Танго с молотка (гет)

В начале был Танец...

День Мерлина в волшебном мире Британии всегда был особенным праздником. Хотя бы потому, что не было достоверно известно ни точной даты рождения великого волшебника, ни времени его смерти. Его отмечали во второе воскресенье июля, и день этот из года в год с завидным постоянством баловал привычный к летним дождям Туманный Альбион необыкновенно чудесной погодой.

С раннего утра нагретый солнцем, унизанный разноцветными флажками на манер именинного пирога Косой переулок гудел, как растревоженный улей. Именно сюда, в эту часть старого Лондона, стекались волшебники со всех уголков магической Британии. Разных возрастов — и стар, и млад — они запруживали длинную извилистую улочку так, что здесь было попросту не протолкнуться. В этот день, отдавая дань уважения величайшему из добрых волшебников, было принято устраивать невероятно щедрые распродажи. На прилавки выставляли лучший и редчайший товар, торговцы угощали детей сладостями и одаривали их поющими воздушными шариками, а прямо посреди мощенной булыжником мостовой, вызывая восторг не только у ребятни, но даже у взрослых, пели и плясали шумные представления на импровизированных театральных сценах.

Гермиона наблюдала за этой кутерьмой из окна своей недавно приобретенной квартиры с некоторой долей скептицизма. Присутствие на балу в честь Дня Мерлина было обязательным для героев второй магической войны, и эта почетная роль уже успела набить некой отдельно взятой героине оскомину. Нет, она любила День Мерлина, но именно тот радостный, искренний, наполненный детским смехом, пропитанный ароматом пряничных петушков и усладэля, который шумел теперь за ее узким высоким окном. О том, чтобы выйти на улицу прямо сейчас не могло быть и речи — нужно было поберечь силы для предстоящего вечера.

А вот неугомонная Джинни Поттер в этот ранний час уже успела окунуться в празднично-распродажную суматоху. Она с трудом выбралась из камина в квартире Гермионы, раскрасневшаяся от возбуждения и летнего тепла, нагруженная множеством объемистых бумажных пакетов с покупками и похожая в своем положении на краба, никак не могущего сладить с множеством своих конечностей. Джинни была беременна, но это не мешало ей быть еще более активной и вездесущей, чем всегда. И уж конечно, она не могла пропустить такое событие, как День Мерлина.

Обреченно наблюдая за тем, как молодая миссис Поттер, свалив в кучу на ковре перед камином свою добычу, усердно отыскивает что-то среди покупок, Гермиона отложила газету в сторону и, глубоко вздохнув, предположила, что надеть вечером к праздничному балу дежурное черное платье ей не придется...

— Что это? — она наконец обрела дар речи. Разглядывание себя в зеркале продолжалось уже не менее получаса, купленное Джинни платье было необыкновенным и удивительно ладно сидело на ней. — Ты действительно считаешь, что на министерском балу можно появиться с практически открытой задницей?

— С твоей — вполне, — парировала Джинни. — Твой гардероб сплошь состоит из скучных, затянутых под горло монашеских сутан, — она фыркнула. — Я просто взорвусь, если сегодня вечером увижу на тебе очередное черное платье длиной строго на дюйм ниже колена и прикрывающее грудь до самого подбородка. Ты больше не гриффиндорская всезнайка, Герм. Ты красивая молодая девушка, и нет нужды прятать себя под этими унылыми тряпками.

— Ничего они не унылые, — вмиг обиделась Гермиона. — И мне в них удобно, — она еще раз неловко повернулась перед зеркалом, огладила на бедрах тончайшую кружевную ткань, облепившую ее тело подобно второй коже. Да уж, под такое платье и нижнее белье не оденешь. Нечего сказать, подруга, удружила! Она еще раз вздохнула и признала: — Оно прекрасно, Джинни!

— Я не сомневалась в том, что ты его оценишь! — заявила та, ловко повязав на ее узкой талии тонкий сверкающий поясок. — Отхватить «везучее платье» — неслыханная удача! Я увела его прямо из-под носа у Паркинсон, — она хихикнула и прикрыла рот ладошкой. — Видела бы ты ее мину!

При этих словах рыжей подруги в глазах Гермионы тут же вспыхнул исследовательский огонек, а руки сами собой снова потянулись к ткани. О, ей приходилось слышать об этом! В волшебном мире такие платья были редкостью не меньшей, чем мантии-невидимки. На изготовление одного такого экземпляра уходило несколько лет работы одного-единственного мастера, оно заключало в себе частичку его таланта и умения, и в результате всегда садилось на свою хозяйку безукоризненно, принимая нужный для случая покрой и цвет. И что особенно важно, такое платье приносило своей обладательнице удачу, как Феликс Фелицис бессрочного действия.

— Ну же, будь умницей и скажи, что непременно наденешь его сегодня вечером, — умоляюще сложила руки Джинни. — Не расстраивай меня — мне нельзя нервничать.

Но уговаривать Гермиону и дальше уже не было никакой необходимости. Она не понимала почему, едва коснувшись ее голой кожи, эта волшебная субстанция приняла именно такой вызывающий вид, но решила, что один вечер как-нибудь потерпит. А платье непременно оставит себе, чтобы потом детально изучить его в своей маленькой персональной лаборатории.

К тому же нельзя было не признать — в этом наряде она выглядела необыкновенно, невероятно, потрясающе сексуально.

* * *

— Внимание-внимание! — усиленный Сонорусом голос Фреда прогремел в огромном зале, заставляя тонко и жалобно звенеть графины и бокалы, а развешенные на стенах портреты политических деятелей магического мира — кривиться и затыкать уши. Хотя может, это был Джордж. Как бы то ни было, именно близнецам Уизли действующий министр магии Кингсли Шеклболт доверил проведение сегодняшнего празднества.

— По сложившейся традиции ежегодный Бал Мерлина носит благотворительный характер. Джентльмены, в первую очередь это объявление касается вас! Мы приглашаем на эту сцену самых отважных, отзывчивых и очаровательных леди, которые согласны выставить на аукцион свой танец с тем, кто предложит за него самую большую ставку! Вырученные деньги пойдут на развитие нового отделения прогрессивного лечения больницы Святого Мунго. Смелее, леди и джентльмены!

Зал всколыхнулся и разразился одобрительными возгласами, а к сцене тотчас направилось несколько молодых волшебниц.

— Давай, Герм! — немедленно воскликнула Джинни и, не теряя времени, направила подругу прямо в сторону разворачивающегося действа. — Я бы тоже поучаствовала, но не могу, — извиняющимся тоном добавила она, поглаживая круглый живот.

— С ума сошла?! — зашипела Гермиона. — Я не выйду на сцену в таком виде!

«Везучее платье», конечно, было очень красивым и невероятно притягательным для запланированного изучения, но доставляло массу хлопот. С бесстыдно оголенной спиной и откровенным высоким разрезом чуть ли не до бедра, Гермиона чувствовала себя в нем крайне неловко, а уж предстать пред светлые очи всех сливок магического сообщества и вовсе не горела желанием.

— Гермиона... — сообразив, что она собирается пойти на попятный, Джинни нахмурила брови и многозначительно изрекла: — Ты самая ослепительная женщина на этом балу. Неужели твое глупое смущение, причины которого я, признаться, не понимаю, позволит тебе лишить Мунго нескольких сотен галеонов?

Джинни била в яблочко: Гриффиндор — это диагноз. Внутри Гермионы тут же щелкнул тумблер с табличкой «благая цель», и активизировавшееся гриффиндорское нутро направило ее в сторону сцены.

Зал поприветствовал участниц бурными овациями, и аукцион стартовал. Гермиона не особенно следила за ходом торгов. Со сцены все собравшиеся были видны как на ладони, и она с любопытством выискивала среди них своих давних знакомых, которых по тем или иным причинам, в целом именуемым жизнью, редко видела в последнее время. В толпе она заметила довольного Невилла. Кажется, он только что выиграл танец с Луной, которая, окруженная облаком лимонно-желтого платья, плыла ему навстречу со своей неизменной потусторонней улыбкой на устах.

Гермиона обернулась, чтобы посмотреть, много ли еще участниц не нашло своего кавалера, и только тут поняла, что кроме нее, Фреда и Джорджа на сцене никого нет.

— А напоследок у нас необыкновенный приз! — тут же хором взвыли близнецы. — Героиня войны, умница и просто красавица — Гермиона Грейнджер!

Зал в очередной раз взорвался аплодисментами. Гермиона нервно сглотнула и медленно вышла на середину сцены.

— Итак, джентльмены, прошу, не стесняйтесь опустошить свои кошельки! — вызывающе выкрикнул Джордж. — Во сколько вы осмелитесь оценить такой танец?!

Гермиона посмотрела в толпу и в тот же миг перестала дышать. Никто! Никто не пытался купить танец с ней! Все присутствующие только переглядывались между собой. Вероятно, близнецы задери их пикси! напугали присутствующих ее всевозможными титулами и регалиями. И все тотчас решили, что цена за танец с ней будет неподъемной. В душе заворочалась абсолютно легкомысленная девичья обида.

Тишина давила. Чувствовать себя дорогим и при этом никому не нужным лотом было самым отвратительным ощущением, которое только испытывала Гермиона. И что самое ужасное, она попала в эту ситуацию практически добровольно. Она видела, как дернулся в ее сторону Рон, тут же получивший многозначительный тычок в бок от буквально прилипшей к нему Лаванды Браун, вернее теперь уже Уизли. Они сыграли свадьбу совсем недавно и, несмотря на то, что Гермиона разошлась с Роном по обоюдному согласию почти сразу, еще четыре года назад, Лаванда постоянно была настороже. Ведь она, Гермиона, до сих пор не связала свою жизнь ни с кем. Конечно, у нее время от времени появлялись мимолетные ухажеры, но ничего стоящего из этого почему-то не получалось. И Гермиона с головой ушла в работу, решив временно отложить свою катастрофически не складывающуюся личную жизнь в долгий ящик.

«Прости», — виновато прошептал Рон одними губами.

«Понимаю, — Гермиона еле заметно улыбнулась и растерянно пробежалась глазами по залу. — Похоже, это была плохая идея. Боже, если вообще никто не захочет танцевать со мной? И тем более платить за это. Как унизительно! — она судорожно сжала пальцы и ощутила под ними мягкую кружевную ткань: — Наверное, мне досталось везучее платье с браком...»

Она с трудом подавила чуть было не накрывший ее приступ истеричного смеха. Она была так занята собственной обидой, испугом и растерянностью, что не сразу поняла, что слышит уверенный, очень знакомый голос откуда-то из глубины затихшего зала.

— Сотня галеонов!

«Гарри, милый Гарри! На тебя всегда можно положиться», — Гермиона благодарно посмотрела на улыбающегося друга. Рядом с ним Джинни ободряюще помахала ей рукой.

— Ого! Дерзкий старт! Мистер Поттер не скупится! — воскликнул Фред.

— Пожалуй, я ненадолго покину роль ведущего, братец, — отозвался Джордж. — Не могу упустить случая поторговаться за такую красотку.

Гермиона бросила на него укоризненный взгляд, но сдержать улыбку не смогла.

— Не получится, Дред, — осадил его брат. — Ведь я тоже хотел бы заполучить танец с нашей умницей.

— Зря мы согласились на эту авантюру, да, Фордж?

— Абсолютно согласен с тобой, брат. Теперь всех хорошеньких девушек без нас разобрали.

— Эй, ребята! Вы отвлеклись! — окликнул их Кингсли, салютуя бокалом шампанского.

— Итак! — спохватились незадачливые ведущие. — Сто галеонов за танец с Гермионой Грейнджер! Кто больше?!

— Сто галеонов раз! Сто галеонов два! Сто галеонов...

— Две сотни!

Этот голос Гермиона узнала бы из тысячи. В горле немедленно пересохло, а по спине пробежал невольный холодок. Она вмиг забыла и о Гарри, и о своей обиде, и о платье, которое было слишком откровенным для нее. В глубине зала у самых дверей, вальяжно подпирая плечом стену, стоял Люциус Малфой.

Потрясающе безупречный, в дорогом элегантном сером костюме и белой сорочке, расстегнутый ворот которой открывал подколотый серебряной брошью черный шейный платок, удачно гармонировавший с туфлями из драконьей кожи. В левой руке — неизменная трость, едва заметно отбивающая неизвестный ритм по лакированному паркету. Рассыпанные по плечам жемчужные волосы, порождающее невероятное желание запустить в них пальцы и ощутить эту роскошь на ощупь. Со снисходительной улыбкой потомственного аристократа, которую не стерли даже годы судебных разбирательств и послевоенных дрязг, он имел пренебрежительный и великолепный вид короля, благосклонно раздающего своим подданным милости. Он был очень, очень хорош собой. Нет, не так. Невероятно, умопомрачительно красив. Красив так, что сердце останавливалось. Склонив голову набок, он невозмутимо смотрел Гермионе прямо в глаза, обжигая серым обсидианом, что плескался в их глубине. Ей почудилось, на его лице проскользнула улыбка. Дыханье перехватило. Не сводя с нее пронзительного взгляда серых глаз, Люциус подтвердил свою ставку:

— Двести галеонов. За танец с мисс Грейнджер.

Гермиона часто сморгнула. Первоначальное удивление сменилось непониманием.

«Какого черта он делает?!» — в панике она поймала растерянный взгляд Гарри и прочла в нем тот же вопрос.

— О! Мистер Малфой! Вы, оказывается, рисковый человек! Перейти дорогу Избранному решится не каждый! — поддел Фред.

Зал стал понемногу оживать. Послышались негромкие смешки и даже свист. Гарри одарил близнецов взглядом готового к атаке василиска.

— Без риска победивший — без славы торжествует, — изрек Малфой фразу, показавшуюся Гермионе из рук вон странной. Она решительно не понимала, что за игру ведет этот непостижимый и от этого казавшийся еще более опасным человек.

— Принято! — на удивление легко угомонился Фред. — Две сотни раз! Две сотни два!

— Три сотни!

— Мистер Поттер решил побороться! — восторженно воскликнул Джордж. — Три сотни раз! Три сотни...

— Пять сотен!

Гарри пристально глянул на Малфоя. Тот излучал непробиваемое спокойствие, достойное айсберга, погубившего Титаник. Гермиона же напротив выглядела перепуганной и растерянной. Совершенно очевидно, что ей требовалась помощь. Гарри махнул рукой:

— Семь сотен!

Зал ахнул.

— Тысяча! — ответ не задержался ни на миг.

Окутавшая зал тишина была звенящей. Гарри встретился глазами с Гермионой, и она, виновато улыбнувшись, едва заметно покачала головой. Они научились ментально общаться еще во времена скитаний по лесам в поисках крестражей.

«Гарри! Спасибо тебе, но не надо. Джинни беременна, у вас куча планов, и сейчас не самое лучшее время для того, чтобы пытаться переплюнуть этого напыщенного самовлюбленного толстосума. Просто прекрати это. Один танец меня не убьет, верно? Обещаю быть паинькой...»

Гарри нахмурился, но все же кивнул в знак согласия и развел руки в стороны, показывая, что уступает.

— Целая штука! — взъерошивая рыжие волосы, потрясенно выдохнул Джордж. — Кхм... Простите. Тысяча галеонов раз! Тысяча галеонов два! Тысяча галеонов три! Продано! Один танец мисс Грейнджер достается мистеру Малфою!

В тот же миг, свидетельствуя о заключении магического контракта, хрупкое запястье Гермионы оплела тонкая радужная магическая нить.

— Мистер Малфой, примите наши поздравления и благодарность за щедрость! — подхватил брата Фред. — На этом наш аукцион завершен! Музыку!

Зал взорвался громом аплодисментов. Яркий свет погас, сменившись чарующей дымкой полумрака, нежная песня одинокой скрипки позвала на танцпол первые пары...

Гермиона спешно сбежала со сцены, напрочь забыв о своем волшебном платье и весьма странном «везении», которое оно ей принесло, и устремилась к огромным входным дверям, где все еще стоял этот чтоб его! победитель Малфой.

«Я понятия не имею, зачем ты все это устроил, но я просто сделаю это и все! Сейчас! И забуду!.. Хорошо, ладно — постараюсь забыть! Правда, для начала — постараюсь сделать...» — Гермиона шагала так твердо и решительно, что еще чуть-чуть и, казалось, из-под каблуков ее туфель начнут вылетать искры.

По пути ее ловко перехватила Джинни.

— Не сейчас, — бросила ей на ходу Гермиона и уверенно двинулась дальше.

Малфой, казалось, ждал ее. Он смотрел на нее в упор, не отводя взгляда, и глаза его поблескивали в полутьме, будто серебристые звезды, отражая редкие блики приглушенных свечей. Но как только ей до него остались считанные метры, он неожиданно развернулся и вышел вон.

«Что еще за фокусы?! Я что же теперь за ним еще и бегать буду?!» — останавливаясь, как вкопанная, вскипела Гермиона.

Она сорвалась с места и, выскочив в длинный коридор, заозиралась по сторонам, но Малфоя нигде не было видно. Абсурдность ситуации не укладывалась у нее в голове. Гермиона тихо выругалась, обессилено привалилась к стене, даже не ощущая ее холода, коловшего голую спину, и устало прикрыла глаза.

— Эй, что такое? — участливо спросила подошедшая Джинни.

— Все в порядке? — вторил ей Гарри.

— Ничего не в порядке! — взорвалась Гермиона, чувствуя, что еще немного — и она разревется как невостребованная приготовишка на своем первом школьном празднике. — Чертов Малфой просто исчез! Вы понимаете?! Он решил опозорить меня. Он купил этот танец и теперь не желает танцевать со мной! Видимо, решил нарочно показать всем, что боится запачкаться или что он там еще решил!

— Не думаю, — неожиданно возразил Гарри.

— Что? — опешила Гермиона. — Посмотри, он сбежал! Вон Невилл уже танцует с Луной...

— С чего ты взяла, что он отказался? — спокойно рассудил Гарри и стал загибать пальцы. — Во-первых, он также заключил магический контракт. Во-вторых, никто не говорил, что это будет первый танец. Это может быть совершенно любой танец, все зависит от желания выигравшего. Но только один.

— Ой! — Гермиона охнула и часто заморгала. — Я... я об этом совсем не подумала. Только... только это не лучше. Может мне теперь до конца жизни с этим долгом ходить и ждать, когда Его Величество соблаговолить его принять?

— Успокойся, Герм. — Джинни ласково погладила ее по плечу. — Гарри прав. Просто ты привыкла воспринимать Малфоя как врага. Ты все время ждешь от него подвоха. Но справедливости ради ответь, за последние четыре года твои ожидания хоть раз оправдались?

— И ты туда же! — вскинулась Гермиона. — Сколько раз он ставил мне палки в колеса?!

— О ваших постоянных перепалках по Министерству уже ходят легенды, одна чудней другой. Но если он и запорол пару твоих проектов, это совсем не значит... — начал Гарри.

— Четыре.

— Что четыре?

— Четыре проекта, — процедила сквозь зубы Гермиона.

— Хорошо, четыре.

— Это вовсе не хорошо! Это очень плохо!

— Это просто ужасно, — покладисто согласился Гарри, — но признай, что его замечания не были голословны, а в его доводах всегда присутствовало рациональное зерно.

— Гарри! Ты же мой друг! — завопила чуть не плача Гермиона.

— Кроме того, что вы расходитесь в своих мнениях касательно твоей работы, ты можешь упрекнуть его в чем-либо еще, Герм?..

Ей даже не надо было думать, ведь она анализировала это каждый божий день. С тех пор как четыре года назад Визенгамот не без настойчивого участия Гарри, пытавшегося таким образом отблагодарить Нарциссу, оправдал семейство Малфой, и Люциус занялся активной деятельностью по восстановлению собственной репутации, он ни разу не был замечен или пойман на чем-либо сомнительном. Конечно, ему пришлось нелегко. Особенно поначалу — и без того незавидное положение бывшего Пожирателя отяготил последовавший за освобождением развод с женой, которая в угоду своей блэковской сумасшедшинке бросила все и решила просто жить, укатив на французское побережье и прихватив с собой Драко. А Малфой-старший отчего-то решил остаться, не скупился на благотворительность, смог выбить себе должность в Министерстве и даже, несмотря на темное прошлое, умудрился значительно продвинуться по карьерной лестнице.

Гермиона пристально следила за ним все эти четыре года, благо, что возможностей для этого было предостаточно. По долгу службы они частенько пересекались по тем или иным вопросам. И было бы ложью не признать, что свою работу он знает и выполняет на «превосходно», но когда дело касалось именно ее проектов, Малфой будто с цепи срывался, терзал бесконечными поправками и дополнениями, придирался к каждой букве, написанной ее рукой, доводя Гермиону до помешательства своими безупречно точными, безжалостно язвительными замечаниями. Этот негодяй постоянно выводил ее из себя своим невыносимым упрямством, врожденной изворотливостью и абсолютно невозможной способностью убеждать в своей правоте всех вокруг. Всех, кроме нее. Но хуже всего было то, что этот отвратительный изнутри человек обладал исключительно потрясающей внешностью снаружи. И именно сей факт стал основополагающим кирпичиком в создании персонального ада для Гермионы Грейнджер. Да, она давно призналась себе, что Малфой ей не безразличен, что он невероятно привлекательный и (чего уж там?!) сексуальный мужчина, с совершенно гипнотическим голосом... Если бы в мире магов существовала звуковая амортенция, то для нее она бы разговаривала именно им. И почему такой голос достался этому сущему дьяволу?! Чертовски притягательному дьяволу. И чертовски невыносимому! Да-да, абсолютно невыносимому! Да он каждый раз всеми своими действиями говорил о том, что видит в ней лишь досадное недоразумение, а не достойного сотрудника, грамотного специалиста или хотя бы просто... женщину? А потому об остальном даже не следует думать.

Ей стоило немыслимых усилий спрятать свои чувства подальше и не терять контроль над собой в его присутствии. Но мерзавец будто бы специально испытывал ее терпение и стойкость, все эти годы исподволь кружа вокруг хищной птицей. Он лично приносил ей различного рода бумаги, утвержденные, но чаще отклоненные им для дальнейшего продвижения и принятия подготовленного ею проекта. Между тем, все остальные отделы пакеты документов получали простой министерской почтой. Все чаще такие его визиты сопровождались страшным скандалом и брошенными в гневе фразами вроде «напыщенный чистокровный сноб» и «заносчивая непробиваемая зазнайка». Всякий раз после этих встрясок Гермиона падала в кресло без сил, а вот Малфою, судя по тому довольному выражению лица, с которым он покидал кабинет, изводить ее, похоже, доставляло истинное наслаждение.

И нет, так было не всегда. Первое время он не проявлял никаких признаков повышенного внимания к Гермионе и ее работе, лишь изредка бросая странные взгляды в ее сторону, отчего девушке становилось не по себе, и помниться даже пару раз удостоил не то похвалы, не то сомнительного комплимента. Гермиона же и вовсе старалась держаться от него подальше и сводить количество контактов к минимуму. В какой миг и почему все поменялось, она ответить не смогла бы, даже если бы захотела. Ну а сейчас имелось то, что имелось...

— Эй, Герм! Идем... — выдернула ее из невеселых мыслей Джинни и, взяв за руку, потянула за собой.

Вернувшись в зал, они втроем заняли столик в стороне ото всех, и вскоре Гермиона сама не заметила, как всегда жизнерадостная и словоохотливая рыжеволосая подруга смогла разговорить ее пустой женской болтовней, а после пары бокалов шампанского она поняла, что даже начинает наслаждаться праздником.

— О! Смотрите! — вдруг выпалила Джинни и указала в сторону танцпола. — Кажется, начинается самое интересное — танго! До чего же я люблю танго! — мечтательно возведя глаза к потолку, выдохнула она. — Жаль, что мне сейчас никак нельзя...

— Уверен, случай еще представится, миссис Поттер, — от звука этого голоса Гермиона дернулась, будто от удара током. Малфой возник перед ними из ниоткуда. — Мистер Поттер, — поприветствовал он Гарри кивком головы и поспешил повернуться к Гермионе: — Мисс Грейнджер, вы позволите пригласить вас на танец?

— Вы же знаете, мистер Малфой, это предложение, от которого невозможно отказаться, — язвительно ответила она, залпом опустошила свой бокал и встала, покорно вложив свою руку в его.

— Все верно, за вами должок, — усмехнулся он, скользнув взглядом по обвитому магической нитью запястью, и повел ее к центру зала.

— Не утруждайтесь напоминать, как ловко вы мне его навязали.

— Танец с героинями выставляют на аукцион не каждый день. Не мог упустить такого шанса.

На танцполе уже собралось несколько томящихся в ожидании пар. Люциус остановился, не выпуская ее руки из своей, мягко развернул Гермиону так, что теперь она оказалась стоящей перед ним, и добавил:

— Признайтесь, если бы я пригласил вас просто так, вы бы мне отказали. А я, как и вы, не люблю проигрывать.

— Никто не любит проигрывать, мистер Малфой. Но ваши методы просто отвратительны, — она взглянула на него и едва не задохнулась от его самодовольной физиономии: — Как вы сами себя выносите?

— Знали бы вы, кого цитируете.

— Вероятно, крайне наблюдательного человека, — парировала она. — Так зачем вам весь этот спектакль?

— В чем-то вы правы, любая благотворительность — отчасти спектакль.

— Я вас умоляю! — Гермиона театрально закатила глаза.

— Не вижу ничего предосудительного в своем поступке. Деньги пойдут на благие цели. А я лишь решил совместить полезное с приятным.

«Стоп! Приятным?! Это он про танец со мной? Нет-нет, какой вздор!»

— Вы уверены, что не ошиблись с выбором «приятностей»? — поборов возникшее волнение, как можно более небрежно обронила она.

— А вот это будет зависеть от вас.

Он отвел свою левую руку, удерживающую ее за запястье, в сторону, а правой притянул к себе, занимая исходную позицию. От этого простого действия Гермиону окатило жаром. В тех местах, где пальцы Люциуса касались ее обнаженной спины, распускались огненные цветы. Она опустила глаза, благодаря Мерлина за то, что мягкий сумрак, царящий в зале, не позволит заметить заливший ее щеки румянец, и чуть сдвинулась к его правому боку, положив свободную руку ему на плечо.

О боже! Она впервые была так близко к нему. Чувствовала тепло, исходящее от его тела. Вдыхала его запах, этот неповторимый, сводящий с ума аромат, подходящий ему идеально, который, если верить слухам, для Малфоя по индивидуальному заказу составлял именитый французский парфюмер. Его рассыпанные по плечам волосы были сейчас так близко, что касались кончиков ее пальцев, и ей было бы достаточно просто пошевелить рукой, чтобы попробовать их на ощупь. Она робко подняла глаза на Люциуса и оторопела, прочитав в его взгляде то, чего никак не ожидала там увидеть. В этих красивых серых глазах не было ни привычного холода, ни насмешки, ни тем более пренебрежения... Напротив, они лучились мягким изучающим интересом с легкой долей искристого веселья. А еще чем-то таким, слишком уж похожим на нежность...

Танго — это не танец страсти, это танец невысказанного одиночества, обнажающий душу.

В это мгновение Гермиона перестала воспринимать его, как ненавистного Малфоя, сноба и гордеца, на пустом месте запарывающего ее проекты. Сейчас был только Люциус, который вел ее так уверенно, будто всю жизнь только и делал, что танцевал танго. На первом же шаге она угадала это и прильнула к нему еще сильнее, доверилась, растворилась... И получила в ответ щедрый отклик его сильного тела — Люциус понял, что в это мгновение она согласна быть с ним единым целым. Он улыбнулся почти восторженно, пальцы переместились по шелковистой коже спины, погладив ее едва ощутимым движением...

Танго — это неистовый ритм бьющегося оголенного нерва, грубая и сладостная сила, во сто крат увеличивающая каждое качество внутренней сути.

Люциус двигался с упругой яростной грацией, грацией горного льва, вышедшего на охоту. Глаза его вспыхивали потусторонним огнем, и Гермиона не знала, что в них — золотой свет, обещающий райское наслаждение или огонь всех семи адских бездн. Все, что имело сейчас значение — это ритм этого колдовского танца. Общий ритм их бьющихся в унисон сердец... Действо затянуло обоих в водоворот, в котором пропало все, что их окружало, отринуло весь мир в никуда, погасило желтый глаз луны в ночном небе и заставило звезды сыпаться вниз как яркие кружочки конфетти. Люциус заметно ускорил темп, движения стали еще резче, еще быстрее. Он не давал ей опомниться, кружил, откидывал на руку, словно куклу и... не сводил с нее восторженных глаз. В калейдоскопе бесконечных восьмерок, вывертов и выпадов дыхание Гермионы сбилось, щеки раскраснелись, а тело пылало и горячело от соцветья неизведанных чувств и ощущений, обрушившихся на нее.

Танго — это протест и ярость, вызов и восстание.

Где-то в глубине сознания настойчиво зудела мысль о том, что так Люциус выражает свою злость на нее, назойливую грязнокровку, беспрестанно путающуюся под ногами. Свою ненависть. Ну и пусть! Она ненавидит его не меньше!

Танго — это тайна, которую танцуют двое.

Люциус в очередной раз перегнул ее назад, и она снова поймала это опасное па. Гибко откинув плечи, она бесстрашно легла на его подхватывающие крепкие руки. Он склонил ее еще ниже, так что летящие каштановые кудри девушки на мгновенье коснулись паркета, поймав бронзовый отсвет горящих свечей, а затем резко рванул за руку вверх и, развернув спиной, с силой прижал к себе. Где-то позади, щекоча жемчужную нить ее позвоночника, неистово билось его сердце... Гермиона замерла, почувствовав там, сзади, напряженную окаменелость внизу его поджарого живота. Внезапно ворвавшаяся в голову догадка, что возможной виной этому стала она сама, не принесла страха и неприятия, а напротив — распалила еще больше. Ответное возбуждение уже поднималось откуда-то из глубин ее женской сути, победно шествуя по развалинам того, что было здравым рассудком и железной волей Гермионы Грейнджер. И было в этом что-то запретное и оттого такое манящее.

И это был уже не просто танец. Это было похоже на игру, опасную страстную игру, граничащую с безумством.

Гермиона слегка откинула голову назад и начала медленно опускаться, скользя спиной вдоль его груди. Люциус перехватил это движение, вынуждая подняться вверх. Он мягко оттолкнул ее, ухватил за кисть руки и властно крутанул. Гермиона обернулась вокруг своей оси на одной ноге и, потеряв равновесие, наверняка упала бы, если бы сильные руки тут же не подхватили ее. Наклонившись, он навис над ней, и его волосы скрыли от посторонних глаз то, как, прикрыв глаза и почти касаясь своим носом изгиба ее шеи, сладостно и приглашающе открытой, будто бы ждущей поцелуя, он с жадностью втянул воздух и, немного помедлив, выдохнул, опаляя кожу девушки своим дыханием. Гермиона видела, как при этом вздрогнули его ресницы. Люциус был в такой близости, что голова шла кругом, и она не смогла удержаться и легко, невесомо, призрачно дотронулась свободной рукой до его груди и ощутила, как где-то там под ее пальцами, что касались сейчас его белоснежной шелковой сорочки, учащенно и гулко билось его сердце. Он тотчас распахнул свои глаза. Потемневшие, точно грозовое небо, сейчас в полумраке они пугали и завораживали одновременно.

Танго — выражение одного из самых древних инстинктов: два человеческих существа движутся как одно в старом, как мир танце.

— Довольно! — неожиданно прорычал Малфой и, резко выпрямившись, дернул Гермиону на себя, заставив встать в полный рост. А потом не церемонясь попросту потащил за руку прочь с танцпола. Растерянная, она с трудом поспевала за ним. Волшебство танца рассеялось.

Он втянул ее на балкон и тут же запечатал дверь невербальным Коллопортусом. Прерванное танго, танцующие пары, музыка — все осталось за дверью, просто исчезло в одно мгновенье. И Гермиона даже засомневалась, что все они и этот вечер вообще когда-нибудь существовали в реальности.

Люциус сделал шаг в ее сторону, и она инстинктивно попятилась, наткнувшись спиной на стену. Камень уже успел остыть и приятно холодил разгоряченное тело, но с жаром, бушующим внутри, увы, справиться не мог.

Он сделал еще один осторожный шаг и теперь стоял вплотную к Гермионе. Она чувствовала, как вздымается его грудь каждый раз, набирая воздух, и как опускается на выдохе, чтобы через мгновенье снова коснуться ее.

— С меня довольно этих игр, Гермиона, — жестко произнес он, смотря на нее в упор, и она невольно вздрогнула. Он впервые назвал ее по имени. Но его тон... Сейчас Малфой действительно пугал ее.

«Моя палочка... в сумке, сумка у Джинни. Дура! Дура! Трижды дура!» — обругала сама себя Гермиона.

— Каких еще игр? — она хотела бросить эту фразу с вызовом, но вышло как-то жалко.

— Не прикидывайся! — он взбешено смотрел на нее. — Ты подобралась слишком близко. Забралась туда, где тебе не должно было быть места.

«О, вот оно что — грязнокровка на службе в Министерстве! Конечно! Ах, ты ж, чертова чистокровная задница!»

— Мне нет от тебя покоя на протяжении последних трех лет, — глухо проговорил он.

«От меня?!» — завопило сознание Гермионы.

— От меня?! — она попыталась оттолкнуть его. — Да это ты превратил мою жизнь в ад!

— Ты превратила мою в ад раньше!

— Да ты вконец зарва... — Люциус не дал ей договорить, закрыв ее рот своей ладонью.

— Я больше не желаю тратить ни минуты на пустое, — он придавил брыкающуюся Гермиону еще сильнее. — Все это время я искал возможность быть рядом, желал дотронуться до тебя, иметь тебя! — при этих словах Гермиона притихла. — Но ты и близко меня не подпускала. Эта постоянная опаска в твоих глазах, постоянная бдительность... Ты, безусловно, очень талантлива и все твои проекты были практически безупречны, — неожиданно признал он. — Знала бы ты, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы отыскать в них хоть что-то, за что можно было зацепиться, ведь только так я мог ближе к тебе. Ты сама спровоцировала меня, ты не оставила мне выбора, ведьма!

Гермиона изумленно распахнула глаза.

— Да, — подтвердил он увиденную в них догадку. — Видит Мерлин, я пытался бороться с собой, но... — он убрал свою руку от ее рта и, склонившись к ее лицу так близко, что его губы почти касались ее, прошептал: — Но теперь я знаю, что ты так же отчаянно сопротивляешься себе, потому что хочешь меня не меньше.

«Ну же, признайся! Скажи вслух, что думаешь!» — подстегнула себя Гермиона. О, господи! Да конечно же она его хотела! И если раньше он казался ей каким-то недосягаемым, то сейчас он стоял перед ней вполне реальный и говорил, что так же сильно желает ее. От осознания этого сердце заколотилось как сумасшедшее. Лгать себе и ему уже не имело никакого смысла. Гермиона прикрыла глаза и согласно кивнула:

— Хочу.

Для Люциуса одно это простое слово послужило сигналом к действию, и он с жадностью припал к ее губам. Нет, не припал, а буквально набросился на них, властно сминая, подчиняя своей воле, доказывая свое право на обладание ими, вкладывая в этот поцелуй всю страсть, что так долго кипела в нем и, наконец, нашла выход. Потом подхватил ее под ягодицы и приподнял так, чтобы как можно ближе ощутить ее сладкое нежное тело. Лаская ее грудь сквозь кружево платья одной рукой, другой нашел разрез на ее юбке и, распахнув его, со стоном наслаждения добрался до голой горячей кожи...

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он отстранился, чтобы набрать воздуха в легкие, и Гермиона, опустив глаза вниз, увидела, что под его беспорядочно блуждающими по ее телу руками «везучее платье» совсем сбилось. Ясность сознания вернулась к ней, незамедлительно напомнив, где они находятся.

— Стой! Остановись, Люциус, — сбивчиво выдохнула Гермиона и попыталась высвободиться из его объятий. — Гарри и Джинни ждут меня. Нам нужно вернуться в зал.

— Не вздумай, — предупредил он. — Пинки!

Домовик Малфоев появился на балконе почти сразу и, подобострастно склонившись, спросил:

— Хозяин звал меня?

— Да. Перенеси нас в Менор. Быстро!

Люциус бережно поставил Гермиону на землю и притянул ее к себе. Прежде чем их засосало в аппарационную воронку, она успела разобрать:

— Наш танец только начался, детка...

Тогда Гермиона еще не знала, что он был прав. Чертовски прав! Ведь их ожидало танго длиною в жизнь.

Примечание:

Галеон — самая крупная монета денежной системы волшебников Великобритании, которую чеканят из золота. Один галлеон равен 17 сиклям или 493 кнатам. Галлеон эквивалентен 4,97 фунтам стерлингов или 10,17 долларам, или 317 рублям (по состоянию на 2001 год).