Новое прошлое и старая жизнь (гет)

— Посмотри… на… меня…

Зелёные глаза встретились с чёрными — в них лишь боль и безысходность… мгновение спустя в глубине чёрных что-то погасло, взор их стал пустым и неподвижным.

От этого взгляда невозможно было укрыться. Он не отпускал, он преследовал, и дело тут было не только в Войне, — всё гораздо сложнее.

* * *

На Шотландию опускался вечер. Садился туман и, сгущаясь вокруг частых холмов, окутывал их, постепенно поднимаясь от подножия к вершинам. Блики заходящего солнца отражались в окнах алого поезда, несущего юных волшебников в Хогвартс, кого-то в первый раз, кого-то — в последний…

Обычно многолюдные коридоры и купе в этот раз были полупустыми. Не было слышно ни громких разговоров, ни взрывов хохота, и эта неестественная тишина пугала.

В одном из коридоров, глядя в окно, стоял высокий светловолосый юноша. Былая надменность на его лице сменилась выражением напускного равнодушия к окружающему миру, которое однако не могло полностью замаскировать таившуюся в глубине серых глаз тревогу.

В предпоследнем купе, наоборот, царила паника. Темноволосый юноша лежал на диване, а его голова металась в забытьи на коленях девушки. Его лихорадило, а по щекам катились слезы. Подруга изо всех сил трясла его за плечи, срываясь с уговоров почти на крик. Рядом с ними стоял парень с ярко-рыжей шевелюрой. Он в немом бессилии наблюдал за своими друзьями. В руке он сжимал волшебную палочку, сжимал так крепко, что костяшки пальцев стали неестественно-белыми.

— Гарри, проснись! Давай же, Гарри! — Гермиона изо всех сил трясла друга за плечи. — Рон, — она обратила беспомощный взгляд к Уизли, но тут Поттер очнулся, и девушка, с облегчением вздохнув, обняла его.

Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил и победил Волдеморта, с трудом пришёл в себя. В купе воцарилось молчание, пока он приводил себя в порядок, тяжело дыша.

— Опять видел Снейпа? — Грейнджер сочувственно накрыла своей ладонью его руку.

Гарри кивнул:

— И он умер. Снова. Мне покоя это не дает, — он отрешённо уставился в стену. — Так не должно быть, ведь он… Он столько сделал для меня, для всех нас, а я…

Рон, чуть расслабившись, пренебрежительно фыркнул:

— …всего лишь оправдал его в глазах общественности и возвёл в ранг святых. Гарри, при всем моём к профессору уважении, — он сделал акцент на последнем слове, — ты уже вернул ему долг.

— Вернул долг? — Гарри желчно усмехнулся. — Долг за то, он спас наши задницы в лесу, когда я тонул, а ты чуть не свихнулся, уничтожая хоркрукс? Долг за то, что он заставил себя перешагнуть через ненависть к моему отцу, который, к слову, не отличался таким же великодушием по отношению к нему? Долг за то, что он потерял любовь всей своей жизни, и следующие десять лет пытался спасти меня?

Гарри отвернулся и посмотрел в окно Хогвартс-Экспресса. Хотя там ничего не было видно, он всё равно вглядывался в темноту, стараясь прийти в себя.

Вот уже три месяца, как война закончилась. Волдеморт пал, Школа Чародейства и Волшебства восстановлена из руин. Многое изменилось: настало мирное время. После назначения Кингсли на пост министра, бóльшую часть Упивающихся посадили в Азкабан, остальные же были приговорены к поцелую дементора. Единственной семьёй, отделавшейся условным наказанием, стала семья Малфоев. Гарри лично проследил за этим. Истинная причина крылась в его благодарности Нарциссе за спасение в Запретном Лесу, но в Пророке об этом умолчали. Профессор зельеварения Северус Тобиас Снейп и вовсе был оправдан Визенгамотом, и ему, несмотря на то, что он служил Волдеморту, присудили посмертно Орден Мерлина первой степени. Всё это, несомненно, было заслугой Гарри, обнародовавшего увиденную в Омуте Памяти горькую правду. Для себя он как национальный герой мог просить что угодно — от огромных счетов в Гринготтсе до банального поступления в любое высшее магическое заведение без экзаменов. Но подобная перспектива не прельщала того, кто с детства был обречён на бешеную популярность. Он был истинным гриффиндорцем и, после того как всё поутихло, решил вернуться в Хогвартс вместе с Роном и Гермионой, чтобы закончить своё образование.

Нельзя сказать, что Рона порадовало такое развитие событий, но выбора у него не было. Главным аргументом «за» для него стал ультиматум Гермионы: она пригрозила закрутить роман с первым встречным, пусть даже с Филчем. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как поехать с друзьями. Всё лето они провели вместе, почти не расставаясь. Исключением стала лишь поездка Рона и Гермионы в Австралию за её родителями в июне.

Весь июль друзья провели на конференциях и общении с прессой. Именно тогда Гарри объявил на весь мир о подвиге Снейпа, неизвестного героя. Заявление Поттера вызвало ажиотаж среди магической общественности, и после долгих споров Снейпа официально признали Героем Второй Магической Войны. Но Гарри этого было мало. Он снова и снова возвращался к профессору Снейпу в воспоминаниях, пытаясь расставить всё по своим местам. Визжащая хижина сгорела. От неё осталось пепелище, и Поттер корил себя за то, что не успел вынести тело профессора, чтобы достойно похоронить. Единственным, кто поддерживал его в попытках разобраться в своих мыслях, была Гермиона. В отличие от Рона, она не стала ворошить прошлые обиды, а просто помогала Гарри справиться со смертью обретённого и тут же навсегда потерянного защитника. Лишь одно смущало всех троих: портрет директора Снейпа так и не появился в замке. В остальном они старались не говорить о войне, пытаясь жить дальше. Хуже всех это получалось у Гарри. Он искренне пытался вернуться к мирной жизни: ходил в магические пабы, проводил уютные вечера с лучшими друзьями, ходил на свидания с Джинни, чтобы компенсировать тот год, который они потеряли. Он пытался себя убедить, что это поможет забыть то, что они пережили. Хотя это слово совсем не относилось к происходящему. По ночам его мучили кошмары, позже их сменили сны, которые были не столько страшными, сколько причиняющими боль. Чаще в них Гарри видел смерть Снейпа, а иногда — Большой Зал и в нём всех погибших, просто смотревших на него. То ли с грустью, то ли с осуждением, то ли и с тем, и с другим. Всё это было невероятно мучительно. Но, видимо, прошло слишком мало времени, чтобы чувство вины прошло.

— Тебе не стоит так себя изводить, — Рон ободряюще похлопал друга по плечу. — Это была Война, и с этим придётся жить.

— Как здорово, что у тебя все так просто. — Гермиона даже не пыталась смягчить свои слова.

Рон попытался обнять ее, но она отстранилась. Затем, немного подумав, положила голову ему на плечо.

— Я тут… — Гарри попытался улыбнуться, — неплохо бы команду набрать. Поможешь?

— О чём речь! Если, конечно, поле восстановили и…

Договорить не получилось, в купе ворвалась Джинни подобно рыжему вихрю, и замерла, уперевшись взглядом в Гарри. Затем они хитро улыбнулась и поманила своим наманикюренным в цветах Гриффиндора пальчиком.

Гермиона и Рон деликатно отвернулись к окну, словно заметили в пейзаже нечто необычайно интересное. Их друг наконец выдал подобие улыбки, не такое жалкое, какое могло бы быть, но и не такое искреннее, и вышел из купе.

— Гарри, я… — Джинни осторожно прикоснулась к его щеке. — ...нашла нам свободное купе, где нас никто не найдет. Можем объедаться съедобными котелками или заняться чем-то более интересным.

Девушка отличалась слишком сильным оптимизмом. Его хватало на двоих, однако запас как будто бы кончался с каждым днем. Она искренне пыталась делать вид, что все хорошо, после нескольких попыток вывести его на откровенные разговоры. Они старались делиться своими переживаниями, чтобы справиться с прошлым, отрефлексировать его. Но часто это делать не получалось. Иногда все, что им оставалось, это молча обнимать друг друга.