Сasus Mimbletoniaе (гет)

В «Трех метлах» было людно — как и всегда.

И, как всегда, мадам Розмерта успевала следить за всеми. В этом заключалась большая часть ее работы. Пироги должны быть разрезаны, пиво — розлито, подзатыльники всем желающим шлепнуть ее по заднице — розданы. А еще нужно улыбнуться каждому клиенту, обойти столики, перемолвиться словечком с завсегдатаями — как же без этого.

Когда Розмерта открывала паб, то не думала, что он станет всей ее жизнью. Хотя можно было догадаться: ведь хороший трактирщик — это, прежде всего, хозяин уютного хлебосольного дома, в который приходят отогреться от житейской стужи, смыть усталость сладкой медовухой. Розмерта успевала повсюду и буквально царила в «Трех метлах»: и госпожа, и служанка, а в целом — сама себе хозяйка. Многим ли женщинам доступна такая роскошь? То-то же.

Секрет успеха был прост: Розмерта любила всех, кто приходил в «Три метлы», и отчасти питала к ним материнские чувства. Потому, наверное, что многих своих клиентов знала еще детьми. Мальчишки и девчонки, оглушенные чудесами Хогсмида: менялись имена и лица, но восторг в глазах был все тот же, как и улыбки, которые Розмерта легко и с удовольствием им возвращала.

И всегда наступал момент, когда мальчишек начинало интересовать кое-что помимо сливочного пива. Розмерта, конечно, не стремилась стать властительницей подростковых душ, но воспринимала все как должное — растут детки, перерастут и это. Она даже умудрялась сносить неуклюжие ухаживания студентов, хотя видит Мерлин: за анекдот про старую ведьму, целителя и Мимбулус Мимблетонию стоило бы назначить штраф.

Время шло, и вот уже вчерашние выпускники приводили в «Три метлы» своих избранниц, как на смотрины. Розмерта искренне радовалась и, улучив момент, подмигивала бывшему воздыхателю или показывала большой палец: повезло тебе! А тот отвечал благодарной улыбкой, и все возвращалось на круги своя: новые студенты Хогвартса, дети прежних, приходили в «Три метлы», и мальчишки смотрели на красавицу-хозяйку с таким знакомым наивным обожанием…

А вот видеть это обожание в глазах профессора Хогвартса было непривычно. Пусть даже профессору минул всего двадцать один год.

Розмерта помнила Невилла Лонгботтома пухлощеким застенчивым мальчиком. Он всегда останавливался в переулке у паба и пересчитывал монетки на ладони, не догадываясь, что со своего места за стойкой Розмерта видит его в окно.

Иногда Невиллу хватало только на сливочное пиво, иногда — только на пирожное. Розмерта ни разу не поддалась порыву угостить его за счет заведения: плох тот трактирщик, который не разбирается в людях, даже если этим людям всего по четырнадцать лет. И она не удивилась, узнав, что Невилл прикончил змеюку Волдеморта, да еще и мечом Гриффиндора. В конце концов Розмерта помнила, какими были его родители.

Удивляло другое: став героем войны и сделав себе имя в гербологии, Невилл вернулся в Хогвартс на преподавательскую должность. А еще — почти каждый день приходил в «Три метлы» и смотрел на Розмерту тем взглядом, из которого ему полагалось вырасти, как из старой мантии.

Обычно он появлялся вечером, садился у окна. Игнорируя добродушные подначки окружающих («Да ты сластена, малыш! Сколько тебе лет? Двенадцать?»), заказывал сливочное пиво и тянул его. Иногда этот шестифутовый «малыш» приносил с собой какие-то пергаменты, иногда — книгу. Однако стоило Розмерте отвернуться, как она чувствовала — смотрит, и, хотя за двадцать лет в пабе привыкла ко всему, именно это безмолвное, терпеливое восхищение действовало на нервы.

Ну в самом деле: сильный, красивый, талантливый парень, все при нем. Почему бы не найти себе девушку да не зажить в свое удовольствие? Какой смысл ему приходить в паб и любоваться на немолодую трактирщицу?

Так рассуждала Розмерта, зашнуровывая корсет, выбирая туфельки на высоком каблуке или серьги — из бирюзы, речного жемчуга, крошечных серебряных колокольчиков, которые весело звенят, если тряхнешь головой или засмеешься.

Как-то раз, из чистого озорства, Розмерта подходила к Невиллу через каждые пять минут с вопросом «Что же вы не пьете? Невкусно?» Под ее невинную болтовню он, давясь, выпил кружек пять сладчайшего сливочного пива. Потом, конечно, Розмерта устыдилась. Даже думала, не послать ли сову с извинениями. Однако через пару дней Невилл вернулся, как ни в чем не бывало: столик у окна, книга по гербологии. Робкий, ищущий взгляд.

Ладони у Невилла были крупные и очень чистые, как у тех, кто подолгу возится в земле, а потом яростно отмывает руки и вычищает ногти. Когда Розмерта подходила к нему со спины, то могла разглядеть, что кончики тщательно уложенных волос кудрявятся на взмокшей шее. А стоило ей наклониться, ставя на стол полную, с горкой пены, кружку пива, уши Невилла — тоже чисто вымытые — неудержимо наливались краснотой.

Он нравился Розмерте, но ни о чем большем речь не шла. Не то чтобы она не могла довериться кому-то, нет. Просто привыкла в первую очередь доверять себе и тому, чего добилась, что создала своими руками. «Три метлы» и царящие в них правила были основой ее жизни, а одно из этих правил гласило: никаких отношений с бывшими студентами. Так уж повелось, и она не хотела рисковать сложившимся порядком, даже ради парня, у которого мило краснеют уши.

Именно поэтому Розмерта обращалась к нему только «профессор Лонгботтом» и с тоской ждала дня, когда он наберется духу позвать ее на свидание, а она…

— Нет, профессор Лонгботтом.

— Нет?

— Нет, — повторила Розмерта. — Я вынуждена отказать.

— А может, в другой раз?

— Не думаю. Но спасибо за приглашение.

«Только не спрашивай почему и не уговаривай, пожалуйста!»

Но Невилл, конечно, не сделал ни того, ни другого. Он просто встал, кивнул ей и направился к выходу. Потом вернулся, выложил сикли за пиво, не забыв про чаевые, и тогда уже вышел.

Звякнул колокольчик, хлопнула тяжелая дверь. Розмерта присела на его стул, досадиво отодвинула пустую кружку и пробормотала:

—Теперь точно не вернется.

Но она ошиблась.

— У меня для вас подарок, — с порога заявил Невилл двумя днями позже.

Розмерта как раз протирала зеркально-гладкую стойку белоснежной тряпочкой. В пабе, к счастью, почти никого не было.

— Подарок? — «Мерлин, что еще взбрело ему в голову?» — Какой же?

— Вот! — Невилл отошел, выталкивая из-за спины двух хогвартских домовиков, которые, согнувшись, держали…

— Ведро с землей?

Невилл вспыхнул и наклонился над ведром, прошептав что-то. Розмерта расслышала «Вылезай… не позорь меня».

Земля зашевелилась.

Розмерта машинально нащупала тяжелый черпак для медовухи.

Из холмика в самом центре ведра проклюнулось что-то зеленое. Столбик не столбик, пенек не пенек…

— Это Mimbletonia Serpents, — сказал Невилл. — Очень интересный вид, я нашел ее, когда путешествовал по…

— Мимблетония? Мне? Но она же плюется!

— Нет-нет! — Невилл погладил краешек ведра. — Она совсем не похожа на Мимбулус Мимблетонию. Видите?

Действительно, растеньице было не серое, а обычного зеленого цвета и без волдырей. На верхушке короткого мясистого стебля топорщились две ниточки с круглыми почками на концах — как глазки улитки. Вот Мимблетония полностью выбралась из рыхлой земли, встряхнулась и вдруг раскрылась, выпустила пучки извивающихся усиков-отростков, отчего стала похожа на актинию.

— Потрясающе, правда? — выдохнул Невилл. Мимблетония потянулась на его голос, вскинула отростки, словно просясь на ручки.

— Э-э… Да. Конечно. — Розмерта была не сильна в гербологии, да и вообще растения предпочитала видеть только на разделочной доске или, на худой конец, в букетах. — Но за ней же надо как-то ухаживать?

— Ничего сложного! Я все записал: полив, температура, подкормка…

И достал длиннющий пергамент.

—Вы уверены, что стоит дарить ее мне? — пыталась отбиться Розмерта. — Она же наверняка редкая?

— Редчайшая. Единственный экземпляр в Англии и один из трех — в Европе. Но мне хочется, чтобы она была здесь. Она такая красивая… — Невилл поднял глаза и брякнул: — Как вы.

Розмерта покосилась на Мимблетонию. Та больше всего напоминала зеленый ерш для бутылок, весьма растрепанный к тому же. Невилл тихо краснел рядом. Розмерта вздохнула.

— Ну что ж… Куда ее поставить?

Так ведро заняло почетное место на подоконнике возле столика Невилла. Завсегдатаи были в восторге:

— Что, Роз, решила завести себе питомца?

И Мерлин знает, кого они имели в виду.

Как ни странно, Мимблетония прижилась. То ли жаркий духовитый воздух паба напоминал ей о родине, то ли еще почему, но росла она как на дрожжах. На ночь заворачивалась в окрепшие усики, словно в кокон, а утром чуть ли не подпрыгивала, приветствуя Розмерту, и с любопытством пучила улиточные глазки на всех входящих. Она была очень компанейским растением.

Посетители Мимблетонию полюбили. Сначала они играли в игру «Выговори название этой хрени» — после третьей кружки медовухи получалось весело и нецензурно. Потом учили ее таскать со стола ложечки и сахар. Потом — жонглировать. А однажды вокруг Мимблетонии собралась целая толпа квиддичных фанатов: прошел слух, что она умеет предсказывать результаты матчей.

Мимблетония росла и росла, и вскоре заняла весь угол у конца стойки. Отростки уже были толщиной с детскую ручку, только гораздо длиннее. Невилл при помощи домовиков пересадил ее в ведро побольше. Привлеченные слухами о необыкновенном растении, в паб приходили новые клиенты, и Розмерта была очень довольна.

Вплоть до того дня, когда кто-то, шутки ради, выплеснул в ведро остатки медовухи.

— Роз, наш цветочек набрался!

Она подняла голову от гроссбуха как раз в тот момент, когда Мимблетония запустила «щупальце» в кружку одного из клиентов. Тот шутливо отбивался и предлагал ей прикурить.

— Это еще что за дела? — Розмерта поднялась. — А ну прекратите спаивать мой цветок!

Все засмеялись. Мимблетония вдруг резко выбросила другой отросток и ткнулась им в рюмку со сливянкой. По полу покатилась сбитая кружка.

— Ого! А подружка-то у тебя буйная!

Розмерта пересадила гуляк за дальние столики и собрала посуду, опасливо косясь на Мимблетонию. Та покачивалась в своем ведре и вяло шевелила усиками. Глазки-ниточки свисали на разные стороны.

«Надо будет спросить у Невилла, не опасно ли это», — подумала Розмерта, и тут же ощутила укол совести: не углядела за одним-единственным растением! У него-то их, наверное, целая теплица.

С другой стороны, кто мог знать, что Мимблетония окажется такой пьянчужкой?

В тут ночь сон Розмерты был беспокойным. Мерещились какие-то шорохи, скрипы, звяканье…

Звяканье?

Она подскочила на постели, щурясь от первых лучей солнца. Звяканье не прекратилось, и доносилось оно снизу, из «Трех метел»!

Завязав на ходу пеньюар, Розмерта скатилась с лестницы и обомлела: зал был разгромлен. На полу валялись кружки, бутылки, пробки, беззаботно перекатывалось знакомое ведро. А полкомнаты занимала Мимблетония.

Она висела в углу, на ветвях и корнях, будто гигантский паук в зеленой паутине. Отростки, как щупальца кракена, змеились меж ножек столов и стульев, а сразу несколько из них (Розмерта схватилась за голову) присосались к пивным бутылкам и бочонкам с медовухой.

— А ну кыш! — вне себя, она выхватила палочку, но поняла, что не знает, какое заклинание применить. Тут Мимблетония отбросила еще один бочонок, и Розмерта решилась: — Ступефай!

Мимблетония содрогнулась и хлестнула отростками, как кнутами. Загрохотали упавшие стулья, Розмерта с визгом отпрянула.

На ее крики в дверь заколотили двое ранних прохожих. Розмерта не глядя нащупала щеколду и впустила их.

— Роз, что за… О Мордред!

Они успели только выхватить палочки: Мимблетония сбила с ног первого, а второго вверх ногами засунула в мойку — благо, пустую.

«Что же будет, когда она доберется до огневиски?» — подумала Розмерта и кинулась к лежащему под столом парню.

— Дуй за профессором Лонгботтомом, живо!

Не сразу, но парень понял, что от него требуется, и унесся, с перепугу забыв про аппарацию. Розмерта осталась. Черта с два она бросит свой паб! Тем более, до бочонков с огневиски Мимблетонии оставалось совсем немного.

— А ну иди сюда, мерзкий сорняк, — бормотала Розмерта, подкрадываясь к ней. В голове крутилась идиотская мысль, что теперь, пожалуй, у студентов в ходу будет новый анекдот — про Мимблетонию, профессора и глупую трактирщицу.

Опустевшая бутылка просвистела над ее ухом и врезалась в стену, брызнули осколки. Розмерта закрыла лицо руками, споткнулась о ведро и почти упала. Почти.

— Ты в порядке? — всклокоченный со сна Невилл придержал ее, ставя на ноги.

— В порядке, в порядке. Ты лучше с ней разберись.

Невилл смерил Розмерту напряженным взглядом, мягко, но уверенно задвинул ее себе за спину и только после этого повернулся к буянящей Мимблетонии.

— Как ты могла?!

Розмерта выглянула из-за его плеча, не веря своим ушам. Но так и было: Невилл не швырялся в растительного монстра ни заклятиями, ни чем другим. Он отчитывал Мимблетонию, а та виновато покачивалась. Глазки-ниточки были опущены, гигантские щупальца, как заметила Розмерта, переворачивали опрокинутые бочонки и незаметно задвигали под столы пустые бутылки.

Пару часов спустя порядок был почти восстановлен. Мимблетония, всем своим видом демонстрируя раскаяние и глубокий стыд, сжалась в комок, но все равно ее пришлось грузить на тележку — так разрослась. Аккуратно подвернув последний корень, Невилл подошел к Розмерте. Вид у него был подавленный.

— Не могу передать, как мне жаль, — начал он. — Я не хотел, чтоб так вышло. Честное слово, я…

— Да я тоже виновата, — отмахнулась Розмерта. — Надо было сразу вас вызвать, растение-то магическое.

— Но все же я… Не стоило ее вам дарить. Но я клянусь, что все возмещу и никогда больше… — Невилл закусил губу. — Простите.

Розмерта смотрела на его большие, нервно сжатые ладони. Чудно все-таки: адского растения Невилл не испугался, а вот под ее взглядом бледнел и краснел.

Притихшая Мимблетония теребила его за штанину и нежно тыкалась в руку, словно провинившийся пес. Невилл мягко отпихнул ее.

— Ну, мы… я пойду?

— Стойте, — неожиданно для самой себя сказала Розмерта. — Профессор… Невилл. Если ваше предложение сходить куда-нибудь еще в силе… Я согласна.

"И черт с ними, с анекдотами".

Невилл замер.

— Правда?

— Правда. — Розмерта улыбнулась ему, но тут же спохватилась: — Только вот что, Невилл…

— Да?

— Пообещайте, что вы никогда — слышите? — никогда не будете дарить мне цветы!

Fin.