Мальчик-змееуст (джен)

— Ал? Альбус, вставай! — вот с чего начинается мое утро. Кутаюсь в одеяло и пытаюсь снова уснуть, от громких звуков внизу ничего не получается.

— Пусть он поспит, Джинни. Еще совсем рано. Потом поговорим.

— Это неправильно, Гарри! — мама явно раздражена, и в ее голосе проскакивают истеричные нотки. Потягиваюсь и сажусь, морщась. Если что-то неправильно, не надо позволять узнать об этом всем, но для моей матери такая простая логика, видимо, не годится.

— Прости, Джин, — это папа. Судя по голосу, он не в настроении спорить. Наверняка сейчас еще скажет, что он должен торопиться... — У меня нет времени, пора бежать. — Ну вот, я так и знал.

Представляю, как отец торопливо целует маму в щеку (на что-то большее сейчас, когда она в плохом расположении духа, он не решится), берет волшебную палочку и выходит из дома.

Дверь хлопает одновременно со скрипом половиц под ногами, и я не могу сдержать невеселой улыбки. Так происходит, кажется, всегда. Изо дня в день отец убегает в непросветную рань, оборонив напоследок безэмоциональное "У меня нет времени, Джин". Мама должна была уже привыкнуть, но нет: вечером, особенно если отец опоздает, она наверняка снова устроит ему скандал.

И вот чего они постоянно нас, а заодно и друг друга, мучают?..

Воздух в кране неприятно шипит, и я недовольно закрываю его. Разумеется, отключенная вода — это именно то, что нужно, накануне отъезда в Хогвартс. Если мать еще не закончила со стиркой...

Тяжело вздыхаю. Да, веселый у меня будет денек.

Слышу, как скрипит дверь: из своей комнаты выходит Лили. Задерживаю дыхание, прислушиваясь к шлепающим по полу босым ногам. Зайдет, не зайдет?

Не знаю, радоваться ли мне легкому постукиванию в дверь или нет. Может быть, Лили не уверена, стоит ли ей заводить со мной разговор, может, еще боится... меня.

Меня никто никогда не боялся. Ну, может быть, Джеймс опасался, когда я был совсем маленьким — его могли заставить присматривать за мной или делать еще что-то, что он не хотел.

А вот вчера я напугал собственную сестру. Совершенно непреднамеренно, правда! Я всего лишь решил узнать, чем отличается папина волшебная палочка от моей. Своя мне, если честно, уже поднадоела, мы купили ее еще в начале августа, но мама запретила пользоваться ею.

Папиной я пользоваться и не собирался, так, взмахнуть, не говоря ничего. Она ведь и не должна была меня послушаться, но... почему-то послушалась.

И именно в тот момент вошла моя сестра.

Закрываю глаза и трясу головой.

— Заходи, Лили! — кричу я. Дверь открывается очень, очень медленно, и Лили с опаской заглядывает в мою комнату. — Ты чего так рано вскочила, малышка? — пытаюсь выдавить беззаботную улыбку, но не могу оторвать взгляда от кругов под красными глазами Лили. Плакала. И долго не могла уснуть.

— Это что, Альбус?..

— Нет, стой! — и буквально подавился воздухом, когда вместо вопля из горла вырвалось шипение и змея послушно замерла, обернувшись ко мне.

— Мама ругалась, — тихо говорит Лили, не до конца закрывая дверь, и садится на стул возле окна. Не на кровать, как обычно, а на стул. — Вот я и проснулась.

Ровно держит спину и смотрит на меня.

— Извини за вчерашнее, Ал, — нейтральным голосом говорит она. — Я просто очень испугалась.

Подхожу к ней и сажусь на корточки. Руки у Лили холодные... да и взгляд не отличается той теплотой, которая была все предыдущие девять лет.

— Это ты меня прости, Лилс. Не нужно было трогать папину палочку. — (Не нужно было заговаривать со змеей на виду у всех...) — Я удивился, что она отреагировала на меня... и что-то наколдовал. Не знаю, как так получилось. — (Я всего лишь представил, как папа пытался сражаться с Василиском. Только и всего.)

Лили кивает, закусив губу.

— Сейчас тебе уже не больно? — она кивает на мою левую руку. Вчера — когда змея исчезла — на ней появились кровоточащие царапины.

— Конечно, все в порядке.

Лили кивает и встает — будто только и пришла, чтобы спросить, не болит ли у меня рука. Наверное, так оно и есть, но мне впервые за долгое время хочется, чтобы Лили задержалась подольше. Обычно я ее почти сразу выгоняю, — слишком шумная, мешает, — но сейчас мне хочется подхватить ее на руки, будто я гораздо старше ее, и спуститься вместе с ней вниз.

Чтобы мама и Джеймс улыбались, глядя на нас, а не обменивались напряженными взглядами.

Неужели, ну неужели из-за того, что они узнали о моей способности к змеиному языку, во мне что-то поменялось?

Я ведь такой же, как прежде. Точно такой же. Обычный одиннадцатилетний мальчишка, готовый вот-вот отправиться в Хогвартс.

* * *

Джеймс игнорирует меня весь день. Не разговаривает со мной и уходит, стоит мне только появится рядом с ним, или хотя бы отодвигается как можно дальше.

Вряд ли он испугался, наверное, просто подслушал вчерашний спор родителей. Или, может быть, думает, что обязан теперь со мной поссориться: Джеймс не сомневается, что я попаду на Слизерин, а та змея и мой парселтанг — лишь еще одна причина для этого.

Я... я не хочу на Слизерин. Если я окажусь там, моя семья наверняка отвернется от меня. У нас и без того не очень хорошие отношения: чем-то я в семье Уизли выделяюсь. А они этого не любят.

Папа тоже не такой, как остальные, но ему это можно, ему положено, он же Герой. А мне нужно быть таким же, как и мои многочисленные кузены с кузинами и брат с сестрой. Лили — солнышко, всеобщая радость, а на Джеймса нахвалиться не могут тетя Флер и тетя Анджелина.

И из всех Поттеров только я — белая ворона.

Теперь уж точно.

* * *

Мама тяжело молчит. Бросает на меня нервные взгляды, словно я вот-вот взорвусь или наброшусь на них с каким-то темным заклинанием, и молчит. Нет, серьезный разговор точно состоится, когда папа вернется с работы. А до тех пор мама может прикидывать что-то в уме, думать, как ей поступить, что делать... В этом я уверен.

Но все равно не понимаю, почему нужно что-то делать.

Ну умею я разговаривать со змеями... и что? Я давно умею, кажется, всю жизнь. Отец, насколько я знаю, тоже умел, но потом разучился. Конечно, я не совсем представляю, как так бывает: разговаривал-разговаривал, а сейчас и слова сказать не может, но, видимо, эта способность его нервировала, и он постарался отвыкнуть. Но я-то — не мой отец, я совсем, совсем другой.

Даже малышка Лили сегодня не такая, как обычно. Оно и понятно — вчера она была, так сказать, в первых рядах и видела абсолютно все. Но... она ведь утром пришла ко мне, заговорила. Не побоялась, хоть и повела себя совсем не как обычно.

Почему? Почему они молчат и так странно на меня смотрят? Неужели все так плохо?

Это же я — просто я. Просто Альбус Северус Поттер.

* * *

Папа приходит домой как никогда поздно. Влетает, как ураган, и хлопает дверью. Я даже смотрю за окно — может, там разбушевался ветер? Отец обычно ведет себя гораздо тише.

— Гарри! — зовет его из кухни мама. — Отложи все и иди сюда. — Пауза. — Пожалуйста.

Я закатываю глаза и поджимаю ноги. Лестничная площадка на повороте хороша тем, что с нее все видно, но с нее, к сожалению, еще и все слышно. А это уже не так хорошо, ведь в доме у нас всегда очень шумно. Было.

Проходя мимо лестницы, папа кивает мне, и я машу ему рукой. Он всегда торопится (даже сейчас, хотя я точно знаю, что ему не очень-то хочется снова участвовать в маминых разборках) и на полноценное приветствие у него словно не хватает времени.

Ему ни на что не хватает времени: он занятой человек, без которого в Министерстве не обойдутся. Наверное, я должен гордиться тем, что мой папа — начальник Аврората, ведь этого он добился сам, в отличие своей славы как Мальчика-Который-Выжил, но... Я уже не горжусь. Когда-то, разумеется, я считал, что иметь отца — ультраважного человека — здорово. Теперь мне просто не хватает его. Не то чтобы у него нет на нас времени, но...

Впрочем, у него действительно нет на нас времени. И я к этому даже привык.

Но это не значит, что я не хотел бы снова почувствовать, каково это — когда рябом с тобой всегда есть папа.

Как только разговор в кухне переходит на повышенные тона я поднимаюсь в свою комнату. Не хочу знать, о чем именно они спорят: в том, что меня позовут и проведут воспитательную беседу, сомневаться не приходится. А значит, я все равно узнаю, на чем они сошлись.

Думаю, Джеймс на моем месте постарался бы подслушать разговор родителей. Он так всегда делает и уже знает, о чем пойдет речь, еще до того, как получит нагоняй.

Мама приходит за мной спустя всего десять минут.

— Альбус, ты не занят? — она делает вид, будто всего лишь заглянула в свободную минутку: осматривает аккуратно сложенный чемодан, поправляет одежду, приготовленную на завтра в дорогу. — Пойдем вниз, нужно обсудить кое-то.

Отец сказал бы прямо, отмечаю я, пока мы спускаемся. А мама до определенного времени предпочитает делать вид, что все в порядке, так, как и должно быть. Ей так проще жить.

И поэтому она не замечает ни того, что я не в ладах со всеми кузенами Уизли, ни того, что папа вне дома проводит гораздо больше времени, чем внутри. Мама думает, что все это временно и вскоре пройдет.

А папа... Как бы он вскоре и вовсе не переселился в Аврорат... Тогда мы все окончательно рассоримся друг с другом.

— Альбус. — Отец прочищает горло и следит за мамой, пока она наливает нам чай и садится рядом. — Думаю, нам нужно поговорить о том, что случилось вчера.

Пожимаю плечами.

Лучшая защита — это нападение?

— А чего такого вчера случилось? Змея? — запинаюсь, но стараюсь говорить уверенно. — Меня гораздо больше беспокоит то, что я смог наколдовать ее твоей палочкой, пап. Почему она меня послушалась? Она ведь совершенно не такая, как моя, и мне не могла подойти. Но подошла. Значит, в ней что-то не так.

Или со мной что-то не так, но эту мысль я не озвучиваю.

Родители переглядываются, и мама начинает постукивать пальцами по столу.

— Моя палочка была сломана, — говорит отец со вздохом, — и восстановлена при помощи Бузинной палочки.

Правильно, продолжайте, можете скормить мне одну-другую сказку...

Хмыкаю.

— И что?

— А прямо до этого ей пользовался Волдеморт. Мало ли что...

— Но ты ведь с тех пор только этой палочкой и пользуешься. Все чары уже давно выветрились.

Стук пальцев по столу усиливается.

— Когда я ей пользовался, моя связь с Волдемортом уже была разорвана, — произносит отец. — Так что... еще не факт, что...

Мотаю головой.

— Пап, ну не надо ничего придумывать! Я же все понимаю. Вы думаете, в том, что я умею говорить со змеями, ничего хорошего нет. Но ведь и плохого тоже нет!

Отец снова вздыхает.

— Альбус, — пользуется паузой мама, — почему ты не сказал нам, что умеешь?..

— Так вы и не спрашивали, — позволяю себе слегка удивиться, — я и не думал, что это что-то из ряда вон выходящее. Папа тоже умел.

— Только потому, — с нажимом произносит мама, — что этой способностью его, в отличие от тебя, невольно наградил темный волшебник.

— Когда ты впервые заговорил со змеей, Альбус?

— М-м-м... когда мне было лет пять или шесть, наверное. Я не очень хорошо помню. — Что-то удерживает меня от того, чтобы сказать правду. Надеюсь, по моему лицу догадаться об этом нельзя...

— И тебе не показалось это странным? — продолжает отец.

— Не-а, — качаю головой. — Я же волшебник. Я много чего могу, что показалось бы странным другим.

Папин взгляд меняется, что-то в моих словах заставило его задуматься.

— По-твоему, если кто-то может делать то, чего не могут другие... это в порядке вещей?

— Разумеется. — Глупый вопрос. — Вот Джеймс прекрасно для своего возраста играет в квиддич, а Роуз, например, прекрасно знает историю войны. А я говорю на змеином языке. — Почему они так удивляются? — Это ведь абсолютно нормально, пап. Кто-то лучше, кто-то хуже...

— ...выживает сильнейший? — странным голосом предлагает папа.

— Выживают все, — осторожно говорю я. — Но какой-то отбор и в самом деле происходит. Так что лучше быть сильнее и знать и уметь больше других. Хотя бы больше, чем... — оглядываюсь, придумывая, что бы сказать, — чем магглы.

Мама выдыхает.

* * *

Моя серая неясыть ухает, и я поправляю клетку на тележке, не отрывая раздраженного взгляда от Джеймса. От шока он, кажется, отошел и теперь постоянно донимает меня. Будто ему больше делать нечего.

— Два года, — Лили, кажется, на гране плача. — А я хочу сейчас!

Я закатываю глаза. За утро она произнесла это раз сто, не меньше, — неужели не понимает, что от ее плача ничего не изменится? Ей, как и всем остальным, придется дожидаться одиннадцатилетия. Я не сомневаюсь в том, что крошка Лили попадет в Гриффиндор: она весьма прямолинейна, даже в свои девять лет, и делает что-то еще до того, как подумать. Может быть, это особенности возраста, но бесшабашности ей определенно не занимать. Хотя Джеймса в этом плане никто не обгонит.

Джеймс тычет меня локтем под бок, и я недовольно огрызаюсь:

— Не буду! Не буду я в Слизерине!

Как будто мои слова переубедят его. Джеймс уж слишком твердолобый и не особо склонен прислушиваться к чужим утверждениям. Как он считает, так оно и будет.

Надеюсь, он все-таки ошибается. Нет, он точно ошибается! Ну не могу я попасть на Слизерин, я... я ж Альбус Поттер. Да я просто скажу Шляпе, что подожгу ее ночью, если она вздумает определить меня на Слизерин!

— Джеймс, прекрати! — мама кажется озабоченной, для нее слова Джеймса гораздо серьезнее, чем невинные подколки.

— Да я только сказал, что он может попасть в Слизерин. — Джеймс улыбается, глядя на меня. — Что тут такого? Он правда может попасть в Сли... — осекается под суровым материнским взглядом и первым устремляется к барьеру.

Пока мы не перешли на ту сторону, спрашиваю то, что меня сейчас больше всего волнует:

— Вы мне будете писать?

Вы будете мне писать в любом случае, вне зависимости от того, куда я попаду?

— Каждый день — хочешь?

— Нет, каждый день не надо, — поспешно отвечаю я. Да меня однокурсники засмеют, если мне придется ежедневно отчитываться перед родителями за свою школьную жизнь. — Джеймс говорит, что большинство ребят получают письма из дома примерно раз в месяц.

— В прошлом году мы писали Джеймсу три раза в неделю.

Странно, я этого не замечал.

— Ты, пожалуйста, не верь всему, что он наговорит тебе о Хогвартсе, — произносит отец. — Твой братец любит шутить.

О, уж это мне точно известно! Наверное, лучше всех остальных моих родственников.

Ну ничего, теперь у меня появится возможность ответить ему. Нет, я вовсе не злопамятен — просто нельзя такое оставлять без спуску! Джеймс уж слишком самонадеен. Надеюсь, я быстро догоню его по Заклинаниям и ЗОТИ — и вот тогда уже повеселимся, братец!

* * *

Уехать, не спросив о том, что меня больше всего тревожило все это время, я не могу.

— Не забудь, что Хагрид пригласил тебя на чай в пятницу. Не ругайся с Пивзом. — Папа перечисляет свои наставления уж слишком монотонно. Мне кажется, он должен был бы вспомнить свои школьные года... но нет, для него это в прошлом. Он взял от Хогвартса все возможное, добился, чего хотел, и теперь живет лишь настоящим. — Не затевай поединков, пока не научишься сражаться. И не давай Джеймсу тебя морочить.

Вот, самое время!

— А если меня распределят в Слизерин? — голос получается уж очень тихим, но папа слышит. Папа присаживается на корточки, и я чуть ли не впервые в жизни смотрю ему прямо в глаза, да еще и чуть сверху вниз.

— Альбус Северус, — папа тоже понижает голос, — тебя назвали в честь двух директоров Хогвартса. Один из них был выпускником Слизерина, и он был, пожалуй, самым храбрым человеком, которого я знал.

Кошусь на маму и замечаю, что она поджимает губы, но старательно делает вид, будто не слышит, о чем мы говорим.

— Но если...

— Значит, факультет Слизерин приобретет отличного ученика, правда? Для нас это не важно, Ал. Но если это важно для тебя, ты сможешь выбирать между Гриффиндором и Слизерином. Распределяющая шляпа учтёт твое желание.

— Правда?

— Мое она учла.

Он раньше никогда этого не рассказывал!

Чувствую невероятное облегчение. Значит, я смогу обойтись и без угроз — сомневаюсь, что Шляпа порадуется, если я вздумаю ее шантажировать. Можно просто попросить... Да, странно, что я не подумал об этом раньше. Пожалуй, это самый очевидный способ.

Забираюсь в поезд и машу на прощание маме, когда она закрывает за мной дверь. Наше купе уже переполнено, так что в окно выглянуть получается с трудом. Но даже плохой обзор не мешает мне заметить, что многие провожающие буквально таращатся на моего отца. Неужели появление Гарри Поттера на платформе 9 и 3/4 — это такая сенсация?

— Чего они все смотрят?

Дядя Рон подмигивает мне:

— Не беспокойся, это все из-за меня. Я страшно знаменит.

Маленькие Лили и Хьюго хихикают, Роза вторит им, и мне ничего не остается, кроме как последовать их примеру.

Может, дядя Рон и пытался пошутить, но я в этом не вижу ничего смешного. Он и в самом деле довольно знаменит, хотя, конечно, не так, как мой отец, но речь шла, наверное, об их участии во Второй магической войне.

Нет, я не говорю, что их заслуги стоит забыть, но сколько можно все это мусолить? Даже из нашего похода на квиддичный матч целую статью сделали весьма гнусного содержания, между прочим.

Наверное, я всегда буду жить в тени Мальчика-Который-Выжил — о, даже дважды! — несравненного главы Аврората Гарри Поттера. Собственного отца.

И с этим нельзя ничего сделать?

...Неужели нет ничего такого, что я мог бы сделать, чтобы гордились по-настоящему мной, чтобы знали меня, а не сына Гарри Поттера?