Выбор (гет)

1988 год

Тонкс сидела на подоконнике и смотрела в окно. Прижималась лбом к стеклу, чтобы было лучше видно падающий снег. Крупные хлопья путались в ветвях Гремучей ивы, скрывали лед Черного озера. Тонкс любовалась. Все белое, чистое, невинное. Понятное. И не нужно угадывать и додумывать. Снег – это просто снег.

Тонкс замерзла, но упорно не уходила. В гостиной душно и громко. И кто-нибудь обязательно спросит, что случилось. Ничего нового, просто хотелось побыть одной. Погрустить, поскучать.

Иногда терпение лопалось, а снег завораживал. Тонкс приходила сюда, зная, что и он придет. Не будет извиняться или шутить, просто толкнет плечом и улыбнется. Они же друзья. Друзья.

— Ты сейчас словно снег. — Как и всегда ровно через два часа двадцать три минуты. Специально считал? Она же считала.

— Такая же красивая? – Тонкс не поворачивалась, знала, что он смотрел не отрываясь.

— Холодная, и волосы белые.

Она фыркнула и поменяла цвет волос на желтый, и сразу на красный.

— Теперь я осень. – Тонкс пожала плечами. Зачем сравнивать, если она могла быть любой.

— Хватит кукситься. — Он взял ее за руки и развернул к себе. – Улыбнись.

Тонкс смотрела куда-то в его переносицу. Рыжие волосы резали глаза, а губы… его губы хотелось целовать. Через силу попыталась улыбнуться. Подумала о небе, солнце, листьях в волосах. Чарли.

— Уже лучше, пухленыш. — Он обнял ее за плечи, прижал к себе и поцеловал в макушку. – Обиженная мордочка тебе не идет.

— Мне все идет, я метаморф. — Она надула губы и ткнула его в бок.

— Глупая, это твой талант, но не сущность.

Тонкс вывернулась из его рук и сжала кулаки.

— Ты совсем меня не понимаешь. Ты слишком… Слишком…

— Умный? – Чарли сложил руки на груди и улыбался спокойной, уверенной улыбкой.

— Дурак. – Но такой обаятельный. – Самоуверенный. – И красивый. – Сволочь! – Разве что чуть-чуть.

— Ты так и не научилась молчать, когда нечего сказать. — И эта мерзкая улыбка, которую она так любила и ненавидела. За эту улыбку она прощала ему все.

— А надо?

Развернулась и унеслась в гостиную. Локтями сосчитала все косяки.

* * *

Орден все чаще собирался на Гриммо. Тонкс сидела за столом и грела руки о чашку. Фирменный травяной чай Молли согревал, но тревоги разъедали изнутри. С каждым днем становилось все страшнее. Пожиратели устраивали заварушки то там, то здесь, а Аврорат был беспомощен. Никто не знал, где случится очередное нападение. Авроры были на шаг позади. И с каждым собранием становилось все хуже. Обсуждали стратегию защиты, но еще ни одно нападение не удалось предотвратить. Обстановка накалялась. Грюм разглагольствовал в своем стиле. «Постоянная бдительность» — лозунг всех собраний. А толку? Руки опускались от осознания: сделать что-то реальное не получалось. Только успеть, уберечь ни в чем не повинных людей. За последние полгода у всех прибавилось шрамов.

Тонкс слушала вполуха. Ничего нового. Те же призывы, те же предостережения, те же заверения, что завтра будет лучше. Если вообще наступит.

Молли осунулась от постоянных переживаний. Шрамы на лице Грюма проступали все отчетливее. Ремус стал похож на безмолвное приведение. А Тонкс… Тонкс грела руки о кружку с чаем и считала секунды до окончания собрания. Она пойдет на дежурство и сможет что-то сделать. Она надеялась, что сможет. Бездействие угнетало больше всего.

В камине полыхнуло зеленое пламя, и появился… Чарли. Тонкс подавилась чаем и закашлялась. Дыхание сперло. Что он тут делает?

Молли бросилась сыну на шею. Он чуть улыбнулся и заверил, что все в порядке, но Молли не прекращала причитать о том, какому риску он себя подвергал.

Тонкс исподтишка разглядывала Чарли. Совсем не изменился, разве что повзрослел. Правую щеку разрезал тонкий шрам, руки в мозолях и ожогах, в глазах непримиримый огонь. Будто только что с битвы.

— Нимфадора, — окликнул кто-то, и она привычно вскинулась:

— Тонкс!

— Совсем не изменилась. — Чарли сел рядом и улыбнулся: — Пухленыш.

В груди поднялось негодование.

— Не называй меня так. Я давно выросла.

Но Чарли все так же невыносимо улыбался и потрепал ее по волосам.

— Все так же мерзнешь.

Молли хлопотала у плиты, остальные члены Ордена взбодрились, будто произошло что-то важное, а Тонкс злилась. Зачем. Он. Пришел?

– Расслабься, — почти на ухо шепнул Чарли, — я не кусаюсь.

— Ты же не оборотень, чего тебя бояться, — фыркнула Тонкс и отвернулась. И сразу пожалела о сказанном: Ремус напрягся и отошел подальше в тень. Чертов Уизли, почему рядом с ним она превращалась во взбалмошную девчонку!

— Откуда тебе знать? Столько лет не виделись.

Нет, он точно издевался! Тонкс многого стоило, чтобы не подпрыгнуть и не высказать все, что она думала о внезапном появлении Уизли. Сволочь рыжая! Запричитала Молли, и Тонкс почувствовала, что по рукам струится кипяток. Слишком сильно сдавила чашку и не заметила этого, злость перебила даже боль. Замечательно!

— В полнолуние и проверим. Если ты будешь еще здесь, — она сделала акцент на «если», и Чарли рассмеялся. Откинулся на стуле, запрокинул голову и хохотал до слез. Скотина!

Тонкс вскочила на ноги, пробормотала какую-то абракадабру, чтобы успокоить Молли, и почти выбежала из комнаты. Дыхание срывалось, тело колотил озноб. Почему Уизли появился именно тогда, когда в ее жизни все стало налаживаться? У нее была работа мечты, Ремус наконец начал оттаивать, она чувствовала себя нужной. А рядом с Чарли опять превращалась в тринадцатилетку.

Теплые руки осторожно обняли и прижали к широкой груди. Она знала – это не Ремус. Он бы просто не позволил себе такого проявления чувств при всех. В нос ударил запах корицы, нагретой на солнце. Чарли. И какого лешего ему это понадобилось! Тонкс затихла и почти перестала дышать. Тепло. Она пару раз шмыгнула носом и уютнее устроилась в объятиях. Он всегда ее согревал. Горячий, как печка, а она всегда холодная.

— Зачем ты приехал?

— Не ради тебя. — Чарли поцеловал ее в макушку и зарылся в волосы.

— Сволочь. — Она не кричала. Не хотела разрушать уют, коконом обволакивающий их.

— Зато честный.

Она чувствовала его улыбку, почти видела. Он не мог, не имел права!

Она резко отодвинулась и отошла к окну. Через щели в раме проникал ветер. Тонкс поежилась и закуталась в мантию.

— Ты не должен так подкрадываться.

— Почему? – Наверное, он и правда не понимал.

— Я и не одна сейчас.

— Ты со мной. — Он пожал плечами, но подходить не стал. И на том спасибо.

— Я дружила с тобой, а не была.

Тонкс понимала, что должна уйти прямо сейчас, но стояла и обнимала себя за плечи. Собрание! Спасительная мысль блеснула в мозгу. И почему за ними до сих пор никто не пришел?

Она встряхнула волосами, быстро прошла мимо Чарли и зашла на кухню. Орденцы увлеченно ужинали, будто позабыли о войне. Решили устроить передышку? Она ведь и сама считала бесконечные собрания бессмысленными. Чему удивляться?

— Тонкс, Чарли, садитесь скорее, пока не остыло. – Молли, как всегда, само радушие, но именно сейчас от этого тошнило.

— Спасибо, не нужно, я лучше пойду.

— Выглядишь неважно, может, здесь переночуешь?

Тонкс помотала головой, попрощалась со всеми и пошла к двери. Лучше аппарировать. Так она не увидит тоскливого и снова – снова! – обреченного взгляда Люпина, сочувственного – Молли, подозрительного – Грюма. И его не увидит.

— Я провожу, — все-таки услышала за спиной голос Чарли. Хотела отказаться, но решила, что это будет выглядеть нелепо.

— Чего тебе? – Тонкс почти бежала, чтобы он не смог ее догнать. Кого обманывала? Он бы смог. Под ноги подвернулась подставка в форме тролльей ноги, и Тонкс, как всегда, запнулась и полетела на пол. Когда подумала, что группироваться уже поздно, ощутила, как ее подхватили сильные руки. Как же без него, герой!

— Такая же неуклюжая, как раньше.

Она фыркнула и выпуталась из его рук.

— Что-то же должно оставаться неизменным. — Рванула на себя дверь и выскочила на крыльцо. Вдохнула полной грудью тяжелый лондонский воздух, зажмурилась и аппарировала.

* * *

В ее дежурства всегда было тихо. Ни одного вызова, только бумажки. Тонкс сходила с ума от скуки. Секунды казались часами. И ничего. Хоть бы малюсенькое происшествие, чтобы размять кости.

— Лютный переулок, лавка Дриббла, скорее!

Аврорат проснулся так стремительно, будто и не засыпал. Все разом встряхнулись и зашумели.

— Тонкс, не спи! – Бэнкс схватил за локоть, и они аппарировали.

В первую секунду вспышки заклинаний ослепили. Выкрики заклятий и отборный мат слились в невообразимую какофонию звуков. Не разобрать, кто свой, а кто чужой. Черные мантии Пожирателей и красные авроров промокли, прилипли к телам, пропитались кровью и грязью. На миг стало страшно. Не умереть, нет – зацепить своего.

— Берегись! – Ее оттолкнули к стене и бросились в атаку. Ну уж нет, Тонкс не будет отсиживаться за чужими спинами!

Она ринулась в схватку сломя голову. Красный луч заклинания пролетел над головой, сбоку чуть не зацепила Авада, прежде чем Тонкс поймала ритм.

Шаг вперед, прыжок назад. Выпад.

Увернуться, отскочить. Бросить заклятие. Для невербального не хватало концентрации. Быстро, резко, не задумываясь. В крови кипел адреналин, Тонкс казалось, что она может горы свернуть.

— Протего максима! – Она вложила в него больше энергии, чем было необходимо. Каркающий надсадный смех Пожирателя выбил из колеи. Тонкс растерялась лишь на секунду…

— Вариари Виргис, — почти любовно прошипел противник, и её обжег удар плетью. Она была готова к чему угодно, но не к этому. Мозг судорожно соображал, но невидимая плеть била по рукам, плечам. Думай, думай, пока не подкосились ноги! Тонкс выкрикнула первое, что пришло в голову:

— Экпульсо! – и тут же пожалела. Пожиратель согнулся от боли, упал, но ошметки брусчатки полетели и в нее. Тонкс успела отскочить на несколько шагов: сверху посыпались камни. Она подняла голову и… провалилась в темноту.

* * *

— Хватит трястись, кому сказал! – Тонкс узнала голос Грозного Глаза. И совсем не злой, почти заботливый. Грюм не любил проявлять слабость. – Себя вспомни после первого рейда.

Тонкс попыталась приподняться, но тут же рухнула на постель. Кто-то поспешно подбежал и взял ее за руки. Ремус. Только от него пахло прелой листвой и сыростью. Его ладони подрагивали – беспокоился. Она улыбнулась.

— Я в Мунго, да?

— Почему ты не открываешь глаза, Дора?

Такой взрослый, но совсем ребенок.

— Видеть не хочет твои шрамы, — недовольно прокряхтел Грозный Глаз, а Тонкс сразу распахнула глаза. Не поверила зрению, пальцами разгладила все морщины Ремуса, прикоснулась к каждому миллиметру кожи на его лице.

— Какие шрамы? Ничего же нет.

Ремус рассмеялся, а Грюм отвернулся. Наверняка прятал ухмылку. Скрытный, зараза. Куда человечнее, чем хотел казаться.

— Зато глаза открыла.

Тонкс видела только счастливое выражение лица Ремуса и не оглядывалась на остальных. Зачем? Самый важный человек рядом. Беспокоился, переживал, ждал у постели.

— Везучая ты, малявка, потому что юркая, и реакция у тебя быстрая, иначе размазало бы по стене, как пить дать размазало.

— Грюм! – Черты лица Ремуса ожесточились, царапины на лбу и щеках стали четче. Скоро полнолуние.

— Она должна знать и быть готова. Отсиживаться на Гриммо не будет, ты ее знаешь.

— Эй, хватит! Я здесь, между прочим. – Тонкс разве что руками не замахала. Что за неуважение? Больше всего злило, когда пытались решать за нее. Неважно, кто и из каких побуждений. Она не маленькая.

Тонкс сжала зубы, закрыла глаза и досчитала до пяти.

— Меня не нужно опекать, Ремус. Сама справлюсь.

— Вот и я именно об этом. – Грюм пробурчал себе под нос что-то еще и вышел, громко шаркая ногами.

— Не пугай меня так больше. — Ремус сжал ее ладони в своих и улыбнулся, но в глазах застыла тревога.

— Было очень жутко? – Тонкс снова почувствовала себя нашкодившим ребенком. Будто мама выговаривала за кошку, которую она подергала за хвост. Будто Тонкс совсем еще несмышленая, а Ремус взрослый и мудрый и нес за нее ответственность.

— Очень.

Одно простое слово – и на душе тепло. И совсем немного неприятно. Почему с ней вечно носились, как с маленькой? Мама, папа, Грозный Глаз, а теперь еще и Ремус. Она же не беспомощная. Аврор, в конце концов. И все хотели как лучше, но от осознания этого становилось только гаже. Иногда Тонкс задумывалась, а не убежать ли куда-нибудь подальше, где ее никто не знал, и начать все сначала. Она даже убеждала себя, что всем будет хорошо, но так и не решилась. Потому что будет скучать по дому, она совершенно точно это знала, и по суетливой маме, и по улыбчивому отцу, и по ворчащему Грюму, и по вот такому домашнему и родному Ремусу. Она будет скучать.

Глаза закрылись сами собой. Видимо, она устала. Или не рассчитала силы в стычке с Пожирателями. Или ей дали сонного зелья. Неважно. Тонкс сейчас было слишком хорошо, чтобы думать.

1989 год

Выискивать трещины на потолке больничного крыла скучно, но других развлечений попросту не было.

— Что с тобой случилось на этот раз?

— Подралась с Гремучей ивой.

С соседней кровати раздался хриплый смешок. Наглец!

— Это лучше, чем подставиться под бладжер, — зло выпалила Тонкс.

— Зато я поймал снитч.

— Сомнительное достижение.

— Лучше так, чем поспорить с взбалмошными идиотками.

— С чего ты взял?! – взвилась Тонкс. И плевать, что он говорил правду. Ему же об этом знать необязательно.

— Не отпирайся, Нимфадора. Не первый год знакомы.

— Меня зовут Тонкс! – взвизгнула она. Как угодно, но не полным именем. Знал же, сволочь, что она взбесится.

Чарли рассмеялся:

— Пухленыш, успокойся. Мадам Помфри разбудишь, и она вольет нам еще одну порцию Костероста.

Тонкс поморщилась. Отвратительное пойло. Вряд ли в магическом мире изобрели что-то хуже него.

— А ты не провоцируй!

Из каморки мадам Помфри послышалось шарканье, и они замолчали. Минуты тянулись мучительно долго. Пожалуй, Тонкс впервые осознала, насколько утомительна неизвестность. Она вслушивалась в шорохи, ловила каждый вздох Чарли и замирала от скрипа половиц.

Еще чуть-чуть. Еще немного.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Она уже засыпала, как вдруг:

— Эй, Тонкс.

— Чего тебе? – недовольно пробурчала в ответ.

— Расскажи мне сказку на ночь. — Шелестящий смешок раздражал похуже любой язвительной колкости.

— Отвали, Уизли.

— Неа, мне скучно.

Она слышала, как он ворочался, но упорно молчала. В няньки не нанималась. Сам виноват, что спал здесь, а не в спальне шестикурсников. И она сама виновата. Глупо спорить в заведомо проигрышной ситуации.

— А я спать хочу.

— А голос не сонный. — Он подначивал ее и даже не скрывал этого. Тонкс молчала. Лежала неподвижно и считала домовиков. – Будь человеком.

— А ты будь мужиком и терпи, – огрызнулась все-таки в ответ. – Устала я. – Перевернулась на другой бок и накрыла голову подушкой.

— Я знаю, что ты меня слышишь. – Но Тонкс не слышала. По крайней мере, делала вид. – Ну и ладно. Умру в тишине и одиночестве.

— Идиот, — пробурчала себе под нос. Если Чарли и услышал, то промолчал.

Надоедливый приставучий гриффиндорец.

* * *

Она кожей ощущала чье-то дыхание рядом, но не спешила открывать глаза. Это значило проснуться, а ей не хотелось. Тонкс не помнила, что именно ей снилось. Что-то красочное и настоящее. Во сне было хорошо.

Кто-то зашевелился и придвинул стул. Противный скрежет разрезал тишину комнаты. Тонкс поморщилась.

— Проснулась.

Короткое слово вырвало из забвения. Нереальное отошло на второй план, настоящее рухнуло на голову и придавило тяжестью.

— Тебе показалось, — собственный голос был скрипучим и каким-то чужим.

— Бравый аврор бежит от реальности. Фантасмагория. – Замолчали, но ненадолго. – Как себя чувствуешь?

— Будто табун кентавров потоптался.

Короткий смешок Чарли, и снова тишина. Томительная и полная смысла. Напряжение повисло в воздухе, но никто не торопился разряжать обстановку.

— Почему Шляпа отправила тебя в Хаффлпафф?

— Потому что я добрая и милая…

— Звучит как вопрос, а не утверждение. – Снова бессмысленный разговор, который ни к чему не приведет. – В тебе есть типичная для гриффиндорцев решительность и опрометчивость, быстрота суждений.

— А еще терпение и тяга к труду.

— Коллективное бессознательное, значит, — он растягивал слова, будто думал. Или раздражал. Тонкс не решила для себя наверняка.

— Расскажи мне сказку, — выпалила она и сжалась. Вот сейчас как скажет что-нибудь. Да и зачем ей эта сказка? Так проще. Не нужно говорить о важном. О том, что беспокоило обоих. О войне, семье, смертях.

Чарли хохотнул, но не отказал. И не согласился. Задумался. По крайней мере, Тонкс так думала.

— Когда-то давно жила в Румынии хвосторога. Пусть, и не так давно, но точно жила. – Он ухмылялся, Тонкс чувствовала по интонации. – Пока однажды ее не сорвали с насиженного места и не повезли в неизведанные дали.

— Куда это? — Тонкс повернулась на бок и подложила ладони под щеку. Может, удастся снова уснуть.

— На берега холодной Британии. Она не знала, чего ожидать, и поэтому очень боялась. А вдруг ей не понравится, или замерзнет, или ее самец найдет другую, или люди ей навредят.

— Разве драконы боятся? Они же сами кого угодно спалят одним только чихом.

— Еще как боятся, они же животные, ими правят в первую очередь инстинкты. А человек завоеватель, он может многое.

— Коллективное бессознательное, — улыбнулась Тонкс и покрепче зажмурила глаза. Попыталась представить хвосторогу на воле: красивая, величественная и очень опасная. Воплощение стихии.

— Но был среди людей молодой драконолог. Он любил и защищал эту малышку.

— От кого?

— От произвола, от природы, от нее самой. Он знал, что ей придется несладко, когда они прибудут.

— Почему?

— Хвосторога была выбрана для воина. Сильного и смелого. Ей положили в кладку большое золотое яйцо, похожее на драконье, чтобы свыклась с ним и полюбила.

— Но это же обман.

— Обман. — И Тонкс почти видела, как Чарли кивнул. — Но у драконолога не было выбора. Забрать яйцо у дракона – первое задание на великом Турнире волшебников, в котором каждый участник должен был проявить силу воли и выдержку. И какова же была радость заводчика, когда хвосторога досталась самого молодому и благородному воину. Драконолог знал, что этот парень не навредит хвостороге.

— Откуда знал?

— Он был знаком с воином.

— А что было потом?

— Состязание назначили на самую непредсказуемую ночь для дракона — полнолуние. Для драконов это почти так же страшно, как для оборотней. – Тонкс распахнула глаза и подскочила на кровати. – Тише, тише, куда собралась?

— Какой сегодня день? – В её янтарных глазах застыл страх.

— Вторник.

Тонкс ахнула и прижала ладони к губам:

— Полнолуние?

Чарли пожал плечами. Он не понимал. Зачем ему?

— Ремус, — почти беззвучно прошептала Тонкс и сжалась в маленький комок на постели. – Как он?

— Аконитовое принял, насколько знаю. Через пару часов в лес пойдет.

— Один?

— Тонкс, успокойся. Он давно не маленький. Справлялся без тебя, справится и сейчас. Чего ты так всполошилась?

Какой же он черствый и непонятливый! Только о драконах своих и может думать.

— Ты не понимаешь!

— Куда мне, убогому. — Его губы скривила горькая усмешка. – Я же тебя отбивать приехал.

— Чего? – Тонкс на секунду забыла о Ремусе. Волосы у неё стали насыщенного сиреневого оттенка, а щеки пунцовыми.

— В любви тебе признаюсь, раз уж сказку дослушать не хочешь.

Она подозрительно прищурилась и окинула его взглядом с ног до головы. Искала скрытый подвох, но не нашла. Или не хотела найти.

— Придурок.

— Всегда оставляешь последнее слово за собой? – Он склонил голову набок и приподнял брови.

— Всегда, — почти снисходительно кивнула она. – А теперь я хочу сказку. И, Чарли…

— Что?

— Все же будет хорошо, правда?

— Правда, пухленыш, обещаю.

Она забралась под одеяло почти с головой и притихла. Закрыла глаза и попыталась вслушаться в знакомый с детства голос. Чарли никогда ей не врал. Да и зачем? Успокаивать ее не нужно, Тонкс и сама понимала, что впереди – потери, боль и слезы. Но радость ведь тоже будет. Ее не может не быть.

— И драконолог оказался прав. Воин забрал яйцо, но не причинил хвостороге вреда, — завершил Чарли.

«В самое темное время не забывайте обращаться к свету», — так говорил Дамблдор. И Тонкс верила. Она всегда любила огонь, а драконы – это огонь. Значит, Чарли тоже любил огонь.

— У нас все-таки есть что-то общее, — засыпая, пробормотала она.

— Спи, пухленыш, — он заботливо гладил ее по волосам, — а то других сказок я не знаю.

И она послушалась. Во сне можно ни о чем не думать.