Новое прошлое и старая жизнь (гет)

— Посмотри… на… меня…

Зелёные глаза встретились с чёрными — в них лишь боль и безысходность… Мгновение спустя в глубине чёрных что-то погасло, взор их стал пустым и неподвижным.

От этого взгляда невозможно было укрыться. Он не отпускал, он преследовал, и дело тут было не только в Войне — всё гораздо сложнее.

* * *

На Шотландию опускался вечер. Туман, сгущаясь вокруг холмов, окутывал их, постепенно поднимаясь от подножия к вершинам. Блики заходящего солнца отражались в окнах алого поезда, несущего юных волшебников в Хогвартс: кого-то в первый раз, кого-то — в последний.

Обычно многолюдные коридоры и купе в этот раз были полупустыми. Ни громких разговоров, ни взрывов хохота. Эта неестественная тишина пугала.

В одном из вагонов, глядя в окно, стоял высокий светловолосый молодой человек. Былая надменность на его лице сменилась выражением напускного равнодушия к окружающему миру, которое, однако, не могло полностью замаскировать таившуюся в глубине серых глаз тревогу.

В предпоследнем купе, наоборот, царило что-то, граничащее с паникой. Темноволосый юноша метался на диване в лихорадке, а по его щекам катились слезы. Хрупкая девушка рядом с ним изо всех сил трясла его за плечи, срываясь с уговоров почти на крик, пытаясь привести его в чувство. Рядом с ними стоял рыжий парень, прижавшись лбом к двери. Он до крови прикусил губу, в немом бессилии наблюдая за своими друзьями. В руке он сжимал волшебную палочку. Сжимал так крепко, что костяшки пальцев стали неестественно белыми.

Молодые волшебники просто пытались жить… Выжить после войны, в которой они победили.

* * *

— Гарри, проснись же! Давай, Гарри!!! — Гермиона изо всех сил трясла друга за плечи. — Рон, — она обратила беспомощный взгляд к Уизли, но тут Поттер очнулся, и она, с облегчением вздохнув, крепко прижала его к себе.

Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, с трудом приходил в себя.

— Всё в порядке, Гермиона. — Он шумно выдохнул. — Просто я снова видел во сне профессора. Точнее, его смерть. Мне покоя это не дает. — он отрешённо уставился в стену. — Так не должно быть, ведь он… Он столько сделал для меня, для всех нас, а я…

Рон, чуть расслабившись, сел напротив друга:

— …всего лишь оправдал его в глазах общественности и возвёл в ранг святых. Гарри, при всем моём к профессору уважении, — он сделал ударение на последнем слове, — ты уже вернул ему долг.

— Вернул долг?! О, Рон, о чём ты? Разве не он спас нас в лесу, когда я тонул, а ты чуть с ума не сошел, уничтожая хоркрукс? Профессор заставил себя перешагнуть через ненависть к моему отцу, который, к слову, не отличался таким же великодушием по отношению к нему. Снейп любил мою мать, пытался спасти её, а затем всю свою оставшуюся жизнь — меня!

Гарри отвернулся и посмотрел в окно Хогвартс-Экспресса. Хотя там ничего не было видно, он всё равно вглядывался в темноту, стараясь прийти в себя.

Вот уже три месяца, как война закончилась. Волдеморт пал, Школа Чародейства и Волшебства была восстановлена из руин. Многое изменилось, настало мирное время. После назначения Кингсли на пост министра, большую часть Упивающихся отправили в Азкабан, остальные же были приговорены к “поцелую дементора”. Единственной семьей, отделавшейся условным наказанием, стали Малфои. Гарри лично проследил за этим. Истинная причина этой обеспокоенности их судьбой крылась в его благодарности миссис Малфой за спасение в Запретном Лесу, но в Пророке об этом умолчали. Профессор зельеварения Северус Тобиас Снейп и вовсе был оправдан Визенгамотом, и ему, несмотря на служение Волдеморту, и он получил Орден Мерлина первой степени посмертно. Всё это, несомненно,было заслугой Гарри, обнародовавшего увиденную в Омуте Памяти горькую правду. Для себя он, как национальный герой, мог просить чего угодно — от огромных счетов в Гринготтсе до банального поступления в школу авроров без экзаменов. Но подобная перспектива не прельщала мальчика, который с детства был обречён на бешеную популярность: после того, как всё поутихло, он решил вернуться в Хогвартс вместе с Роном и Гермионой, чтобы закончить своё обучение.

Нельзя сказать, что Рона радовало такое развитие событий, но выбора у него не оставалось. Главным аргументом «за» для него стал ультиматум Гермионы: она пригрозила закрутить роман с первым встречным, пусть даже с Малфоем. Поэтому Рональду ничего не оставалось, кроме как поехать с друзьями. Всё лето они провели вместе, почти не расставаясь. Исключением стала лишь поездка Рона и Гермионы в Австралию за её родителями, — впрочем, Гарри тоже времени даром не терял.

Первоначальная эйфория победы прошла, на смену ей пришла боль потерь. Фред, Люпин, Тонкс и многие другие приходили к Гарри во снах почти каждую ночь. Но постепенно всё успокоилось, ведь, как говорится, «нужно беспокоиться о живых, а не о мёртвых».

Весь июль друзья провели на конференциях, в общении с прессой. Именно тогда Гарри объявил на весь мир о подвиге Снейпа, неизвестного героя. Его заявление вызвало ажиотаж среди магической общественности, и после долгих споров Снейпа официально признали Героем Второй Магической Войны. Но Гарри было этого мало. Он снова и снова возвращался к профессору Снейпу в воспоминаниях, пытаясь расставить всё по своим местам. Визжащая Хижина сгорела. От неё осталось одно лишь пепелище, и Поттер корил себя за то, что не успел вынести тело профессора наружу. Единственной, кто поддерживал его в попытках разобраться в своих мыслях, была Гермиона. В отличие от Рона, она не стала ворошить прошлые обиды, а просто помогала Гарри справиться со смертью обретённого и тут же навсегда потерянного защитника. Лишь одно смущало всех троих: портрет Снейпа так и не появился в замке.

В остальном ребята старались не возвращаться к разговорам о войне, пытаясь жить дальше. Хуже всех это получалось у Гарри. Поначалу его мучили кошмары, позже их сменили сны, которые были не столько страшными, сколько причиняющими боль. Чаще всего в этих снах Гарри видел смерть Снейпа, а иногда — Большой Зал, и в нём всех погибших, просто смотрящих на него. Всё это было невероятно мучительно, и юношу упорно не отпускало чувство вины за случившееся.

— Тебе не стоит так себя изводить, — Рон ободряюще похлопал друга по плечу. — Это была Война, и с этим придётся жить.

— Рональд, откуда столь глубокие философские мысли? — Гермиона притворно удивилась, прижав руки к груди.

— И снова этот удивлённый тон! — Рон, улыбаясь, обнял ее.

Гарри расслабился. Как он любил своих друзей! Без них ему бы ничего не удалось, да и жить было бы намного труднее.

— Я тут подумал… — он тепло улыбнулся, — неплохо бы команду набрать. Рон, ведь ты поможешь?

— О чём речь! Если, конечно, поле восстановили…

Он резко осёкся.

Положение спасла Джинни. Она ворвалась в купе, подобно рыжему вихрю, и замерла, упершись взглядом в Гарри. Они практически не виделись этим летом, и многое осталось недосказанным. Больше всего ее пугала мысль, что Гарри стали не нужны её чувства, её поддержка. Она зашла в купе лишь для того, чтобы сказать, что они скоро приедут. Однако увидев Гарри, Джинни застыла от бури эмоций, разбушевавшейся в ее сердце.

Гермиона и Рон, переглянувшись, деликатно отвернулись к окну, словно заметили в пейзаже нечто новое и необычайно интересное.

В этот момент Гарри встал и кивком головы пригласил Джинни выйти.

Они стояли в пустом коридоре вагона, сохраняя молчание. Она пребывала в нерешительности, поэтому вздрогнула, стоило ему взять её за руку. Джинни знала, что рано или поздно разговор состоится. Рано или поздно она узнает, нужна ли она ему после всего, что он пережил.

Она часто вспоминала их первый поцелуй, первое расставание. Она боролась вместе с ним и в то же время была далеко от него. Неловкое молчание затянулось.

— Гарри, я… — Джинни неправильно истолковала долгую паузу, но стоило ей попытаться отстраниться, как он притянул её к себе и осторожно поцеловал. Нежно, словно боясь спугнуть, Гарри провёл пальцем по её щеке.

— Я люблю тебя, Джин, — прошептал Гарри, сильнее прижимая её к себе.

Она, на секунду оторвавшись от него, кивнула, стирая с щеки непрошеную слезу. Всё было так легко и сложно одновременно.

Четыре студента знали, что смогут справиться с любыми неприятностями и напастями, — просто потому, что они вместе.