкорн.

— Тогда до скорого, Альберт, — попрощался Люциус и с лёгким щелчком пальцев исчез. Горевший и гудевший камин тут же смолк. В гостиной воцарилась тишина.

Ранкорн, хлебнув прямо из горлышка, снова вальяжно откинулся на спинку дивана. Второй раз за эти сутки ему стало очень хорошо.

И вдруг камин снова ожил! С громким шорохом и хлюпаньем дымоход разразился сначала облаком грязной сажи, потом с утробным кашлем выплюнул несколько шаров газетной бумаги! Отскочив от пола, они полетели прямо в ошарашенное лицо Ранкорна. Грязно ругаясь и чихая, он развернул первый попавшийся. То была полоса «Ежедневного пророка» примерно четырехмесячной давности. «Семья работников Министерства была вынуждена спрятаться»...следующая. «Тройное убийство в семье Белл, или приказы, отданные Комиссией по учету» — ещё одна... «Спасаясь от гонений в лесу, погиб магглорожденный волшебник Теодор Тонкс»... — вот о чем говорили заголовки. Ранкорн отлично помнил эти никчемные статьи, наделавшие столько шума... Статьи, которые разрушили его тщательно выстроенное алиби, статьи, испортившие его жизнь!

— Что за чертовщина? — возопил он, комкая газеты и кидая их на пол. Неужто проделки Малфоя?

— Всего лишь результат твоих пакостных делишек, — вполне внятно произнес чей-то насмешливый голос.

Ранкорн так и подскочил на диване. Осмотрелся. Полный швах. В гостиной никого не было.

— О, только не надо пытаться меня искать, — продолжил голос. — Это решительно бесполезно.

— Это почему же? — гаркнул Ранкорн, продолжая нервно озираться по сторонам.

Голос исходил из камина, но не гудел и не звенел, как при использовании летучего пороха а, напротив, звучал довольно глухо. Ему показалось, или источником звука служил дымоход?

— Береги голову, Ранкорн, — ожил невидимый собеседник. — Налопался ты, я вижу, порядочно...

— Не твое дело! — рявкнул Ранкорн и дернул себя за бороду. — Что это означает? — спросил он, показывая на скомканные газеты.

— Лишь то, что ты свинья и раскидываешь вещи по полу, пренебрегая трудом эльфов, — веселясь, ответил голос. — Соришь бородёнкой, где ни попадя... А если серьезно, то неужели ты забыл о своем участии во всем этом? Как нехорошо, бедняжка — ох, как нехорошо...

— Кажется, я разговариваю с глупым вонючим грязнокровным щенком, — парировал Ранкорн, разыскивая в карманах домашнего халата палочку. — Ты ещё не хочешь захлопнуть свою наглую пасть??

— Я хочу разозлить тебя, — усмехнулся голос, — и пока что преуспеваю в этом. Кстати, Ранкорн, твоя кровь грязнее моей. Я думаю, в свои лучшие годы ты зря молчал. Мог бы высказать всё это своему смердячему хозяину. Будь он ещё жив, засчитал бы и этот подсос.

— Все подопечные Сам-Знаешь-Кого по Азкабанам и кладбищам разъехались! — рявкнул колдун, закатывая рукава и залезая под стол в поисках палочки. — Вот, кстати! — вынырнув из-под стола, Ранкорн показал камину левое предплечье с отсутствующей на ней Черной Меткой.

— Тоже мне, доказательство, — хмыкнул голос. — И, между прочим, не все. Может, кое-кто и в бегах от Фемиды, а кое-кто приноровился жопу Визенгамоту лизать. Не очень хочется показывать пальцем, но вы со своим другом не в первый раз в этом преуспеваете, — откровенно веселился он.

— Допрыгаешься, щенок! — вещал Ранкорн, носясь по комнате. — Допрыгаешься!!!

— О, я сам был бы рад, — отозвался голос, — но ты, бедный, даже палочку не в состоянии найти!

«Ох, получит он у меня», — думал Ранкорн, в очередной раз сваливаясь под стол. «Наверняка прячется под мантией, гаденыш! А ну как подожгу!»

— А вот и нет! — взревел колдун, вскакивая и срывая со стены застекленную раму с пояснительной надписью на ней: «Волшебная палочка Альфреда Ранкорна (1880-1954), четырнадцать дюймов, дуб, волос единорога».

— Ну и где ты, урод? — заорал он, разбив раму и вытащив палочку из осколков стекла. Из палочки тут же посыпались колючие, злые искры.

— Везде, — изо всех углов прокричал голос.

— Ах, так?? — взревел Ранкорн, снова дернув себя за бороду и вырвав оттуда здоровый клок волос. — Давай!!! Прячься, ты, шлюхин сын! Молокосос! Экспеллиармус! Инсендио! Таранталлегра! Редукто! Сектусемпра! Круцио! Империо!

Мелкий паршивец ржал громко и весело, и веселье это уже начинало заметно отдавать истеричностью. Он смеялся и не мог остановиться. Камин затрясся, облачка сажи и серого пепла, вылетая из камина, будто бы вспыхивали и тут же оседали на вычищенный пол. Ранкорн, выдув ещё бокал, метался по комнате, остервенело щупал воздух, пытаясь ухватиться за мантию-невидимку и сдернуть её с противного незнакомца. Дымоход, дымоход, нужно проверить дымоход... Внезапно он навернулся на скользком полу и чуть не упал, случайно угодив заклятьем в столик у камина. Бутылка огневиски лопнула, осыпав дождем зеленых осколков пол, ножки дорогого дивана, обитого драконьей кожей, вспыхнули и, жалобно хрустнув, подломились. Ранкорн, испугавшись, рванул в противоположный конец гостиной и чуть не впечатался в огромное окно, простиравшееся почти от пола до потолка. Резная деревянная гардина с висящими на ней тяжелыми портьерами свалилась прямо на голову волшебника. Он, издав возмущенный вопль, выпутался из едва не вспыхнувшей ткани, и, взмахнув старой палочкой, распустил по всей гостиной клубы разноцветного дыма — палочка не желала слушаться нового хозяина. Пьяный Ранкорн лупил заклятьями по всему, что попадется на глаза, пытаясь достать обладателя голоса. Тот в ответ лишь заливался громким, издевательским хохотом. Настенные часы пробили три и тут же свалились на пол. Кукушка укоризненно высунулась из них в последний раз, и тут же вместе со столбом зелёного пламени в камине вновь появился Малфой. Увидев столь потрясающую картину, он ахнул, всплеснул руками и тут же аппарировал в клинику святого Мунго — вызвать колдомедиков для разбушевавшегося приятеля. Нет, никогда Люциус не слышал у Альберта подобного смеха!

На улице залихватски свистел ветер, срывая листья со стройных тополей, растущих в саду. Полная луна зловеще выглядывала из-за плотных туч.

— Бомбарда! Диффиндо! Силенцио! Силенцио! СИЛЕНЦИО!!! — доносилось из окон старого, величественного поместья, и крикам вторил оглушительный неумолкающий смех...

Это длилось недолго. Бригада целителей явилась уже через десять минут. Все, что они увидели — в хлам развороченную гостиную, и в абсолютной тишине рыдающего от злости Ранкорна, сжимающего в руках обломки старой волшебной палочки своего отца.

Доктора в лимонных халатах не без труда усыпили воющего пациента, и едва переведя дух, принялись создавать портал, чтобы переправить колдуна в палату на печально известном пятом этаже. Им предстояла тяжёлая ночь.

* * *

— Справедливость, милые леди! Еще Справедливости!

— А Радость вы продаете?

— Пять кнатов унция, дорогая! Я сам сегодня отмерил себе немного и чувствую себя прекрасно!

— Большое спасибо!

— Не за что! В мире восторжествует Справедливость! Покупайте Справедливость...

...Джордж рассмеялся, стоя у окна и глядя на утренний Косой переулок. Огоньки фонарей рыжими мазками лежали в лужах, небо уже было не по-утреннему темным. Хлопнула форточка, впустив в комнату свежий воздух и обрывки фраз с улицы. Простыня на опустевшей, почти полностью развороченной кровати Фреда с тихим шуршанием сползла на пол. Все просто отлично, подумал Джордж. Хорошее начало хорошего дня. Невольно вспомнился случай, когда на втором курсе брат, упав с метлы, сломал руку, а болела она у него, Джорджа. Так и сегодня. Объявилась некогда исчезнувшая (догадайтесь, после какого случая) особая интуиция, чертово третье око, да плевать, как это называется — и проявилась в полной мере. Хоть тресни. Кто-то нарвался — и это не могло не радовать. Теперь у Джорджа снова был нюх на эти дела. Восстановленная Справедливость размахивает кумачовым знаменем и распродает себя изголодавшимся гражданам, вот как.

Улыбнувшись, Джордж захлопнул дверь комнаты и вышел. До работы было рукой подать — всего два лестничных пролёта. Первое, что он увидел, зайдя в крохотную подсобку — это ноги Верити, сидевшей на столе. Они у неё что надо, в стотысячный раз за два года подумал Джордж, но её сиськи всегда были лучше ног, и — это являлось главной отличительной чертой Верити — несомненно, больше мозгов. О том, чем считать данное обстоятельство — достоинством или недостатком, парень никогда не задумывался.

— Привет, — отреагировав на звук открывающейся двери, Верити отложила газету и радостно улыбнулась Джорджу. Газета. Ко всем чертям, там должно быть что-то интересное. Джордж ухватил несколько свежих, шуршащих листков и сразу увидел одну интересную статейку.

«Альберт Ранкорн — бывший работник Министерства Магии. Когда-то он был главой Отдела магических происшествий и катастроф, но во времена террора Волдеморта перешел в специально созданную Комиссию по учету маггловских выродков. Как и все работники этой, по мнению всего магического сообщества, не побоюсь этого слова, премерзкой организации, по окончании войны Ранкорн был уволен и отдан под суд. Неожиданно для всех приговор оказался оправдательным. С тех пор м-р Ранкорн проживал в своем особняке в Бристоле, не имея работы. В эту ночь, 27 октября 1998 года, м-р Ранкорн был доставлен в больницу святого Мунго. Налицо несомненные повреждения нервной системы в виде бреда и навязчивых идей — экс-работник Министерства утверждает, что сквозь его дымоход вылетали старые газеты, после чего некий голос «возводил грязный поклеп на пожилого человека, никогда в жизни не служившему Темному Лорду». В гостиной особняка м-ра Ранкорна, которую он, очевидно, разрушил сам, и впрямь обнаружились наполовину уничтоженные номера «Ежедневного пророка», в которых говорилось о нескольких случаях так называемых репрессий, производимых во времена диктата т.н. Темного Лорда. Судя по архивам судебных процессов Визенгамота, факт шантажа и унижения по крайней мере одной уважаемой в магическом сообществе семьи (Реджин и Мэри Крокотты) вышеупомянутым м-ром Альбертом Ранкорном доказан целиком и полностью. (Это произошло во многом благодаря показаниям официально признанных Героев Войны, кавалеров ордена Мерлина первой степени Гарри Поттера и Рональда Уизли, а так же кавалерственной дамы ордена Мерлина первой степени Гермионы Грейнджер, бывших свидетелями подобных действий м-ра Ранкорна. Подробнее о деле Крокоттов — в статье «Пророка» под названием «Семья работников Министерства была вынуждена скрываться», № 189.)

— У пациента налицо некоторое помутнение рассудка — и насколько долго оно продлится, пока не понятно, — сообщил действующий лечащий врач госпиталя имени святого Мунго Август Сепсис. — Есть вероятность того, что им овладела мука раскаяния за все содеянное, но лично я сомневаюсь, что с данным индивидуумом может произойти нечто подобное». Как выяснил «Пророк», в ближайшее время м-ра Ранкорна не собираются выписывать из больницы. От себя могу лишь выразить искреннюю надежду на то, что подобные душевные болезни заразны и распространяются на всех лиц, избежавших обвинительного приговора Визенгамота.

Специальный корреспондент Кеннет Таулер

Джордж улыбнулся, пожалуй, своей самой широкой улыбкой за весь день. Вот оно. Не хотелось даже удивляться природе столь острого сегодняшнего чутья. Джордж помнил Ранкорна — крикливый, неприятный мужик. Он собирал информацию обо всех, кто хоть каким-то образом имел отношение к Ордену и общался с грязнокровками. По папочке на каждого мерзкого магглолюбца. Была подобная для отца. И для них с Фредом — одна на двоих. Ничего нового там не было сказано — «антисоциальные, эпатирующие личности, склонные к нарушению государственного порядка, проводящие агитационные работы через рекламу своей мелочной конторы. Подозреваются в контактировании с нежелательным лицом №1». Пометки аналогичного содержания были сделаны в их хогвартском деле, присланном домой сучкой Амбридж сразу после их легендарного отлета. Только тогда вся эта деятельность, конечно, была, не в таком масштабе. Джордж хмыкнул. «Почему вы беспокоитесь о Сами-Знаете-Ком?» На баснословные магазинные налоги, заломленные правительскими крысами, жрала и спала половина Министерства. «Запор, какая сенсация, он захватывает нацию!» Вот уж действительно. Налицо полная моральная деградация и зашоренность сознания. Запор, такая ситуация... Джордж перечитал последнюю строчку статьи. «От себя могу лишь выразить искреннюю надежду на то, что подобные душевные болезни заразны и распространяются на всех лиц, избежавших обвинительного приговора Визенгамота. Специальный корреспондент Кеннет Таулер.» Он хорошо помнил этого самого специального корреспондента. Они были однокурсниками, и когда-то, прямо за два дня перед сдачей СОВ, Фред едва не убил Кенни, подсыпав в его трусы Волдырный Порошок. Образно выражаясь, конечно...

Верити сидела на столе, скрестив руки на груди и покачивая ножкой. Своими большими, густо накрашенными голубыми глазами она смотрела на Джорджа. Смотрела на Джорджа. Раздевала его взглядом. Пожирала.

Почему-то ему стало смешно.

— Читала вот это? — Джордж сунул ей под нос листок.

— Ну да, — Верити пожала плечами. — А что?

— Тебе не кажется, что здесь есть что-то странное? — Джордж испытующе посмотрел на неё.

— Нет, — в еще большем недоумении Верити отложила газету. — А что? — равнодушно повторила она. — Какой-то мужик сбрендил и попал в психушку, разве не ясно?

— Мне — не до конца, — ответил Джордж, запуская пятерню в свои и без того всклокоченные волосы. — Алисия еще не пришла?

— Пришла, — лицо Верити сразу помрачнело. — Обложилась бумажками какими-то, сидит во второй подсобке.... Охота на работу за два часа до открытия идти...

— Все понятно, я пошел, — отрезал Джордж и поспешил к двери.

— Постой! — как-то жалобно окликнула девушка, когда он уже открывал дверь. — Ли вчера отправил сову, просил передать, что хочет съездить в Кингстон и, возможно, его не будет три дня...

— Забей, — хмыкнул Джордж и скрылся.

Верити взяла в руки изрядно помятый им листок и еще раз кинула взгляд на ту статью. Плывущие буквы. Крошечные колдуны в больничных мантиях шастали туда-сюда по колдографии. Ничего особенного!... Из коридора доносился голос Алисии, о чем-то спорящей с Джорджем. Девушка шмыгнула носом и уткнулась лицом в подол шуршащей юбки. Светлые, пахнущие духами, тщательно уложенные кудряшки растрепались.

Ну и что же она делает не так?

* * *

— Еще Блевательных Батончиков?

— Лис, в пятой коробке на третьей полке лежат усовершенствованные Кровопролитные конфеты.... — Что? Верити сегодня будет высчитывать соотношение увеличения доходов и повышения платы за аренду? Не выйдет за прилавок? Отлично, передай ей...

— Защитные Костюмы во второй секции.

— Благодарим за покупку!

Вечность назад — с этого момента прошло примерно полгода — Фред и Джордж-таки торчали за прилавком. Коммуникабельность, мать её. Любовь ко всем покупателям и к пышногрудым покупательницам возраста шестого-седьмого курса Хога в частности. Кстати, нельзя не отметить, что это было взаимно. Теперь стояния у прилавка случались не чаще, чем пару раз в месяц. Джордж как раз раскладывал перед собой коробки с Обморочными орешками, когда входная дверь магазина распахнулась, и внутрь, сверкая фамильными цацками и благоухая лучшим одеколоном, купленным в центре Косого, продефилировал Драко Малфой.

Джордж весело прищурился, вспомнив, как три года назад дал хорошего леща этому хорькообразному. Правда, после было отстранение от квиддича, но оно, видит Мерлин, того стоило. В конце концов, можно было сказать ему спасибо — если бы не это происшествие, они с Фредом, может быть, не разозлились бы должным образом, не стали бы наводить там, в школе полный дистрой, не свалили бы, не открыли бы вовремя магазин и не рубили бы сейчас кучу бабла. Хотя вот именно сейчас Фред ничего не рубит, да, собственно, и никогда уже больше не будет.

На хуй все.

— Три коробки Перуанского порошка Мгновенной тьмы, — капризно протянул Малфой, загибая пальцы, — две Отвлекающих обманки, — белобрысый сдул со лба челку, — и коробку этих ваших фейерверков, уж прости, не удосужился запомнить название...

Джордж скривился и полез под прилавок. Вывалив нужное, он оперся на столешницу, выжидая, пока отпрыск богатейшего и отстойнейшего рода расплатится. Но Малфой то ли где-то растерял свое золотишко, то ли задался святой целью взбесить Джорджа, бесконечно шаря по карманам и нарочито громко звеня монетами. Скорее, второе.

— Как дела, Уизли? — опять протянул он, наконец, высыпав на прилавок галлеоны, — Неужели бизнес пошатнулся? Смотрю, подевались куда-то все твои...

— Слушай, Малфой, — ухмыляясь, оборвал его Джордж, — а почему ты не в школе? Помнишь своего дружка Монтегю? Ходят слухи, что ты и подобные тебе там сейчас отправляются на ту же парашу, что и он, разве нет?

— Да ну? — хорек покраснел, но тут же собрался, повесив на своё лицо обычную самодовольную гримасу. — А что же ты тогда на кладбище, вместе со своим братцем...как его...Джордж? Фред...прости, не считаю нужным знать в лицо всех Висельников — не отправился? Остальных нищебродов некому будет кормить?

Раздался глухой стук и вопль. Парочка девиц, отирающихся у стеллажей с приворотными зельями, тоненько взвизгнули на разные лады и смылись, хлопнув дверью. С прилавка, грохоча и звеня, посыпались коробки и галлеоны.

С каменным лицом Джордж держал за воротник мантии Малфоя, красного, как рак. Слизеринец, тяжело дыша, навис над прилавком. По его саднившему подбородку противной тягучей нитью стекала слюна и капала на столешницу. Пара секунд — словно пыльный мешок, Малфой снова обрушился на прилавок и проехался по нему, оставив за собой кровавый след.

— Пошёл на хуй, — прохрипел Малфой, подняв распухшее лицо. Договорить не успел — последовал новый удар.

— Это тебе от имени Фреда, — меланхолично произнес Джордж, прижав аристократишку мордой к столу. — Судьба, не находишь — во второй раз за двоих справляюсь...

— РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ДЖОРДЖ!!! — закричала невесть откуда появившаяся Алисия. За её спиной стояла белая как мел Верити и только прижимала ладони ко рту. Когда тело Малфоя в очередной раз с грохотом приземлилось на прилавок, девушки кинулись к Джорджу и попытались оттащить его от окровавленного блондина, тряпичной куклой мотавшегося в руках парня.

— Отпусти, пожалуйста, — прошептала Верити, заливаясь слезами.

— Я убью этого мудака, — зло усмехнулся Джордж, высвобождая рукав из рук Алисии.

Кто-то из немногочисленных зевак по ту сторону прилавка охнул. Снова хлопнула дверь — ещё одни особо впечатлительные решили смыться.

— Уизли!!! — вновь заорала Алисия, попытавшись пнуть его под колено. — Если ты его не выпустишь, то мне точно станет насрать, и я вызову сюда Аврорат... Может, и журналюги, как это обычно бывает, подоспеют — вы же оба этого хотите, да?

Руки Джорджа уже сомкнулись на шее Малфоя, и тот издал жуткий хрип. Опять из его рта потянулась толстая веревка слюны, в этот раз попав на мантию Джорджа.

— Считаю до трех!!! — срывающимся голосом провозгласила Алисия, вытащив, наконец, палочку. Рыжий брезгливо посмотрел на перепачканный рукав и разжал руки. В последний раз Малфой грохнулся на столешницу.

— Слизень, — скривился Джордж и шумно сплюнул на пол, чуть не попав на туфлю Верити. Та с абсолютно несчастным лицом вновь разревелась и убежала в подсобку. — Рот-помойка. Жизнь тебя ничему не учит. Ничего, я надеюсь, что чуть позже ты сгниёшь от наследственного драконьего сифилиса.

— Не обольщайся, Висельник, — процедил Малфой, поднимаясь, — У меня-то всё в порядке. А ты уже не в своём уме, а дальше будет только хуже. Кто же будет управлять всем этим сбродищем, когда ты отправишься на пятый этаж к святому Мунго? Такие большие деньги не терпят тех, кто не дружит с головой, — добавил он, вытирая лицо платком.

— Так, пупсик, тебе мало? — рявкнул Джордж, закатав рукава. — Лучше прямой разворот на сто восемьдесят градусов — и учти, в этом магазине ничего не получишь ни ты, ни любой из твоей паршивой семейки. До десятого колена!

— Больно надо, — парировал блондин, ковыляя по направлению к двери.

— Иди-иди, Клуб Слизней зовет, — фыркнул Уизли, взмахивая палочкой.

Едва Малфой и оставшаяся пара человек исчезла, на двери магазина оказалась табличка «Закрыто».

— Это ты зря, — дрожащим голосом сказала Алисия. — Мы с Верити постоим...

— Толку от неё, — буркнул Джордж, поднимая с пола рассыпавшиеся Отвлекающие обманки. — Готов поспорить — сидит в подсобке, ревет белугой.

— Зелья попьет, не переломится, — Алисия потерла виски и вздохнула. — Смотреть на тебя не хочу, Уизли. Иди.

— Уже несусь, — хмыкнул он, вылезая из-за прилавка в торговый зал. — Напиши Ли, пускай возвращается поскорее, — добавил Джордж, уходя.

Лис кивнула, и, как только дверь захлопнулась в последний раз, она сползла по прилавку на пол, наколдовала огонь и прикурила от палочки, стряхивая пепел прямо на плитку. Голова нещадно раскалывалась, перед глазами все плыло — черт подери идиота Джорджа, эту идиотскую работу и идиотский мир, который нещадно ебет её даже сейчас, когда ей почти двадцать один — чертово совершеннолетие у магглов. Нет, всё не так, убеждала себя Лис. Всё хорошо. Всё замечательно. Все проблемы позади — ведь она давным-давно окончила школу и свалила от родителей, заодно пережив целую войну, и даже тот, кого она любила последние пять лет, больше её не кинет...

* * *

В «Дырявом котле» Джордж пересек зал, и, кивнув протирающему стаканы Тому, сразу направился к камину. Зачерпнув щепотку летучего пороха, он шепнул: «Нора» — и столб зеленого пламени унес его домой. Там никого не было — это Джордж понял сразу. Наверное, родители уехали в гости. Он вошёл в непривычно тихую кухню.

Здесь почти ничего не поменялось за все эти годы, кроме, наверное, того, что теперь полуоткрытый кухонный шкафчик манил Джорджа спрятанной бутылкой Огденского огневиски, а не пакетиками драже «Берти Боттс» и шоколадными лягушками, которые, впрочем, оказывались там довольно редко. Взяв то, что ему нужно, Джордж тихо поднялся наверх. Стеклянное горлышко приятно холодило еще горевшие огнем руки.

Прошел час. Мир расплывался и собирался внутри стакана с янтарно-желтой жидкостью. Фред улыбался и махал Джорджу с фотки, приклеенной на стену их общей комнаты на третьем этаже. Джи засыпал сразу на двух узких, составленных вместе кроватях, даже забыв снять ботинки. Когда кровати перестали качаться, подобно лодке, и он уже почти пребывал в мире снов, где-то сверху повеяло холодком, и будто бы кто-то шепнул ему — «Спасибо». За что? Джордж улыбнулся и засопел. За окном садилось солнце. С неба падал сухой, редкий снег.

И таял, не долетая до земли.

1998 год, начало ноября

* * *

— Кенни! — крикнула Анджелина Джонсон и махнула рукой.

Кенни — это он, Кеннет. Который Кеннет Таулер. Кенни-волдырюшка-замухрышка, три ха-ха два раза. Ему уже исполнился двадцать один год, и вот все, что он имеет: комнату в одной из прекрасных лондонских трущоб (хорошо, что еще не пришлось переселяться в сквот); работу в большой известной газете с маленькой зарплатой — звали клерком в Министерство, но он, как и многие ровесники, из принципа отказался; кучу болячек — с детства здоровье не очень, да и за год войны пару раз тряхнуло; ворох контркультурных мыслей в лохматой голове; полбутылки сливочного пива.

Не так уж и мало, если подумать.

— Кенни, я принесла тебе кое-что, — с этими словами Анджи кинула на стол увесистую папку.

Он знал Анджелину еще со школы и даже был немного влюблён в неё. Хотя, чего уж греха таить, каждый из его однокурсников хоть раз в жизни, но на неё западал, такой уж была Анджи. Обычно Кенни ничем не выдавал свою привязанность, но произошёл один случай, и он не смог не поддаться. Когда на шестом курсе Майлс Блетчли из Слизерина посмел ляпнуть Анджи, только что бросившей своё имя в Кубок огня, что-то вроде «Пиздуй в своё гетто, чёрная тварь», то Кенни, случайно находившийся рядом, единственный в жизни раз вышел из себя и пнул слизеринца там, где, скорее всего, находилась его единственная извилина. Плата была большой — неделя на больничной койке, но Кенни ни о чём не жалел, потому что всю неделю Анджи бегала к нему и исправно таскала в его палату коробки шоколадных лягушек. Его зряшным надеждам, как всегда, не суждено было сбыться — на Святочный бал она всё равно пошла с Фредом Уизли. После этого они даже стали гулять вместе, правда, провстречались совсем недолго и к седьмому курсу благополучно разошлись.

Но свято место пусто не бывает — к тому моменту своего добился Ли Джордан, и, к слову, он с Анджелиной вместе до сих пор, поэтому на что-то большее, чем лягушки, Кенни больше не надеялся. И хрен с ним. Три с лишним года прошло.

— Кенни, ты что, уснул? — Анджи схватила его за плечо и нечаянно опрокинула пиво. Гора бумаг, навалянных на столе, тут же пропиталась коричневой сладкой субстанцией. — О Мерлин! Секундочку, — добавила она и с этими словами взмахнула палочкой. От бумажек пошёл пар.

Кенни рассеянно глянул на девушку поверх очков, потом на потёртую коричневую папку перед ним.

— Это что? — спросил он, потирая ноющую под тяжестью оправы переносицу.

— Это для твоих подработок, дурачок, — улыбнулась Анджи. — Кэти Белл.

Ах да, подработки. Спортивный обозреватель.

Ему нужно было написать небольшую заметку об учившейся годом младше Кэти — новом ловце "Холихедских гарпий", которую Кенни, несмотря на её некоторую известность, помнил смутно. Может, потому, что в школе не очень интересовался квиддичем, а может, и потому, что за все шесть лет в Хогвартсе она ни разу ни открыла при нём рта. Единственное, что он еще более-менее подробно припоминал — то, как Спиннет однажды отходила Джорджа Уизли метлой у всех на глазах в гостиной — кажется, это случилось как раз из-за неё. Еще, по слухам, было какое-то проклятие, которое наслали на Белл, но это было уже после Хога и волновало Кенни ещё меньше. Вот так-то. А вообще, по идее, там вроде как и не было никаких убийственных пасов и голов. Из чего же появилась эта звезда?

...— Кенни, мне пора, — сказала Анджи, каким-то материнским жестом потрепав его плечо, в очередной раз возвращая из мысленного плена. — У меня дела, а потом нужно зайти к Ли, может быть, придёт Джордж и, мы все вместе посидим у него, а ты как? — Кенни спиной почувствовал, что, возможно, сейчас Анджи улыбается, и представил себе ряд её ровных, белых зубов, тонкой полоской светящихся в полумраке кабинета.

— Нет, спасибо, — он кинул ей эту фразу вместе с папкой, из которой вывалились пухлые подшивки с колдографиями и рассыпались по столешнице. Кто-то помахал ему рукой из-под выцветшей страницы «Пророка». Кенни подумалось, что в предложении Анджелины столько же симпатии и заботы, сколько было в этом несуществующем картонном жесте, адресованном не ему.

Когда Анджи уже ушла, то Кеннет вытащил из кучи бумаг какую-то колдографию и стал машинально теребить её края, уставившись в одну точку на грязно-белой стене. «Пиздуй прочь в своё гетто, чёрная тварь», — ни с того ни с сего злобно сказал Блетчли внутри его головы. Откуда косорылый слизеринский чистокровка, нос дальше родового поместья не высовывающий, мог узнать о тех самых маггловских американских кварталах? Впрочем, хорьки, сами того не ведая, устроили в Хоге нечто вроде гетто. Создали касту неприкасаемых. И не заметили, как сами оказались в ней. Впрочем, сейчас Кенни не было до этого. Тени прошлого в последнее время редко тревожили его — может, потому, что для остальных он сам являлся не больше, чем одной из них.

«Пиздуй прочь в своё гетто, чёрная тварь». Прочь. Чёрная тварь. То есть милая, вечно добрая со всеми Анджелина...

Кенни, наконец, посмотрел на колдографию. На ней была Белл, приторно-грустно уставившаяся своими трагическими светлыми очами в осеннее пасмурное небо. Ветер раздувал её длинные кудри, и на монохромном снимке они казались белыми, как мел.

«Моей Анджи от Кэт. 03.10.95» — гласила надпись на обороте. Казалось — а может, так оно и было — она попала сюда по чистой случайности. Чистой и белой.

Кенни бросил карточку в папку и начал сваливать весь хлам со стола в рюкзак. Допив остатки пива, он выкинул пустую бутылку в мусорную корзину, отозвавшуюся грохотом и рыганием. Посидел немного на стуле, положив голову на руки. И, нашарив на столе очки, нацепил их и наконец-то собрался идти домой.

* * *

Кэти хлопнула дверью своей квартиры и попыталась запереть её ключом, но потерпела неудачу. В который раз она повернула его не в ту сторону, и вот, как результат — ключ застрял. Она долго дёргала его, и, так ничего не добившись, плюнула на всё и просто наложила на дверь Запирающее заклинание. Сбросив надоевшие за день туфли и мантию, Кэти побежала на кухню и села у окна, подогнув под себя замёрзшие ноги.

Мерлин, ещё один день прошёл ужасно. Больше всего на свете Кэти хотела лечь и уснуть, а проснуться в другой жизни. Нормальной или хотя бы близкой к этому. Чтобы было как раньше, как в школе, как до войны, как дома. В общем, где угодно и как угодно, но только не в этой затянувшейся осени, не на обломках всеобщего апокалипсиса. Не здесь.

«Замолчи», — подумала она. Но внутренний голос не желал униматься. Неприспособленность, да. Всё дело в её неприспособленности к этой жизни, инфантильности, которую раньше Кэти распознавала в себе как некоторую замкнутость и обострённое восприятие окружающего мира. Даже эти иллюзии оказались слишком сладкими. И теперь ей кажется (Или так оно и есть? Кэти уже не отличала), что всё и все вокруг против неё — даже вот эта вот маггловская квартира, в которую Кэти сдуру переехала, зная, что в родной дом, пускай даже он и виден из того самого окна, в которое сейчас она смотрит, уже не вернётся.

Сегодня ей опять пришлось идти в больницу имени святого Мунго, навещать Мартина. Пришлось, потому что больше всего на свете она не хотела там появляться. Кэти не выносила это место ещё с того момента, как попала туда на седьмом курсе. Именно там и тогда всё в её жизни окончательно пошло наперекосяк. Наконец, как бы ей самой не было стыдно это признавать — она не хотела видеть своего обездвиженного брата, который уже больше, чем полгода не проявлял никаких признаков жизни. Кэти и так не была особо привязана к Мартину — сказывалась и разность характера, и разница в пять лет. Блестящий ученик и красавец, ставший хорошим аврором, не вызывал у неё ничего, кроме шаблонной гордости, как гордятся ловцом любимой команды, выигравшей чемпионат — издалека — зная, что он тебе, в сущности, никто. Кэти даже передёрнуло от этой мысли. Вне всякого сомнения, Мартин совершил геройский поступок, попытавшись защитить родителей, так не вовремя оказавшихся дома, но его усилия были тщетны — ведь мама и папа в могиле, а от него самого осталась необратимо дурнеющая оболочка, которая уже сейчас никому не нужна.

Кэти подумала, что не всё в этом мире получается по правилам — любящий сын и храбрец Мартин учился в Рейвенкло, а будущую прилежную ученицу и пай-девочку Кэти Распределяющая шляпа отправила в Гриффиндор. Почему?

...Да, сегодня Кэти была в больнице. Она ненавидела это место — чистые белые стены ассоциировались у девушки с такой грязью, какой она не видела ни в одном месте. Чистая белая палата, в которой лежал Мартин, соизмерялась в её сознании с чёрным оплотом всех возможных нечистот....

Когда Кэти сидела у кровати брата, повернувшись к ней спиной и читая новый номер каталога «Выбери себе метлу», то незаметно для себя обратила внимание на чьи-то шаги по палате. Отодвинув ширму, она увидела высокого черноволосого бородатого мужчину, расхаживающего от угла к кровати. Он явно не был целителем — белый халат выдавал в нём пациента — но на проклятого или умалишённого тоже не походил, хоть и было в нём что-то устрашающее. Он бормотал себе под нос какие-то слова, записывая их на пергамент, лежащий на тумбочке неподалёку. Кэти наблюдала за этим странным человеком несколько минут, осознавая, что он выглядел не только грозно, но и очень неприятно. Где-то она уже видела его раньше, только не могла вспомнить, а может быть, это были очередные причуды её богатого воображения.

Тут бородач остановился и оглядел палату. Он увидел Кэти, увидел её маленькую фигурку, притаившуюся за ширмой, посмотрел в её широко раскрытые глаза, в которых, как показалось самой девушке, мелькнула тень страха.

Мужчина увидел её — и случилось неожиданное. Он будто бы уменьшился в росте, его лицо посерело, его самого... сковал ужас. Мужчина перевёл взгляд с Кэти на ширму и переменился в лице ещё больше.

Как будто бы он знал, кто именно лежит за ней. Хотя, скорее всего, он действительно успел узнать об этом наверняка.

Кэти отвернулась, потому что происходящее её сильно напугало.

И тут на неё, как снег на голову, обрушилась страшная догадка. Не помня себя, Кэти схватила сумку и побежала к выходу, даже не поговорив с целителем. К горлу подступали предательские рыдания, уши закладывало, ноги подкашивались.

Ей снова казалось, что жизнь сталкивает её лбом со всеми этими кошмарами специально.

...Кэти поставила чайник и зажгла огонь на плите с помощью Инсендио. Мысли в её голове сменяли друг друга, как цветные слайды.

Вот так просто. До сегодняшнего дня она нигде и никогда, кроме того дня в Хогвартсе, не видела тех людей, которые сделали её жизнь такой. В воображении Кэти они оставались одинаковыми безымянными фигурами в чёрных мантиях, чьи глаза в прорезях чёрных масок были одинаково яркими, освещаемые изумрудным светом неизменной Чёрной метки над их головами. И вот, пожалуйста — один из них оказался рядом с тем, кого сгубил. Интересно, как он оправдывался перед судом? Как объяснил то, что отправил на смерть столько человек? И почему оказался на пятом этаже? Чья-то месть или груз вины оказался непосильно тяжёл?

Кэти подумала, что банальная фраза о том, что будто бы больше всего палачи боятся своих жертв, верна, но не полностью. Больше всего палачи боятся своих несостоявшихся жертв.

Вот так просто и так сложно...

Кэти стало страшно и неприятно думать о сегодняшнем дне. Паника и безысходность уже цеплялись своими холодными липкими пальцами за её несчастную шею. Нужно отвлечься. Нужно думать о насущном. Через два месяца «Холихедские Гарпии» отыграют матч с «Торнадос», первый матч в новом, тысяча девятьсот девяносто девятом году. Первом за несколько лет мирном году. Это был очень важный матч и для команды, и для Кэти лично, потому что от его исхода во многом зависело прохождение Гарпий в первую лигу. Кэти не должна была позволить себе опять расклеиться. Почему, в конце концов, она должна загонять себя в пучину депрессий из-за того, что было и прошло? У каждого человека существовали свои тайны, своё горе, но каждый, Кэти была уверена, каждый сбрасывал с себя гнёт прошлого, убирал его на дальнюю полку воспоминаний, чтобы увидеть, Мерлин, увидеть будущее, которое неизменно оказывалось лучше. Каждый, но у неё почему-то не выходило.

Да, теперь о Кэти совсем некому заботиться, но, кажется, она и сама справляется неплохо — и видит Мерлин, что желаемое когда-нибудь станет действительностью. Игра её излечит. Она с радостью отдаст себя ей, зрителям, будет жить энергией болельщиков, может, когда-нибудь даже увидит себя на обложке «Спортивного обозревателя» или «Квиддич сегодня»... или, если повезёт, попадёт в сборную Англии, обеспечит Мартину лучшие условия, заберёт его из ада общей палаты и этой ужасной больницы. Может, даже уговорит Юнону с мужем переехать из Австралии сюда — блин, да у неё ведь ещё есть Юнона, её любимая старшая сестра... да, теперь всё в её жизни всё определенно изменится к лучшему!

Чайник засвистел. Кэти сняла его с плиты, аккуратно потушила огонь палочкой и принялась наливать в заварник кипяток. Одно неловкое движение — и вода пролилась мимо, ошпарив ей руку.

Дура! От боли и обиды на себя в глазах Кэти защипало, и она опустилась на холодный плиточный пол. Да какого чёрта она вообще попёрлась в большой квиддич, да ещё и не на свою годами отработанную позицию, ведь на ловцах, Мерлин раздери, всегда лежит больше всего ответственности! Они, к тому же, всегда готовы к тому, чтобы стать звёздами, а Кэти... Мерлин, да какая из неё звезда, она всегда была невзрачной, незаметной и молчаливой декорацией для своих более ярких друзей, которые сразу же после школы её позабыли! Даже он...улетел, ни сказав ни слова на прощание, а встретив снова, стал так зло насмехаться! Она одна, она никому в этом мире не нужна, она чёртова маленькая девочка, которая, наверное, уже никогда не повзрослеет.... Дура!

Только что пришедшая мания исчезла без следа, уступив место привычной уничижительной, кидающей в слёзы тоске. Кэти взахлёб рыдала, сидя на холодном подоконнике, глядя на еле заметный снег за окном. Казалось, что в воздухе просто стоит еле заметная пыль, с пустого белого неба спускающаяся на серые крыши домов, среди которых одиноко затесался и её собственный — такой же покинутый и осиротевший, как и его хозяйка.

Но ведь она решила, что больше никогда туда не войдёт.

* * *

На следующее утро весёлая и жизнерадостная девушка, улыбаясь, шла по Косому переулку, спеша на свою тренировку по квиддичу. Она не заметила, как нечаянно толкнула высокого, сутулого, лохматого парня в очках с толстыми стёклами, и как он оглянулся ей вслед почти безо всяких эмоций, и, лишь только присмотревшись, можно было уловить в его взгляде лёгкую неприязнь. Ничего личного, просто Кенни Таулер узнал в девушке Кэти Белл, а она прошла мимо, не зная о том, что в его большом рюкзаке лежит свеженаписанная статья о ней, которая уже так скоро появится на страницах «Спортивного обозревателя». Она прошла мимо, не догадываясь, что в палате больницы святого Мунго Альберт Ранкорн пытается усмирить вскипающую в нём глухую ярость, вспоминая число приговоров, которые ему приходилось подписывать, и что больше всего на свете он мечтал убить всех тех, кто ему об этом невольно напоминал. Она не знала о том, что прямо сейчас, за много миль отсюда на Хогсмидском кладбище, один рыжеволосый волшебник на могиле своего брата-близнеца сжигал заклятием две траурно-чёрные розы, принесённые туда Кэти два дня назад, и с отчаянием вспоминал её, как пример чёртовой стойкости и жизнелюбия, которой ему так не хватает, не подозревая о том, какие демоны одолевали её ещё вчера.

Она не знала. И он, наверное, тоже не знал.

1998 год, 15 ноября

* * *

Emptiness, why should I lie

I don't want you to be my friend

I don't want you, I really really hate you/myself

I really really hate you, I really really hate

— Ты мог бы и не делать этого, — укоризненно выпалила Алисия.

Джордж мельком оглянулся на неё. Алисия шла позади него, и, хоть её лицо скрывала темнота улицы, весь вид девушки выдавал её чувства — вины и внутреннего противоборства, и стало ясно, что она удерживала в себе эти слова целый вечер, а может, и больше.

Где-то впереди Джордан и Анджи громко захохотали. Джордж угрюмо посмотрел на бутылку пива в своей руке. Началось, подумал он.

— Всё я правильно сделал, — буркнул он и ускорил шаг. Алисия молчала. Разговор не клеился. И слава Мерлину.

* * *

Для Джорджа Альфонзус Смит всегда был тем ещё обсосом и чмошником. В общем-то, в школе Джордж всегда был вполне нормально настроен по отношению к другим факультетам (естественно, что Слизерин под этот настрой не попадал), и никогда в жизни он не называл никого безмозглой макакой только потому, что этот кто-то учился на Хаффлпаффе. Альфонзус и его не менее мерзкий братец Захария, учащийся двумя курсами младше, были счастливыми исключениями. Но если ещё малолетний Захария, появлявшийся на их с Фредом горизонте лишь изредка, просто бесил, то Альфонзус порой вызывал у Джорджа жгучее желание сбегать в спальню за любимой битой и вообразить, что тупорылая башка Смита — это бладжер. А ведь всё это вело отсчёт аж с первого курса, и гадкий Смит сам начал — на первом же совместном уроке зельеварения он просто так вылил в сумку Джорджа целую банку жабьей икры. Разозлённый Джордж не поленился-таки выучить порядком задолбавшую всех Вингардиум Левиосу, и уже на следующий день его тарелка с овсяной кашей полетела за хаффлпаффский стол и приземлилась прямиком на голову Альфонзуса. В общем, до третьего курса они, с редким участием Фреда, изощрённо подсирали друг другу всеми возможными способами, а на пятом Джордж чуть не сломал Смиту нос, когда увидел, как он схватил за сиську Элис Томпсон, с которой Уизли тогда встречался. Это стало последней каплей. Майлс Блетчли, Грэхем Монтегю, Эдриан Пьюси, даже Селби Уоррингтон — ни один слизеринский ублюдок, по мнению Джорджа, не был хуже, чем Альфонзус Смит!

Мерлин, да плевать на времена Хогвартса. Если уж быть честным, то Джордж и думать забыл про какого-то придурка из Хаффлпаффа, пока тот снова не вздумал перейти ему дорогу.

Вообще-то владелец «Зонко», по слухам, был то ли мёртв, то ли в бегах — короче, так он и не вернулся. После окончания войны магазин был выставлен на продажу кем-то из родственников старика. Конечно же, самая прибыльная и выгодная сделка у него получилась бы с Джорджем Уизли — а кто же еще, как не он в этой стране столь хорошо знает своё дело? Да, Джордж так хотел приобрести лавку ещё и потому, что когда-то этого об этом мечтал Фред. Джордж мечтал, как преобразит утратившее свой лоск здание, спал и видел себя раскладывающим новые товары на полках.... И что вы думаете? Кто опередил одного из самых молодых и успешных предпринимателей волшебной Британии? Жалкий хмырь Альфонзус Смит!

Джордж, жалея о разбитой мечте, терпеть не стал. За некоторое количество галлеонов он нанял пронырливого старикашку-детектива в пахнущей нафталином клетчатой мантии и послал его педантично записывать за Смитом все его косяки. В результате в один солнечный ноябрьский день на стол Джорджа легла стопочка бумаг, где говорилось о том, что Альфонзусу Смиту поставляют товар из левых источников, запрещённых Министерством Магии. Весь компромат оправился по нужному адресу в тот же день, и вскоре Визенгамот начал судебное разбирательство, исход которого, с огромной вероятностью, будет совсем не в пользу Смита.

Джордж потирал руки, радовался и закатил большую вечеринку. А Лис это всё почему-то не понравилось. Говорит, подло. Джордж не был с ней согласен. А начинать всё это разве было не подло? Она всегда была немного странной, думал Джордж, а сейчас почему-то стала ещё и занудной. Ну и хер тогда с ней.

* * *

— Что это ещё за вонючая дыра? — засмеялся Джордан, открывая дверь и входя внутрь первого попавшегося им дешёвого паба.

Да уж, вид заведения не был очень уж презентабелен. Обшарпанные стены с развешанными по ним голыми красотками и плакатами старых групп, дешёвые пластиковые стулья. Хохот, гам и толстые клубы сигаретного дыма. Ах, да: магглы, магглы — целая куча магглов вокруг.

Анджи вытащила из кармана мантии клетчатый платок и с самым брезгливым выражением лица вытерла стул, на который собралась сесть. Джордан одним могучим выдохом сдул крошки со стола, смахнув остатки рукавом, после втихаря отчистив его Экскуро. Лис дождалась того момента, когда официант отвернётся и, не мелочась, вытряхнула пепельницу прямо на пол.

Джордж ухмыльнулся про себя и пошёл брать ещё пива. Бедные друзья, подумал он. Наверняка этот гадюшник кажется им страшнее логова Волдеморта.

Знали бы они, что такой же кавардак сейчас творится у Джорджа внутри.

Совсем недавно ему было непривычно хорошо, будто бы что-то неуловимое заполнило зияющую пустоту рядом. Джордж почти материально ощущал чьё-то присутствие в тот вечер, когда отдубасил Драко Малфоя. Каково же было его разочарование, когда уже утром всё вернулось на свои места! С тех пор он и жил одной только предстоящей разборкой со Смитом. Иллюзорная радость, пришедшая к нему тогда, на поверку оказалась лишь действием огневиски.

— Хэй, Митчелл! — молодой маггл лет двадцати, тоже, как и Джордж, подошёл к барной стойке. — Митчелл, сукин сын, ты должен мне ещё галлон!

Парень был высок и худ; у него были чёрные сальные волосы, своей игольчатой причёской сильно напоминавшие покойную Тонкс. Длинную, жилистую шею парня обвивало нечто, больше всего напоминавшее своим видом собачий ошейник; остальная его одежда была потрепанной и разодранной. Джордж невольно улыбнулся — типчик умудрялся выглядеть одновременно и притягательно, и отвратительно.

— Митчелл! — продолжал надрываться он.

Наконец, бармен, такой же молодой и грязный, появился из подсобки, неся на подносе стаканы, на стенках которых ещё оседала пена — непонятно, пивная или мыльная. Под глазом Митчелла красовался синяк.

— Что-то желаете? — осведомился он у Джорджа.

— Четыре пива, — быстро сориентировавшись, кивнул Уизли.

— А почему ТЫ орёшь? — спросил бармен, тыча пальцем в черноволосого парня, мигом потеряв интерес к Джорджу.

— А почему бы и нет? Мой дом — моя крепость, — ухмыльнулся парень. — Что хочу, то и делаю.

— Не устраивай цирк, Джонни, — пробубнил бармен. — Говори, что хотел.

— Митчелл, урод, ты должен мне галлон, — хихикая, повторил брюнет.

— Галлон чего? Пиздюлей, что ли? — быстро вышел из себя Митчелл. — Учти, Джонни, сегодня ты мне оплатишь всю свою выпивку. До последнего пенса!

— Эй, — возмутился Джонни, — но я же пустой! Эй, рыжий, не подкинешь пару фунтов? Экономика валится, фунт дешевеет, проклятые капиталисты ущемляют права рабочего класса, раскидывая по миру сеть огромных уродливых корпораций — ну так как, рыжий?

— Может, я и рыжий, но на безмозглого идиота вроде тебя не похожу, — Джордж пожал плечами, до этого с интересом наблюдая за их диалогом со стороны. В какой же момент он взял в привычку сходу хамить незнакомцам, пусть даже и таким, как этот незнакомый ему Джон?

— Старина Сид покарает тебя, — надулся Джонни, сжав бледные костлявые пальцы в кулаки.

Митчелл, почувствовав, что пахнет жареным, ойкнул и снова поспешил скрыться в подсобке, чуть не своротив свои стаканы. Кто-то из особо шумных посетителей заржал и громко стукнул ладонью по столу. Джордан искоса и с неодобрением наблюдал за разворачивающейся сценой; в рукаве его толстовки явно была спрятана волшебная палочка. Джордж вплотную подошёл к Джонни и нежным, почти интимным голосом зашептал что-то ему на ухо, не забывая чётко выговаривать каждое слово.

— Эй, парень, прости, я не хотел, — извиняющимся голосом проговорил Джонни; отстранившись, он воровато оглянулся и достал странного вида папиросу. Щелчок зажигалки, и к удушливой табачной вони бара присоединился ещё один запах — этакий специфически-земляной.

Джорджу этот запах был хорошо знаком — однажды он купил этот странный табак у Наземникуса Флетчера. Штука и вправду была что надо. Но Назем давно отошёл от дел, а мысль немного развеяться всё сильнее и сильнее занимала голову Уизли.

К счастью, Джордж понял, что ему нужно сделать.

— Так-то лучше, — улыбнулся он, взяв в руки четыре кружки пива. — Шагай по своим делам, старина. Когда я вернусь, поболтаем? Есть разговор.

Джонни кивнул. Джордж ещё раз внимательно посмотрел на своего собеседника и пошёл за столик.

— Зачем он тебе нужен? — прошептала Алисия, наклонившись прямо к уху Джорджа. Из-за музыки и голосов иначе слов было не разобрать.

— Хочу достать у него травы, — глядя ей прямо в глаза, усмехнулся тот. Так-то! И пусть только попробует его поучать.

— Джордж Уизли, ты дебил, — с улыбкой пропела Алисия и отвернулась. Тем лучше, отвлеченно подумал Джордж, выслеживая в толпе своего нового знакомого, тем лучше.

* * *

Анджелина Джонсон, подперев голову руками, молча оглядывала пейзаж вокруг. Ей было скучно и хотелось спать. От запаха пота, спиртного и сигарет кружилась голова. Девушка немного ослабила шарф на шее, чтобы легче дышалось. Ну хорошо, она сама магглорожденная. Ни о какой дискриминации простецкой культуры здесь и речи не шло. Просто одно ей было непонятно — зачем Джордж таскается по таким дрянным местам и таскает туда их всех? А вот, кстати, и он. Анджи с какой-то странной меланхолией наблюдала за тем, как Джордж садится за столик с неким подозрительным субъектом, о чём-то говорит с ним, а после они ударяют друг друга по рукам и тот уходит. Девушка нахмурилась. Когда был жив Фред, то близнецы постоянно ввязывались во всякие сомнительные авантюры, но чтобы с магглами...? В том, что этот всклокоченный панкующий брюнет не был волшебником, Анджелина не сомневалась. Нет, Фред бы не позволил этого брату! Хотя... что она знала о Фреде? Анджи вспомнила себя — робкую второкурсницу, внезапно очарованную странным рыжим мальчиком. Да за все годы их знакомства она не слышала от него ровным счётом ничего, кроме как бесконечной болтовни о квиддиче, их с Ли проделками и очередной версии Блевательных батончиков.... Даже когда они вместе пошли на бал. Даже когда начали встречаться после этого. Анджи была довольно проницательна, чтобы понять, что весь этот сшибающий с ног наглый, позитивный апломб — не больше, чем маска, фасад души, и вряд ли она станет той, которой будет позволено увидеть больше.

Фред не испытывал к Анджелине ни капли романтических чувств — это было очевидно. Ей было всего семнадцать, и перспектива провести ближайшую пару лет со вдребезги разбитым сердцем пугала девушку. Через несколько месяцев они разбежались, и Фред, особо не переживая, некоторое время спустя завёл такие же необременительные отношения с Алисией. Анджи, глядя на это, невесело усмехалась — похоже, Фред вообще не был способен на адекватные чувства. Тогда Анджелина впервые впала в странное состояние — везде, куда ни плюнь, она казалась себе не к месту. Как ни крути, в её семье никогда не было волшебников, поэтому Анджи часто чувствовала себя неспособной понять некоторые реалии этого мира. Как следствие — многие сложные предметы просто не хотели ей даваться. Это ей-то — привыкшей быть во всём лучшей, девочке из профессорской семьи, которой, если бы не письмо из Хогвартса, светил бы как минимум Кембридж! И компания, в которой Анджелина находилась, в один момент стала ей...чужой? Девушка понимала это всё яснее, ровно, как и то, что единственной причиной, по которой она всё ещё была там, являлся Фред. Фред, наплевавший не только на неё, но и на всех девчонок в принципе (Анджи как-то даже задавалась вопросом, не гей ли он). Из всей пучины этих безрадостных размышлений её вытащил... Джордан, на которого Анджелина почти не обращала внимания раньше. Милый, славный Ли! Он всегда обожал Анджи, восхищался ей. И если раньше Анджи только отвергала его ухаживания со смехом, то тогда всё внутри неё благодарно им отозвалось. С ним не нужно было навзрыд реветь, как пришлось Кэти и Алисии, когда близнецы бросили школу. С ним было очень хорошо, только... нет, Анджи лишь иногда по старой привычке грезила о Фреде. У неё отлично получалось играть в квиддич, и она с лёгкостью заняла место капитана команды на седьмом курсе, но после того, как Амбридж выгнала полкоманды, в том числе близнецов, всё стало совсем не так... точнее, вторая сборная получилась никакой из-за непроходимо тупых игроков. Или же Анджелина просто не умела искать нормальных? Как бы то ни было, груз ответственности ей порядком поднадоел. Несмотря на то, что Гриффиндор под её началом всё-таки получил Кубок (а это открывало путь практически в любую команду), Анджи забросила спорт и устроилась по протекции отца Кэти в «Пророк». Жалела ли? Было дело, но всё прошло. Вместе с Ли она поселилась в Косом переулке, и, хоть они и были в разлуке больше полугода (пришлось скрываться с родителями в Бельгии, ведь эта война не щадила таких, как она), это не развело их. Вот только... Анджи ещё раз посмотрела на Джорджа, сидящего напротив — волосы, торчащие с одной стороны и примятые с другой, вечно бледное лицо, непривычно злая улыбка — и в сотый раз отметила, что такие вот обстоятельства будут снова и снова пробуждать в ней подобные мысли, кидать в овраг ненужных воспоминаний, из которого не выбраться.

Что-то в её жизни определённо было не так. Взять хотя бы этот дурацкий паб.

* * *

— Мерлин, да что тебе нужно? — почти кричала Лис, шагая вдоль набережной. Отчаянно свистел ветер, и чернильно-чёрная Темза колыхалась студнем, будто бы готовая принять в свои воды кого угодно. А ведь вправду снесёт туда — и фиг кто увидит, усмехнулась девушка.

— Можно, я пойду с тобой? — просил Джордж, увиваясь следом и убирая волосы с лица.

— Я не испытываю недостатка в твоём обществе, Джордж, — буркнула Алисия, кутаясь в воротник мантии и ускоряя шаг. Ей не хотелось с ним связываться. Проводить остаток вечера — тем более. Слишком большая концентрация всяких выходок для одного отдельно взятого промежутка времени. А ей как никогда хотелось покоя.

— Ну пожалуйста, — Джордж в один момент обогнал Алисию и вскочил на бордюр. За его спиной равнодушно плескалась мутная вода. — Могу дать тебе почти честное слово, что не буду храпеть и пачкать мочой сиденье унитаза.

— Мудак!! — рассерженная Алисия дёрнула Джорджа за рукав, и тот повалился на тротуар, едва не сбив её с ног. — Мне вовсе не улыбается левитировать тебя оттуда или, что ещё хуже, иметь дело с маггловской полицией, так что занимайся своими выкрутасами после того, как я отойду на расстояние хотя бы ста шагов!

Ответом Лис было молчание. Джордж стоял перед ней, ни проронив ни слова, и в темноте можно было разглядеть его почти издевательскую улыбку.

— Что ты замер! — в отчаянии рявкнула она. — Тебе дома места мало?

— Если бы, Лис, — усмехнулся Джордж. — Напротив, там гораздо больше места, чем нужно мне одному.

Алисия тяжело вздохнула. Опять, подумала она. Джордж знал, на что давить. Почему из всех возможных кандидатур на роль своей няньки он выбрал именно её? Почему не родители, не куча братьев, не Джордан, наконец? Ответ был очевиден — из всего возможного окружения лишь они оба были завзятыми одиночками. Отщепенцами, если угодно. С Лис всё было понятно — но она и не искала особенно чьего-то общества. Так что её затворничество было скорее добровольным. А Джордж... Ну да, он был очень милым первые двадцать лет своей жизни. А сейчас? Вот в данный момент, например? Кому сейчас нужно возиться с этим парнем, потерявшим брата, героем войны со съехавшей крышей? Ладно. Хорошо. Он может идти, куда ему заблагорассудится — хоть к ней домой. Она же постарается быть приветливой и сделает всё, чтобы в первые полчаса не вышвырнуть его за дверь.

— Мы зайдём в маггловский магазин неподалёку от дома, — как можно более спокойно сказала Лис. — А то у меня дома нечего есть. Постарайся не кричать и не тыкать пальцами, Джордж.

* * *

Лис бродила между рядами продуктов, машинально кидая в корзинку то одно, то другое. Да, следует быть осторожной — она давно не меняла галеоны на фунты. Могло и не хватить. Джордж семенил где-то сзади, квадратными глазами разглядывая всё, что лежало вокруг. Прекрасно. Самое главное, что он не орёт, подумалось ей.

— Эй, а что это?! — вдруг прогремело сзади. Лис обернулась. Джордж с самым радостным видом размахивал пакетом замороженных креветок. Немногочисленные, ввиду позднего времени, покупатели уже начали оглядываться в поисках источника шума. — Напоминает дохлых флоббер-червей, не находишь?

— Нет, — покраснев, сквозь зубы процедила она. — Разорви тебя мантикора, молчи!

Пора закругляться, решила Алисия. Ей вовсе не улыбалось прекратить ходить сюда из-за Джорджа, который страдает хроническим отсутствием осторожности. Хотя... не сказать, что он особенно от этого страдает. И вряд они спалились очень уж серьёзно. Скорее всего, окружающие магглы спишут это на недостаток чьих-то мозгов.

Лис осмотрелась и обнаружила, что ноги занесли её куда-то не туда и теперь она стоит вокруг разных банок и бутылок со спиртным. Чёрт. Всё вокруг просто надсмехается над ней. Окей, сама она и пальцем не притронулась к тому пиву в том пабе, но Джордж! Ей не нужно не способное ни к чему тело у себя дома. Правда, он совсем не выглядел пьяным. Злясь на себя непонятно за что, Лис кинула в корзинку пару бутылок дешевого красного вина. Значит, будут они пить мочу с красителями, чтобы жизнь малиной не казалась...

— А тяжести таскать вредно, — Джордж одарил девушку своим самым милым взглядом и забрал корзинку из её вмиг ослабевших пальцев. Умеет, чёрт возьми, если захочет, подумала Алисия, невольно улыбаясь про себя.

* * *

Она уже битый час сидела в кресле и пыталась вникнуть в книжные строчки, не обращая внимания на ходящего вокруг Джорджа. То тут, то там он мельтешил перед глазами, меряя шагами комнату и нагло хватая попадающиеся на глаза вещи. Алисия поморщилась, сделав ещё один глоток вонючей, ядовито-красной спиртозной жидкости из бокала, стоящего неподалёку. Кто пьёт, сидя за книжкой? Покажите ей того, кто блин занимается этим! Но Лис в данный момент чувствовала себя ужасно. Алкоголь был не самым лучшим, но, по крайней мере, одним из действенных способов снять это дурное состояние. Вообще, если по-хорошему, можно было бы сварить Умиротворяющий бальзам, но... Лис едва не рассмеялась. Какой, к чёрту, бальзам? Она собралась варить его на газовой плите, да? А что, можно же, но нелепо. В маггловских жилищах не предусмотрены лаборатории для варки зелий. А такие вот Умиротворяющие бальзамы в огромном количестве валяются на магазинных полках. Девушка вновь перевела взгляд на страницы, но не увидела ни слова — книга ходила ходуном в её трясущихся руках. Да что же такое? Наверное, перенервничала.... Бывает. Ещё и Джордж расходился. Но с другой стороны, чем ему ещё тут заняться? Он сам напросился в гости. Не думает же он, что Алисия будет развлекать его беседой? Нет же. С неё и так хватит его сегодняшних проделок. И вообще... Лис почувствовала, как с этими мыслями на неё, наконец, находит долгожданная дремота. Отлично. Оказывается, она ещё в состоянии нормально спать.

* * *

Чьи-то руки оторвали Лис от кресла и понесли по воздуху. Чуть приоткрыв один глаз, она увидела, как опускается на скрипящую, оставленную не застеленной с утра софу. Подушки и одеяла ответили ей прохладным шуршанием.

— Чёрт возьми, — пробормотала она, — ты положил меня на кровать в уличной одежде... Это же негигиенично!

— Вот дела, — присвистнул Джордж, — сама Алисия Спиннет не-подпущу-к-себе-ни-одного-грёбаного-придурка просит раздеть её. Погода и так не сахар, может, не стоит её дальше портить?

— Заткнись и помоги мне, — простонала Лис. Если бы она проснулась окончательно, то, наверное, умерла бы. Очевидно, всё это отразилось на лице девушки, потому что Джордж без дальнейших возражений принялся стягивать с неё мантию, джинсы и колготки — футболку оставил. Ощутив телом желанную свободу и прохладу, Алисия как следует замоталась в одеяло.

— А где спать мне? — подал голос Джордж. — Предлагаешь заглянуть за дверь? Готов биться об заклад, что ты уже постелила там просторный комфортабельный коврик...

— Ложись где хочешь, — рявкнула Лис, закрывая голову подушкой. Был у неё ещё волшебный матрас в другой комнате, но объяснять Джорджу алгоритм его надувания было выше сил Алисии. Ответом ей последовало шуршание одежды и скрип продавливающихся пружин. Джордж лёг рядом. Мозг Лис лишь констатировал факт, самой ей было всё равно, главное — спать, спать, спать...

* * *

Подобное снилось Алисии и раньше. Раньше — это два года назад. Жгучее удовольствие вне сознания сменялось рыданиями — каждый раз Лис просыпалась в слезах. Никто не знал о том, что она до сих пор иногда грезит своим первым и последним парнем. Он точно так же, как сейчас, приходил к ней на самом деле и раньше. Раньше — это два года назад... Позже он, конечно, исчез — сказок не бывает. Всё, что осталось от него — это вот такие вот сны, удушливой гарью выжигающие внутренности. Теперь он никогда не вернётся уже по той простой причине, что кучка разлагающейся плоти не может передвигаться на двух ногах. Всё кончилось для него, а для неё — нет. Алисия видела Фреда так же ясно, как и полгода назад, и год, и два. Мало того, поутру, обыкновенно путаясь в одеялах и растирая ладонями покрасневшие от слёз щёки, Лис каждый раз ощущала на себе его пристальный взгляд. Наверное, всё это было просто жестокой игрой сознания — если судить рационально — но понимание этого не делало её сильнее в такие моменты...

Лис открыла глаза, но не смогла ничего разглядеть — их, как всегда, застили жгучие, отчаянные слёзы. Вокруг было темно — видимо, теперь она не сможет спать нормально всю оставшуюся ночь. И что-то на этот раз было другим. Руки... руки, обнимавшие её во сне, не растаяли в момент пробуждения. Алисия развернулась и увидела это до боли знакомое лицо. И... Мерлин знает, что двигало Джорджем в тот момент, когда он крепче притянул к себе девушку и начал покрывать поцелуями её плечи. Лис почувствовала слабый запах алкоголя — может, он до сих пор был пьян?

— Прости... прости, — прошептал он, увидев, что Алисия плачет.

— Не стоит, Джордж, — ответила она, прикасаясь к его губам.

Может, это ей и нужно сейчас? Может, если это случится, видения отступят? Мерлин, как же всё сложно! Мораль и добродетель против вопящего от воспоминаний и ласк тела... Интересно, как ничтожны ставки первых по сравнению со вторыми?

Алисия провела ладонью по нежной, чуть влажной коже Джорджа. Пальцы наткнулись на тёмный, слегка затвердевший сосок. Он застонал, почувствовав её прикосновение. Боже, как это знакомо! Хотелось реветь ещё сильнее, реветь навзрыд. Но Лис лишь до боли закусила губу, чувствуя, как во рту солонеют кровоточащие ранки. Руки, руки по всему её телу... его тёплый, влажный язык танцует на её груди, и вот невыносимый стыд мешается в Алисии с таким же удовольствием. Она грязная, плохая, неправильная. Она вытирает ноги о свою собственную память, оставляя на девственно-белой поверхности серые разводы грязи... как-то так, что ли. На самом деле можно подбирать сколько угодно определений, но все ведь гораздо прозаичнее — её уже почти что трахнул брат-близнец человека, которого она.... Нет, нужно быть с собой честной — который пользовался ей. Врал, что любит, что больше она не будет одинока. Алисия уже почти не злилась, в душе она давно простила Фреда, но сейчас к ней по этой же проторенной дорожке идёт другой. Бедная Добродетель — наверное, она так устала являться всем в образе дешёвой бляди.

Он наклонился над Алисией, тяжело дыша. Она едва заметно кивнула — и он опустился на девушку, прижимаясь всё плотней. Резкий толчок — и всё внутри Алисии отозвалось болью. Два чёртовых года, бля! В неё будто бы заколачивали сваю. Он трясся над ней, пыхтя и издавая звуки, сравнимые с воплями кроманьонцев — в представлении Лис они выглядели примерно так. Она всё крепче сжимала его в кольце рук, царапала ногтями спину, оставляя вспухшие розовые борозды, мяла его ягодицы, будто подгоняя — быстрей, быстрей, быстрей... Какие странные качели!

Секунда, две, три — и Лис бесстыжим образом задёргалась, сжимая своими бёдрами ноги парня, краем сознания хватаясь за мысль о том, что всегда ненавидела себя за эту привычку. В этот же миг он вышел — и что-то горячее брызнуло прямо на её живот. Издав последний судорожный вздох, он опустился рядом, притягивая девушку к себе. Алисия запустила руки в его густые спутанные пряди — почему-то всегда странно мягкие, ведь у рыжих обычно толстые и жёсткие волосы. Вдруг её пальцы, гуляющие где-то у виска, наткнулись на покалеченные бугорки — всё, что осталось от его уха. Лис отдёрнула пальцы, будто обожглась — это было лакмусовой бумажкой, клеймом. Он — Джордж. Не Фред. И тут девушку будто прорвало — подтянув колени к подбородку, она спряталась в них лицом, пытаясь скрыть подступающие к горлу рыдания. Не получалось. Будто со стороны Алисия наблюдала за тем, как трясётся, утыкаясь лицом в подушку, и как в груди не хватает воздуха, и какие дикие, протяжные стоны вылетают из её рта. Что это, чёрт подери? Ни один человек, кроме матери и Фреда однажды, не видел до этого её слёз. И меньше всего Лис хотелось, чтобы их видел Джордж.

Все её надежды вмиг иссохли и обратились кучкой бесполезного праха. Не вышло. Не вышло. По сути, Алисия проиграла им обоим.

— Тише, Лис, — волосы Джорджа коснулись обнажённого плеча девушки. — Мы попытались вылечиться с помощью друг друга. Знаешь, почему не вышло? Мы оба больны, Лис. Фред не отпускает нас.

Опять эти излияния, эти дрянные сентенции, дурацкая скорбь. Все вокруг прожили это, все как-то приспосабливаются... а они? Алисия понимала, что, несмотря на больную мать, ответственную работу и самостоятельную жизнь, она вряд ли когда-нибудь будет её настоящей хозяйкой. Жизнь сделала её жёсткой, рассудительной, местами даже чуть грубоватой и циничной, но не отняла мечту о рыжем принце на метле. Пускай они расстались по-дурацки и вряд ли уже сошлись бы снова, но Лис было достаточно того факта, что Фред просто был. Конечно, ещё год-другой, и бесполезное детское чувство испарилось бы без следа — даже самые стойкие цветы засыхают, если их хотя бы изредка не поливать. А пока можно было за него цепляться, утешать себя, выдумывать сотню причин для поддержания в себе надежды... потому что больше надеяться было не на что. Почему, почему Фред умер так нелепо и так... не вовремя? Любовь внутри Лис мешалась со скорбью, слёзы — с кровью. А Джордж... слишком много слов было сказано о нём другими людьми. Да, всё правильно — парень, отличающийся феерической нелогичностью поступков и оставляющий за собой след из скандалов, дебошей и чужих слёз не мог восхищать прагматичную Алисию, но именно она постоянно торчала рядом с ним, потому что больше никто не мог разделить с ней это сладко-горько-щемящее чувство — Джордж же жил им.

Пара из них вряд ли получилась бы, а вот друзья... Более неподходящих друг другу друзей сложно было представить, но в этом чёртовом, перевёрнутом с ног на голову мирке было возможно что угодно.

— Может, ему что-то нужно от нас? — грустно усмехнулась Алисия. Ей вдруг вспомнился тот их разговор на кладбище пару месяцев назад.

— Прекрати, — Джордж укрыл девушку одеялом. — Я был на его похоронах, видел... — Джордж неуверенно замолчал, но снова продолжил — видел тело.... Ты выдумываешь какие-то глупости про Фреда, а ведь остался он только в наших головах.

— Может, и так, — согласилась она. — Знаешь, что? По-моему, Кэти в своё время очень повезло.

— Неужели я был так хорош? — издал короткий смешок Джордж.

— Вроде того.

— Ладно, тогда при любом удобном случае я обязательно передам ей твои слова, — съехидничал он. — Для неё это будет новостью.

— Что? — Алисия приподнялась на локте. Честно говоря, она была уверена, что любые отношения, длящиеся больше года, заканчиваются одним и тем же. Правда, самой ей не с чем было сравнить...

— Да, это так, — Джордж улыбался из темноты странной, кривой улыбкой, — и я даже могу поведать больше — можно сказать, что об этом знаешь одна ты.

— Ты врёшь, — усмехнулась Лис. — Тебе через четыре месяца двадцать один. Ты или шутишь, или пытаешься запутать меня — непонятно для чего, правда...

— Две минуты в кустах за свадебным шатром считаются? — прищурился он. — Потом Пожиратели смерти явились — поспели прямо к десерту, а я даже закончить своих дел не успел. Пришлось организовывать гостям достойный приём...

— Отличную тему для разговора мы выбрали, Джордж, — рассмеялась Алисия.

— И отличное занятие. По правде говоря, у меня сейчас все глаза к чертям слипнутся. И всё одеяло у тебя.

— Забирай, — хмыкнула она, вытаскивая из-под себя половину. — Спокойной, Джордж.

— И тебе не болеть, — отозвался он.

Лис развернулась лицом к стене и поправила подушку. Комнату уже наполнило ровное дыхание Джорджа — неожиданно парень отрубился очень быстро. Сама же Лис с некоторым удивлением отметила, что напряжение отступило. Больше не кружилась голова, не тряслись руки. И, пожалуй, несмотря на всё, что сейчас произошло, всё же стоит в следующий раз купить себе флакончик Умиротворяющего бальзама....

Ведь Джорджа больше не будет рядом.

Watch me smiling I'm acting to you

Watch me dying cuz someday I'll do

Watch me crying I'm acting to you

Watch my smile, to you...

1998 год, 4 декабря

* * *

Есть в одном из не слишком престижных районов Лондона странное место. За унылыми, серыми многоэтажками и чинно-одинаковыми домами драным паласом стелется небольшой пустырь, а посреди него стоит огромное недостроенное здание, обнесённое бетонным забором. По одной из полуофициальных версий это должен был быть дворец спорта, строительство которого давно уже приостановлено по непонятной никому причине. Молва же приписывала этому зданию самые разные, подчас абсурдные ипостаси — от психиатрической больницы до секретной военной базы. Кто-то даже поговаривал, что оно послужило прибежищем для местных сатанистов... Конечно, всё это никак не могло быть правдой: ведь никто так и не пробрался туда, вовнутрь. Не то что бы постройку сильно охраняли — по правде говоря, кроме как перекошенной проржавелой таблички «Строящееся здание! Опасно для жизни!» больше ничего не могло остановить случайных зевак. И что с того, что ворота были закрыты? Любой желающий мог перелезть через не слишком высокую ограду. Мог то мог — но вовсе и не пытался. Даже местные любители острых ощущений, спешившие покорить любое заброшенное строение, мигом смывались, вспоминая о других своих неотложных делах уже на расстоянии пары десятков ярдов. Почему было так, объяснить не мог никто. А слухи о сатанистах были вызваны тем, что нет-нет, да и увидят в этом месте случайные зеваки каких-то странных людей в длинных плащах и с чёрными футлярами, из которых изредка высовывались прутья... мётел! Кем же ещё могли быть эти персонажи, кроме как не жуткими служителями чёрных месс?

* * *

«Десять... девять... восемь», — считала Кэти, выходя в пике.

...Она знала, что её игра на позиции ловца далеко не совершенна — спасал большой опыт игры и дикая упёртость во всём, где дело касалось квиддича. Вообще-то характер Кэти вовсе не был похож на каменную твердь, но на полётах её будто бы заклинило. На первом курсе, придя на уроки мадам Хуч, Кэти не то чтобы не поднялась в воздух, а даже метлу в руки взять не смогла. Это почему-то очень разозлило юную гриффиндорку — гораздо сильнее, чем она сама себе могла представить. После очередной неудачи на поле она, сжав ладошки в кулачки, пошла к школьному сараю и достала метлу... Через некоторое время та ей поддалась, а позже Кэти даже поднялась в воздух на пару ярдов. Но на большее её упорности не хватило — всё опять встало на мёртвой точке. Кэти, глотая слёзы, уже собиралась оставить свои попытки, как вдруг в один прекрасный день на поле появились два второкурсника — рыжие, наглые, шумные близнецы, которых только что взяли в сборную Гриффиндора загонщиками. Кэти не выносила их — ведь совсем недавно за обедом эти Уизли (так, кажется, была их фамилия) бросили Лианне, её подруге с детства, огромного, жирного, мерзкого флоббер-червя прямо в волосы. Ничего, кроме гадостей, ждать от них не стоило. Вот и сейчас, свистя и улюлюкая, они давились бесстыжим смехом и тыкали пальцами в Кэти, метла которой слушалась её точно так же, как это могла бы делать обычная швабра. Вытирая очередную солёную Ниагару со щёк (в детстве Кэти была той ещё плаксой, да и сейчас недалеко ушла), она жалела о том, что стадион такой огромный и пустынный, и нельзя спрятаться где-нибудь в углу, что Кэти обычно и делала, завидя этих двух петушащихся придурков. Ну почему же у всех получается летать, а у неё — нет? Эта мысль полностью завладела гриффиндоркой, и Кэти слишком поздно заметила огромную, дымную шутиху, со свистом летящую прямо в неё. Деваться было некуда, поэтому висевшая в воздухе Кэти, вне себя от ужаса, инстинктивно рванула в сторону древко метлы. И...полетела! Злорадно ухмыляющиеся лица близнецов превратились в маленькие, размазанные кляксы, а сама она, подобно грохочущей где-то внизу петарде, носилась по воздуху и истошно орала — это был едва ли не первый раз, когда Кэти смогла закричать в полный голос. Когда же она, наконец-то сориентировавшись в воздухе, смогла выровнять метлу и спуститься вниз (вышло немного кривовато, но зато эта фигура снилось гриффиндорке следующие два месяца буквально каждую ночь), то невольно посмотрела на ряды скамеек, начинающиеся у кромки зелёной травы. Два несносных братца как-то странно притихли и смотрели на Кэти во все глаза, совершенно не озабоченные тем, чтобы закрыть одинаково кругло разинутые рты.

Всю свою последующую жизнь Кэти Белл была благодарна Фреду и Джорджу за тот поступок. И ещё много за что, но к делу это не относилось...

...«Семь... шесть... пять», — думала она, набирая скорость. Фигуры товарок по команде мелькали перед глазами, мешая концентрироваться. Снитч был слишком далеко, чтобы она успела. Скорость — то, чего Кэти не хватало в первую очередь в качестве ловца. Куда ей было до того же Гарри?

...«Четыре... три...»

Вдруг окружающий мир, сосредоточенный в крошечном золотом мячике, резко дёрнулся и подался вперёд, к Кэти. Или же... или это она? Нашла нужную скорость? Слишком неправильная, слишком радостная мысль. Кэти неслась вперёд, вытянув ладонь, точно камень из пращи, точно сумасшедший бладжер, точно пушечное ядро. Рывок вверх — и расстояние с каждой долей секунды становилось всё меньше.

...«Два. Один».

Рука девушки сомкнулась на трепещущемся, беспомощно сучившим крыльями золотом снитче. Вовремя. С ударом часов поле разрезал резкий свисток.

— Спускаемся!! — многократно усиленный Сонорусом голос Гвеног Джонс гулким эхом ударился о бетонные стены стадиона.

Казалось, что с того момента, как Кэти поймала снитч, прошло несколько минут — но и её рывок, и команда Гвеног в действительности заняли не больше, чем пару секунд. Испугавшись резких звуков, девушка качнулась на метле влево и внезапно ушла в глубокий штопор, едва удержавшись в воздухе. Понимая, что ещё секунда — и она встретит выстланный искусственной травкой пол собственной головой, Кэти с нечеловеческим усилием дёрнула древко метлы вниз, и мир с трудом, но встал на привычное место. Всё ещё вне себя от выжигающего нутро страха, Кэти мягко выровняла метлу и опустилась на землю. Колени её тряслись, а всё тело било крупной дрожью.

Откинув с лица длинные, светлые пряди, Кэти увидела Гвеног, своим твёрдым шагом пересекающую поле. В её сторону. Значит, она увидела. Этот вот позорный спуск...

Кэти где-то в душе ужасно боялась гнева Гвеног. Та была высокой, крепкой, смуглокожей женщиной, ещё довольно моложавой, с курчавыми волосами, громким низким голосом и кольцом в носу. Чем-то — то ли внешне, то ли манерами — она слегка напоминала Алисию, но та всё равно была мягче. Не было в бывшей подруге такой уж кричащей рублености речи, грубости повадок, гранитной авторитарности. Капитан команды, она же её тренер, судья и единоличная хозяйка. Категорична, резка и спуску не даёт. Ещё бы — «Гарпии» были её детищем. Как читала Кэти в многочисленных изданиях спортивной тематики, Гвеног Джонс пришла в команду больше пятнадцати лет назад и с тех пор «Гарпии» претерпели многочисленные изменения — лишь она одна осталась из тогдашнего состава. Молодая, амбициозная загонщица в кратчайшие сроки выбила себе капитанское место, и это было неудивительно — ведь Гвеног могла переспорить самого тренера. Под её влиянием в команде сменилась куча участниц — на более-менее длительный срок там могли оставаться лишь самые сильные, самые выносливые, самые лучшие. Правда, нетрудно было догадаться, что все попытки занять место капитана резко пресекались на корню...Под руководством Гвеног «Холихедские Гарпии» медленно, но верно поднимались с низа турнирной таблицы, зубами выгрызая себе каждое место. Вскоре и смешанные, и даже чисто мужские команды перестали снисходительно улыбаться, видя на поле семь женских фигур — в том числе и Гвеног, неизменно оказывающейся на голову выше (и в прямом, и в переносном смысле) всех их.

Так что внутри Кэти сейчас всё прямо-таки сжалось — в преддверии бури, которую способна устроить эта женщина. В том, что капитан это сделает, Кэти не сомневалась. Мерлин, ну зачем она пошла в большой спорт, зачем? Летнюю игру, первую с её участием (против «Гордости Гленельга»), «Гарпии» выиграли. А вот праздничный матч, до которого осталось чуть больше месяца? «Татсхил Торнадос» гораздо более сильная команда. Если они провалятся, то, скорее всего, вина за это ляжет на плечи Кэти. Ловец — самая ответственная позиция. Ну какая, скажите на милость, из неё Глиннис Гриффитс?* Не стоило и позориться...

— Белл, — громкий голос Гвеног выдернул девушку из пучины размышлений, — на поле нужно ловить снитч, а не ворон! Если ты будешь так же валиться, чуть что, с метлы, то можешь не рассчитывать на то, что я буду соскребать с земли твои останки.

Кэти чувствовала, как будто бы уменьшается в росте — хотя куда меньше?

— Правда, стоит отдать тебе должное — мало кто срабатывает в такой ситуации так... недурно.

— Что?!

— Я не повторяю по два раза, но для тебя сделаю исключение, — уголок пухлого рта Гвеног едва заметно дёрнулся. — Недурно ты вышла из этого штопора, да и со скоростью стало лучше. Ну, что ты застыла? — вдруг прикрикнула она, глядя на Кэти, которая так и замерла в недоумении. — Тренировка окончена. Внимательнее в следующий раз, Белл.

— Спасибо, — выдавила из себя Кэти, подобрав с земли свою «Молнию» и двинувшись к краю поля. Эмма Монтгомери, охотница, проводила её изумлённым взглядом.

* * *

Кэти вышла за территорию стадиона. Ветер тут же швырнул ей в лицо волосы, ещё слишком мягкие после душа. Девушка скрутила длинные пряди в жгут, запрятала их за полоску шарфа — чтобы не мешались — и накинула на голову капюшон. Хотя все мантии Кэти и были по новой моде обрезаны у колен и выше (длинные она не очень любила), она всё равно выглядела странно в балахонистом чёрном одеянии здесь.

Тонкий слой снега хрустел под ногами Кэти, выдавая её шаги. Вокруг ничего не было видно, и тропинка змеилась под ногами куда-то вдаль, где из тьмы светлой дымкой выхватывали жизнь длинные маггловские фонари.

Вдруг Кэти поняла, что не одна здесь. Откуда-то со стороны послышались торопливые, шаркающие шаги, и взору Кэти предстала маленькая старушка, направляющаяся в сторону жилого района. Бабуля весьма бодро вышагивала по тропинке, опираясь на клюку, но вдруг что-то сыграло не в её пользу. Старушка ойкнула и растянулась на снегу.

— Вам помочь? Вы не ушиблись? — подбежав, спросила Кэти, и, не дожидаясь ответа, помогла той подняться, отряхивая снег с её старого пальто.

— Благодарю, юная леди, — проскрипела женщина и приподняла голову, чтобы поправить свой берет. — Ах ты, тварь!! — вдруг, резко изменившись в лице, закричала она, увидев тёмную мантию Кэти, развевающуюся на ветру, и большой капюшон, почти полностью скрывавший её лицо, и кофр с метлой за спиной. — Пошла прочь, ведьма! — и сухая рука замахнулась на Кэти клюшкой.

— Как скажете, — тихо ответила она, и, поправив на спине футляр, развернулась и быстро направилась в другую сторону, стараясь не слушать несущиеся ей вслед проклятия.

Зачем Кэти пошла пешком? Что с того, что живёт она в получасе ходьбы отсюда? Захотелось проветриться? Вот и получила. Самое обидное — не было в облике девушки той вопиющей волшебности, которая заставляла сотрясать воздух людям, подобным этой женщине, при взгляде на других магов.

Нет, определённо нужно найти укромный уголок и аппарировать из этого места...

* * *

— Кэти! Кэт! Стой! — этот оклик заставил обернуться только что аппарировавшую колдунью. По девственно-белому снежному полотну бежал, оставляя глубокие чёрные следы, юноша-маггл в чёрных джинсах и такой же чёрной кожаной куртке, бежал Джонни — её сосед.

...Сколько Кэти не помнила себя, их семья всегда жила в доме неподалёку отсюда. Все находили его просторным, уютным, добротным, но не было там того, что наблюдалось в домах многих волшебных семей, таких же, какими были Беллы. Высокие кирпичные стены, выкрашенные светло-бежевой краской, явно были возведены руками магглов. Сам дом не был заточен под магию. И располагался он в печально известном Ист-Энде, где на десятки миль вокруг не было ни одной колдовской семьи.

В детстве Кэти часто задавалась вопросом — а в чём смысл этой изоляции? То, что для молодых родителей троих детей, не обременённых именитыми предками и наследством, это жилище было лучшим вариантом, гриффиндорка поняла уже потом. А тогда ей оставалось лишь сетовать на судьбу — почти все дети из волшебных семей имели возможность встречаться друг с другом просто так, не дожидаясь момента, когда решат увидеться их родители. Все, кроме Кэти. Но однажды повезло и ей...

...Маленькая черноволосая девочка пытается взобраться на карусель. Та довольно высока для её роста, но, приложив некоторые усилия, малявка цепляется за деревянное сидение. Забравшись на него верхом, она издаёт торжествующий клич, и карусель начинает вертеться всё быстрее, быстрее просто так, и было ясно, что девочка делает это точно так же, как как некогда делала она сама.

Семиилетняя Кэти смотрит на неё сквозь ветви деревьев, задержав дыхание и не отводя взгляда. Лишь тогда, когда аттракцион замедляет ход и маленькие ножки в голубых сандалиях вновь касаются земли, Кэти позволяет себе выбежать из своего укрытия.

— Покатаемся вместе? — обмирая внутри от накатившего смущения, спрашивает она. — Я тоже могу заставить её крутиться быстрее.

— Давай. Кстати, меня зовут Лианна, — отвечает девочка, смерив Кэти коротким взглядом чёрных глаз.

У Лианны оказался брат, старше их с Кэти на два года, а у брата — куча приятелей. Никто из них не умел приводить в движение карусели, но какое это имело значение? Ни Кэти, ни Лианна не делились с ними своей тайной — после того памятного знакомства Пандора, мама Кэти, позвала Лианну на чай, и, потчуя девочек своим фирменным пирогом, поведала, улыбаясь, о каком-то непонятном Статуте о Секретности и далёкой неведомой школе под названием «Хогвартс». Кэти знала, что туда каждый год отправляется сестра Юнона, и в этом году поедет Мартин.... Туда, когда придёт время, отправится и сама Кэти, и обязательно отправится Лианна, сейчас же девочкам не стоило хвастать и показывать свои странные способности где-то, где их могут не понять.

Так и вышло, что до Хогвартса Кэти и Лианна часто проводили время в компании маггловских ребят. Джонни был одним из них. Сама Кэти не выделяла его как-то из остальной массы, но тот, похоже, был к ней неравнодушен. Потом пришло время ехать в школу, и интересы компании, теперь собирающейся только на каникулах, начали разниться, а позже они и вовсе перестали общаться... Правда, Джонни не забывал здороваться с Кэти при каждой встрече, а то и обмениваться с ней короткими, мало чего значащими фразами. Вот и сейчас...

— Что-то нового, Джон? — склонила голову Кэти.

— Да нет, — на раскрасневшихся щеках парня таяли прозрачные снежинки. — Редко тебя видно в последнее время, Кэт.

— Не даю себе заскучать, — едва заметно улыбнулась девушка.

— Ясно, — усмехнулся Джонни. — Ну, я просто подошёл поздороваться — а, в общем-то, так меня ждут друзья. — Он кивнул головой в сторону странно одетой компании, расположившейся на скамейке неподалёку. — Хотя.... Не хочешь с нами прогуляться?

— Нет, спасибо, — вежливо ответила Кэти; тот мир, которому она отчасти принадлежала когда-то, теперь стал ей совсем чужим. При мысли об этом ещё сильнее захотелось домой, впрочем... разве это был её дом?

— Жаль, — развёл руками Джонни. — Тогда не смею задерживать.

— До встречи.

— И тебе не болеть.

Звякнул ключ, скрипнула тяжёлая металлическая дверь. Кэти нырнула в темноту подъезда многоэтажного дома и направилась к лифту. Большая кнопка какое-то время моргала красным, а потом с лёгким шумом разъехались створки. Глубоко вдохнув, Кэти зашла в тесную кабину — за всё то время, что девушка жила здесь, она так и не привыкла к этому маггловскому изобретению полностью — казалось, что дверцы закроются именно в тот момент, когда она будет заходить вовнутрь. Или же они не откроются вовсе, а она навсегда останется внутри. Можно не бояться того, о чём имеешь хотя бы элементарное представление. А каким оно было у Кэти? Ме-ха-ни-ка — какое пустое и странное слово! Казалось, им можно было только напугать.

* * *

Гриффиндорка стояла у привычного окна, сжимая в руках чашку горячего чая. Вокруг плела свои шёлковые сети темнота, лишь холодный кварцевый свет бился об оконные стёкла, проникая откуда-то издалека.

Кэти посмотрела вниз. Там, с высоты девятого этажа, был виден двор, площадка, пятачок ухоженного газона, сейчас покрытого снегом. Следы Джона тёмной цепочкой пересекали его, обнажая землю. Скамейки, ещё недавно вмещающие целую компанию, сейчас сверкали пустотой.

Кэти вздохнула. Джон, конечно же, звал её. Таких предложений за всю её жизнь были десятки, если не сотни, только ни на одно из них она не отвечала и вряд ли ответит согласием. Это абсурд. У Кэти есть определённое положение в магическом мире, она занимается своим любимым делом. Зачем ей соваться куда-то ещё?

Вот только что-то, какой-то червячок вечно грыз Кэти изнутри. С Лианной они отдалились друг от друга уже очень давно, оказавшись распределёнными на разные факультеты. Да и сейчас тот факт, что Кэти живёт в квартире её семьи, уже говорит о том, что вряд ли им грозит тесное общение в ближайшее время. Многие волшебники и их родственники, прячась во время войны, не спешили возвращаться обратно после её окончания. Так и здесь. Приятельница регулярно справлялась о делах Кэти и слала ей приветы из Дублина. Юнона, старшая сестра, уже давно обосновалась в Австралии, куда направил её Департамент по магическому сотрудничеству, и заявить о себе — значило оторвать её от многих дел. Да и не были они очень близки — сказывалась разница в возрасте почти в десяток лет. Мартин.... Не будем о грустном, решила Кэти.

Но когда-то были у неё и другие друзья. Красотка Анджелина, прячущая весёлые искорки в глазах за вечной серьёзностью и чопорностью манер. Немного колючая, но всегда готовая прийти на помощь Лис, от язвительных шуток которой иногда хотелось смеяться до упаду. Ли с его смешными дредами и громким, звонким голосом. И... они. Средоточие всей компании, те, кто каким-то непостижимым образом смогли собрать вокруг себя таких непохожих друг на друга людей, те, без кого всё это перестало иметь всякий смысл. Фред — немного неправильный, человек-излом, в котором уживались скрытность и непосредственность, твердокаменная целеустремленность и заразительное веселье, чистый грустный взгляд и плутоватая улыбка на губах... Можно было тысячу раз задаваться вопросом, почему жизнь обошлась таким свинским образом именно с ним, итог всё равно был один — ни недели не прошло без того, чтобы Кэти не пришла на могилу к Фреду. Может, этим самым она хотела благодарить своё прошлое, а может быть... нет, об этом не нужно. Но лицо второго Уизли Кэти вдруг увидела в мельчайших деталях. Девушка зажмурилась. Джордж продолжал стоять перед глазами, будто вырезанный на обратной стороне её век. Её сны, её слёзы, её наваждение. Чуть менее шумный, чуть менее быстрый, чуть менее инициативный, Джордж отнюдь не смотрелся тенью своего близнеца. Напротив, на фоне каких-то невидимых никому внутренних метаний Фреда Джордж казался куда более цельной и гармоничной личностью. Может, это и привлекло в нём Кэти, а может, тому причиной было что-то другое.... В любом случае, Джордж не дал ей возможности выяснить это до конца. Кэти оставалось узнавать о его выходках из газет...

Она поставила чашку на подоконник и до белизны в костяшках пальцев сжала равнодушно-холодную поверхность дерева. Сколько ещё ночей Кэти проведёт, просто смотря в окно? Эти стены вряд ли когда-нибудь предадут её, но они и не способны к чему-то кроме. Защищать от дождя и снега — вот и всё, что было во власти безразличных ко всему бетонных конструкций...

* * *

Джордж с резким хлопком материализовался в воздухе, и ближайший обмёрзший ствол любовно встретил его лоб. Волшебник с чувством выругался, затем быстро оглянулся — не заметил ли кто? — и тут же приложил к намечающейся шишке горсть мелкого, рассыпчатого снега. Аппарировать сюда было не лучшей идеей. Ни один путеводитель, даже полностью забитый этими идиотскими неподвижными фотографиями, не способен дать исчерпывающее представление о том, куда ты собираешься направиться. Район этот Джорджу раньше знать было совершенно незачем — волшебники, как правило, здесь не селились, а на улицах, по слухам, творился полный финиш — тут тебе и Уагадугу, и Махараштра, и Циньхуандао в одном флаконе. Правда, Белл вроде как жила где-то неподалёку...но чем бы ему это помогло? Навряд ли она зналась с сумасшедшими простецами вроде того Джонни. Джордж осмотрелся ещё раз. Покрытые инеем стволы сверкали в свете фонарей. Тяжело вздохнув, Джордж начал пробираться сквозь частокол деревьев наугад. Где-то здесь должен быть широкий проспект... потом налево и нужный двор.

Он шёл, машинально прокручивая в голове события последних дней. Приближалось чёртово Рождество. Ещё один рубеж, одна зарубка на столбике кровати, осознание, что теперь он будет сам. Да сколько же можно?! Последние полгода все мыслимые и немыслимые праздники сливались в сознании Джорджа в один непрерывный алкоголический трип. В обычные дни Джордж как-то старался вести себя нормально — ещё свежи были воспоминания о запойном дядюшке Билиусе, под конец жизни совсем потерявшего всякий человеческий облик. А что же до дней, которые навсегда останутся повязанными в его памяти с Фредом...ну, рот всем жёлтым изданиям не заткнёшь. Почему-то эти свиньи подозрительно любили прохаживаться на его счёт — Джордж даже подумывал, не замешана ли в этом Анджи вместе с пройдохой Таулером, но потом быстро отогнал от себя эту мысль.

А грядущее Рождество не грозило ему ничем хорошим вдвойне. В Нору даже и соваться не стоило — Джордж готов был поспорить на что угодно, что мама не сдержится и начнёт орошать индейку слезами, глядя на сына, восседающего за праздничным столом в непривычном для всех одиночестве. Вариант с друзьями никак не прокатит — Анджи и Джордан всецело заняты друг другом, и Лис...ох, Лис.... После того, что произошло между ними несколько дней назад, она шарахалась от Джорджа, точно от чумного, да и он не искал её общества. Когда приятели, немного выпив, прыгают друг к другу в постель — это неприятно, но выносимо. Но если между ними стоит чей-то призрак.... Нет, Джорджу вовсе не улыбалось в очередной раз убедиться в том, что он псих. Еще одна констатация факта не принесёт удовлетворения, напротив.... Чем же ещё объяснить такую чертовщину? Лис совсем не была в его вкусе ни внешне, ни внутренне — ну, конечно, в смысле «больше-чем-друг». Но тогда что-то будто бы вырвало с мясом целый пласт его разума — Джордж не понимал, какая муха его укусила, да и наутро призрачное удовлетворение сменилось жгучим стыдом. И, возвращаясь к началу этого потока мыслей — теперь они с Лис не желали друг друга знать. Даже работать рядом было невыносимо! А ведь Джордж когда-то, не обращая внимания на протестующие вопли Фреда, сам привёл её во «Вредилки», зная, что Алисия нуждается. И такой расклад был гораздо лучше, чем если бы они взяли на работу кого-то постороннего...хватило с него одной Верити...

* * *

— Эй! — окликнул его кто-то уже у нужного дома. — Ты Джордж, да?

Джордж обернулся. На лавочке сидело сразу несколько человек примерно одного с ним возраста и совершенно иного внешнего вида.

— А вы его друзья? — послал он ответный вопрос, тут же понимая, что сморозил глупость: эти люди могли и не иметь отношения к Джону. Хотя, почему тогда этим магглам известно его имя?

— Если ты про Сида, то да, пожалуй, — улыбнулся высокий светловолосый парень, поднимаясь со скамейки. — Пошли, мы отведём тебя к нему.

Остальные трое — один парень и две девушки — также встали и двинулись следом. Джон, которого все почему-то называли Сидом, нашёлся неподалёку: стоял у ближайшего подъезда и, подняв голову, созерцал какое-то изрезанное трещинами окно. Услышав многочисленные шаги, он повернулся и протянул Джорджу руку.

— Ну что, садовник, накосил травы? — поинтересовался Джордж вместо приветствия.

— Тише! — шикнул Джонни. — Первый день, что ли, живёшь на свете? Поднимемся наверх.

— Я бы предпочёл просто зайти в подъезд, — нахмурился Джордж, не понимая, зачем нужно плестись Мерлин знает куда ради маленькой коробочки.

— Не хочется иметь со мной дела? — усмехнулся Джонни. — Ну и правильно, тогда в пабе я надрался и стал тот ещё болван. Пошли, чёрт возьми!

Джордж как-то неопределённо пожал плечами и вместе с остальными двинулся в многоэтажку. Спорить с этими странными людьми было бесполезно: лучше сделать, как им удобно, а после и не связываться. Страшно подумать, но одному в незнакомых компаниях Джорджу было очень не по себе. Вот если бы рядом был Джордан или.... Нет, к чёрту, что он жмётся, будто девица? Двери подъёмника разъехались перед Джорджем, и тот вошёл в кабину с некоторой опаской: к министерскому лифту он привык, но этот... Магглы, битком набившись в этот курятник, совсем не выглядели недовольными и о чём-то весело переговаривались. Что ещё с них взять?

* * *

— Послушай, — начал Джонни, когда желанный пластиковый пакетик уже был в руках Джорджа, — ты ведь собираешься приходить ещё?

— Возможно, — на всякий случай согласился тот.

— Тогда я представлю тебе остальных, а то вдруг.... Это Эндрю, — рука, на которой болталось с полдюжины браслетов, показала в сторону того самого долговязого блондина: он, слегка улыбнувшись, кивнул. — Стюарт, но мы называем его Сальвадоре, — на этих словах Джонни прыснул, а смуглокожий и чернобровый Стюарт лишь пожал плечами. — Хелен у нас немного того, но ты не переживай, — неестественно рыжая, словно апельсин, девчонка, до которой даже всем Уизли было далеко, показала Джорджу язык.

— А я — Ивель Паркер, — из-за спины Джонни высунулась последняя фигура: эта девушка была маленького роста и неестественно худа, тёмно-синие волосы длинными жёсткими иголками топорщились в разные стороны, а в губе поблёскивало толстое серебряное кольцо. По степени внешней долбанутости и сумасшествия ей, видимо, уступала даже Тонкс, а это уже был показатель: до этого среди знакомых Джорджа не нашлось ещё ни одного существа женского пола, кто смог бы перещеголять эксцентричную аврорессу, земля ей пухом. Наверное, Фреду Ивель очень понравилась бы...

— А я, как ты знаешь, Джон, — донёсся откуда-то издалека голос Джонни.

— Саймон Ричи, — добавила Хелен. Остальные разразились смехом.*

— Почему они смеются? — через силу фыркнул Джордж; не было для него на свете шутки хуже непонятой.

— Потому что они идиоты, — просто улыбнулся Джонни: похоже, он совсем не обиделся. — А вообще, мы можем рассказать. Если ты, конечно, останешься.

Джордж открыл было рот, чтобы произнести дежурные слова отказа, но что-то помешало ему сделать это. Что с того, что данная кучка подростков — полные придурки? Он-то сам никогда не страдал от переизбытка адекватности. Что с того, что все они, так или иначе, странно выглядят? Не очень-то эта манера одеваться противоречит его собственной — взять хотя бы те же самые драконьи куртки, вечно драные джинсы и дикие полосатые шарфы. И вообще, разве волшебники в своих мантиях не кажутся обычным людям такими же? Что с того, что они, Мерлин их дери, магглы? Бедные, они и не знают о том, сколько магов передохло, чтобы обеспечить им спокойную и счастливую жизнь. Что ж — похоже, что не зря. Люди, среди которых он сейчас стоит, были другими. Никто из них не заглядывал ему в глаза, пытаясь накормить его своими дежурными соболезнованиями, никто не читал ему моралей и не лез в прошлое, которое сам Джордж пока ещё отчаянно боялся трогать. Они не знали ни его, ни всей этой гадости, что он перенёс, лица их светились положенной возрасту молодостью и наглостью, и видел Мерлин, как же это было охуенно.

Наконец, тащиться домой через промёрзший город было невыносимо.

— Чёрт с вами, — Джордж скинул ботинки и принялся разматывать шарф. — Где можно куртку повесить?

Лицо Джонни просияло.

* * *

Стоило Кэти чуточку задремать, как кто-то из соседей сверху прошествовал по потолку её комнаты с грацией взрывопотама. Джонни, кто ж ещё! Идти за палочкой, чтобы наложить на потолок Заглушающие чары, очень не хотелось: и без того жалкая иллюзия сна рассыпалась бы прахом, но, похоже, без этого уже не обойтись. Как ужасно, что кончилось снотворное зелье! Примерно за две недели до очередного матча Кэти неизменно посещает мандраж такой силы, что попытки уснуть отнимают больше сил, чем собственно день. И бесполезен травяной чай, молоко с мёдом и прочие глупости... Кэти привстала в кровати, скинув с себя пуховое одеяло. Сходить, что ли, в подъезд — может, свежий воздух поможет?

Всё-таки прихватив палочку на всякий случай, Кэти выскользнула за дверь. Лампочка на её лестничной клетке щёлкнула, озарила всё вокруг секундной вспышкой и тут же погасла навсегда. Пришлось подниматься на этаж выше — как раз туда, где, как всегда, кутил её непутёвый сосед. Из квартиры доносились громкие звуки музыки, голоса и топот ног. Кто-то у самой двери громко и от души рассмеялся, и Кэти почувствовала себя так, будто бы внезапно оказалась на улице в чём есть. Всё же правду говорят о чудодейственной силе мысли! Какой остолоп позволил себе смеяться как Джордж Уизли?

Резкий щелчок замка заставил Кэти вздрогнуть во второй раз. Девушка обернулась: это Джонни вывалился на лестничную клетку, дымя сигаретой и всё ещё глупо хихикая. Привидится же! В какой-то непонятной злости на саму себя, Кэти пожала плечами, извиняясь (ни дышать сигаретным дымом, ни разговаривать с кем бы то ни было ей совсем не хотелось) и, пока Джон отвернулся, незаметно наложила Заглушающие чары прямо на дверь — чтобы уж наверняка, да и соседи полицию не вызовут. Всё это было так странно, но ей уже пора ложиться спать.

* Глиннис Гриффитс — одна из известнейших женщин-спортсменок магической Британии, играла ловцом в «Холихедских Гарпиях» примерно в 60х годах прошлого века (информация взята из книги «Квиддич сквозь века»).

* Джон Саймон Ричи — настоящее имя Сида Вишеза (басист Sex Pistols, если кто-то не знает). Сходство с Джонни с известным скандалистом очевидно, и, судя по репликам друзей, он вовсю этим пользуется.

1998 год, десятые числа декабря

* * *

Если кому-то и приходилось сожалеть о своём неправильном прошлом, то уж точно не ему, не Люциусу. Старший из ныне живущих Малфоев в этом плане ничуть не отстал от своих знаменитых предков, а кое в чём и обогнал — в любом случае, присущей всему роду короткой памяти и наглости ему было отмерено, пожалуй, даже с излишком. Подобных Люциусу люди его круга определяли как «исключительно изворотливых джентльменов», а те, кто попроще — «в любую щель без мыла». Несмотря на некоторую, хм, маггловость второго определения, оно, казалось, даже ярче и ёмче описывало Малфоя. Тот и вправду был готов даже без мыла (в данном случае его роль играло личное и родовое состояние) отстаивать для себя достойное и тёплое местечко в очередном новом мире. Он смог бы. Ему не впервой. Но, к счастью, в Британии счета заключённых и подследственных не арестовывались, и капитал таки стал для Люциуса очень даже важным подспорьем. Всё устроилось просто прекрасно — правда, этим Люциус был всё же в большей степени обязан ни деньгам, ни связям, а.... О, Цисси — его верная супруга, его милый друг, его ангел-хранитель! Сколько бесстрашия и отваги, оказывается, таилось в этой маленькой и хрупкой женщине! Люциус не мог утверждать, что до того кому-нибудь из его бывших соратников (не считая, пожалуй, Северуса) удалось обмануть Тёмного Лорда.... А Нарцисса смогла! Непредсказуемыми тропинками водит всех великий Мерлин...

Так что к Трелони не ходи, а исход дела Малфоев с самого начала был ясен — положение их хоть и пошатнулось, но лишь на уровне всяких там шепотков внутри безмерно либерализированного в последнее время волшебного сообщества. Формально всё было как раньше: Люциус в очередной раз плёл сети интриг, налаживая в бюрократических органах новые связи, Нарцисса по-прежнему правила огромным особняком в Уилтшире, а Драко отправился доучиваться в Хогвартс, восполняя полученные в последний год войны пробелы в знаниях.

Вот и сейчас, сидя в своём огромном кабинете, Люциус перебирал бумаги и размышлял о том, как всё сложилось. Действительно, как? Гораздо лучше, чем у многих, носящих когда-то Метку. Кто-то, как дорогая Белла, Долохов или молодой Винсент пали от рук орденцев; кто-то, как Кэрроу, Мальсибер или братья Лестрейнджи, во второй или третий раз томится в стенах Азкабана; и лишь немногие, как Руквуд и МакНейр сейчас, смогли удариться в бега. Да и тем, кто свободным вышел из стен Министерства, тоже не особенно везёт. Вот, к примеру, старина Альберт — всего за полчаса из почти нормального человека превратился в полную развалину...

Жалел ли Люциус о гибели своего прежнего покровителя? Возможно, иногда... исключительно из ностальгических соображений. Были времена — молодость, деньги, власть... А сейчас, откровенно говоря, без Тёмного Лорда жилось спокойнее, чем когда-либо, и это было прекрасно. Последний год его диктатуры очень вымотал Малфоя. Всё же очень уж Люциус не хотел разделить участь Ранкорна — сперва топить страх в вине, а потом слушать какие-то идиотские голоса...

— Быть может, — насмешливо донеслось из-за угла, прерывая плавный ход мыслей мужчины, — кто-то и вправду мучается угрызениями в прогнивших стенах, а кому-то, как всегда, злато заменяет не то что пищу — даже совесть.

Люциус так и подскочил в кресле. Вот, пожалуйста! Малфои привыкли платить по счетам за все нужные блага материально, но никак не ментально! Кто бы мог подумать, что ценой свободы и власти на этот раз станет не очередной карман, набитый блестящим металлом, а нечто более эфемерное — ясный, чистый разум? Это был один из немногих разов, когда Люциусу отчаянно хотелось удостовериться, что он действительно всё ещё в своём уме.

— Забавно посмотреть, Люциус Малфой, — продолжал свою речь невидимый оратор, — на то, как стремительно утрачивает свой лоск нечто, что ещё сегодня с таким непоколебимым пафосом и апломбом прохаживалось по головам других. И правда — к чему он чокнутому психу?

— Кто бы ты ни был, я не завидую тебе, — бросил сквозь зубы Люциус, вскинув волшебную палочку.

— Фи, — фыркнул его собеседник, — до чего ж вы все скучны и предсказуемы. Когда ты во время последней битвы с позором капитулировал, то так же сыпал оскорблениями направо и налево? Наверное, да — у всех, чьи речи не стоят и ломаного кната, пустословье неизменно входит в привычку!

— Ни разу не встречал людей, чьё никчемное остроумие является следствием проявленной доблести, а не наоборот, — чуть менее громко, но уже чуть более яростно закончил Малфой. Как он ни старался, голос в его сознании упорно не желал быть опознанным — возможно, где-то его и доводилось слышать, а возможно, и нет.

— Тебе ли об этом говорить? — с радостью возразил голос. — Что такое «доблесть» для обрюзгшего неудачника, дважды наступившего на одни и те же грабли? Слово из восьми букв, не более.

Люциус наугад ткнул палочкой в другой угол, изо всех сил стараясь вернуть себя в состояние прежнего спокойствия и невозмутимости, но впервые за долгое время это умение покинуло мужчину. Он стоял, стискивая зубы, приглаживая рукой и без того уложенную волосок к волоску причёску и чувствовал, как на слегка располневшие в последний год щёки и шею наползают противные красные пятна. И вовсе он не обрюзгший!

— За что тебя судили, Малфой? — неожиданно спокойно поинтересовался собеседник.

— Какое тебе дело?

— Ой, — голос хихикнул, — тоже мне, секрет. Да вся информация о твоих процессах есть в газетах — бери да читай! Ну же, Малфой, не ломай комедию. Не думаю, что это самый неудобный вопрос в твоей жизни. Просто скажи это вслух.

— За пособничество тёмным силам и неоказание помощи волшебникам, пострадавшим от них, — неохотно признался тот. Кем или чем бы ни являлся этот чёртов голос — реально существующим лицом или же игрой воображения — с ним определённо нужно было договориться...по-человечески. Слегка поиграть в его игру. Вычислить слабые стороны. Раз уж нельзя было с помощью золота или без него заставить просто замолчать.

— И только? — удивился он. — Мне известно гораздо больше. Скажи-ка мне, Малфой, кто пытал людей, заточенных в твоём подвале? К примеру, Лавгуд, Томаса, Олливандера и того гоблина?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Малфой. — Легче назвать тех, кто не делал этого.

— И ты, конечно, был в их числе, да? — слегка усмехнулся голос.

— Послушайте, молодой человек, к чему вам эти сведения? — в голосе Люциуса начала появляться какая-то тонкая царапинка, оголяться маленький нерв. Почему теперь он на «вы»? — У меня, да будет тебе известно, даже не было палочки тогда! Возможно, тебе, чёртов щенок, и было на всё наплевать... судя по всему, ты ещё очень молод... а мне нужно было рисковать, чтобы не терять...потому что потерять пришлось бы очень много...

— Ты прав — терять мне нечего, — ответили Люциусу. — Чем выше поднимаешься, тем больнее потом падать, правда, Малфой? Но придётся тебя чуточку разочаровать.

— И чем же?

— Я знаю всё.

Люциус откинулся на спинку дорогого кресла. Палочкой призвал старинный серебряный портсигар. Крошечной гильотинкой придал одной из сигар нужную длину. Коротким взмахом зажёг на конце палочки крохотный синий огонёк. Закурил.

— Сколько? — наконец поинтересовался он.

— Не ожидал иного ответа, — то ли рассмеялся, то ли фыркнул наглец. — Нет, Малфой, я не шантажист.

— Правда? С подобными просьбами к людям, подобным мне, именно они и приходят.

— Много их было, да? А что, если на секундочку представить, что мной двигают несколько другие мотивы? Что, если мне просто хочется знать правду? Хотя я знаю её и так. Ладно, тогда допустим, что я, к примеру...твоя жертва?

Люциус прямо-таки похолодел внутри. Да, подобная наглость попахивает блёфом, но чем чёрт не шутит? У Люциуса были очень странные отношения с существом, носящим рога и копыта — не зря же он носил одно из его имён. Странные.... особенно, по части юмора.

Паршивец назвал четырёх. Но всё это как-то не сходится. Если рассуждать здраво, то ни чокнутая девица, ни дряхлый старик, ни гоблин не могли в данную минуту быть здесь. Томас... Кто это, Мерлин, вообще такой? Как ни странно, память ответила на этот вопрос за него: перед глазами возникла хогвартская поляна тридцать с лишним лет назад; солнечный, летний день; гриффиндорский мулатик с шестого курса, смеясь, вскидывает палочку. Люциус падает от заклинания подножки, Томас заливается ещё громче. Вспышка белого света.... Через несколько лет МакНейр, не стирая с лица своей фирменной садисткой ухмылки выбрасывал один за другим порубленные мелкими кусками останки Томаса-старшего в какое-то затянутое тиной болото, а потом, утерев пот со лба краешком замызганной мантии, принялся мыть в красной от крови воде свой топор, всё ещё натянуто хихикая.

Томас-младший... Гриффиндорский однокурсник Драко, грязнокровка с сальным черномазым лицом, поразительно напоминающим своего глупого никчемного папашу. Солнечный, весенний день — вот только мальчишка в темноте подвала этого не видел. Вместе с Лавгудовым отродьем они жались друг к дружке, точно слепые щенки; Люциус, смеясь совсем как МакНейр, вскидывал палочку Нарциссы. Не то, что бы он очень этого хотел. Скорее, он даже не думал о том, что мог бы поступить иначе. Крики, вспышки белого света, боль. Боль, крики, боль, боль.... Вспышки белого света, боль...

— Мне не нужны деньги, Малфой, — слушал Малфой, медленно проваливаясь в темноту, — мне нужна власть над такими, как ты, и я с лёгкостью получаю её. Забавно мы с тобой поменялись местами...

Вспышки белого света, крики, боль...

И темнота, засасывающая вглубь....

* * *

— Мистер Таулер, — Варнава Кафф, главный редактор «Ежедневного пророка» устало потёр ладонью широкий мясистый лоб и поправил очки на покрасневшей переносице. — Мистер Таулер... Вы, несомненно, очень талантливы, но ещё и очень молоды — поэтому я даю вам некоторое послабление и вы получаете статью о мистере Малфое. Сами понимаете, свежий материал... отчёт из Мунго пришёл всего полчаса назад... Я даю вам второй шанс, мистер Таулер, потому что мне очень не хочется вас терять.

— Даже если бы и хотелось, то навряд ли получилось бы, — отозвался Кеннет Таулер, глядя на своего начальника, занимающего собой добрую половину широкого письменного стола. — Чтобы потерять человеческое тело, будь оно живым или мёртвым, требуются некоторые заклятия, зачастую не самые разрешённые, а применение их — сами понимаете... — Кенни картинно чиркнул пальцем по тощей шее.

— Полноте, мистер Таулер, — нахмурил седые брови мистер Кафф. — Пресса, как вам известно, являет собой необычайно острый клинок, который в руках неумелого бойца может оказаться, не побоюсь преувеличить, губительным! — толстый палец главреда незамедлительно взметнулся вверх. — Пресса — как прожектор, освещающий общество, его достоинства и пороки, и, подчас, выхватывающий из его недр самую суть. «Пророк» — издание международного уровня, понимаете?! «Пророк» есть лицо Британии. Очень часто нашему волшебному сообществу выдвигаются претензии от лица всей Международной Конфедерации Магов — претензии, касающиеся излишнего консерватизма, царящего на Островах. Вы очень умный юноша, мистер Таулер, поэтому я говорю с вами откровенно, надеясь на ваше понимание... Современное общество либерально, мистер Таулер, и в тех областях, где другие страны на передовой, Великобритания, к сожалению, ещё позади.... И война с Сами-знаете-кем, сам факт её наличия — ярчайшее тому доказательство! То, что магглы изничтожили в сороковых, пышным цветом расцвело у нас прямо на пороге тысячелетия! Уж не мы ли сами были виноваты? А после того, как с этим покончено.... Вот ежедневно в редакцию и лично мне прилетают сотни сов — мешками письма, мистер Таулер, мешками! — и задают один и тот же вопрос: как же так, мистер Кафф? Почему Визенгамот стал как никогда лоялен и прямо-таки штампует оправдательные приговоры пачками? Не могу сказать, что пачками, мистер Таулер, но подобная тенденция присутствует, и в будущем, надеюсь, будет развиваться. Взгляните на британское правосудие пять, семь, десять лет назад и на сегодняшнее! Теперь — обязательное следствие! Никакого произвола! Никаких дементоров! Бывшие заключённые имеют полное право на реабилитацию! Не то, что раньше, раньше — тьфу... — на этих словах Варнава Кафф достал огромный носовой платок и трубно высморкался, — совсем замучила аллергия на пыль, раздери её химера!

— Сочувствую, — Кеннет нахмурился, — но я-то в чём виноват?

— В чём, в чём?! — пророкотал главред, — да посмотрите же вы на свою заметку о Ранкорне, мистер Таулер! Один сплошной субъективизм, куча ярлыков — думаю, мисс Джонсон не одно перо сломала, делая бесконечные правки! «Пособники Пожирателей», «сомнительный тип», «получил по заслугам» — из чьей статьи эти гнусные эпитеты были вырезаны? Из вашей, мистер Таулер, вашей! Поверьте, будь на вашем месте более опытный сотрудник, он получил бы своё, мистер Таулер! И одна только ваша молодость да нехватка кадров делают вам послабление! В первый и последний раз!!

И почему каждый раз его так несёт?!

— Простите, но вы сами себе противоречите, мистер Кафф, — ответил Кенни. — Либерализм подразумевает право на личное мнение...

— Мистер Таулер!! То, что лично творится в вашей личной лохматой голове, лично меня мало интересует. Есть определённый курс, на который все проверенные издания ориентируются — а если вам, мистер Таулер, хочется сказок, то без проблем могу выписать вам направление к мистеру Лавгуду. Вот уж у кого тиражи растут...

Кеннет молчал, разглядывая бумаги, в беспорядке раскиданные по столу мистера Каффа. Прямо на одном из пергаментов истекал соусом надкушенный сэндвич, на другом чернели пятна от кофе, а в углу какой-то странный зубастый аппарат, урча, пачками пережёвывал нераспечатанные письма. Старый гусь, с раздражением подумал Кенни.

— Вы поняли меня, мистер Таулер? — вновь прогремело над ухом.

— Понял, сэр, — без особого энтузиазма отозвался Кеннет.

* * *

Он спешил в кабинет, ещё надеясь увидеть там Анджелину, но, к сожалению, по залу гуляла лишь пустота. Последние угли яркой краснотою догорали в камине, не стремясь дожидаться последних посетителей. Разочарованно вздохнув, Кеннет подошёл к столу Анджи, который хозяйка, как всегда, оставила в идеальном порядке. Чуть наклонившись к старому зелёному сукну, Кенни с наслаждением повёл носом и почувствовал ещё витавший в воздухе лёгкий аромат — не раз ему доводилось видеть, как Анджи мимоходом наносит по капельке туалетной воды то на одно, то на другое шоколадное запястье. Тут же стояла цветная колдография с изображением чёртовой парочки — Анджелина смеялась, Ли Джордан смеялся тоже.... Это моментально спустило Кенни с небес на землю, и Таулер, точно ошпаренный, метнулся от вмиг ставшего ненавистным стола под шепоток воображаемых зрителей. Озабоченный мудак, вот он кто!

Девственно-пустой лист уже битый час мозолил глаза Кеннета, а в его голове так и не проклюнулось хоть сколько-нибудь ценное зерно мысли. Чёрт подери, не мог бы этот чёртов пергамент хотя бы не лежать под столь раздражающим углом? Не мог бы он не быть таким идеально белым? Кенни ещё раз отхлебнул кофе из замызганной чашки (пятая за этот вечер) и взял в руки перо (по счёту третье; два других он в раздумьях поломал и распотрошил). Стоило наплевать на всё и уйти из редакции пораньше, как всем... Жаль, что ему совсем не хотелось домой. Теперь приходится мучиться, потому что сова со срочным материалом застала его одного. Вероломные мысли об отправлении этого самого материала в камин Кенни постарался затолкнуть куда подальше. Конечно, он очень хочет спать, но пару десятков галлеонов сверху хотелось тоже. Больше заметок — больше денег. Проблема состояла в том, что о внезапном инфаркте Люциуса Малфоя не выдумывалось ничего хорошего. «Трупное окоченение совести», «холодные щупальца магомира», «скользкий ум — спящее сердце» — это всё не то, не то! Заметки не должны быть слишком предвзятыми... Чёрт бы побрал этого Каффа! Сам он такой же, все они такие же. Да, пожалуй, Кенни можно было назвать радикалом. Если человек виновен, то он должен получить по заслугам, а если каким-то непостижимым образом оказался на свободе — очень неохотно, но эту мысль Таулер всё же допускал — то пускай не открещивается от своего тёмного прошлого. Остались ли такие колдуны и колдуньи на светской арене? Пожалуй, что нет. После нескольких показательных процессов Визенгамот испугался, что придётся пересажать больше половины островов, и объявил амнистию для многих подсудимых.... Так и приходится писать — чем сомнительнее персонаж, тем более мягкими и обтекаемыми фразами нужно его обрисовывать. И навряд ли причина в изменении политического курса (хотя, увы, и в нём тоже) — скорее всего, кто-то кого-то хорошенько подмазал, ведь к жирному грязи не липнет. Зато липнут разного рода неприятности и неудачи — и второе за полтора месяца происшествие служит тому подтверждением.

Будто бы успокоив себя этой мыслью, Кенни мысленно переключился с глобальных проблем и разномастных мерзавцев на более родное и близкое ему самому. Немного поразмыслив, Кеннет пришёл к выводу, что Анджи несколько... лицемерна. В редакции она кокетничает с ним (школьный изгой, к которому старались близко не подходить; плюс ко всему лживый слушок о присутствии у него, Кеннета, недержания мочи; добавить сюда и позорную драку с Блетчли на шестом курсе), а покинув её стены, спешит к дамскому угоднику Джордану...

Мистер Таулер, да вы размазня! — пророкотало в голове Кенни голосом толстого Варнавы, и тут же от злости неожиданно придумалась первая строчка, и с мыслью, что нужно завязывать с раскатыванием соплей по пергаменту, он наконец-то воодушевлённо заскрипел пером.

* * *

«Эксплозия вероломных: случайность или закономерность?»

Странный заголовок, написанный огромным шрифтом, прямо-таки бросался в глаза, и Алисия скептически нахмурилась, ожидая очередной якобы разгромной статьи. Мерлин, когда же «Пророк» перестанет переливать из пустого в порожнее? Если им так хочется сообщать людям новые подробности относительно прошлого года, то для начала стоит хотя бы обзавестись ими, подробностями... Всё, о чём говорилось в этих статьях, вроде министерского произвола, егерей и непонятных убийств, маги видели собственными глазами. Достойна внимания была лишь заметка о внезапном сумасшествии Ранкорна — в остальных случаях на описание нынешней жизни бывших пособников Лорда, гуляющих на свободе, было наложено негласное табу. Но бросив ещё один взгляд на газетный лист, Алисия увидела колдографию Люциуса Малфоя, украшающую текст. Это было куда интереснее! Девушка взяла в руки свежую подшивку, всё ещё пахнущую свежей краской.

«Минувшим вечером, за час до наступления новых суток, камин лечебницы имени святого Мунго почтила своим присутствием Нарцисса Малфой (урождённая Блэк), заверяя врачей, что её мужу требуется срочная квалифицированная помощь. Отряд из трёх колдомедиков отправился в Уилтшир, в один из самых больших особняков, когда-либо принадлежащих волшебникам — Малфой-мэнор. Несмотря на свою печальную известность как одну из резиденций т.н. Тёмного Лорда, стены родового гнезда Малфоев не то что бы не были разобраны по кирпичику, но ещё и сохранили большую часть своей первозданной роскоши.

Хозяин особняка находился в своём кабинете в бессознательном состоянии. Врачи диагностировали у него инфаркт миокарда и отправили Люциуса Малфоя в одну из палат класса люкс, дабы оказать ему предписанную помощь. Почти сразу же больного отца посетил Драко Малфой, специально для этого временно покинувший Хогвартс.

Напоминаем, что около полутора месяцев назад, в ночь с 26 на 27 октября подобным образом был госпитализирован Альберт Ранкорн, устроивший погром в собственной гостиной. По нашим сведениям, м-р Ранкорн, у которого обнаружили сильнейшее нервное расстройство, до сих пор проходит лечение всё в той же больнице имени святого Мунго. Выписка больного планируется уже в начале следующего года.

Есть ли между этими двумя происшествиями какая-либо связь? Авроры, обследовавшие кабинет м-ра Малфоя и гостиную м-ра Ранкорна в один голос утверждают об отсутствии каких-либо следов возможного преступления. Так что диверсию против предполагаемых сторонников старого режима можно оставить как вариант! По крайней мере, пока. Неужели само пережитое не щадит уже пожилых, в общем-то, колдунов? Правда ли, что им доводилось видеть что-то, что не могло не оставить неизгладимый след на психике любого здорового человека? В обозримом будущем «Пророк» постарается дать ответы на эти вопросы.

Специальный корреспондент

Кеннет ТАУЛЕР»

Свежий морозный воздух, ворвавшийся в открытую форточку, с шорохом отогнул лист газеты как раз в тот момент, когда Алисия дочитывала последнюю строчку. И, как по мановению палочки, снизу, из торгового зала, донёсся громкий бой часов: обед. Не успела Лис встать из-за стола, чтобы пройти к шкафчику, где стоял уже подогретый чайник и вазочка с печеньем, как вспыхнул камин, и в нём показалось смуглое блестящее лицо Анджелины.

— Какими судьбами, Анджи? — поинтересовалась Лис, складывая пополам растрёпанную подшивку «Пророка».

— Можно к тебе? — ответила подруга, проигнорировав вопрос. Алисия кивнула, и уже через пару секунд Анджи появилась в камине целиком. — О, ты уже прочитала заметку о Малфое?

— Ну да, — кивнула головой Лис.

— Я по таким вещам не очень, ты знаешь, — Анджелина пожала плечами, стряхивая золу со светло-бежевой мантии. — Кенни — ты же помнишь Кенни? — интересуется, но все его суждения выглядят немного странно для нашего времени... и мистер Кафф это отмечает, потому не всегда пускает его статьи в «Пророк»... Мерлин, что это я? — вдруг смолкла Анджи и тут же затараторила снова: — Как твои дела? Как магазин? Продажи?

— Ничего, — отозвалась Лис, не понимая, каким боком её личные дела касаются продаж «Вредилок».

— Мистер Уизли? — раздался неуверенный голос сбоку. Девушки одновременно повернулись к дверному проёму. Там стояла раскрасневшаяся Верити. Увидев, что мистера Уизли в кабинете Лис нет и не предвидится, продавщица ойкнула и выскользнула в коридор.

— «Ничего» бывает разным, — вновь развернувшись к подруге, сдвинула брови Анджелина.

— Ничего — значит, ничего, — отрезала Лис. — Ничего, о чём можно было бы кому-то рассказать.

Замолчав, Алисия посмотрела в тёмные, выпуклые, будто сливы, глаза Анджи. В первую секунду ей показалось, что подруга обидится на этот резкий выпад, но на лице Анджелины по-прежнему играла лёгкая дружелюбная улыбка — именно с такой Анджелина почти всегда появлялась на людях. Она ничуть не расстроилась — за семь лет неожиданные колкости Лис стали ей привычны и не вызывали особых эмоций.

— Как хочешь, — миролюбиво согласилась Анджелина. — А Джордж? Ли в последнее время совсем его обыскался. Вот и сейчас....

Дальше Лис не хотелось слушать — хотелось заткнуть покрепче уши, разметать по столу бумаги, выставить докучливую Анджелину за дверь.... Что угодно! Вместо этого она, взяв в руки палочку, призвала к себе тот самый чайничек и печенье. Пугливым паучком по телу пробежалась нервная дрожь — и фарфоровая, точно кукольная посудинка слегка качнула пузатыми боками вместе с дрогнувшим кончиком волшебной палочки. Джордж! Как он смотрит на неё, как сторонится — будто бы Алисия запятнанная скатерть, то тут, то там сверкающая масляными разводами — и пачкается, и выбросить жалко... Как она засыпала на руках Джорджа, уверяя себя, что всё будет хорошо, а после не знала, куда деваться, видя злого и потерянного приятеля, натягивающего на себя вещи! То, что произошло с ними, не должно было принимать такие масштабы. Чёртов Фред! Определённо вся проблема была в нём — ведь это он даже после своей смерти не переставал покидать Алисию, и каждое упоминание о нём до сих пор больно царапало где-то внутри, не давая перерасти нездоровому, навязчивому детскому чувству в тривиальную скорбь по покойному. А Джордж — как особая, не изведанная никому разновидность некрофилии, пожирающая сердце и мозг...

— ...и ведь мы даже не поговорили о том, как именно будем отмечать твой день рождения и Рождество, — голос Анджи будто бы вытащил девушку на поверхность с мутного, тёмного дна. — Так что передай ему, что всем нам не помешало бы собраться вместе и подробно всё обсудить...

— Анджи, солнышко, — улыбнулась Алисия, наливая в чашку подруги горячий, приятно пахнущий чай кирпичного цвета, — сделай милость — заткнись к чёрту!

Анджи замолчала — будто бы Лис не подвинула девушке дымящуюся чашку, а выплеснула заварку ей в лицо. Та сидела прямо, не шевелясь и тяжело дыша, словно только что увернулась от случайного бладжера.

— Прости, — тихо сказала Анджелина, — правда, прости. Мне не хотелось тебя обидеть... Это всё из-за Джорджа? Я вижу, вы с ним сейчас не ладите, да?

Рука Лис снова дрогнула, и чай слегка расплескался, пролившись на гладкую поверхность стола. В кабинете внезапно стало тихо-тихо — даже уличный шум не смел мешать разворачивающейся сцене, лишь часы шли как раньше, не останавливаясь.

— Не ладим, — ответила Алисия после некоторой паузы. Как бы то ни было, но Анджи была одним из немногих людей, кому можно было выговориться — происходящее вскипало и бурлило в Лис испорченным зельем, которое рано или поздно все равно вылилось бы наружу. Слишком долго она молчит. Лучше уж так...

— И почему же вы с ним поругались?

— Мы не ругались.

— А что же тогда? Постой, — лоб Анджелины разрезала пополам тонкая складка, — неужели между вами было что-то?

— Да, — выдохнула Алисия. — Да. Он напросился ко мне домой после того вечера в маггловском пабе, всё шло нормально, пока я не уснула за книгой, — слова давались нелегко, давили, кололись острыми уголками букв, — мы оба были не вполне трезвы, а потом... думаю, тебе не нужно объяснять, что было потом, — криво ухмыльнувшись, закончила Лис.

Анджелина молчала, лишь тёмные глаза её были раскрыты шире обычного, и тонкие пальцы коснулись пухлого, чуть приоткрытого рта.

— И?

— После этого мы оба сами не свои. Он даже толком не заговорил со мной с того самого дня... Понимаешь, Анджи... я сама не знаю, отчего всё это произошло, ведь виной всему не только внезапный сон и алкоголь, ещё и... да, всё так сложно... Я ничего не понимаю, я запуталась, — сбивчиво продолжила Лис, ловя себя на том, что даже в случайные минуты откровенности она нагло врёт. На самом-то деле ей всё было ясно. Только как это кому-то объяснить? — Хочется всё забыть, вычеркнуть — вовсе не потому, что Джордж был хорош, но большее нам не светит — а потому, что мне кажется, что тогда у него просто сорвало крышу, то есть, он не совсем в своём уме. Впрочем, можно сказать, что теперь в таком состоянии Джордж и находится почти всегда...

— Весьма удовлетворительная оценка моего психического состояния, мисс Спиннет, — раздался со стороны двери тот самый голос, от которого Алисию бросило в холодный пот.

Чудес не бывает — там стоял Джордж и улыбался самой своей нехорошей улыбкой, которая пробирала до костей похуже любого крика: такова уж была его натура, и на каждый случай жизни улыбка у Джорджа находилась особенная, ни с чем не сравнимая. Крепкие белые зубы парня почти что сливались цветом с остальным лицом, вмиг ставшим бледно-плоским, словно лист бумаги, а уголки рта чуть подрагивали, делая лицо Джорджа ещё более непонятным, неправильным — и оттого только более пугающим.

— Вообще-то, дорогая Алисия, я хотел побеседовать с вами относительно некоторых дел, касающихся ассортимента и продаж. Но коль скоро вы заняты обсуждением моей блистательной персоны с одной нашей общей знакомой, — он кивнул в сторону подозрительно притихшей Анджи, — прошу вас пройти в мой кабинет, как только вы закончите все свои дела.

Выдав эту совершенно нетипичную для него тираду, подошедшую, к примеру, больше покойному профессору Снейпу, Джордж резко развернулся и покинул кабинет Лис. Анджелина лишь открывала и раскрывала рот, будто выброшенная на берег рыба. Её поражала непривычная холодность друга, поражал и этот его жуткий оскал. Алисия, положив голову на скрещённые на столе руки, снова чувствовала на своих щеках горячую соль. Едким кислотным дождём слёзы лились в подставленные ладони, оставляя за собой глубокие, кровоточащие следы — такие же непрошеные и от этого сделавшиеся даже губительнее, чем тогда.

1998 год, 14 декабря

 

Hanging by threads of palest silver

I could have stayed that way forever

Bad blood and ghosts wrapped tight around me

Nothing could ever seem to touch me

I lose what I love most

Did you know I was lost until you found me…?

 

Дверь, которую открыла Кэти, только что растаяла за её спиной. От ощущения предстоящего зарябило в глазах, и каждый висок принял в себя по тупой игле – Господи, как же больно – до тошноты!

Стены комнаты, в которой она находилась, были пульсирующе-красными, но Кэти знала, что и это ненадолго. Так и есть – вскоре мир вокруг девушки вздрогнул и начал медленно перекрашиваться в опалово-серебряный цвет.

Воздух острыми ножичками поднимал Кэти – красиво, грациозно – но вот и резкий удар под дых, и боль начала расплавленным оловом заполнять каждую клеточку её тела…

Барабанные перепонки Кэти взорвал её собственный крик. Ничто на свете не могло сравниться с этой болью – даже мимолётное Круцио, под которое девушка имела несчастье попасть в Хогвартсе, и то не было таким!

Самое худшее состояло в том, что ощущения эти были чисто фантомными. Боль плела свои сети из крепкого сна, боль замыкалась кольцом в воспалённом мозгу Кэти, боль душила, обволакивала, не хотела отпускать…. Спасение было одно — дверь.

Неожиданно воздух из колко-твёрдого стал жидким, и Кэти каждой косточкой ощутила на себе ощущение падения. Оно было слишком тупым, слишком всепоглощающим, и Кэти вырвало прямо на собственные руки горячей горькой желчью. Ползком она добралась до заветной двери, из последних сил толкнула ручку…

И проснулась.

* * *

Пасмурно-молочная белизна неба в окне напротив наотмашь ударила по глазам, заставив Кэти зажмуриться снова. Девушка пошевелилась. Отголоски кошмара всё ещё разливались по суставам, лоб холодел от выступившей на ней испарины. Кэти, дрожа, приподнялась на локтях и наконец села в постели. Простыня то тут, то здесь была покрыта склизкими рвотными пятнами, от которых ей снова едва не стало дурно. Проклятье! Кровавый шлейф из страха, паники, страдания, тянущийся за ожерельем из серебра и опалов, накрыл с головой, поймал в свои липкие сети ещё одну глупую муху и никак не хотел отпускать…

Как объясняли Кэти целители, заряды, которые несут в себе артефакты, подобные тому ожерелью, остаются не на теле, а где-то в затаённых уголках подсознания, в глубоких недрах человеческой психики. Древняя магия никогда не исчезает бесследно – на ментальном уровне остается некий отпечаток, клеймо жертвы — особенно, в том случае, если вещь настроена на то, чтобы убивать.

Зачарованный предмет навеки привязывает к себе уцелевшего, последствия могут быть самыми непредсказуемыми, и способов бороться с ними выявлено не так много — в основном, ввиду отсутствия должной практики. Да и возможности обойти проклятия такой силы появились совсем недавно, лишь после Гриндевальдовой войны. В Средние века так вообще считалось, что таких, как она, милосерднее добивать…. То, что произошло с Кэти (жертва осталась жива) – случай достаточно редкий в магической медицине, и, следовательно, мало изученный. Иногда жертва сходит с ума, иногда приобретает навязчивое желание столкнуться с губительным артефактом снова, иногда – как Кэти – мучается кошмарами, где пережитое так или иначе происходит снова и снова. Всё это строго индивидуально, да и то предполагаемая картина событий часто отличается от реальной – кому как повезёт.

В общем, при выписке из больницы имени святого Мунго Кэти строго-настрого приказали при малейших симптомах, если таковые проявятся, немедленно обращаться к целителю. И действительно, первый приступ случился с ней уже летом, вскоре после выпускных экзаменов. Тогда строгий колдомедик в лимонном халате дал ей небольшой пузырёк и посоветовал в течение по крайней мере двух последующих недель полностью оградить себя от любых возможных нервных расстройств. Последствия могут быть совершенно непредсказуемыми, предупредил он. Тогда зелье помогло, но не навсегда: кошмары принимались преследовать Кэти и после объявления войны, и после смерти родителей, и после Битвы за Хогвартс. Снова и снова девушке выписывали то же самое зелье, и вот теперь пришло время, когда ей снова потребовалось лечение. Что же поделаешь, не этот раз первый – не он и последний…

Собираясь в больницу, Кэти заодно решила навестить Мартина. Её встречи со старшим братом, если их можно было так называть, теперь проходили гораздо реже и без прежней регулярности. То же самое относилось и к хогсмидскому некрополю – чёрные розы на могилах родителей и Фреда появлялись не ровно раз в неделю, а когда придётся. Бесконечные финты, манёвры, пике и захваты оставляли слишком мало место для остального — краешка настоящего, которое равнодушное время уже грозилось стереть в прах…

* * *

Пляшущие над котлом огоньки сливались, перемешивались, растворялись в булькающем вареве. Джордж прибавил пламени в коптилке: кипящая субстанция тут же начала покрываться густым, сильно пахнущим паром. Джордж вдохнул его и снова не смог удержаться от распирающего изнутри смеха: воистину, вместе эти ингредиенты давали просто сумасшедший эффект! В углу надрывалась и хрипела подаренная Джоном пластинка, заглушая шипение и свист котла. Уизли капнул в зелье апельсинового масла – чтобы не выкипело – и, прикрыв варево крышкой, отошёл к окну, чтобы слегка проветрить лабораторию. Вот уже третий день он сидел за разработками, и небольшая, в общем-то комнатушка пропиталась самыми разными ароматами – не продохнуть!

Причин для столь долгого добровольного затворничества у Джорджа было несколько. Во-первых, давно он не занимался своим творчеством — без Фреда у него каждый раз получалось какое-то фуфло, да ещё и со скрипом, с натугой, с нудными уговорами самого себя, длившимися по неделе, если не больше. Такое вот, чтобы голову посетила Мысль, лишь несколько дней назад произошло снова, и возможность вернуться к любимому делу Джордж терять не хотел. Во-вторых… Он пытался как-то рационализировать тот коктейль разнообразных эмоций и раздумий, кипевших в нём ничуть не хуже того, что сейчас томится на огне; пытался призвать свою разумную сторону, которая в прошлом не раз выручала как Фреда, так и самого Джорджа; но слепой и упрямый баран внутри него почему-то неизменно одерживал верх. Тут было всё: и мысли о собственном девиантном поведении (он был честен с собой: даже две попытки суицида, почти что закончившиеся успехом, и то пьяное падение с четвёртого этажа уже не свидетельствовали в пользу его нормальности); и вопрос, является ли происшедшее с Лис следствием именно этого или чего-то ещё; и злость на двух тупых свиристелок, имевших наглость это обсуждать. Сам Джордж надеялся сохранить инцидент в тайне, и думал, что Алисия также предпочтёт держать рот на замке – ведь оба они в тот момент не чувствовали себя… адекватными. Он доверял ей, блин! И вот Лис своей болтовнёй этого доверия не оправдала: более того, она вслух назвала его ненормальным! Вспомнила хотя бы о своей истерике после прежде, чем раскрывать рот! Правда, Джордж не отрицал, что и сам бы смог на её месте поступить так же, но все свои возможные размышления на этот счёт Уизли старался запихнуть куда подальше: ему нравилось упиваться обидой, чувствовать себя правым, сидеть здесь в ожидании стука в дверь, чтобы доказать и себе, и кому-то ещё (кому, кстати?), что в нём всё ещё нуждаются.

И вправду, в дверь постучались. Джордж поспешил открывать, по пути вытирая заляпанные руки полотенцем. За порогом стоял как всегда улыбающийся Ли.

— Работаешь? – Джордан извлёк из кармана большое яблоко и с шумом и треском отхватил кусок, — врефкое звевиффе, я оффень вад!

— Прости, друг, — Джордж покачал головой, потирая запачканную щёку, — но тренироваться в художественном разбрызгивании соплей по стенам тебе придётся в другом месте. И в другой раз, окей? – с широкой ухмылкой на лице он захлопнул створку прямо перед носом приятеля. Ответом ему послужил негодующий стук по ту сторону.

— Жара африканская! – воскликнул Джордан, наконец зайдя в лабораторию.

— Странно слышать это от тебя, Ли, — усмехнулся Джордж.

— Ассимиляция, Джи, — пожал плечами тот, — ты, я вижу, тоже неплохо приспособился. Но, боюсь разочаровать, твоя повышенная чумазость на фоне грязных стен всё равно выглядит несколько хм…броско.

— Да, возможно, — рассеянно ответил Джордж: крышка на посвистывающем котле начала угрожающе подпрыгивать, и парень кинулся помешивать зелье. – Что новенького у Анджи?

— А зачем ты спрашиваешь? – вдруг нахмурился Ли, но тут же успокоился, – если не брать в расчёт подробные пересказы «Пророка» каждый вечер, то решительно ничего.

— Ясно, — пробормотал Джордж, считая про себя движения черпака. Значит, Анджелина не стала делать из разговора с Лис секрет Полишинеля: и на том спасибо.

— У нас всё хорошо, — продолжал Ли. – Она просто душка.

— Передай ей моё искреннее восхищение, — отозвался Джордж, — не всякая, как ты выражаешься, душка способна вынести такого невозможного болтуна.

— Например, ты, – хохотнул Джордан, — кстати, хорошая тема для беседы! Вокруг столько прекрасных ведуний, молодых и свободных…

— И опять ты за своё, — тряхнул головой Джордж, — ну на кой дракл они мне?

— Как это? – всплеснул руками Ли. – Хотя бы для выгодных капиталовложений. С такими темпами ты скоро станешь одним из богатейших людей во всей Британии. Куда же тогда тратить гору галеонов?

— Простите? – Уизли изогнул бровь. – Носиться с очередным примитивом?

Последняя фраза сорвалась с его губ как-то неожиданно: очень уж было похоже на то, что либо Джордж уже слышал её раньше, либо когда-то произнёс сам, но забыл об этом.

— С примитивом? – удивился Ли. – Джи, ты слишком загоняешься.

— Нет, ты. А я просто не думаю об этом.

— Ты слишком загоняешься, — повторил Ли, и в этом была вся его сущность: стоило Джордану загореться какой-нибудь очередной дурацкой идеей, как он, подняв её на знамёна, начинал ездить по ушам абсолютно всем, и уже ничто не могло его остановить. – Вот, к примеру, Верити…

Джордж закатил глаза.

* * *

— Понимаешь, Мартин, — тихо говорила Кэти, поглаживая сухие, прохладные пальцы брата, — это очень трудно – остаться одной. Не потому, что всё невероятно сложно, и не на кого положиться, и не с кем поговорить – это не главное, честно! – не поверишь, но сама жизнь стала до омерзения… простой. Вся лёгкость дыхания, широкий шаг, возможность идти прямо, не боясь, что за каким-нибудь углом тебя поджидает сомнительный тип с палочкой – всё ни ради ничего, всё пропадает впустую! Не нужно ничего делать, нужно просто жить – как растение, ну или рыбка в аквариуме, не знаю.… Плаваешь туда-сюда, жадными жабрами хватаешь кислород – а всё остальное пролетает мимо, даже не цепляясь за скользкую чешую. Представляй это как хочешь, правда. Мне больше всего нравится длинный путь на какой-нибудь песчаный обрыв, куда идёшь с завязанными глазами. Однажды он кончится, и земля выскочит из-под ног, и что-то внутри содрогнётся – единственный яркий миг между темнотой и темнотой… Мы все вынуждены так жить, Мартин. Война опасна не тем, что можно умереть – а тем, что можно потом существовать так, что не останется места для маневра. В чьи глаза не посмотри – и взгляд повёрнут внутрь себя, а не куда-то на…

Кэти, вздохнув, прервала свой монолог, разглядывая Мартина. Тот и не думал подавать какие-то признаки жизни – лишь слегка подрагивали бледные, тонко вырезанные крылья заострённого носа. Нет, Кэти никогда не имела с братом нежных, доверительных отношений, как, возможно, сейчас могло кому-то показаться. У них не было почти ничего общего – разница в возрасте, характер, внешность, привычки, как ни крути, брали своё. Просто Мартин, несмотря на своё оцепенение, всё же оставался живым, а это что-то, да значило. Кэти вела с ним такие вот беседы в одностороннем порядке всего несколько раз. Но и это имело смысл — во время разговоров Кэти иногда посещали новые, неожиданные мысли, которые подчас служили ответами на её же вопросы, заданные самой себе.

— Сейчас до человека почти нельзя достучаться. Каждый окружён коконом из собственной печали, ошибок, воспоминаний…

Дверь палаты с лёгким щелчком открылась.

— Мисс Белл?

Кэти обернулась. У входа стоял Аргониус Авиценна, целитель, который занимался Кэти после того, как она получила проклятие. Также под его началом была палата, где лежали теоретически безнадёжные больные – и Мартин был в их числе…

— Секундочку, мистер Авиценна, — отозвалась Кэти и напоследок начала поправлять сбившееся одеяло брата, приглаживать разметавшиеся по подушке волнистые волосы.

* * *

— Что-нибудь новое, доктор? – спросила она уже в кабинете, даже не пытаясь скрыть нотки зряшной надежды в своём голосе.

— Делаем всё возможное, — скороговоркой отрапортовал Авиценна, поправляя съехавшее на кончик носа пенсне и, кажется, пряча глаза. – Нет, вы должны понимать, мисс Белл…

— Я понимаю, — тихо ответила Кэти. – Просто хотелось узнать…

— Ну и в чём тогда заключается смысл этого вопроса? — грустно покачал головой целитель. – Давайте лучше о вас, Кэти. По приходу сюда вы снова жаловались на кошмары, так?

— Да, — кивнула головой Кэти. – Приступы возобновились.

— Как вы знаете, мисс Белл, полностью избавиться от следов проклятия мы с вами не можем – наука, увы, пока ещё не добралась до этого, — но купировать различные неприятные моменты с помощью зелий способны вполне. Поэтому, как всегда, — лекарь принялся рыться в одном из многочисленных ящичков своего тяжёлого письменного стола, — придётся принимать это вот средство, — небольшой флакон из тёмного стекла наконец явился миру. Авиценна посмотрел его на свет, затем встряхнул и передал пациентке. Гладкая прохлада коснулась ладони Кэти. – Основное вы знаете: приём в течение месяца по вечерам, стараемся отходить ко сну регулярно, не перенапрягаться. Ах, да… — целитель нахмурился, и пенсне снова съехало на кончик длинного с небольшой горбинкой носа. – Газеты говорят о том, что скоро «Холихедским Гарпиям» придётся выйти на поле…

— До матча осталось чуть меньше месяца, сэр, — ответила Кэти.

— Ну что ж, — вздохнул доктор, — печально, очень печально! Квиддич при прохождении подобной терапии крайне нежелателен – я бы даже сказал, противопоказан! Если бы вы занимались полётами чисто для себя или, к примеру, выступали за сборную факультета, то я категорически запретил бы вам даже на десяток ярдов приближаться к метле! Но «Гарпии» — команда серьёзная, и я уверен, что сейчас вы просто-напросто не послушаете меня…

— Вы правы, сэр, — Кэти склонила голову, заливаясь краской. – Не послушалю. Мне очень нужно сыграть…

— В том-то и дело. Так что… на ваш страх и риск, мисс Белл! На страх и риск! На поле соблюдайте предельную концентрацию, старайтесь держаться в стороне от остальных игроков, следите за метлой – словом, не оставляйте себе возможности для непредвиденных ситуаций! Последствия могут быть самыми плачевными….

* * *

Рабочий день постепенно приближался к концу. Оставив полученное зелье остывать до утра (примерно через восемнадцать часов оно приобретало нужную консистенцию мягкой нуги), Джордж с видимым облегчением распахнул двери лаборатории. Долгожданный прохладный воздух просто срывал ему крышу своей сладостью – ещё бы, впервые за столько месяцев наступил такой офигительный день! Широко улыбаясь, Джордж рукой пригладил всклокоченные волосы. До закрытия магазина оставалось сорок минут – можно и посмотреть, как идут дела, а после пошататься по складу, переставляя на полках товары – почему-то этот процесс всегда доставлял Джорджу особенное, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Уизли спустился по лестнице, заодно осматривая торговый зал. Несмотря на позднее время, в магазине народу было как в саду гномов – впрочем, ничего удивительного, ведь до Рождества оставалось всего десять дней. Немного поразмыслив, Джордж на секунду забежал в подсобку – накинуть поверх майки и джинсов форменную пурпурную мантию. Вскоре и сам он стоял за прилавком, заворачивая покупки в праздничную пёструю бумагу, отвечая на вопросы посетителей и улыбаясь, улыбаясь, улыбаясь…

Верити носилась, как заведённая, туда-сюда, раскрасневшись от постоянного бега – Джордж исподтишка наблюдал за ней, замечая и ловкость, с которой девушка справляется с шуршащей бумагой, и подскакивающие при каждом повороте головы короткие кудряшки, и пылинки золотистого серпантина, сыпавшиеся с её плеч. Как это бывало обычно, с появлением своего молодого начальника Верити становилась раза в два быстрее, проворнее, энергичнее, и Джорджу это очень льстило. И то ли удачный опыт изобретательства, то ли пахнущий хвоей и патокой предрождественский воздух, то ли смешная болтовня Ли подействовала на него, заставив как-то по-другому посмотреть на ту, которую Уизли всегда считал недалёкой вертихвосткой. Так ли это на самом деле, Джорджу ещё только предстояло узнать…но по крайней мере, со своей смазливой мордашкой, стройными ногами и блёстками в пушистых белых волосах Верити смотрелась совсем как те симпатичные ведьмочки, снимающиеся на страницах «Плеймага» и «Ведьмополитена», оставляя позади и угловатую неуклюжую Алисию, и длинную, точно жердь, плоскогрудую Анджелину. Внезапно вспомнилось, как курсе на пятом они с Фредом забавлялись тем, что исхитрялись незаметно заколдовывать бельё сидящих неподалёку девчонок так, что – хоп! – и все лифчики по одному мановению волшебной палочки оказывались расстёгнутыми. На лицо Джорджа сама собой наползла довольная ухмылка, а воображение уже разыгрывало сцену, подобную тем воспоминанием, но уже с участием Верити. Да, ко всем чертям, придёт время, и он это сделает! Сам! Теперь Джордж с вожделением следил за движением стрелок на настенных часах, медленно, но неотвратимо приближающих то самое заветное время.

* * *

Верити уже собиралась уходить, и закрывала подсобки, и гасила свет, когда Джордж решил заговорить с ней.

— Верити?

— Мистер Уизли? – обернулась девушка.

— Можете называть меня по имени: Джордж Артур Фабиан Уизли, — с улыбкой произнёс он.

И без того большие глаза Верити на секунду раскрылись ещё шире; взметнулись вверх тонкие светлые брови. Вдруг она засмеялась – совсем тихо, на секунду прижав пальцы ко рту, будто бы застеснявшись этого внезапного порыва. Не очень-то и часто Джорджу доводилось слышать её смех.

— А лучше просто Джордж, — добавил он, подходя ближе. Как же легко получилось сделать этот первый шаг!

Плечи девушки дрогнули, но, тем не менее, она осталась стоять там, где стояла. Ещё один шаг. Уизли посмотрел в глаза Верити – теперь они находились на достаточно близком расстоянии друг от друга. Такие круглые, даже чуть кукольные, светло-голубые, с длинными густыми ресницами... В них сверкнула и какая-то нечаянная золотинка – не то от волшебной пыли, не то от промелькнувшего в их отражении его рыжих волос, и немое, плещущее через край обожание. Ничего кроме…

— Джордж, — тихо сказала она.

— Мне нравится, как это звучит, — губы Джорджа вновь растянулись в улыбке.

Внезапно наверху что-то щёлкнуло, и вместо блёсток с потолка полетел снег. Он совсем не был похож на тот, который когда-то сыпался на их головы в Большом Зале Хогвартса. В одну секунду Джорджа и Верити будто бы облепили стаи белых мух.

Несмелым, чуть нервным движением Верити коснулась волос Джорджа, чтобы убрать с его длинной чёлки особо прилипчивый комок. Тот снова довольно улыбнулся и притянул девушку к себе. Часы на стене пробили девять. Верити выдохнула жарко и влажно где-то у плеча Джорджа. Он не заметил – по ушам нестерпимо била тишина, которой, казалось, уступило всё остальное.

* * *

Кэти устало смотрела на оживлённые проспекты, фонарные столбы, неоновые вывески, быстро сменяющие друг друга за холодным стеклом, к которому девушка прижималась лбом. Маггловский автобус нёс её по маггловским улицам туда, где находилась заветная кирпичная стена. Кэти очень хотелось домой, но в Косом переулке у неё оставались неоконченные дела. После тренировки уставшая девушка не рискнула аппарировать. Только если обратно домой. Зелье, дурацкое зелье, а Кэти и так находилась в ужасном состоянии – перед матчем Гвеног снова драла с «Гарпий» про три шкуры.

Вот и знакомая улица. Вдруг желтый огонёк светофора сменился красным. Автобус, качнувшись, сбавил ход и притормозил, мигнув фарами. Кэти без особых эмоций разглядывала асфальт, белые полосы пешеходного перехода, толпу скучных магглов, серо-чёрно-коричневой рекой пересекающих зебру.

Казалось, это длилось доли секунды. Яркий свет фар выхватил из сумерек и до боли знакомый силуэт, и лохматую ярко-рыжую голову, и даже остро сверкнувшие железные клёпки на погонах неизменной кожаной куртки. Джордж Уизли действительно переходил дорогу вместе со всеми этими людьми, держа за руку молоденькую ведунью – тёмно-красная мантия, почти что белые волны волос, туманным облаком трепещущийся по ветру газовый шарф. Кажется, она когда-то училась в Хаффлпафе вместе с Кэти. Точно не вспомнить уже, когда. Может быть, на год младше, может, и старше. Хорошо сложена. Милое лицо.

Автобус медленно тронулся. Краем глаза Кэти увидела, что Джордж, теперь стоящий на другой стороне улицы, обернулся. Поправляя вывернутый наизнанку капюшон, он случайно посмотрел в ту же сторону, где было её окно, и мутная мёрзлая гладь стекла, и сама Кэти, прячущаяся за ним. Девушка встала с сиденья, собираясь выходить и почувствовала, как дурнота и слабость цепкими лапами охватили её, мешая дышать. Ещё один шаг… Серебристый туман начал обступать Кэти со всех сторон. Она раскрыла было рот, собираясь закричать… но внезапная чернота оборвала какофонию надвигающегося приступа.

— Мисс! Очнитесь, мисс! Вам плохо? Может быть, доктора? – какой-то мужчина, почти крича, тряс Кэти за плечо. Она разомкнула веки. Серый макинтош, котелок, портфель. Как у всех остальных. В окне – всё та же самая улица, сама Кэти почти что висит на поручне около выхода. Оказывается, она отключилась всего на пару секунд.

— Благодарю, — прохрипела Кэти, разжав онемевшие пальцы. Распахнулись двери, и чужеродная консервная банка выплюнула девушку на тротуар. Влажный холодный воздух мокрым полотенцем хлестнул её по лицу. На другой стороне улицы уже никого не было.

Крепко сжав в кармане волшебную палочку, Кэти медленно побрела в сторону известного всем магам магазина компакт-дисков. Здравствуй, Косой переулок, здравствуй, Лондон — город живых привидений.

Here comes the cold again

I feel it closing in

It's falling down

And all around me, falling…

Falling...

1998 год, 25 декабря, день

 

 

Hey little train! We are all jumping on

The train that goes to the Kingdom

We're happy, Ma, we're having fun

And the train ain't even left the station

Hey, little train! Wait for me!

I once was blind but now I see

Have you left a seat for me?

Is that such a stretch of the imagination?

 

 

Алисия приехала на вокзал Кингс-Кросс около восьми утра. Она шла быстро, минуя четыре платформы, пока не остановилась в нужном ей месте – кирпичной стене между пятой и шестой. Алисия ещё раз окинула придирчивым взглядом свою одежду. Кожаное пальто, простые джинсы, высокие ботинки, холщовый рюкзак за спиной, палочка в рукаве – вылитая маггла. Впрочем, с этим у неё никогда не бывало проколов. Она достала из кармана сигареты, чиркнула спичкой, непринужденно закурила, в последний раз осмотрелась вокруг и, окруженная облаком сизого дыма, будто бы невзначай прислонилась к стене, разделяющей платформы. Через доли секунды ведунья оказалась на другой стороне. В это зимнее утро на платформе почти не было людей, но к перрону уже подошёл нужный состав.

— Магический экспресс, следующий по маршруту «Лондон, Кингс-Кросс – Кардифф, «Кардифф-Центральный» отправляется с платформы номер пять целых пять десятых через пять минут, — произнёс приятный женский голос откуда-то сверху.

Успела, улыбнулась про себя Алисия и тут же поспешила нырнуть в первый вагон. Тот, как всегда, встретил её почти полной пустотой – лишь несколько пожилых волшебников, расположившихся у входа, довольно шумно и увлеченно играли в вист. Оно и понятно – все, кто хотел отправиться на Рождество в свою родную валлийскую глушь, уже сделали это. Пройдя ряд сидений, Алисия, наконец, устроилась у окна в хвосте вагона.

Через некоторое время поезд тронулся, и, прислонившись лбом к холодному окну, Алисия погрузилась в свои мысли.

Наконец-то она ехала домой.

Алисия не бывала в Ньюпорте с самого лета. Беспокойство и дочерний долг, конечно, говорили девушке о том, что она поступает неправильно, но воспоминания, связанные с последним посещением родных мест, пересиливали всё. В прошлый раз Алисия вернулась домой, гонимая из Лондона ужасами войны и потерями…потерей… Когда Лис – усталая, издёрганная, измученная, появилась на пороге, то Офелия Спиннет, её мама, и Кассия Спиннет — тётя со стороны отца — поняли всё. Первую неделю после битвы Алисия тупо отсыпалась, чуть ли не пинтами глотая сваренное мамой зелье Сна без снов; ни на чьи похороны, в том числе похороны Фреда, не пошла – сил на то, чтобы слышать плач и видеть мёртвые тела, у неё не осталось. Тела, на которые она вволю успела насмотреться, и так преследовали Алисию почти наяву.… Несколько десятков человек, израненных, парализованных, проклятых, оглушённых, подброшенных в ту часть Хогвартса, где находилось больничное крыло, Алисия, рискуя всем, перетаскала по одному прямо к дверям кабинета мадам Помфри после того как сама, на время потеряв сознание, угодила во владения целительницы. На самом деле это оказалось чистым везением – о ней позаботился случайно оказавшийся рядом Оливер Вуд.… Когда кончилась битва, все спустились в полуразрушенный Большой зал, где лежали другие. Те, кому уже не помочь. Несколько десятков с той и с другой стороны. Концентрированный кошмар. Кататония. Пустота.

На второй неделе Алисии стало чуть легче, на третьей – дышалось уже вполне сносно. Так она и провела два с небольшим месяца, шатаясь от дома к руинам замка-на-Аске, а от них – к местному пляжу. В середине лета объявился Ли. Сообщил, что Джордж теперь уже наверняка пришёл в себя и Алисия может хоть завтра возвращаться в Лондон. Немного поколебавшись, она так и сделала: собрала вещи, отправила сову Андромеде, хозяйке тамошней квартиры и отправилась на скорый поезд. Дома пригодятся заработанные Алисией галлеоны, а не её унылое лицо. Тем более что от денег, скопленных отцом, уже почти ничего не осталось. Это было неудивительно, так как Саймон Леонсио Спиннет скончался от острой лучевой болезни аж в девяностом году, когда они ещё жили в Мертир-Тидвиле. Почему он заболел, знал один Мерлин – может быть, дело было в его безобидной на первой взгляд работе перевозчика отходов? Никто ни в чём не был уверен и потому ей почти ничего не рассказали. Алисия с матерью от греха подальше переехали в Ньюпорт, но вскоре болезнь настигла и Офелию – к счастью, не в острой, а в хронической форме. В отличие от отца, у неё хотя бы было время…. Скоро маме удалось найти и даже самой довести до ума рецепт зелья, которое могло бы ей помочь. Удивительно, но то ли силами веры, то ли действием снадобья она держалась вполне бодро уже несколько лет. Дважды в месяц тётя Кассия посещала Косой и Лютный переулки, чтобы достать всё, что нужно – часто не по слишком маленькой цене. Шло время, сбережения семьи таяли, а небольшое, но так некстати случившееся перед войной подешевение галлеона и вовсе почти до конца добило их. Так что посильная помощь Алисии никогда не была лишней для её родных.

И всё-таки работать с друзьями было лучше, какими бы несносными они порой не казались. День рождения Лис, который прошёл совсем недавно, семнадцатого декабря, справляли всем магазином. Лучшим подарком, конечно, был конец этой бесполезной вражды между ней и её так называемым боссом. Держа под ручку свою новую зазнобу по имени Верити, Джордж Уизли вполне искренне и с сожалением извинился перед Алисией за происшедшее. Та лишь усмехнулась про себя, но возражать не стала. Эта глупая ссора с самого начала была ей ни к чему, а что до Верити… ну, справедливости ради, она тут совсем не при чём. Напротив, ради спокойствия Джорджа (следовательно, спокойствия всеобщего) Лис, конечно же, засунула куда подальше свою неприязнь…

Мысли девушки опять занял родительский дом и его обитатели – прежде всего, мама. О ней и её судьбе Алисия давно уже думала с непонятной смесью беспокойства и напряжения. Слишком много странностей и белых пятен было во всей этой истории. Каждый раз, возвращаясь в Уэльс, Лис собиралась присмотреться к тому, что происходит вокруг. Быть может, нечто новое откроется её взгляду…. Но каждый раз случалось что-то, что заставляло её об этом забыть. Быть может, ещё не настало то время…

* * *

Верити отвлеклась от перетряхивания мантий и посмотрела в окно. Пейзаж, открывающийся её взору из дома под номером девяносто три, что в Косом переулке, был, конечно, ей знаком и привычен, но никогда, никогда прежде не доставлял столько кристальной, светлой, сладко щемящей сердце радости, как сейчас. А впрочем, дело было вовсе не в пейзаже. Верити отвернулась от окна и снова окинула взглядом мантии и платья, разложенные на кровати. В соседней комнате что-то хлопнуло и разбилось; из-под двери потянуло серой, горелыми тряпками и жженой патокой. Девушка с улыбкой взмахнула палочкой, и щекочущее ноздри амбре обернулось ванилью, карамелью и сахарной ватой. Так было гораздо лучше. И вот опять вдохновение настигло Джорджа в самый неподходящий момент! Уже через пару часов они должны отправиться в гости в Нору, где их ждут мистер и миссис Уизли.

Верити уже более взволнованно вернулась к мантиям. Пурпурная, бирюзовая, сиреневая, серебристая…. Пташка ты моя расписная, говорила Верити мама и недовольно поджимала губы – очень уж это всё не вязалось с благочестивым именем и не менее благочестивым, строгим и полным христианской добродетели воспитанием, которое она так старалась дать своей единственной дочери. Но мамины усилия оказались тщетными – и магический дар, и лёгкий нрав, и светлая кудрявая голова достались Верити от повесы-отца. Иногда, в минуты размышлений о насущном, её посещали мысли о том, что и мама, и большинство окружающих не вполне к ней справедливы. Пусть Верити любит яркие наряды и кружить головы парням, но вместе с тем она вовсе не глупа, предана своему делу и трудолюбива, как все хаффлпаффцы…. Ещё она неплохо разбирается в цифрах и вообще в точных науках, и профессор Вектор всегда её хвалила, и в магазине справляется вполне….

Одна только Алисия всё время то огрызается, то язвит в её, Верити, сторону. Ладно бы дело было в тоске Алисии по Фреду (и пусть не думает, что для всех это такая великая тайна!), Верити поняла бы – но всё это началось ещё задолго до роковой весны. Ревность? Да, иногда она была даже слишком мила то с Фредом, то с Джорджем, но ведь всё это было не всерьёз! Такова была натура Верити, так вот ей нравилось украшать чьи-то серые будни, нравилось быть приятной и полезной людям. Разве это плохо? Слава Мерлину, с тех пор, как они сошлись с Джорджем, докучливая напарница заметно подуспокоилась…

Сладкой дрожью затрепетало сердце Верити, стоило ей подумать о Джордже. С её стороны симпатия и сочувствие превратились в нечто большее ещё осенью, а вот с его.… Всё у них как-то вышло быстро и странно, но от этого не менее волнительно. Примеряя мантии, Верити вертелась у зеркала, а перед глазами стояли картины недавних дней….

…Вот они, обнявшись, стоят между складских полок, а с потолка летит пушистый зачарованный снег. Вот они гуляют по вечернему маггловскому Лондону и обмениваются поцелуями, жаркими и смелыми от недавно выпитого глинтвейна. Верити улыбается довольно и кротко, Джордж – так, как не улыбался очень давно…. Проходит всего пара дней, и вот они уже стоят на пороге квартиры Джорджа, и рядом в воздухе качается чемодан Верити. Он сам, сам забрал её из соседнего дома! Он так устал переживать всё один….

— Я так устал переживать всё один, — говорит Джордж уже в гостиной, сгребая в кучу пустые бутылки из-под медовухи и тут же призывая новую. – Раздери меня мантикора, Верити, как прекрасно, что ты здесь! – он откупоривает бутылку и наполняет два изящных, только что отмытых от грязи бокала.

— Представь, я тоже рада этому, — отзывается она. Взмах палочки – и неприбранная комната в один миг становится чище и уютнее.

— О, нет, — Джордж качает головой, глядя на вещи, вновь разложенные по своим местам. – Только не говори, что собираешься во всём мне помогать…

— Довольно странное заявление, не находишь? Брось, Джордж, это всего лишь Экскуро.

Он натянуто улыбается и запускает пальцы в свои волосы, примятые с одной стороны и спутанные, стоявшие торчком с другой. С той, где некогда находилось его оторванное ныне ухо.

— Странное, — тянет Джордж. – Но ведь и сам я странный. Просто бешусь, когда кто-нибудь пытается сделать мою не слишком-то и радостную жизнь хоть чуточку лучше. Слишком много соплей и сострадания, а я здоров, как взрывопотам. На Рождество я пообещал родителям, что приеду навестить их, а теперь… меня просто тошнит от одной мысли об этом теперь.

Верити молчит, склонив голову. В носу её уже предательски щиплет, а щёки заливает краской. Сколько подобных откровений ей ещё предстоит выслушать, знал один Мерлин….. Верити смотрит влево – там стоит бокал, наполненный до краёв пахучей пузырящейся медовухой. Она не слишком любит алкоголь и всегда старается избегать пьяных вечеринок, но находясь рядом с Джорджем, трудно совсем не пить, и сейчас её руки сами собой тянутся к хрустальному сосуду. Верити жмурится и опрокидывает в себя терпкую жидкость почти залпом. На глазах выступают слёзы, но внутри будто бы становится легче – будто бы она разделяет с ним его горе пополам. Наконец она выпрямляет спину и долгим взглядом смотрит на Джорджа.

— Не думай, что я хотел тебя задеть или что-то вроде, — теперь его губы растягиваются в едва заметной улыбке, от которой всё вокруг теплеет. – Выкинь из своей головы всё, что я сказал только что. Забудь! Точнее, просто будь, — Джордж отсалютовывает ей своим бокалом.

Чувствуя внезапный прилив смелости, Верити придвигается ближе и молча обнимает Джорджа. Его волосы пахнут каким-то очередным варевом из трав и горелой патоки. Она всё понимает. Она, конечно же, не собирается лезть к нему в душу и навязывать свою помощь. Она просто будет рядом – ненавязчиво, незаметно. Ведь громкие причитания и неуклюжее участие – это действительно ужасно. Он больше не будет переживать всё один….

Этим же вечером Джордж переносит все свои пожитки в комнату Фреда, окончательно переселяясь туда. Верити в свою очередь занимает его бывшую комнату. Ночь они проводят каждый у себя, и она даже рада этому. Перед её глазами то и дело появляется то взъерошенный и растерянный Джордж, то чопорная мама, неодобрительно поджимающая губы. Да, хоть Верити и знает, что такое любовь, но сейчас — не самое подходящее время для того, чтобы они разделили постель. Ей нужно, нужно разобраться во всём, что сейчас с ней происходит….

….Очнувшись от нахлынувших воспоминаний, Верити обнаружила себя у зеркала. В нём отражалась молодая стройная ведунья в светло-лиловом платье и лёгкой серебристой мантии, наброшенной на плечи. Лицо её, сегодня накрашенное почти незаметно, но умело, в эту секунду было особенно красивым. Но ведь дело было вовсе не в помаде и даже не в волшебной туши для ресниц из магазина Уизли (и её, и Алисию снабжали этой замечательной штукой и по поводу, и без). Любая девушка прекраснее всех, когда влюблена! Уж в этом-то Верити была твёрдо уверена. В этот момент зазвенели часы, оповещая обитателей квартиры о том, что полдень вступил в свои права. Скоро, совсем уже скоро они с Джорджем должны отправиться в Нору! Брызнув напоследок на волосы и на запястья любимые духи, Верити толкнула ручку двери, входя в смежную со своей комнату. Джорджа нужно было поторопить….

* * *

Двери поезда захлопнулись. Алисия стояла на платформе и с наслаждением вбирала в лёгкие свежий воздух. Откуда-то издалека, с вокзала доносился шорох шин и стук колёс, голоса и смех магглов. Здесь же, на маленьком полустанке не было ни души. Перебросив рюкзак на другое плечо, Алисия прямо отсюда аппарировала на окраину Ньюпорта, где стоял её дом.

Вот и до боли знакомый двор. Заржавленные пики ограды, обвитые чахлым диким виноградом. Тихо шуршащие Трепетливые Кустики, чьи тускло-зелёные ветки будто бы были сделаны из воска. Маленький гараж с жёлтыми облупленными дверями. Заднее крыльцо, увешенное венками из остролиста.

— Алисия! – скрип двери и громкий оклик заставил девушку обернуться.

На крыльце стояла плотная, крепко сбитая ведунья средних лет в старой спортивной мантии. Тёмная кожа, высокие скулы и непослушные кудрявые волосы красноречиво говорили о её непонятном происхождении – что-то от мулатов, что-то от европейцев, что-то от неведомых островитян. Кассия Спиннет (а это и была она) широко улыбнулась и протянула ладони к Алисии. Та немедленно поспешила к ней, заключив её в ответные объятия.

— Привет. Вот я и здесь, тётя Кэс.

— Не прошло и полувека, — засмеялась та. – Идём скорее. Мама тебя ждёт не дождётся.

Мама, эхом отозвалось в голове Алисии. И снова что-то больно кольнуло внутри. Алисия вошла в небольшую прихожую, повесила пальто и рюкзак на вовремя подлетевшую к ней вешалку и двинулась по коридору, стены которого были украшены многочисленными вышивками. Наконец они с Кассией оказались в гостиной. Небольшая ёлка у окна, накрытый чистой белой скатертью стол, горящий камин.

Офелия сидела в углу комнаты в своём любимом кресле и трудилась над очередной картиной. Алисия смотрела на мать, и ей казалось, что её тонкие пальцы, перебирающие мулине, исхудали ещё больше и путаются всё чаще. Что аккуратно завитые и уложенные в причёску светло-каштановые волосы ещё чуточку поседели и поредели. Что внезапная и неотвратимая роковая Болезнь по одному смыкает свои наглые пальцы на ссохшейся материной шее.

От собственных мыслей Алисию передёрнуло. Хоть бы ей только казалось…

— Как ты, мама?

— Ничего. А как поживают твои друзья?

— Понемногу оживают, — улыбнулась Алисия.

Вскоре Офелия, Кассия и Алисия сели за стол. Тут же подоспели и приборы, и блюда с едой – простой, но вкусной. Обедая, они, как всегда, делились друг с другом последними новостями – сказывалась долгая разлука. За окошком опять пошёл редкий снег, в углу мерцала кроткими ласковыми огоньками пахучая ёлка. Напряжение, весь день терзавшее Алисию, сейчас отпустило её. Кажется, она нервничала зря. Кажется, туман лишений и неудач, сгустившийся над их головами в последнюю пару лет, действительно понемногу рассеивается…

…Внезапно воцарившуюся идиллию нарушил громкий треск поленьев в камине. Все мигом повернулись к источнику шума. Так оно и было. Рыжие языки пламени в один миг помутнели, затем приняли зелёную окраску, а ещё через секунду явили очертания чьей-то головы. Женщина. Породистое, не лишённое красоты, но тяжёлое лицо с резко очерченными, летящими к вискам бровями, глубоко посаженными тёмными глазами и выдающейся нижней челюстью. Светлые, скорее всего крашеные волосы были забраны в высокую сложную причёску, что ещё больше усиливало впечатление, производимое незнакомкой. Так, как она выглядели либо министерские чиновницы, либо чистокровные колдуньи – хозяйки древних богатых поместий.

Алисия перевела взгляд с женщины — сначала на тётю, затем на мать. Их молчаливая реакция оказалась вполне себе красноречивой. Волосы Кассии, и так стоявшие торчком, сейчас почти что искрили, тёмные глаза прямо-таки метали негодующие молнии. Офелия же застыла и побелела, сжав бескровные губы в тонкую нитку. Алисия просто похолодела. Еще ни разу она не видела, чтобы мама смотрела на кого-то с такой чистой, незамутнённой яростью и отвращением.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? – громко спросила девушка, когда к ней вернулся дар речи. – А вы кто такая? Почему вы здесь? – обратилась Алисия непосредственно к ведьме.

— Здравствуй, Алисия, — отозвалась та, — вот мы и встретились. Моё имя – Джезебель, и я…

— Подлые мегеры не нуждаются в представлении, — подала голос Кассия. – Убирайся туда, откуда пришла!

— Прошло столько лет, а мадам Спиннет всё та же, — нахмурилась гостья. – Неудивительно, что после работы в Хогвартсе тебя выперли отовсюду. Люди вообще не любят тех, кто много о себе мнит и, к тому же, не сдержан на язык.

— Постыдилась бы ты вешать свои проделки на всех людей, Джезебель, — голос тётушки источал яд. – Жаль, что немногие знают, с какой лёгкостью ты ходишь по головам и ломаешь чужие жизни ради своей выгоды! Взять хотя бы то, что случилось с бедным Маккинноном!

— Правда? – изумилась та. – Тогда ответь мне, почему в прошлом году Комиссия по учёту маггловских выродков не постучалась в твои двери? Уж не мои ли это проделки, Кассия, милая?

— Вздор, — припечатала Кассия, хотя в её взгляде явственно читалось изумление. – Ты просто рисуешься. Ни одна домохозяйка, будь она хоть десять раз чистокровная, не может решать за всё Министерство!

— Думай что хочешь, мне всё равно, — ухмыльнулась Джезебель, — но факт есть факт. Хоть ты всего лишь невоспитанная гр…магглокровка и бездарный преподаватель, но я знаю, как бедная Элли тебя ценит. Несмотря на то, что это ты и твой братец-простак, а не я, поломали ей жизнь. Верно, Элли?

— Нет, — отрезала молчавшая до того Офелия. Голос её хрустел колким льдом. – Нет, не верно. Убирайся прочь, Джесси! Просто исчезни отсюда.

— Я молчала почти двадцать лет, — прошептала та. – За это время многое изменилось… я знаю, что ты в беде, Элли, я хотела бы…

— Вот и молчала бы ещё столько же! – всегда спокойная, даже флегматичная Офелия сейчас была разъярена не на шутку, — лучше оставь нас по-хорошему, пока я не сделала хуже! Да, и не смей впутывать сюда мою дочь!

— Вот как, — вдохнув и выдохнув, Джезебель на секунду прикрыла глаза, — вот, значит, как. Что же, ваша воля. Признаться честно, я и не думала, что вы настолько злопамятны, дамы. Похоже, гриффиндорское безумие выигрывает в этом доме с разгромным счётом. Верно, Кэс? И кстати, в случае с Марвином Маккинноном не было ни капли моей вины. Но раз так, то что ж, до встречи. И счастливого Рождества!

Лицо женщины исчезло, зелёные языки пламени потухли. Из камина потянуло горелым чадом. Едкий дым удушливой змейкой пополз по комнате.

Женщины потрясённо молчали. Наконец Алисия снова нашла в себе силы для того, чтобы заговорить первой.

— Скажите, что я только что здесь увидела? Какого дракла эта баба забыла в нашем камине? Что вы такое не поделили, что не разговаривали целых двадцать лет?

— Слишком много вопросов, — покачала головой Кассия.

— Слишком много непонятного! Почему вы с отцом, по её мнению, сломали маме жизнь? Кто такой Марвин Маккиннон, наконец, и что эта Джезебель ему сделала?

— Хватит!! – взвилась Офелия.

— Да почему же, мама??

— Это не твоё дело, дочь! Ткни палкой в змеиное гнездо, и как ты думаешь, что получится? И вообще, — Офелия едва переводила дух, — оставьте меня. Зелье доходит. Я должна принять его прямо сейчас.

— Может, тебе помочь? – вызвалась Кассия.

— Я же сказала, оставьте меня, — женщина откинулась на спинку стула и закрыла глубоко запавшие глаза.

— Мда. Ничего тут не поделаешь, Алисия. Пожалуй, мне стоит выйти проветриться, — Кассия поднялась из-за стола.

— Тогда я пойду с тобой.

Тётя смерила племянницу тяжёлым взглядом. Она поняла, что сейчас Алисия не отстанет от неё, пока не узнает хоть малую толику правды о случившемся, но промолчала и не стала её останавливать. Из комнаты они вышли вместе.

1998 год, 25 декабря, после полудня

 

Из комнаты они вышли вместе — вышли в предрождественскую прохладную даль. Джордж и Верити хотели сразу попасть в Нору, но почему-то аппарировали прямиком в рощу, разросшуюся на обрыве, под которым неуклюже раскинулась деревня Оттери-Сент-Кэтчпоул — летом прекрасно-зелёно-золотая, а зимой серо-пегая от вечной грязи, жухлой травы и редкого падающего снега.

Верити немного неуклюже продиралась через голые чёрные ветви, явно опасаясь испортить новую мантию. Джордж, конечно, помогал ей, но его мысли были далеко впереди — они уже мчались, точно фестралы, к порогу родительского дома. И не сказать, что это было так уж приятно — скорее, наоборот.

С того самого момента, как Джордж вернулся в магазин и в Лондон, он по возможности старался избегать родных мест. Джордж сам и не знал, зачем прилетел в Нору после той памятной драки с Малфоем, и, казалось, сама судьба в этот вечер ему благоволила, ведь тогда родители были в гостях у Перси. Да, родных он тоже сторонился.

Слишком тяжело было чувствовать отчаяние и страх, которые одолевали их при одном лишь взгляде на него. Никто не собирался, конечно, оставлять Джорджа наедине со всем этим. Хоть горе и притупило как следует его врождённое чутьё на людей (а к чему ему теперь было соображать за двоих?), но мнимая храбрость всех остальных Уизли подчас выводила Джорджа из себя. Лишь один Рон, пожалуй, не пытался корчить из себя героя, но какой с того был толк?

Ведь Джордж понимал, что и Рон, и Ли с Анджи, и Алисия, и все те немногие люди, что находят в себе силы не плакать и не шарахаться в ужасе при виде того, каким он стал, должны применить эти самые силы на что-то более полезное, чем выносить его бесконечные пьяные сентенции и глупые выходки. Слава Мерлину, даже у такого эгоистичного подонка, как Джордж, было что-то, что отдалённо напоминало совесть. А у них, в конце концов, было право и на свою жизнь.

Поэтому Джордж сейчас здесь, у Оттери-Сент-Кэтчпоул. И Верити с ним. Руки её холодны, как лёд, но какой решимостью горят глаза! Разве этого недостаточно, чтобы вытерпеть что угодно? Даже сам Мерлин с этим не поспорил бы!

Да, Джордж смотрел на свою спутницу и чувствовал, как её пыл и жар растекается по его венам. Только почему он смотрел на одно, а ему казалось, что вспоминал совсем другое? У Верити и глаза голубее, и волосы светлее, и ноги длиннее, и получилось у него с ней быстрее, чем с…. Дерьмо! Лезет же в голову всякая чушь! «Да не пройдёт и года, Джи, и ты едва ли вспомнишь всё это! Впереди у нас целая жизнь!», — рассмеялся Фред в его голове так же громко, как смеялся почти что три года назад, когда они решили бросить Хогвартс. Джордж ещё крепче сжал пальцы Верити, услышав это. Вот и ответ на все его вопросы! А значит, к драклам драным тот день, то письмо от Рона, тот ужас, сковавший его, то утро в маггловском полицейском участке…. То осталось в прошлом, и так, как раньше, уже не будет. Впереди у него целая жизнь.

Разве Фред когда-то бывал неправ?

* * *

Без младшеньких Нора, его Нора была совсем другой. Какой-то пустой. Джордж понял это сразу, как только переступил её порог. Впервые за всё время Джинни и Рон проигнорировали семейное торжество. Вместе с Гарри, Гермионой и Кикимером они по второму кругу разбирали блэковскую рухлядь на площади Гриммо. Чёртовы мазохисты, подумал Джордж.

Внезапно перед его глазами, как наяву, возникла тёмная, мрачная столовая, где все были в сборе. И мама, и папа, и Рон, и Джинни, и Гарри, и Гермиона — все они все ещё выглядят на свои года, ведь время подарило им одинаково усталые глаза только через пару лет. Билл, который ещё не обзавёлся своим полным невероятной красоты и харизмы шрамом. Старина Наземникус, курящий свой вечный косяк прямо за едой… Сириус, опрокидывающий стопку-другую и травящий им с Фредом разные байки, смеющийся над ними же своим лающим смехом. Снейп в своей неизменной чёрной вонючей мантии — молчит, почти не ест и окидывает всех вокруг цепким взглядом. Совсем недавно он спалил их с Фредом побег в Косой переулок…. Грозный Глаз и Люпин — пусть их одежды почти до неприличия истрёпаны, но движения, как всегда, остаются живыми и резкими, а усталые лица полны решимости…. Тонкс, которая украдкой разглядывает Люпина то и дело что-нибудь роняя, и Фред, который украдкой разглядывает Тонкс… Стоп!

Джордж встряхнул головой и в который раз посмотрел на Верити, отгоняя от себя навязчивое видение. Как хорошо, что она с ним — такая ласковая и красивая, и совсем не лезет к нему в душу. Можно просто любоваться ею и в это же время с вожделением думать о штакете и заветной шкатулочке, спрятанных под подушкой в комнате… в его комнате. Хорошо, что они не поехали на площадь Гриммо.

Призраки последнего беззаботного в его жизни лета, подстерегающие его на каждом углу этой жуткой лондонской дыры, Джордж вынести вряд ли смог бы. А вот шесть пар удивлённых глаз, в эту самую секунду разглядывающих его и Верити, вполне бы потянул.

Мама и папа, Билл и Флёр, Перси и Одри. Кажется, все они вообще не верили в то, что он придёт, не говоря уж о том, что придёт не один.

* * *

— Ну так и что, милая? — вопрошала Молли Уизли, придвигая свой стул ближе к Верити. На её коленях покоилось новое, только что начатое вязание — что-то похожее на свитер небесно-голубого цвета. — Расскажи-ка подробнее, очень уж мне интересно, а то Джордж всё молчит да молчит! Значит, сейчас вы работаете в паре с подружкой Джорджа по Гриффиндору… Алисией, верно?

— Верно, — ответила Верити. — Вообще-то изначально я стояла за прилавком, а она вела счета, но в последнее время мы занимаемся этим по очереди. Меняемся. Так, знаете ли, немного легче.

— И не говори! — Молли вздохнула. — Все эти толпы людей, беготня, склады — просто ужас какой-то! То ли дело в кабинете, у камина, в тишине и тепле. Скажи, а ты же училась с ними на одном курсе, ведь так?

— Да, но в Хаффлпаффе, — улыбнулась девушка. — Правда, в школе мы не были знакомы. Наш управляющий Ли Джордан, который их друг… вот его-то я как раз знала, немного. Уже после экзаменов он предложил мне работу.

— О, Ли! — миссис Уизли всплеснула руками. — Славный мальчик, давно я его не видела…

Джордж, сидевший в углу гостиной со стаканом медовухи в руке, хмыкнул, услышав про «славного мальчика», рост которого уже перевалил за шесть футов. Верити услышала это и почему-то порозовела от смущения.

* * *

Кассия твёрдым шагом шла вдоль улицы, в конце которой находился их, Спиннетов, дом, в сторону ближайшего сквера. Лис едва поспевала за ней.

— Стой! — выдохнула Алисия. — Ну и куда ты убегаешь от меня? — добавила она, поравнявшись с тётей.

— Я не убегаю. Быстрый шаг полезен для формы. Так что тебе нужно, Алисия?

— Рассказывай!

— Рассказывать о чём? — Кассия приподняла густые, тёмные брови.

— Кто такая эта женщина по имени Джезебель и как она связана с вами? Ты познакомилась с ней, как и с мамой тогда, когда целый год заменяла мадам Хуч в Хогвартсе, верно?

Кассия остановилась, обшарила карманы своей мантии и наконец достала оттуда трубку и небольшой кисет. Всыпав щепотку табака в трубку, прикурила от палочки.

Курящая ведьма, ещё и бывшая спортсменка (в данный момент — не самая популярная метловщица), ещё и вратарь. Чаще всего колдуньи играли охотницами или ловцами, реже — загонщицами, а уж женщины-вратари и вовсе были наперечёт.

В этом — вся Кассия.

— Истинно так, — ответила она. — Будешь? — Кассия протянула племяннице дымящуюся трубку.

Алисия лишь покачала головой. В последние месяцы она сама курила напропалую, да и в пальто лежала желанная пачка. Но пускать клубы дыма на пару с родной тётей ей почему-то совсем не хотелось.

— Ну, и, — в ожидании протянула Алисия.

— Джезебель — одногодка твоей мамы. Вместе они учились в Слизерине. Дружили с детства.

— И она предала маму, верно?

— То, что она сделала — в сущности, пустяк, но это повлекло за собой самые неожиданные последствия и в корне изменило всю жизнь Офелии, — в голосе Кассии чувствовалась горечь. — Сама я впуталась в эту историю уже после того, как всё случилось. Мне просто хотелось помочь ей.

— И что же сделала Джезебель?

— Всего лишь захотела составить партию брату Офелии, твоему так называемому дяде, — от всех этих неожиданных новостей Алисия почувствовала, как голова начинает идти кругом. — Конечно, она добилась своего с прямо-таки иезуитским коварством. Они поженились, как только Джезебель и её однокурсники сдали выпускные экзамены. Офелия же уже познакомилась к этому времени с Саймоном, моим братом и твоим отцом. Если ты, Алисия, хоть раз в жизни включала логику и сопоставляла некоторые даты, — Кассия тяжело вздохнула, — то, скорее всего, знаешь о том, что к моменту окончания школы твоя мама уже месяца четыре как ждала тебя.

Алисия мигом перевела взгляд на носки своих ботинок. Конечно же, она знала. Не знала только, что за всем этим стоит такая интрига. И такая грязь.

— Очень неприятный инцидент вышел. Правда, в Хогвартсе и не такое порой происходит, поэтому исключать её, конечно, не стали. А вот родители выгнали из дома ещё до сдачи ЖАБА.

— А кто такой Марвин Маккиннон и какую роль он играет в этой истории? — быстро спросила Алисия, надеясь застать тётю врасплох.

Ничего у неё не вышло. Кассия резко изменилась в лице и абсолютно молча засыпала в трубку ещё одну порцию табака.

— Скажи мне! — воскликнула Алисия. — Почему вы, раздери вас дракл, всё время молчите? Почему считаете, что я не имею права быть в курсе дел?

— Господи, — выдохнула Кассия с очередным клубком сизого дыма, — если бы вы знали, как мне всё это надоело! Видит Мерлин, я не выдержу и всё-таки улечу на Гренаду! Буду жить под настоящим солнцем и учить летать на мётлах бедных цветных детей!

— Гренада — это как-то мелко для тебя, тётушка. Почему уж сразу не на Остров Свободы? — съязвила Алисия.

— Вообще-то я там родилась. И твой отец, кстати, тоже.

— Вот видишь, — девушка усмехнулась, — даже этого я не знала!

— После предательства Джезебель Офелия с большим недоверием относится ко всем людям — кроме, разве что, нас с тобой. Я сделала для неё всё, что могла и довольно дорого заплатила за это, — голос Кассии звучал грустно и глухо. — Когда она попросила меня дать ей Непреложный Обет как гарантию того, что эта история останется в прошлом, то я не смогла ей отказать. Поверь, сама я не считаю, что полное неведение будет полезно для тебя — особенно в тот момент, когда все эти дела сами выплывают наружу… но большего, чем уже сказано, поведать тебе я не смогу. Тебе придётся спросить у неё напрямую.

— Но она никогда мне не скажет, — покачала головой Алисия.

— Я тоже. Прости.

— И на том спасибо. Думаю, мне стоит вернуться домой, — с этими словами Алисия развернулась и направилась в обратную сторону.

Кассия лишь с сожалением посмотрела ей вслед.

Теперь и Алисия закурила — и в своей поспешности едва не выронила пачку сигарет в грязную снежную слякоть. Живот скрутило нервным узлом, а ноги сами несли её к дому. Всё хуже, гораздо хуже, чем она думала! Разве есть на свете что-то более ужасное, чем предательство близких? Алисия просто представила, как Анджи, её подруга детства, совершает с ней нечто подлое, и лишь от одной этой мысли девушку передёрнуло. Бедная мама! Насколько сильным должно быть её потрясение, чтобы она, чистокровная ведьма из Слизерина, пошла против воли семьи, доверившись почти незнакомому человеку, связавшись с безродным магглом, с креолом с Гренады в семнадцать лет.… До какого отчаяния её довели?! За годы учёбы в Хогвартсе Алисия не раз задавала себе этот вопрос, смотря на отпрысков чистокровных семей, считающих себя элитой магического мира. Пусть не все они вели себя так мерзко, как извечные противники команды Гриффиндора на поле для квиддича, но всё же между такими, как они и такими, как Алисия лежала огромная пропасть. Если подобное выплывало наружу, то сразу порождало кучу пересудов, а также множество глупых и подчас грязных сплетен, ведь мир волшебников тесен. И всё это при том, что её семью, по всей видимости, знали немногие. Некоторым приходилось гораздо хуже. Например, когда дело доходило до едких высказываний в адрес членов семьи Уизли, считающихся отъявленными магглолюбцами (что вовсе не находило отклика в сердцах, пожалуй, большинства рождённых в семьях колдунов), то и Фред и Джордж, и младшие не гнушались ничем. В ход шло всё возможное — от шуток на грани фола и заклинаний до вполне банального рукоприкладства.

Алисию уже переполняла мрачная решимость. Она узнает всё! Если будет молчать мать, она всё равно найдёт кого-нибудь, кто знает правду. Если таковых не окажется, то она лично отправится к этой чёртовой сучке Джезебель и будет трясти её, пока не услышит заветные слова. Признаться честно, Алисия сама не понимала, зачем ей нужно ворошить старое и навлекать на себя общесемейное недовольство. Понимала одно — она не найдёт покоя, пока не докопается до истины. Внутри неё выла и заламывала руки всеми забытая Справедливость.

Вот и дом. Алисия чуть постояла около него, нерешительно заглядывая в горящие окна, и… тише мыши скользнула во двор, а затем в старый гараж. Сейчас не время. Слишком много эмоций обуревает её разум — а Алисия уже решила, что будет, как всегда, изображать полное хладнокровие. Все они, все трое должны успокоиться.

Люмос Максима, прошептала Алисия, держа перед собой палочку. Яркий свет наполнил маленькую комнатку, явив взору девушки некоторое количество старого хлама. Котлы, пара коробок с поношенными мантиями, заготовки для мётел. Алисия присела на край одного из ящиков, стоявшего возле небольшого, наспех сколоченного стеллажа и обхватила руками голову. Видит Мерлин, не скоро она приведёт мысли в порядок. Воспоминания прошлых лет завладели ими целиком и полностью, стряхивая лежалую пыль со своих цепких лап.

Вот она, восьмилетняя, прижимает ухо к хлипкой двери родительской спальни. Их ругань слышна по всему дому уже с полчаса, но любопытство окончательно одолело Алисию только что, и вот она здесь. Мы уже берегов не видим, мы должны остановиться, Лео! Это убьёт нас, - кричит мать. Может быть, но разве вы с Кассией можете предложить что-то лучше? — отвечает ей отец. — Алисия уже колдует, через три года ей понадобятся все эти ваши книги, мантии, палочки… а что ещё мне делать, если в семье появилась третья ведьма? Мама плачет, папа пинком вышибает дверь, и Алисия едва успевает отскочить. Он зло и горько смотрит на дочь, словно размышляя над тем, что ей сказать — но в последний момент разворачивается и уходит спать в гостиную, где по телевизору показывают очередной футбольный матч. На следующий день родители уезжают куда-то на отцовском грузовике и не появляются ещё пару дней, и Кассия, которая остаётся присматривать за Алисией, учит её летать на метле. Такие отлучки были в их семье в порядке вещей. Ещё через пять лет отца не стало, а мать тяжело заболела. Оказались ли её слова пророческими?

Папа любил маму, мама папу — нет. А теперь его уже и в живых нет. Сестра папы разрушила свою жизнь до основания — лишилась возможности построить карьеру, так и не вышла замуж (хотя кавалеры, конечно, имелись) — всё ради того, чтобы однажды помочь девушке, которую едва знала. И маленькая Алисия, как закономерный итог и в то же время пока неизвестная величина этого жестокого уравнения. Кто же ещё в силах привнести хоть капельку правды в паутину лжи и тайн, в которой погрязли её родные? Только она. Иначе будет ли её, Алисии, существование на этой земле оправдано хоть как-то? Горло ведуньи в который раз сдавило тугим обручем, длинные ногти впились в ладонь, но она сдержалась. Не хватало еще самых жалких на этом свете слёз — слёз, порождённых бессилием! Пусть никто, никто не сможет ей помочь, но она ни за что не заплачет!

Внезапный порыв ветра приоткрыл гаражную дверь, бросив в лицо Лис пригоршню ледяных, непонятно почему не растаявших ещё колючек. И тут же, в эту же секунду прямо на её голову с глухим стуком упал какой-то продолговатый бумажный пакет — очевидно, до того лежавший на одной из кривых полок старого, наспех сколоченного стеллажа. Потирая макушку, Алисия развернула находку. Это была довольно толстая тетрадь в слегка потрепанной обложке из телячьей кожи. Замок, призванный защитить написанное от чужих глаз, был вырван с корнем. Чувствуя вновь накатывающее волнение, Алисия раскрыла тетрадь. Но её ждало разочарование — чуть пожелтевшие страницы, которые явно тронул не один десяток лет, оказались пусты. Лишь на внутренней стороне обложки виднелись инициалы — О.Г. Вне всякого сомнения, эти буквы когда-то вывела рука её матери. Наконец, взору девушки предстало ещё кое-что — из-под толстой кожаной полосы виднелся уголок чего-то картонного. Алисия трясущимися от нетерпения пальцами подцепила его, извлекая на свет, и, наконец, увидела то, что и ожидала увидеть. Колдография. На ней был изображён смеющийся хогвартский старшекурсник; позади него угадывались очертания оранжереи мадам Спраут. Алисия подняла с пола зажженную палочку и как можно ближе поднесла её к снимку. На монохромной картинке было не разобрать цветов факультета, к которому принадлежал юноша, но на мантии, которую тот небрежно набросил на плечо, к счастью, виднелась эмблема. Барсук. Значит, студент Хаффлпаффа. У него были светлые волнистые волосы, тонкие, даже острые черты лица; как ни странно, внешне он чем-то напоминал молодую Офелию. Брат? Но надпись на обороте фотокарточки развеяла все вопросы. Алисия не поверила своим глазам. М.Маккиннон, 05.76 — и эти слова также вышли из-под пера матери. Марвин Маккиннон! Вот как выглядел человек, о котором все молчат! А пустая тетрадь, вероятно, была маминым дневником, на который, возможно, были наложены какие-то чары. Всё ещё не веря происходящему, Алисия спрятала находки во внутренний карман своего пальто, и затем снова закурила, чтобы унять волнение. Время возвращаться домой, к столу. Никто не должен ничего знать, решила она. Пусть думают, что она успокоилась. В том, что теперь ей удастся довести это дело до конца без помощи родных, Алисия уже была уверена. Само Провидение посылает ей знаки — значит, и Правда скоро выйдет из тени и покажется всем!

* * *

Тем временем атмосфера в Норе накалялась с каждой минутой. Покончив с расспросами Верити, миссис Уизли, наконец, обратила свой взор к Джорджу.

Он по-прежнему молча сидел в углу комнаты, вцепившись в свой стакан, который был заполнен наполовину — так же, как и четверть часа назад. Молли, конечно, хотелось бы верить в то, что за всё это время Джордж не выпил оттуда ни капли, но красные пятна на обычно бледных шее и щеках сына говорили об обратном — скорее всего, Джордж попросту подливал себе под столом медовуху.

Молли Уизли тяжело вздохнула. Видит Мерлин, что их маленький мир изменился навсегда. После того, как не стало Фреда, она больше всего на свете боялась того, что Джордж отправится за ним следом. И виной тому уже не будут ни вражеские налёты, ни козни Министерства, ни залпы заклятий. Джордж с каким-то зловещим равнодушием губил себя сам. И никто — даже эта красивая девочка Верити — не в силах ему помочь.

Как тихо, но горько и долго может плакать материнское сердце! Как пусты и мелочны были её собственные упрёки по отношению ко всем своим детям! Молли с грустью вспомнила о том, что устроила Биллу, своему первенцу, когда тот решил жениться на иностранке Флёр…. Как глупо! Ведь именно невестка помогала ей залечивать раны Билла после того, как на него напал тот бессердечный ублюдок Сивый. Именно Флёр совсем скоро подарит им прекрасную внучку!

Увы, так же было и с остальными. Чарли, Перси, Фред, Джордж, Рон, даже Джинни — на всех у неё находилось и крепкое словцо, и парочка поучений, и ворох мрачных прогнозов. К счастью, ни один из них не претворился в реальность…. Но какую цену пришлось ей заплатить, чтобы понять это! Молли и сама не знала, как все они смогли перенести смерть Фреда. Наверное, потому что Артуру нельзя было раскисать — сейчас на его плечах столько ответственности, ведь он, как заслуженный герой войны, получил очень высокий пост в Министерстве.… Наверное, потому что сама Молли, пережив гибель родителей и братьев, как никто другой знала, что ничто не уймёт боль потерь так, как появление новой жизни — и с восторгом и трепетом эту жизнь ждала. Наконец, просто потому что, не смотря ни на что, они, Уизли, всё ещё были вместе. И любой из них готов был готов протянуть руку помощи другому.

Но всё же на вопрос о том, как помочь Джорджу, ответа не находилось.

В этот момент Молли почувствовала, как Артур подошёл сзади и легко коснулся её плеча. За столько лет, проведенных вместе, она узнала бы пальцы мужа из тысячи других. Она обернулась, их обеспокоенные взгляды встретились и тут же устремились в ту сторону, где сидел Джордж.

По-прежнему ничего не говоря, Артур Уизли покачал головой и решительно направился к сыну. Молли лишь вздохнула. Что ж, он всегда мог найти с близнецами общий язык, а вот ей, к сожалению, это удавалось не слишком хорошо. Может быть, у него получится и в этот раз…

* * *

— Джордж, — он вздрогнул от неожиданности, услышав голос отца, — Джордж, отвлекись.

— Прости?

— Это не выход, — одно движение палочки, и полупустая бутылка медовухи, вынырнув из-под столешницы, плавно спланировала в руки Артура.

— А я и не заблудился, — лицо Джорджа вновь приняло свой обычный саркастически-плутоватый вид. — Я в порядке, па.

— Оно и видно, — отец нахмурился. — Я думал, что ты ещё помнишь дядю Билиуса…

— Его танцы на столах и исподние букеты? — хмыкнул Джордж. — Помню, как же. Но думаю, мне повезло. Мама всегда говорила, что мы с…что я, — с этими словами он залпом допил всё, что осталось в стакане, — больше в Прюиттов пошёл, разве нет?

— Хм. Возможно. Но насколько я помню, Прюитты не забывали навещать своих родных.

— Я приходил ещё в октябре, — попытался оправдаться Джордж, — но вас не дождался и отправился досыпать к себе домой.

— И прихватил с собой всё Огденское виски, точно, — в голосе отца слышался легкий, но вполне очевидный укор.

— Тогда у меня был тяжёлый день. Мы поцапались с Малфоем прямо в моём магазине. Совсем как ты с его папашей несколько лет назад, помнишь? — оживив в своей памяти эту сцену, Джордж не смог сдержать улыбку.

— Припоминаю, — грустно усмехнулся Артур. — И что же? Чем ты всё остальное время занимался?

Лучше бы тебе, папа, не знать, подумал Джордж. До того, как появилась Верити, всё у него было так себе. Шлялся где-то с Алисией, пока они не поругались. Пил. Ещё пару раз подрался у «Дырявого котла» с какими-то полуорками. Изничтожал Смита и выкупал «Зонко» — хотя это уже хорошо. Ещё Джонни этот…хотя и это неплохо.… Стоило Джорджу ещё разочек наведаться в Ист-Энд, как вдохновение не заставило себя долго ждать…

— Да так, — вместо всего этого ответил Джордж. — Снова взялся за работу. Помнишь, ещё в мае мы с Ли (то есть, один Ли, мрачно отметил про себя Джордж) сорвали куш на продаже фейерверков для праздников в честь Победы? Этого хватило, чтобы купить «Зонко», но, похоже, им придётся заняться уже в следующем году — новая версия Грезочар отнимает у меня всё свободное время…

— Постой-постой, — перебил его Артур, — так «Зонко» теперь твой? Но Смит из Департамента магического сотрудничества рассказывал, что магазин выкупил его сын — кажется, вы учились на одном курсе.… Как там его зовут?

— Альфонзус Смит, — скривившись, ответил Джордж. — Кстати, редкостный гад. Что ж, пришлось подкопать под него немного. Конечно, цена вопроса значительно выросла вместе с необходимостью его устранения, но ты понимаешь, па — дела есть дела.

— Не понимаю, — тихо произнёс мистер Уизли. — Не понимаю и никогда не пойму — ты уж прости меня, Джордж. Пусть поступки других людей остаются на их совести. Переходить кому-то дорогу, каким бы тот человек не был, и думать прежде всего о своём благополучии недопустимо для меня. И для всех нас.

— Я — не все, — ощерился Джордж. — И в отличие от всех вас мне больше ничего не остаётся, кроме того, чтобы брать то, что желаю самому!

Только лишь когда оживлённый гомон в гостиной Норы стих и все уставились на него, Джордж понял, что почти прокричал свои последние слова.

Ну, вот он и нарвался опять.

— Очень похвально, дорогой, — вступила в разговор Молли, — но, поверь, что всё-таки никто из нас не пострадал от того, что избегал хождения по головам.

— Верно, — присоединился к ней Билл; Перси же поперхнулся чаем и молча увёл взгляд куда-то в сторону. Кончики его ушей прямо-таки полыхали, почти сливаясь цветом с завитками непослушных огненных волос. Остальные сделали вид, что не заметили конфуза. Только попробуй, скажи что-нибудь — сам ведь ничем не лучше меня, зачем-то подумал Джордж и состроил напрягшемуся Перси гримасу.

— Много вы понимаете! — он опять перешёл в наступление. — То есть, как мы до войны помогали — это ничего, а как к самим удача привалила, то всё…можно опять читать морали, верно?

— Ну, знаешь ли, это уже слишком, — не унималась Молли. — Больше чем уверена, Фред бы никогда…

Это был удар ниже пояса. Джордж медленно выдохнул, используя последние ошмётки своей и без того поистаскавшейся выдержки. Бесполезно. В голове противно звенело, перед глазами всё плыло, в горле бился беспокойный ком. За последние полгода с ним, конечно, бывало всякое, но до этого момента Джордж не предполагал, что даже одно упоминание имени брата способно вызвать у него такую резкую и неотвратимую дурноту.

— Да что вы знаете о Фреде!! Фред как раз-таки очень даже «когда»! Фред сам больше всех этого хотел!!

Как будто бы снова не он произнёс эти слова!

Откровенно говоря, Джорджу казалось, что он совсем не способен говорить сейчас. Он смотрел на перекошенное лицо отца, на мать, которая не переставала что-то говорить, на Верити, которая цеплялась за каждого потерянным взглядом и была готова вот-вот расплакаться. Смотрел на укоризненно качающего головой Билла, на негодующую Флёр, на красного от стыда Перси, на Одри, снующую туда-сюда и не знающую, кому помочь первой. Смотрел на них всех и в тот же момент не видел никого. Его сознание перекручивалось, раздаивалось, рвалось из тела наружу, полностью разуверяя в реальности всего происходящего.

Джордж смотрел на старые часы Уизли, горделиво возвышающиеся над кучей хлама, сваленного на камине. Девять стрелок. Пять — в положении «дома», две из них показывали — «в гостях», одна — «на работе».

И одна, потемневшая и тусклая — та, что навеки застыла у строчки «смертельная опасность».

Боль канонадой выстрелов загрохотала где-то в груди и в висках Джорджа, грозясь разорвать его голову на сотню кровавых ошмётков и обрывков извилин.

Гнусная ложь! Не может такого быть! Это неправда! Неправда! Неправда! Неправда!

Вдруг случилось нечто удивительно-жуткое. Чёрная от копоти судьбы и Несправедливости стрелка часов дёрнулась и бешено быстро описала целый круг. В ту микросекунду, когда она вновь достигла отметки «смертельная опасность», в этот самый миг старый циферблат — семейная реликвия всех Уизли, с незапамятных времен передающаяся из поколения в поколение — старый циферблат покатился с камина и с грохотом разбился вдребезги. Осколки часов тут же вспыхнули и обратились в пыль.

Неправда! Неправда! Неправда!

Всё ещё не помня себя, Джордж пулей вылетел из комнаты.

Короткие мгновения тишины сменились шумной суетой. Почти одновременно разрыдались Молли и Верити. Одри тут же призвала из кухни воду и Умиротворяющий бальзам, Флер, прижимая к себе подругу Джорджа, гладила её по волосам и прямо-таки сыпала французскими ругательствами. Перси тоже вскочил со своего места и принялся нарезать бестолковые круги у отцовского кресла, пока тот в ошарашенном молчании сидел в нём и растирал гудящие виски. Лишь один Билл, ещё не растерявший остатки самообладания, выскочил за порог гостиной, надеясь отыскать Джорджа.

Всё было тщетно.

— Его нигде нет, — покачал головой запыхавшийся Билл, вернувшись через несколько минут. — Ни на кухне, ни в комнатах… ни в ванной, ни на чердаке. Нигде.

— Может, стоит осмотреть двор? — слабым голосом предложил Артур, подозревая самое худшее.

Целых три раза им удавалось отвести беду. Если сейчас позволить себе впустить её на порог, то никто из сидящих здесь не простит себе этого.

— Бесполезно, — покачал головой Билл. — Я использовал Гоменум Ревелио едва ли не на полмили вокруг. Джордж просто ушёл, па.

— Проверьте квартиру в Лондоне, — сказала Молли, всё ещё всхлипывая.

— Секунду, — отозвалась Верити и бросилась к камину. Полы её красивой мантии тотчас же покрылись въедливой серой пылью, но девушка совсем не обратила на это внимания. В её маленькой сумочке на поясе после недолгих торопливых поисков нашлась и склянка с летучим порохом, и чистый носовой платок. Промокнув кусочком белой ткани покрасневшие глаза, Верити бросила щепотку пороха в камин и опустилась на колени у взвившегося перед ней столба ярко-зелёного пламени.

— Косой переулок, девяносто три, второй этаж, — произнесла она всё ещё дрожащим от недавних слёз, но всё же чистым и звонким голосом, засунув голову в огонь. — Пусто, — с горечью произнесла Верити, когда вновь появилась в гостиной целиком. — Подождите, я проверю магазин! — бросив вторую порцию пороха, она повторила почти тот же адрес.

— И там нет! — возвестила она, вернувшись окончательно. — Он пропал! Пропал!

Большие голубые глаза Верити вновь наполнились крупными слезами. Дрожа от подступающих к горлу рыданий, она схватилась за подставленные руки Билла и Флёр и, ничего не соображая от страха и обиды, позволила себя увести наверх.

Остальные Уизли и Одри столпились вокруг убитой горем Молли. В углу тихо шуршала не снятая кем-то с патефона пластинка. Грустно светили огоньки на забытой всеми разлапистой ели. На стене тикали самые обычные, неволшебные часы, оставляя позади секунды и минуты, наполненные тоской и горечью. Но и они не давали особой надежды — ведь всем казалось, что беда, свалившаяся на эту большую и дружную семью, будет длиться если не вечно, то безумно долго. И одно было ясно, как летний день — никто из них уже не в силах положить этому конец.

* * *

Джордж осмотрелся вокруг. Облупленные изнанки домов, щедро изрисованные граффити, выстроились в плотный ряд, перекрывая все возможные источники света. Из стоящих неподалёку мусорных баков разило чем-то кислым. На его счастье, ни один залётный бродяга не столовался в данный момент объедками с чужих рождественских столов. Джордж и сам не понял, как и почему оказался именно здесь. Знал одно — ни дома, ни в Хогсмиде, ни в Косом переулке ему появляться не хотелось. Всё, что только что произошло в Норе, сейчас стремительно покрывалось дымкой забвения. Как будто бы это было не с ним. Равнодушные маггловские подворотни и дома-гиганты давили на свежие кошмары, заставляли их отступить, приносили желанное спокойствие.

На всякий случай спрятав палочку в рукав, Джордж наконец вышел на оживлённый проспект. То тут, то там сновали празднующие Рождество компании в разных степенях подпития. Из дверей клубов и пабов доносилась громкая музыка. Шумели шинами и сверкали фарами проезжающие мимо машины. Слава Мерлину, всем было на него наплевать. Джордж с какой-то маниакальной радостью вдыхал холодный влажный воздух так жадно, что начинало чесаться горло и болеть лёгкие. Пусть. Самым важным для него было сейчас — найти ту самую улицу, тот самый дом. В какую-то секунду Джордж задал себе вопрос — что же он будет делать, если магглов не окажется дома, но тут же отогнал от себя эти мысли. Там они, там — куда им ещё деваться? Пусть Рождество — семейный праздник, но все лихие и не очень компании всегда собираются в месте, где свободно.

Подул колючий ветер, и Джордж дёрнул вверх молнию своей ярко-зелёной косухи. Хорошо, что днём он, собираясь к родителям, забросил мантию в дальний угол. Когда после недолгих поисков в одном из многочисленных карманов куртки обнаружилась смятая комом пятифунтовая банкнота, Джордж почти совсем повеселел. А совсем скоро ему станет ещё веселее, это уж как пить дать. Погружённый в свои мысли, он чуть не пропустил нужный поворот, но вовремя опомнился. Да, это определённо был тот самый двор — и он был совсем пустой. Джордж всего пару раз видел этих людей, но не удивился бы, если увидел целую процессию разодетых и разогретых выпивкой юнцов, расположившихся прямо у подъезда.

Что-то треснуло далеко наверху. Чисто из деланного любопытства Джордж посмотрел наверх. Одно из окон где-то на высоких этажах широко распахнулось, качая створками. Холодный свет фонаря на один миг выхватил своим лучом что-то смутно знакомое, что как будто бы летело с той самой высоты, издавая протяжный свист.

Если бы Джордж не стоял в абсолютно маггловском квартале на абсолютно маггловском востоке Лондона, то он поставил бы на что угодно, что только что увидел…снитч. Но, учитывая данные обстоятельства и его состояние…. Джордж встряхнул головой, машинально пригладил волосы с правой стороны и вновь посмотрел наверх. Ничего такого, конечно, больше не было видно. Лишь ветер свистел, как и прежде, и одинокая рама где-то наверху ходила ходуном.

Он подошёл к подъезду, дёрнул тяжёлую створку — ему не понадобилась даже Алохомора, ведь замок был сломан. Преодолевая некоторый страх, зашёл в расписанную всё теми же граффити кабину лифта. Вот и нужный этаж. Вот и нужная дверь.

Поколебавшись, пару секунд, Джордж нажал кнопку звонка. Вскоре послышались быстрые шаги, щелчок замка и его тут же обдало запахом дешёвого едкого дыма. На пороге стояла Ивель Паркер. Одна сигарета тлела в её руке, другая торчала за унизанным серебряными кольцами ухом. Из квартиры доносился топот, громкая музыка, звон бутылок, смех. Судя по всему, эти ребята кутили в самом разгаре собственного чадного Рождества.

— Какие люди, — со смешком произнесла Ивель, выдыхая дым и тут же выдувая огромный жвачный пузырь. — Чего ты тут околачиваешься, давай заходи! — Джордж и глазом моргнуть не успел, как оказался в тесной прихожей, заваленной миллионом пар обуви самого разного вида.

— Джон! — высокий, с характерной табачной хрипотцой голос Ивель заполнил всё пространство, перекрывая даже ор тяжёлой музыки. — Сидни-Джонни, мерзость моя, встречай своего дружка!!

Джордж лишь усмехнулся, развязывая шнурки своих ботинок. Пусть завтра ему предстоят объяснения-извинения с родителями и с Верити — уж тогда-то он постарается, а сейчас всё это казалось далёким и нереальным, как предстоящий сон. А сейчас Джордж не просто убежал от них и от себя. Он в прямом смысле слова сбежал в другой мир.

Это как раз то, что ему было нужно. Эти ребята знают, чем его развлечь. Впереди — полная сюрпризов многообещающая ночь.

* * *

Кэти отставила бокал с уже остывшим глинтвейном и с тоской посмотрела в окно. Наступала ночь, глухая и непроглядная. Разноцветные огоньки, которые Кэти наколдовала, мало её радовали, хоть и довольно живо летали по всей кухне.

Взгляд девушки зацепился за подшивку «Спортивного Пророка», лежащую рядом. Как странно видеть на развороте собственное лицо! Маленькая Кэти Белл, заметив пристальный взгляд своего прототипа, нахмурилась и смущённо отвернула чёрно-белое лицо. Была бы её воля, она бы, наверное, сбежала в рамку к сёстрам Монтгомери, расположившимся по соседству.

А ведь в больнице Кэти сегодня произвела фурор! Никто почти и не обратил внимания на пирог, который она испекла для целителей и Мартина (да, глупо приносить сладости тому, кто лежит в некоем подобии комы, но и на его тумбочке осталась стоять тарелка с увесистым куском) — зато каждый, кто встречался на её пути, то и дело норовил сунуть девушке под нос этот злосчастный листок. Конечно, будь Кэти в нужной форме, она, наверное, радовалась бы. Но сейчас любое напоминание о грядущем матче пробуждало в ней острый зуд тревоги и страха. Ну за что, за что ей досталось это проклятье! Шла третья неделя курса, Кэти исправно принимала зелье, и с того чёртова дня приступов больше не было. Но никто, никто не мог дать ей гарантий, что они не вернутся!

Кэти маленькими глотками допила терпкую жидкость. В бокале было совсем чуть-чуть, но ей и этого хватило — ленивая истома медленно разлилась по телу, согревая обычно холодные пальцы. Первый и единственный глинтвейн в этом месяце, да и тот в счёт Рождества. Кэти снова бросила взгляд на тёмный квадрат окна. Небо манило её, звало к себе, но сомнения и боязнь быть замеченной заставляли оставаться за столом.

Наконец она решилась. Сборы были недолгими. Уже через несколько минут Кэти стояла у подоконника обутая, с «Молнией» в руках и в спортивной мантии. Едва слышная Алохомора — и окно открылось, впуская в душную кухню порыв колючего, свистящего ветра. Кэти села на метлу и уже собиралась забраться на подоконник, как, к счастью, вспомнила. Осторожность при соблюдении Статута — это было важно. Максимально сосредоточившись, Кэти слегка стукнула себя по макушке волшебной палочкой. Знакомая прохладная волна потекла по затылку, делая незаметными руки, ноги, метлу — саму Кэти. Глядя на свои ладони в полуперчатках, сливающиеся с ночным небом, Кэти с грустью подумала, что если бы она ходила так всегда, то никто бы даже не заметил разницы. Но тут в голову ей пришла ещё одна идея, от которой зачатки надвигающейся саморефлексии сошли на нет.

— Акцио мяч, — сказала Кэти, направив палочку в сторону прихожей. Пара секунд, и в её руках оказался небольшой кожаный футляр, внутри которого уже ощущалось беспокойное биение. Её личный снитч. Золотистый шарик с трепетными крылышками приятно холодил уже разгорячённые руки.

Кэти с размаху бросила снитч в раскрытое окно. Пару мгновений он мелькал в свете фонарей и почти сразу же исчез. Стараясь не терять времени, Кэти вскочила на подоконник и с резким толчком сделала шаг в пустоту.

Целый город раскинулся под Кэти, сверкая праздничными огнями и заливаясь пьяным смехом. Но ей уже не было до этого никакого дела.

 

Hey little train! Wait for me!

I was held in chains but now I'm free

I'm hanging in there, don't you see

In this process of elimination

1999 год, 8 января

 

— Желаю бодрого утреца тем, кто не проснулся до конца!! — прогремело на всю комнату.

— Какой кошмар, — пробормотала Анджелина, натягивая на уши одеяло. Через доли секунды рядом с ней приземлилась подушка, которая, по всей видимости, была призвана играть роль ответа на её нелестное высказывание.

— Джонсон, свет очей моих, вставай! — Ли Джордан скакал по постели, держа в руке свой любимый микрофон. — Ещё минута — и долгожданное Агуаменти освежит наше с тобой любовное ложе!

— О, великий Мерлин, — сонно протянула Анджи, садясь в постели, — я уже начинаю жалеть о том, что тупые егеря смогли разбомбить только часть вашего «Поттер-Дозора», не затронув аппаратуру. Если бы это все-таки случилось, то, возможно, в моей жизни случилось бы ещё одно, так нужное мне безмятежное утро…

— Жестокая ты, — ответил Ли, пристраиваясь рядом. — Прямо, как я люблю.

— Кто бы сомневался, — улыбнулась Анджелина.

— Жестокий Ангел, — прошептал Ли, притянув её к себе.

В отместку она укусила его за шею. Ли взвыл и снова схватился за подушку. Через несколько минут ожесточённой борьбы оба они ничком рухнули в кровать.

— И зачем же ты разбудил меня в такую рань в выходной?

— Как это — зачем? А как же наш с тобой отпуск на Ямайке в гостях у моих ямайских дядюшек?

— Уже сегодня?! — удивилась Анджи. И вправду — в углу комнаты стоял ярко-жёлтый рюкзак Ли, набитый доверху. — Я думала, мы едем в субботу.

— Так чем раньше, тем лучше, — Джордан просто сиял. — После завтрака погнали! Я уже заказал портал.

— Но у меня были другие планы на этот вечер, — тихо сказала она.

— Какие такие планы? — ошарашенно вопросил Ли. Даже кончики его длинных дред будто бы грустно поникли.

— «Гарпии» против «Торнадос», — ответила Анджелина. — Прости. Наверное, я должна была сказать тебе раньше.

— К чёрту «Гарпий». В Кингстоне круче.

— Но я обещала Кенни. Ты же знаешь, что мы с ним негласные соавторы…

— А больше ты ничего не обещала этому долбоёбу Кенни? — взвился Джордан. — Мало ему, что ли, было на пятом курсе Волдырного порошка?

Анджелина укоризненно покачала головой. Ох уж этот Ли и его взрывной темперамент! Правда, и сама она от него ушла не то что бы слишком далеко…

— Да успокойся ты! — воскликнула Анджи, примиряюще гладя его спину. — Между прочим, если тебе хотелось бы знать, главная причина, по которой я хочу попасть туда, не имеет к Кенни и нашей работе никакого отношения. Ты же знаешь как никто, Ли, как я скучаю по игре…

— Да, но сезон только начался, матчей будет ещё целая куча, а ты рвёшься именно на этот, — буркнул Ли.

— Потому что там играет Кэти, — улыбнулась Анджелина. — Первый раз в основном составе «Гарпий». Ты должен понять меня, Ли. Мы все так давно не видели её, и это просто свинство какое-то. Я так давно хочу поговорить с ней, а мне, Мерлин раздери, мне стыдно! Но не в этот раз. Если они выиграют, то мы подберёмся к ней наверняка.

— Ох, милая моя, — вздохнул Джордан, — ты знаешь, на что давить. Знаешь же, что я не смогу отказать тебе! И Кэти тоже. Но насчёт столь любимого нами паршивца Таулера я всё же не могу быть уверен.

— Отстань ты от него, Ли. Это всего лишь работа.

— Работа? — воскликнул он. — Тогда почему же ты сама не пошла работать штатным корреспондентом в этот грёбаный «Спортивный пророк»?

— Ты же сам всё понимаешь, — прошептала Анджелина, приближаясь к Джордану. — Чтобы чаще проводить время с тобой.

— Твоя взяла. Я закажу ещё один портал. В полночь он активируется, так что поспеши, — ответил тот.

— Будь уверен, я успею.

И снова они повалились в кровать. Правда, столь ожесточенной борьбы в этот раз и не предвиделось.

* * *

Пятьдесят девять минут.

Кэти поспешила перевести взгляд с неумолимо тикающих часов на носки собственных истёртых кед. Её форма, отутюженная и сложенная в небольшую стопку, лежала рядом. Бледными холодными пальцами Кэти неистово сжимала древко метлы — если бы когда-нибудь она тонула в школьном озере, то, верно, так же хваталась бы за склизкие корни деревьев, корявыми пальцами опутывающие берег. Уже пустой, но всё ещё тяжёлый пузырёк из холодного тёмного стекла оттягивал карман толстовки. Кэти взяла его с собой лишь для успокоения. Зелье кончилось, а взять новое она попросту забыла. Последний глоток был выпит ещё утром.

Значит, придётся полагаться на собственные силы и выдержку.

Пятьдесят семь минут — не так уж и мало. Но вряд ли этого было достаточно, чтобы прийти в себя до выхода на поле.

Прохлада, витающая в раздевалке, заставила Кэти поёжиться. Чёртовы сквозняки. Тяжёлая деревянная дверь в очередной раз слегка приоткрылась, впуская с ветром звуки чьих-то торопливых шагов и обрывки разговоров. Пока ещё было время, все разбежались кто куда. Кто-то, наверное, пьёт тонизирующие соки в кафетерии, кто-то разминается на тренировочном поле, а некоторых, верно, ещё до матча выловила и терзает пресса. Кэти выскользнула из своей кабинки, чтобы прикрыть дверь, из чистого любопытства заглянула в приоткрытую щель и тут же отскочила от неё, как ошпаренная.

В коридоре стояли и переговаривались Анджелина и её бывший однокурсник Кеннет Таулер. В ярко-фиолетовой мантии точно по фигуре подруга детства выглядела ещё эффектнее, чем в школьные времена. Тонкие гладкие дреды, забранные в тяжёлый пучок, лежали на её голове подобно короне. Вечно неопрятный Таулер почти не изменился — но и на его нос сползали явно новые очки в тяжёлой модной оправе, а плечо оттягивала фотокамера в солидном кожаном чехле. У обоих на груди сверкали салатовые значки с мерцающими на них серебристыми перьями. Такие выдавались пришедшим на игру журналистам.

Кэти мельком глянула в зеркало, висящее на стене. «Плохи твои дела, милочка», — укоризненно прошептало оно. И вправду. Мятая одежда, опухшее лицо с синяками под глазами (привет, нерегулярный сон!), обкусанные почти до крови ногти. От той миловидной и аккуратной Кэти, что улыбалась где-то на школьных фотографиях, увы, остались лишь одни воспоминания.

Скорее её сожрёт мантикора, чем она покажется им в таком виде! Носа наружу не высунет до вылета на поле. Там, наверху — совсем другая жизнь. И Кэти знала, что как только окажется в воздухе, то и сама станет другой. Станет почти похожей на себя прежнюю.

Сорок восемь минут.

Снова хлопнула дверь. В раздевалку ввалились охотницы — двойняшки Эмма и Линда Монтгомери. На их почти одинаковых круглых румяных лицах сияли одинаковые приветливые улыбки.

— Ты уже здесь, Кэт, — заметила одна из них, протягивая ей высокий стакан с трубочкой. — Будешь? Апельсин, морковь, сельдерей, сумасшедшая ягода…

— Спасибо, Линда, — ответила Кэти, забирая питьё.

— Там, в коридоре, уже вовсю журналюги пасутся, — хихикнула Эмма. — Из «Пророка», кажется.

— Правда? — деланно равнодушно поинтересовалась Кэти, потягивая сок и почти не чувствуя вкуса. — И по чью же они душу?

— Да как всегда к Гвеног, наверное, — пожала плечами Линда. — Хотя, может, и к Рослин. Но если так, то они облажались — её вместе с Вайлдой уже перехватил «Ведьмин досуг»…

— Там Настасья их выдворяет, — снова вклинилась Эмма.

Не успела Кэти с облегчением вздохнуть, как дверь опять распахнулась, и на пороге показалась Настасья Вуйчек-Порскова, вратарь «Холихедских Гарпий». Следом за ней влетела спортивная сумка и новенький «Нимбус» в фирменном жёстком футляре.

— Проходу не дают, — возмутилась она и пробормотала под нос что-то не слишком приличное на своём родном языке. — Какие уж тут интервью, когда до игры почти полчаса!

— Сказать бы Гвеног, — подала голос Линда.

— Да Гвеног сама рисуется до хера, — ответила Настасья, стягивая свои ярко-рыжие волосы в хвост. — Уж в её ли стиле затыкать писакам рот?

Кэти почувствовала, как её щёки заливает краска, и поспешила вновь скрыться в своей кабинке. Конечно, это было маловероятно, но всё же не исключено — Анджелина могла искать именно её. А Кэти меньше всего хотелось доставлять неудобства товаркам по команде.

Вот если бы они выиграли, то тогда…

Вскоре к голосам, доносящимся из-за тоненькой перегородки, присоединилось ещё три. Самый громкий и властный — принадлежащий капитану Гвеног — мигом заполнил всю раздевалку. Наконец-то «Гарпии» были в сборе.

* * *

После того, как в войну было частично разгромлено несколько известных волшебных стадионов (в том числе и база в уэльском Холихеде, на которой обычно проводили домашние матчи «Гарпии»), большинство команд британской сборной играло и тренировалось именно здесь — в этом самом заброшенном спортивном центре на окраине Шордича. Именно он так часто приводил в смятение случайно забредающих в эти места магглов.

Несмотря на мрачный внешний вид арены, внутри всё было иначе. На крытом поле, многократно подверженном Заклинанию невидимого расширения, располагалось несколько просторных трибун. Сейчас на них находилось довольно много народу — вероятно, не меньше тысячи человек. Чуть меньше трети всего магического населения Островов — число довольно солидное для не до конца благополучных послевоенных дней.

Толпа восхищённо ревела. Как всегда, болельщики разделились на две половины. Правая половина стадиона представляла собой большое колышущееся море, состоящее из разных оттенков голубого. Периодически над ним взлетали снопы золотистых искр, образовывающие множество переплетённых между собой букв «Т». В этой сплочённой и полной бешеного азарта толпе без труда узнавались фанаты «Татсхил Торнадос», одной из сильнейших во всей Англии команд — имеющей, впрочем, воистину неоднозначную, окруженную множеством слухов и сплетен репутацию.

Левую же половину заняли люди, разодетые в атрибутику тёмно-зеленого оттенка — сочного, как молодой хвойный лес. Вторым цветом команды был, как и у «Торнадос», золотой. В ярко-жёлтых лучах можно также было разглядеть другие транспаранты и флаги. Промелькнул и герб Холихеда, что раскинулся на северо-западе Уэльса, и ало-золотое гриффиндорское знамя, (и Гвеног, и Рослин, и Вайлда, и Кэти в разные годы окончили именно львиный факультет), и даже сине-красно-белая мешанина из российского, советского и польского флагов. Болельщики, имевшие отношение к обеим родинам Настасьи-вратаря, сидели на стадионе плечом к плечу в отдельном углу одной из трибун.

— Леди и джентльмены! — зазвучал многократно усиленный Сонорусом голос комментатора. — Матч с участием «Холихедских Гарпий» и «Татсхил Торнадос» объявляется открытым!

С громким хлопком несколько десятков световых шаров вылетели из палочек работников стадиона, выставленных по периметру овального поля. Шары взмыли высоко вверх и выстроились в гигантское кольцо в сотни тысяч люмен, в деталях освещающее всё, что должно было произойти в воздухе. В эту же секунду вспыхнуло и загорелось большое чёрное табло, являя всем два сверкающих алых нуля.

Трибуны радостно закричали и выдали бурю аплодисментов.

— Судья — старший помощник президента Британской и Ирландской лиги квиддича Нерон Уильямсон!

Высокий мужчина в кипельно-белой мантии вылетел на поле, палочкой ведя за собой парящую в воздухе корзину с мячами.

— Комментирует игру ваш покорный слуга Отто Бэгмен! — проревел голос.

Новый взрыв оваций.

— Переходим к представлению игроков участвующих команд! На поле выходят «Холихедские Гарпии»!

Левая сторона восторженно загудела, выбрасывая в воздух золотые лучи и клубы зелёного дыма.

— Двигаемся, дамы, — коротко приказала Гвеног.

— Вратарь команды — Анастасия Вуйчек-Порскова! — провозгласил Бэгмен.

Настасья резко оттолкнулась от изумрудного покрытия и пулей взмыла вверх. Делая стандартный круг по полю, она отдельно помахала своим полным радости землякам и, напоследок сделав в воздухе лихое сальто, заняла место у левых колец.

— Охотницы — Вайлда Гриффитс, Линда Монтгомери, Эмма Монтгомери!

Одна за другой они отравились в свой приветственный полёт. Вайлда неслась в авангарде, Эмма и Линда — рядом и несколько позади. WildChild, горели золотом буквы на одном из самых больших фанатских знамён. Миниатюрной яркой блондинке, опытной охотнице и внучке великой Глиннис Гриффитс Вайлде доставалось ничуть не меньше обожания, чем капитану Гвеног, что порой вызывало плохо скрываемую ревность последней.

Сестёр Монтгомери, которым не так давно исполнилось всего по семнадцать лет, в мире профессионального квиддича пока знали плохо, но и они не остались без доли фанатского внимания.

— Загонщицы — Рослин Ллевелин и капитан команды Гвеног Джонс!! — продолжал Бэгмен, изо всех сил пытаясь перекричать разбушевавшуюся толпу.

Это было что-то! Извечные подруги Рослин и Гвеног летели с битами наперевес плечом к плечу, со свистом рассекая воздух подобно скоростным стрелам. Секунда — и вот они, схватив друг друга за руки, повисли на мётлах вниз головами, одними лишь ногами держась за древки. Под восторженные крики болельщиков Гвеног первой вновь оседлала метлу и размашистой петлёй описала Рослин, всё ещё держа биту над головой.

На поле осталась стоять лишь одна Кэти. Кровь неистовыми молоточками стучала в её ушах. Ладони, привычно нервно сжимавшие древко метлы, вдруг начали неприятно потеть.

Вылетать на поле после всех этих финтов — задача не для слабонервных.

Но ей придётся.

— Ловец — Катрина Белл! — громом прогремело сверху.

Звуки непривычного Кэти полного имени канонадой прошлись по её перепонкам. Пора. Кэти одним отточенным движением понялась высоко в воздух. Как и других, её встретили горячие приветствия и снопы разноцветных искр. Пролетая мимо ало-золотого флага с рычащим львом, Кэти краешком глаза увидела у самой его кромки небольшое фиолетовое пятнышко. На душе у гриффиндорки потеплело, и она, обдаваемая изнутри волной нетерпеливого жара, спустилась в крутое пике.

Все её сомнения и страхи остались на земле.

— И вот мы приветствуем несравненных «Татсхил Торнадос»!! — объявил Бэгмен. — Вратарь — Мервин Фенвик!

Светловолосый громила Фенвик в несколько секунд облетел стадион и нырнул в одно из колец. Голубое море ходило ходуном.

— Охотники — Малькольм Прис, Тасмина Эпплби и капитан команды Брэвис Бирч!

Пытаясь отвлечься от рёва фанатов «Торнадос», Кэти пристально вглядывалась в маленькие голубые фигурки, выполнявшие очередной трюк. Её догадки подтвердились — против двоих охотников девушке приходилось играть и раньше. Прис и Эпплби были однокурсниками Вуда и некогда входили в золотой состав сборной Хаффлпаффа, который возглавлял бедняга Седрик Диггори. Пусть земля ему будет пухом.

— Загонщики — Кристофер Крикерли и Гэйелорд Вэнити!

Два высоких худых парня сделали по половине круга и сейчас летели навстречу друг другу на бешеной скорости. Казалось бы, ещё пара секунд — и столкновения не миновать, но буквально за мгновение до удара загонщики развернули свои мётлы и вновь оказались по разные стороны ворот.

— Ловец — Диана Феркл!

Тысяча пар глаз была прикована к невысокой хрупкой брюнетке, хищной птицей проносящейся над трибунами. Диана Феркл была опытным игроком и отдала игре в «Татсхил Торнадос» не один год. Получить столь хитроумного противника в самом начале спортивной карьеры — та ещё проблема. Но была одна глупость, от которой Кэти становилось немного легче.

Чжоу Чанг, бывший ловец Рейвенкло и однокурсница Кэти, будучи ярой фанаткой «Торнадос», подражала Феркл и на поле, и в жизни. Хоть Кэти никогда и не состязалась с Чанг в ловле снитча, она уже сейчас, глядя на Феркл, видела тот же стиль, те же маневры, ту же посадку на метле. Это заставляло чуточку расслабиться и поверить в собственные силы. В конце концов, полгода интенсивных тренировок при сколь угодно различном состоянии души и тела, наверное, сделали из Кэти что-то принципиально новое.

После того, как Гвеног и Брэвис обменялись рукопожатиями, встретившись на середине поля, все игроки, наконец, заняли свои позиции. С громким свистком судьи были выпущены в воздух мячи, и игра началась.

— Мяч у Монтгомери! — объявил Отто Бэгмен. Линда, держа квоффл в руках, уже на всех парах неслась к кольцам противника, как вдруг у неё на пути оказалась охотница Тасмина Эпплби. В эту же секунду Линда волчком прокрутилась вокруг своей оси, едва не задев метлу Тасмины. Пока она не успела понять, что случилось, девушка пулей взлетела вверх и перебросила мяч Эмме, которая поджидала её внизу. Через миг квоффл уже оказался в руках у Вайлды, и та одним движением отправила его в сторону колец противника. Фенвик было дёрнулся влево, но мяч поймать не успел.

— Блестящее выполнение финта Порсковой!! — закричал комментатор. Трибуны слева одобрительно загудели. — «Холихедские гарпии» открывают счёт! Кажется, чьи-то уроки в этой команде не прошли даром!

— Привет бабуле, Стейси!! — проверещала Эмма, проносясь мимо Настасьи.

— Похоже, «Торнадос» не в восторге от такого положения дел, — продолжал Бэгмен. — Вэнити и Крикерли берут на мушку Гриффитс, — Вайлда едва увернулась от летящего в неё бладжера, — Ещё один… Рослин Ллевелин успешно отражает атаку, к ней присоединяется капитан Джонс, и вот… Кольца «Гарпий» свободны! Квоффл у Приса, Прис делает бросок.… О нет, Малькольм, эта рыжая бестия знает, что делает!

Анастасия, с торжествующим видом облетая ворота, показала Прису кукиш. Тот молча развернулся и устремился в противоположную сторону поля.

— Прис забирает мяч у Монтгомери, — охотник кулаком вышиб квоффл из рук у зазевавшейся Эммы, — передача Бирчу… Сестрички пытаются взять реванш, но не успевают — Крикерли и Вэнити вновь атакуют…

Эмма и Линда крутились как бешеные, пытаясь не попасть под удары одного из бладжеров, который загонщики «Торнадос», окружив сестёр, передавали друг другу. Но тут, на них счастье, вовремя подоспела Гвеног. Что есть силы она треснула битой по мячу, и он улетел в другую сторону, чуть не сбив с метлы уже подбиравшегося к воротам Брэвиса Бирча. Из-за этого капитан «Торнадос» потерял квоффл, который тут же поспешила забрать себе Вайлда. Вэнити и Крикерли, уже порядочно разозлённые, устремились к ней; Гвеног, Рослин, Эмма и Линда отправились следом, готовые до последнего отстаивать мяч.

— Сегодня будет жара, не правда ли? — вопрошал Бэгмен, наблюдая за потасовкой, разворачивающейся в воздухе. — Горячность «Гарпий» против точности «Торнадос»… ну что ж, посмотрим, кто кого…

Тем временем Кэти и Диана носились где-то сверху, пытаясь разглядеть во всей этой мешанине маленький снитч. Феркл раз за разом облетала поле по какой-то ей одной известной траектории; Кэти же не придумала ничего лучше, как использовать её же тактику (хотя если быть точнее, это всё же была тактика Чанг) — попросту сесть ей на хвост. Правда, она не делала этого постоянно — ведь было видно, что пока что Феркл очевидно блефовала. Кэти казалось, что нужно было создать в глазах соперницы иллюзию собственного неведения; и выждав момент, когда та расслабится, попытаться самой отыскать снитч в других местах. Надо было отдать должное наблюдательности Дианы — та, похоже, ни на секунду не теряла Кэти из виду даже тогда, когда была развёрнута к ней спиной. Стоило гриффиндорке сменить траекторию полёта, как вскоре где-нибудь рядом неизменно обнаруживалась Феркл — и ожидаемым расслаблением там, похоже, и не пахло. Так они и гоняли друг друга по полю в поисках удачи, но та всё не приходила. Впрочем, это, конечно, не могло длиться вечно. Одна из них должна будет первой выбиться из сил и потерять контроль. Тогда-то, по законам жанра, всё и решится.

Горячность «Гарпий» против точности «Торнадос»… Ну что ж, посмотрим, кто кого!

Тем временем градус азарта среди остальных игроков неумолимо полз вверх. Команда противников просто из кожи вон лезла для того, чтобы завладеть квоффлом и не допустить того, чтобы он оказался у кого-нибудь ещё. Стоило отдать им должное — и Бирч, и Прис, и Эпплби атаковали ворота «Гарпий» гораздо чаще, чем «Гарпии» — их. Настасья мужественно держала оборону и пока что не пропустила ни одного мяча. А вот с вратарём «Торнадос» Фенвиком творилось чёртичто — все четыре квоффла, которые бросила опять же Вайлда, он самым неожиданным образом прозевал. «Гарпии» вели со счётом пятьдесят-ноль.

— Уж я тебе зад надеру! — вопил Бирч, увиваясь около колец. — Влюбился, что ли? Ну, хоть вы сделайте что-нибудь! — кричал он уже остальным.

Гэйелорд Вэнити отправил бладжер, посланный ему Гвеног, в сторону левых ворот. Тут же, откуда ни возьмись, появился Крикерли, едва не попав под атаку второго бладжера от Рослин, но в последний миг отбился, и вот блестящий чёрный мяч также проследовал в направлении ворот — разумеется, тех, что слева.

Настасье в спешке пришлось удирать сразу от двух бладжеров. Она рванула древко метлы с такой силой, что спиной протаранила одно из колец и чисто по инерции улетела далеко-далеко назад, к трибунам. В какой-то момент она, по всей видимости, нечаянно разжала руки и, сделав кувырок в воздухе, с шумом грохнулась прямо в кучу болельщиков, прямо на растянутый своими поклонниками и соотечественниками триколор. Следом туда же отправился и её «Нимбус». Глупее не придумаешь! Судя по восторженному рёву фанатов, готовых разорвать вратаря на куски, было непонятно, что хуже — то ли соперники, атакующие со всех сторон, то ли свирепое в своём обожании море созерцателей. Наконец Настасья, вполне живая и здоровая, но красная как рак от накатившей на неё злости и досады, вновь оседлала метлу и вернулась к воротам. Там её ожидало неприятное известие — конечно же, Прис воспользовался шансом на реванш и в её отсутствие провёл весьма успешную атаку. Но и это было ещё не всё.

— Нарушение!! — прогремел над стадионом голос Отто Бэгмена. — При пересечении игроком границ поля квоффл передаётся команде-сопернику!! Впрочем, он и так у неё…

Бирч уже направлялся к кольцам «Гарпий», держа квоффл в руках. Вид его в эти секунды был довольным, как никогда. Прицелившись, капитан сделал уверенный пас. Всё ещё взмыленная и раздражённая Настасья впервые за игру пропустила посланный ей мяч.

— Dayobtvoyumat’, — услышала Кэти, проносясь мимо её ворот.

— Счёт пятьдесят — двадцать, ведут «Холихедские Гарпии»!

Пытаются сравняться, значит, думала Кэти, делая очередной круг над полем. Плохо. Всё так хорошо начиналось, а сейчас.… Сейчас Кэти не была уверена, что все они смогут держать прежнюю форму.

Вот бы поймать сейчас снитч.… Но ни она, ни Феркл его ещё в глаза не видели.

А тем временем счёт игры не стоял на месте. «Торнадос» забили им один за другим три мяча, но и «Гарпии», не желая отставать, отыгрались и вернули себе прежнее преимущество. Когда Вайлда забивала третий квоффл, то разозлённый Крикерли попытался воспрепятствовать этому, схватив охотницу за прутья метлы. Гвеног не осталась в долгу и треснула парня битой прямо по крестцу, чуть не сбросив его на землю. Пока Крикерли осматривали колдомедики, судья Уильямсон назначил обеим командам по пенальти, оба из которых вскоре были успешно пробиты. Таким образом, счёт игры составлял девяносто очков «Гарпий» против шестидесяти «Торнадос». Борьба продолжалась.

— Мяч у Бирча, он делает передачу Эпплби, которая, в свою очередь, приближается к кольцам соперников… Эпплби атакует… Гол!!

Голубое море снова восторженно загудело, зелёный лес — негодующе засвистел.

— Счёт девяносто — семьдесят, мяч перехватывает одна из Монтгомери.… Ого, впечатляющий пас! И вот вторая Монтгомери уже подбирается к воротам Торнадос, удачно минуя встретившийся на пути бладжер…. Бросок! О, нет! В этот раз мистер Фенвик успешно защищает свои ворота!!

Линда — а это была именно она — неслась по воздуху сама не своя. Было очевидно, что одна лишь Вайлда была Фенвику не по зубам. И та уже спешила навстречу Линде. Спустя пару минут и несколько вполне успешно разыгранных комбинаций «Гарпии» опять увеличили своё преимущество до тридцати очков. Лес болельщиков возликовал.

— Гриффитс облетает ворота… сегодня она в ударе…. Мерлин великий, это почти что был каламбур! — надрывался комментатор. — Охотница «Гарпий» едва не попадается под горячую руку Вэнити, который тем самым чуть не принёс своей команде штрафной…. Конечно, Джонс и Ллевелин не могут оставить её в беде! — Бэгмен махнул рукой в сторону Гвеног и Рослин, которые, оправдывая своё название, накинулись на загонщика. — ПИХАНИЕ ЛОКТЯМИ ЗАПРЕЩЕНО! «Торнадос» получают право на пенальти!

Тасмина направилась к воротам, стоящим на левой стороне стадиона. Квоффл полетел в них, точно пушечное ядро. Настасья в последний момент не успела прикрыть кольца. Было видно, что то падение порядочно её измотало.

Вскоре счёт сравнялся. Четырнадцать взмыленных фигур нервно заполняли пространство громким свистом рассекаемого воздуха.

Без всяких сантиментов «Гарпии» вновь завладели мячом. Судья, видя их бесцеремонные атаки, каждый раз порывался дунуть в свой свисток, но пока что всё ещё было чисто.

Вайлда бросила в кольца «Торнадос» свой одиннадцатый квоффл. Фенвик, также как и Настасья, был на пределе собственных сил. В какой-то отчаянной попытке защитить, наконец, свои ворота он подался вперёд, и…

Метла выскользнула из-под незадачливого вратаря. Когда все поняли, что случилось и министерский работник, бежавший через всё поле, наложил на летящего вниз Фенвика Аресто Моментум, тот уже был на полпути к земле. Падение замедлилось, но было понятно, что для бедняги Мервина сегодняшний матч подошёл к концу. Сигнал судьи дал знать игрокам о том, что наступило время тайм-аута.

— Победа у нас в кармане! — воскликнула Гвеног, когда они спустились.

— Мерлин с тобой, Гвен, — возразила Рослин, вытирая вспотевшее лицо платком. — Он же себе ногу сломал!

— Да хоть обе ноги, блин, — ответила та, — но если отбросить лишние сантименты, то ворота свободны. Грех не воспользоваться возможностью набрать столько очков…

— Вэнити и Крикерли и пустого места от нас не оставят, — начала Эмма и тут же осеклась под предостерегающим взглядом Линды и грозным — капитана.

— За них не переживайте, мы вас прикроем, — заверила Рослин. — Просто постарайтесь подстраховать команду на тот случай, если Феркл поймает снитч…

— Постараемся, — ответила Вайлда. Её лоб и щёки пылали огнём. — Но ты же видишь, что мы на пределе. Нужно быстрее заканчивать игру.

Кэти опустила лицо, ковыряя покрытие носком ботинка. Ей было неудобно ощущать на себе столько жаждущих ответа взглядов.

— Мы облетели всё поле, сидя на хвосте друг у друга, но снитч как в воду канул, — наконец ответила она.

— Так постарайся всё же достать его оттуда, Белл, — с нажимом произнесла Гвеног. — Вспомни товарищеский матч в августе…

— Ладно, — тихо произнесла Кэти. Спорить с капитаном ей совсем не хотелось.

— Всё будет хорошо, — рука Настасьи в тяжёлой вратарской перчатке опустилась на плечо Кэти. — Просто соберись, и всё будет хорошо.

Кэти лишь молча кивнула, седлая метлу.

Следующий тайм превратился в одно сплошное зелёно-голубое месиво. Да, «Гарпии» забивали один мяч за другим, но ещё никогда в жизни Кэти не видела столь грязной игры. Им стоило огромного труда удержаться на мётлах.

Это безумие, думала Кэти, ныряя в самую гущу событий и едва успевая уворачиваться от летящих в неё бладжеров. Как, как разглядеть здесь снитч?

Это безумие, вновь повторяла про себя она, видя, как пролетающая мимо Линда улыбается ей во всю ширину своего окровавленного рта. Несколько мгновений назад охотница получила битой по лицу за очередной заброшенный в ворота мяч.

Это безумие, само собой проносилось в голове Кэти, когда судья давал им очередное право на пенальти. «Торнадос» определённо топили сами себя тем, что ничего не могли поделать с собственной яростью.

«Гарпии» вели с разгромным счётом двести шестьдесят — сто двадцать. Ещё чуть-чуть, и «Торнадос» уже вряд ли смогут отыграться. Даже если Феркл поймает снитч.

Но этот момент ещё не наступил, а крошечный золотой мячик — вот он, призывно кружится над кольцами Фенвика.

Нельзя было терять ни секунды. Кэти стрелой понеслась на другой конец поля. Феркл летела где-то рядом.

Только бы успеть. Только бы успеть…

Внезапно в голове Кэти что-то щёлкнуло, будто бы там сработал некий переключатель. Окружающая картинка дрогнула, поплыла, и на какие-то доли секунды её сменил опалово-серебристый туман.

Кэти с ужасом подумала о том, что будет дальше. Дальше — конец.

Она всё ещё летела, когда её тело пронзило тысячей невидимых острых кинжалов боли.

Последние секунды игры — и очередной мяч, заброшенный в пустующие кольца, и отчего-то торжествующая толпа болельщиков «Торнадос» стремительно пронеслись перед глазами Кэти, прежде чем их снова начало заволакивать туманом.

Она всё ещё летела — но не вперёд, а вниз. Тело горело и разрывалось болезненной судорогой.

Резкий удар в бок принес долгожданное избавление.

Всё было кончено.

* * *

Пигмалион Лимеберт, практикующий целитель больницы имени святого Мунго, присел на краешек пустующей кровати и отупелым от усталости взглядом обвёл палату. Как всегда, после очередной игры в квиддич работы на первом этаже больницы было невпроворот. Сюда поступали и травмированные спортсмены, и болельщики, павшие жертвами межкомандных междоусобиц. Но такого, как сегодня, не было уже давно. Говорят, это была поистине драматическая игра, которая закончилась ничьей. В соседних палатах его коллеги уже битый час латали десятки расквашенных лиц, выращивали выбитые зубы и вправляли вывихнутые конечности незадачливым фанатам квиддича. Здесь же лежали игроки. Большинство из них получили не слишком серьёзные травмы, лечить таких — дело нескольких минут, и посему по домам были отправлены все, за исключением двоих. Вратарь «Татсхил Торнадос» Мервин Фенвик со сломанной ногой уже получил свою порцию «Костероста» и Укрепляющего зелья и в данный момент мирно спал, откинувшись на накрахмаленные подушки. Завтра утром и его подготовят к выписке, а вот совсем ещё молодая девушка, ловец «Холихедских Гарпий», здесь, похоже, надолго. Целитель Лимеберт содрогнулся, представив, каково это — попасть сразу под два бладжера. На бедняжку сейчас и без слёз-то не взглянешь — опухшее синее лицо, труха вместо рёбер, раздробленное бедро. Куда смотрела её капитан, знаменитая загонщица Гвеног Джонс? Почему не защитила? Пигмалион лишь горько усмехнулся, подумав об этом. Зато негодующие крики этой несносной женщины до сих пор стояли в его ушах. Не повезло её подопечной — ужасные травмы, тяжёлая судьба…. Да, целитель Лимеберт запомнил Кэти Белл ещё два с лишним года назад, когда её прямиком из Хогвартса привезли на пятый этаж больницы. Остаться в живых после проклятия такой силы…на этот удивительный случай сбежался посмотреть, наверное, весь персонал. А ещё через год в клинике оказался её брат, да так там и остался — тоже прецедент редкий, практически не изученный, и потому, скорее всего, безнадёжный…. Этот молодой человек так и не узнал о том, что остался сиротой, а вот девчонке пришлось нелегко. И теперь она снова здесь….

Скрип входной двери отвлёк целителя от мрачных мыслей. В палату вошёл — нет, почти вбежал его коллега с пятого этажа Аргониус Авиценна. На его плече болтался кейс с множеством склянок с зельями, в руке белела пухлая медицинская карта.

— Ужасно, просто ужасно, — пробормотал он, поправляя пенсне, съезжающее на кончик длинного носа. — Больше всего я боялся, что к зелью возникнет толерантность, и вот…

— Какое ещё зелье? — удивлённо вопросил Пигмалион; ответом послужила карта, упавшая на его колени.

— Читайте анамнез, — пробормотал Авиценна, вычерчивая над больной какие-то фигуры палочкой.

Лимеберт наспех пролистал вдоль и поперёк исписанные страницы. Но то, что он успел там увидеть, уже почти повергло его в шок.

— Посттравматическое расстройство…сниженный иммунитет…слабая сопротивляемость организма тёмным чарам…. Вы выписывали ей Животворящий эликсир, Умиротворяющий бальзам, Рябиновый отвар, зелье Сна без снов, зелье Старки… Мерлин Великий!! Как, как она могла при этом играть? Она же практический живёт на зельях!

— Я предупреждал её о возможных последствиях, мистер Лимеберт, — Авиценна тяжело вздохнул.

— Предупреждали?? — взвился тот. — И к чему же это в итоге привело?? Я ведь правильно понял, что она потеряла сознание вследствие приступа, вызванного проклятием?

— Именно так, — отозвался целитель, серебряным скальпелем надрезая палец Кэти и собирая в небольшую склянку вытекающую кровь. — Но зелье Старки должно было удерживать её сознание в теле и купировать все фантомные боли. Во время применения возможна некоторая потеря чувствительности нервных тканей, способная вызвать нарушение координации движений, но даже в самых тяжёлых случаях оно не должно превышать трёх секунд… для опытной спортсменки это не такая большая проблема. Посмотрим, что покажет проба Дервент…

Аргониус извлёк из кейса рулончик почти прозрачного, пропитанного особым составом пергамента и тем же скальпелем отделил от него небольшой кусок. Затем, прицелившись, уронил на отрез каплю крови Кэти. Пергамент с лёгким шипением исчез, выдав маленький сноп зелёных искр.

— Чисто, — произнёс он. — Так я и думал. Перед матчем она намеренно или случайно отказалась от всех препаратов. Зря.

— А если бы не отказалась, и Лига вздумала бы провести выборочный допинг-тест для игроков, как она это иногда делает? — не унимался Пигмалион. — Вы понимаете, какую беду вы, коллега, могли навлечь на себя, девчонку и заодно на всё отделение?

Обессилевший Авиценна опустился на кровать. Руки его были сцеплены в плотный замок, костяшки пальцев — белы, как снег. Длинный кончик носа с маленьким пенсне слегка подрагивал.

— Понимаю, — наконец проговорил он. — Но что ещё я мог сделать? Катрина потеряла всю семью во время войны, осталась совсем одна, без друзей и близких… Её душевное здоровье постоянно находилось под угрозой, а при таких обстоятельствах надежды на полное исцеление от последствий проклятия, как вы сами понимаете, практически нет. Она очень любит квиддич… я надеялся, что хотя бы этим путём можно будет добиться некоторого улучшения… и думал, что прав…

Не успел Лимеберт переварить то, что только что услышал, как в дверь без стука ворвалась высокая молодая темнокожая девушка. На полах ярко-фиолетовой мантии виднелось пятно грязи; некогда аккуратный узел из тонких длинных косичек сейчас болтался где-то у плеча.

— Мерлин великий, — прошептала она, увидев Кэти, распластавшуюся на больничной койке, — о, Мерлин великий… — и ринулась к постели.

— Кто вы такая? — в один голос вопросили целители, преграждая ей путь.

— Я Джонсон, школьная подруга Кэти…. Что же вы делаете, пустите меня! — воскликнула она.

— И где же вы были раньше, мисс Джонсон? — строгим тоном поинтересовался Авиценна, не сдвинувшись при этом ни на дюйм.

— Сама не знаю… пока не поздно всё исправить, пустите меня!

— Она всё равно вас не услышит, — добавил Лимеберт.

— Что с Кэти? — почти прокричала девушка.

— Будет жить, — вновь отозвался целитель. — Постойте, что это у вас? — Лимеберт покосился на салатовый значок, приколотый к лацкану мантии девушки. — Пресса? Немедленно покиньте палату!

— Я… я это просто так, я и вправду училась… — залепетала та, спешно отцепляя от груди металлический кружочек.

— Вон отсюда, мисс! — выкрикнул уже вышедший из себя Авиценна. — Немедленно вон!

— Да подавитесь вы! — чуть ли не плача выкрикнула журналистка и бросила значок под ноги колдомедиков. Тот с глухим стуком полетел на пол. Хлопок двери — и они вновь остались в палате одни.

— Дурдом какой-то, — выдохнул Аргониус, снимая пенсне и устало потирая переносицу. — Вы же не будете возражать, если через пару дней я заберу мисс Белл в своё отделение?

— Не буду, коллега, — отозвался Пигмалион. — Ей потребуется ваша помощь.

Целители переглянулись и стали разбирать и расставлять по тумбочке все необходимые Кэти зелья. Фенвик, лежащий в другом конце палаты, сладко всхрапнул. Значок, сиротливо лежащий на полу, тускло поблёскивал в свете парящих под потолком свечей.

Приближалась полночь.

 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

1999 год, январь

 

I remember everything

I can still recall the pain

I was left there for dead

Can't play this game again

To and fro and back again

It's senseless, I'm doubtless

 

Узкий лунный луч пробивался сквозь небольшое оконце, выбитое в самом верху, почти у потолка. Его яркий росчерк, точно тонкий белый шрам, делил пополам маленькую комнатку.

Грегори Гойл прислонил ухо к холодной безучастной стене. Серый камень равномерно гудел. Где-то далеко под жёсткой койкой, ниже на несколько десятков ярдов, спустя сотню шагов по узкой винтовой лестнице бушевало ледяное море.

Грегори поёжился и накрыл озябшие плечи полуистлевшим пледом. С приходом новой власти в Азкабане, конечно, многое изменилось, но топили там по-прежнему скверно. Никаких каминов, лишь слабенькие согревающие чары, рассеивающиеся к концу дня.

Но бывшего слизеринца это мало волновало — главное, что отсюда убрали дементоров. Гойл предпочёл бы хоть десять раз в ледышку заморозиться, лишь бы не сталкиваться с этими тварями нос к носу. Помнится, третий курс дался ему нелегко. Вместе с Драко и Винсентом он, конечно, скакал по школе с дурацким капюшоном на голове, чтобы испугать Поттера, но где-то глубоко внутри себя он и сам до смерти боялся дементоров. И встреть Грегори их здесь и сейчас, то наверняка бы остался без души и без мозгов. Хотя эти стены так же, просто чуть медленней, по кусочкам жрут их.

Его давно уже ничего не радовало. Ему давно было на всё наплевать.

Тюрьма забирает его, Грегори, молодость и забрала жизнь у его отца. Валентин Гойл умер в камере через два месяца после хогвартской битвы, не дождавшись собственного суда. Грегори, хоть и живёт, тоже пока что не присутствовал на окончании своего процесса. Времена быстрых следствий и одинаковых приговоров остались позади. Похоже, что новый состав Визенгамота пока не совсем точно представляет себе, как нужно поступать с такими, как он.

Гойл и сам не знал, как поступил бы с собой, сидя на их месте. В прошлой жизни он вообще предпочитал не задумываться о таких вещах. Справедливость в той версии картины мира была тождественна силе, коей имелось с избытком у него, у Винса, у Драко, у отца, у слизеринцев, у Тёмного Лорда. Кто сильнее — тот и прав, и стоило ли ещё думать об этом?

Нет, сейчас-то любой козе понятно, что нужно было хоть чуть-чуть, да пораскинуть мозгами. Вот Драко, например, вместе со всей своей семейкой в этом преуспел. Малфоям в который раз почти удалось отмыться. По крайней мере, все они, как и раньше, лениво (пусть и без прежнего превосходства) смотрят на небо через французские окна своего уилтширского имения, а не ловят каждый луч, заглядывающий в совершенно крошечное зарешеченное отверстие, больше напоминающее полузабитую сточную дыру.

Может быть, тогда бы не было скрюченных тел, заходящихся в конвульсиях под кончиком его, Грегори, палочки. Ему, такому здоровому и сильному, не связывали бы руки и ногами не выбивали из него весь дух и печень — точно как из какого-нибудь глупого сквиба — съехавшие с катушек авроры. Мать, растерявшая последние капли гордости, не увязывалась бы за каждой знакомой собакой, тряся последними остатками фамильного состояния. Не пыталась бы, заливая слезами, свалить на одном из судебных заседаний вину за всё, что случилось, на покойного отца — мол, ему уже всё равно, а ей нужен рядом живой сын.… Но какой в этом был толк? Что её слова значили против слов и воспоминаний кучи свидетелей, в первых рядах которых были Лонгботтом и Уизлетта, всеобщие любимчики и герои войны…?

Быть может, если бы все они хотя бы представили себе то, что можно выбрать какую-нибудь другую, не столь кривую дорожку, то не было бы ни той сцены в Выручай-комнате, ни столпов грёбаного адского пламени, ни удушающей гари с примесью тошнотворного запаха палёного мяса.

Хотя… Грегори боялся признаться в этом сам себе, но порой он завидовал Винсу. Прах его спит вечным сном, а Грегори порой не может прилечь даже на час. Стоит только прикрыть глаза, как и живые, и мёртвые начинают терзать его.

— Скучно? — раздался вкрадчивый голос прямо над его ухом. — Бывает. Бьюсь об заклад, в Хогвартсе тебе было куда веселее, верно, Гойл?

— А? — на секунду встрепенулся тот и обвёл глазами камеру. Пусто, как и прежде. На всякий случай Грегори даже пощупал пальцами воздух, но это ему ничего не дало.

Ну что же. Не он первый, не он последний. Будь ему чуть менее безразлично всё, что с ним происходит, Гойл даже усмехнулся бы. Стоило впервые за девятнадцать лет жизни от тоски и скуки начать думать, как мозги тут же отказали.

Но ему уже всё равно. Он будет молчать, и голоса будут молчать.

— Будто язык проглотил, — вопреки всем ожиданиям не унимался голос. — Или же в Аврорате тебе затолкали его в задницу?

— Отъебись, — равнодушно бросил Гойл.

На то, чтобы ответить как-то более обстоятельно, у него не хватало таланта красноречия, на то, чтобы всё-таки слушать это молча, не хватало сил.

— Чего бы тебе больше всего хотелось, обезьяна? Неужто снова пытать людей и смотреть на то, как горит твой закадычный дружок?

— Нет, — на удивление спокойно возразил Гойл. — Я хочу есть и спать. Листать новые комиксы. Видеть окно своей спальни. Чтобы вы все не мешали мне.

И, секунду подумав, добавил ещё раз:

— Отъебись.

Голос исчез и больше не появлялся. Почему-то враз обессилевший Грегори сполз по холодной стене на жёсткую постель, и, закрыв голову невсежей подушкой, укрылся пледом. Покрасневшие веки слипались намертво, уволакивая Гойла в паутину крепкого, тяжёлого сна.

Сна, в котором впервые за долгое время не было никого.

 

* * *

 

I know what's good for me

I know what's bad for me

All that sweetness, covered falseness

It's a sick and twisted game

To and fro and back again

Could I see it? Did I hear it?

 

Алисия, устало вздохнув, перекатилась на другой бок. Заколдованный матрас, висящий в воздухе, слегка покачнулся, отчего лежащая рядом толстая старинная тетрадь едва не упала на пол. В углу тихо мурлыкала Сьюкси Сью, на кухне шипел вскипающий чайник.

После долгого утомительного дня в магазине, где всё, как всегда, было с шумом, с ног на голову, с прискоком и кувырком, Алисия любила забаррикадироваться в своей маленькой квартирке почти что в полном одиночестве — компанию ей составляли разве что любимые кассеты, книги, кофе и шоколад. Эти ленивые уютные вечера, как правило, доставляли девушке истинное удовольствие. Но вот уже больше недели Алисия не могла достигнуть желанного покоя. Апатия, в которой она пребывала весь предыдущий месяц, казалось, теперь надолго оставила её, но и новое состояние души было далеко от обычного равновесия. Нелегко, нелегко было ощущать себя одновременно и сжатой пружиной, и до самой последней клеточки оголенным нервом.

То, что случилось на Рождество и то, что Алисия по какой-то неизвестной прихоти судьбы откопала в старом гараже, никак не желало уходить из её головы. Казалось бы, какое ей дело должно было быть до прошлой жизни собственной матери? Имеет ли Алисия право ворошить события давно ушедших дней, которые, несомненно, причинили много боли всей их семье и тем, кто с ней так или иначе связан — к примеру, той самой Джезебель? Но Алисии почему-то показалось, что имеет. Из того, что сказала эта женщина и Кассия, было понятно — именно в этой истории кроется причина того, что Алисия вообще появилась на свет. Если бы не предательство подруги и гнев семьи, юная Офелия вряд ли бы открыла душу молодой преподавательнице полётов и уж тем более бы не связалась с её братом-магглом, не зачала бы с ним ребёнка, не успев даже закончить школу…. Хотя вот последнее, скорее всего, получилось как раз-таки случайно. Алисия горько усмехнулась. Немного обидно, конечно, ну так что ж теперь? Волдеморта номер два из неё не выросло, и на том спасибо. Всё же и отец, и мать, и тётя старались дать Алисии всё, что могли.

А теперь она собирается отблагодарить свою семью копанием в её грязном белье…. Прекрасно, просто прекрасно. Но — как бы оно ни было парадоксально — Алисия чувствовала, что из этого может выйти толк. Порой глубоко запрятанные скелеты в шкафах приносят их владельцам немало страданий… Алисия снова вспомнила Фреда и поморщилась от почти физической боли, на миг пронзившей всё её естество. Кому, как не ей, знать об этом? Так же она знала и то, что такие вещи должны проделываться прямо-таки ювелирно, ведь чувства, в особенности чужие — одни из самых нежных и хрупких на этом свете вещей. Поэтому от идеи бежать к своей матери с расспросами девушка отказалась. Ей и так пришлось несладко после визита той незваной гостьи.

Конечно, лезть в чужой дневник — занятие тоже не слишком благородное, но ничем другим Алисия пока не располагала. К тому же, там-то уж наверняка описано всё. Одна беда — чуть пожелтевшие от времени пергаментные листы никак не хотели открывать ей свой секрет. Алисия уже перепробовала кучу всего. И различные чары, и попытку диалога с тетрадью (почему-то вспомнилась мельком услышанная история с дневником Риддла — вдруг подобное практиковал не он один?), и просвечивание страниц специальной лампой из магазина Джорджа, работающей по принципу маггловской ультрафиолетовой — в её свете можно было прочитать всё, написанное невидимыми чернилами. Даже в Лютный переулок наведалась, чтобы добыть там весьма дорогостоящую бутыль специального проявляющего состава — но всё было тщетно. Страницы дневника по-прежнему сияли пустотой. Может быть, она ошибается, и в этой тетради никто никогда ничего не писал? Нет, вряд ли. Кто-то же когда-то зачем-то вырвал оттуда замок…. Оставался один вариант — найти специалиста, который последовательно отменил бы все наложенные на дневник чары, но Алисия откладывала его на крайний случай. Чёрт знает, что там всё-таки случилось. Не факт, что кому-то стоило об этом читать. Так что для начала всё же стоило попытаться самой.

Была ещё одна зацепка — загадочный Марвин Маккиннон и его фотография. Вот уж кто мог бы, наверное, рассказать обо всём…. Но тётя Кэс кричала Джезебель, что именно она виновата в том, что с ним случилось нечто ужасное.… Судя по тому, что имя этого человека не было на слуху у знакомых, о нём не говорили по радио, не печатали в газетах, никто даже не носил его фамилию, с ним действительно случилось самое печальное — скорее всего, бедняги Марвина попросту не было в живых.

Если идти по этому пути, то он может иметь две развилки — либо поднятие различных магических архивов, либо выход на остальных непосредственных свидетелей истории и их последующие расспросы. Насчёт первой Алисия не была уверена — доступа к нужной информации она может просто не получить, а второй — на ум приходила лишь сама Джезебель и её предполагаемый супруг, по совместительству родной дядя Алисии…. Ну уж нет! Лезть к людям, на руках которых, скорее всего, чужая кровь, Алисии вовсе не хотелось. Всё это, опять же, крайние и оттого ещё более далёкие варианты. Найти бы какого-нибудь взрослого человека, примерного ровесника родителей, разбирающегося в этих чистокровных штучках, да расспросить как следует…. Надо только прикинуть, где и как.

Кнопка стоящего на тумбочке магнитофона щёлкнула, и музыка смолкла. Почти одновременно с ним засвистел из кухни чайник. Алисия поднялась с матраса, чтобы налить себе кофе и перевернуть кассету, всё ещё пребывая в раздумьях.

Громкий протяжный звонок в дверь вернул её в реальность. С некоторым недовольством — ну кому в этот час понадобилось отвлекать её? — Алисия отправилась открывать.

На пороге стояла хозяйка квартиры. Видимо, пришла забрать плату за аренду. Ну да ладно, это ещё ничего. В любом случае она хотя бы не задержится надолго.

— Здравствуйте, Андромеда, — сказала девушка, впуская её.

— Добрый вечер, Алисия, — ответила миссис Тонкс, заходя внутрь. — Ты уж извини, что я без предупреждения и так рано. Вообще-то расчётный день у нас завтра, но завтра я планирую отправиться вместе с Тедди к Августе Лонгботтом — пора бы нам её проведать…

— Ничего страшного, — успокоила её Алисия. — Вы подождите в гостиной, а я пока всё принесу.

Девушка направилась в спальню, где у неё лежал мешочек с деньгами, по пути собирая разбросанные вещи. Андромеда любила порядок, и расстраивать эту милейшую женщину Алисии совсем не хотелось. Вот уж насколько обманчивой бывает внешность! Одно лицо со своей жуткой сестрой, много лет наводившей ужас на всю страну, и настолько разное впечатление…. О, Мерлиновы кальсоны!!

От внезапной догадки Алисия чуть не выронила обратно всё, что было у неё в руках. Беллатриса Лестрейндж и Андромеда Тонкс — родные сёстры… сёстры Блэк! От кого-то Алисия слышала, (скорее всего, от Фреда или Джорджа), что все Блэки, кроме Сириуса, закончили Слизерин…. Её мама закончила Слизерин! И эта Джезебель тоже! Правда, Андромеда немного старше их, но вдруг она хоть что-нибудь, да подскажет? Все чистокровные семейства знакомы друг с другом!

Всё ещё не веря своей возможной удаче, Алисия вместе с деньгами прихватила парочку колдографий, чтобы уж наверняка.

Рассчитавшись, они обменялись парочкой дежурных фраз. Диалог был не слишком долгим. Андромеда уже собралась уходить, когда Алисия, наконец, решилась.

— У вас не найдётся для меня ещё несколько минут? — спросила она, пытаясь сделать как можно более убедительное лицо. — Видите ли, Андромеда, мне вовсе не хочется быть причиной чьих-то затруднений, пусть даже небольших, но похоже, что никто, кроме вас, не сможет мне помочь.

— Так о чём тогда речь, Алисия? — спокойно ответила та. — Спрашивай. Чем смогу, помогу.

— Хорошо, — Алисия достала из кармана кардигана первую карточку.

Это была самая обычная фотография, проявленная неволшебным способом. На ней была изображена вся её семья: папа, мама, Кассия и сама Алисия в возрасте пяти лет. 1982, затейливым росчерком было выведено сверху.

— Вам знакома эта женщина? — Алисия указала на мать, сидящую в правом нижнем углу. — Её зовут Офелия. Она чистокровная, училась в Слизерине и закончила школу в семьдесят седьмом году.

Андромеда медленно взяла фотографию и поднесла её ближе к глазам, внимательно рассматривая. Прошло почти что две томительных минуты, прежде чем миссис Тонкс, вздохнув, вернула карточку назад.

— С тех пор много воды утекло, — медленно проговорила она. — Многое забылось. Я не помню этого лица и не могу утверждать точно, но мне кажется, что на фотографии дочь Гринграссов. По крайней мере, я больше не слышала ни об одной девушке с таким именем.

Алисия почувствовала, как отчаянно забилось её сердце. Перед глазами возникли инициалы, выведенные на обложке тетради. О.Г. Офелия Гринграсс. Всё сходится.

— Я ведь старше на четыре года, и сразу после школы потеряла связь со всеми так называемыми аристократами…. Хотя подожди-ка! — воскликнула Андромеда. — Мой печально знаменитый кузен Сириус, кажется, учился с ней почти в одно время и вроде бы рассказывал мне что-то такое…. Такое, о чём в Хогвартсе обычно не говорят.

Женщина замолчала и вновь посмотрела на фотографию в руках Алисии, и сразу после — на неё саму.

— Это ведь ты вместе с ней рядом, да? — очень тихо спросила она.

— Да, я, — бесцветным голосом ответила Алисия. — Офелия — моя мать. Я знаю, о чём вам рассказали. Глупенькая семикурсница из богатой чистокровной семьи попадает под дурное влияние молодой преподавательницы полётов, которая в тот год на всеобщую беду заменила уехавшую на практику мадам Роланду Хуч. Та девушка, будучи магглорожденной, оказывается не лыком шита и знакомит Офелию со своим младшим братцем, который вообще сроду не колдовал! Одному Мерлину известно, где они могли встречаться во время учебного года, но факт остаётся фактом — студентка не желает по-тихому избавиться от ребёнка, порочный мезальянс становится предметом всеобщего обсуждения…. Преподавательница с позором увольняется, студентку едва не вышибают из Хогвартса и от неё навсегда отрекается собственная чистокровная семья…

Андромеда внимательно слушала каждое слово. Глаза её были широко раскрыты. Со щёк и с губ схлынули все краски.

— Бедный маггл женится на ней — хотя, похоже, он и вправду любил несчастную, — с горечью продолжила Алисия, — его сестре, заварившей всю эту кашу, отныне закрыты все дороги, ведь влиятельные родственники Офелии не желают видеть в магическом мире какую-то грязнокровную выскочку, по сути, отнявшую у них дочь. Маггл взваливает на свои плечи заботу аж о трёх ведьмах, ввязывается в какие-то авантюры и позже втягивает туда свою жену, итогом которых становится его скорая смерть в возрасте тридцати трёх лет и её затяжная болезнь, против которой нет никаких проверенных средств. Такие дела! Но это лишь одна часть истории, — Алисия почувствовала, как на её глаза уже наворачиваются предательские слёзы. — Это лишь следствие, а причина была совсем в другом. Что-то случилось за пару лет до того, как я родилась. Офелию Спиннет — то есть, Гринграсс — жестоко предала лучшая подруга детства, некая Джезебель, и, возможно, собственный брат. Не в обиду будет сказано, Андромеда, но, вам, наверное, лучше знать все эти чистокровные порядки. Не знаю, как именно, но я боюсь, что они сломали судьбу не только моей матери. До последнего времени я пребывала в счастливом неведении относительно всей этой истории — точнее, думала, что маму выжгли с родословного древа за обычные ошибки молодости и не придавала этому особенного значения. Знать, что ты и есть эта самая ошибка — неприятно, но не смертельно, знаете ли.… С кем не бывает? Но так уж вышло, что я стала невольной свидетельницей встречи моей матери, тёти и этой самой Джезебель. Разговор вышел недолгим, и он был скорее богат на разного рода эмоции, чем на какие-то значительные подробности. Думаете, я не пыталась прямо узнать, в чём дело? Пыталась, но там однозначно всё безнадёжно. Мама не говорит об этом ни слова, и я считаю себя не вправе пытать расспросами неизлечимо больного человека. Что уж сказать, она на отлично постаралась сделать так, чтобы я не знала вообще ничего. Отец давно в могиле, а тётка дала ей Непреложный Обет, что никогда мне не об этом не расскажет….

Андромеда молчала. Лицо её, обычно довольно моложавое и привлекательное, почти уже сравнялось со светло-серой обивкой дивана. Вокруг рта залегли глубокие складки. Руки нервно теребили застёжку мантии.

Было ясно, что рассказ Алисии потряс женщину не столько своим фактическим содержанием, сколько затронул какие-то неведомые струны где-то глубоко в её душе.

— Простите, что я всё это вам говорю, — прошептала Алисия; голос её дрожал. — Видит Мерлин, мне не хотелось вас расстроить. Это моя беда, мамина и Кассии — но они добросовестно тащат её груз на себе, а вот я не могу…. Спасибо, что подсказали старую фамилию мамы, теперь мне будет гораздо легче самой докопаться до правды….

Кап. Кап. Одна, а затем и другая слезинка упали с глаз Алисии, оставив противные кляксы на светло-голубой ткани джинсов. Что есть силы она ущипнула себя за колено. Прочь, ненавистная солёная водица! Алисия ненавидела плакать, но слезы было уже не остановить. Какая-то невидимая рука схватила её за горло, украла весь кислород. Вот и всё грёбаное любопытство, которое, как известно, сгубило кошку. Разве нельзя было подготовиться? Разве нужно было спрашивать об этом именно сейчас?

— Бедная девочка, — услышала она где-то рядом шёпот Андромеды. — Бедная девочка….

Кольцо тёплых рук сомкнулось на спине Алисии. Следующие несколько минут она, борясь со стыдом и отчаянием, выплакивала из себя всё, что копилось внутри с самого Рождества.

Странно, но впервые за всё это время Алисии стало немного легче.

— Ты не представляешь, какой ты счастливый человек, Алисия, — произнесла Андромеда, когда обе они, в общем-то, успокоились. Да уж, не представляю, подумала та. — Ты — хозяйка своей судьбы. Ты можешь жить так, как считаешь нужным, не оглядываясь ни на какие варварские порядки. Мы же — и я, и твоя мама, и много других таких же девчонок и мальчишек — веками бились о прутья этой извечной золотой клетки. И, увы, не всем удалось вылететь оттуда и не ободрать крыльев. У меня получилось — не знаю, известно ли тебе, но я так же сбежала из дома в семнадцать лет к своему будущему мужу, чистота крови которого — точнее сказать, полное её отсутствие — никак не устраивала представителей благороднейшего и древнейшего рода Блэков. Как можно понять из твоего рассказа, то же самое пыталась сделать и Офелия. Счастлива ли она? Мы с тобой не можем этого знать. Но стерпи она тогда предательство — и вряд ли в её жизни всё сложилось бы лучше, чем сейчас. Поверь мне на слово, Алисия. Быть может, у неё не хватило опыта, чтобы избежать, как ты выразилась, ошибок молодости, но силы духа хватило вполне. Тебе не стоит осуждать её.

— Я и не собираюсь, — буркнула Алисия.

— И правильно. Я вижу, храбрости в тебе не меньше, чем в ней.

— Не знаю. Распределяющая Шляпа сказала, что таких ужасно въедливых и строптивых, как я, она давно не видела — и сразу отправила в Гриффиндор.

— И, наверное, была права, — улыбнулась Андромеда.

— Скорее всего. По крайней мере, я не жалею ни о чём. Взгляните ещё сюда, ладно? — Алисия достала из кармана колдографию, на которой был изображён Марвин Маккиннон.

— Этот парень много лет как мёртв, — грустно покачала головой Андромеда, едва увидев снимок. — Никто не знает точно, но кажется, к этому приложили руки первые приспешники Того-Кого-Нет. Опять же, я знаю об этом от Сириуса. Кузина этого Маккиннона была в первом составе Ордена Феникса. Можно сказать, что именно смерть двоюродного брата подтолкнула Марлин к радикальной борьбе. Всё закончилось для неё печально. И Марлин, и её родителей, и родителей Марвина не стало ещё за год до конца первой войны. Сейчас ни один из тех самых Маккиннонов не ходит по этой земле.

— Ясно, — тихо ответила Алисия. — Значит, семейство Гринграсс было как-то связано с Пожирателями Смерти?

— Официально — нет. Насколько я помню, Визенгамот ни разу не предъявлял им никаких обвинений, хотя очень, очень многие чистокровные семейства измазались в этой грязи по уши… взять хотя бы тех же Блэков, — губы Андромеды тронула грустная усмешка. — Но по факту… как сейчас знать наверняка? Правда, тебе не стоит исключать возможность простого совпадения. Быть может, ни твой дядя Лаэртус Гринграсс, ни подруга Офелии Джезебель — я полагаю, речь идёт о Джезебель Яксли — действительно не были виноваты в гибели Марвина. И какое отношение всё это имеет к Офелии, остаётся лишь догадываться. Вероятнее всего, этот человек что-то значил для неё.

— Может быть, вы можете указать на того, кто мог бы знать об этом наверняка? — без особой надежды спросила Алисия.

— Увы, — пожала плечами миссис Тонкс. — Хотя… как я могла забыть? Да, пожалуй, есть один человек, который знает о своих подопечных всё, — вновь усмехнулась Андромеда.

— О каких подопечных?

— Да о слизеринцах, о каких же ещё? Имя Горация Слизнорта тебе о чём-нибудь говорит? Он долгое время был нашим деканом и три года назад вернулся на этот пост вновь. Хотя ты его, наверное, уже не застала…

Хогвартс… Слизерин… Алисия судорожно воскресила в памяти старый замок и день Битвы. И вновь захотелось плакать — но сейчас девушка сдержалась. Слизеринский декан, старичок…. Точно! Алисия вспомнила полного лысоватого человечка, боязливо затаскивающего в больничное крыло целую батарею спасительных зелий.

— Кажется, припоминаю, — ответила она. — Такой суетливый, напыщенный, с длинными усами… Я видела его во время сражения. Только как мне к нему подобраться?

— За это не переживай, — вздохнула Андромеда. — Я сама ему напишу. Дело, конечно, весьма щекотливое, но Слизнорт обожает быть полезным. К тому же я слышала, что после этой войны у него порядочно развязался язык.

— Спасибо вам, — от всей души поблагодарила Алисия. Тугая пружина внутри неё стала понемногу расправляться. Теперь она знает, что делать. Не будет читать чужие дневники, а просто пойдёт и узнает у того, кто всё расскажет ей сам.

Некоторое время они сидели молча. В голове Лис расправляла крылышки и взлетала целая стайка новых мыслей. Андромеда с интересом осматривалась вокруг. Здесь провёл юность её покойный муж, потом они уже вдвоём вили в этих двух тесных комнатках своё первое семейное гнёздышко. Спустя несколько лет здесь же обосновалась уже их повзрослевшая дочь и тут прошло несколько лет её жизни до того момента, пока Орден Феникса не направил её на задание в Хогсмид.

Наверное, Андромеде было интересно, как живётся здесь Алисии.

— Послушай, — наконец произнесла она, — не могла бы ты показать мне ещё вон тот снимок? — рука женщины указала на книжную полку — точнее, на большую колдографию в рамке, стоявшую на ней.

— Да, конечно, — и Алисия одним движением палочки призвала её.

Их последний курс в Хогвартсе. Старая добрая гриффиндорская сборная в полном составе — ещё до идиотских распоряжений Амбридж….

Анджелина, такая серьёзная и красивая, стоит посередине. На её груди сверкает капитанский значок. Профессор Макгонагалл долго думала, кому отдать это место — ей или Алисии, и Лис уступила подруге так же, как когда-то на втором курсе уступила ей место в основном составе, сама довольствуясь ролью запасной.

Анджи нравилось быть примером для других, и в последний учебный год она всерьёз подумывала о том, чтобы связать свою дальнейшую жизнь с квиддичем. Алисия, конечно, тоже не мыслила жизни без полётов, но ей больше нравилось делать это для себя. Да и возиться с остальными игроками не очень-то и хотелось.

Сама она стоит слева от Анджелины. В руках — квоффл, на лице — улыбка. Кассия, увидев однажды эту фотку, прямо-таки надулась от гордости за племянницу. Смешно…

Кэти, тоже с квоффлом в руках, постоянно встряхивает головой и смеётся. Ветер швыряет ей в лицо её длинные светлые пряди.

Гарри и Рон сидят на траве, обнявшись. Рон — новичок, его совсем недавно взяли в команду, и поэтому он слегка неуверенно вскидывает вратарскую перчатку с зажатым в ней снитчем. Гарри, шутливо возмущаясь, пытается отобрать золотой мячик у друга.

Фред и Джордж стоят чуть дальше и как всегда кривляются. Джордж демонстративно ковыряется в носу и чешет задницу, делая вид, что и не подозревает о том, что их снимают. Фред… меткость выбранного им амплуа сейчас способна вызвать лишь горькую иронию. Фред, сложив два пальца на манер маггловского пистолета, вновь и вновь тычет ими в свой висок и с донельзя довольным лицом закатывает глаза и вываливает наружу язык.

Алисия не знала другого человека, способного на то, чтобы уже лёжа в могиле, так откровенно насмехаться над фактом собственной смерти. В этом был и есть весь Фред.

Где-то далеко на заднем плане по воздуху носится наконец-таки дорвавшийся до метлы Ли.

— Столько знакомых лиц, — улыбнулась Андромеда. — Сама удивляюсь.

— Весёлое было время, — вздохнула Алисия. — Последние беззаботные дни.

— Дора тоже когда-то играла в школьной сборной. А в тот год она уже служила в Аврорате и вступила в Орден Феникса…. Ох, знала бы ты, Алисия, как тяжело нам пришлось после смерти Сириуса! Это был первый серьёзный бой Доры, а она угодила в больницу после атаки собственной тётки Беллы, моей дражайшей старшей сестрицы. Кстати, один из братьев Уизли, что на этом фото, навещал её там.

— Какой именно? — как можно более равнодушно поинтересовалась Лис, но внутри у неё всё похолодело.

Почему-то она уже знала ответ на этот вопрос.

— Да вот этот, — Андромеда без тени сомнения ткнула пальцем во Фреда, — его выражение лица, мне ни за что не спутать. Как-то непросто это всё. Что-то определённо их связывало… что именно, никто уже не узнает, так оно и к лучшему. Конечно, я уверена в том, что Дора всегда любила Римуса, просто есть вещи, которые не дают покоя чисто материнскому любопытству. Правда, материнская любовь всё-таки одерживает верх. Не стоит тревожить их память. Пусть все трое спокойно спят.

Алисия невидящим взглядом уставилась куда-то в угол фотографии. Нет, внутри у неё было не просто холодно. В один миг там разверзлась и затвердела настоящая полярная пустыня.

Андромеда заглянула ей в лицо. Глаза женщины, такие же серо-ледяные, как и сердце Алисии, смотрели на неё серьёзно и строго, но где-то глубоко в её зрачках горело по огоньку — почти что по дьявольскому и фанатичному огоньку решимости.

Сейчас она как никогда напоминала сестру.

— Я не знаю, чем кончится твоя затея. Надеюсь, что хоть кому-нибудь станет от неё лучше. Но я верю, что ты добьёшься своего, и поэтому хочу тебе помочь. Вот оно, твоё право на правду — бери и пользуйся им, Алисия, потому что ты и твоё въедливое и строптивое поколение за три года сделало то, чего не сделали мы все за тридцать лет. Вы зубами вырвали его из лап той химеры, что веками терзала всё наше маленькое племя. Это вы сломали ту золотую клетку. Я только прошу тебя об одном — чтобы эта правда не причинила никому зла. Все должны быть спокойны. Потому что и Марвин с Марлин, и Сириус, и Римус, и Дора, и Тед, и Фред, и много, много других умерло за это.

Алисия молчала. Всю её охватило какое-то странное оцепенение.

— А теперь, — Андромеда снова превратилась в обычную земную женщину и окинула беглым взглядом свои небольшие часы, висящие на шее, — мне пора. Я свяжусь со Слизнортом на днях и сразу напишу тебе.

— До свидания, — ответила Алисия.

С громким хлопком миссис Тонкс исчезла.

Алисия судорожно вздохнула, откинувшись на спинку дивана. Всё, что только что произошло, было невероятным, точно какой-то фантастический сон. Вот только ледяная пустыня в её душе была реальна, как никогда.

Арктические пески лежали безмолвной тяжестью, обжигая нутро.

Перед глазами возникло красивое и властное лицо Джезебель, обрамлённое языками зелёного пламени. Секунда — и оно сменилось спокойным и неподвижным лицом матери со старой семейной фотографии. Ещё одна — и вот уже на её месте возник Марвин Маккиннон, смеющийся на фоне хогвартских теплиц.

А потом Алисии почему-то вспомнился Джордж и их многочисленные прогулки осенью. Он приходил сюда, когда хотел, и они отправлялись бродить куда-нибудь вдвоём. Косой переулок, маггловские кварталы, Хогсмид, окрестности Норы — однажды их занесло даже в Годрикову Впадину…. Иногда они валялись где-нибудь на желтеющей траве (иногда даже у могилы Фреда), пили то медовуху, то огневиски и говорили, говорили, говорили. О школе, о магазине, о жизни, о смерти, о прошлом, о настоящем, иногда даже о будущем — но чаще всего, конечно, они говорили о Фреде. Иногда им даже казалось, что он сидит где-то рядом, слушает всё это и просто молчит — наверное, так ему было смешнее. Алисия помнила, как однажды Джордж рассказывал и о доме Блэков, мрачном и враждебном, и о сумасшедшем портрете мамаши Сириуса, и о стаях докси, притаившихся по всем углам, и о боггарте в шкафу, и о куче удивительного хлама, и о семейном гобелене с кучей выжженных дырок на раскидистых ветвях длинного родословного древа….

Алисия слушала и будто бы сама переносилась в один из странных неизвестных миров Фреда и Джорджа, где нашлось место и для мальчика со шрамом на лбу, и для беглого преступника, и для мрачного зельевара, и для одноглазого параноика, и для мелкого воришки, и для неприкаянного оборотня, и для розововолосой аврорессы…

Вот только для самой Алисии ни в одном из их миров места нет и не будет.

Девушка нашарила в кармане спасительную пачку сигарет, вложила в рот одну и прикурила от палочки. Сизый дым спасительной завесой скрывал её лицо и глаза, подозрительно влажные — от дыма, конечно же, от дыма… Алисия моргнула и невольно увидела ту самую дурацкую фотографию сборной, забытую Андромедой на диване. И конечно же, взгляд её остановился на беспрестанно кривляющемся Фреде, вновь и вновь будто бы пытающемся себя застрелить.

Лис и сама не знала, как сдержалась от того, чтобы выжечь к херам с фотографии кончиком тлеющей сигареты эту глупую физиономию.

Пусть все трое спокойно спят… Уж лучше бы он спал с этой Нимфадорой в одной постели, чем там, где дрыхнет сейчас!

Портрет сборной Гриффиндора по квиддичу состава конца девяносто пятого года полетел в противоположную стену и упал на пол с глухим стуком.

Так-то лучше, мстительно подумала Алисия.

Там ему самое место.

What am I gonna do?

How do I face the truth?

Loveless, loveless

What am I gonna do?

Now that I know the truth

It's loveless, loveless

Maybe I should love less

Maybe I should trust less

I don't love this loveless

What am I gonna do?

Now that I know the truth?

Loveless, loveless…

Глава 12

1999 год, январь

I don't know I thing outside,

Suffering endless through my life,

I've seen too much I'm all alone

Who likes to sit around and wait,

But to act that means to fail,

All I ever thought was wrong!

Damn the madness of my pride,

The price I paid was much too high,

My dreams became reality…

 

 

Шаг. Ещё шаг. И ещё один. Мерлинова борода, как больно-то! Как хочется получить вместе с завтраком дополнительную унцию обезболивающего…мечтай, Белл, мечтай! Целители в своих вердиктах неумолимы — в состав треклятого зелья Старки и так входит целая куча анестетиков, но ареал их действия, увы, не затрагивает искалеченные бок и бедро. Их, конечно, смазывают какими-то дурацкими притирками местного воздействия — только толку в них едва ли на пикси.… Видимо, слишком многого желает Кэти — и спокойное бодрствование, и крепкий сон по сей день остаются где-то в области несбыточных грёз. А наяву — только боль и скука, скука и боль….

Когда Кэти пришла в себя — а это случилось лишь спустя двое суток с момента окончания злополучного матча — то первым, что она увидела, был один из последних выпусков «Спортивного пророка», участливо подброшенный кем-то на тумбочку возле её кровати. Именно оттуда Кэти узнала и о снитче, пойманном Дианой Феркл, и о квоффле, заброшенном Эммой в ворота Торнадос буквально несколькими секундами ранее. Именно эти десять очков, заработанные в последний момент игры, не дали противникам одержать безоговорочную победу — усилия «Гарпий» не прошли даром, команды сыграли вничью.

Даже такое обстоятельство стало для Кэти очень слабым утешением. В этом везении не было её заслуги. Зато была вина — горькая, навязчивая, неприятно зудящая где-то внутри. Ведь это она подвела всех и теперь расплачивается за свой провал тупой болью во всём теле и вяжущим вкусом множества противных лекарств. И на что же ты надеялась, Кэти Белл, заведомо откусывая слишком большой для себя кусок? Уж точно не на то, чтобы вновь оказаться здесь — ведь время, проводимое в больнице имени святого Мунго, всегда тянется мучительно и безрадостно. Ещё через неделю Кэти перевели со второго этажа на пятый под привычный надзор целителя Авиценны, но и тот не спешил отпускать её домой. Он оставил свою прежнюю прямолинейность и отныне не слишком охотно распространялся о своих планах относительно Кэти, однако девушка всегда могла прочитать на его лице самый обыкновенный страх. Страх и за её однозначно непростое будущее, и за самого себя — ведь за подобные случаи с целителей всегда спрашивали по полной.

Так добровольное одиночество Кэти сменилось вынужденным, и, как ей казалось, от этого была лишь сомнительная польза. Стены квартиры, ставшей почти родной за последние девять месяцев, дарили девушке относительное спокойствие; больничные, напротив, вызывали тоску и тревогу, от которых не помогали никакие зелья. Когда Кэти ещё была в отключке, с целителями по каминной сети успела связаться Юнона. Последние события не на шутку напугали и расстроили сестру, но всё, что она могла на тот момент сделать — оставить на счету клиники некоторое количество галлеонов для Мартина и Кэти. В голове последней пару раз мелькала мысль о том, чтобы надолго или насовсем перебраться в Австралию, но и она вскоре испарилась, оставив после себя лишь лёгкий флёр сожалений. От себя не убежишь — даже на другую сторону земного шара. Одно одиночество обязательно сменится другим… разве это того стоит? Тем более, для блага Мартина лучше, чтобы всё оставалось как есть….

У снедаемой всеми этими безрадостными размышлениями Кэти было не слишком много способов разогнать скуку. Всё, что она могла — бродить туда-сюда по коридорам больницы, расхаживая с горем пополам сращенную ногу, сидеть у постели Мартина или же торчать в буфете, наблюдая за случайными посетителями и по крупице вбирая в себя дух желанной уличной жизни. Конечно, Кэти определённым образом рисковала получить порцию чьего-нибудь ненужного внимания, но пока что всё обходилось — её, как всегда, попросту никто не замечал. Да и кому захочется на неё такую смотреть?

Синяки и ссадины ещё не успели сойти до конца, делая лицо Кэти мерзкого жёлто-зелёного цвета. Волосы, которыми она старалась прикрываться, спасали положение лишь отчасти. Именно поэтому Кэти облюбовала столик в самом дальнем углу.

Там она и сидела до того момента, пока не была найдена одной из больничных стажёрок. Одно лишь прикосновение тёплой руки ввело девушку в глубокий ступор.

— Мисс Белл, — прозвучал тоненький голосок, — мисс Белл, не будете ли вы так любезны пройти в холл на вашем этаже?

— Зачем? — удивилась Кэти. — Авиценна звал меня?

— Нет же, — губы будущей целительницы растянулись в приветливой улыбке, — одна девушка ждёт вас в камине. Переговорите с ней?

— Да, пожалуй, — пожала плечами Кэти, всё ещё не понимая, кто же решил к ней наведаться.

Неужели и вправду кому-то есть дело?

Увидев посетительницу, Кэти охнула и закрыла лицо обеими руками. Посреди зелёных языков пламени красовалось веснушчатое лицо Настасьи-вратаря.

— Эй, здорово, — оживилась та, стоило только Кэти предстать перед ней. — Ну-ка, покажись.

Кэти лишь покачала головой, пытаясь ещё сильнее занавесить лицо прядями волос. Круглые чёрные очки, обнаруженные ею при разборе ненужных вещей, оставленных уехавшими О Нилами, лежали дома. Чёрт подери, если бы она была хоть чуточку способна к прорицаниям, то, пожалуй, взяла бы их с собой на матч!

— Да ладно тебе, — поджала губы Настасья, — ты знаешь, как я в девяносто первом на всесоюзном чемпионате лицо расквасила? Мы Литве проигрывали, тогда они только отделились, жесть что было! Мордой в гравий, но квоффл в руках, — и она негромко рассмеялась.

Кэти не спешила утешаться.

— Ну, у тебя хотя бы в руках, — мрачно проговорила она, всё ещё моргая сквозь пальцы. — Мои же крюки пропустили всё, что можно.

— Брось, — отмахнулась вратарь. — Ты и вправду считаешь, что обязана ловить снитч вот прямо каждую игру?

— Гвеног так считает, — Кэти грустно развела ладони.

— Да Гвеног просто гонит, — без тени сомнения ответила Настасья. — Я знаю её не первый год — и в любви напустить драмы и постращать своих подопечных ей, конечно, не откажешь. Твоя метла просто сделала финт…такое иногда бывает. А уж в том, что, падая, ты угодила сразу под два бладжера, и подавно нет твоей вины. Зато насчёт нашего драгоценного капитана я бы не была так уверена, — Настасья усмехнулась. — Кое-кто явно увлёкся преследованием Бирча.

— Только вот мне от этого не легче, Стейси.

— Понимаю, — кивнула головой та. — Но ты сама знала, на что шла. Соберись, Кэт. Не падай духом. Вылечишься, вернёшься на поле и поймаешь ещё не один снитч.

Кэти опустила голову. От слов Настасьи ей не стало лучше — напротив, только сильнее защипало в глазах.

Она не ожидала, что кто-нибудь из команды её навестит, поэтому ещё не была готова произнести вслух то, о чём думала все эти дни. Возможно, стоит промолчать и ещё поразмыслить?

Но…нет. Нет. Для себя она всё давно уже решила. Не нужно метаться от одного к другому, как она и делает обычно. Будет только хуже.

Кэти вновь посмотрела на Настасью.

— Я не вернусь, — просто сказала она.

— Почему? — спросила Настасья. Лицо её сохранило прежнее приветливое выражение. Лишь приподнятые до того уголки рта грустно опустились вниз.

От этого вопроса всё сжималось внутри. Никакого будущего! Даже жалкие крохи настоящего загребает цепкими лапами прошлое. Чтобы урвать себе кусочек побольше, приходится выполнять ряд идиотских условий. А условия, которые диктуют проклятия, не очень-то и располагают к излишней откровенности.

Но как же хочется всё рассказать! Хоть кому-нибудь…

— Это долгая история. Долгая и не слишком приятная. Тебе действительно интересно? — на всякий случай спросила Кэти.

Настасья согласно кивнула. Кэти набрала побольше воздуха в лёгкие, собираясь с мыслями. Воспоминания последних двух лет её жизни услужливо возникли перед глазами во всех подробностях.

— Когда я упала с метлы во время игры, то метла была не при чём. В стране последние несколько лет шла война, причём шла несколько дольше, чем пишут в газетах, помнишь?

— Конечно, — ответила вратарь. — Я только в последний год после убийства Скримджера и разгрома холихедской базы в Польшу уехала. Туда Волдеморт не добрался, хотя ходили всякие слухи…

— Я заканчивала Хогвартс, когда власти, наконец, признали, что он возродился, — вздохнула Кэти. — Хотя до назначения Тикнесса оставалось ещё около года, пострадали очень многие. Налёты, грабежи, пытки, внезапные исчезновения… Эмме и Линде, например, тоже досталось. Их младшего брата насмерть растерзал оборотень Грейбек, все ещё называли его Сивым — может, слышала о таком, — Настасья сдавленно охнула, закрыв лицо руками. — Так вот…не повезло и мне. В Хогвартсе, который всегда считался безопасным, велась какая-то подлая игра. На моём месте могла оказаться любая другая девчонка, но случилось то, что случилось. Самое ужасное, что я почти не помню, как это было. Империус никому не даёт такой возможности…

— А кто-нибудь видел, как это с тобой произошло? — тихо спросила Анастасия.

— Моя подруга Лианна была рядом. Что именно случилось, она так и не поняла, но что-то неладное заподозрила. Мы тогда ещё сидели в одном пабе, я отлучилась на минутку, а пришла назад уже под заклятием. Последнее, что помню — как толкаю дверь уборной. Я вернулась, держа в руках свёрток неизвестного происхождения, похожий на… впрочем, ни на что он не был похож. Лианна считала, что лучше бы было мне выбросить эту чёртову посылку, я упиралась, как могла — потому что тот, кто всё задумал, хотел, чтобы я отнесла её в школу. Мы в итоге повздорили, когда возвращались из Хогсмида и в пылу спора нечаянно надорвали пакет. Если бы не Га…не один мой товарищ по факультетской сборной (всё же Гарри не любил пустой болтовни о себе, подумала Кэти), случайно оказавшийся неподалёку вместе со своими друзьями и профессором Хагридом, то Лианна наверняка не смогла бы в одиночку так быстро помочь мне. И тогда никто бы не смог гарантировать, что всё это вообще кончится. Впрочем, оно так и не кончилось, — ещё чуть-чуть, и опухшие веки Кэти перестали бы быть сухими. — Тот человек, который сделал это…на его совести много всего неприятного, у него уже был не один суд, но относительно меня перед законом он чист. Дело о покушении на меня Визенгамот рассматривал в числе прочих, но его причастность к нему попросту не смогли доказать.

Настасья, ничего не сказав, лишь сокрушённо покачала головой.

— С того момента я больна. Сначала, в первый год, было ещё ничего, но после того, как Пожиратели смерти убили моих родителей и до комы запытали брата, мне порой приходится довольно туго. Да что уж там — просто хреново. На сей раз приступ настиг меня прямо в воздухе.

Наконец Кэти закончила, и на какую-то секунду ей показалось, что вся комната свалилась в гущу вязкой, неудобной тишины.

— Pizdets! — только и смогла прошептать Настасья. — Выходит, что врачи запретили тебе играть?

— Да в общем-то нет, хотя будь они магглами — запретили бы, — почти спокойно ответила Кэти, но на душе у неё всё равно было тяжко. — Пока что дела мои плохи, признаюсь честно. Дело идёт к тому, что я снова могу пропустить целый сезон. И знаешь, Стейси… Полёты — моя жизнь, и мне не хочется в будущем бросать квиддич, но, думаю, я больше не смогу играть вместе с Гвеног.

— Одна и та же история возвращается на круги своя, — нахмурилась Настасья, — даже её любимая Рослин согласна с тем, что люди — это не просто придатки мётел. А Гвеног наплевать. Она не сука, нет — иначе столько народа не стало бы с ней связываться. Она неплохой человек, просто плохо видит, где небо и где земля.

— Если бы дело было только в этом, — не соглашалась Кэти. — Больше не хочу ловить эти снитчи, к драклам их. В сборной своего факультета я шесть лет играла охотницей и всё-таки хочу ей остаться. А с этим у вас нет проблем.

Замолчав, Кэти неловко заёрзала на стуле. Рёбра, не готовые к резкой смене положения тела, снова душераздирающе заломило.

— Да, — протянула Настасья. — И вправду плохи твои дела, подруга. Но я почему-то верю, что всё наладится.

— Твои слова да Мерлину б в уши, — вздохнула Кэти.

— В уши, в уши. Ты, главное, обдумай всё ещё раз, да хорошенько. Такие вещи не делаются нахрапом. Хотя… кто тебе всё это говорит, — кажется, Настасья махнула рукой. — Сама я тоже хороша. Семь лет назад рвалась сюда, как головою ударенная — а как отсиделась в Варшаве, да домой в Москву заскочила, так и захотелось назад.

— У вас там школа магии, верно? — вспомнила Кэти, чтобы увильнуть от грустной темы полётов.

— Не совсем, но рядом. В самой столице лес и целую деревню не спрячешь. Кстати, не все уважают старый добрый Колдостворец. Учат там замечательно, но на некоторые традиции плюют с высокой колокольни. Поэтому многие чистокровные — которым, конечно, позволяют финансы — едут учиться в Дурмстранг.

— Ясно, — пробормотала Кэти. — А не тяжело было после дерева на простой метле летать?

— Прости, что?

— Так разве не правда, что вы там все без мётел — прямо на деревьях, выдранных из земли, в квиддич играете?

Настасья, услышав это, сначала неодобрительно нахмурилась, но уже через секунду хохотала в голос.

Кэти искренне не понимала, что тут смешного. Этот вопрос всерьёз заинтересовал её ещё летом перед пятым курсом, когда на Чемпионате мира по квиддичу все они впервые увидели группу болельщиков из русской школы. Неужели Джордан, орясина болтливая, тогда подсунул ей очередную байку собственного сочинения?

— И ты тоже! И ты туда же! — воскликнула вратарь, вытирая слёзы, от смеха проступившие в уголках её глаз. — Прости, — добавила она, отдышавшись. — Я бы скормила целую бочку авгурова помёта всем этим репортёрам, если бы могла. Половина вопросов про бабку и её финт — земля ей пухом, вторая половина — вот про это вот!

— И как же ты им отвечаешь? — Кэти уже чувствовала себя довольно глупо.

— Что матчи судит медведь-анимаг, — абсолютно серьёзно произнесла Настасья, — что вместо бит загонщики используют балалайки, а после каждого гола вратарь, пропустивший мяч, пьёт водку. Кто первый упадёт с метлы — того команда проиграла! Ох, — она осеклась, — что-то меня несёт. Кажется, так шутить уже не стоит.

— Не бери в голову, — отмахнулась Кэти. — Сама напросилась.

— На самом деле эта показуха с деревьями на моей памяти устраивалась лишь однажды, прямо перед нашим выпускным. И, что самое символичное, при ней присутствовало по делегации и из вашего Хогвартса, и из штатского института Салемских ведьм. Так что, Кэт, — Настасья вновь улыбнулась, — покатушки на выкорчеванных из земли стволах — это не более, чем милая старая традиция. А на традиции, как я уже говорила, у нас в последние полвека плюют. Любая «Молния» или «Нимбус» уделает и в плане эргономики, и в плане аэродинамики какую угодно, даже самой совершенной формы берёзку.

— Ясно, — ответила она. — Глупо получилось.

— Нормально, — заверила её Анастасия. — Когда ты, наконец, перестанешь во всём подряд обвинять лишь себя?

 

 

* * *

 

 

После разговора с Порсковой-младшей Кэти отправилась в свою палату и, приложив некоторые усилия, кое-как устроилась на подоконнике, отгородившись от соседей тонкой застиранной занавеской. До вечернего обхода оставалось довольно много времени и Кэти, думая о своём, разглядывала магглов, снующих туда-сюда в окнах универмага, стоящего напротив больницы.

Она лукавила, когда говорила себе, что ни о чём не жалеет. От постоянных угрызений совести иначе было никак не отделаться, только и всего. Так же Кэти понимала, что намеренно вводила себя в заблуждение, когда говорила Настасье о том, что не годится для того, чтобы играть в одной команде с Гвеног.

О нет, как раз-таки такие, как она, были нужны и удобны бессменному капитану «Гарпий». Кэти прикрыла глаза, вспоминая всех своих товарок по команде. Вместе с Гвеног бладжерами занималась Рослин Ллевелин — бывшая однокурсница, лучшая подруга, и, по некоторым слухам, любовница Джонс. Неизвестно, насколько правы были сплетники, но к ней у Гвеног и впрямь было особенное отношение. Спокойная, порою даже флегматичная Рослин могла несколькими точными ударами разогнать хоть всех противников, в то время как азартная Гвеног предпочитала заниматься кем-нибудь одним. Остальные… Вайлда и Настасья летали, как птицы, и это казалось абсолютно само собой разумеющимся — ведь и у той, и у другой были бабушки, давным-давно прославившиеся своей игрой на весь колдовской мир. Внучка знаменитой Петры Порсковой приехала сюда со своей развалившейся родины шесть с половиной лет назад и играла для себя, не стремясь к большой славе, а вот младшую Гриффитс знали и любили, похоже, все Острова. С капитаном Джонс у Вайлды были сложные отношения — Гвеног понимала, сколько поклонников приносит команде одно лишь присутствие там Вайлды и в то же время не могла смириться с той, что составляла такую сильную конкуренцию её собственной популярности.

Если кому-нибудь могло показаться, что Гвеног любит собирать вокруг себя знаменитые лица, то этот кто-то был прав лишь наполовину, подумалось Кэти. Сама она, да и Эмма с Линдой, хоть и держались в воздухе не хуже остальных, всё же были птицами совсем другого полёта. Капитан Джонс умело использовала чужую славу — но не меньше этого она любила находить применение собственному тренерскому таланту среди малоизвестного широкой публике, совсем ещё зелёного материала. Сёстры Монтгомери бросили школу ещё на пятом курсе вскоре после истории с их младшим братом. Увы, и убитая горем миссис Монтгомери не смогла дотянуть до Победы, оставив дочерей на попечение своей престарелой матери-магглы. Несмотря на внешнюю беззаботность и непосредственность, свойственные всем подросткам, Эмма и Линда трезво оценивали свои шансы на светлое будущее. Гвеног была самым реальным из них, и потому сёстры с улыбкой выносили все её придирки и подколки в надежде на то, что капитан откроет им дорогу в большой квиддич. Они всерьёз рассчитывали продержаться там столько, сколько смогут, невзирая на частый печальный опыт множества своих предшественниц. Что уж говорить, текучка кадров в «Гарпиях» была одной из самых быстрых во всей Лиге…

Вот и Кэти не смогла. Случилось то, чего она больше всего боялась. До сего дня никто из «звёздного» состава команды даже не догадывался о насланном на неё проклятии, а ещё заставшие тот год Монтгомери были уверены в том, что его последствия остались в далёком прошлом.

Но они не остались. Вот он, обычный январский день. Вот Кэти, а вот батарея зелий, которую ей нужно пить — иначе и тело, и конечности сведёт судорогой боли, а сознание застрянет в стенах крошечной опалово-серебряной комнатки. И спасительная дверь появится только тогда, когда Кэти будет готова слететь с катушек от этих мук, ведь старинная тёмная магия всегда была последовательна в своей изысканной изощрённости.

И куда ей идти с таким багажом? Кэти ломала над этим голову всё время, что лежала здесь. Кому и где нужна та, что уже однажды должна была умереть? Пусть сейчас она благодаря поддержке сестры и тому, что осталось от родительских накоплений сможет провести пару месяцев, ничего не делая, но это не сможет длиться вечно. Рано или поздно Кэти придётся решить, чем она будет заниматься до начала следующего игрового сезона. Быть может, приступы ослабнут, как это уже было однажды — в таком случае Кэти сможет найти работу, в свободное от неё время возобновить тренировки и пройти пробы в те команды, которые на тот момент будут нуждаться в охотнике. Карьеру ловца девушка не собиралась продолжать ни при каких обстоятельствах. Если же болезнь уже не отступит… нет, об этом Кэти думать не хотелось. Видит Мерлин, в таком случае было бы более милосердным отправить её к родителям. И, пожалуй, если станет совсем туго, так она и сделает…. Да! Она найдёт их сама.

Но каким бы туманным не казалось будущее Кэти, сколько бы дней ей не было отмерено, одно она понимала точно. Прошлые месяцы, наполненные унынием, отупением и едким запахом бесконечных лекарств, больше не должны повториться. До этого момента она покорно позволяла целителям делать с ней всё, что угодно, заслужив, таким образом, их безграничное доверие. И теперь, когда терпению Кэти пришёл конец, ей придётся самым наглым образом этим доверием воспользоваться.

Так нельзя, думала Кэти, отправляя в клозет свою вечернюю порцию настоя Сна без снов. Очень по-гриффиндорски — бежать от своих кошмаров вместо того, чтобы встретиться с ними лицом к лицу, саркастически возражал ей собственный внутренний голос. Этого хватило, чтобы Кэти перестала спорить. Она молча стояла и смотрела на то, как с треском и шипением уходят в канализацию труды лучших штатных зельеваров. Как-то жестоко и неблагодарно. В следующий раз припрячу кое-что на всякий случай, решила Кэти — и с этой мыслью вылила в себя единственную ещё полную фиалу, в которой плескалось зелье Старки.

Лишь от него Кэти пока что побоялась отказаться. Но ещё не вечер. Пока что было ключевым моментом в её будущих намерениях.

* * *

…Вот она несётся по небу верхом на ещё молодой, но уже крепкой и раскидистой зелёной ели. Чуть шевелящиеся могучие корни со свистом рассекают воздух, вокруг стоит терпкий запах хвои, к ногам то и дело прикладываются колючие ветви, но Кэти плевать. Сзади сидит Настасья и помогает ей управлять непослушным деревом.

Вот и знакомые разноцветные крыши маленьких деревенских домиков, вот и огромная, слегка подёрнутая утренней дымкой гладь озера, вот и зловеще-величавый Запретный лес. Неподалёку виднеются башни пусть старинного, но такого родного замка, и Кэти устремляется туда, но Настасья останавливает её, когда они ещё летят над острыми макушками многовековых деревьев.

— Через пять минут активируется мой портал, — говорит Анастасия. — Спасибо тебе, Кэт, за то, что подвезла. Увидимся в Москве, — и с этими словами вратарь прыгает с широкого ствола прямо в бескрайнее зелёное море.

Кэти совсем не удивлена. Она спокойно смотрит на башни Хогвартса и понимает, что на самом-то деле хотела отправиться совсем не туда. Кэти разворачивает ель и летит назад в сторону Хогсмида. Когда воздух наполняется неизменным запахом тины и сточных вод, Кэти понимает, что прилетела на место. Осмотревшись, она пересекает Скорбный тупик и снижается возле поля, утыканного множеством статуй, камней и прочих крестов.

Один взгляд на кладбищенские ворота — и Кэти не верит своим глазам. У низенькой витой ограды стоят мама, папа и Мартин. Все трое целы и невредимы, все трое, завидев Кэти, с улыбками на лицах устремляются к ней. Они обнимаются, смеются и делятся последними новостями в тот момент, когда Кэти слышит где-то около себя ещё один, до боли знакомый голос.

Кэти не знает, по кому из них двоих скучает сильнее.

— Прекрасно выглядишь, крошка, — говорит он. — Я знал, что ты будешь визжать от восторга, потому и уговорил их всех прийти сюда.

Кэти оборачивается, чтобы поприветствовать Фреда. Но за её спиной никого нет. Лишь брошенная на землю ель пылает, охваченная языками едкого алого пламени.

Не проходит и пары секунд, как огонь перекидывается на землю и уже уверенно подбирается к могилам, расположенным прямо у входа на старое, как сам мир, Хогсмидское кладбище.

Горят склонившиеся над погостом деревья, горит жёлтая трава и разбросанные по ней цветы, но разномастные памятники так и остались стоять, где стояли. Ведь камню нет до огня никакого дела.

* * *

Этим вечером в пабе «Три метлы» яблоку было негде упасть. Отремонтированный и расширенный магией зал казался ещё краше и уютнее, чем был когда-либо. Несмотря на недавние солидные человеческие потери и сложный исторический флёр, ещё витавший в промозглом хогсмидском воздухе, народу в заведении мадам Розмерты нынешней зимой было даже больше обычного. Хозяйка паба больше не справлялась с наплывом посетителей одна, и поэтому зал обслуживали две молоденькие помощницы, недавно нанятые Розмертой.

В эту минуту одна из них, бесконечно извиняясь и лавируя между тесно прижатыми друг к другу столиками, несла большой заказ для компании, расположившейся в углу. Мистера Уизли и мистера Джордана, удачливых бизнесменов и героев войны, здесь знали почти все ещё со школьных времён. Именно они сидели за угловым столиком и потягивали пиво в обществе хорошенькой белокурой девушки. Прошёл слух, что теперь эта неугомонная парочка вновь заделается частыми гостями Хогсмида. Самые быстрые языки утверждали, что именно они купили пустующую вот уже третий год лавку «Зонко».

Официантка, чернявая ведунья в короткой тёмно-синей мантии, поставила перед посетителями поднос с картофелем фри, кружкой сливочного пива и тремя большими кружками пива обычного. Джордж Уизли довольно хмыкнул и тут же забрал две из них себе, заодно отставив на край стола две точно такие же, но уже опустошённые посудины.

Оставалось лишь удивляться тому, как этот исхудавший, не слишком опрятный молодой человек умудряется столько пить и при этом так ловко вести дела.

— Не видать нам весны, пока Джордж Уизли не остановится, — с улыбкой проговорил Джордан, глядя на то, с каким вожделением тот прикладывается к третьей порции пива.

— Тогда я сам устрою жару, — отозвался Джордж. — У меня внутри всё огнём горит, полыхает прямо. Одними шуточками не потушишь.

— Большую жару, чем в драконьих ноздрях? — подхватил Ли.

— Большую, чем ваш с Анджи отпуск на Ямайке!

Внезапно Джордан приуныл. Джордж и Верити обменялись недоумевающими взглядами.

— Ну что ж, колись, друг, — вздохнул Джордж, делая очередной глоток.

— Ты не поверишь, — покачал головой Ли, запустив обе пятерни в копну торчащих в разные стороны дред. — Долго объяснять.

— Мы с Верити как-нибудь переживём, не состаримся, — улыбнулся Уизли. — Постарайся успеть до того, как мадам Розмерта свернёт удочки. Иначе отправимся досиживать в «Кабанью голову».

Ли призадумался.

— Ладно, — наконец ответил он. — В Кингстоне сейчас, хм, тепло — если не сказать больше. Море — почти как пятичасовой чай. Я показал ей всё, что когда-то увидел сам. Мы облазили всю Королевскую улицу — и маггловскую, и магическую части; даже на рынок в Даунтауне зашли, где целый ряд — что-то вроде нашего Лютного переулка… да, Анджи рисковая, но такого от неё я не ожидал. В Хоуп-Гардене, представляешь, увидели сиамского книззла… и, конечно, сходили в музей Боба Марли…

— Какой такой марли? — приподнял рыжую бровь Джордж.

— Забей, — отмахнулся Ли, — не бери в голову. Мы пили ром, закусывая его жареными акки и даже… впрочем, Джи, об этом мы поговорим с тобой позже. Я прихватил оттуда кое-что для тебя, конечно, но речь сейчас не о том.

— Так о чём же? — вопросил Уизли, стараясь скрыть своё оживление, вызванное последними словами Ли. — Анджи не столько рисковая, сколько Фортуной в лоб целованная. Лично я, простой парень, и носу дальше этих шотландских гор не совавший, с удовольствием посмотрел бы на все чудеса, о которых ты только что поведал. Ну что же, что пришлось не по душе нашей королеве?

— Она здесь не при чём, — Джордан тяжело вздохнул. — Это всё я. Предполагал, что всё этим кончится, но как-то в шутку, что ли, болван этакий. Если знал бы наверняка, то ноги бы нашей там вообще не было… или была, но всё равно — только вдвоём. И никаких свидетелей. Никакой родни.

Джордж, и сам не раз попадавший в неловкие ситуации стараниями многочисленных Уизли, понимающе кивнул.

— Я же уже рассказывал вам свою историю? Про своего отца и всё такое…

— Нам с… — Джордж осёкся, — то есть, только мне рассказывал. К тому же я лично знаю твоего отца. Мистер Ривер, он ведь…

— Сквиб, да, — закончил за него Ли.

— Прости, — смутилась Верити. — Лично я слышу об этом впервые.

— Значит, придётся начать издалека.

Сквиб Ривер Джордан переехал из Кингстона в Ковентри где-то в первой половине семидесятых, за несколько лет до рождения Ли. Пока на одних островах первые Пожиратели смерти ещё только набирали силу, другие и без того уже были охвачены огнём антимаггловских настроений. Несмотря на то, что сквибство мужчинам семьи Джордан передавалось через поколение (по семейному преданию здесь имело место какое-то лютое индейское колдовство), их голоса звучали неизменно громко в общем сонме недовольных. Рудбойские перестрелки, сотрясавшие в те годы столицу Ямайки, не могли не задеть и без того крошечную, насчитывающую едва ли три сотни магическую общину. Для Ривера, который с юных лет больше всего любил маггловские магнитофон, саксофон и футбол, не нашлось места на этом кусочке суши. Зато восток Англии стал для него второй родиной, и на это не смогли повлиять даже самые бурные протесты многочисленной ямайской родни. В их глазах это и вправду выглядело безумием — Ривер напрочь игнорировал даже английский колдовской мир (что на самом деле в его положении было разумным, ведь война разгоралась всё сильнее) и вёл абсолютно простецкий образ жизни…. Вскоре в Ковентри он встретил девушку-магглу по имени Далия, ещё через некоторое время появился на свет Ли. После того, как выяснилось наверняка, что мальчик может и будет колдовать, конфликт поколений остался в прошлом на несколько лет. Продолжение представления случилось в этом году. Бабушка Ли самозабвенно распекала выросших внуков на том самом семейном празднике, куда его угораздило привезти Анджелину. От речей, наполненных смесью из самых спорных моментов местного фольклора, дремучей магглофобии и чуточки черного расизма девушка ходила мрачнее тучи весь остаток путешествия. Ли тоже не находил себе места, и даже письма с извинениями от обоих дядюшек не сильно спасали ситуацию.

— А ведь ба обещала выделить для новых разработок несколько ящиков разных растений из своего сада, — сокрушался Ли. — Даже не представляю, что буду делать, если она снова начнет весь этот маразм.

— Но ведь она была не так уж и неправа, когда говорила о том, что если кто-то у тебя и родится, то, скорее всего, это будет сквиб, верно? — спросил Джордж.

— Да хоть семь сквибов! — взвился Ли. — Семь сыновей Фадеуса Феркла — слыхал о таких? Только если она скажет ещё хоть слово про маму и Анджи…

— Действительно, — кивнул головой Джордж. — Она говорит где-то там, а тем временем не так давно вот прямо здесь около тысячи душ полегло из-за того, что в один прекрасный день всё это чуть не стало постылой реальностью.

Услышав это, Верити с взволнованным видом попыталась остановить Джорджа, но тот, слегка прищурившись, едва успел отдёрнуть свой рукав от её руки.

— Девятьсот восемьдесят один человек, если верить подсчётам некоей независимой радиостанции «Поттер-Дозор». Включая, конечно же, магглов, — добавил он.

Над столиком пыльным глухим мешком повисло молчание. Всё с тем же отстранённо-злым выражением лица Уизли смотрел через стол прямо перед собой, на место рядом с Ли — в эту секунду и навсегда отныне зиявшее пустотой.

Все они сидели здесь в школьные годы, все сейчас думали об одном и том же. И только слепой не увидел бы разницы.

— Впрочем, к драклам всё, — ухмылка Джорджа в один миг сменилась почти человеческой улыбкой, — За вашу с Анджи удачу, Ли!

С этими словами он наконец прикончил свою кружку. И Верити, и Джордан последовали примеру Джорджа, ведь что-что, а присутствие Фортуны в этой жизни никогда не бывало лишним.

Оставив, наконец, позади всё наболевшее, Ли вновь расслабился и даже перевёл разговор на другую тему. Ещё через некоторое время Джордана перехватил и фактически увёл за соседний столик один из его старых хогсмидских знакомых. После этого Верити и Джордж поспешили собрать вещи, дабы отправиться гулять по деревне дальше.

Вечер подходил к своему логическому завершению.

* * *

Звонкая зимняя ночь неспешно опутывала воздух морозными сетями. Ещё не до конца оправившийся от своей чёрной весны Хогсмид давно уже погрузился в январский мрак, оставив при свете дня привычные заботы.

Редкий человек шёл по улице в этот час, но Джордж и Верити всё равно старались не привлекать к себе лишнего внимания — хмель делал своё дело.

— Кто бы мог подумать, что в семье с таким количеством сквибов найдутся люди, которые имеют что-то против маггловской примеси, — нарушила молчание Верити. — Самое удивительное, что во всём этом нет ровным счётом никакого смысла, одни лишь пустые слова и нервотрёпка. Бедняга Ли.

— Это жизнь, Верити, — отозвался чуть впереди шедший Джордж; голос его из-под шерстяного шарфа звучал несколько глухо. — Ты росла с простецами — может, и не видишь поэтому. Чем меньше людей в общине, тем — как сказала бы одна моя подруга детства — больше мозгошмыгов в их головах. По правде говоря, прошло ещё слишком мало времени с того момента, как нашему брату приспичило положить конец всему этому дерьму. Волшебники — слишком упёртый народ.

— Боюсь, что мы все попросту вымрем, если останемся такими.

— Если это и случится, то я вряд ли я буду сильно расстроен.

— А как же магия, как же больший, чем у магглов, срок жизни? Но вообще-то конкретно нам такое вряд ли грозит. Если, конечно, не развяжется ещё одна война.

Джордж обернулся и смерил Верити долгим тяжёлым взглядом. Наверное, он хотел что-то ей ответить, но сдержался: в конце концов, он сам давно уже играет в эти игры. Миндальничать с самим собой — дохлый номер. Больше, больше злободневных тем.

— Ты даже сарказмируешь с убийственной хаффлпаффской прямотой, милая, — наконец пробормотал Джордж, останавливаясь у небольшого дома из облезлого зелёного кирпича.

Сейчас весь его фасад был наспех залеплен старыми лиловыми и новыми малиновыми плакатами.

Почему вы беспокоитесь о Сами-знаете-ком, тусклым золотом блестели одни надписи.

Ужастики Умников Уизли — теперь вдвойне ужаснее, печально белели другие.

На окнах здания по-прежнему болтались прогнившие доски. Старая вывеска с алыми буквами «Зонко», которая была на месте по крайней мере до мая, сейчас была оторвана с гвоздями и брошена на землю, закрывая собой слегка подмороженную лужу.

— Совсем не похож на прежний Зонко, — Джордж сорвал один из плакатов, распечатывая массивную деревянную дверь. — Прошёл слушок, что старый хозяин исчез потому, что кто-то впустил сюда смертофалда, якобы специально привезённого откуда-то…а, неважно. За два с половиной года здесь разве что хемули завелись, да плесень, — он сунул кончик своей палочки в замочную скважину, шепнул что-то себе под нос, и с легкой вспышкой дверь открылась. — Неудивительно, что никто, кроме меня и Смита не позарился на этот дом.

Наконец они зашли внутрь. Жёлто-белый шар, выпущенный из палочки Верити, уплыл под потолок, осветив прежде такой тесный, а сейчас почти пустой торговый зал. Ржавые стеллажи, прижатые к одной из стен, завесила густая паутина. Дощатый пол был усыпан осколками стекла и обрывками цветной бумаги. Но больше всего в глаза бросалось неровное обугленное пятно, которое подобно ожогу от кислоты растеклось в правом углу комнаты.

— На самом деле не было никакого смертофалда. Старика Зонко прямо здесь убили, — продолжил свой печальный рассказ Джордж, махнув рукой в ту сторону. Голос его был почти спокоен. — Вынесли все товары, вскрыли кассу. Тот сыщик, которого я нанимал, оказался его последним живым родственником. Вряд ли мне удалось бы перекупить магазин, если бы не это.

— Кошмар, — прошептала Верити, слегка сжав пальцы Джорджа в своей руке. — Мерлин великий, какой кошмар! Я помню мистера Зонко, очень добрый был человек…. Мы сделаем всё так же, как было при нём, даже лучше…правда, Джордж? Нужно выбрать день и позвать сюда Алисию и Ли, а может, ещё кого-нибудь на подмогу….

— Да, работы обещается много, — отозвался Джордж, уже прохаживаясь вдоль пустых стеллажей.

Наконец он нашёл то, что искал — какой-то ящик и пару досок. Взмах палочки — и на их месте появился кривоногий стол и пара дряхлых стульев.

— Что есть, то есть, — Джордж пожал плечами, оглядывая результаты своих трудов. — Нужно подлатать пол, покрасить стены, трансфигурировать весь этот хлам во что-то приличное. Всегда эти чары поддерживать не получится, конечно, но на первое время сойдёт. Если повезёт — откроемся к весне.

— Покрасить — в первую очередь, — Верити всё ещё не сводила глаз с пятна в углу. — В какой-нибудь сочный цвет, а лучше в два. Какое сочетание тебе по душе?

— Кроме красно-золотого ничего не идёт на ум, — усмехнулся Джордж. — Серьёзно, решайте сами. После эксперимента с теми ужасными бордовыми мантиями я оставил эту часть работы.

— А как же упаковки, плакаты, объявления в «Пророке»? Кто-то делал всё это. Выглядело неплохо… — на этом месте Верити неловко замолчала и с помощью палочки принялась сметать пыль со стола.

— Уже никто не делает. А раньше этим занимался Фред.

В этот раз Верити не стала смотреть на него. Она вообще сделала вид, что ничего не произошло, хотя внутри у неё всё ухнуло от испуга. Ведь Джордж так часто напоминал бомбу, готовую взорваться в любой момент, стоило только заговорить о погибшем брате. Но не вспоминать его совсем было невозможно, потому что Фред, формально не присутствуя в этом мире, всё равно каким-то непостижимым образом оставался везде.

— Хорошо. И вправду будет лучше, если мы сами с этим разберёмся, — сказала Верити так спокойно, как только смогла.

Бури не случилось.

Даже более того — Джордж, внезапно вынырнув из темноты с какой-то не той стороны, с которой стоял раньше, обнял Верити и плотно прижался к ней.

— Разберёмся, — эхом подхватил он, слегка дотронувшись губами до её шеи.

Всё, о чём они только что говорили, тут же забылось. Тело Верити, почувствовав прикосновение, мгновенно заныло под слоями тяжёлой ткани. Хоть бы сейчас это наконец произошло! Они с Джорджем почти месяц живут вместе, а последний раз у неё был совсем давно, уже больше года назад…

Верити развернулась к Джорджу, жарко выдохнула, дёрнула вниз молнию его драконьей куртки. Из-за пазухи парня чуть не выпал объёмный бумажный пакет; вовремя пойманный, он был отправлен на стул. Туда же, лязгая всеми своими железными кнопками, полетела и косуха.

— Разберёмся, — снова едва слышно произнёс Джордж, жадно расстёгивая пуговицы её пальто.

С этой самой секунды время вскочило и понеслось с бешеной скоростью. Верити сама не поняла, как так вышло, что она уже сидит на столе, бесстыже разведя ноги. Из-за чего наверху погас свет. И почему не зажжен камин, а кожа что у неё, что у Джорджа горит так жарко, как у саламандр.

Тишина, до этой секунды все ещё висящая над ними, тоже прекратилась внезапно. Наверное, поэтому Верити показалось, что те глухие деревянные толчки, шорохи и протяжные стоны, которыми наполнилось помещение магазина, слышит весь Хогсмид.

So put out all the fires

And blow away the smoke,

Unless you're getting tired

Of living on hope…

1999 год, 22 января

— Где, где она? — послышалось за спиной.

— Да вот же, в зелёном!

— Какая красивая мантия… Я думала, сейчас гриффиндорки только маггловское носят…

— Ага, и всё красного цвета, и в подземелья носа не кажут! Не смеши мой значок, Лиза!

— Да я тебя-то не могу рассмешить с тех пор, как ты его нацепила… Всё этот Слизнорт, удружил так удружил…

Алисия обречённо вздохнула, поправляя воротник своей лучшей тёмно-зелёной мантии. Неужели эти пигалицы не понимают, что она всё-всё слышит? Всё-таки подземелья, да ещё урочное время — тишина лишь усиливает все акустические эффекты. Ладно, чёрт бы побрал их болтовню. Дела важнее.

— Где Слизнорт? — без лишних приветствий гаркнула Лис, разворачиваясь к стайке девчонок.

Шёпот прекратился. На неё уставилось несколько пар жадно-удивлённых глаз.

— Ну? — переспросила она, чувствуя, как всё внутри начинает зудеть от нетерпения.

— Да в классе он, в классе, — та, что со значком, махнула рукой в сторону бывшей обители Снейпа. — Занимается с перваками. А вы что, хотите взять у него интервью о войне?

— Интервью занимается моя подруга Анджелина Джонсон, — ну вот, снова её перепутали с Анджи, — а я здесь, — Лис многозначительно встряхнула пухлым пакетом с провизией, — по своим личным делам.

— Понятно, — хором закивали девицы и тут же потеряли к ней интерес.

Усмехнувшись про себя, Алисия направилась в сторону знакомого кабинета. Когда-то она потеряла здесь кучу нервов и сил. Кажется, сейчас качество времени, проводимого в подземельях, поменялось кардинально. Уже на расстоянии нескольких ярдов от двери было слышно, как Слизнорт прямо-таки разливается соловьём.

Повезло маме, подумала Алисия, пристраиваясь у входа. Если бы и её так учили… Неудивительно, что Офелия была мастерицей зелий. Вообще и самой Лис это дело неплохо удавалось — но лишь неплохо, не больше. «Превосходно», полученное на СОВ и «выше ожидаемого» — на ЖАБА, достались ей из-за везения и лояльности экзаменационной комиссии. Желчь и дерьмо, которыми поливал всех гриффиндорцев Снейп на протяжении семи лет, вовсе не способствовали процессу познания.

Прекрати, одёрнула сама себя Лис.

Сейчас не время судить мёртвых. Время будить живых.

В эту секунду на улице зазвенел колокол, оповещающий замок о конце учебного дня. Скрипнула дверь, и живым ручьём из класса вытекла стайка слизеринских первокурсников. Один, два… пять, восемь, десять, двенадцать зелёных воротников!

Вот тебе и война!

Следом за детьми, пыхтя и отдуваясь, выкатился Слизнорт. Алисия плохо помнила его в лицо, но ещё более погрузневшая с тех пор фигура и пышные светлые усы сразу бросились ей в глаза.

Декан Слизерина с усталостью осмотрел своих воспитанников. Когда те отошли на достаточное расстояние, то Слизнорт, в очередной раз глубоко вздохнув, обтёр взмокшее лицо кипельно-белым платком.

— Добрый день, сэр, — Алисия, наконец, вышла из-за двери.

— О, — в какую-то секунду моржовое лицо Слизнорта не выражало абсолютно ничего, однако в следующий миг расплылось в благожелательной улыбке, — Здравствуйте, мисс. Помню, Андромеда писала мне… ну что же, проходите, проходите сюда, мисс.

Дверь класса захлопнулась с обратной стороны. Алисия с интересом осмотрелась.

Кто-то убрал с полок все жуткие снейповские препараты. Их место заняли вполне безобидно выглядящие колбы и флаконы с различными притирками и растворами. Судя по аккуратно развешенным табличкам, каждый курс теперь имел собственный стеллаж, куда складывались и котлы, и ингредиенты, и результаты практических работ. На потолке было установлено небольшое магическое окно, которое давало постоянный поток дневного света. Под его лучами сушились связанные охапки свежих растений, а в камине приветливо трещали дрова — и эти стены, наконец, покинули привычные в прошлом сырость и затхлость.

— А больше я ничего не смог тогда сделать, — сказал Слизнорт, заметив, что она смотрит. — В тот жуткий год всем юным волшебникам недоставало некоего… комфорта.

— Простите?

— Северус собрал прекрасную коллекцию опытных образцов, но держать основную их часть в практическом классе, на мой взгляд, несколько…нецелесообразно, — грустно улыбнулся он. — Теперь весь методический фонд собран в его бывшем личном кабинете. А для того, чтобы поговорить, нам с вами придётся подняться на седьмой этаж.

— Хорошо, — пожала плечами Алисия и вновь взялась за дверную ручку.

— Стойте, стойте! — воскликнул Слизнорт. — Видите ли, я стал далёк от своей прежней формы. Девять лестничных пролётов — уже не шутки… Раз уж мы с вами здесь одни, то… Винки! — вдруг произнёс он.

Раздался хлопок, и у их ног возникла не первой молодости домовуха. Внешний вид её отличался от прочих эльфов, которых Лис и компания встречали во времена регулярных набегов на школьную кухню. Вместо наволочки с гербом Хогвартса на Винки было надето тёмно-синее платье с буквой «С», серебряными нитками вышитой на груди.

— Винки слушает профессора Слизнорта, — пропищала она.

— Перенеси, пожалуйста, меня и мисс Спиннет в кабинет, — ответил профессор.

Винки кивнула, схватилась сухими морщинистыми ручками за руки Слизнорта и Алисии, и уже в следующую секунду они стояли на пороге совсем другой комнаты, обставленной ещё более комфортно и, без всякого преувеличения, почти роскошно. Старинная мебель, мягкие ковры, пианино. Повсюду были развешены фоторамки с портретами самых разных людей, от одновременного движения которых рябило в глазах.

— Чего-нибудь ещё, сэр? — услышала Алисия, едва успев перевести дух.

— Если только чаю для меня и молодой гостьи, — ответил Слизнорт.

Винки услужливо кивнула и вновь исчезла в воздухе.

— Разве внутри Хогвартса возможно перемещаться таким образом? — с удивлением воскликнула Алисия.

— Домовики могут очень многое, чего не умеем мы, в том числе и аппарировать в школе. Конечно, неспортивно заставлять эльфа перетаскивать себя с этажа на этаж, но… Винки страдает, если у неё совсем ничего не просить. Позапрошлым летом другие эльфы умоляли сделать с ней хоть что-нибудь — бедняжка сильно пила с тех пор, как от неё избавился прежний владелец. Я, конечно, взялся помочь Винки, но одних зелий оказалось недостаточно. Пришлось уж мне сделаться её полноправным хозяином.

Пришлось… ну как же, прямо силком тащили! И Винки эта какая-то странная. Неужели желание служить и подчиняться и вправду в крови у всех эльфов? Разве одно наличие разума — а домовики были вполне себе разумны — не должно вызывать стремление к свободе?

Впервые в Алисии проснулась солидарность с безумными идеями Гермионы Грейнджер. Наверное, это её маггловская половина дала о себе знать.

Вскоре размышления Лис прервала сама Винки, появившаяся в покоях профессора с большим подносом в руках. Быстро приготовив всё для чаепития, она отвесила очередной благодарственный поклон и удалилась с громким хлопком, оставив бывшую гриффиндорку и слизеринского декана наедине.

Пока Слизнорт разливал по чашкам молоко, Алисия вытащила из своего пакета по большой коробке шоколадных котелков и засахаренных ананасов. О да, она со всей ответственностью отнеслась к заветам Андромеды. Старик обожал сладости и комплименты, а Алисии позарез была нужна его благосклонность.

— Ну зачем, зачем вы? — укоризненно покачал головой Слизнорт, увидев яркие упаковки, но от угощения отказываться не стал.

— Я привыкла благодарить тех, кто помогает мне, — просто ответила Алисия, с удовлетворением глядя на то, как Слизнорт отправляет в рот первый засахаренный кусочек. — Разве это плохо, сэр? К тому же дело моё весьма деликатного свойства.

— Да, Андромеда изложила мне суть, — согласился зельевар. — Но чем именно я могу помочь? Ваша матушка так и не поведала никому, каким образом ей удавалось покидать спальню после отбоя, — он грустно усмехнулся в свои густые усы и взял ещё один ананас. — Не она первая, не она последняя, но крови, конечно, Совет попечителей и её семья у меня довольно выпили в тот год…

— Но я и не прошу вас говорить о том, что происходило именно в тот год, — возразила Алисия. — Скорее, меня интересует предшествующее ему время.

И она выложила на стол ту самую фотографию Марвина Маккиннона.

— Какое отношение имел этот студент к моей матери и её подруге Джезебель Яксли? Кроме, конечно, того обстоятельства, что все они учились в Хогвартсе примерно в одно и то же время.

— Почти в одно. Мистер Маккиннон родился годом раньше. Скажите, Алисия, вы читаете маггловскую литературу? Знаете ли вы, откуда взяты имена вашей матери и её брата мистера Гринграсса?

— Разумеется, знаю, — кивнула Алисия. — Героев одной из трагедий Шекспира, брата и сестру, звали так же. Между прочим, сэр, там есть и ваш тёзка.

— Совершенно верно, — вздохнул Слизнорт. — Не зря говорят, что имя накладывает отпечаток на жизнь человека. Это как раз был тот самый случай. Страсти среди этого поколения Гринграссов кипели воистину шекспировские.

— Что-то такое я и предполагала. Но Маккиннон…

— Не принц датский, конечно, а всего лишь полукровка — правда, отец его происходил из уважаемого волшебного рода. Должен сказать вам, что если бы семья вашей матери не придерживалась старых порядков, то этой истории, вероятно, не случилось бы. И вы, мисс Спиннет, вряд ли появились бы на свет.

— Понимаю. Да уж, чистокровная и полукровка, слизеринка и хаффлпаффец….

— Знакомые мотивы, не правда ли?

Очень знакомые, подумалось Алисии. Вот только трагедия уже не та, из которой старшие Гринграссы взяли имена для своих детей. И концовка другая.

Шекспировские героини не находили себе бойких подруг, не убегали из дома, не выходили замуж за влюблённых в них мавров, не рожали въедливых и настырных дочерей.

Шекспировские героини вообще далеко не всегда оставались в живых.

* * *

Слизнорт показывал себя искусным рассказчиком. Пожалуй, Андромеда Тонкс была права насчёт того, что зельевару попросту хотелось выговориться. Лис слушала его — и сама будто бы оказывалась в Хогвартсе семидесятых.

…Тогда Дамблдор только стал директором. Необратимо менялся маггловский мир, и никакие, даже самые древние стены не могли сдержать влияний извне. Хогвартс не стал исключением — и всё в замке пропиталось несмелым духом зарождающейся свободы. Менялись нравы, в прошлое уходили многие традиции.… Это не могло не возмущать поборников прежних порядков, коих в магическом сообществе оставалось достаточно.

И это не могло не сыграть на руку другой силе — сквозь поле мирных цветов медленно, но уверенно пробивались ростки зла.

Гринграссы как раз были из той, старой гвардии. Никаких радикальных идей они, конечно, не разделяли и в военное время твёрдо держали нейтралитет. Слизнорт учил три поколения этой семьи. Мужская её часть держала несколько волшебных мануфактур, женская имела своё ателье — шила форму для работников Министерства. Старший брат Офелии, Лаэртус Гринграсс, поступил в Хогвартс в шестьдесят пятом, сама Офелия отправилась туда пятью годами позже. До шестого курса юная Гринграсс ничем не выделялась среди своих однокурсников. Разве что в зельеварении разбиралась лучше остальных, но среди отпрысков чистокровных семей такая способность не была редкостью — некоторых учили разбираться в травах и отварах ещё до школы.

Декан Слизерина не знал, где и при каких именно обстоятельствах его подопечная сблизилась с молодым Маккинноном. Просто в один момент Офелия изменилась — начала делать ошибки даже в простых зельях, пропускать еженедельные собрания Клуба Слизней, а на лице её поселилась рассеянно-блаженная улыбка. Слизнорт лишь добродушно посмеивался, глядя на юную слизеринку — молодость, рассвет жизни…. Всё выплыло наружу на матче Слизерин-Хаффлпафф, где Марвин играл загонщиком. Офелия демонстративно явилась на игру с чёрно-жёлтой розеткой и тут же попала под шквал осуждающих взглядов своих однофакультетников. Тот матч барсуки выиграли, и неудивительно, что после этого Офелия попала в опалу. Даже лучшая подруга Джезебель Яксли ещё долго не решалась заговорить с ней.

Кстати, о Джезебель. Когда Алисия увидела эту женщину, то сразу отметила её холёную привлекательность и уверенную, даже несколько наглую манеру держать себя. Слизнорт же запомнил её другой — нескладной, полной, молчаливой. По правде говоря, в юности ведьме не везло — Джезебель рано осиротела и осталась на попечении своего дяди Бертрана. Да-да, того самого, что во вторую войну заседал в чёртовой Комиссии. Яксли славился своим тяжёлым нравом уже тогда, в семидесятые, и можно было представить, каково рядом с ним жилось Джезебель.

Но её роли во всей этой истории сей факт никак не умалял. После того, как гнев слизеринцев, наконец, сменился на милость, подружки опять стали неразлучны. Правда, недолго музыка играла…. Уже под конец учебного года подземелья затряслись от нового скандала — выяснилось, что Яксли выкрала у Гринграсс личный дневник. Слизнорту, как декану, конечно, пришлось вмешаться, пришлось даже отправить по письму домой родственникам обеих девушек. И каково же было удивление профессора, когда обе стороны в не слишком учтивой форме попросили его…не лезть не в свои дела! Такого он не видел ни разу за весь свой солидный педагогический стаж. Возмущённый Слизнорт уже собрался было отправиться туда, куда и следовало идти при всех непреодолимых разногласиях — к Дамблдору, о чём и не преминул сообщить в своих ответных письмах, но этим же вечером в камине появилось лицо Бертрана Яксли, и выражение этого лица не сулило ничего хорошего. Он не просто просил не доводить дело до ушей директора, он угрожал.

В тот момент Слизнорту стало по-настоящему страшно. Он уже чувствовал тонкий запах надвигающейся грозы. Он догадывался, что за плечами этого человека стоит не только мощь Министерства. Вне всякого сомнения, Бертран Яксли был проводником какой-то неведомой силы, с которой, возможно, в недалёком будущем не сможет поспорить никто.

И Слизнорт отступился. Он долго ещё корил себя за это, а после понадеялся, что всё обойдётся малой кровью. В конце концов, что мешает ему в следующем году обратить более пристальное внимание на девушек и если что-то опять пойдёт не так, всё же незаметно сообщить Дамблдору? Он махнул на это дело рукой и позволил студентам разъехаться по домам.

А меньше, чем через месяц в «Пророке» вышел некролог, в котором сообщалось о трагической гибели Марвина Маккиннона.

Когда наступило время нового учебного года, то перемены, происшедшие с бывшими подругами, не заметил бы лишь слепой.

Джезебель вернулась в школу, как говорится, на коне. Похорошевшая, подобревшая, она отставила свою прежнюю молчаливость и радостно делилась с окружающими своим внезапным счастьем. Причина действительно была весомой — в августе Джезебель Яксли и Лаэртус Гринграсс объявили о своей помолвке.

Офелия, напротив, резко сдала — от прежней девушки, прекрасной своей любовью, осталась лишь бледная жалкая тень. Она забросила и учёбу, и клуб Слизней, а от гербологии вообще отказалась, и с тех пор всячески избегала любых посещений школьных теплиц. Зато её часто стали видеть на стадионе — одинокая фигурка торчала на верхних трибунах в любую, даже самую скверную погоду.

Видимо, именно там Офелия и познакомилась с Кассией Спиннет — молодой, подающей надежды спортсменкой, которая вернулась в Хогвартс, чтобы заменить на посту преподавателя полётов уехавшую мадам Роланду Хуч…

— Я не знаю, — дрожащим голосом говорил Слизнорт, — не знаю, как всё это вышло! Вне всяких сомнений, я ощущал свою вину перед вашей матерью. Многие преподаватели сочувствовали мисс Гринграсс и закрывали глаза на её частое отсутствие на уроках и безразличный ко всему вид. Тем более, по всей стране уже поползли слухи о новых жутких случаях… о новых жертвах… — Слизнорт прикрыл морщинистые веки. — В общем, в один далеко не прекрасный момент мадам Помфри сообщила мне о том, что мисс Гринграсс ждёт ребёнка, ждет…вас, Алисия. Сказать, что я был ошарашен — значит, ничего не сказать.

— И что же вы сделали? Что вообще делают в таких случаях? — тихо спросила Лис.

Хогвартс тщательно соблюдал внешние приличия, но эти стены хранили много тайн. По слухам, половина или больше молодых магов становились взрослыми именно здесь.

Что уж говорить — Алисия тоже когда-то оставила свою невинность в Выручай-комнате. И не только она. Внутри всё перехватило мучительно-сладко лишь от одного мимолётного воспоминания, и Лис мысленно порадовалась четвертинке чёрной креольской крови, текущей в её венах.

В отличие от людей с тонкой светлой (и веснушчатой) кожей, ей почти не приходилось краснеть.

— Отправился к Офелии, конечно же. Если студентка достигает совершеннолетия — а мисс Гринграсс его достигла — на момент зачатия ребёнка, то её положение может сохраняться в тайне от родителей и опекунов. Если она того пожелает, то директор школы изготовит портключ до больницы имени святого Мунго, где под наблюдением целителей ей дадут нужное зелье, и…. В мои прямые обязанности входило предложить ей этот вариант в первую очередь. Да что уж там, для любого преподавателя такой исход предпочтителен, вы уж простите меня, Алисия…

И Слизнорт, прерывисто дыша, спрятал старое лицо в ладонях.

— Не надо, — как можно более ровно сказала Алисия. — Не вините себя. Так что же, она сама отказалась?

— Да, — кивнул Слизнорт. — Отказалась. Я пытался выведать у неё подробности, пытался узнать, кто отец ребёнка. Мои усилия оказались напрасными. Всё, что мне удалось узнать — что это было не в школе. Как она умудрялась покидать замок — знает один Мерлин…

— Понятно, почему она молчала, сэр. Мой отец — маггл. Хорошо было бы, если бы он повторил судьбу бедного Маккиннона?

— Маггл? Получается, мисс Кассия Спиннет…

— Его сестра. Моя тётя — магглорожденная ведьма. По крайней мере, она считает именно так. Мой дедушка, которого я никогда не видела, привёз их сюда с Гренады очень, очень давно. Так давно, что я сама лишь некоторое время назад узнала об этом волей случая. Но он точно был магглом, а вот бабушка…. При любом раскладе концов уже не найти.

— Я плохо запомнил вашу тётушку в школьные годы, — покачал головой Слизнорт. — Если только на поле…

— Логично, — Лис позволила себе не сдержаться. — В зельях она не мастерица, да и влиятельных родственников, как мама, не имела.

— Ну зачем вы так, — Слизнорт с улыбкой встретил её шпильку. — В моём клубе собираются не только зельевары из чистокровных семей. Я приглашаю многих, но ведь даже далеко не все соглашаются. Вы мне лучше расскажите, как дальше сложилась ваша жизнь?

— Видите ли, сэр, — Алисия слегка нахмурилась, — эта история имела далеко идущие последствия для всех нас. По крайней мере, спортивной карьере Кассии после Хогвартса однозначно пришёл конец. Видимо, Джезебель было недостаточно кольца на пальце, и на седьмом курсе она продолжила следить за мамой и кляузничать. Иначе объяснить такую степень её личной осведомлённости в делах нашей семьи я не могу. К счастью, вся эта чистокровная компания вскоре после моего рождения то ли потеряла наш след, то ли просто наигралась в свои подлые игры. Во всяком случае, до последнего Рождества я и не подозревала о самом факте существования данных людей. Меня тревожило совсем другое.

Слизнорт кивнул, всем своим видом давая понять, что готов слушать дальше.

— Мой отец — сложный человек…был. Нетрудно догадаться, что в первое время именно ему пришлось нести на себе бремя ответственности аж за трёх ведьм. Вы будете смеяться, сэр, когда узнаете, чем он занимался. Чтобы прокормить семью, маггл Саймон Спиннет стал водителем мусоровоза.

Алисия с вызовом посмотрела на Слизнорта, ожидая увидеть в его блеклых глазах что угодно, от насмешки до отвращения. Но на лице старика промелькнуло что-то похоже на…сочувствие.

— Через некоторое время мама присоединилась к нему. Они начали уезжать на несколько дней, как только я немного подросла. Готова поспорить на свою метлу, что со стороны матери это не было актом честного альтруизма, а в кузове их машины лежал не просто мусор, а какая-то, простите, маггловская облучающая дрянь. Наверняка, пока отец был за рулём, мама лупила Конфундусом или чем-то похлеще по маггловским полицейским. В любом случае, это длилось всего несколько лет. Когда мне было тринадцать, папа сгорел за пару месяцев, словно спичка. У него были метастазы во всём теле. Жаль, но ни наша, ни маггловская медицина пока не может лечить столь запущенные формы рака.

— Мои соболезнования. — Слизнорт выглядел по-настоящему потрясённым. — И что стало с Офелией?

— О, сэр, она ещё легко отделалась. Оказывается, ведьму не так-то просто сгубить всеми этими штуками. Но малокровие, постоянные простуды, необратимо слабеющее зрение... Думаю, это с ней навсегда.

— Какой ужас, — прошептал профессор.

— Просто жизнь, — грустно усмехнулась Лис. — А знаете, что? Не хотела говорить это вслух, но всё-таки скажу, пожалуй. Слава Мерлину, что у мамы был такой учитель, как вы. Да, о покойных не принято отзываться плохо, но из уроков профессора Снейпа не вышло много толка. Он думал, что в его классе сидит стадо болванов — и почти все мы становились именно такими. Спасибо за то, что вы развивали умения тех, кто действительно имеет склонность к этой науке. Мама варит себе одно зелье, которое придумала сама, и от него ей хоть немного, но становится лучше.

— Стоп! — Слизнорт прямо-таки подпрыгнул на стуле, словно мячик. — То есть простите, мисс Спиннет… и спасибо вам тоже, но меня съедает чисто профессиональный интерес…. Из чего и как она его делает? — выпалил он, как на духу.

Лис уже собиралась рассказать всё Слизнорту, но, заглянув в жадно блестящие глаза зельевара, в последний момент прикусила язык.

До сих пор она переступала лишь чётко обозначенные границы. Отправляясь сюда, Алисия прежде всего намеревалась узнать обо всём, что попадало под Непреложный обет, данный Кассией. Она думала так: если проговорится кто-то другой, то это выведет из-под удара и тётку, и мать. Расчёт оправдался — да и Слизнорт явно был рад отвести душу.

В том, что из всей этой ситуации он извлекает какую-то личную выгоду, Алисия была уверена на все сто. Ну и пусть, кто ж против, пока всё идёт на равных. Правда за правду, откровенность за откровенность. Но последняя часть её истории уже, кажется, была лишней. А зелье…?

Стоит ли разыграть и эту карту?

— Драконья кровь, — наконец произнесла Алисия. — Это точно, остальное не могу припомнить, извините. Я могу поискать и прислать вам позже.

— Пожалуйста, — Слизнорт будто обмяк, но руки его неистово сжимали подлокотники. — Напишите мне. Всё-таки я член Гильдии Зельеваров, если вы понимаете, что это может значить.

— Понимаю, сэр.

Но не до конца понимаю ваших мотивов, подумалось ей.

* * *

Приближался вечер. Алисия, наконец-то выбравшись из покоев старого зельевара, быстрым шагом пересекала очередной огромный коридор. Она старалась не обращать внимания на праздно шатающихся по замку учеников, которые, завидев её, начинали переговариваться друг с другом — новый человек в этом месте не мог не привлечь к себе внимания. Вот только бы знакомых не встретить! Не было ни времени, ни желания сейчас отвечать на чьи угодно расспросы. Ей требовалось укрытие, чтобы хорошенько обдумать услышанное ещё раз. Выручай-комната? Да чтоб ей сгореть к чертям собачьим! Ах, точно, она же уже запоздала со своим пожеланием.

Осмысление всего тянуло Лис к земле так, будто бы она набрала по пригоршне камней в карманы своей мантии. У Слизнорта она ещё держалась — нужно было вести разговор. Сейчас же…

Ткни палкой в змеиное гнездо — и увидишь, что получится, кричала мама. А получился полный пиздец! Воистину, эта мерзкая история всё ещё не достигла полного дна, зато успела затянуть в себя всех, словно трясина. Перед глазами Алисии уже разворачивались картины, которых, впрочем, она не могла видеть никогда.

Вот сияющий от гордости Маккиннон спускается вниз, бросает на землю биту, принимает поздравления от мадам Хуч и сгребает в охапку маму, стоящую неподалёку. Слизеринские трибуны возмущённо гудят.

Вот юная неуклюжая Джезебель в школьной мантии бежит по подземелью, прижимая к груди тетрадку в обложке из телячьей кожи.

Вот Слизнорт, ещё не такой лысый и толстый, стоит посреди своей комнаты и с ужасом смотрит в камин; оттуда торчит голова Бертрана Яксли и тихим страшным голосом что-то говорит ему.

Вот Марвин Маккиннон лежит, распластавшись по земле, бледный и безмолвный — совсем как.… Из уголка его рта стекает тонкая струйка крови.

Вот заплаканная мама сидит на стадионе, обхватив руками трясущиеся от холода плечи, и наблюдает за Кассией, тренирующей хаффлапафскую сборную. После свистка ученики расходятся, а Кассия, бросив короткий взгляд на одну из трибун, вновь садится на метлу и летит к ней…

Вот мама в числе других студентов сидит в подземелье перед своим котлом. На них смотрит пожилой экзаменатор в траченой молью мантии. Мама тонко режет корень асфоделя, бросает его в своё варево, перемешивает. Гриффиндорец, сидящий рядом, пытается повторять за ней, но вдруг в его котле что-то взрывается и класс затягивает облаком густого смрадного дыма. Мама, зажав нос и рот, вскакивает со скамьи и бросается к дверям класса, но не успевает, и прямо у всех на глазах её выворачивает на каменный пол.

Внезапно видение отступило. Алисия была готова поклясться, что ещё чуть-чуть, и её саму сейчас стошнит.

Мерзкая, мерзкая слизеринская семейка! Мерзкое змеиное логово! Ублюдки. Предатели. Ох, не зря Лис несётся на запах любой истории, точно гончая сука. Давно пора. Но правда ли всё это? Нет, Слизнорт вряд ли солгал — Алисия и об этом позаботилась. Одна крохотная капля Кипучей Болтучки на унцию воды. Перемешать, встряхнуть, распылить на еду. Сахар в полтора раза ускоряет реакцию. Мерлин великий, если кто-нибудь узнает.… Нет, никто не должен узнать, иначе не сносить ей головы!

Нужно спрятаться в каком-нибудь классе, отдышаться и после отправиться домой. Хватит с неё этого замка. Завтра нужно быть в магазине. Лис нырнула в очередной проход, оставив позади широкую лестницу, подняла голову и не поверила своим глазам. Восьмой этаж. Ярдах в пяти от неё на стене красовался до боли знакомый гобелен, на котором волшебник по имени Варнава Вздрюченный учил горных троллей крутить фуэте.

Твоего гриндилоу за хер! Ну почему, почему, почему ноги принесли её именно в это место? От собственной глупости захотелось завыть в голос, но она сдержалась. Что ж, раз самой Судьбе так угодно, Лис попробует. Лучшего места в замке и впрямь не найти.

Мне нужно побыть одной, побыть одной, побыть одной, изо всех сил думала бывшая гриффиндорка, наворачивая круги по коридору. Алисия уже собралась оставить свои попытки, как вдруг сквозь глухую стену проступили очертания знакомой двери. Выглядела она, конечно, уже не так, как раньше. Вся её поверхность почернела и осыпалась неровными кусками — Адское пламя никого и ничего не щадит. Но сама комната, похоже, так и не исчезла.

Лис остановилась перед дверью, как вкопанная. Открывать или нет? Что скрывается там, за обугленной створкой? Мягкие кресла, приветливо горящий камин? Или месиво из пепла, грязи и мусора?

Она простояла ещё несколько минут, но так и не решилась взяться за закопчённую ручку. Слишком много призраков прошлого осталось в этой комнате — на сей раз не чьего-то чужого, а её собственного. А это было хуже, намного хуже.

Вновь опустив голову и ссутулившись, Алисия побрела по коридору восвояси. Нет, всё-таки ей нужно отправляться в Лондон прямо сейчас. Наверное, когда-нибудь она вернётся сюда и решится. Но сегодня на это не оставалось никаких сил. Каменные стены давили на мозги своей монотонной серостью. Хотя какая же она монотонная? Вот, например, одно перекрытие сложено из камней самых разных цветов — чёрный, грязно-розовый, терракотовый, болотно-зелёный…. Она провела рукой по шершавой гранитной поверхности. Забавно. Раньше такого здесь не было.

Вдруг Лис снова стало дурно — уже в который раз за этот вечер. Всё! Это точно конец. Обессилевшая, она опустилась на колени перед этой пёстрой стеной, пытаясь проглотить склизский ком, застрявший в горле. На изнанке век вновь зашевелились болезненно-яркие картинки. С фантазиями по мотивам рассказа Слизнорта они не имели ни капли общего. Это было уже её личное, подлинное воспоминание.

Воспоминание, хуже которого за двадцать один год жизни Алисии не было ничего.

* * *

…— Нам пора, — произносит мадам Помфри, когда высокий ледяной голос, доносящийся с улицы, стихает. — Нужно оказать первую помощь тем, кто собрался внизу.

Алисия трясущимися руками бросает фиалы с зельями, бинты и вату в заботливо подставленный кейс. Его держит бледная семикурсница[1] с перебинтованной головой. Полы её мантии с гербом Рейвенкло грубо обрезаны выше колен; Алисия видит, как дрожат тонкие ноги в ярко-оранжевых чулках.

Мадам Помфри заклинаниями запечатывает окна лазарета. Никто не должен ворваться сюда. Большая часть коек до сих пор остаётся свободной, а все те, кто лежит здесь, погружены в глубокий сон с помощью специальных чар. Медсестра делает знак рукой, и девушки покидают палату. Глухо закрывается тяжёлая дверь.

Они идут по коридору. Вокруг — ни души. Всё раскурочено, разломано, развалено. Алисия едва не спотыкается о железную перчатку одного из доспехов, все ещё слабо шевелящую пальцами. В воздухе стоят столбы пыли и пепла. Их пронзают первые яркие лучи восходящего солнца, льющиеся из окон. Её напарница с Рейвенкло, идущая рядом, громко чихает и вытирает нос свободно болтающимся на плече концом бинта.

Они спускаются по Мраморной лестнице и, наконец, заходят в Большой зал. Здесь уже собралось довольно много народу. Столы убраны и свалены в кучу где-то в углу зала. На факультетских знамёнах, скатертях, обрывках портьер размещаются люди и не только. Неподалёку от входа, вытянув серебристые ноги с тёмными копытами, лежит кентавр Флоренц. На его боку сочится тёмной кровью небольшая рваная рана.

Алисия, тяжело вздыхая, ещё раз осматривает зал. Чёрт знает, с чего — или с кого — начинать: слишком уж много их здесь. Вдруг её взгляд задерживается на двух рыжеволосых парнях, стоящих спиной к входу. Рядом с ними мельтешит копна жёстких тёмно-каштановых дред, завязанных в хвост.

Пока мадам Помфри занимается Флоренцем, Алисия, забыв обо всём, бежит туда, где стоят двое Уизли и Ли. Рейвенкловка устремляется следом за ней.

— Как всё… — начинает Алисия, дёргая за рукав Джордана, но тут же смотрит себе под ноги и понимает, что больше не сможет произнести ни слова.

Вот он лежит, распластавшись на чьей-то замызганной мантии — бледный и безмолвный. Один уголок его рта вздёрнут чуть вверх — и какой жуткой, неправильной, невероятной выглядит эта посмертная улыбка! Одежда его грязна от каменной крошки, джинсы разорваны, на сбитых коленях виднеется кровь.

В какой-то миг в голове Лис мелькает отвратительная, порочная, мелочная мысль — а вдруг это всё же не он? — но ещё один взгляд, брошенный на его лицо, убивает и эту, последнюю надежду. Густые рыжие волосы, разлетаясь по пыльной ткани, открывают целые уши.

Кажется, проходит тысяча лет с тех пор, как она увидела всё это, но в реальности проходит секунд десять, не больше. Ноги Алисии подкашиваются, она уже готова грохнуться на каменный пол рядом с Фредом, но Ли и один из братьев — кажется, Чарли — не дают ей сделать этого.

Девчонка из Рейвенкло суёт Алисии под нос пузырёк с нюхательной солью, и темнота отступает. Затем она подходит к телу, садится на корточки рядом, с грустно-спокойным видом проверяет пульс, вскоре отпускает его запястье и освободившейся рукой проводит по остывающему лицу покойного. Происходит что-то странное — искривлённые в ухмылке губы расслабляются, полуприкрытые веки опускаются, разглаживается морщинка на лбу, и почивший Уизли (единственный ли?) приобретает умиротворённый, почти спящий вид.

Колени семикурсницы, обтянутые грязными оранжевыми чулками, почти сливаются по цвету с его волосами.

— Как? — наконец Алисия решается заговорить.

Почему-то именно это внезапно становится важно.

— Взрыв на восьмом этаже, — со слезами в голосе отвечает второй брат, Перси; на щеках его дорожки пыли, одно из стёкол в очках выбито. — Я доберусь до этого выродка, доберусь!

Чарли успокаивающе обнимает плачущего Перси. Рейвенкловка встаёт с пола, поднимает кейс и возвращается к Алисии. Джордан хватает её под руку, втроём они разворачиваются и уходят прочь от этого кошмара.

— Пора делать ноги, — голос Ли слышится как будто сквозь вату. — Мы уже послали за миссис Уизли и Джорджем…

* * *

Каменный пол больно впивался в колени. Алисия как следует встряхнула головой, открыла глаза и привстала, держась за стену. Кажется, она в порядке. Суеверный ужас почти отступил.

Зато, как по заказу, со стороны Выручай-комнаты послышался звук шагов. Топало, судя по всему, две пары ног.

— Эй! — услышала она знакомые до зубовного скрежета голоса.

Алисия уже устала удивляться и просто обернулась, надеясь, что хотя бы не ошибается. Так и было — с мётлами в руках по коридору к ней спешили Джордж и Ли.

— На тебе лица нет, — заметил Ли, подойдя к ней с той же стороны, что и тогда.

— Ещё бы оно на мне было, — огрызнулась Лис.

— А что так? — с другого бока возник Джордж и схватил её за плечо.

— Ты знаешь, что это за место? — спросила Алисия, развернувшись к нему.

— Лис, я что, дурак? — перекидывание вопросами давно вошло у них в привычку. — Конечно, я знаю, что это за место и что здесь случилось. Веришь ли, нет, но при таком раскладе мне однохерственно, где это было. Куда больше меня задевает сам факт.

— Наш Джорджи сегодня — сама доброта, — засмеялся Ли. — Вчера он показывал новое помещение Верити, а сегодня, готов поспорить на что угодно, возьмётся за тебя.

— Ого, — она закатила глаза, — я адски устала, но как же тут отказать… Кстати, это же вроде не ваши мётлы, — она кивнула головой на старые «Кометы» в руках Джорджа и Джордана.

— Свистнули этот винтаж с заднего двора мадам Розмерты, — хитро улыбнулся Уизли. — Полетали над Хогсмидом, да решили завернуть сюда. Жаль, стадион был занят слизеринцами. Но кое с кем мы всё же поболтали. Только представь, у змеюшек шестеро магглорожденных на первом курсе!

— И поделом, — Алисии вспомнилась толпа первоклашек, выходивших из кабинета зельеварения. — Должен же кто-то разбавить их неповторимый колорит.

— Да уж, — согласился Ли. — Сама-то ты здесь какими судьбами?

— Можете считать, что проводила практические испытания нашей продукции, — сухо ответила она.

Воспоминание о засахаренных ананасах вновь укололо совесть.

— И как, успешно? — всё-таки Джордж был мастером нужных вопросов. Лис ни за что не ответила бы, сформулируй он свой интерес как-то иначе.

— Более чем.

Все трое замолчали и уставились на стену. Как бы не старалась держаться Алисия, как бы не хорохорился Джордж, как бы деланно-спокойно не вёл себя Ли, место, где погиб их друг и брат, никого не могло оставить равнодушным.

Джордж, Алисия и Ли стояли посреди коридора на восьмом этаже, вцепившись друг в друга, словно в ожидании новой взрывной волны.

Их мир и так всё время дрожал и разваливался на куски.

Жаль, что здесь с ними не все. Жаль, что лучший из миров находился в каком-то ужасно далёком месте, и поэтому Фред не мог быть здесь.

Жаль, что Кэти больше не хотела их знать.

— Только попробуйте куда-нибудь деться, вы двое, — внезапно выдала Лис и сгребла обоих друзей в охапку, чуть не столкнув их лбами, — только попробуйте…

— Конечно, мы попробуем, — хихикнул Джордж ей куда-то в рукав.

— И не раз, — подхватил Ли.

— Но кто сказал, что мы не вернёмся? — Джордж взялся за плечо Ли, замыкая круг.

— У меня предложение, — подал голос Джордан ещё спустя минуту. — Раз уж мы все оказались именно в этом месте, — он высвободил из объятия одну руку и залез ею за пазуху, — круто было бы воздать кое-кому соответствующие почести. Прямо здесь.

В его кулаке была зажата небольшая бутылка из красивого толстого стекла. Внутри приветливо плескалась жидкость тёмно-золотого цвета.

— Самый лучший ром с моей исторической родины, — ухмыльнулся Ли. — Налетай, не стесняйся!

— А что, — Алисия вскинула брови, — почему бы и нет? Давай его сюда.

— Можно, я буду первым? — не дождавшись ответа, Джордж взял у друга бутылку, сорвал пробку и поднёс ко рту, собираясь сделать глоток, — о, чёрт!

Уизли медленно сполз по стене, одной ладонью держась за левую сторону груди. Часть рома, сосуд с которым он всё ещё держал в другой руке, вылилась из горлышка и растеклась пахучей лужицей у них под ногами.

— Что с тобой? — встревоженно поинтересовалась Лис, глядя на Джорджа. С его щёк в один миг схлынула кровь, а губы стали отдавать нехорошей синевой.

— Не знаю, — пробормотал он, тяжело дыша. — Сердце, наверное…. Бывает иногда.

— Может, отправить тебя в лазарет? — Ли помог ему подняться.

— Упаси Мерлин, — все ещё слабо усмехнулся Джордж, затирая капли рома, попавшие на джинсы.

— Мяу, — возразил ему кто-то снизу.

Все трое опустили глаза. Так и есть — между ног друзей петляла старая добрая миссис Норрис и сосредоточенно обнюхивала алкогольную лужу, сотворённую Джорджем.

— Мяу, — повторила кошка, одарив Уизли укоризненным взглядом круглых жёлтых глаз.

— Допрыгались, как в старые добрые, — протянула Лис.

Где-то рядом возникло до боли знакомое шарканье шагов. Филч был совсем близко.

— Вы! — относительную тишину разорвал надтреснутый голос школьного завхоза.

— Добрый вечер, мистер Филч, — отозвался Ли, улыбаясь во весь рот.

— Что вы здесь забыли? — его водянистые глаза бегали туда-сюда и наконец негодующе впились в бутылку в руках Джорджа. — Это что, спиртное?!

— Присматриваем за родной школой, — с невозмутимым видом пожал плечами Джордж, пряча ром во внутренний карман куртки. — Следим за тем, как исполняется наш прощальный завет.

— Я отправляюсь к директору, — прошамкал Филч. — Уж она-то знает вас, как облупленных…. Геройство геройством, но пьянка на территории замка однозначно переходит все границы! Профессор Макгонагалл точно найдёт способ выставить вас троих за дверь.

— Не стоит так утруждать себя, мистер Филч, — щёки Джорджа вновь тронул румянец, предвосхищающий очередную выходку.

Он схватил одну из лежащих на полу «Комет», и Алисия с Ли тут же поняли, что нужно делать.

Лис, как более опытный игрок, села впереди, Ли — сзади.

— Безобразие! — воскликнул Филч, пытаясь уцепиться за прутья метлы взлетающего Джорджа. В его морщинистых пальцах осталась одинокая сухая веточка. — Куда только смотрит директор?

Все трое хохотали, нарезая круги под потолком.

Хоть что-то в этой жизни осталось прежним!

— Нужно усилить охрану главных ворот! — негодовал завхоз. — Чтобы ноги таких, как вы, в замке не было!

— Доброго вам здоровьица, сэр, — отсалютовал ему Ли и вытащил палочку. Алисия развернула метлу в сторону окна. — Эванеско!

Одно из стёкол в огромной раме исчезло. Пригнувшись, они вылетели в освободившееся отверстие. Холодный ветер засвистел в их ушах.

Замелькали где-то внизу теплицы, игровое поле, хижина Хагрида.

— Славная вышла шалость! — проорал Джордж, вырываясь вперёд.

_________________________

[1] — http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Лили_Мун

1999 год, 29 января, день

Из больницы Кэти выписали в пятницу.

А не далее, чем пару дней назад в больницу имени святого Мунго приезжала Гвеног. К ней, Кэти, лично!

Оказалось, окончательный уход Кэти расстраивал очередные грандиозные планы капитана. Удивительно, но та была готова на многое, чтобы её удержать — даже предлагала сохранить за ней место в команде до полного выздоровления. А Джулия Джерниган из второго состава могла бы заменить её в это время…. Однако Кэти твёрдо решила больше не играть за ловца, о чём и заявила Гвеног.

Оказалось, что и для новой охотницы в команде нашлось бы место. Ведь Вайлда Гриффитс на днях заявила, что доигрывает в «Гарпиях» последний сезон! Разумеется, это меняло дело, но всё же Кэти не торопилась давать обещаний, и уж, тем более, заключать новый контракт. Расстались на том, что в конце августа она придёт на отборочные испытания и попытается пройти их в общем порядке.

У Гвеног были свои мотивы, у Кэти — свои планы, в которые обе не спешили посвящать друг друга. Идея пройти пробы в другие команды — в частности, в «Паддлмир Юнайтед» — не отпускала Белл. Пусть даже во второй состав — зато там был Вуд, а с ним ей было бы гораздо, гораздо легче…

Всё это случилось в среду. А сегодня был последний завтрак и душ в набивших оскомину стенах, длинный разговор с Авиценной (целитель небезосновательно боялся, что Кэти, выйдя из больницы, тут же полетит), посещение кастелянши (ценная метла, чудом избежавшая поломки, хранилась у неё под замком), прощание с Мартином (состояние стабильное, без изменений). И вот Кэти уже стояла на улице, щурясь от злых порывов зимнего ветра, сжимая вспотевшей ладонью ручку кейса с «Молнией». На прощание она окинула беглым взглядом здание больницы — занавешенные грязной плёнкой окна, многочисленные граффити на стенах, голый манекен в полувыбитой витрине. Видит Мерлин — этот дом, этот кирпичный урод выплюнул из себя Кэти с большой неохотой.

Осознание этого факта не очень-то грело душу Кэти. Она многое отдала бы за то, чтобы быть уверенной в том, что её тело больше не застрянет здесь.

Большой молл, стоявший напротив окон бывшей палаты Кэти, отличался от затрапезного «Чист и Лозоход Лимитед», как небо от земли. В одном из кафе девушка взяла себе поесть, и, жуя сэндвич, наблюдала за снующими туда-сюда магглами уже изнутри. Точно так же в её голове роились обрывки мыслей — и все они были о туманном, пока что, будущем. Вычистить квартиру. Написать Лианне. Посетить Гринготтс. Навестить Мартина. Проведать папу, маму и Фреда. Кэти придумывала и придумывала себе новые дела, стремясь подальше задвинуть момент поисков новой работы. Она уже жалела, что перестала принимать большую часть своих зелий. Где-то под рёбрами пристроилась тревога, по унции высасывавшая из Кэти все жизненные соки. Только сейчас она начала понимать, что с ней сделала жизнь по расписанию и круг общения, строго ограниченный товарками по команде. Всё это было не больше, чем иллюзией, призванной, чтобы спрятать Кэти от цепких лап болезни.

Но та всё равно каждый раз оказывалась сильнее.

* * *

Часы, висевшие на стене маленькой, отведённой под лабораторию комнаты, прокукарекали четыре раза.

Джордж затушил горелку, отложил черпак и с наслаждением потянулся, разминая затёкшую спину. Уже второй месяц он торчал в этом бывшем чулане с самого утра, наведываясь разве что в Хогсмид по делам. Джордж усмехнулся, вспомнив последнюю их с Ли вылазку в деревню, закончившуюся променадом по почти уже восстановленному Хогвартсу. У треклятой стены, где потерялся Фред, им встретилась Лис, а там и Филч подтянулся — кому, как не ему фиксировать лучшее, что происходит с этим замком? Интересно, кто потом заделывал окно в коридоре?

Дела идут как надо, подумал Джордж, запечатывая горлышки пробирок с жидкими эссенциями воском, капавшим из кончика волшебной палочки. От каждой колбочки исходил свой, неповторимый аромат, и каждый по-своему будоражил и щекотал ноздри. Всё-таки здорово, что Ли, заручившись поддержкой старших Уизли, не дал ему забросить магазин. Сейчас все рабочие «Всевозможных Волшебных Вредилок» находились на своих местах, все друг друга понимали, все были друзьями…ну, почти. Пока они ещё работали в штатном режиме, Джордж мог позволить себе корпеть над реактивами, по минимуму занимаясь бумагами и остальным. Эх, недолго этому длиться — с грядущим расширением отсиживаться в углу уже не получится…

Жаль, что ему уже не разорваться на две части!

Джордж сморщился — будто бы проглотил самую стрёмную «Берти Боттс» — и сердито сдёрнул с вешалки первую попавшуюся мантию. Одна из пуговиц оторвалась, и, укоризненно звякнув, укатилась под стол. Махнув на это рукой, Джордж наскоро обмотался шарфом и вышел, захлопнув за собой дверь. Вторая каморка, которую занимали Верити и Алисия, находилась напротив. Любопытство пересилило досаду, и он заглянул в приоткрытую створку. Сейчас за столом сидела Верити, и, склонив белокурую голову над кипой пергаментов, сосредоточенно скрипела пером.

Джордж уже думал смотаться по-тихому, но в эту же самую секунду Верити оторвалась от записей и посмотрела перед собой. Их взгляды встретились, и он вошёл в кабинет.

— Уходишь? — Верити поднялась из-за стола и через пару плавных, точно выверенных шагов оказалась рядом с ним.

— Придётся, — виновато улыбнулся Джордж, ухватившись за талию девушки. — Я буду в Хогсмиде до вечера. Сама понимаешь, со вторым магазином не соскучишься.

— Может, Ли съездит? Думаю, тебе не стоит так напрягаться, — Верити покачала головой, поправляя шарф, свободно болтавшийся на его шее.

— Без труда не вытащишь и жабу из пруда, — элегически заметил он.

Верити смущённо улыбнулась, явив миру волнительные ямочки на пурпурных, точно утренние цветы, щеках. Джордж подался ещё чуть-чуть вперёд, чтобы посмотреть, не подёрнуты ли они бисеринками свежей утренней росы.

— К тому же, Ли уже умотал в Холихед, в строительную лавку старика Ллевелина, — продолжил Джордж. — Не грусти, я скоро, — и, наконец, наклонился к ней для поцелуя.

Верити отпустила его не сразу. Лишь через пять минут Джордж выкатился из кабинета, весь красный и распалённый, и причиной тому был вовсе не каминный жар. Безнадёжно размотавшийся шарф повис на его плече, едва не доставая до пола.

— Тебя не узнать, — уже другой голос настиг Джорджа у двери в торговый зал, — Однако чем слаще слова, тем горше враньё.

Перед ним стояла Алисия, держа в руках несколько мятых коробок и фирменный бумажный пакет. На её лице поселилась торжествующая ухмылка. Слегка ошарашенный такой наглостью Джордж выразительным жестом сманил подругу в большую подсобку — в ту, где в военное время хранились товары, предназначенные для Министерства — Мантии-Щиты, Шляпы-Щиты и прочая хрень. Сейчас там был просто склад.

— Ну-ка, ну-ка, — протянул он, когда за ними захлопнулась дверь, — расскажи мне, Лис, о каком вранье идёт речь?

— Ты не идёшь в Хогсмид, — спокойно ответила та, сгрузив коробки на стоящий рядом стол. — Это ясно, как дважды два. Ли сказал мне, что на днях вы подключили к сети зонковский камин. Однако же ты вышел из нашего кабинета, где расположен первый очаг с целой банкой Летучего пороха, и явно не собираешься подниматься к себе домой, чтобы попасть в деревню через гостиную.

— И куда, в таком случае, я иду? — Джордж удивлённо вскинул брови.

Лучше бы он не спрашивал.

— Туда, где пасётся тот маггл из бара, — пожала плечами Алисия, выбирая из вскрытых упаковок целые Кровопролитные конфеты и ссыпая их в пакет. — И чтобы меня разорвало, если ты не имеешь с ним дел.

Вид её был преисполнен скрытым самодовольством. Выкуси, Уизли.

Вот, значит, как. За ворот свитера Джорджа, пощекотав шею и спину, нырнула бисеринка нервного пота. Оказалось, он пребывал в счастливом неведении относительно секретности своих отлучек. Как же так? Почему Алисия видит его, как на ладони?

— Я знаю вас — то есть тебя, Джи — как облупленного, — выдала та в унисон его мыслям.

— Да ты сегодня прямо профессор Спиннет, — парировал Джордж.

Его скулы почти что свело от этой широкой, ко всему безразличной улыбки.

— Это наследственное, — легко согласилась Лис. — Годы наблюдений за вами не прошли даром. Взять хотя бы твоё лицо, полное предвкушения. И вечерняя выпивка в «Трёх Мётлах» тут явно не при чём.

— Ну, даже если это и так, то что с того? — Джордж нахмурился. Заодно и предвкушения в лице поубавил. — Хожу, где хочу. Девяносто седьмой год давно позади.

— Но Статут Секретности никто не отменял, не забывай.

Джордж не выдержал и прыснул почти обидным смешком. Что ещё новенького сегодня ему сможет поведать Спиннет?

— Вообще-то эти магглы и знать не знают, кто я такой. Иначе мне давно бы уже пришлось отвечать за всё перед Министерством.

— Боюсь, что если ты будешь колдовать, как сейчас, то рано или поздно тебе придётся это сделать, — вздохнула Алисия. — Лондон — это не Оттери-Сент-Кэтчпоул, Джордж. Здешние магглы видят намного больше, чем тебе кажется. Пока Косой Переулок валялся в руинах, они обвесили своими видеокамерами весь город. Не далее как пару дней назад я аппарировала на улицу, где живу — а моя улица, как ты знаешь, далеко не какой-нибудь хренов Ковент-Гарден — и обнаружила, что один из этих приборов находился едва ли в десятке ярдов от моей головы. Слава Мерлину, вечер уже наступил и там ничего не было видно.

— Видеокамеры, — разочарованно протянул Джордж. — Это такие… глаза, которые магглы расставляют повсюду. Что-то среднее между фотокамерой и Омутом памяти, верно?

— Именно. Ладно Министерство, а если придётся прямо на месте объясняться с бобби?

— Да они носа не кажут в тот район, — усмехнулся он. — В любом случае я тебя услышал. Спасибо.

— И всё же, — хитро прищурилась Лис, — почему Верити не в курсе об истинной причине твоих отлучек?

— А вот это уже моё дело, — покачал головой Джордж. — Верити незачем об этом знать, так что держи, пожалуйста, язык за зубами. Я же не спрашиваю, куда и зачем ты списала целый флакон Кипучей Болтучки.

Один-один, подумал Джордж, увидев, как вытянулось лицо подруги.

* * *

Честно признаться, этот разговор заставил Джорджа разнервничаться не на шутку. И до того он старался выбирать для аппарации разные безлюдные закутки, а сейчас, когда Лис рассказала ему про камеры…. Желание быстро добраться до места сдалось под натиском возможных проблем, и Джордж решительно направился в сторону «Дырявого котла», чтобы сделать невозможное — покинуть, наконец, магический Лондон и отправиться в маггловский Ньюхем на метро.

Уже у дверей паба Уизли вновь скривился от досады. Неизвестно, чем он думал, когда одевался, потому что вполне по-маггловски выглядящая драконья куртка осталась висеть на вешалке в лаборатории магазина. Возвращаться назад Джордж не стал — просто превратил, как мог, рабочую малиновую мантию в некое подобие обычного плаща. Вышло, конечно, чёрт знает что, но в таком виде он уже вызывал куда меньше подозрений. Лондон всегда был полон всякой пёстрой шушеры. Накинув на голову капюшон, Джордж постучал палочкой по знакомой кирпичной стене, выскочил в образовавшийся проход и оказался на Чаринг-Кросс-Роуд.

Джордж не спускался в подземку целых три года, но запах, витавший в наполненном равномерным гулом воздухе, узнал безошибочно. Стоило сделать первый вдох, как всю левую сторону пронзила привычная уже тупая боль — словно палку меж рёбер вбили. В последний и в предпоследний раз он был здесь с Фредом и Тонкс…. Дыши, слизняк, гаркнуло в дыре с правой стороны головы собственным голосом, и Джордж задышал. Как бешеный пёс задышал — только бы не свалиться под ноги походящим мимо магглам. Мерлин великий, сколько же их было здесь! Джордж неуклюже продрался сквозь толпу клерков в одинаковых костюмах, дабы успеть вскочить в уходящий поезд. Как только двери захлопнулись за его спиной, равнодушная махина тронулась с места. От непривычного грохота Джорджу мигом заложило единственное ухо.

Когда он пересел на линию Дистрикт — зелёную, как авадов луч — его всё ещё потряхивало. Скорее бы оказаться на месте! В берлоге Джонни, в этой душной пыльной клетке Джорджу всегда было удивительно спокойно. Мысленно он уже был там, уже тянулся к тлеющей трубке, уже прожигал горло едким дымом и слизывал смоляную горечь с пересохших губ. Раз и навсегда выбрав для себя позицию в продавленном кресле в дальнем углу гостиной, Джордж крайне редко беседовал с многочисленными перекати-поле, неизбежно стекавшимся в это странное место. Не подавая виду, он всё же внимательно слушал их разговоры, как губка впитывая в себя правила игры, принятые в малознакомой доселе реальности. У него даже появилась легенда на тот случай, если кто-то спросит — но пока никто не спрашивал. Джордж Уоллес, тёзка и соотечественник сэра Уильяма Уоллеса, переехал из Шотландии в прошлом году, работал продавцом в магазине игрушек, один как перст — ни родителей, ни сестёр, ни братьев, ха-ха-ха. Сначала он придумал, что ещё и в армии успел отслужить — чтобы честно ссылаться на свою послевоенную тоску — но потом отказался от этой идеи. Всё-таки Джордж не умел делать того, чему учили маггловских солдат. Из горы оружия, известной ныне живущим людям, в его арсенале были лишь кулаки и волшебная палочка.

— Станция Плейстоу, — послышалось из динамика.

Наконец-то. Джордж нырнул в услужливо раскрытые перед ним двери вагона и пулей вылетел на промозглую улицу. Серый асфальт, облезлый кирпичный забор, мелкий дождик, лениво накрапывающий из низко нависших свинцовых туч. Видеокамеры, вопиллеры, воспоминания, враньё — всё смешалось в больной голове Джорджа. Он натянул на неё сползающий капюшон почти до самых глаз и зачастил по тротуару, собирая все попадающиеся по пути лужи….Удар! Через пару сотен ярдов, пробегая мимо хозяйственной лавки, он чуть не сбил с ног какую-то девчонку с сумками. Запоздалые извинения пришли в голову лишь тогда, когда та оказалась далеко позади. Да что сегодня с ним такое? Какое-то странное чувство ковырнуло внутри острым коготком, точно отвечая на случайно заданный вопрос. Будто бы что-то должно случиться… или уже случилось? Простое дежавю или интуиция? Вполне могло быть и второе — ведь для того, чтобы спонтанно предвидеть будущее, магам вовсе не требовалось посещать уроки Сивиллы Трелони. Джордж и не посещал, но нюх на верный исход всяких мелких предприятий у него был всегда. Не пророк, конечно — так, прощелыга. Пока Фред продумывал план действий, Джордж работал над способами его исполнения — он часто угадывал, что именно положить в антидот к Обморочным орешкам, или в какой коридор Хогвартса свернуть, чтобы не наткнуться на Филча. Он видел насквозь некоторых людей — и именно поэтому до последнего отговаривал Фреда не связываться с Людо Бэгменом. Но что говорить о прошлом? Всё пропало ещё девять месяцев назад. Сейчас Джордж не чувствовал ничего, кроме смутной досады и видел лишь серый асфальт, уныло извивавшийся под подгибавшимися ногами. Всё правильно. Бесчувственные уроды не могут видеть будущего. Ведь Джордж до сей поры был не более, чем половина человека.

Всё по-настоящему живое, искреннее, весёлое было заперто в нём на замок.

* * *

Автобус замедлил ход и, наконец, остановился. Кэти спрыгнула с подножки и едва не уронила на землю свой кофр с лежащей в нём «Молнией». Хороша бы она была, если бы он раскрылся на глазах у всех! Что может быть глупее тщедушной девицы с огромной метлой в помпезном футляре? Только девица, вытирающая собой лужи на остановке! Взяв свои пожитки в другую руку, Кэти поплелась по тротуару, стараясь не обращать внимания на хлюпающую под ногами грязь. Получалось не очень — на ум лезли хогвартские крепкие сугробы из настоящего чистейшего снега, катание на коньках по озеру, игра в снежки. Всяко лучше этой тоскливой слякоти.

Проходя мимо маггловских магазинов, Кэти вспомнила, что дома закончилось всё на свете — от продуктов до шампуня. А там, когда у больницы ела, купить забыла…. Чтобы достать хотя бы последнее, она перешла дорогу — там была лавочка, куда Кэти иногда захаживала — и тут же снова едва не пропахала носом землю. Какой-то фриковатый тип в малиновом дождевике пронёсся по улице, не разбирая дороги, и надо же было такому случиться — именно Кэти попалась ему на пути! Она всё ещё ругалась, когда продиралась сквозь стеклянные двери со всей своей поклажей.

Вернувшись назад и затолкав в рюкзак объёмистый пакет, Кэти на последнем издыхании продолжила свой путь. Облегчать ношу на глазах магглов было небезопасно. Нога противно заныла, но до дома оставалось чуть-чуть.

Всё в этом месте шло по-старому ещё, наверное, с диккенсовских времён — сменился лишь антураж, но не суть. Даже подъездная дверь встретила, как и раньше, грубо намалёванными граффити и выбитым замком. Возле кнопок, призванных приводить в движение лифт, бесстыжею белизной сверкал целый взвод использованных жевательных резинок. Из замурованных бетонных нор доносились голоса людей, обрывки телевизионных шоу, запахи готовившейся еды. Кэти не знала, каково это — быть шпионкой на самом деле (и даже ночные походы на школьную кухню были не в счёт), но, начитавшись глупых детективов, которыми была завалена бывшая комната Лианны, в этом доме всегда ощущала себя прежде всего именно ею. О’Нилы, последние Хранители Тайны, покинули Ист-Энд, и теперь она здесь одна на много десятков миль вокруг.

Агент Колокольчик одним лёгким движением руки заставит выгореть ваши пробки.

Кэти открыла свою дверь сначала ключом, затем Алохоморой. После нескольких секунд внутренней борьбы девушка вошла в квартиру, прикрыв веки и выставив перед собой палочку. Прихожая встретила Кэти отчаянно щекочущим ноздри запахом пыли и пустотой. Не включая света, Кэти за пару секунд выскользнула из мантии и обуви, заперла входную дверь Коллопортусом и поспешила в гостиную. За беглым осмотром комнаты последовало ещё одно запирающее заклинание. Наконец она оказалась в спальне. Тоже тихо, темно и пыльно. Третий Коллопортус. В голове промелькнула мысль, что следовало проверить ещё и кухню с санузлом, но была отметена ввиду излишней параноидальности.

Чем скакать тут с палочкой наперевес, лучше бы Гоменум Ревелио сразу на всю квартиру наложила, дурочка.

Так она и сделала — и тревога, наконец, отступила. Теперь можно было заняться каким-нибудь делом. Поесть, поспать, почитать. Или всё-таки сигануть на метле в окно — полетать по вечернему Лондону, всерьёз рискуя встретить головой асфальт. Нет, к чёрту. Кэти нажала кнопку выключателя и тут же поняла, что проиграла.

На секунду вспыхнувший свет тут же погас, сопроводившись громким хлопком.

Электричество не дружило с волшебством, и за три недели вне дома Кэти не стоило об этом забывать. Другое дело, что от простого запирания двери магией и здесь, и где-либо ещё, помещение вряд ли обесточилось бы целиком. Но благодаря её навязчивым идеям сейчас, похоже, это самое и случилось. Ни в одной комнате не зажигался свет. Не подавали признаков жизни холодильник, телевизор, магнитофон, фен. Ничего удивительного — ведь сдуру наложенное Гоменум Ревелио отлично сработало на всей площади квартиры.

Кажется, мозги вам тоже обесточило, мисс Белл, голосом, подозрительно напоминающим Снейпа, съехидничало подсознание. Десять баллов с Гриффиндора, если угодно.

Кэти стояла посреди гостиной, силою собственных усилий немедленно и неотвратимо погрузившейся во мрак, и отчаянно хотела сломать ещё что-нибудь. По-хорошему этого делать не стоило бы — ведь приборы всё равно должны были прийти в себя рано или поздно. По-плохому.… По-плохому три недели назад она не выпила зелье, попала под два бладжера, подставила команду и выбыла из игры. По-плохому она с мая торчит здесь, тратит деньги семьи — а всё потому, что не находит смелости войти в дом, где всё однажды закончилось. По-плохому она напрочь разучилась общаться с людьми — и магами, и магглами — в последние года два.

Всё было как-то беспросветно с того самого дня.

Но с другой стороны Кэти и не обещали, что проклятие, которым она по воле фатума оказалась награждена, пройдёт без последствий.

В квартире сверху громко топнули ногой. Хватит, хватит, хвааатит, взмолилась Кэти на саму себя. Осознание последнего могло добить, и всегда добивало её практически в любой момент жизни — стоило только напомнить.

Потолок вздрогнул ещё раз, и с этим звуком в голову Кэти внезапно пришла другая, не менее безумная и разрушительная по природе своей мысль.

Просто подняться наверх. Оставить палочку и выйти отсюда. По крайней мере, у Джона, её пропащего дружка из начальной школы, круглые сутки горит свет. Там много людей, но страх перед ними, который испытывает Кэти, совсем иного рода — одиночество, как показала практика, переносится ею несколько хуже. Она просто посмотрит на этих чудаков из-за угла, ей даже не обязательно с ними говорить. В совсем безнадёжном случае можно будет напиться.

Не то что бы Кэти очень хотелось напиваться — видел Мерлин, за почти двадцать лет жизни она делала это не больше пары раз. Но этот каменный улей, эта бетонная клетка, гордо носившая имя муниципального жилья, на сегодняшний день не предлагала ей других вариантов.

Быстрее, пока контрпредложения не пришли на ум, Кэти бросилась к выходу, накинула на плечи джинсовую куртку и вышла, заперев дверь ключом. Палочка осталась лежать у зеркала в прихожей. Не обращая внимания на боль в боку, она взбежала по лестнице вверх, за несколько секунд миновав пролёт. Подошла к нужной двери. Отдышалась. Два раза нажала кнопку звонка.

Из квартиры послышались шаги, лязгнул замок, скрипнула и открылась дверь.

Когда Кэти увидела того, кто стоял за ней, то едва не лишилась дара речи.

* * *

Джордж расположился в своём дежурном кресле, что стояло в углу комнаты. Он всматривался в темнеющий на глазах кусочек неба, не прикрытый рваным куском тюля, и время от времени поджигал свою трубку, наполненную зелёной, в кристалликах прозрачной смолы шелухой.

Мимо окна пролетела сова.

Он медленно втянул в себя дым, закрыл глаза и улыбнулся. Видеть сову — хороший знак. Вспоминай, говорил голос внутри.

Вспоминай, чем пахнет печаль -

— палыми листьями, могильным камнем, виски и сырой землёй.

Вспоминай, чем пахнет ярость —

— навозными бомбами, горелой фольгой, колким осенним льдом и кислым вином.

Вспоминай, чем пахнет ожидание -

— чернилами, летучим порохом, утренним кофе и полиролью для мётел.

Джордж продолжал смеяться. Да, сегодня он на славу надышался продуктами полураспада веществ собственного производства. Как полноценный ответ не годится, как направление для дальнейших изысканий… сойдёт. Он выглянул из-за спинки кресла — посмотреть, что же всё-таки творилось вокруг. Тусклый свет жёлтым кольцом обхватил обои, разбросав на его дуге мелкие искорки от электрической настольной лампы, спрятанной в углу комнаты. Ревели и бились о стены комнаты плохо записанные, хрустящие риффы древних электрогитар. Четверо сидевших в гостиной молодых людей были заняты своими делами — или предавались безделью, кому как больше нравилось. Две девчонки — рыжая Хелен и ещё одна — Энн-Мэри, кажется — сидели на диване в противоположном от Джорджа углу и перебирали пыльные грампластинки, изредка прикладываясь к бутылке с чем-то красным. Хозяин квартиры, Джонни-он-же-Сид, морской звездою растянулся на пыльном ковре и рассказывал очередную историю. Парень по имени Стюарт сидел на ручке второго кресла и сосредоточенно кивал в такт его словам.

— Сегодня Ивель ушла в колледж, а я остался дома, — вещал Джон, закуривая сигарету прямо в комнате. — То есть, как остался. Я поехал к Микки.

— К Грустному Микки? — переспросил Стюарт, вновь встряхнув головой. Нелепые короткие дреды — совсем как у Ли курсе на четвёртом — заходили ходуном.

— Да, к нему, на Вест-Хэм, — ответил Джонни, стряхивая пепел в пустую пивную жестянку. — Когда я пришёл, всё было чисто. Я взял у него вес, мы раскурились, он одолжил мне свой компьютер, я залез в сеть, просидел час где-то и засобирался домой, — парень затянулся.

Одолжил компьютер. Залез в сеть. Глаза-видеокамеры. Раздери его мантикора! Пожалуй, прогресс ушёл далеко от последней отцовской познавательно-поучительной лекции, подумал невольно вовлечённый в разговор Джордж.

— И дальше что?

— Я вышел со двора, и буквально через дом прошёл мимо двух типов. Один ссал на стену, второй вис на заборе, как обезьяна какая-то. Гнусные бритоголовые рожи. Оба сразу меня засекли. Точнее тот, кто висел — он ходит в наш колледж, я его давно запомнил. Дерьмо. Короче, когда я вышел на Мэнор-роуд, то понял, что эти ублюдки упали мне на хвост.

— Пиздец!

— Не то слово! Я ещё и удутый в дым, и высел на измену, поэтому пошёл быстро, почти побежал. Смотрю краем глаза — они за мной, суки, ещё и орут что-то. Так я вообще побежал-побежал. На станции сразу махнул через турникет, вперёд ногами, так и оторвался от них. Только за мной следом бобби кинулся и догнал у поездов. А у меня под яйцами вес.

— И что он сделал?

— А ничего. Только схватил меня за руку и держал. У меня вся жизнь, бля, перед глазами пролетает в этот момент. А ему хоть бы хны — стоит и держит. Я думал уже выскочить из куртки и дать дёру, так ведь холодно, да жалко куртку, и там лежал мой студак и всё такое, знаешь. Я нахуй с толку сбился, и из-за этого другой рукой залез в карман, и со словами «Извините, пожалуйста» протянул ему валявшийся там фунт. Не знаю, как это сработало, но бобби растерялся, ослабил хватку, и тут-то я по съёбкам и дал. Как раз поезд подъехал.

— Ты правда дал денег бобби? — сокрушённо покачал головой Стюарт.

— Блядь, да, целый фунт! — Джонни со злостью затушил сигарету об ножку стола.

— Да забей ты, Стю, — послышался девичий голос из угла. — У Сидни же был с собой вес. Сраный фунт — это мелочь. Раскидает — отобьёт.

— Уже отбил, — ответил Джон. — Скинул почти всё Джорджу. Но противно-то как. Сука, ебучие бонхеды, мрази, ублюдки лысые. Всё, блядь, из-за них.

— Кто такие бонхеды? — внезапно для всех и даже для себя влез в беседу Джордж.

Четыре пары глаз воззрились на Уизли с неподдельным удивлением.

— Уроды, — выплюнула первая девица, Хелен.

— Огрызки прошлого, — чуть спокойнее ответила вторая, Энн-Мэри. — Нацизм мы вроде бы победили, а нацистов — нет.

— Каких ещё нацистов? — непонимающе развёл руками Джордж. — Вы уж простите меня за такое головотяпство, — он постарался добавить в голос побольше драмы. — Я рос в деревне, среди грядок с брюквой и поросячьих лепёшек. Ни радио, ни телевидения, ни хера.

Переигрываешь, ожил ехидный голос в ушной дырке. Джордж тут же попросил его заткнуться так вежливо, как только мог.

— А школа-то в у тебя деревне была? — усмехнулась Хелен. — Не поверю, что там не рассказывали о Второй Мировой.

Рассказывали. И даже в Хогвартсе рассказывали, подумал Джордж.

Нет, он не помнил, где был и что делал в то время, когда об этом говорил мёртвый Бинс. Он понятия не имел, в учебнике за какой курс было про это написано, да и при каких обстоятельствах тот учебник вообще попался ему на глаза, но факт оставался фактом. Правда, в волшебных книжках это время проходило под другим названием — Гриндевальдова война.

Но и про то, что творилось у магглов, тоже говорилось. Довольно ёмко, но содержательно. Джорджу с лихвой хватило и газовых камер, и абажуров из человеческой кожи.

За такое он бы тоже терпеть не мог магглов — если бы не знал, кто устроил всё это на самом деле.

— Да, конечно, — примиряюще улыбнулся Джордж. — Но как эта бритоголовая шпана связана с последователями Гр…Гитлера? (Или как там звали этого маггловского ставленника?) — Он же сдох лет этак пятьдесят...ну, или пятьдесят пять тому назад.

— Эта шпана и сейчас с ними связана, — ответил за неё Джон. В его обдолбанных зрачках уже начали тлеть угольки фанатизма. — Нормальные скины, которые рубились за антирасизм и права рабочего класса, остались в шестьдесят девятом году. А потом на их место пришли ублюдки из Национального фронта, откопавшие труп сраного фюрера, и стало — тьху… — Джон картинно сплюнул куда-то в сторону. — В общем, все эти боны — просто отморозки конченые, в самом дерьмовом смысле. Весь их ебаный детский лепет про чистоту крови — пиздёж, если уж говорить откровенно. На самом деле им похую — чёрный ты, гомик, панк или обывала. Они найдут, к чему доебаться, поверь, Джордж. Больше всего им нравится нападать по трое на одного и пускать в ход ножи.

Джон закончил свою пламенную речь и теперь в упор смотрел на него своими страшными чёрными глазами. На кончиках его волос, торчащих в разные стороны, почти плясали электрические искры. Казалось, приди сюда толпа этих бонхедов, и он изничтожит их одной только силой взгляда. Джордж видел подобный взгляд на лице Рональда в самый дерьмовый в своей жизни вечер.

Он думал, что магглы давно не знали этой жажды. Оказалось, что их мир поражён вирусом жестокости и глупости ничуть не меньше, чем его собственный. И вражде этой было явно больше лет, чем навеки разделившему мир пополам Статуту о Секретности, больше, чем тысячелетнему раздору Годрика и Салазараа.

Джордж и в волшебном мире знал людей, которые вели себя подобным образом. Пожиратели Смерти представляли собой крайнюю, инфернальную ипостась этого зла, но одно время кроме них были и другие, плоть от плоти Пожирателей — и не менее мерзкие. Внешне их было не отличить от остальных студентов — они не брили голов, как магглы, не носили тяжёлых ботинок — лишь крохотная буква «и», вышитая серебряными нитками на форменной мантии, указывала на то, кто именно стоит перед тобой. Все они были слизеринцами, но не все слизеринцы были солидарны с ними во взглядах как на жизнь в общем, так и на Самый Важный Чистокровный Вопрос. Более того, для поступления на Слизерин чистокровность никогда не была обязательным условием.

Ха, более доступной аналогии с только что услышанным трудно было себе представить.

— Я понял, понял, о ком вы. Просто не знал, что это именно так называется, — соврал Джордж.

— Бывает, — Джон с грохотом смял в руках несчастную банку. — Эй, Стю! — он позвал своего приятеля; тот обернулся, и причёска его снова заколыхалась, как вздувшийся осьминог. — А ты ещё не показывал Джорджу своё пузо?

— Нет, — ответил Стюарт, снова как-то странно кивнул (на этот раз сам себе), усмехнулся и задрал кофту. На торчавших забором, обтянутых смуглой кожей рёбрах парня розовел грубый шрам. Рваная дуга, пересекавшая его тощее тело, выглядела точь в точь как чья-то широкая ехидная улыбка.

— Вот, — Джон яростно ткнул в сторону друга незажжённой сигаретой, — в прошлом году это было, прямо у крыльца его дома. Бобби тут как раз отирались, целая толпа, но хуй что предприняли!

— Это эти…боны сделали? — только и спросил Джордж. Джон и Стюарт кивнули. — Но за что?

— За папашу-еврея и деда с Ямайки, — осклабился Стюарт, показывая обломанные зубы. — По их логике я пиздец какой выродок. Выродок, которого можно и нужно гасить вчетвером.

Никто не успел ничего сказать. Неловкое молчание, повисшее в гостиной, разорвал звук дверного звонка — кто-то длинно и надсадно нажал на кнопку целых два раза.

— Что-то меня параноит после сегодняшнего, — произнёс хозяин квартиры, на локтях приподнимаясь с пола. — Если это не Ивель, скажете, что я вышел куда-нибудь, а? — продолжил он, с надеждой оглядываясь на своих друзей.

Однако выходить из комнаты никто не торопился.

— Сейчас посмотрю, — Джордж встал с кресла и, перешагнув через длинные ноги Джонни, отправился в сторону холла.

Одна из девушек окинула его быстрым, полным недоумения взглядом, но осталась на месте.

* * *

В прихожей Джордж открыл первую дверь, заглянул в глазок — темно. Опять снаружи темнота, Мерлин ей глаз выколи. Наплевав на предосторожности, открыл вторую дверь. За ней стоял кто-то невысокий в тёмной куртке. И это была не Ивель.

Когда неровный свет электрической лампы проник в подъезд, то Джордж медленно протёр глаза, чтобы убедиться, что не ошибается.

Но он не ошибся.

— Что ты здесь делаешь, Белл? — против всякой воли сорвалось с его губ.

1999 год, 29 января, вечер

Буквально на секунду Кэти показалось, что это Джон открыл дверь. Однако за нею стоял совсем другой человек. Лампа висела над его головой так, что лица было не разглядеть, но грива нечесаных рыжих волос, неистовым пламенем полыхнувшая в тусклом электрическом свете, сразу лишила Кэти всяких сомнений.

Какие-то глупые слова лезли на язык и, соскальзывая, проваливались обратно в горло, пока он просто стоял напротив, устало протирая глаза.

Что он здесь делает?!

— Что ты здесь делаешь, Белл? — такого удивления в голосе Джорджа Уизли Кэти не слышала никогда.

Вот бы записать его на этот, как его, гиктофон!

— Жду, когда ты дашь мне пройти, — ответила Кэти, изо всех сил пытаясь сохранять спокойное выражение лица.

Судя по тому, как загорелись под волосами уши, получалось у неё паршиво.

— Зачем? Каким ветром тебя занесло в этот муравейник? — не отставал Джордж.

Он прислонился к дверному косяку, окончательно загородив проход, и окинул её взглядом, полным нетерпения. На ум Кэти пришёл тот далёкий день, когда в Йель они, разгорячённые и смущённые, танцевали на школьном балу свой первый медляк под «Бешеных сестричек». Шестнадцатилетний Джордж, особо не стесняясь, весь вечер пялился на вырез её серебристой парадной мантии. Да-а… Даже тогда, пожалуй, он был куда менее внимательным, чем сейчас. Кэти не оставалось ничего более, кроме как отбросить все правила приличия и разглядывать его в ответ.

Теперь, привыкнув к темноте, она могла видеть куда больше прежнего. С момента их последней встречи в октябре Джордж похудел и высох ещё сильнее. То ли он долго болел, то ли жадно пил, то ли без устали работал — а может, и всё сразу, кто ж его разберёт. Дурацкий синий мохеровый свитер, который явно был ему мал, обтягивал заострившиеся плечи. Кажется, когда-то в этом произведении миссис Уизли щеголяла Джинни. Зато взгляд у Джорджа, к счастью, по сравнению с осенью стал почти прежним. Под широкими медными бровями блестели два больших пытливых голубых глаза — и может быть, лишь чуточку лихорадочности прибавилось к этому блеску. Ошарашенное выражение постепенно сползало с его лица, а тонкие губы расплывались в той самой глумливой улыбке, подарившей Кэти не одну бессонную ночь.

Похоже, он был даже рад видеть её. Не то, что тогда.

— Я тут живу, — просто ответила Кэти.

— У тебя же был дом, — покачал головой Джордж.

— Это долгая история, — нервно усмехнулась она. — Еще в прошлом году пришлось переехать в этот. Теперь моя квартира находится этажом ниже.

— Интересно, — Джордж протяжно вздохнул и обхватил голову руками. — Что, чёрт возьми, тут происходит? Я ни хрена не понимаю! Зачем ты сюда поднялась?

— Я тоже многого не понимаю, — отозвалась Кэти. — Как ты оказался дома у маггла? Где Джон Карпентер, что ты с ним сделал?

— Я здесь, — раздался ещё один знакомый голос из глубин коридора. Джон, целый и невредимый, выглянул из-за плеча Джорджа, одарив обоих широкой радостной улыбкой.

— Здорово, Кэт, — сказал он. — Болтаете друг с другом? Ну дела. Вы что, знакомы?

— Мир вообще тесен, — развёл руками Джордж. — Я и Кэти… — Уизли покосился на неё, не зная, что говорить. Школа, одними губами произнесла та. — Мы с ней вместе учились в школе. В закрытой. В Шотландии, да.

— Слышал, слышал, — закивал Джон, даже не выказав особого удивления. — А до этого, в началке, с Кэти учился я.

— Как это мило, — усмехнулся Джордж. — Прямо встреча одноклассников какая-то. Может, мне принести из булочной торт?

— Чудное время было, — продолжил Джон, пропустив шпильку. — Помнится, мы после уроков всё время играли в волшебников. Срезали палки с кустов и дрались на них. Намешивали какие-то адские зелья — из кока-колы и дождевой грязи. И заебись было. Не то, что сейчас. Помнишь, Кэт?

— Помню, — ответила Кэти, стараясь не поднимать взгляда. Ей не хотелось видеть возможное глумливое выражение на лице Джорджа.

Готова поспорить на свою «Молнию», что он уже смеётся.

— Ладно, ученички, — опомнился хозяин квартиры. — Раз уж мы все здесь, то надо идти домой, нечего на пороге торчать. И у стен есть уши.

Джордж, наконец, убрался с прохода, и Кэти шагнула внутрь, оказавшись в тесной пыльной прихожей, заваленной обувью самого разного вида. Из приоткрытой двери гостиной были слышны музыка и чьи-то голоса. По всей квартире витал странный запах — как если бы прямо в комнатах жгли землю и старые листья. У входа — на крючках, вбитых в стену — висело несколько курток, раскрашенных яркими красками и утыканных булавками и заклёпками. Между ними затесался длинный, как у фокусника, плащ-дождевик ярко-малинового цвета.

Кажется, Кэти догадалась, по чьей вине чуть не грохнулась в грязь часа полтора назад.

— Мне нужно расспросить Кэти кое о чём, с глазу на глаз, — говорил Джордж, пока она развязывала шнурки. — Это важно. Ничего, если мы на некоторое время займём кухню?

Джон буркнул что-то, означавшее согласие, и скрылся в недрах гостиной. Кто-то за дверью засмеялся особенно громко.

Теперь Кэти и Джордж остались в холле одни.

— Нам сюда, — Джордж кивнул головой в сторону ближайшей двери.

В последний раз она была здесь лет шесть назад. Судя по всему, мисс Карпентер, мать Джона, с сыном больше не жила — и вместе с ней все помещения покинули последние остатки уюта. Рядом с раковиной, заваленной грязной посудой, теснилась целая дивизия оприходованных пивных бутылок и забитых окурками пепельниц. Одна из створок кухонного шкафа была вырвана с петлями, являя миру пустующие банки для круп. В углу ворчал старенький холодильник, заляпанный жирными пальцами.

Оглохни, вполголоса произнёс Джордж, направив свою палочку на дверь. Кэти открыла было рот, чтобы сказать, что колдовать дома у магглов опасно, что их могут засечь, что от магии может погаснуть свет — но так и промолчала. Слишком уж гротескно всё это выглядело.

Тем временем Джордж смахнул с грязного стола какие-то крошки и по-хозяйски развалился на единственном стуле. Кэти устроилась напротив, присев на краешек колченогой табуретки.

Что-то внутри неё всё ещё подрагивало от перенесённого шока. Уизли и Карпентер… Что может быть нелепее? Как они умудрились встретиться и заобщаться в многомиллионном Лондоне? Что объединяет строптивого маггла, ребёнка рабочих окраин, с чистокровным волшебником, героем войны и удачливым дельцом?

Впрочем, видит Мерлин, Джордж в этом антураже был как родной — что доказывало, что разница между ними была куда меньше, чем казалось на первый взгляд.

— Ну что, рассказывай, — начал Джордж, по-паучьи прохаживаясь по столу длинными нервными пальцами.

— Что рассказывать? — спросила Кэти, всё ещё чувствуя себя довольно глупо. А тут он ещё настукивает, как психованный, вот честно. — Кажется, это ты хотел о чём-то поговорить, хм, с глазу на глаз.

— Этот парень точно маггл? — прежде весёлые глаза Уизли в один миг наполнились мелким колким льдом. — Он так вдохновленно рассказывал о ваших детских похождениях. Уж не дурите ли вы мне оба голову, а?

— Исключено, — ответила Кэти. — Он стопроцентный маггл, а я соблюдаю Статут.

— Жаль, — то ли в шутку, то ли всерьёз усмехнулся Джордж. — Тогда скажи-ка мне, Белл — ты что, серьёзно играла в волшебников? Делала зелья из грязи?

Кэти потупила взгляд.

— Не только я. Помнишь Лианну О’Нил из Хаффлпаффа?

— Такая мелкая девчонка, ты ещё постоянно на первом курсе с ней таскалась? Помню, да. Кстати, а где она сейчас?

— Сбежала в Дублин вместе с матерью и братом. После того, что случилось с моими родителями, они побоялись оставаться здесь. И хорошо — в Ирландии Комиссия до Лианны не добралась. Возвращаться пока не хотят. В общем, всё это мы с ней придумали. Так веселее было ждать письмо…

* * *

Кэти не выносила одиночества ни тогда, ни сейчас.

Найти себе подружку, когда ты ведьма и тебе всего семь, когда не разрешают уходить гулять дальше соседней улицы, а все укромные и не очень уголки своей облазаны вдоль и поперёк…. Это дорогого стоило.

Несмотря на то, что с того дня прошло долгих четырнадцать лет, Кэти помнила его до минуты. После встречи с проклятым ожерельем много чего повылетало из её головы, но это воспоминание осталось нетронутым — ни дать, ни взять кинофильм на маггловской видеокассете.

…Кэти и Лианна обходят высокую кирпичную башню и сворачивают на небольшую улицу длиною всего в пару десятков аккуратных домов. Пройдя ещё чуть-чуть, они останавливаются у хвойных зарослей, облепляющих одну из крайних построек.

— Давай на раз-два-три, — шепчет Кэти, склонившись над ухом новой знакомой. — Скажешь вместе со мной — Сейнт-Люсия-драйв-восемь-дробь-один. Ладно?

— Ладно, — отвечает Лианна и выставляет вперёд три чумазых пальца. — Раз…

Когда девочки произносят адрес вслух, случается невероятное — над маленьким домиком из неприметного бежевого кирпича прямо из воздуха вырастает ещё один этаж! Лианна в благоговейном ужасе таращит глаза и оглядывается — и никто, даже толстый старый негр, выгуливающий неподалёку большого лохматого пса, совсем-совсем ничего не видит! А нелепый дом так и продолжает насмешливо возвышаться над своими низкорослыми собратьями.

Кэти хватает Лианну за руку, и девочки заходят внутрь. Уже на пороге их встречает сводящий с ума запах печёных яблок с корицей и мама Кэти — высокая блондинка с добрым лицом, в новом фартуке, повязанном поверх красивого платья.

— Раздевайтесь, девочки, — улыбается Пандора Белл, впуская их в прихожую. — Не хочешь представить мне свою новую подружку, Кэти-Кэт?

— Лианна, — говорит Кэти, вешая куртки в большой лакированный шкаф. Зеркало на его дверце укоризненно ворчит что-то про неряшливый вид — и это повергает стоящую рядом гостью в новый шок. — Она живёт на Чёрч-стрит и она волшебница, мам.

— Волшебница? Точно?— лицо миссис Белл тут же наполняется смесью удивления, любопытства и радости.

…— Мой брат Лайам отрывал голову моей Барби, а она возьми и схвати его за палец, — перечисляет Лианна, сидя за столом и уплетая горячий штрудель. — А мерзкий Джон Карпентер гонялся за мной по велосипедной дорожке, поскользнулся, как на льду, упал и разбил нос!

— Сама подумай, мам, — говорит Кэти, чуть ли не подпрыгивая на стуле, — она же увидела наш дом весь, целиком! А магглам показывается только первый этаж!

— Да уж, здесь не может быть ошибки. А ведь ты уже ходишь в школу, да? В бесплатную? — Пандора обращается к Лианне; та дважды кивает, не прекращая жевать. — О-о-ох, — женщина тяжело вздыхает. — Похоже, Катрина, вы добились своего, — улыбаясь, миссис Белл смотрит на дочь; Кэти издаёт торжествующий клич. — Какое уж тут домашнее обучение? Я позабочусь о том, чтобы вас определили в один класс…

* * *

…К горлу подкатил грустный ком. Как некстати. Кэти глубоко вдохнула пару раз, чтобы разогнать наваждение.

Джордж всё смотрел на неё растерянно, но раз — и что-то дрогнуло в его лице, и блуждающий взгляд наполнился почти забытым уже, тем самым участием Уизли.

Он ведь всегда был таким…солнышком. Ха, ха, ха. Звучало, конечно, очень глупо — но уж что есть, то есть.

Пока небо не затягивали тучи, и плохой парень не приходил ему на смену.

— Эй, что стряслось? Почему ты молчишь? — его взволнованный голос едва долетал до ушей Кэти.

Флэшбеки один за другим накрывали её мощной волной.

Последние дни золотой шотландской осени. Древнее, как Четыре волшебника, кладбище, печально разросшееся в последний год. Болезненно-злое лицо Джорджа. Его глаза с глубокими чёрными тенями. Уставшая Алисия с прокушенной губой.

В тот день Кэти выяснила, что Джордж весьма гнусно относится к людям, пережившим такое же, как у него, горе.

Что-то взаправду изменилось с тех пор или он, как и прежде, играет в свою неведомую игру, которая обернётся катастрофой для находящихся рядом? Однажды он — точнее, они — уже устроили нечто подобное.

Номер «Прощание Уизли» и встречу на погосте Кэти запомнит надолго.

— Тебе действительно интересно? — Мерлин великий, ну почему она говорит таким убогим срывающимся голосом? — А я-то думала, для тебя это что-то новенькое.

— Правда? — удивился он. — Дай-ка угадаю, неужто ты… — Джордж нагнулся над столом, чтобы лучше рассмотреть лицо Кэти. — Ты ещё не забыла тот день? Октябрь, Скорбный тупик, Хогсмид? Вот дерьмо, — он покачал головой. — Да, я вёл себя, как урод, я был не в себе…. Но сейчас это уже ничего не значит.

Кэти молчала, смотря то на него, то на исполосованный следами ножа стол. Всё это не желало укладываться у неё в голове.

А сейчас-то хоть ты в себе? А я? Нет, что-то совсем на то не похоже…

— Хочешь узнать о том, как я оказался здесь? — спросил Джордж, вытаскивая из кармана чудного вида блестящую трубку и небольшой полотняный мешочек.

Запустив туда пальцы, он извлёк наружу странного вида соцветие — зелёное, в рыжих липких усиках — затем перетёр его между пальцами, бросил в маленькую медную чашечку, поджёг трубку и затянулся. Повеяло тем самым запахом дерева и прелого сена из гостиной.

На то, что эта травка не относится к числу запрещённых, Кэти уже и не надеялась.

— Хочу, — согласилась она. Джордж выпустил изо рта облако дыма и передал ей свой причиндал. Кэти повела носом, втягивая в себя странный аромат, но от затяжки отказалась.

Ей всё ещё хотелось оставаться в трезвом уме.

— В ноябре компания «Уизли и Уизли» полностью выкупила бывший «Зонко», — неспешно заговорил он. — Да-да, Белл, я не только не бросил дела, но ещё и как-то умудрился расшириться — несмотря на то, что ещё летом мне хотелось сжечь этот магазин к херам. Ну да ладно. Отмечая сделку, мы шлялись по Лондону — я, Лис и Джордан с Анджи — и путь наш пролегал как раз по твоей родной зелёной ветке метро. Дело было в маггловском Шордиче, кажется. Там, кстати, просто прорва пабов на любой вкус. Так мы очутились в клоаке с поэтичным названием «Ангел», — Джордж хихикнул.— Я заказывал пиво для всех, когда твой школьный дружок, завсегдатай того места, прицепился ко мне. Так и познакомились. Это чудесное растение, — он помахал трубкой, — Джон поставлял мне уже несколько раз.

— Джон, он…как это говорят…торгует дурью? — Кэти сокрушённо покачала головой. — Это он подсадил тебя? Чёрт, да мисс Карпентер, его мать, ему бы за это голову оторвала!

— Не подсадил, а познакомил, — возразил Джордж. — И не Джон, а жулик Флетчер, и не вчера, а ещё пару лет назад. Кстати, мамаше Джона глубоко плевать на то, каким способом её сын зарабатывает на жизнь. Детство кончилось, Белл. Нам всем уже не по шестнадцать.

— И слышать не желаю, — отмахнулась она. Годы, проведённые рядом с Уизли, показали, какими оголтелыми упрямцами были братья. Переубедить их в чём-либо не мог даже Ли, сам бывший из той же породы людей. — Делайте, что хотите.

— Спасибо за разрешение, капитан, — отозвался Джордж, выпустив очередную порцию дыма. Глаза у него стали густого чернильного цвета. Расширенные зрачки почти целиком заволокли радужку. — Ну что, посмотрим, чем занимаются наши рокеры?

В увешенной плакатами гостиной обнаружились только двое. В углу, прямо под ревущей стереосистемой, сидели и громко о чём-то спорили смуглый дредастый парень — Кэти несколько раз видела его в компании Джона, и девушка — совсем незнакомая ей брюнетка. Большая стеклянная бутылка, едва ли наполовину заполненная чем-то красным, время от времени переходила от него к ней и наоборот. Ещё одна — опрокинутая и опустошённая — валялась возле подножия ободранного кресла.

— Куда все подевались? — громко спросил Джордж, удивлённо озираясь по сторонам.

— Разве они не за вами вышли? — вопросом на вопрос ответил парень, оторвавшись от разговора.

— Возможно, — Уизли развернулся и устремился в коридор. Кэти ничего не оставалось делать, кроме как идти за ним.

Совсем неподалёку — из-за едва приоткрытой двери ванной — послышались приглушённые голоса. Кто-то тихо, но яростно спорил, пытаясь спрятать слова за шумом воды. Кэти даже не успела понять, что происходит, когда внезапно обнаружила себя прижатой к стене холла. Одной рукой Джордж держал её за плечо, другой шарил в небольшом кожаном подсумке, прицепленному к ремню своих тёртых джинсовых брюк. Кэти хотела было возмутиться, но Джордж предостерегающе приложил палец к губам.

Я слышал наши имена, почти беззвучно прошептал он, наконец, справившись с содержимым кошелька. Теперь в его руках были два тонких, перевитых между собой шнурка телесного цвета с крошечными ушными раковинами на концах. Один он отдал Кэти, другой вставил себе — прямо в непослушную копну волос. Надевая свой Удлинитель, девушка с горечью вспомнила об ужасной ране Джорджа. Один лишь раз, уже в Хогвартсе, ей случайно довелось увидеть дыру на месте его уха, срезанного Сектусемпрой почти под корень.

— …и всё равно всё, что ты говоришь, похоже на какой-то бред, — послышался хрипловатый женский голос. — Зачем ей приходить в эту квартиру, если не к нему?

— Ко мне, — ответил незнакомке Джон. — Я сам звал её, Хел.

— Сюда?

— Да, — сказал он. — Причём не просто так. Кэт одна, как перст. Разве ты не помнишь? Её родители погибли в прошлом году. А старший брат куда-то исчез, словно и не было его вовсе! Говорили, что отравление газом... тогда почему в доме были выбиты все окна? Приехала целая орава полицейских, но все молчали. Думаешь, просто так Лайам с Лианной и тётей Абигейл подался в Дублин? Я думаю, что нет! Бьюсь об заклад, что они что-то знали!

— Да какая разница? — взвилась девушка. — Или ты хочешь, чтобы и в твой дом потянулся этот кровавый след?

— Хел, — взмолился Джон, — да Кэти безобидна, как пасхальный ангел…

Раздался короткий смешок. Кэти бросила быстрый недовольный взгляд на Джорджа. Он бесстыже ухмылялся, а краска с её ушей тем временем переползала на шею, рискуя явить себя миру в виде предательских розовых пятен.

— …А Джордж, который, как выяснилось, её закадычный друг? — продолжал голос незнакомой Хел. — Как будто прилетел с другой планеты!

— Ты хотела сказать — приехал из деревни, — возразил Джон.

— И ты в это поверил? Да он пиздит, как радио! Где шотландский, валлийский или, к примеру, корнуолльский акцент? Где?

— Ну, — Джон ненадолго задумался, — он ведь учился с Кэти и с сестрой Лайама в этой их частной школе хер знает где. Они там все такие…чудики. Все чешут на королевском наречии.

— Всё равно, — в сомнении протянула Хел. — Зря ты при нём назвал Микки.

— Почему?

— Он странный. Мне кажется, он на крючке у бобби…

— Хелен!

— …или сам один из них! Что, Сидни? Хочешь сказать, что не может быть такого?

— Да чего только не бывает в жизни, — ответил тот. — Но это не повод подозревать всех вокруг! Да, они действительно как головой ударенные, я и сам это вижу, но много ли тут среди нас нормальных людей? Вот мы с тобою на нормальных похожи? Да ни хера!

— Если бы всех, — прежде хриплый голос Хелен теперь негодующе звенел, — ладно, чёрт с ней, с твоей Кэти, хотя все эти призраки прошлого, как чёрт из табакерки выскакивающие из небытия — по мне так тот ещё геморрой. Ты её хоть когда-то знал, но Джордж…. Жуткий чувак.

— Жуткий?! Ну ты гонишь, серьёзно.

— Не знаю, какими чарами он тебя приворожил, Сидни, но мы с Ивель и Энн давно видим в нём нечто, хм, инфернальное. Неужели ты снова толкнул ему всё, что у вас было?

— Так это же хорошо, — довольно протянул Джон.

— Где ты его встретил? У Митчелла, как всегда? Лучше бы ты не имел дел с незнакомцами из бара «Ангел». Эта рыгаловка — слишком даже для таких конченых, как мы.

— А где мне тогда банчить? — вознегодовал Джон. — Может, на Пикадилли? Толкаться среди малолетних нюхателей клея, туристов и бобби? Сюда, домой, опасно приводить всех подряд! Я не могу работать, чтобы здесь жить, или мне придётся бросить колледж. Мама посылает нам с Ивель триста фунтов в месяц. На двоих. Это пиздец. А отчим вообще видеть меня не желает, после того, как… после этого….

— Я знаю, — почти прошептала Хелен.

После этого в ванной воцарилась тишина, прерываемая редким стуком капель из подтекающего крана да судорожным дыханием Джона, больше напоминавшим всхлипы.

Кэти, покачав головой, вложила в руки Джорджа Удлинитель Ушей, и, так же храня молчание, направилась к противоположной стене, к вешалкам. Сорвав с крючка свою джинсовую куртку, Кэти вышла из квартиры, постаравшись как можно тише закрыть за собой дверь. После всего услышанного ей больше не хотелось здесь оставаться.

Но вот створка хлопнула во второй раз. Кэти обернулась. Это было странным, но Джордж отправился за ней.

— Стоять, Белл! — сердито прошипел он, схватив Кэти за рукав.

Она кинулась вниз, преодолев лестничный пролёт всего за пару секунд. Джордж, не разжимая пальцев, уволокся следом. На площадке они что есть мочи врезались друг в друга и лишь каким-то чудом удержались на ногах, едва не покатившись кубарем вниз.

— Отпусти! — задыхаясь, вскрикнула Кэти, пытаясь высвободить свою руку из железной хватки загонщика. Рёбра снова противно заныли.

— Хотела соскочить, да? — усмехнулся Джордж. — А как насчёт того, чтобы сначала объяснить, на что именно ты так взъелась?

— Это глупо, — отозвалась Кэти, взглядом вгрызаясь в его колючие глаза.

— Глупо что? — не унимался он.

— Глупо было думать, что нас и вправду кто-то здесь ждал. Глупо — стоять вместе с тобой за дверью и подслушивать чужие разговоры. Я уже молчу о том, что эти магглы видят нас, как на ладони! Тебе, я вижу, всё как с гуся вода, так что можешь делать с этими знаниями всё, что хочешь. А я так не могу. Я пойду к себе. Передашь Джону, что всё нормально, ладно?

Джордж уже открыл было рот, чтобы сказать что-то, но промолчал. Наверняка что-то вроде Счастливо оставаться, Белл приберёг напоследок. И рукав отпустил. Самое время развернуться и уйти, но…

Сейчас она закроет дверь с другой стороны, и всё снова будет правильно. Впереди её ожидают прогулки в местном парке, регулярные посещения больницы, поиски постоянной работы. Никаких тревог, волнений, ничего нового…и всепожирающая, зелёная — как вспышка смертельного проклятия — тоска. Но лучше уж она, чем то, что происходит сейчас. Врачи говорили, что ей не стоит волноваться. Что бы сказал Авиценна, узнав, что сейчас происходит с её душой? Что ей делать, если надрывается старая рана, и истерзанные края плоти уже наливаются тёмной, дурной кровью….

Джордж…. Он всегда смеялся окружающей действительности в лицо — и каким жестоким оказался её ответный смех! Какой силы была та взрывная волна, что вынесла его сюда, на обочину жизни… в край, где на лицах людей лишь пьяные и злые улыбки…. Теперь он и она оба одинаковые, точно головой ударенные — тут Джон и его подружка были абсолютно правы. Теперь и сердце Джорджа, всегда бешеное и горячее, подморозило ледяное дыхание смерти! Как близко она подходит ко всем — и то тут, то там шуршит полой истлевшего плаща, как близко….

Мягко, словно вуаль, ноздрей Кэти коснулся еле слышный запах табачного дыма. Она резко посмотрела за плечо Джорджа, будто очнувшись ото сна — кто-то, наверное, незаметно для них вышел на лестницу — и от увиденного едва не сползла по стене.

На верхней ступеньке сидел Фред и курил маггловскую тонкую сигарету. Даже если не брать во внимание его смерть, это само по себе было из ряда вон — первый и единственный раз на её памяти близнецы развлекались подобным образом уже на седьмом курсе, в ночь после их исключения из команды по квиддичу. Залив горький вкус поражения огненным виски, от принесённых Лис маггловских папирос Фред и Джордж кашляли и плевались так, что всерьёз побоялись разбудить Филча, и выкинули почти полную пачку из окна совятни.

Вы не разговаривали почти три года. Многое могло измениться.

Будто бы в подтверждение этой безумной мысли Фред сделал приглашающий жест — иди, мол, сюда. Огонёк сигареты качнулся в полумраке.

Забыв про Джорджа, Кэти бросилась вперёд, взбежала наверх по ступенькам, напрочь выбросив из головы все прошлые обиды, забыв о том, что ещё минуту назад отчаянно стремилась вниз….

Но на лестнице, конечно, никого не было.

Совсем никого.

— Что случилось? — тихо спросили сзади.

Кэти обернулась. Джордж до сих пор стоял у двери её квартиры. Даже в тусклом свете лампы было видно, как сильно побледнели его губы. Веснушки, прежде совсем не видные, тёмной рябью проступили на почти синем лице.

— Ничего, — ответила она, изо всех сил пытаясь не разрыдаться. — Пожалуй, нам стоит вернуться к Джону.

Кэти всегда догадывалась, что в сложных отношениях братьев последнее слово чаще оставалось за Фредом. Вот и сейчас.… Одному Мерлину известно, что это было — то ли плод её больного воображения, то ли очередной подарочек от проклятого ожерелья, то ли сам Фред спустился в подлунный мир, чтобы подать ей знак….

Как бы то ни было, но даже будучи мёртвым, он снова решил всё за всех.

* * *

Хлопок аппарации врезался в тишину — словно горячий нож, пронзивший масло. Оказавшись посередине опустевшего торгового зала, Джордж привычным взглядом окинул полки с товарами, сейчас потонувшие в ночной мгле.

Светившийся в темноте циферблат часов, некогда принадлежавших дяде Гидеону, был, как всегда, точен — через две минуты должен был начаться новый день, через два дня — февраль, постепенно вступавший в свои права. Второго числа его новой жизни исполнится девять месяцев. Жизни, от первой трети которой его, Джорджа, память милосердно избавилась. Он мог рассказать, что с ним происходило в эти страшные дни, но это были лишь слова — сухие, мало чего значившие. По всем настоящим чувствам и ощущениям прошёлся невидимым ластиком, зельем Забывчивости, Эванеско кто-то… или что-то… Фигуры, лица, запахи, звуки сливались в его голове в одно большое слепое пятно. В один прекрасный момент Джордж сам себя разбудил и стал жить почти так же, как раньше, с одним отличием — теперь он словно проживал сон во сне. Не то что бы это было плохо — лишь беспричинные сердечные боли, честно говоря, доконали в последний месяц. Даже сегодня оно взбунтовалось аж дважды… Зато пару часов у него внутри поселилось нечто другое, нечто, щекочущее нервы и постукивающее где-то у горла. Нечто другое, неистово рвавшееся наружу. Это…будоражило. И отвлекало внимание от сердца.

Стараясь не создавать лишнего шума, Джордж поднимался по узкой лестнице к себе домой. Чудо, что он так быстро добрался. Это Кэти разрешила ему аппарировать из своей прихожей.

Мерлин великий, Белл… он же едва дуба не дал, увидев её на пороге квартиры случайного знакомого. Чего уж тут говорить, если и магглы, и маги, окружавшие его, были грёбаными параноиками? И Алисия, и Джонни умели навести шороху, если хотели. При виде Кэти Белл Джорджу мигом забрались в голову всякие мысли, одна страннее другой, но на деле всё объяснилось просто — Ист-Энд гораздо был гораздо теснее, чем казалось на первый взгляд….

После того, как она закончила валять дурака в холле, они поднялись наверх и болтали без умолку несколько часов. Вопреки его опасениям, в этом случайном разговоре не было места их, так называемому, совместному прошлому. То, что он сделал почти три года назад, по старой привычке всё ещё вызывало внутри стыдную дрожь. Были, конечно, и у него за душой вещи, которые даже время не смогло стереть в прах. Но Кэти не подвела — в конце концов, она всегда соображала как надо. Тогда, осенью, Джордж не нарочно вёл себя, как глупая скотина, вот честно. Тот яд, что он вылил наружу, будто бы испустил за него кто-то другой. Жаль, что теперь у Джорджа всё было туго с объяснениями. Но мышке Кэт они и не требовались — перед пиздецом, которым кончился её последний матч за «Гарпий», меркли все глупые распри.

Кажется, впервые за долгое время ему стало по-настоящему кого-то жаль. И прошлое некого Джорджа Уизли, которое он знал и не знал, было здесь не при чём.

Джордж взмахнул палочкой — и дверь их квартиры с тихим щелчком податливого замка открылась. Звякнул китайский колокольчик, повешенный Верити у входа. Джордж развязал шнурки, скинул ботинки с мантией, уже принявшей обычный вид, запер заклинанием дверь. Блики огня, горевшего в гостиной, появлялись и исчезали на стенах холла. Он юркнул в маленькую комнату, поближе к теплу и свету. После мрачного логова панков с Чёрч-стрит собственная каморка, разделённая на три крохотные клетушки, казалась Джорджу чем-то невероятным.

Верити спала на софе, укрывшись тёмно-зелёным пледом в крупную клетку. Такая чертовски милая, уютная — как хороший блюзовый медляк после шумного концерта «Диких сестричек». Та, что ждала его. При одной этой мысли где-то в солнечном сплетении у Джорджа разлилось настоящее солнечное тепло. Он устроился рядом с ней, едва дыша, но не смог удержаться и всё-таки положил на один из волнующих изгибов свою пытливую, чёрствую от бесконечной работы в лаборатории лапу.

К счастью, Верити не проснулась — только обняла его в ответ. Джордж, как мог, развернулся к ней спиной. После прогулок по лужам у него разыгрался насморк, и ему совсем не улыбалось сопеть ей под нос. Как бы не было хорошо дома, в объятиях прекрасной Верити, но сон в глаза так и не шёл.

Нет, Лондон — не Шотландия, от которой Джордж, несмотря на два с половиной года в столице, так и не отвык. Здесь, в городе, почти нет той зимы, что рисуют на рождественских открытках. Здесь снег выпадает лишь на полдня, оставляя под ногами невразумительное месиво. Здесь свинцовые тучи плетут свои мрачные сети над равнинами крыш и частоколами маггловских телевизионных антенн, роняя крупные, от смога горькие слёзы круглый год.

Но как так получается, что уже сейчас он — одуревший и оглохший от жизненных коллизий болван — чувствует, как отчаянно разливается в воздухе весна?

* * *

В небольшой гостиной типовой лондонской квартиры не горел свет, зато тихо работал очухавшийся от недавнего Гоменум Ревелио телевизор. Раскинувшись морской звездой на старом диване тёти Абигейл, Кэти наблюдала за происходящим на экране, лежа вниз головой. Она спустилась к самому краю лежака, длинные волосы подметали не слишком чистый пол, но Кэти было решительно всё равно. Дома у Джона она так и не отведала запрещённой травки, не выпила ни капли спиртного, но голова и без этого шла кругом. Кэти и не знала, как бы поточнее охарактеризовать себя нынешнюю. Сумасшедшая. Одуревшая. Пьяная без вина. И такая живая.

Заявиться без предупреждения к другу детства — панкующему сорванцу, прожигателю жизни, соседской головной боли…. Это оказалось действительно фатальным решением.

Сердце её билось и выпрыгивало из груди, точно неугомонный бладжер. Джордж, Джордж, Джордж, без конца настукивало оно. Нет, Кэти и думать не хотела о том, чтобы всё у них было, как в Хогвартсе. Слишком много, слишком больно, слишком…. Она помнила, как на Чаринг-Кросс-Роуд он гулял под ручку с хорошенькой белокурой ведьмой в алой мантии. Пролитого зелья не собрать, дважды в одну реку не войти… как там ещё говорят? Ты права, отвечало Кэти её израненное сердце и снова заводило, как сумасшедшее — Джордж, Джордж, Джордж, Джордж…

Может быть, всё дело было в том, что и без свиданий у озера и первых жадных поцелуев в школьных коридорах он был для неё очень важен? Как человек. Как личность. Как друг, наконец. Да, наверное, так оно и было. Кэти безумно тосковала по оставленным в прошлом друзьям. Вот ведь какая странная штука жизнь — сначала она сама перестала отвечать на их письма, потом твёрдо была уверена в том, что её, проклятую девчонку со съехавшей крышей, никто больше не хочет знать. А теперь именно Джордж подарил ей надежду.

I feel those days without end,

When we used to be friends,

Those summer days we’re spent

In search of hope and happiness [1] -

— вдруг донеслось из телевизора.

Кэти мигом перевернулась на живот и уставилась в бледный экран. Красивая молодая женщина с длинными тёмными локонами пела странным, почти детским голосом песню, от которой по спине Кэти поползли мурашки — так знакомо, так близко ей всё это было.

Старый добрый Хогвартс, залитый солнцем. Самый вкусный на свете завтрак под зачарованным потолком. Первые полёты на метле, первые забитые голы — и два Кубка школы, взятых командой Гриффиндора. Их командой. Оливер, Анджелина, Алисия, Фред, Джордж, Гарри. Да, ещё Ли и Рон, конечно. Святочный бал и её ладонь в горячей ладони Джорджа. Их первый поцелуй под омелой у входа в Большой Зал.

We used to while away our days

In a beautiful haze

I guess I knew one day

that you'd be moving long away…

Отряд Дамблдора, где те, кому было не всё равно, учились драться и выживать. Патронусы, один за другим выскакивавшие из поднятых вверх палочек. Скотские декреты Амбридж. Избитый Малфой на поле для квиддича. Мётлы Фреда, Джорджа и Гарри, прикованные цепями. Огненный виски и пачка сигарет в опустевшей совятне. Плотные тучи на потолке Большого Зала, не желавшие пропускать солнце. Зловонное болото в коридоре Григория Льстивого. Багровый закат в окне разгромленной спальни. Слёзы Алисии — первые на памяти Кэти. Её собственные слёзы — злые, опасные, горькие.

I wept a thousand tears for you,

For my love that came true

And soon I realized -

I'd always dreamt it'd come to this…

Догадывалась ли Кэти, что поезд, на котором они, держась за руки, неслись в светлое будущее, в конце концов съедет с рельс и покатится под откос? Да какая, к чёрту, разница. Побег Фреда и Джорджа был лишь первым ударом в веренице прочих. Жизнь не скупилась на последующие тумаки, и Кэти уже третий год пребывала в глубоком нокауте.

Сегодня она впервые села и осмотрелась вокруг. И увидела, как покойный Фред Уизли помахал ей рукой.

Одинокая слезинка пробежала по щеке Кэти и скрылась в вороте свитера. Мёртвые и живые, взрослые и юные, печальные и весёлые — все, кого любила Кэти, сейчас были рядом с ней.

Их дыхание не давало ей замёрзнуть. Их руки держали её и не позволяли упасть.

Это ли не магия? Это ли не колдовство?

Кэти завороженно наблюдала за происходящим на экране. Кудрявая девушка пела и танцевала в окружении музыкантов. Пожилая пара кружилась в вальсе. Темнокожий мальчик перебирал струны гитары. А девочка, чем-то похожая на неё саму в детстве, катила колесо старинного велосипеда.

And though that time passes by,

And that our lives have changed.

But our love was special,

Our love was strange

And though my heart broke

In time it did mend

Except when I think about the time

That we used to be friends…

Кажется, она ещё немного плакала, но впервые за долгое время это были очень светлые и даже немного радостные слёзы.

Кончался наполненный тоскою, болью и запахом лекарственных зелий январь.

Весна обещала наступить совсем скоро.

------------

[1] — Песня британской группы Cranes, 1994 год

https://www.youtube.com/watch?v=Mvso2fEMh94

1999 год, 31 января, вечер

Северное море, остров Азкабан

— Заключённая номер двести пять-девяносто восемь, дробь два!

Ком из колючего застиранного одеяла на койке в углу камеры дрогнул и зашевелился.

— Заключённая номер двести пять-девяносто восемь, дробь два! — гулко ударился о стены голос.

Опять... эта. Визжит, как баньши. Уши вянут...

Тонкое одеяло бесшумно сползло на каменный пол. Услышав зов, лежавшая на койке женщина расправилась, опустила на распластанную шерсть покрытые сизыми струпьями ноги и тяжёлой походкой поспешила к двери. Живот её отозвался угрюмым урчанием.

Ужин. Скорее.

Окошко, выдолбленное в тяжёлой двери, открылось, надсадно скрипя. В камеру вплыл кусок хлеба, небольшой жестяной чайник и суп почти в такой же, как чайник, супнице с носиком. Ложек заключённым иметь не полагалось.

Женщина схватила свой скромный паёк, собираясь разделаться с ним в углу. Скорее бы уже вгрызться в чёрствый хлеб, высосать из нелепого носика холодный бульон…

— Эй, Алекто! — резкий, как мятые листы железа, голос оборвал её фантазии.

Алекто Кэрроу обернулась, встретив в окошке тяжёлый взгляд.

— Свинья, — злобно припечатала надзирательница.

Сердито взвизгнула задвижка, оглушительно громко захлопнулось окно.

Алекто вжала голову в плечи, едва не расплескав драгоценный суп.

Дождавшись, когда в коридоре стихнут шаги, Алекто набросилась на еду. Она жадно уничтожала хлеб, поднимая упавшие на пол крошки, и в одну секунду расправилась с жидким рыбным бульоном.

Супница исчезла первой. Алекто всегда казалось, что это случается прежде, чем она успевает сделать последний глоток. Едва тёплый чай напоминал разбавленный раствор лирного корня и с трудом утолял жажду, но радости доставлял не меньше, чем эльфийское вино.

В этих стенах лучше еды для Алекто Кэрроу не было ничего. Еда стала её смыслом жизни, её отдушиной. Не сказать, что у неё не было другого выбора. Теперь к заключённым относились иначе, и, помимо всего прочего, по камерам в один прекрасный день стали развозить книги. Много книг, целые тележки. Бери-не хочу. Но все эти грёбаные издания, как назло, были маггловскими. Читать Алекто любила не меньше, чем есть, но так и не притронулась ни к одному из них. Вот ещё! Лучше уж ждать всей душой несолёный суп, чем вникать в поганые простецкие мысли.

Это выглядело издевательски. Даже сюда — в место, полное нормальных людей — просочилась грязнокровная ересь.

Перекосившись, Алекто громко рыгнула — одни только мысли о магглах вызывали у неё тошноту — и подошла подышать к окну. Сквозь толстые решётки виднелись чернильные клеточки мглы. Алекто встала на цыпочки и втянула широкими ноздрями горький морской воздух, пахнувший тиной и известью.

Сейчас, поздним вечером, за окном не было видно ни зги, но Алекто и без света прекрасно знала о том, что там. Крохотный причал да ряды замшелых серых камней.

Кладбище.

* * *

Случилось так, что в Азкабан Алекто садилась дважды.

Впервые её привезли сюда в самом начале восемьдесят второго. Ещё не успели отгреметь суды над Пожирателями смерти — но тогда ни у неё, ни у Амикуса не было на руках Метки, и Тёмный Лорд не был с ними, Кэрроу, знаком. Она никого не ограбила, не убила, не покалечила. Однако её дело и без этого заставило содрогнуться визенгамотских чинуш.

Алекто прикрыла глаза, погружаясь в прошлое. Толстые бледные губы сами собой растянулись в самодовольной усмешке. Таких, как она, волшебная Британия больше не видела и вряд ли увидит…

Нет, красоткой она никогда не была. Чистокровной, кстати, тоже — и однокурсники-слизеринцы превратили школьные годы Алекто в сущий ад. Презрительное «хрюшка», которым её окрестили на первом курсе, к пятому превратилось в целую «свинью». Ах, если бы всё дело было только в полукровке-отце, толстых боках и курносом носу… Алекто травили потому, что знали — она безмолвна. Люди, особенно мальчишки, вызывали в ней дикий, первобытный страх.

Когда Алекто было девять, в её спальню прокрался тринадцатилетний Амикус. В одну ночь любимый брат превратился в сущего демона. Она рыдала, умоляла, кусалась, но жестокий подросток взял своё. Всё прошло, как в тумане — в памяти отпечатались лишь его липкие руки на её горле, ниточка слюны, стекавшая с его влажных губ на её живот, саднящая боль между её, его силою разведённых, ног.

Мать, узнав о случившемся, отмахнулась. Глупый детский вздор, вот какими были её слова. Впрочем, другого от Ванды Кэрроу ожидать не приходилось. Слабенький, болезненный Амикус был её божеством, Алекто же… просто дочерью. Некрасивой, нелюдимой, укравшей у матери последние крохи молодости.

Прежней жизни пришёл конец. Алекто с ужасом ждала письма из Хогвартса. До этого ей приходилось вырываться из крепких братских объятий лишь на летних каникулах. Теперь же кошмар грозился длиться вечно. Подходя к Распределяющей шляпе, она чуть не обмочила мантию. Алекто казалось, что все вокруг уже знают её грязную тайну.

Грязнокровка. Хрюшка. Свинья. Скотина.

Это было…обидно. Оскорбительно. Невыносимо. Не столько из-за намёков на её внешность, сколько из-за того, что любой дурак знал — именно свиньи, в отличие от многих животных вроде кошек и сов, начисто лишены магии. Одна отрада — теперь Амикус всё же держался от неё подальше.

К семнадцати годам Алекто выросла в угрюмую, неповоротливую девицу. Время не сделало её красивее, но и нападки прекратились. Больше она не боялась всех этих сопливых пацанов и смазливых потаскух. Всё-таки Алекто была ведьмой, а не свиньёй, и сумела доказать это всем. А те, кто считал иначе, жрали экземпляры из её арсенала тёмных чар полной ложкой.

Хогвартс Кэрроу закончила неплохо, несмотря на многократные выволочки от преподавателей и Министерства. Ха, да все они удавились бы, узнав про её мечту. Пару последних лет Алекто воображала, как могла бы учить других тому, что знала сама. Эх, если бы хоть на миг она и гадкие детишки поменялись местами!

Но мечте этой, конечно, не суждено было сбыться, и Алекто довольствовалась должностью секретарши в одном из замшелых отделов Министерства — из тех, что прибирали волшебство перед магглами. В одном только Лондоне случалось до десятка происшествий в день, и от оформления бесконечных вызовов у Алекто раскалывалась голова. Кусачие сервизы, лжезапирающие ключи, унитазы, плюющиеся дерьмом. Магглы в смятении, магглы в панике, магглы в шоке. Магглы то, магглы сё. Тупые животные. Вскоре они перестали вызывать у Алекто что-либо, кроме презрения. Она жалела, что после Гриндевальдовой войны с ними приходилось считаться. И всё повторялось снова — её, Алекто, усилия оставались незамеченными. Даже такие придурки, как Перкинс и Уизли заслуживали куда больше внимания от начальников отдела.

Скучная, ничтожная, бесполезная жизнь. Нет, не жизнь даже — так, существование...

Но однажды всё изменилось вновь.

Когда Алекто исполнилось двадцать четыре, ею, наконец, овладело странное томление, обычно приходившее ещё к пубертатным девочкам. Её телу потребовалось много времени, чтобы забыть домогательства брата. И теперь мощная, неотвратимая, неумолимая волна возбуждения накрыла Алекто с головой, словно отыгравшись за все эти годы. Она часами стояла голой перед зеркалом, по пять раз за ночь погружая пальцы в рыхлую плоть. Сначала в ход пошёл старый добрый душ, потом — все продолговатые предметы, попавшие под руку. Но удивительнее всего были фантазии, сопровождавшие эти лихорадочные действия.

Юные мальчишки. Всем им на вид было не больше девятнадцати. Иногда девчонки — вполне оформившиеся, но с глазами, которые бывают только у вчерашних детей. Те, кого она прежде ненавидела, стали её манией. Прыщавые лица, острые коленки, вульгарные манеры, кислый юношеский пот — Алекто сходила с ума от этих гадких деталей. И чем сильнее видения одолевали её, тем было яснее — фантазии не станут былью. Да, Алекто стала способной ведьмой, но внешне так и осталась уродкой, чего уж греха таить. Да, многие молокососы не отказались бы спутаться с девушкой постарше, но это должна была быть…фея. Фея, а не рыжая хрюшка.

Алекто впала в отчаяние. Думать ни о чём другом никак не получалось. Наконец-то начальство обратило на неё внимание — но не с похвалой, а с предупреждением. Нужно было с этим что-то делать, и выход скоро пришёл ей на ум. Выход воистину гениально-омерзительный — но вскоре омерзение потихоньку отступило, и, наконец, Алекто сдалась.

Магглы. Она будет делать это с магглами. Хоть на что-то эти идиоты сгодятся. За несколько лет работы в Министерстве Алекто успела убедиться — начальство плевать хотело на самих магглов. Статут волновал их куда больше. Сделать всё чистенько, и комар носу не подточит. А поможет ей в этом, конечно, магия.

Все эти годы Алекто продолжала увлекаться Тёмными искусствами. Естественно, что самое главное мимо неё не прошло. Долгие месяцы Алекто отрабатывала Непростительные заклинания сначала на флоббер-червях, затем на жабах, потом перешла на пикси. Иногда она представляла себе Амикуса на месте измученных тварей. Придёт день, и тогда…

Но брат был гораздо сильнее. Нет, его время ещё не настало, решила Алекто. И стала обдумывать план. Даже сейчас, спустя годы, Алекто помнила всё так, как будто это было вчера…

…Вот он — шумный грязный паб где-то в восточном Лондоне, где собираются магглята — немытые и наглые, под стать своей клоаке. То ещё зрелище. Хулиганы в спортивных костюмах лапают раскрашенных пигалиц в лосинах под невыносимо громкую и уродливую музыку. Алекто, цедя отвратительный разбавленный джин, наблюдает за тем, как мимо неё проплывает эта вульгарная, бессовестная вакханалия, и страшно желает присоединиться.

Наконец она видит его. Острый подбородок, скуластое лицо. Короткие обесцвеченные волосы, торчащие в разные стороны. Клетчатая рубашка, болтающаяся на тощих плечах.

Когда он подходит ближе, то Алекто замечает серьгу в мочке левого уха, и — Мерлин великий! — неаккуратную татуировку в виде перевёрнутого креста прямо на блестящем от пота лбу.

Их взгляды встречаются. Алекто подманивает его пальцем, собрав всю волю в кулак.

— Привет, — Алекто слышит насмешливый голос подле себя.

Она чувствует, как мальчик садится рядом, как въедливый запах дешёвой туалетной воды и табака достигает ноздрей, и тут же мокнет, как последняя шлюшка.

Алекто заказывает им выпивку. Потом ещё и ещё. После трёх порций джина она предлагает парню пойти в туалет, чтобы попробовать «кое-что получше». Она хорошо изучила дурные магглятские привычки. Их ведь хлебом не корми — только дай закачать в себя какую-нибудь дрянь.

— Я не буду спать с тобой, тётя, — хмыкает мальчишка, как только они оказываются в вонючей кабинке. — Если только ты не дашь мне разнюхаться, конечно.

Алекто с улыбкой кивает, запустив пальцы в сумочку. Внутри неё всё клокочет от гнева и похоти.

Какая она, к чёрту лысому, тётя? Ей даже не исполнилось двадцать пять. Сосунок не знает, что говорит.

Липкие от волнения пальцы нащупывают древко…

— Ну и что ты сейчас сделаешь? — визжит мальчик, когда палочка Алекто вонзается в его кадык. — Заколешь меня палкой для китайской лапши? Да ты рехнулась нахуй!

Его голубые, в жёлтых крапинках глаза слегка косят. Один из зрачков так и стремится к переносице, где начинается тонкий чернильный крест.

— Нет, — всё так же улыбаясь, отвечает Алекто и кончиком языка облизывает пересохшие губы. — Не сегодня.

И, наконец, с наслаждением произносит то, к чему столько шла, то, что хотела, то, что была должна:

— Империо.

…Когда Алекто, подправив мальчишке память, спасалась из туалета бегством, то заметила маленькую книжечку с маггловским гербом, забытую на полу. Поддавшись внезапному порыву, Алекто перевернула паспорт. Рядом с затоптанной фотографией виднелось имя и дата рождения. Бой Алан Кёртис, восемнадцать лет. Бой Алан. Мальчишка.

После встречи с Боем Кёртисом Алекто затаилась. А через месяц снова нырнула в омут похоти с головой, открыв на тинейджеров настоящую охоту.

Она старалась быть аккуратной. Выжидать время. Не делать больше одной вылазки в одном графстве. Выбирать только неприкаянных магглят. Это она умела — некоторые из них оказались настоящими отбросами. Торговали собой, воровали, пили и кололи в вены всякую гадость. И от этого Алекто заводилась ещё сильнее.

Последний, решающий раз произошёл уже после падения Лорда. Она решила позволить себе немного расслабиться, вновь отправившись гулять по ночному Лондону. Вокруг творился сущий дурдом. Везде сновали авроры, а магический мир трясся в похмельной лихорадке, словно не зная, чем заняться — то ли праздновать дальше, то ли оплакивать погибших. Магглы не отставали — приближалось Рождество.

Их было двое. Парень и девчонка, задумавшие уединиться в пустынном парке — лучше не придумаешь. Двойной Петрификус Тоталус свалил влюблённых с ног. Алекто оставила магглу в кустах и принялась за мальчика. В экстазе она не заметила, что с девчонки каким-то образом слетел морок, и та сбежала в поисках помощи.

Алекто поймали прямо на месте преступления. Маггловские наручники сковали запястья прежде, чем она смогла применить колдовство. Своими вонючими лапами бобби завернули в пластиковый пакет её палочку — её гордость, её, Алекто, главное оружие. Забрали, приобщив к остальным доказательствам дела.

Сутки Алекто сидела в душной клетке. Потом за ней пришли авроры, переодетые такими же полицейскими, и забрали с собой. Суда Алекто дожидалась уже в Министерстве.

И он пришёл по-краучевски быстро — всего через пару недель после ареста. Журналистов на заседание не пустили. В мире победившего добра простым людям знать о серийной насильнице магглов было ни к чему. Мать к тому времени уже умерла, и кроме судей, в зале сидел лишь Амикус. Строгий, застёгнутый до единой пуговицы, он кидал на Алекто странные взгляды и почему-то улыбался. Её брат, её злобный гений.

Алекто дали десять лет. По году за каждого сосунка. Крауч требовал пожизненного заключения. Но после падения Лорда в министерстве творился полный хаос. Кое-кто из присяжных решил сжалиться над молодой ведьмой, не носившей Метки. Да и жертвы её остались живы, здоровы и в полном неведении.

Магглята, что с них взять…

...Вот лодка, везущая её в Азкабан, подплывает к причалу. Первое, что видит Алекто — подножье мрачного замка и дементоров, тёмным облаком витающих над свежевырытой ямой. Цепочка заплесневелых могильных камней тянется вдоль кромки острова, утопая в густом тумане.

— Ещё одного хоронят, — шамкает беззубый лодочник, складывая вёсла, — Краучева сынка...

Так потянулись годы в Азкабане — серые, унылые, безрадостные. В пятую зиму тюремная почта принесла скудную весть — Амикуса осудили на три года за кражу каких-то тёмных вещиц. От мысли, что её мучитель вновь будет здесь, рядом, в душе даже не дрогнуло. Алекто устала. На злость и жалость к себе не осталось никаких сил. И даже тело её замолчало, став спокойным и холодным, как ледяная глыба.

Когда истекли десять лет, отмеренные Министерством, то скрипучая лодка увезла Алекто с проклятого острова. На большой земле её встретил Амикус. Больше никому не было до неё дела.

Брат оставил воровство, посвятив себя торговле. Его заметили и приблизили к себе не последние люди в этой стране — Люциус Малфой, Тарквиний Нотт, Уолден Макнейр… Все они коллекционировали темномагические артефакты, о которых Амикус знал много, очень много. Почтенные господа часто связывались с ним в обход монополистов «Горбин и Бэрк». Амикус заметно посолиднел, у него начали водиться галлеоны. Большие галлеоны. Тебе незачем работать, говорил он Алекто. Занимайся Тёмными искусствами, как раньше. Я знаю, ты в этом преуспела. Нас ждут большие дела.

Алекто не спорила. Работать ей действительно больше не хотелось. Собрав вещи, она перебралась из комнаты в «Дырявом котле» в дом, где они с Амикусом провели своё детство.

И первым делом повесила самое тёмное заклинание на дверь своей спальни.

Спустя два года события закрутились с бешеной скоростью. Оказалось, что тот самый Краучев сынок, Барти-младший, вовсе не сгнил в тюрьме. Целый год он преподавал в Хогвартсе под личиной Аластора Грюма. Ценой своей души молодой Крауч сделал почти невозможное — помог возродиться Тёмному Лорду. И очень скоро Люциус представил ему обоих Кэрроу.

Алекто радовалась, получив Метку. Ещё много лет назад её достало это идиотское лицемерное Министерство, напрочь забывшее, чем должны заниматься настоящие волшебники. Вместо того, чтобы приумножать своё величие, они изобретали всё новые и новые способы скрываться от магглов. Вот же глупость!

О том, чтобы добиваться власти легальными способами, не могло быть и речи. Первые полтора года старые и новые Пожиратели провели в подполье, готовясь к следующему удару. Лорд нанёс его внезапно — одна ночь, и Азкабан пал. Как и все, оба Кэрроу были с ним в этот день. Когда Алекто смотрела, как рушится стена крепости, отнявшей у неё десять лет жизни, она впервые за долгие годы была по-настоящему, искренне, душераздирающе счастлива.

Но эйфория от разгрома тюрьмы быстро сменилась скукой. Стоило только почувствовать себя важной и нужной, чтобы сразу же после скатиться назад! Лорд забыл про них с Амикусом, как ребёнок забывает надоевшие игрушки. Отбросил куда-то на уровень неудачника Петтигрю, почти любовно облизывая сучку Беллатрису.

До операции в Отделе Тайн их тоже не допустили. Лорд хотел опробовать в деле именно бывших беглецов — Беллу, её муженька Руди с братом Рабастаном, Долохова, Эйвери, Джагсона, Мальсибера, Руквуда. Последний работал там раньше и точно знал, как вскрыть защиту одного из самых неприступных отделов.

Алекто было плевать на Отдел Тайн, но не на Поттера, которого планировалось туда заманить.

Грёбаный защитничек лицемерной дамблдоровской чуши.

Посмотреть бы на него хоть одним глазом, думала Алекто тогда. На этого самонадеянного щенка, об которого сам могущественный Лорд некогда обломал зубы. Что-то в Поттере было, это точно. Не у каждого хватит духу на всю страну макнуть Министерство в грязь — Лорд зачитывал им тот самый номер «Придиры» и смеялся, смеялся впервые на её памяти!

Воевать против мальчишки… О большем Алекто и мечтать не могла — особенно тогда, когда зверь, спавший в ней, вновь почуял наживу.

Ей давно уже не снились сны из той, прошлой жизни. Секс под Империо, да и вообще секс наскучил ей, опреснел. Авроры и дементоры постарались сделать так, чтобы она навсегда забыла вкус своего триумфа. Теперь Алекто одолевали совсем другие видения.

Юный Поттер падает и корчится; Алекто дрожащей от страсти рукой ведёт палочку вверх, и из груди героя вырывается новый крик. Алекто почти чувствует его боль, и эта боль, эта власть отзывается внутри — не в клиторе, в сердце — истинным наслаждением…

Вылазка в Отдел тайн окончилась полным провалом. Почти всех бойцов, в том числе сиятельного Люциуса, схватили и отправили в Азкабан. Всё-таки правильно, что Алекто не послали на тот бой. Ей было бы глупо и обидно возвращаться в тюрьму. Их с Амикусом ждала другая миссия.

Хогвартс. Для того, чтобы туда попасть, им потребовался ещё год и помощь младшего Малфоя. И вот тогда, когда Дамблдор был повержен, когда тело его, изломанное и беспомощное, полетело с Астрономической башни, чтобы разбиться оземь, мечты Алекто, наконец, начали сбываться по-настоящему. Тогда она ещё не знала, что это было и началом конца.

Снейп дал обоим Кэрроу места преподавателей. Амикусу поручили вести Защиту. Алекто досталось маггловедение. И тут братец её облапошил! Она рвала и метала, проклиная всех и вся — Амикуса, Снейпа, вонючих простецов… Но после успокоилась, узрев в своём предназначении особенный смысл. Кто, как не она, Алекто, лучше всех способна донести до глупых детей, насколько опасно и вредно потакать магглам? Кто, как не она точно знала, о чём говорит? В конце концов, разве не магглы испортили её жизнь?

Школа встретила их настороженно. Несколько семей, члены которых ещё недавно имели места в Визенгамоте — Макмилланы, Боунсы и иже с ними — пробовали возмутиться. Но их быстро поставили на место, объяснив, что она, Алекто — не преступница. Она — жертва краучевского произвола и тоже имеет право на доброе имя.

Но Снейп, будь он неладен, всё-таки устроил ей аудиенцию в директорских покоях. Битый час объяснял ей своим ледяным голосом — детей, в особенности чистокровных, трогать нельзя. В новом мире им уготована другая судьба. Что если она, Алекто, подступится к ним не с той стороны…

Ещё чего! Ей больше не были нужны их жалкие тела. Присмотрелись бы лучше к её братцу. Это он был виноват во всём, что случилось. С ней и с теми магглами. И за ним до сих пор водились всякие грешки, уж это Алекто знала наверняка.

Давние мечты на деле оказались полным дерьмом. Детишки плевать хотели на её уроки. За редкими исключениями все они были напуганы и злы. Больше всего проблем доставляла шайка Поттера, собравшая в школе что-то вроде подпольного кружка, как при Амбридж. Наглость Лонгботтома, Уизли и Лавгуд не знала границ — они малевали на стенах свои глупые лозунги, срывали уроки, мешали воспитательной работе. Самое страшное, что малолетние ублюдки знали, как поднять обоих Кэрроу на смех. При виде очередной свиньи в парике, нарисованной возле дверей преподавательского туалета, мало кто был в состоянии сдержаться. И, конечно, задницы бунтарей прикрывали все — преподаватели, портреты, привидения, студенты. Алекто догадалась, что в это влезли даже слизеринцы. Она перетрясла весь факультет, пытаясь найти хоть что-нибудь, выдающее саботаж, но успеха так и не добилась.

Хогвартс молчал. Сам замок вёл против них хитрую, расчётливую партизанскую войну.

Попытка похищения гриффиндорского меча из кабинета Снейпа стала апофеозом бессилия. На месте директора она, Алекто, давно бы уже стёрла нарушителей в пыль. Но тот оставался настолько безучастным, насколько это было возможно. Отработка у кретина Хагрида — самое меньшее, что Снейп мог бы сделать с наглыми щенками. Стоило ли говорить, что из всех внесённых в устав наказаний он выбрал именно его?

Алекто не понимала мотивов Снейпа. И, наплевав на всю иерархию, связалась с Лордом сама.

Вскоре их разговор принёс свои плоды. На Рождество с поезда сняли одну из главных смутьянок — Луну Лавгуд, убив этим самым аж двух зайцев. Её папаша Ксено, полоумный писака из «Придиры», расклеился почти сразу. Он свернул своё поганое издание, изрядно намозолившее всем глаза, а после некоторого внушения и вовсе указал на того, кто всё время ему помогал. Патрик Белл, грязнокровка из «Пророка». Алекто кое-что слышала об этом человеке. Лет пятнадцать назад он занимался тем, что пытался устроить на маггловском телевидении магический канал... подумать только, волшебники в паскудном ящике! Хорошо, что тогда, в восьмидесятые, его заставили заткнуться. И неизвестно, каких ещё глупостей могли натворить эти два идиота — Лавгуд и Белл — сейчас, если бы Лорд не вмешался.

К весне чары, прежде называвшиеся Непростительными, перестали быть таковыми — Азкабан за них уже не светил. И тут же, как по мановению палочки, Круциатус и Империус наводнили учебные классы. Алекто напросилась смотреть, как Амикус проводит эти самые отработки. Смотрела, как одни дети мучают других, и чувствовала ни с чем не сравнимое мрачное удовлетворение. В конце концов, это была её идея.

После Пасхи в Хогвартс не вернулась вторая зачинщица — гриффиндорская потаскушка Уизли. Вся её семейка неудачников так же побросала жильё и работу, скрывшись в подполье. Даже Лонгботтомы обратились в бегство — сначала бабка, потом внук. Вслед за ними прямо в школе исчезло ещё несколько студентов. Снейп просто рвал и метал.

Последней каплей стал рейвенкловец Майкл Корнер, попавшийся на вызволении младшекурсников, закованных в цепи. И Алекто не выдержала. Применив Круцио к паскуднику, она ясно дала понять всем вокруг — они с Амикусом сделаны из одного теста. Пути назад не было.

Всё решилось в начале мая, когда в замок пришёл Поттер. Вызвав Лорда, она понадеялась на почести — а получила Ступефай в голову.

Очнулась Алекто уже в министерстве. Всё повторилось по новой — допросы, суд, приговор. Только теперь и Амикус, её злобный гений, сидел по эту сторону зала.

Когда лодка вновь причалила к знакомому до боли острову, Алекто вдруг поняла — так, как раньше, уже не будет.

Камеры стали чище. Каждый день на них заново накладывали согревающие чары. Давали мыло, воду, зелья и другие лекарства, давали перья и пергаменты, давали даже лишние свечи, пледы и подушки — дрянные и тонкие, но сразу же и без вопросов. Еда оставалась пресной, но теперь не залёживалась и подавалась не два, а четыре раза в день.

И книги, раздери их дементоры…

Кстати, о дементорах. Их то ли уничтожили, то ли заставили навсегда покинуть Азкабан. Отныне только люди сторожили людей, и ещё неизвестно, что было хуже.

Дементоры сосали, в основном, радость, на которую Алекто была очень скупа. Они забрали воспоминания первых лет, забрали её сексуальный голод, а потом перешли на ненависть. Тёмные твари любили всё сильное, и Алекто научилась вызывать её в себе специально, словно по щелчку пальцев. Удивительно безразличные существа были эти дементоры. Получив своё, они ускользали прочь, на поиски новой жертвы.

С людьми же всё было иначе. Благополучные не шли работать в Азкабан, да их туда и не звали. Сейчас в женском крыле трудились три конвойных ведьмы. Две из них сами сидели раньше и уже не помнили другой жизни. Третья, что всё время цеплялась к Алекто и Амбридж, была и вовсе идейная мразь — мужа её убили егеря, а младшая сестра погибла в Хогвартсе.

По протоколу разговаривать с заключёнными без особой необходимости не разрешалось, но конвойные плевать на это хотели. Пинки, тычки, поддёвки, оскорбления сыпались на Алекто каждый день. И теперь ненависть копилась в ней, как смертельный яд. Как-то Алекто пробовала рвать книги, но после первого же раза оказалась обездвиженной на целых полдня, пропустив обед и ужин. Пришлось покориться — без еды она зверела ещё сильнее.

Скотская, никчёмная, бесполезная жизнь.

* * *

Алекто лежала на койке, понемногу проваливаясь в забытье. Спалось в Азкабане, как обычно, плохо. Каждая ночь оборачивалась мутной мешаниной из обрывков прошлого.

Бой Кёртис превращается в Амикуса и наоборот. Шипит по-змеиному Снейп, и Тёмный Лорд величаво раскидывается в директорском кресле, окружённый пантеоном древних портретов. Пришло время проучить тебя, смеются Корнер и Лонгботтом, затягивая цепь на горле хрипящего Филча… Лишь колыбельная, звучащая откуда-то сверху, не оборачивается скрежетом адских пил. Голос — молодой и звонкий, однако слышится в этой звонкости нечто потустороннее, неправильное, дребезжащее, пугающее…

Громкий визг разорвал сонный морок — это Амбридж в соседней камере кричала во сне. Алекто недовольно разлепила отяжелевшие веки.

И поняла, что до сих пор слышит эту песню.

В это невозможно было поверить, но слух говорил об обратном — здесь она не одна.

Женщина заметалась по камере, хватая руками воздух, исследуя каждый дюйм, но так и не нащупала никого, кто мог бы скрываться под заклинанием или мантией.

А тем временем к убаюкивающему мотивчику присоединились слова.

— Ночь темна и кругом тишина,

Спят волшебные Острова,

Книззл спит, наргл спит…

В Министерстве дежурный храпит.

Небо спит, уснуло море,

Акромантул на заборе

Затаился и следит -

Никто живым не убежит, — продолжал странный голос.

Алекто в бессилии спустилась на пол. Если она не сошла с ума, то очень скоро шутника, пробравшегося в тюрьму, услышит охрана. Интересно, как ему удалось стать бестелесным? Или воспарить под потолком? Пусть поломают голову, мстительно подумала она.

— Спит министр, спит актёр,

Дрыхнет в схроне беглый вор,

Спит учитель, спит аврор,

Спит в гробнице Дамблдор…

Ах, как прекрасен этот мир!

Ночью здесь не видно дыр…

Ночью спят аристократы,

И азкабаньи казематы.

Как в чёрном озере русалки

Сопят, пуская пузыри,

Так в той зловещей тишине

Алекто хрюкает во сне… — протянул голос и замолчал.

Раздались сухие хлопки. Алекто с удивлением поняла, что аплодирует песне.

— Ну что, понравилось? — ехидно поинтересовался голос.

— Кто ты? — хрипло вскрикнула Алекто, жадно вглядываясь в тюремный полумрак. — Как сюда пробрался?

— Никак, — ответила ей темнота. — Я всегда рядом.

— Лжёшь, — отрезала Алекто. — До сумасшедшей мне ещё далеко!

— Может, и лгу, — мягко усмехнулся невидимка, — а с последним твоим утверждением можно поспорить.

Алекто вздохнула, прикрыв воспалённые веки. В душу её заползла холодная неприятная змейка.

— Я знаю всё о тебе, — продолжал голос. — Алекто Ида Кэрроу, сорок три года, родилась в Кэрроу-холле, что под Ливерпулем…

— Вот и подъехал мой биограф, — хрипло каркнула Алекто. — Из министерских, да? Очень остроумно — совать нос в чужие личные дела!

— Нет, не из министерских. Прямиком из твоей головушки, говорю же. Что ты, к примеру, скажешь про пятьдесят изувеченных и убитых пикси? Это тоже было в твоём деле?

— Кто ты? — повторила Алекто, холодея уже до кончиков пальцев.

— Ну что за глупые вопросы. Я — Сама-Знаешь-Кто, разве не ясно? — хихикнул голос. — Планирую устроить третье пришествие… допустим, через неделю. Будешь моей Беллочкой, детка?

— Заткнись! — прорычала Алекто, пряча лицо в ладонях. — Убирайся отсюда! Иди к кому-нибудь другому, знаешь, иди вон к той же Долорес! — словно в подтверждение её словам из коридора послышался сонный взвизг. — Чем она хуже меня, а?

— Жабка-то? Ох, да она уж совсем плоха, — послышался ответ. — Даже не представляю, что с ней сделается после нашей встречи. В лучшем случае — обделается, в худшем совсем кирдыкнется, — снова смешок. — Ты мне гораздо больше нравишься. Ты сильная девочка, Алекто. Пока что сильная.

— Да, — теперь уже она горько усмехнулась. — Я сильная. Сделала себя сама. И я, знаешь ли, достаточно натрепалась языком на своём веку. У меня хватит сил не отвечать тебе больше, вот увидишь.

С этими словами Алекто вновь забралась на койку и отвернулась к стене, натянув одеяло до самых ушей.

Она сильная. И не станет потакать своему безумию. Но безумие, Моргана его раздери, считало иначе. До ушей Алекто вновь долетел уже знакомый мотивчик.

И в той зловещей тишине

Алекто хрюкает во сне….

Нет, так решительно нельзя! Сбросив с себя плед, она запустила им в противоположную стену камеры. На мгновение песенка прекратилась, а потом ей на смену вновь пришёл ядовитый смех.

— Я вызову охрану, — мстительно пообещала Алекто. — Эта Фробишер, сущая мегера, сотрёт тебя в пыль.

— С удовольствием посмотрю на это, — мигом отозвалось Безумие. — Но кажется, у старушки Мод уже есть своя зазноба. И у вас с нею всё взаимно, разве нет?

Алекто молчала, как на первом суде.

— Зря ты так. Мы же оба этого хотим. Просто поговорить.

— Со мной? — не выдержав, хрипло усмехнулась Алекто. — Зачем тебе говорить со мной, сопля?

— Ты не такая, как другие, — кажется, Безумие совсем не обиделось. — Ты отличаешься от остальных пожирателей, чистота крови — всего лишь один из демонов, терзающих твою жадную до насилия душонку. Покажешь мне их всех, крошка? Не бойся. Я знаю, что с тобой случилось. Знаю, что вы с братом до сих пор зовёте друг друга во сне...

— Смотри не загнись от пафоса, — скривилась Алекто.

В жизни ей приходилось терпеть Амикуса. Здесь же любые мысли о нём вызвали отвращение.

— Зачем, Алекто? — патетически-театрально вопрошал голос. — Зачем ты всё это сделала? Мстила себе? Своей матери? Ты могла бы отомстить Амикусу, а могла бы и забыть всё как страшный сон, но выбрала мучить других. Могла бы обзавестись друзьями и близкими, но выбрала остаться одной, и кроме брата и этих стен у тебя нет никого… Кроме, разве что, меня.

— Тебя?

— Ну конечно. Разве не меня ты ждала всю жизнь? Не бойся, больше ты никогда не будешь одна. Никогда не забудешь о том, что случилось. Ты же любишь вспоминать всё это, почему ты так сердишься сейчас. Неужели тебе стало жалко этих магглов?

— Ещё чего, — голос Алекто сочился презрением. — Нечего их жалеть. Они сломали мне жизнь.

— Говорят, ты любишь всякие грязные штучки. А что заводило тебя больше? Мучить магглов или студентов Хогвартса?

— Меня никогда не заводило возиться с тупыми, если ты об этом. С ними и самой свихнуться легко.

— Именно поэтому ты связалась со змеемордым психом? — хихикнуло Безумие.

— Тёмный Лорд — гений, каких поискать…

— Тёмный Лорд — полный олух. Если бы он хоть что-нибудь понимал, то не пустил в школу такую бездарность.

— Ты имеешь в виду Снейпа? — усмехнулась Алекто. — Или моего братца?

— Нет. Я имею в виду тебя, моя радость.

Алекто опешила. Казалось, Безумие до сей поры сочувствовало ей. Последние же слова показались ударом.

— Тяжело, наверное, это осознавать. Азкабанские стены простоят ещё не одну сотню лет, и всё это время за ними будет расцветать новая жизнь. Люди хотят наслаждаться жизнью, понимаешь? Хотя… куда тебе. Ты, считай, и не жила толком. Тебе сорок три, но в душе ты так и осталась глупой закомплексованной хрюшкой...

Этого не может быть, подумала Алекто. Должно быть, это боггарт, только как боггарт пробрался сюда?

— Ридикулус! — заклинание само собой сорвалось с её губ, но за этим, ясное дело, ничего не последовало.

Беспалочковая магия — удел редких умельцев.

— Ха-ха-ха, — послышалось из противоположного угла, — как тебя зацепило! Да, только полная идиотка угробит свободу и все свои таланты на дешёвое самоутверждение перед теми, кто её и в грош не ставит. Все вы, Пожиратели, такие. Поэтому-то вам здесь самое место.

Алекто взяла в кулак остатки самообладания. Глаза её наливались кровью.

— А вы? — вопросила она, с особым отвращением выделив это слово. — Вы все какие? Такие чистенькие, такие безгрешные — как бы не ослепнуть от этого сияния? Думаете, вы выиграли эту войну? Как бы не так! За вами максимум всего лишь битва. Не было, нет и не будет такого, чтобы по вашей указке маги и магглы взялись за руки и принялись целовать друг друга в зад! А что касается лично меня, — хриплый голос Алекто сорвался на крик, — Я убила ту сопливую девчонку, слышишь? Ничегошеньки от неё не осталось. Да, теперь я сильная! Такая сильная, что этот гадёныш Амикус даже не пытался тронуть меня больше! Я всю жизнь выжимала из него всё что могла, и это было справедливо!

— И всё равно ты проиграла, — мягким голосом возразило Безумие. — Кому нужна твоя сила? Даже если ты выйдешь отсюда, никому не будет до тебя дела...

— Ты… — в бессилии вскрикнула Алекто и замахнулась на воздух.

Её разрывало от гнева.

И тут произошло что-то удивительно-непонятное…

Вся боль, вся злость, вся ненависть пробежала от сердца судорогой и с лёгким шипением сорвалась с кончика одного из пальцев, прямо в воздухе обернувшись сгустком зелёного пламени.

Кап. Кап. Кап.

Капли изумрудного огня тяжело падали на каменный пол, оставляя на нём едкие кислотные разводы.

— Ого, — усмехнулся голос. — Кто ещё, кроме меня, знает, что ты так ядовита, крошка?

— Ты ещё ничего не знаешь, паскудник.

Кап. Кап. Кап.

— А Амикус? Амикус знает? Было бы круто засветить чем-то подобным ему в глаз, разве нет? Или, может быть, в рот? Или, — Безумие сделало театральную паузу, — капнуть прямо на грешную головку, а? Выбирай!

— Заткнись! — взвизгнула Алекто, снова вскинув руку.

Теперь-то она его достанет!

Несколько капель улетело в противоположный конец камеры, но ничего не случилось. Ответом ей был лишь тихий издевательский смех.

— Не достанешь, — в унисон её мыслям отозвалось Безумие. — Не достанешь, не догонишь, от себя не убежишь…

И, уже нисколько не таясь, разразилось очередным приступом хохота.

Эхо гулко ударилось о стены и рассыпалось по почти пустому крылу. Из другого конца коридора послышался лязг решёток и надсадный истерический визг.

Кричала Амбридж, заходившаяся в приступе очередного делирия. Исчезательная болезнь напрочь сорвала ей крышу в последние месяцы. Должно быть, это вправду было гадко — просыпаться без очередной части тела.

И поделом тебе, глупая сука, подумала Алекто, отправляя очередной сгусток ненависти в сторону коридора.

Она всегда презирала Долорес за лизоблюдство и лицемерие. За то, что поддерживала прогнившую власть и стелилась перед никчемным Фаджем.

Получай, сволочь! Получайте все!

Зелёные огоньки оседали на стенах и полу. Пламя, смешиваясь с кислотой, выделяло едкий смрад.

Визги в конце коридора слились с хохотом над ухом, превратившись в безумную какофонию…

Всё куда-то пропало — тесные стены, шум моря, холод, лязг железа, слабый огонёк свечного огарка. Был гнев, была боль, был почти осязаемый жар ненависти, свинцовыми каплями стекавший с пальцев. Разорвать, изничтожить, унизить…

Почему Безумие так близко и в то же время недосягаемо?

Она обязана добраться до него. Не важно, человек это, боггарт или какая-то другая бестелесная тварь. Оно вырвало ей всё нутро и размазало по стенам этой треклятой камеры. Вытащило из спасительного анабиоза. Напомнило о том, во что превратилась её, Алекто, жизнь. И это, как оказалось, было очень больно. А ведь только одна она имеет право причинять себе боль.

Тяжёлые цепи обвили обожжённые руки, раздирая запястья в кровь, грубые окрики прибежавших, наконец, надзирательниц били по ушам, но всё было неважно.

Смех прекратился, развеялся, как дым. Она его упустила.

— Где он? — закричала Алекто, когда её, обездвиженную, повалили на кровать. — Где он, чёрт вас подери, где? Вы прогнали его!

— Заткнись, Кэрроу, — прошипела Мод Фробишер. Остриё её палочки больно впивалось в бок.

Другие конвой-ведьмы суетились неподалёку, громко ругаясь. Их мантии и обувь были изъедены кислотой.

— Посмотри, что ты тут устроила, свинья. Вы прогнали его! — противным голосом передразнила её одна из них. — Да ты определённо спятила!

И, скривившись от презрения, добавила:

— Здесь никого нет!

* * *

1999 год, 1 февраля, утро

Лондон, Косой переулок

Город, не успевший толком уснуть, пробуждался, стряхивая с себя остатки липкого, короткого сна.

В окнах лавок и контор загорался свет. Хлопали ставни, словно веки, отяжелевшие с утра, хлопали двери «Дырявого котла», впуская волшебников в Косой переулок. Словно взъерошенные птицы, из старинного паба выпархивали ведьмы и колдуны, спешно разлетаясь по своим делам. Кофейня Виолы Фортескью, открытая в прошлом месяце, источала воистину волшебную ауру карамели и свежей выпечки.

Алисия повела носом, пытаясь удержать в себе лакомый аромат, и с лёгким сожалением нырнула в толпу — в ту её часть, что шла в сторону девяносто третьего дома.

Заветная тетрадь болталась в полупустой сумке, оттягивая плечо. Этот старый материн дневник чуть было не сделался пристанищем её собственных мыслей. Но, не смотря на все старания, дальше пары строчек дело так и не зашло.

Прошла уже неделя с того момента, как Лис навестила Хогвартс, как поговорила со Слизнортом. Она ставила на эту встречу и не прогадала. Всё было непонятно, а стало ещё непонятнее. Но времени, чтобы разделаться с этой загадкой, было в обрез — всего-то сегодняшнее утро. До открытия "Вредилок" оставался час, стояния за прилавком сегодня не предвиделось, но почтовых заказов от школьников за выходные накопилась целая гора. Оформить их — та ещё скука. Мозги у Алисии просто взрывались от этой работы.

Думать по вечерам — непозволительная роскошь, отметила она, открывая специально зачарованным ключом двери магазина.

Последняя надежда оставила Алисию в коридоре. В бухгалтерии горел свет. Недовольно морщась, Алисия потянула на себя створку.

Верити уже сидела за своей рабочей половиной. На столе не лежало ни бумаг, ни перьев, ни писем. Ничего, что требовалось бы для ведения дел. Зато брошенная рядом сумочка, пара перчаток и большая банка летучего пороха — тут как тут. Вариантов два — либо коллега только что откуда-то пришла, либо собирается смыться. Зачем? На каком основании?

Хватит детективничать, вздохнула про себя Алисия, вешая уличную мантию в шкаф. Это уже просто смешно.

— Здравствуй, Алисия, — чинно поздоровалась Верити, отложив в сторону маггловский «Вог». — Здорово, что ты пришла раньше.

— Хотела заняться своими делами.

— О, мне так неловко, — щёки Верити слегка порозовели, — но я как раз хотела попросить тебя об одном одолжении…

— О каком? — Алисия вскинула брови, подозревая худшее.

— Не могла бы ты сегодня постоять на кассе? За мой счёт, разумеется. Или я так же подменю тебя, когда захочешь. Дело срочное…

Отлично! Продавать, разбирать письма, собирать посылки, заполнять кучу однотипных форм — и всё в один день… Что может быть лучше? Алисия, конечно, хотела выходной, но общаться с людьми настроена не была. Не сегодня.

— А кто будет оформлять заказы? — недовольно поинтересовалась она. — Школьники завалили нас письмами. Забить не получится — они делают половину кассы. Кто будет объясняться с Джорджем?

— Бумаги я возьму на себя, не переживай, — тут же затараторила Верити. — Джордж уже в курсе всего и дал добро.

Прощай, спокойное время, подумала Алисия, снова вздыхая. Начались привилегии подружки босса. Верити бросила на неё ещё один умоляющий взгляд. Хитро — вроде и просит, и тут же ставит перед фактом. Как тут отказать? Похоже, она действительно куда-то спешила — глаз не сводила с банки с летучим порохом.

Впрочем, ладно. Если они договорятся сейчас, то у Лис останется ещё как минимум сорок личных, никем и ничем не занятых минут. А там будет видно.

— Потом сочтёмся, — махнула рукой Алисия.

Верити просияла.

— А что за дело, если не секрет? — поинтересовалась она скорее из вежливости, чем из действительного любопытства.

— Это касается второго магазина, — ответила Верити, поднимаясь из-за стола и стряхивая несуществующие пылинки со своей задницы, туго обтянутой молочно-белыми брюками. Как из рекламы прокладок, кисло отметила Алисия. — Нужно съездить в Уэльс, в строительную лавку — окончательно помочь выбрать Ли нужные краски, покрытия и всё такое. Джордж, он… он боится не справиться с работой Фреда, понимаешь?

Алисия согласно закивала. С этим не поспоришь. Когда-то Фред обмолвился, что буйство цветов на стенах торгового зала — его рук дело.

— По правде говоря, он очень устаёт в последнее время, — продолжала Верити. — В пятницу пришёл под ночь — сказал, что был в Хогсмиде…

А ты и поверила, усмехнулась про себя Лис, но виду не подала. Какое ей дело до Джорджева вранья?

— И вчера просидел в лаборатории почти до утра, — Верити печально вздохнула. — Поднялся в пятом часу совсем никакой.

— Опять накидался? — нахмурилась Алисия.

— Это вряд ли, — Верити снова смутилась — как будто бы сама провела за работой всю ночь. — Я заходила туда — полный разгром, но ни одной бутылки. В любом случае, сейчас Джордж спит. Мы с Ли будем в лавке до вечера, и он пообещал, когда встанет и проверит, как здесь идут дела, прилететь в Уэльс — после полудня, наверное.

— Прекрасно. Одного не пойму, — ответила Алисия, присаживаясь за свой край стола. — К чему спрашивать меня, раз вы сами уже всё решили?

— Прости. Обещаю, всё будет в порядке, — уверила её Верити, выцедив горсть летучего пороха из банки; глаза девушки светились нетерпеливым огнём. — Холихед, лавка «Ллевелин и сын»! — уже из камина выкрикнула она и унеслась в столбе изумрудного огня.

Алисия с облегчением вздохнула. Общение с Верити с глазу на глаз почему-то до сих пор странно напрягало её. Странно по причине… нет, по полной беспричинности этого самого напряга.

Ещё недавно они крайне глупо ревновали Джорджа друг к другу — в разном роде, но одинаково предвзято. Слава Мерлину, что всё прояснилось, но червячок странного чувства до сих пор копошился внутри. К чёрту Верити, сказала себе Лис, встряхнув головой. Подумаю об этом потом, решила она, как какая-нибудь хренова Скарлетт. Потому что было нечто, что прямо сейчас волновало её куда сильнее.

Алисия посмотрела на настенные часы. Половина десятого. Она достала из сумки тетрадь и перо, открыла стоящий на столе пузырёк с чернилами, раскрыла дневник на первой странице.

Тупые, немногочисленные, очевидные. Её выводы.

Оф. Гринграсс и Дж. Яксли дружили с юных лет, говорили ей собственноручно выведенные буквы.

Всё было хорошо, пока Оф. не познакомилась с М., вторила следующая строчка.

М. был из промаггловски настроенной семьи, которую позже П.С. ликвидировали полностью, били по глазам неумолимые слова.

Яксли угрожал Слизнорту, чернел на бумаге текст.

Ебучий чистокровный мир с его дикими порядками! Если бы сам Яксли и ему подобные не прозябали сейчас на свалке истории, закованные в кандалы, то ей бы даже не стоило соваться в это дело. Но теперь-то оставалось лишь согласиться с миссис Тонкс — сегодня каждый имеет право на справедливость! Слизнорт — классный дед, но и он получил своё, уж Алисия-то поняла. Вину, звучащую в голосе, не подделает ни одна Кипучая Болтучка. Определенно, в жизни старика это была не первая сделка с совестью, закончившаяся провалом.

Пятнадцать минут Лис провисела над тетрадью, снедаясь пафосными думами, но главного так и не поняла. Что делать дальше, если к прошлому больше нечего добавить? Теперь ей известно не меньше остальных — так может, этого довольно? Разумнее всего было перестать чесаться и побольше заниматься настоящими делами, требующими внимания. Когда Алисия вернулась в полуосиротевший магазин, то и помыслить себе не могла, что с ним можно что-то сделать хотя бы не хуже, чем было. Что Джордж после трёх месяцев беспамятства оправится и найдёт в себе силы принять помощь друзей. Первые шаги, конечно, были не слишком радостными, но сейчас всё пошло на лад, она всё для себя выяснила, чего же ей ещё надо?

С этими мыслями Алисия собралась уже было за прилавок, но шевеление со стороны камина опять всё перепутало. Подумав, что это вернулась зачем-то Верити, она решила подождать. Одна, две короткие зелёные вспышки — и от вида лица, которое возникло в языках изумрудного пламени, у Лис глаза полезли на лоб. В камин, о котором не знали посторонние, за пять минут до начала рабочего дня пробралась Кассия Спиннет и теперь буравила тяжёлым взглядом племянницу, как-то недобро поджимая губы.

— Доброе утро, тётя, — Алисия ожила первой. — Что-то случилось? Между прочим, это служебный камин, если ты ещё не…

— Недоброе! И нет, не забыла, — отозвалась Кассия. Голос её был очевидно зол. — Пообрывала бы тебе твой длинный нос, сунутый не в те дела!

— За что же? — вскинулась Лис, будто бы случайно смахнув всё, что лежало на столе. Приметная тетрадь в числе прочих вещей с громким стуком свалилась на пол.

— Бесстыжая ты, — не унималась тётя. — Половину Хогвартса на уши подняла со своей шпаной! Улизнула через окно, что твой полтергейст!

— Ты хотела сказать — улетела на метле, — Алисия усмехнулась. — В жизни не поверю, что ты способна завестись из-за этого.

— Речь сейчас не обо мне, глупая! — гаркнула та. — Зачем тебя к Слизнорту понесло?

— За чаем, — огрызнулась Алисия. — От вас с вашими обетами нет никакого толка. Решила поискать правду в другом месте.

Кассия оторопела от такой прямоты. С полминуты она просто смотрела на Алисию, и голова её едва заметно покачивалась в огне.

— Ну, зараза, — она цокнула языком. — Ну, чистая холера. Как мне теперь в глаза твоей матери смотреть?

— Как обычно, — пожала плечами Лис. — Я надеюсь, она ещё не в курсе?

— Твоё счастье, что нет.

— Тебе-то кто всё рассказал?

— Он и рассказал. Уже второе письмо шлёт, и все на ночь глядя. Я сожгла их. А толку… Теперь с живой не слезет старый слизень. Просили рот не открывать, а ей хоть бы хны. Зачем разболтала про драконью кровь?

— Прямо уж разболтала, — вздохнула Алисия. Зелья никогда не были тётушкиным коньком. — Это же очевидно. О её регенерирующих свойствах знают даже черви.

— Даже черви, — Кассия вновь недовольно сморщилась. — Толку-то от того, что ты чуть поумнее червя, если язык без костей?

— Может, хватит уже? — Алисия закатила глаза. — Необязательно отвечать этому Слизнорту. Хочешь молчать дальше — молчи. Но в этом нет никакого смысла. Кстати, наложивший Обет может его разорвать, разве нет?

— Мать никогда этого не сделает. Пойми уже, наконец, что…

Алисия окончательно разозлилась.

— Да уж куда мне! То ли дело вы — Яксли в тюрьме, но рты на замке… А ведь при желании вы с лёгкостью добавите проблем и ему, и этому спесивому Лаэрту Гринграссу! Отсудите свою долю наследства, наконец — сейчас многие так делают! На их руках кровь Маккиннона, неужели вам и на это насрать?? Амёбы!

Кассия изменилась в лице.

— Если бы всё было так, как ты говоришь, — с горечью произнесла она, — если во всём были виноваты лишь Корбан и Лаэрт…

— Хочешь сказать, что кто-то ещё в этом виноват? — ошарашенно произнесла Алисия. — Кто?

Но ответом ей служило лишь молчание.

— Или что? Или всё-таки кто? — повторила она. — Так я и знала. Ты бы не промолчала, будь я не права. Спасибо за подтверждение, тётушка. Теперь я ни за что не остановлюсь.

— Советую тебе не соваться в эти дела, — помертвевшими губами прошептала Кассия. — Есть вещи, которые даже время не изменило. Ты погибнешь, если влезешь.

— Тебе следовало сказать это отцу, когда он лез во всякое дерьмо, — столь же тихо ответила Алисия, зло сузив глаза. — А я не нуждаюсь в советах такого рода. Однажды мне уже раскроили голову ради общего блага — так что теперь, всё было зря? Нет уж. Сами сидите в своей гнили, а мне пора, извини — дела...

— Подумай над своими словами, глупая неблагодарная девчонка, — прошипела Кассия, прежде чем скрыться в вихре зелёного пламени. — Подумай, потому что я ни на йоту не шучу. До скорого.

Всё стихло.

Алисия бросилась под стол, чтобы собрать разбросанные вещи. Оттирая обложку дневника от разлитых по полу чернил, она заметила, как дрожат её пальцы. Вот оно!

Стоило лишь подумать о том, чтобы всё бросить, как в истории тут же появилось новое лицо. Лицо, способное размазать её, Алисию, как книззлово дерьмо, если тётушка не врёт. Что было очень вряд ли. Мама со всем её воспитанием умела держать лицо, но не Кассия, только не она. Да, во время разговора Алисия держалась самоуверенно и даже нагло. Но это вовсе не значило, что она не боялась. Боялась, и ещё как! Но уже знала — после всего и вправду не остановится.

Вот оно, твоё право на правду — бери и пользуйся им, Алисия, потому что ты и твоё въедливое и строптивое поколение за три года сделало то, чего не сделали мы все. Кажется, это сказала ей Андромеда?

Пусть небеса нахуй рухнут, если она была не права!

* * *

Честно говоря, типичное утро понедельника в магазине было бедным на сюрпризы — в этом "Вредилки" мало отличались от остальных. Сегодняшнее не стало исключением. Счастливые родители, приходившие за свистелками-перделками для своих чад, если и ожидались, то ближе к вечеру. Пытаясь развеять скуку, Алисия взялась за заказы. Когда до обеда оставалось минут пять и она уже собиралась прогуляться до кофейни Фортескью, со стороны входа послышались чьи-то легкие шаги. Опять покупатель, подумалось Алисии. К счастью, на сей раз предчувствие её обмануло — в дверях стояла Анджелина, красиво обсыпанная полуденным дождиком.

— Бонжур, — с улыбкой поздоровалась Джонсон, складывая расшитый звёздами зонт.

— Привет-привет, — ответила явно обрадованная Алисия, откладывая в сторону надоевшие письма. — Зашла проведать меня на время перерыва?

— Надеюсь, что на подольше, — ответила та. — Кафф смылся из редакции. Говорит, подагра замучила. То-то же. Если лопать, как он, не только суставы «до свидания» скажут, нет, — непривычно злорадно для себя хихикнула Анджи.

— Кажется, твой босс тебя доконал, — сочувственно отметила Алисия.

— Есть немножко, — уклончиво ответила Анджелина, зайдя за прилавок и сев на стоявший рядом стул. — Старик совсем забыл, какой на улице год. Что уж говорить, половина газеты разбежалась кто куда. Если в редакции что-нибудь случится, то я вернусь не позже, чем через минуту — Таулер даст мне знать. Кстати, — осмотрелась она, — где все остальные? Сидят в своих кабинетах?

— Джордж работал всю ночь и теперь спит наверху, — ответила Алисия. — Ли в Холихеде по делам магазина.

— Ага, он говорил мне, — кивнула Анджелина, открывая сумку и извлекая из неё термос и полный бутербродов ланчбокс. — Тебе с сыром или огурцом?

— По фигу, — Алисия схватила самый верхний и довольно захрустела огурцом. — Кстати, ты не поверишь, но Верити поехала с ним. Просила меня о подмене так, будто бы для неё это вопрос жизни и смерти.

— Кхе-кхе, — дурашливо усмехнулась Анджи, выбирая лучший сэндвич.

— Бьюсь об заклад, это из-за Джорджа, — поспешила добавить Лис. — Вроде он должен подъехать туда же, как проснётся. Только полдень уже прошёл, а о нём не слыхать. Может, аппарировал или смылся через окно на метле?

— Странно, — покачала головой Анджелина. — Неужели эти голубки проводят вместе так мало времени, что для встречи нужно лететь аж в Уэльс?

— Да пёс их знает. На прошлой неделе он два раза уходил, — тут Алисия буквально чуть не прикусила язык, — не знаю куда. В Хогсмид, кажется. Даже к закрытию не вернулся.

— Джордж стал таким скрытным, — печально протянула Анджелина, нисколько не удивившись. — И так они с Фредом всегда были себе на уме, а сейчас…. Ли тоже уже не тот, что раньше — после всего, что он пережил в первые три месяца после…. Боже, всё это так грустно. Я бы многое отдала, лишь бы снова хоть на секундочку увидеть их втроём, живыми и здоровыми.

Алисия согласно кивнула, прислушиваясь, нет ли кого за дверью. Много чего изменилось, но Джорджу по-прежнему ничего не стоило подслушать чужую беседу — особенно, когда дело касалось его самого. У Алисии было даже смутное подозрение, что он и из дома-то без пары Удлинителей Ушей лишний раз не выходил. Нет, ей не хотелось снова оказаться крайней из-за их с Анджелиной болтовни, но наверху по-прежнему было тихо.

* * *

После обеда торговля пошла куда лучше. Около двух в магазин заявились двое знакомых по Хогвартсу. Пока Алисия возилась на кассе, Анджелина помогла ей — нашла нужное на складе, проверила камин в кабинете (больше никаких новостей). Джордж тогда так и не явился. Он спустился вниз только без четверти четыре, встрёпанный и взъерошенный.

— Доброе утро, — со смешком произнесла Анджелина, увидев Джорджа на пороге торгового зала.

— Привет, — отозвался он, лихорадочно осматриваясь вокруг. — Всё нормально?

— Более чем, — ответила ему Алисия. — Смотрел на часы?

— Не успел, — ответил Джордж, поднося запястье к глазам. — Грёбаная мантикора!

Подруги вновь захихикали.

— Вот что, — сказал Джордж, разминая затёкшую шею, — нужно будет сообщить Ли с Верити, что ни в какой Холихед я сегодня не поеду. Есть у меня другое срочное дело. Сова с письмом будет лететь не меньше часа, это и дураку ясно. Может быть, кто-нибудь из вас отправит Патронуса?

Алисия, услышав просьбу, замялась. Все знали — с мая Джордж не мог сделать этого сам. Летом он попытался с кем-то связаться, но облажался — пара едва заметных струек серебристого пара, вылетевшая из палочки, надолго лишила его сил. Сама Лис чудом не утратила эту способность, но и её Патронус не остался прежним. Он стал…странным. Настолько странным, что ни одна живая душа ещё не видела его в новой форме. Это всё равно, что распускать сопли на людях — лично, слишком лично.

К счастью, Анджи спасла ситуацию, первой расчехлив палочку.

— Я вызову, — уверенно кивнула она и блаженно прикрыла глаза, выуживая из памяти какое-то сладкое воспоминание. — Экспекто Патронум!

Как хорошо, что хоть у кого-то из них всё в порядке! Из кончика волшебной палочки Анджелины вырвалась серебристая зебра, тонкая и изящная — даже лучше, чем во времена Отряда. Она степенно прошлась по залу, слегка подоткнув стройной мордой руку Джорджа.

— Джордан, — произнесла Анджелина, обращаясь к Патронусу. — Наш дружок Уизли сливается. Говорит, что появились дела. Не жди его, и бедняге Верити передай то же. Я в магазине, не в редакции. Надеюсь, вы заскочите к нам вечером. Целую, — и зебра, поведя копытом, скрылась в воздухе.

Ответ не заставил себя ждать. Через полминуты в окно зала влетел большой серебристый попугай, присев прямо на плечо Анджелины.

— Передай Уизли, что он ведёт себя как Берти Боттс со вкусом соплей, — интонацией Ли прокаркал он прямо в ухо девушке. — Верити, между прочим, рвёт и мечет. Как приедем, так и вытрясем из него все пёрррышки. Целую крррепко, — и призрачная птица, прежде чем развернуть сверкающие крылья, нежно клюнула Анджелину в щёку.

— Блестяще, — ничуть не расстроившись от предстоящего на его голову негодования, кивнул Джордж. — Десять баллов Гррриффиндору. Ну что, пойду я. Кстати, — с хитрой полуулыбкой он посмотрел на девушек, — это дельце определённо касается вас обеих. Постарайтесь меня дождаться.

Алисия хотела сказать что-то ещё, но Джордж уже скрылся наверху. А громкий хлопок, донесшийся с лестницы спустя десять минут, пресёк возможность дальнейших расспросов.

* * *

Робкий солнечный зайчик, неспешно скользнув по стене, скрылся в складках старых штор. Едва заметив золотистый всполох, Кэти открыла окно, впуская воздух и свет. В маленькой гостиной повеяло улицей — прохладой, мокрым асфальтом, землёй и капелькой смога.

Уже который день Кэти почти не выходила из дома. Брат Лианны любил читать и, покидая Лондон, оставил здесь целый стеллаж разной литературы. Когда-то Кэти тоже нервно дышала к книгам и теперь, забравшись в старое кресло, часами расправлялась с Лайамовым наследством. Она и забыла, как здорово чтение прочищает мозг. Изнуряющие сновидения, в которых была и ужасная смерть родителей, и пятьдесят хогвартских трупов, и падение на игре, почти отступили на этой неделе. А ведь Кэти почти не пила зелий. Неужели это из-за того, что вчера она дочитала всего Сэлинджера?

Да, у неё всё ещё болела душа. Но это были не прежние зуботычины с лохматым краями, не прежние стигматы, от которых леденел каждый кровеносный сосуд.

Всё получилось так просто! Бестолковый маггл Джон Карпентер, призрак из детства, одним движением мизинца распечатал дверь, с которой Кэти ни в жизни не додумалась бы справиться сама. Дверь, которую она считала для себя закрытой навеки. Дверь, в которую, как говорят, не входят дважды… Джордж Уизли, ярким волшебным всполохом сверкнув в скучном маггловском мире, больше не представлял для неё опасности, его колкие слова не задевали за живое. Тогда она принимала всё с совсем не гриффиндорским смирением — так уж получилось. Теперь её существо захватило сострадание. Теперь все должно было измениться… должно будет измениться… не должно не измениться!

Кэти перевернула страницу. Сегодня она читала неизвестного ей автора по фамилии Уэлш. Восхитительная похабщина была эта книга — в первой же главе некий Марк Рентон, мучимый опийной зависимостью, принимает ректальные свечи с наркотиком. Но из-за расстройства желудка свечи выходят обратно и падают на дно загаженного сортира какого-то паба. Кривясь от отвращения, Кэти вместе с Рентсом переживала одну и ту же дилемму, и эта гнусь была описана так увлекательно, что она не могла оторваться.

Ей помешал звук звонка. Отбросив книгу, Кэти припустила в прихожую. Она думала, конечно, на Джона, но за дверью оказался вовсе не он — то был Джордж. Однако!

— Здравствуй, — прошептала Кэти, разглядывая веснушки на его бледном носу.

— Здравствуй, — отозвался он.

Серьёзный, подумала Кэти. Будто бы не задумал очередную каверзу. Разве нет? Разве да?

— А у тебя миленько, — сказал Джордж, заходя в кухню. — Чище, чем у Сидни. Скажи, он ведь с детства был таким свиньёй?

Кэти молча пожала плечами, доставая из шкафчика банку растворимого кофе. По правде говоря, в этом не было её личной заслуги. Если бы не магия и стыд перед тётей Абигейл, жилище Кэти давно бы уже заросло грязью. Шуршать шваброй до, после и во время приступа — та ещё морока.

— Впрочем, о нём сегодня речи не идёт, — продолжал Джордж. — Сегодня у меня другие планы.

— Тогда зачем ты здесь? — удивилась Кэти.

— Хороший вопрос, — Джордж едва заметно улыбнулся. — Ты, как я полагаю, так и не заходила в наш магазин?

— Нет, не довелось.

Она и вправду даже не смотрела в сторону «Всевозможных Волшебных Вредилок» всё это время, несмотря на периодически просыпавшееся любопытство. Однокурсники в последний год прожужжали Кэти все уши успехами братьев, с ума сходили по их товарам, постоянно заказывая по почте, но Кэти держалась от всех вредилок Уизли подальше — из принципа. Когда-то её, считай, променяли на тот самый магазин, (хотя, справедливости ради, в этом было

куда больше вины Жабы) и обида её долго была сильна.

— Очень зря, — деланно-равнодушно отметил Джордж.

Его сожаление передалось Кэти, пробежав по спине противной мурашкой. Она уже не увидит в деле обоих. Старая ссора навсегда отняла возможность посмотреть на сбывшуюся мечту братьев, их довольные лица, светящиеся глаза…

Что ж, Кэти хорошо усвоила некоторые уроки.

— Держи, — она протянула Джорджу чашку с дымящимся кофе. — Если ты предложишь нам наверстать упущенное прямо сейчас, то я иду собираться. Сто лет не была в Косом переулке.

— Когда это ты научилась читать мысли? — отозвался Джордж, пробуя напиток. — Нужно успеть до закрытия — тогда радости будет куда больше. И нет, я ничего тебе не скажу.

Кэти покачала головой, развернулась на пятках и устремилась в спальню. Слова бы только испортили дело. Как ей хотелось увидеть всё самой!

Возле зеркала Кэти случайно перехватила собственный взгляд.

Улыбка у неё на лице была до ушей.

* * *

Когда началась война, Кэти разлюбила магический Лондон, прежде бывший ей родным.

Еще в детстве они с мамой ходили в Косой переулок почти каждую неделю. По пятницам, после занятий в маггловской школе, Летучий порох приносил их сюда. Они прохаживались по магазинам и лавкам (больше всего Кэти, конечно же, обожала «Всё для квиддича» и зоомагазин), а после шли в Волшебный дом — величавое викторианское здание в самом центре, около «Гринготтса» — где на самом верхнем этаже располагалась редакция «Ежедневного пророка». Папа, работавший там, выходил из дубовых с позолотой дверей неизменно уставшим и так же неизменно радостным. Втроём они отправлялись пить чай в «Дырявый котёл», и, пока родители вели свои взрослые разговоры, Кэти глазела по сторонам, изучая окружающих волшебников.

Все они, на её детский взгляд, так отличались от магглов. Что ни мантия — то настоящее сказочное одеяние. Что ни лицо — так с историей. Не то что простецы из Ист-Энда — старые, молодые, чистенькие и не очень, но все такие одинаковые — либо в джинсах и кроссовках, либо в костюмах и ботинках. Кэти смотрела вокруг и мечтала… мечтала всё время. Вот придёт письмо, и они с мамой и Лианной придут сюда покупать форму, палочки и книги, и сядут на большой красный поезд, а потом как-то сразу пройдёт семь лет, и они будут работать в Волшебном Доме или где-нибудь ещё, и приходить сюда пить чай и есть пирог с патокой, и обязательно носить длинные расписные мантии, как все эти важные взрослые ведьмы вокруг.

Что ж… Вместе с лепниной на стенах Волшебного Дома разбились не только детские мечты. Да и какой прок был от них в этом новом мире, новом Косом переулке, заполненном нищими калеками, ворами и торговцами всяким дерьмом? Потускнели яркие одежды, закрылись шумные лавки, развеялся кондитерский дух над черепичным полем старинных крыш. Лишь магазин Фреда и Джорджа — наглый и громкий, как они сами — продержался на плаву целый год. Беспардонным зазывалой он красовался среди домов, покинутых прежними хозяевами. Ярко-фиолетовые плакаты (Почему Вы беспокоитесь о Сами-Знаете-Ком…) резали глаза, и Кэти обходила дом под номером девяносто три стороной. Слишком много слёз и так было пролито из-за них, слишком…

Тем страннее было идти туда вместе с Джорджем сейчас. Мимо них неспешно проплывали жилые дома, магазины, конторы. На многих дверях висели свеженарисованные вывески, а некоторые здания облепили тонкие, одной лишь силой магии державшиеся строительные леса. Вот, кстати, и Волшебный Дом, восстановленный одним из первых. Все барельефы, изображавшие фениксов в зарослях падуба, висели на своих местах. А каменные стражи на верхушках неоготических башен, как и раньше, держали палочки наготове. Кэти посмотрела туда, наверх, в окна редакции «Пророка». При мысли об отце внутри слегка защемило, но отпустило почти сразу. Она вспомнила, что скорее всего сейчас там сидит Анджелина.

— Знаешь, какой сегодня день? — голос Джорджа вырвал Кэти из плена мыслей.

— Понедельник? — улыбнулась она.

— Великий, — он казался абсолютно серьёзным. — Через пару минут во всей Маганглии не останется человека, прежде не видевшего наших достижений. Последняя волшебница на острове сбрасывает оковы неведения. Разве это не грандиозно?

— Да ну тебя, — отмахнулась Кэти, получив в ответ очередной смешок. — И как ваша контора только не взлетела на воздух? — она с удивлением поняла, что почти шутит. — В прошлом году здесь было жарко, как в аду.

Самодовольное лицо Джорджа мигом посерьезнело.

— Ли первым из всех освоил Фиделиус, — тихо ответил он. — На это ушло почти два месяца. Помнишь профессора Люпина? Это он научил нас. И рассказал про то, как в первую войну они с друзьями провернули нечто похожее. Только ни хрена у них не вышло. Крыса Петтигрю подставил Сириуса, посадив того на двенадцать лет. А вот Джордан молодец.

Кэти решила, что при удобном случае ещё расспросит Джорджа о Сириусе Блэке. Обстоятельства его жизни всегда вызывали в ней странный интерес. А в посмертном оправдании, которое в девяносто шестом году выпустил «Пророк», была одна вода и ни слова по делу.

— Ли всегда был молодцом, — ответила Кэти. — Но если бы его поймали и пытали…

— Так его и поймали за несколько часов до Хогвартской битвы, — горько усмехнулся Джордж. — И пытали, конечно. Но Ли выбрался. Всё-таки он — чертовски удачливая задница. Гораздо более удачливая, чем я и чем были мы, — он слегка замялся, — чем были мы с Фредом.

Кэти промолчала, пока очередной слёзный комок не подкатился к горлу. Она снова осмотрелась вокруг, беглым взглядом окидывая прохожих. Даже люди стали не те. Плащи укоротились, полы шляп сузились — многих и не отличить от магглов…. Некоторые смотрели на них с Джорджем без всякого стеснения. Некоторые — на неё саму, но больше всё-таки на Джорджа. Его здесь явно знали и замечали — пока они шли, он успел сделать несколько приветственных кивков.

Ещё недавно, играя в основном составе «Гарпий», ещё будучи чуть-чуть публичным человеком, Кэти мучительно сбегала от любого внимания. В свои редкие вылазки за пределы дома, больницы и спортивной базы она, как могла, куталась в шарф и натягивала на голову капюшон, лишь бы не быть узнанной. Сочувствующие взгляды врачей и соседей по палатам стояли поперёк горла. Мир волшебников был тесен, в Хогвартсе долго гудели о происшествии с ожерельем, и Кэти казалось, что все помнят историю о несчастной проклятой девочке, оставшейся без родителей, без радости, без спокойного и здорового рассудка. Она была почему-то уверена, что все насквозь видят её слабость и убогость, видят, как много она на себя берёт и как мало способна вынести. Здравый смысл из последних сил кричал о том, что у людей и без неё полно своего горя — а эмоции давили на обратное, окатывая новыми и новыми волнами страха и сомнений. Сейчас, после всего, чужие взгляды почти перестали волновать её. Всё по-прежнему было грустно, бесконечно грустно…но, несомненно, гораздо легче.

— Вот мы и на месте, — сказал Джордж, когда они пришли в самый конец переулка, где теснились новые дома, которые строили как раз в её беззаботном детстве. Эта часть улицы, судя по всему, пострадала мало. Даже небольшой питьевой фонтанчик с двумя колдунами, котлом и черпаком стоял, где стоял, тихо и переливисто журча.

Они остановились у больших дубовых дверей, выкрашенных в золотой цвет. За стеклом одной из них висела ярко-лиловая табличка «Открыто». Джордж снял с плеча свою старую школьную сумку, набитую под завязку дюжиной пива и парой бутылок вина (в супермаркете у метро он огорошил Кэти, заявив, что берёт весь этот запас исключительно для себя.)

— Одна просьба, — сказал Джордж, хватаясь за тяжелую ручку. — Постоишь минутку снаружи, пока я буду закрываться, идёт?

— Снаружи? Закрываться? Но зачем? — недоуменно переспросила Кэти.

Ответом послужила дверь, хлопнувшая прямо перед носом.

Кэти оставалось лишь удручённо покачать головой. Опять эти его штучки! Она заглянула в витрину — интересно, что же такое от неё прячут? Но за бесконечными яркими коробками (каждая этикетка просто поражала воображение; львиную долю товаров Кэти вообще не встречала раньше) был виден только кусочек пустого торгового зала. Лишь где-то в глубине, у самого краешка прилавка, мелькнул неясный женский силуэт в малиновой робе. Кэти успела заметить шапку тёмных кудрявых волос, перехваченных пёстрой лентой — и тут же услышала шаги у входа. Она отпрянула от витрины как раз тогда, когда в окошке двери ладонь Джорджа перевернула табличку — «Открыто» сменилось «Закрыто». А через долю секунды дверь распахнулась.

— Заходи, — послышалось ей. Джордж придержал тяжёлую створку, и с лёгким замиранием сердца Кэти оказалась внутри.

После свежего уличного воздуха в нос ударила смесь запахов пороха, карамели и жгучего красного перца. Пахло праздником. От буйства цветов и ароматов у Кэти мигом закружилась голова, но это было ничего. Даже без шумных посетителей помещение магазина выглядело одновременно и безумно, и прекрасно. Но когда она наконец-то посмотрела на возвышение с большим прилавком и солидным винтажным кассовым аппаратом на нём, то больше не смогла сдвинуться с места. Там стояли две такие знакомые, такие прекрасные девушки и вовсю таращили на неё свои тёмные, как блюдца, глаза.

— Кэти! — наконец-то отмерла Анджелина. — Это ты!

Кэти почувствовала, как её губы снова, который раз за день, растягиваются в этой глупой, блаженной улыбке. Хлопнула дверца прилавка. Алисия — с лентой в волосах, в малиновой мантии продавца — перемахнула прямо через неё и побежала к Кэти через весь зал, раскинув руки. Анджелина, подобрав подол длинной юбки, бросилась за ней.

Один миг — и тишину понедельника сменил восторженный девичий визг. Воссоединившиеся подруги обнимались и смеялись, как сумасшедшие.

А Джордж Уизли стоял неподалёку и улыбался одной из самых своих довольных улыбок за последние несколько месяцев.

Его шалость, наконец, удалась.

* * *

— Охуеть, Уизли, — ошарашенно покачала головой Алисия и щёлкнула пивной жестянкой. — Просто охуеть. Как вы всё это провернули?

Они расположились в складском помещении. Алисия с Джорджем сидели прямо на большом столе, отодвинув в сторону коробки и пакеты, Кэти с Анджелиной — рядом, на ящиках. На ближайшем стеллаже играл принесённый из лаборатории граммофон; какой-то тяжёлый рок бился эхом о каменные стены. Анджи одна из всех потягивала красное вино из высокого стеклянного стакана, Кэти же сделала всего пару глотков из своей банки. Она не привыкла ни к какому пиву, кроме сливочного. Ей сейчас и без того весело и хорошо… но как же хотелось чего-то ещё более весёлого… чего-то безрассудного….

Кэти сделала ещё один быстрый глоток, стараясь не обращать внимания на горький вкус.

— Скажи спасибо тому ужасному магглу из бара, — парировал Алисии Джордж, скорчив страшно серьёзное лицо. — Кажется, так ты назвала его неделю назад?

— Что-что? — переспросила Анджи, вскинув брови. — Кэт, это правда? Ты тоже его знаешь?

— С семи лет, — улыбнулась Кэти. — Джон учился в начальной школе вместе со мной и с Лианной О Нил.

— И ты знал об этом, когда отправлялся якобы в Хогсмид? — продолжала Лис, — Знал и ничего нам не сказал? Скотина ты, Джордж, — со смешком добавила она.

— Скотина, скотина, — согласился он. — А вот вы, профессор Спиннет, только что облажались. Всё произошло абсолютно случайно, словно…

— Кажется, кто-то велел мне держать язык за зубами о своих походах, — ехидно ввернула Лис.

— Вот и держи его там, где я сказал, — с невозмутимым видом ответил Джордж, допивая своё пиво. — Впрочем, с Джонсон можете обсуждать что угодно. Вас всё равно даже сам Мерлин не заткнёт, — и он едва увернулся от шутливого шлепка Анджелины.

— О чём вы говорите? — спросила Кэти.

Казалось, с посещением Джорджем маггловской части Лондона была связана некая тайна. Кто-то явно не был бы рад узнать, с кем тут таскается сиятельный Уизли. Может быть, всё дело в том, что Джон и компания — те ещё оторвы, а может быть…. Кэти вновь вспомнила ту самую мисс Хаффлпафф, которую видела с Джорджем на Чаринг-Кросс-Роуд, и отчего-то смутилась.

— Ничего особенного, — важно ответил Джордж, открывая новую банку. — Мои коллеги расстроятся, если узнают, что я трачу своё рабочее время на покатушки к черту на кулички. И так дел целая прорва, век не переделать. Да, потом я выкраиваю на них личные часы, но всё равно…. В конце концов и наш с тобой, Кэти, дружочек-маггл Джон по известным причинам не любит, когда о нём чешут языком — пусть даже это будут делать волшебники, которых, как мы знаем, и в природе-то нет.

Все дружно рассмеялись. Такое объяснение устроило Кэти. В голову слегка ударил хмель, и размышлять на все эти мутные темы ей сейчас совсем не хотелось.

Тем временем на складе началось своё веселье. Изрядно разомлевшая Алисия решилась закурить прямо здесь, а Джордж попытался сбить кольца дыма струёй воздуха из своей волшебной палочки. Лис уворачивалась, как могла, и когда её сигарета оказалась-таки сломана, ретировалась в другой угол. На её беду, Джордж отправился следом. Этого Лис стерпеть уже не могла — тоже расчехлила палочку, и скоро они, дурачась и смеясь, петляли друг за другом между рядами стеллажей.

— Давно не видела их такими, — раздался совсем рядом голос Анджелины. — После того, что Джордж вытворял летом, да и осенью тоже… Мы с Ли всё время были рядом — боялись, что Уизли не справятся сами, на то нашлись серьёзные причины… Это было страшно, действительно страшно!

— Я встретила их с Лис на кладбище в октябре, — задумчиво произнесла Кэти. — Джордж, конечно, повёл себя ужасно, но… Постой, — в голову Кэти закралась новая мысль, — не видела их такими? Ты хочешь сказать… Лис с Джорджем… они?

— Исключено, — покачала головой Анджи. — Она до сих пор думает о Фреде, это и слепому видно. Джордж, понятное дело, сейчас держится, как может, но в глазах у него то и дело мелькает такая тоска, что хоть плачь. Может, поэтому они так и спелись. Впрочем, о чём я говорю, — подруга грустно махнула изящной тёмной ладонью. — Лис тоже отдалилась от всех нас после Рождества. Что-то случилось у неё там, в Уэльсе, как пить дать случилось.

Кэти вздохнула. Какая огромная, непреодолимая пропасть пролегла между прошлым и настоящим! Им только и оставалось наслаждаться робкими моментами, в которые всё было будто бы по-прежнему — вот как сейчас.

— Кстати, — продолжила Анджи, — я ведь была на твоём последнем матче с «Гарпиями».

— Я знаю, — Кэти опустила взгляд. От собственного позора на глаза чуть не навернулись слёзы.

— Ты так классно вела эту Феркл! Я видела, как она выбилась из сил под конец игры. Если бы не чокнутая Гвеног, снитч бы точно был у вас.

— Ты шутишь!

— Вовсе нет! И, — голос Анджелины дрогнул, — я ещё тогда, ещё до сегодняшнего дня хотела собрать нас и тебя здесь! Даже после этих жутких бладжеров, после всего…. Я ведь была в Мунго, знаешь? Не помню, как оказалась в нужной палате, как нашла её, только целители вышвырнули меня оттуда, точно, пардон, шелудивую псину, и даже пикнуть не дали.

— Почему? — спросила Кэти, окончательно растерявшись.

— Да хер их разберёшь, этих святош-колодмедиков, — давненько уже Кэти не слышала от неё таких ругательств. — Думаю, что в тот момент они видели перед собой не подругу Кэти Белл, а лишь охотницу до сенсаций.

— Глупо всё вышло, — сказала Кэти.

Внезапно ей вспомнились товарки по команде. Анастасия, с её акцентом и такими смешными ругательствами — обманчиво лёгкий характер и неистовая жажда справедливости… Девушка-стена. Эмма и Линда — проворные, юные и так легко несущие своё горе — гораздо легче, чем она сама…. Всегда доброжелательная и спокойная Рослин… Темпераментная и яркая Вайлда… Гвеног, беспощадная, решительная, бесконечно харизматичная….

Грустные размышления Кэти прервал громкий стук.

Алисия с Джорджем вынырнули из-за очередного стеллажа. Когда Анджи выключала граммофон и снимала с иглы пластинку, Джордж уже открывал запертую заклинанием дверь.

Одна Кэти, как приклеенная, сидела на месте.

— Чёртичто, — выругался зашедший внутрь Ли Джордан, весь в каминной саже.

Старина Ли совсем не изменился. Именно поэтому всё внимание Кэти тут же перекинулось на ведьму, что вошла вместе с ним. О да, это была та самая блондинка с Чаринг-Кросс-Роуд, даже одетая в точности, как в тот день — вплоть до прозрачного шарфика, выгодно обрамлявшего лицо.

Вблизи она оказалась ещё красивее. И как ей это удалось, подумала Кэти с лёгкой завистью. В школьные времена эта девушка не была такой эффектной.

— Ну и что вы тут устроили? — продолжил Ли, разгоняя ладонью остатки дыма, висевшие в воздухе. — Закрыли магазин вместе с камином, лопаете пиво, курите, пока мы с Верити носимся по делам… И ты, Ангел мой, вместе с ними, — он грустно посмотрел на Анджелину.

— Успокойся, Джордан, — примирительно ответил Джордж, подходя к нему. — И посмотри вон в тот угол.

Послушав Джорджа, Ли развернулся туда, где сидела Кэти, а за ним — все остальные. Она смутилась, оказавшись под прицельной бомбардировкой взглядов.

Его лицо осветила широкая улыбка узнавания. Как и Анджелина с Алисией, Ли тут же подался вперёд, чтобы от души обняться. Из-за крепкого плеча друга Кэти успела поймать взгляд незнакомки — когда их глаза встретились, то она странно дёрнулась, точно от зубной боли.

Почему?

— Раньше я не встречал тебя здесь, — заметил Ли. — Решила, наконец, увидеть «Вредилки» живьём?

— Считай, что это их заслуга, — ответил за неё Джордж, кивнув в сторону сидящих неподалёку Анджи и Лис. — Увидел наших девочек вдвоём и решил позвать Кэти, чтобы, так сказать, собрать полный комплект.

— Всё это просто супер, но когда же мы начнём работать, Джордж? — вмешалась белокурая ведьма.

— Завтра и начнём, — со значением ответил Джордж. — О, — он хлопнул себя по лбу, — совсем забыл! — Верити, — блондинка подняла свои голубые, как майское небо, глаза, — это Кэти Белл. Кэти, это Верити…

— Верити Слинкхард, — мисс Хаффлпафф, наконец, покинула свой угол и встала рядом с Джорджем. — Коллега мисс Спиннет, — её пальцы лишь слегка задели его локоть, но ответ на это прикосновение был таким, что Кэти почувствовала — все её наблюдения верны.

Прокляни её Моргана, да Кэти бы сама, наверное, влюбилась в эту ведьму, если была бы… была бы, как Гвеног. Верити Слинкхард выглядела безупречно — как манекенщица из шестидесятых. Вроде Твигги.

Не успели они улыбнуться друг другу, как снова что-то случилось. В приоткрытую дверь залетела сова, сделала круг под потолком и выронила письмо прямо на голову Анджелины.

— Ой! — взвизгнула она, разворачивая послание. — Это от Кеннета!

— И что он пишет? — тут же напрягся Ли.

— Собирается летучка, — ответила Анджелина, лихорадочно копаясь в своей сумке. — Кажется, сейчас мы будем делать экстренный выпуск. Не проводишь меня до ванной, Джордж? Хочу немного освежить лицо после всех посиделок.

— Да не вопрос, — согласно пожал плечами он и встал с ящика, на который недавно присел. — Пошли.

И Анджи, спешно со всеми распрощавшись, скрылась на лестнице с Джорджем.

— Думаю, мне тоже пора, — сказала Алисия, стаскивая через голову магазинную мантию.

— Пойдём вместе, — предложила Кэти. — Прогуляемся до «Дырявого котла»?

Она чуточку расстроилась. Было жаль, что все разбегаются так рано. Хорошего помаленьку, чего уж там. Но разве это было концом всего?

— Охотно, — улыбнулась Лис. — Верити, Ли, что насчёт вас?

— Мы закроем магазин, — отозвалась Верити.

— Спасибо. Ну что ж, до завтра?

* * *

Они вышли. На улице уже стемнело. Окна вокруг загорались уютным светом. Кэти переполняли спокойствие и радость. Развеялось даже непонятное смятение, совсем недавно одолевавшее её.

….— До сих пор не могу поверить в то, что мы встретились благодаря Джорджу, — вновь заговорила Алисия. — После того, что было в октябре….

— Что было, то прошло, — ответила Кэти. — Я на него не злюсь.

— И правильно. Это хорошо, Кэт, что вы только сейчас встретились. Он ведь дважды пытался убить себя, знаешь? А кидаться на людей, как на тебя в Хогсмиде, перестал лишь пару месяцев назад. С семьёй общается кое-как.

— Ужасно, — помертвевшими губами прошептала Кэти.

Она предполагала нечто подобное, но слышать, как об этом говорят вслух…

— Да, — вздохнула Лис. — Не знаешь, чего от него ждать. Особенно теперь, когда он связался с магглами. Этот твой, то есть ваш приятель…

— Джон-то?

— Он. Мне показалось, что этот парень тоже не слишком хорошо держит себя в руках.

— Думаю, это просто бравада, — Кэти пожала плечами. — Да, я мало видела Джона в последнее время, но он всегда был довольно безобидным. Хотя манеры у него скверные, этого не отнять.

— Правда? — переспросила Алисия. — Это немного успокаивает.

— Хочешь узнать моё мнение? — слегка нахмурилась Кэти. — Не то что бы мне нравилось всё, что он делает, но… Я росла с такими Джонами несколько лет. В их мире не всё однозначно. Не как у нас — тут тёмные, там светлые, но перед магией все равны… Слава Мерлину, что я не маггла, хоть и живу среди них. Их так много, а поводов для грызни ещё больше. Кто знает, какими были бы мы на их месте. Молодых там ни во что не ставят.

— Да уж, с этим не поспоришь, — ответила Алисия. — Многие люди — то ещё дерьмо. И чистота крови с манерами тут не причём. Как по мне, так приличный тихоня может быть куда мерзее грязного рокера, но есть некоторые вещи… Ты знаешь, о чём просил твоего знакомого Джордж? Знаешь, что это опасно?

— Знаю, — кивнула Кэти. — Но разве я в силах им помешать?

— Что ж, Джордж поступает в своём духе, — вздохнула Лис. — Не знаю, чем всё это закончится, но лучше уж так, чем пить, не просыхая. Как он раньше буянил — просто ужас. Мы почти опустили руки, когда что-то стало налаживаться.

— Кто — мы? Ты, Ли, Анджи?

— Ну да. И Верити, конечно.

— Она его девушка?

— Съехались в декабре.

Всё было ясно. Кэти опустила взгляд на мокрую дорогу, затем подняла снова.

— А ты? — спросила она.

— А что я? — губы Алисии растянулись в горькой усмешке. — Про меня ты всё и так знаешь. Что же до Джорджа… В последние полгода мы стали ближе, чем когда-либо. Но он — не Фред. И никогда им не будет.

— Он её любит?

Ну зачем, зачем тебе об этом спрашивать, Кэти?

— Без понятия, — покачала головой Лис. — После седьмого курса я оставила попытки влезть в душу к Уизли. Что ж, вот мы и пришли.

Они и вправду пришли. Окна «Дырявого котла» светились гостеприимным светом, из то и дело хлопающей двери доносились запахи жареной картошки и весёлые звуки волынки.

— Поеду на метро, — решилась Кэти. — Наложу на себя Отвлекающие чары, пройду бесплатно… После сегодняшнего аппарировать не рискну — голова идёт кругом. Но мне нравится.

— До встречи, — улыбнулась Лис. — Надеюсь, она будет скорой. Не пропадай больше.

Кэти помахала подруге на прощание и, миновав шумный зал паба, нырнула в проход. Маггловский Лондон распахнул перед ней свои туманные объятия. Всё было таким же, как и в последний раз, когда Кэти покидала Косой переулок неволшебным путём. Музыкальный магазин, шумные дороги, степенные красные автобусы. Зато сама она стала другой. Не хмурилась, а спокойно смотрела вперёд. Не плелась, а почти летела.

Тогда, полтора месяца назад, Кэти едва не лишилась чувств на этой самой улице. Потом, отходя от помутнения на заднем сиденье автобуса, думала, что всему виной проклятье, что это оно превращало в смерть, несчастья и боль всё, что было ей дорого и важно. Сейчас же… Одно из двух — либо тёмная магия не причём, либо у неё нашлись причины дать Кэти передышку. Волшебство — это не только заклинания и сила, говорила мама когда-то, а уж в магической теории она знала толк. Наши эмоции — тоже магия.

Если это правда, и внутри Кэти проснулось, наконец, что-то, что способно разогнать тьму…

Тогда, быть может, у неё ещё есть шанс.

* * *

Шторы на окнах торгового зала сдвинулись, слегка шурша. Верити опустила палочку и отправилась на склад. Там, на столе у входа, её поджидал натюрморт — пустые пивные банки, забытый стакан с вином, обёртки из-под чипсов и конфет. Нахмурившись, она уничтожила мусор, и, прежде чем подняться в дом, заглянула в их с Алисией кабинет. Там, слава Мерлину, грязи не было, однако Алисия не забыла оставить на её половине пачку неразобранных писем. Забрав бумаги и закрыв двери парочкой заклинаний, Верити вышла на лестницу, ведущую в квартиру.

Джордж обнаружился в гостиной. Идти к нему Верити не спешила. Пока он водружал очередную пластинку на радиолу, принесённую снизу, она ушла к себе.

У большого, в половину стены, зеркала Верити с наслаждением опустилась на мягкий стул и стала изучать своё отражение. Да, неплохо, только веки слегка припухли, отметила она, расстёгивая пуговицы брюк. Сегодня она постаралась на благо магазина, действительно постаралась… Её чутьё по достоинству оценили и Джордан, и управляющий строительной лавки, вот только делалось всё далеко не для них.

Тот, кто обещал прийти, наплевал на всё и закатил вечеринку прямо на работе. Алисия тоже.… С утра была такая правильная, и куда всё подевалось? Верити слышала её смех из-за дверей. Впрочем, все они там были навеселе, даже эта вечная квиддичистка, серая мышка Белл… кстати, каким ветром её занесло в магазин? Уж не из-за этого ли на входную дверь раньше положенного нацепили табличку «Закрыто»? Верити отмела было глупую мысль, но память, как назло, подсунула нежданную картинку.

Джордж, её Джордж крепко держится за руки с Белл; хохоча и обнимаясь, они кружатся волчком в вихре разноцветных мантий, пока Мирон Вогтейл и Дон Тремлетт выводят «Танцевать, как гиппогриф»… их лица светятся искренним, ничем не прикрытым, глухим ко всему подростковым счастьем…

Это был Святочный бал, и сама Верити, помнится, пошла туда с неким Маклаггеном. Этот богатенький гриффиндорский чистокровка слыл парнем, развитым далеко не на свои неполные шестнадцать. Парнем, обещавшим собою так много, и по итогу оказавшимся дутым ничем. Весь вечер Верити вежливо слушала его самодовольные речи, уши её вяли самым натуральным образом, праздник грозил провалиться — и глазеть по сторонам казалось лучшим выходом. Верити, как всегда, хотелось чего-нибудь красивого, такая уж у неё была натура. И когда среди шумной толпы показались несуразные гриффиндорцы Уизли со своими охотницами на подхвате, то она не смогла сдержать удивления — так живо и непосредственно они танцевали свой безумный рок-н-ролл, толкая друг друга и смеясь.… Даже несравненные Дэвис и Делакур блекли в сравнении. Чужое счастье ослепило её в тот вечер. Ослепило так, что даже сейчас, спустя годы и обстоятельства, неясный призрак того сиюминутного чувства ощутимо давал под дых.

Заклинанием Тергео, бережно проведённым по линии скул, Верити сняла макияж. Глупо гнаться за призраками прошлого, подумалось ей. Джордж всегда был ласков и отзывчив настолько, насколько вообще мог. Все эти Маклаггены, Дэвисы и прочие напыщенные парни, с которыми Верити по юности водилась в Хогвартсе, и рядом с ним не стояли. Завязывай, подруга, говорила одна её сторона. Сцены ревности к тому, что было аж четыре года назад, никому не сделают лучше. Другая же сторона, признаться честно… завидовала. Кэти Белл оказалась в магазине не случайно, это уж как пить дать. Старые друзья собрались вновь и устроили праздник жизни, чьи плоды сама Верити так и не отведала.

В смешанных чувствах она встала, наконец, из-за столика и вновь направилась в сторону гостиной. Джордж дремал, уронив голову на колени; так и не поставленная пластинка лежала рядом с тихо шипящим проигрывателем. Внезапно в Верити проснулось сочувствие вроде того, что не оставляло её всю осень. Времена, когда был жив Фред, не придут больше, и им нужно как-то с этим жить. В эту секунду Верити готова была принять всё — и даже то, что Джордж куда чаще становится прежним в обществе друзей, а не в её собственном. Лишь бы эти моменты приходили как можно чаще.

Тогда, быть может, у них ещё есть шанс.

Ноги сами привели её в закуток, приспособленный под готовку пищи. Дав себе слово подумать о том, как можно будет улучшить эту так называемую кухню, Верити достала палочку и принялась за дело. Глядя на то, как куски багета, бекона и салата складываются в бутерброд, она испытала лёгкое сожаление. Увы, Верити была не из тех хозяек, что одним заклинанием могли сотворить ароматный штрудель! Здесь ей точно было куда расти.

Впрочем, в следующий миг Верити и думать забыла о штруделе. Ощущение подвоха, вновь и вновь ускользавшего из-под носа, вновь поселилось на задворках мыслей. Джордж был не первым в её постели, но первым, кому хотелось довериться по-настоящему.

Что нужно сделать, чтобы он почувствовал к ней то же самое?

Разложив бутерброды по тарелкам и прихватив банку тыквенного сока, Верити отправилась в спальню. Одну тарелку и сок она поставила рядом с дремавшим Джорджем, другую оставила себе (обычно Верити не ела по вечерам, но сегодня, после променада по магазинам, решила себе позволить). Она хотела разделаться с письмами, затем сделать заказ в аптеке миссис Боббин — запасы Умиротворяющего бальзама подходили к концу, может быть, в этом было всё дело?

— Верити, — она уже взялась за ручку двери, когда услышала этот тихий, чуть хриплый после сна голос. — Спасибо, — Джордж кивнул на тарелку рядом.

— Не за что, — ответила Верити, собираясь выйти. — Приятного вечера... мистер Уизли.

— Куда ты, птаха?

— Если ты хочешь поговорить о работе, то…

— О работе будем говорить на работе, — перебил Джордж. — В чём дело, Верити?

— Я так устала. А ведь мне ещё нужно ответить на письма.

— Как насчёт небольшой порции Веселящих чар? — он погладил карман, из которого торчал кончик волшебной палочки. Верити покачала головой. — Нет? Хорошо, неси сюда свои письма, я тебе помогу.

Один взмах — и стопка пухлых конвертов с парой перьев оказались на столе. Какое-то время Верити и Джордж молча занимались делом, но под конец Верити опять не выдержала.

— Почему ты обманул нас сегодня? — она недовольно сдвинула брови, глядя на то, как Джордж подписывает последний конверт.

— Как быстро мы подобрались к самому главному, — тонко улыбнулся он. — Так я и думал, что всё дело в том, что я не пришёл.

— Блестящий вывод, — парировала она, запечатывая свой. — Но нет. В конце концов, тебе действительно стоило отдохнуть...

— И в чём тогда проблема?

— Не таким же образом! Ты сдёрнул с рабочего места Алисию, закрыл магазин, устроил вечеринку с ней, Анджелиной, этой вашей подружкой Кэти…

Дожили! Она не хотела указывать Джорджу, что делать. Раньше это могло кончиться фатально. Однако сейчас он не выходил из себя. Просто продолжал смотреть на неё — внимательно, спокойно, даже чуть весело.

— Больше всего я сожалею о том, — вновь начала Верити, надеясь как-то сгладить неудобный момент, — что ты необязателен с Ли. Вспомни, сколько всего он для тебя сделал. Магазин был почти целиком на нем тогда, летом.

— Да Джордан нисколечко не обиделся, — рассмеялся Джордж. — Послушай, Верити. Я не поехал в Холихед и устроил бардак в магазине, твоя правда. Но всю следующую неделю я безвылазно проведу в «Зонко»… Один лишний выходной ещё никому не навредил.

Она молчала.

— И девчонки сегодня удачно собрались, — добавил он. — Грех упускать такую возможность вспомнить былое. А то вдруг через семь дней наступит третье пришествие Тёмного Лорда, и после мы опять кого-нибудь недосчитаемся.

— Джордж! — вспыхнула Верити.

— Что?

Честное слово, её пугала эта его манера. В последнее время Джордж взял моду прохаживаться на собственный счёт с абсолютно невозмутимым лицом. Если учесть, что раньше он впадал в бешенство только от одного упоминания прошлого, то дальше можно было ожидать чего угодно.

Перед глазами Верити вновь возник сегодняшний вечер. Обычно серьёзная Анджелина, явно навеселе; бесстыже хохочущая и дымящая сигаретой Алисия, Белл с безумно-мечтательной улыбкой. Смотрите-ка, что за дружба! Шестикурсник Джордж на балу хватает Белл за руки, они смеются…

Бурная волна эмоций схлынула назад, оставив после себя лишь грязную пену ревности.

— Да ничего, — с горечью ответила Верити. — Ничего-то тебе не вредит. Ни лишний выходной, ни пьянки на складе с бывшей...

Мерлин великий! Насколько это всё пошло, некрасиво… Но как, как тут сдержаться?

— С чего ты взяла, что она моя бывшая? — вскинулся Джордж, сразу поняв, о ком идёт речь.

— Бал, — отрезала Верити. — А потом, когда вы сбежали из Хогвартса, её с Алисией имена трепали на каждом углу школы. В известном смысле.

— Вот уроды, — Джордж уставился куда-то в стену. В синеве глаз плескалось мутное сожаление. — Если что-то и было, то оно далеко в прошлом. Нет, мы никогда не спали, — добавил он, увидев выражение лица Верити. — Кэти — мой друг. Мы вместе прошли квиддич, Отряд, вместе… защищали Хогвартс, — его голос дрогнул. — Как с Анджи, Лис, Джорданом…

— Со стороны звучит очень мило, — Верити поняла: её понесло. — Если не знать о том, что половина из вас перевстречалась друг с другом!

Услышав эти слова, Джордж тихо, но очень яростно простонал, выпуская воздух сквозь зубы. Из последних сил Верити старалась сохранять невозмутимый вид, но внутри всё сжалось в преддверии бури. Тем временем Джордж буквально смёл с подноса банку с тыквенным соком. Щелкнул ключ, как сорванное с гранаты кольцо — и даром что не было взрыва. Одним глотком Джордж осушил жестянку, с треском смял её в кулаке и выбросил в угол. Стоявшее там ведро проглотило добычу, довольно рыгнув.

— Блядь, — глухо прорычал он, уткнувшись носом в собственные колени. — Блядь, блядь, блядь!

Всё ещё в ужасе от того, что сотворила своими словами, Верити потянулась к всклокоченной макушке. Он дёрнулся от её руки, как от огня, но тут же как будто обмяк и покорился.

— Прости, — прошептала Верити, гладя спутанные волосы Джорджа. Плечи его вздымались и опускались от тяжёлого сбивчивого дыхания, а по её собственным щекам уже катились предательские слёзы. — Я сама не знаю, что болтаю, я не хотела тебя задеть… прости!

— Можешь не извиняться, ты снова права, — Джордж отнял лицо от сцепленных замком рук. — Мы с Фредом заварили эту кашу, мы сбежали, оставив гнить наших в жабьем болоте. Если кем-то я и задет, то только собой. Пожалуй, стоило дать Филчу надрать нам зад на глазах у всей школы.

— Ты так ценишь своих друзей, — всхлипнула Верити. — Я же слушала совсем другое всю жизнь. Говорят, что у женщин не может быть подруг. А о том, чтобы общаться с мужчинами просто так, и думать не стоит…

— Так говорят только тупицы, — припечатал Джордж, вытерев очередную слезу с её щеки. — Или просто конченые люди. Зачем брать их во внимание, милая?

Так говорит её мать, подумала Верити. Откинувшись на спинку дивана, она наблюдала за тем, как Джордж ушёл на кухню, как, вернувшись, принёс ещё пару банок сока. Взяв прохладный напиток, она позволила накинуть себе на плечи тёплый плед и теперь медленно успокаивалась под шум вновь заведённой радиолы.

Верити догадывалась — они не смогут всегда соглашаться друг с другом. Даже она, имевшая в своей жизни только опыт недолгих необязательных встреч, знала о том, что стычки бывают и у самых мирных пар. Они с Джорджем сошлись почти два месяца назад, и, если не считать сцены в доме Уизли, это было абсолютно безоблачное время. Они спокойно и легко сосуществовали рядом и с недавних пор почти каждую ночь сливались в благодарном экстазе, легко огибая всё острые рифы. Верити ждала, что рано или поздно Джордж сорвётся, но и подумать не могла, что первой сорвётся она сама.

Привыкнуть к нынешнему порядку вещей всё никак не получалось. О том, как было в магазине при Фреде, она уже забывала. Казалось, что с тех пор прошла добрая тысяча лет. Одно врезалось — с ними было очень легко. Никакого бахвальства, занудства, глупости, или — самое отвратительное — этих приставаний. Нет, оба они вроде как заигрывали с ней, или что-то в этом духе, но так шутливо и невинно, что Верити даже отвечала, чем вызывала неизменное неудовольствие Алисии.

В августе Вредилки переживали своё второе рождение. Начиналось оно мрачно, и без главных вдохновителей, казалось, тут же и закончится. Последний отзвук смеха Фреда вскоре покинул эти стены, уступив место тихой, но навязчивой тоске. Пока Ли мужественно разгребал завалы рутины, Джордж выходил из лаборатории лишь изредка, мрачным привидением скользя от прилавка к стеллажам. Именно тогда внутри Верити участие постепенно заронило семя чувства, не похожего на всё, что было с ней раньше. А тот, о ком болело сердце, не видел ничего и никого вокруг, и надежда на взаимность угасала с каждым днём. Работа больше не приносила радости. Верити даже пожалела, что покинула Штаты, где провела последние месяцы войны, и подумывала о возвращении к отцу. Но тут Джордж перекупил «Зонко»… и всё изменилось в очередной раз. Вот они гуляют по вечернему Лондону, и вот Верити уже раскладывает свои вещи в его квартире. Её прежний налаженный быт — наследие фанатичной пуританской мамаши и хаффлпаффской любви к порядку — сузился до размеров спаленки в доме девяносто три и рабочего места там же. Всё остальное перевернулось с ног на голову. Она до сих пор не могла привыкнуть.

Верити приоткрыла глаза и увидела, как Джордж возится с невесть откуда взявшейся бутылкой маггловского вина. Вытащив пробку невербальным Акцио, он принялся чинно разливать напиток по вычищенным до блеска стаканам. Верхний свет был приглушён, огни домов напротив красиво мерцали в окне. В воздухе разливался мурлыкающий голос Селестины Уорлок, сопровождаемый приятной джазовой мелодией. Всё бы ничего, но мусор на складе так и не давал Верити покоя. Там, среди всего прочего, была точно такая же, но пустая бутылка и не меньше шести жестянок. Этого было достаточно даже для троих, и если Джордж припрятал ещё…

Она боялась, что когда-нибудь он сопьётся всерьёз. Очень боялась. Правда, в последние месяцы такая жизнь не причиняла ему особенных неудобств. Он не пропускал работу, не устраивал сцен, почти не страдал от похмелья.

Если бы можно было как-нибудь повлиять на это, думала Верити, когда Джордж протянул ей стакан.

Не сейчас. Сейчас она сама слишком устала, слишком далека от этого, слишком…

Терпкий напиток коснулся раскрытых губ.

Внезапно в душу влетела странная лёгкость, не от вина даже — так, просто. Верити сбросила с плеч покрывало и почти подбежала к подоконнику, где искрился жизнью Косой переулок.

И дорога, и фонтан, и дома напротив выглядели вполне обыденно. Но она ещё помнила, как здесь было летом — всё в строительной извести и копоти чар — и испытала большую радость от вида чистой, умытой дождями улицы. Верити обернулась. Даже в другом конце комнаты было видно, как смотрел на неё Джордж. Повинуясь какому-то внезапному порыву, Верити поставила стакан на подоконник и принялась кружиться по комнате. Джордж поднялся с дивана, потянулся к ней…

Волшебство момента развеялось вместе с боем часов, оборвавшим песню Селестины.

— Двадцать часов в Лондоне, — провозгласил диктор. — В эфире новости на Волшебном радиовещании.

С коротким смешком Джордж упал обратно, взяв за руку Верити. Она приземлилась рядом.

— Кажется, нужно сменить пластинку, — заметил он и вновь потянулся к стопке картонных конвертов рядом с радиолой.

Верити согласно кивнула, вслушиваясь в голос диктора.

— и, наконец, происшествие, которое случилось в женском отделении Азкабана с одной из заключённых…

Джордж обернулся, разметав пластинки.

— приступ стихийной магии произошёл с Алекто Кэрроу, известной своими зверствами в Хогвартсе. Две работницы тюрьмы получили ожоги. Что думает по этому поводу знаменитая соседка Кэрроу, бывшая заместитель министра Долорес Амбридж, узнать не удалось ввиду непрекращающихся у неё приступов исчезательной болезни. По словам представителей Азкабана…

— Отлично, — с воодушевлением сказал он, услышав новость. — Джинни рассказывала мне про эту Кэрроу и её проделки. Славная парочка была — Свинья да Жаба. Хозяйки Хогвартса, блядь. Амбридж вообще разрушила нам жизнь. Чтоб она исчезла там… до конца.

— Я читала про это в Пророке ещё летом, — ответила Верити. — Некоторые школьники, которых истязали Кэрроу, давали интервью Кенни и Анджелине.

— Да уж, свинство такого масштаба невозможно скрыть. Какую же выбрать? — Джордж перебирал потрёпанные конверты. — Может быть, эту? — он вытащил одну из пластинок наугад и поставил на неё иглу.

Секунды лёгкого шипения… Она не поверила своим ушам. Это же была…

— Дебби Харри! — Верити прямо-таки взвизгнула от восторга. — Обожаю её!

— Так чего же ты ждёшь, Блонди? — снова вскочил на ноги Джордж.

Поверить невозможно! Они танцевали и смеялись, дурачились и пихались локтями, подпрыгивали и кружились в шутливом вальсе…

Он отрывал её от пола с лёгкостью, точно пушинку, и она благодарным воском плавилась в его руках. Теперь это было её место, её танец, её счастье — своё, а не подсмотренное украдкой...

Я — дитя войны, беззвучно шептала Верити, подпевая песне. Я — её порождение. И в этом разница между нами. Я — дитя войны…

* * *

Несмотря на то, что Верити обошло участие в Отряде и сопротивлении, в девяносто восьмом ей всё равно пришлось несладко.

Это была её собственная война.

Когда Комиссия заинтересовалась происхождением Верити, то ей пришлось выбирать из двух вариантов — или сдаваться Министерству, или тайно бежать из страны. Она подумала и не стала делать ни того, ни другого. Собрав в кулак нервы и отринув гордость, Верити отправилась к своей матери, с которой не общалась целый год. К матери, которая всю жизнь изводила её придирками, нравоучениями, стращаниями, молитвами. К матери, которая выгнала свою ведьму-дочь из дома, как только та окончила Хогвартс.

Только Глория Стрейдлейтер, благочестивая староста в одной из скромных пресвитерианских церквей, знала, кто двадцать лет назад вверг её в блудный грех. Всю жизнь она отказывалась назвать имя отца, но пришло время, и от этого имени стала зависеть свобода и безопасность Верити.

Она вытрясла из матери всю её святую душу, пока не услышала правду. Его звали Бернард Слинкхард. В конце семидесятых он какое-то время жил в Англии, пока стажировался в Отделе магического сотрудничества, а его отец, Уилберт Слинкхард, читал лекции для будущих авроров. Всё было весьма прозаично. Глория быстро поддалась чарам Бернарда, а когда тому пришла пора возвращаться в Штаты, поняла, что беременна. Тогда из этого не вышло ничего хорошего — отец не захотел жениться на маггле из-за океана. Прошло всего чуть больше десяти лет с того, как в Америке отменили закон Раппапорт, запрещающий контакты с немагами, и будущему дипломату не хотелось проблем.

Двадцать лет спустя Бернард Слинкхард, кажется, раскаялся. Прилетев на Острова, он перед судом вступился за Верити. Таким образом она вошла в десять, кажется, счастливых исключений, выдержавших Комиссию. Новая власть официально разрешила ей остаться в Англии, носить палочку и ходить на работу. Но Верити вновь сделала то, чего от себя не ожидала — отправилась за океан вместе с Бернардом. В его большом доме на Лонг-Айленде она, наконец, вздохнула с облегчением. И даже впервые в жизни попробовала заняться живописью.

Верити знала, что многие из тех, кто остался в Сопротивлении, осудили бы её за отъезд из страны. Но сама себя она не чувствовала беглянкой.

Она чувствовала себя свободной. Свободной от матери и её лицемерного бога, свободной от предрассудков по поводу чистоты крови, свободной от страха за свою жизнь, свободной от новых идиотских законов, от чужих страданий, от чиновников и егерей. Ей не хотелось тратить на это всю свою жизнь. Хотелось иметь хотя бы одного нормального родителя рядом. Хотелось спокойно ходить по улицам, хотелось носить яркие мантии даже в дождь, хотелось рисовать, колдовать, кружить головы парням, делать стрижку «пикси» и слушать любимую группу «Блонди». Одним словом, Верити хотелось просто жить.

И разве в этом было что-то плохое?

* * *

Сегодня она бродит по Манхэттену. На ней короткое чёрное платье, полусапожки и любимый тёмно-красный тренч. По улицам гуляет весенний ветер, который так и норовит сорвать чёрный беретик с её макушки. [1] Верити останавливается перед одной из витрин, чтобы поправить причёску, ищет в маленькой сумочке гребень, и…

Случайный прохожий толкает её в спину, ридикюль падает на землю, и его содержимое высыпается под ноги Верити. Сгорая от стыда, она подбирает волшебную палочку, расчёску, треснувшую пудреницу и — самое волнительное — небольшой кусочек картона в следах помады. В последний момент он выскальзывает из её пальцев и летит по мостовой, подгоняемый порывами шального ветра.

Верити бежит за ним. На углу Лафайет-стрит происходит новое потрясение — она спотыкается, и, теряя равновесие, сама растягивается на тротуаре. Левое колено содрано, правый каблук сломан, а плащик покрыт пятнами грязи. Одно отрадно — то, за чем Верити гналась, снова теперь при ней. Кое-как поднявшись с земли, она, наконец, смотрит на фотографию. На ней — парень лет двадцати. Нахальный взгляд ярко-голубых глаз, золото растрёпанных волос, сильные руки в карманах тёртой драконьей куртки.

— Одного портрета мало, — шепчет Верити, любовно очищая фото от налипших песчинок и пряча его в сумочку. — Весь мир — ничто без тебя во плоти.[2]

Поправив берет и отряхнув тренч, Верити бредёт дальше по нижнему Ист-сайду, стараясь не наступать на разбитый каблук. Прохожие неодобрительно смотрят на неё, такую потрёпанную и грязную. Верити вглядывается в ровные ряды домов, в фешенебельные рестораны, магазины и бутики, ища укромное местечко, где можно достать палочку и спокойно привести себя в порядок.

И тут судьба наносит ей третий, самый сокрушительный удар.

Они появляются внезапно, точно черти из табакерки. Он — гладко причёсанный, в ослепительно-снежной рубашке и джинсах от Кельвина Кляйна. И она — небесно-голубой кашемировый свитер, дерзкий аромат пятой Шанели и узкие белые брючки. Couple look как он есть.

Как из рекламы прокладок, думает Верити, чувствуя себя полной дурой рядом с этой ослепительной парочкой.

— Приве-е-е-тик, — Джордж тянет слова, точно Кормак Маклагген, и так же нахально подмигивает ей. — Отлично выглядишь, птаха.

Верити, приободрившись, пытается обнять любимого — и тут же получает больной шлепок по раскрытой ладони.

— Руки прочь от него, куколка, — ядовито улыбается Кэти Белл. Глаза её холодны, как крупные опаловые бусины на серебряной нитке, оплетающей изящную шею. — Это — мой мальчик.

Джордж, довольно всхохотнув, прижимает к себе Белл и самым бесстыдным образом засасывает её прямо на глазах у всей улицы, напрочь забыв о Верити.

Она стоит, словно прибитая к земле, лишённая всякого сопротивления, и покорно смотрит на разворачивающуюся любовную сцену. Вокруг уже собирается толпа зевак, кто-то, хихикая, показывает на Верити пальцем — мол, на что надеется, глупая? Внезапно среди людей появляется её мать. Верити инстинктивно сжимается, стараясь сделать вид, что не знает её.

— Да сверзится на вас кара Господня! — злобно шипит Глория, глядя сначала на Джорджа с Белл, а потом — на Верити. — И ты с ними, блудница! Быстро иди домой и не смей позорить меня!

Этого Верити уже не может вынести. Стараясь не обращать внимание на злые слёзы, жгущие глаза, она вновь протягивает руку к целующейся парочке и… срывает ожерелье с бесстыже извивающейся Белл.

Нитка рвётся, и опалы градом брызжут по тротуару. Зеваки дружно охают, мать молится Иисусу, а Кэти Белл истошно визжит, прикрывая руками осаднённую шею.

Один из камней катится прямо к Верити, закатывается под сломанный каблук…

Она летит на землю, ударяясь ещё больнее, чем прежде…

Это конец, думает Верити, и…

Просыпается.

* * *

Жажда колючей проволокой опутала пересохшее горло. Едва сглотнув, Верити приподнялась на локтях и осмотрелась вокруг.

Она лежала на диване в гостиной. Джордж, абсолютно голый, спал рядом, сбросив шерстяное покрывало на пол. Верити зябко повела плечом — в камине прогорели почти все дрова.

На радиоле всё ещё крутилась забытая пластинка. Будь внимательным, дорогой, нежно мурлыкала Дебби Харри. Когда ты говоришь «привет», это значит, что ты хочешь увидеть меня во плоти.

Верити встала, чтобы снять с пластинки иглу, но, запутавшись в собственных трусиках, чуть не упала на пол — точно как в этом ужасном сне. Нет, больше она не будет пить по три бокала за раз. Так не то, что любимая песня — целый мир превратится в кошмар. А ведь завтра ей нужно быть за прилавком в девять утра, свежей и улыбающейся.

Выключив музыку и выдув полграфина холодной воды, Верити с наслаждением вернулась на диван, под тёплый клетчатый плед. Джордж, пробормотав что-то во сне, тут же крепко обнял её сзади.

Увидеть меня во плоти. Тёплой и мягкой — во плоти. Близкой и горячей — во плоти.

Боже, какое счастье, что это был всего лишь сон, подумала Верити, устраиваясь поудобнее.

Они всё преодолеют, это уж точно. Больше никто их не разлучит.

Всего лишь сон…

[1] Наряд Верити во сне почти полностью повторяет наряд Дебби в клипе In the Flesh

[2] Здесь и далее — строчки из этой же песни