Выбор (гет)

1988 год

Тонкс сидела на подоконнике и смотрела в окно. Прижималась лбом к стеклу, чтобы было лучше видно падающий снег. Крупные хлопья путались в ветвях Гремучей ивы, скрывали лед Черного озера. Тонкс любовалась. Все белое, чистое, невинное. Понятное. И не нужно угадывать и додумывать. Снег – это просто снег.

Тонкс замерзла, но упорно не уходила. В гостиной душно и громко. И кто-нибудь обязательно спросит, что случилось. Ничего нового, просто хотелось побыть одной. Погрустить, поскучать.

Иногда терпение лопалось, а снег завораживал. Тонкс приходила сюда, зная, что и он придет. Не будет извиняться или шутить, просто толкнет плечом и улыбнется. Они же друзья. Друзья.

— Ты сейчас словно снег. — Как и всегда ровно через два часа двадцать три минуты. Специально считал? Она же считала.

— Такая же красивая? – Тонкс не поворачивалась, знала, что он смотрел не отрываясь.

— Холодная, и волосы белые.

Она фыркнула и поменяла цвет волос на желтый, и сразу на красный.

— Теперь я осень. – Тонкс пожала плечами. Зачем сравнивать, если она могла быть любой.

— Хватит кукситься. — Он взял ее за руки и развернул к себе. – Улыбнись.

Тонкс смотрела куда-то в его переносицу. Рыжие волосы резали глаза, а губы… его губы хотелось целовать. Через силу попыталась улыбнуться. Подумала о небе, солнце, листьях в волосах. Чарли.

— Уже лучше, пухленыш. — Он обнял ее за плечи, прижал к себе и поцеловал в макушку. – Обиженная мордочка тебе не идет.

— Мне все идет, я метаморф. — Она надула губы и ткнула его в бок.

— Глупая, это твой талант, но не сущность.

Тонкс вывернулась из его рук и сжала кулаки.

— Ты совсем меня не понимаешь. Ты слишком… Слишком…

— Умный? – Чарли сложил руки на груди и улыбался спокойной, уверенной улыбкой.

— Дурак. – Но такой обаятельный. – Самоуверенный. – И красивый. – Сволочь! – Разве что чуть-чуть.

— Ты так и не научилась молчать, когда нечего сказать. — И эта мерзкая улыбка, которую она так любила и ненавидела. За эту улыбку она прощала ему все.

— А надо?

Развернулась и унеслась в гостиную. Локтями сосчитала все косяки.

* * *

Орден все чаще собирался на Гриммо. Тонкс сидела за столом и грела руки о чашку. Фирменный травяной чай Молли согревал, но тревоги разъедали изнутри. С каждым днем становилось все страшнее. Пожиратели устраивали заварушки то там, то здесь, а Аврорат был беспомощен. Никто не знал, где случится очередное нападение. Авроры были на шаг позади. И с каждым собранием становилось все хуже. Обсуждали стратегию защиты, но еще ни одно нападение не удалось предотвратить. Обстановка накалялась. Грюм разглагольствовал в своем стиле. «Постоянная бдительность» — лозунг всех собраний. А толку? Руки опускались от осознания: сделать что-то реальное не получалось. Только успеть, уберечь ни в чем не повинных людей. За последние полгода у всех прибавилось шрамов.

Тонкс слушала вполуха. Ничего нового. Те же призывы, те же предостережения, те же заверения, что завтра будет лучше. Если вообще наступит.

Молли осунулась от постоянных переживаний. Шрамы на лице Грюма проступали все отчетливее. Ремус стал похож на безмолвное приведение. А Тонкс… Тонкс грела руки о кружку с чаем и считала секунды до окончания собрания. Она пойдет на дежурство и сможет что-то сделать. Она надеялась, что сможет. Бездействие угнетало больше всего.

В камине полыхнуло зеленое пламя, и появился… Чарли. Тонкс подавилась чаем и закашлялась. Дыхание сперло. Что он тут делает?

Молли бросилась сыну на шею. Он чуть улыбнулся и заверил, что все в порядке, но Молли не прекращала причитать о том, какому риску он себя подвергал.

Тонкс исподтишка разглядывала Чарли. Совсем не изменился, разве что повзрослел. Правую щеку разрезал тонкий шрам, руки в мозолях и ожогах, в глазах непримиримый огонь. Будто только что с битвы.

— Нимфадора, — окликнул кто-то, и она привычно вскинулась:

— Тонкс!

— Совсем не изменилась. — Чарли сел рядом и улыбнулся: — Пухленыш.

В груди поднялось негодование.

— Не называй меня так. Я давно выросла.

Но Чарли все так же невыносимо улыбался и потрепал ее по волосам.

— Все так же мерзнешь.

Молли хлопотала у плиты, остальные члены Ордена взбодрились, будто произошло что-то важное, а Тонкс злилась. Зачем. Он. Пришел?

– Расслабься, — почти на ухо шепнул Чарли, — я не кусаюсь.

— Ты же не оборотень, чего тебя бояться, — фыркнула Тонкс и отвернулась. И сразу пожалела о сказанном: Ремус напрягся и отошел подальше в тень. Чертов Уизли, почему рядом с ним она превращалась во взбалмошную девчонку!

— Откуда тебе знать? Столько лет не виделись.

Нет, он точно издевался! Тонкс многого стоило, чтобы не подпрыгнуть и не высказать все, что она думала о внезапном появлении Уизли. Сволочь рыжая! Запричитала Молли, и Тонкс почувствовала, что по рукам струится кипяток. Слишком сильно сдавила чашку и не заметила этого, злость перебила даже боль. Замечательно!

— В полнолуние и проверим. Если ты будешь еще здесь, — она сделала акцент на «если», и Чарли рассмеялся. Откинулся на стуле, запрокинул голову и хохотал до слез. Скотина!

Тонкс вскочила на ноги, пробормотала какую-то абракадабру, чтобы успокоить Молли, и почти выбежала из комнаты. Дыхание срывалось, тело колотил озноб. Почему Уизли появился именно тогда, когда в ее жизни все стало налаживаться? У нее была работа мечты, Ремус наконец начал оттаивать, она чувствовала себя нужной. А рядом с Чарли опять превращалась в тринадцатилетку.

Теплые руки осторожно обняли и прижали к широкой груди. Она знала – это не Ремус. Он бы просто не позволил себе такого проявления чувств при всех. В нос ударил запах корицы, нагретой на солнце. Чарли. И какого лешего ему это понадобилось! Тонкс затихла и почти перестала дышать. Тепло. Она пару раз шмыгнула носом и уютнее устроилась в объятиях. Он всегда ее согревал. Горячий, как печка, а она всегда холодная.

— Зачем ты приехал?

— Не ради тебя. — Чарли поцеловал ее в макушку и зарылся в волосы.

— Сволочь. — Она не кричала. Не хотела разрушать уют, коконом обволакивающий их.

— Зато честный.

Она чувствовала его улыбку, почти видела. Он не мог, не имел права!

Она резко отодвинулась и отошла к окну. Через щели в раме проникал ветер. Тонкс поежилась и закуталась в мантию.

— Ты не должен так подкрадываться.

— Почему? – Наверное, он и правда не понимал.

— Я и не одна сейчас.

— Ты со мной. — Он пожал плечами, но подходить не стал. И на том спасибо.

— Я дружила с тобой, а не была.

Тонкс понимала, что должна уйти прямо сейчас, но стояла и обнимала себя за плечи. Собрание! Спасительная мысль блеснула в мозгу. И почему за ними до сих пор никто не пришел?

Она встряхнула волосами, быстро прошла мимо Чарли и зашла на кухню. Орденцы увлеченно ужинали, будто позабыли о войне. Решили устроить передышку? Она ведь и сама считала бесконечные собрания бессмысленными. Чему удивляться?

— Тонкс, Чарли, садитесь скорее, пока не остыло. – Молли, как всегда, само радушие, но именно сейчас от этого тошнило.

— Спасибо, не нужно, я лучше пойду.

— Выглядишь неважно, может, здесь переночуешь?

Тонкс помотала головой, попрощалась со всеми и пошла к двери. Лучше аппарировать. Так она не увидит тоскливого и снова – снова! – обреченного взгляда Люпина, сочувственного – Молли, подозрительного – Грюма. И его не увидит.

— Я провожу, — все-таки услышала за спиной голос Чарли. Хотела отказаться, но решила, что это будет выглядеть нелепо.

— Чего тебе? – Тонкс почти бежала, чтобы он не смог ее догнать. Кого обманывала? Он бы смог. Под ноги подвернулась подставка в форме тролльей ноги, и Тонкс, как всегда, запнулась и полетела на пол. Когда подумала, что группироваться уже поздно, ощутила, как ее подхватили сильные руки. Как же без него, герой!

— Такая же неуклюжая, как раньше.

Она фыркнула и выпуталась из его рук.

— Что-то же должно оставаться неизменным. — Рванула на себя дверь и выскочила на крыльцо. Вдохнула полной грудью тяжелый лондонский воздух, зажмурилась и аппарировала.

* * *

В ее дежурства всегда было тихо. Ни одного вызова, только бумажки. Тонкс сходила с ума от скуки. Секунды казались часами. И ничего. Хоть бы малюсенькое происшествие, чтобы размять кости.

— Лютный переулок, лавка Дриббла, скорее!

Аврорат проснулся так стремительно, будто и не засыпал. Все разом встряхнулись и зашумели.

— Тонкс, не спи! – Бэнкс схватил за локоть, и они аппарировали.

В первую секунду вспышки заклинаний ослепили. Выкрики заклятий и отборный мат слились в невообразимую какофонию звуков. Не разобрать, кто свой, а кто чужой. Черные мантии Пожирателей и красные авроров промокли, прилипли к телам, пропитались кровью и грязью. На миг стало страшно. Не умереть, нет – зацепить своего.

— Берегись! – Ее оттолкнули к стене и бросились в атаку. Ну уж нет, Тонкс не будет отсиживаться за чужими спинами!

Она ринулась в схватку сломя голову. Красный луч заклинания пролетел над головой, сбоку чуть не зацепила Авада, прежде чем Тонкс поймала ритм.

Шаг вперед, прыжок назад. Выпад.

Увернуться, отскочить. Бросить заклятие. Для невербального не хватало концентрации. Быстро, резко, не задумываясь. В крови кипел адреналин, Тонкс казалось, что она может горы свернуть.

— Протего максима! – Она вложила в него больше энергии, чем было необходимо. Каркающий надсадный смех Пожирателя выбил из колеи. Тонкс растерялась лишь на секунду…

— Вариари Виргис, — почти любовно прошипел противник, и её обжег удар плетью. Она была готова к чему угодно, но не к этому. Мозг судорожно соображал, но невидимая плеть била по рукам, плечам. Думай, думай, пока не подкосились ноги! Тонкс выкрикнула первое, что пришло в голову:

— Экпульсо! – и тут же пожалела. Пожиратель согнулся от боли, упал, но ошметки брусчатки полетели и в нее. Тонкс успела отскочить на несколько шагов: сверху посыпались камни. Она подняла голову и… провалилась в темноту.

* * *

— Хватит трястись, кому сказал! – Тонкс узнала голос Грозного Глаза. И совсем не злой, почти заботливый. Грюм не любил проявлять слабость. – Себя вспомни после первого рейда.

Тонкс попыталась приподняться, но тут же рухнула на постель. Кто-то поспешно подбежал и взял ее за руки. Ремус. Только от него пахло прелой листвой и сыростью. Его ладони подрагивали – беспокоился. Она улыбнулась.

— Я в Мунго, да?

— Почему ты не открываешь глаза, Дора?

Такой взрослый, но совсем ребенок.

— Видеть не хочет твои шрамы, — недовольно прокряхтел Грозный Глаз, а Тонкс сразу распахнула глаза. Не поверила зрению, пальцами разгладила все морщины Ремуса, прикоснулась к каждому миллиметру кожи на его лице.

— Какие шрамы? Ничего же нет.

Ремус рассмеялся, а Грюм отвернулся. Наверняка прятал ухмылку. Скрытный, зараза. Куда человечнее, чем хотел казаться.

— Зато глаза открыла.

Тонкс видела только счастливое выражение лица Ремуса и не оглядывалась на остальных. Зачем? Самый важный человек рядом. Беспокоился, переживал, ждал у постели.

— Везучая ты, малявка, потому что юркая, и реакция у тебя быстрая, иначе размазало бы по стене, как пить дать размазало.

— Грюм! – Черты лица Ремуса ожесточились, царапины на лбу и щеках стали четче. Скоро полнолуние.

— Она должна знать и быть готова. Отсиживаться на Гриммо не будет, ты ее знаешь.

— Эй, хватит! Я здесь, между прочим. – Тонкс разве что руками не замахала. Что за неуважение? Больше всего злило, когда пытались решать за нее. Неважно, кто и из каких побуждений. Она не маленькая.

Тонкс сжала зубы, закрыла глаза и досчитала до пяти.

— Меня не нужно опекать, Ремус. Сама справлюсь.

— Вот и я именно об этом. – Грюм пробурчал себе под нос что-то еще и вышел, громко шаркая ногами.

— Не пугай меня так больше. — Ремус сжал ее ладони в своих и улыбнулся, но в глазах застыла тревога.

— Было очень жутко? – Тонкс снова почувствовала себя нашкодившим ребенком. Будто мама выговаривала за кошку, которую она подергала за хвост. Будто Тонкс совсем еще несмышленая, а Ремус взрослый и мудрый и нес за нее ответственность.

— Очень.

Одно простое слово – и на душе тепло. И совсем немного неприятно. Почему с ней вечно носились, как с маленькой? Мама, папа, Грозный Глаз, а теперь еще и Ремус. Она же не беспомощная. Аврор, в конце концов. И все хотели как лучше, но от осознания этого становилось только гаже. Иногда Тонкс задумывалась, а не убежать ли куда-нибудь подальше, где ее никто не знал, и начать все сначала. Она даже убеждала себя, что всем будет хорошо, но так и не решилась. Потому что будет скучать по дому, она совершенно точно это знала, и по суетливой маме, и по улыбчивому отцу, и по ворчащему Грюму, и по вот такому домашнему и родному Ремусу. Она будет скучать.

Глаза закрылись сами собой. Видимо, она устала. Или не рассчитала силы в стычке с Пожирателями. Или ей дали сонного зелья. Неважно. Тонкс сейчас было слишком хорошо, чтобы думать.

1989 год

Выискивать трещины на потолке больничного крыла скучно, но других развлечений попросту не было.

— Что с тобой случилось на этот раз?

— Подралась с Гремучей ивой.

С соседней кровати раздался хриплый смешок. Наглец!

— Это лучше, чем подставиться под бладжер, — зло выпалила Тонкс.

— Зато я поймал снитч.

— Сомнительное достижение.

— Лучше так, чем поспорить с взбалмошными идиотками.

— С чего ты взял?! – взвилась Тонкс. И плевать, что он говорил правду. Ему же об этом знать необязательно.

— Не отпирайся, Нимфадора. Не первый год знакомы.

— Меня зовут Тонкс! – взвизгнула она. Как угодно, но не полным именем. Знал же, сволочь, что она взбесится.

Чарли рассмеялся:

— Пухленыш, успокойся. Мадам Помфри разбудишь, и она вольет нам еще одну порцию Костероста.

Тонкс поморщилась. Отвратительное пойло. Вряд ли в магическом мире изобрели что-то хуже него.

— А ты не провоцируй!

Из каморки мадам Помфри послышалось шарканье, и они замолчали. Минуты тянулись мучительно долго. Пожалуй, Тонкс впервые осознала, насколько утомительна неизвестность. Она вслушивалась в шорохи, ловила каждый вздох Чарли и замирала от скрипа половиц.

Еще чуть-чуть. Еще немного.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Она уже засыпала, как вдруг:

— Эй, Тонкс.

— Чего тебе? – недовольно пробурчала в ответ.

— Расскажи мне сказку на ночь. — Шелестящий смешок раздражал похуже любой язвительной колкости.

— Отвали, Уизли.

— Неа, мне скучно.

Она слышала, как он ворочался, но упорно молчала. В няньки не нанималась. Сам виноват, что спал здесь, а не в спальне шестикурсников. И она сама виновата. Глупо спорить в заведомо проигрышной ситуации.

— А я спать хочу.

— А голос не сонный. — Он подначивал ее и даже не скрывал этого. Тонкс молчала. Лежала неподвижно и считала домовиков. – Будь человеком.

— А ты будь мужиком и терпи, – огрызнулась все-таки в ответ. – Устала я. – Перевернулась на другой бок и накрыла голову подушкой.

— Я знаю, что ты меня слышишь. – Но Тонкс не слышала. По крайней мере, делала вид. – Ну и ладно. Умру в тишине и одиночестве.

— Идиот, — пробурчала себе под нос. Если Чарли и услышал, то промолчал.

Надоедливый приставучий гриффиндорец.

* * *

Она кожей ощущала чье-то дыхание рядом, но не спешила открывать глаза. Это значило проснуться, а ей не хотелось. Тонкс не помнила, что именно ей снилось. Что-то красочное и настоящее. Во сне было хорошо.

Кто-то зашевелился и придвинул стул. Противный скрежет разрезал тишину комнаты. Тонкс поморщилась.

— Проснулась.

Короткое слово вырвало из забвения. Нереальное отошло на второй план, настоящее рухнуло на голову и придавило тяжестью.

— Тебе показалось, — собственный голос был скрипучим и каким-то чужим.

— Бравый аврор бежит от реальности. Фантасмагория. – Замолчали, но ненадолго. – Как себя чувствуешь?

— Будто табун кентавров потоптался.

Короткий смешок Чарли, и снова тишина. Томительная и полная смысла. Напряжение повисло в воздухе, но никто не торопился разряжать обстановку.

— Почему Шляпа отправила тебя в Хаффлпафф?

— Потому что я добрая и милая…

— Звучит как вопрос, а не утверждение. – Снова бессмысленный разговор, который ни к чему не приведет. – В тебе есть типичная для гриффиндорцев решительность и опрометчивость, быстрота суждений.

— А еще терпение и тяга к труду.

— Коллективное бессознательное, значит, — он растягивал слова, будто думал. Или раздражал. Тонкс не решила для себя наверняка.

— Расскажи мне сказку, — выпалила она и сжалась. Вот сейчас как скажет что-нибудь. Да и зачем ей эта сказка? Так проще. Не нужно говорить о важном. О том, что беспокоило обоих. О войне, семье, смертях.

Чарли хохотнул, но не отказал. И не согласился. Задумался. По крайней мере, Тонкс так думала.

— Когда-то давно жила в Румынии хвосторога. Пусть, и не так давно, но точно жила. – Он ухмылялся, Тонкс чувствовала по интонации. – Пока однажды ее не сорвали с насиженного места и не повезли в неизведанные дали.

— Куда это? — Тонкс повернулась на бок и подложила ладони под щеку. Может, удастся снова уснуть.

— На берега холодной Британии. Она не знала, чего ожидать, и поэтому очень боялась. А вдруг ей не понравится, или замерзнет, или ее самец найдет другую, или люди ей навредят.

— Разве драконы боятся? Они же сами кого угодно спалят одним только чихом.

— Еще как боятся, они же животные, ими правят в первую очередь инстинкты. А человек завоеватель, он может многое.

— Коллективное бессознательное, — улыбнулась Тонкс и покрепче зажмурила глаза. Попыталась представить хвосторогу на воле: красивая, величественная и очень опасная. Воплощение стихии.

— Но был среди людей молодой драконолог. Он любил и защищал эту малышку.

— От кого?

— От произвола, от природы, от нее самой. Он знал, что ей придется несладко, когда они прибудут.

— Почему?

— Хвосторога была выбрана для воина. Сильного и смелого. Ей положили в кладку большое золотое яйцо, похожее на драконье, чтобы свыклась с ним и полюбила.

— Но это же обман.

— Обман. — И Тонкс почти видела, как Чарли кивнул. — Но у драконолога не было выбора. Забрать яйцо у дракона – первое задание на великом Турнире волшебников, в котором каждый участник должен был проявить силу воли и выдержку. И какова же была радость заводчика, когда хвосторога досталась самого молодому и благородному воину. Драконолог знал, что этот парень не навредит хвостороге.

— Откуда знал?

— Он был знаком с воином.

— А что было потом?

— Состязание назначили на самую непредсказуемую ночь для дракона — полнолуние. Для драконов это почти так же страшно, как для оборотней. – Тонкс распахнула глаза и подскочила на кровати. – Тише, тише, куда собралась?

— Какой сегодня день? – В её янтарных глазах застыл страх.

— Вторник.

Тонкс ахнула и прижала ладони к губам:

— Полнолуние?

Чарли пожал плечами. Он не понимал. Зачем ему?

— Ремус, — почти беззвучно прошептала Тонкс и сжалась в маленький комок на постели. – Как он?

— Аконитовое принял, насколько знаю. Через пару часов в лес пойдет.

— Один?

— Тонкс, успокойся. Он давно не маленький. Справлялся без тебя, справится и сейчас. Чего ты так всполошилась?

Какой же он черствый и непонятливый! Только о драконах своих и может думать.

— Ты не понимаешь!

— Куда мне, убогому. — Его губы скривила горькая усмешка. – Я же тебя отбивать приехал.

— Чего? – Тонкс на секунду забыла о Ремусе. Волосы у неё стали насыщенного сиреневого оттенка, а щеки пунцовыми.

— В любви тебе признаюсь, раз уж сказку дослушать не хочешь.

Она подозрительно прищурилась и окинула его взглядом с ног до головы. Искала скрытый подвох, но не нашла. Или не хотела найти.

— Придурок.

— Всегда оставляешь последнее слово за собой? – Он склонил голову набок и приподнял брови.

— Всегда, — почти снисходительно кивнула она. – А теперь я хочу сказку. И, Чарли…

— Что?

— Все же будет хорошо, правда?

— Правда, пухленыш, обещаю.

Она забралась под одеяло почти с головой и притихла. Закрыла глаза и попыталась вслушаться в знакомый с детства голос. Чарли никогда ей не врал. Да и зачем? Успокаивать ее не нужно, Тонкс и сама понимала, что впереди – потери, боль и слезы. Но радость ведь тоже будет. Ее не может не быть.

— И драконолог оказался прав. Воин забрал яйцо, но не причинил хвостороге вреда, — завершил Чарли.

«В самое темное время не забывайте обращаться к свету», — так говорил Дамблдор. И Тонкс верила. Она всегда любила огонь, а драконы – это огонь. Значит, Чарли тоже любил огонь.

— У нас все-таки есть что-то общее, — засыпая, пробормотала она.

— Спи, пухленыш, — он заботливо гладил ее по волосам, — а то других сказок я не знаю.

И она послушалась. Во сне можно ни о чем не думать.

Тонкс выписали через пару дней с условием соблюдения постельного режима. Но это же формальность. Она не могла больше сидеть без дела и тут же понеслась к камину. Не домой, нет – в «Нору». Наверняка она уже многое пропустила.

— Сюрприз!

— Мы обручились. Решили сыграть свадьбу летом.

Две фразы, произнесенные синхронно, утонули в гомоне радостных голосов. Тонкс понимала, что радовались за Билла с Флер, а ее и не заметили. В груди защемило.

Свадьба в разгар войны. Какая глупость!

И следом пришла другая мысль: Ремус бы на такое никогда не согласился. Нужно дождаться подходящего времени, а если оно не наступит, значит, не судьба. Ремус не понимал, что нужно жить здесь и сейчас. Одним днем. На войне по-другому не бывало, но это же Ремус. Сгусток вины и комплекса неполноценности. Ремус.

Чарли обнял Флер, а у Тонкс защипало в носу. Она почувствовала себя абсолютно несчастной, хотя не должна была. Радость за влюблённых друзей растворилась в осознании ущербности своих отношений. Будто Тонкс не нужна. Будто недостойна счастья. Будто Ремус ее стеснялся.

— Пухленыш, на помолвках принято радоваться. – Чарли возник из ниоткуда.

— Я и радуюсь.

Тонкс вздернула подбородок и поспешила поздравить сначала Билла, потом Флер. Для самоуничижения у нее будет время позже.

В «Норе» все буквально искрилось счастьем. Словно на улицам и не бродили Пожиратели.

Тонкс пыталась спрятаться в многолюдной комнате, чтобы не думать, и наткнулась взглядом на Грюма. Он все больше хмурился и втягивал голову в воротник пальто. Тонкс слишком хорошо знала это выражение лица. Грюм не хотел портить всем радость, но должен был.

Она отошла к стене, не желая быть в эпицентре бури. Молли наверняка начнет причитать, что у старого аврора нет ничего святого, а она мать, ей важнее дети. Вот только Грюм пытается спасти жизнь ее детям. По-своему, конечно, но это же Грюм.

Грозный Глаз откашлялся и вышел из тени.

— Надежный источник донес, что завтра Пожиратели нападут на одну из аптек Косой аллеи.

Тишину можно было резать ножом. Тонкс казалось, что ее саму замотали в кокон и поставили в угол. Не дышать, не думать, не говорить она была не в состоянии. Все замерли. Артур запнулся на полуслове, в глазах Молли блеснули слезы, Билл и Флер глупо переглядывались, как мешком пришибленные. Никто не ожидал такого «поздравления» Грюма. Ремус неловко оперся спиной о камин и выглядел до того виноватым, что Тонкс поняла, кто был надежным источником.

— Что будем делать? – спросил Чарли.

На него посмотрели, как на сумасшедшего. Как, «что делать»? А нужно ли? А что вообще будет, как, зачем и почему? Не обязательно быть легилиментом, чтобы прочитать это по лицам собравшихся.

А Тонкс почему-то стало смешно. Её окружали нелепые пародии на людей, растерянные и оттого смешные.

— Действовать, – для убедительности она еще и кивнула. – Предотвратить диверсию или по возможности минимизировать ущерб.

— Тебе нельзя, — неожиданно подал голос Ремус. – Не пущу.

— А я все равно пойду. – Её глаза зажглись воинственным огнем. – Я аврор, между прочим. Меня учили драться с темными магами.

— Ты только что из Мунго. — Ремус устало провел рукой по лицу, на секунду прикрыл глаза.

— И что? Палочку держать в состоянии, остальное неважно.

— Нет, Дора, и не проси, – Ремус был непреклонен. Нежный и ласковый Ремус сейчас как никогда был похож на оборотня. Опасный хищник, добивающийся своего во что бы то ни стало.

— Я пойду! – почти взвизгнула Тонкс, с вызовом вздернула подбородок.

— Семейная идиллия, — усмехнулся Чарли, и она взорвалась.

— Не лезь не в свое дело, Уизли!

— Так и не научилась молчать, когда нечего сказать.

— Эй, полегче на поворотах! — Грюм ударил палкой по полу. – Успокойтесь. Еще ничего не решили, куда вперед гиппогрифа несетесь?

— Даже не пытайся, она все равно пойдет. Хоть под Обороткой, хоть под Дезиллюминационным, — тихо, на грани слышимости сказал Чарли Ремусу, и она чуть не впервые в жизни с ним согласилась. Вот только почему Уизли это понимал, что она в любом случае не будет сидеть дома, а Ремус нет?

— В любом случае завтра жду всех на праздничный ужин по случаю помолвки Билла и Флер. – Молли была бы не Молли, если бы не закатила пир горой.

— Если вернемся, — себе под нос буркнул Грюм, но Тонкс услышала.

«Если вернемся», — повторила про себя. Искоса посмотрела на Ремуса. Нет, она пойдет, несмотря ни на что. Это ее работа.

* * *

Счастливые Билл и Флер сидели во главе стола и улыбались. Не сводили глаз друг с друга, держались за руки, целовались. Для них никого не было рядом.

Глаза в глаза, рука к руке.

Бредни про любовь, в которые девчонки обычно верили на первых курсах. Тонкс не верила, а сейчас завидовала. Она ведь хотела немногого. Иметь возможность обнять любимого при всех. Не скрываться по темным углам, хотя все и так всё знали. В пятнадцать это романтично, в двадцать четыре раздражало.

Ремус появился для приличия, с мученическим видом просидел полчаса и ушел. Дела у него срочные, как же. Боялся, что теперь и Тонкс заговорит о свадьбе. Она не заговорит, смелости не хватит услышать отказ.

— Тоже хочется? – Чарли оперся плечом о дверной косяк. Ему-то от кого прятаться? Тонкс пожала плечами. И так все понятно. – Люпин не так прост, как кажется?

Она молчала. С Чарли было комфортно. Каким бы невыносимым ни был иногда, он понимал.

— Странно это. Кто-то прямо сейчас хоронит своих детей, а у нас помолвка. Ирония, – в голосе Чарли слышалась горечь.

— Или судьба.

Тонкс задумчиво смотрела на смеющихся гостей.

— Почему вы с Люпином не женитесь?

— Обязательно топтаться по живому? – она мгновенно ощетинилась.

— Аврор Тонкс на изготовке. — Чарли горько усмехнулся. – Ты всегда и ото всех защищаешься.

— Тебе показалось.

— Это не вопрос, Тонкс. – На его слова она сморщилась, будто лимон съела. Неприятно кольнуло, что Чарли знал ее, возможно, даже лучше, чем Ремус. – С ним ты такая же?

Она не успела обдумать ответ. Слова сами сорвались с языка:

— Я всегда такая, как есть.

Ее трясло. То ли озноб, то ли нервы. Кожа покрылась мурашками, а волосы стали кипенно-белого цвета.

Один шаг – и Чарли обнял. Тонкс доверчиво прижалась к нему и закрыла глаза. Тепло, уютно. Дома.

— Тебе разве не положено пропивать брата или что-то в этом роде? – Она шмыгнула носом и попыталась отодвинуться, но Чарли только сильнее сжал в объятиях и поцеловал в макушку.

— С этой частью обязательной программы и без меня справятся.

Они молчали. Тонкс ни о чем не думала. Слушала стук сердца и грелась. Понимала, как они выглядели со стороны, но именно в этот момент было плевать. Радоваться за чужое счастье она не в настроении, у Ремуса неотложные дела, которых на самом деле нет, а Чарли… Чарли просто оказался в нужное время в нужном месте. Рядом с ней. А еще он теплый.

* * *

Тонкс прошлепала по холодному полу из ванной в спальню. Босая, с мокрыми волосами, задумчивая. В последнее время забыться не получалось. Она думала, думала, думала… Все время думала. О погибших, об искалеченных, об убитых. Сражаться за добро просто только в теории. На практике есть лишь секунда. Тик-так. Тик – и ты труп. Так – и ты убийца. Черное и белое, никаких оттенков.

Волосы закручивались в кудри. Тонкс это не нравилось, но сегодня было все равно.

Война ломала. Подстраивала под себя, лепила заново. Всё, что воспринималось раньше важным, отходило на второй план. Все ярче она понимала, что Орден мало отличался от Пожирателей. Разные идеалы, а люди одинаковые. Цель одна, методы тоже.

Смерть у всех одна. Если дыра в груди – ты умираешь. Если реакция есть – еще живешь. Грань между хорошим и плохим давно стерлась. Есть ты. И есть смерть. Остальное – твой выбор, еще чаще – дело случая. Бросишь заклинание раньше противника – победитель. Опоздаешь – проигравший.

После десятого трупа на своем счету она перестала считать. Так легче засыпать, проще просыпаться. Чистишь зубы, умываешься и знаешь, сегодня снова убивать или умирать. Сжигаешь душу, разрываешь сердце. Взмах палочкой решает все: сдохнуть в канаве или продлить агонию.

Рейды слились в сплошную череду черных дней с привкусом паленого мяса и смрадом разлагающихся тел. Единственное яркое пятно – кровь на асфальте от проломленной головы соперника.

У Пожирателей тоже есть любимые, семьи, друзья. Они также скорбят и ненавидят тех, кто забрал самое ценное. Все смешалось. Нет любви, нет добра, не осталось света. Есть борьба. Тонкс уже толком не помнила, за что сражалась. Она дралась, потому что была должна. Кому и за что, никто не спрашивал. Положа руку на сердце, она и не хотела знать.

Каждую ночь снились кошмары, в которых она умирала. А еще Ремус, Грюм, Молли, Артур, близнецы, Чарли, Гарри. Все умирали, а Волдеморт смеялся на их могилах, пил огневиски и танцевал джигу. Один и тот же повторяющийся сон, после которого она просыпалась еще более измотанной, чем когда засыпала.

Все превратилось в туннель. Замкнутый круг тьмы без выхода. Только призрачная надежда на то, что когда-нибудь все закончится, и, возможно, мир станет лучше.

А еще был Ремус, который заслонял от целого мира. Прижимал к себе, целовал в макушку. Пытался заслонить от себя самой. Тонкс медленно умирала и знала это.

Ремус обнял ее со спины и положил подбородок на плечо.

— Все будет хорошо, — три слова, ставшие привычным ритуалом. Мантрой, заменившей простое человеческое «Спокойной ночи».

— Когда?

— Когда-нибудь.

Тонкс даже не пыталась улыбнуться. Зачем? Все равно не получилось бы.

— Знаю, — одно слово, в которое давно перестала верить, но упрямо повторяла каждый вечер.

Они врали друг другу и понимали это. Обреченность. Нет хорошего и плохого, есть только боль. Общая на всех. Одинаковая для орденцев и Пожирателей.

— Давай поженимся, — шепчет Ремус и утыкается носом в плечо.

— Давай.

Вот так просто. Без свечей, цветов и клятв. На войне нет места романтике. В разодранной в клочья жизни было только ускользающее настоящее. Ремус наконец это понял. Тогда, когда Тонкс стало все равно.

* * *

Грюма нет. Два слова, безостановочно крутящиеся в голове. Почему она жива, а Грозный Глаз нет? Чем она лучше? Тонкс чувствовала, как ее обнимали, слышала, как что-то говорили, но ничего не понимала. Грюма больше нет — единственное, что было сейчас важно.

Ее куда-то увели, впихнули в руку стакан огневиски и почти силой заставили проглотить. Пили молча, не чокаясь. Каждый думал о своем. На месте Грюма мог быть каждый, а оказался он. Учитель, наставник, герой.

Тонкс не думала, она вспоминала.

Первый день в Аврорате, когда Грюм наорал на нее, назвал наивной идеалисткой и неуклюжей коровой.

Первый учебный рейд, когда он за шкирку вытащил Тонкс из-под проклятия.

Первый бой, когда именно он транспортировал ее в Мунго.

Учитель, который всегда был рядом и направлял. Кричал, ругался, надоедал занудством, но был самым любимым.

— Другого такого не будет, — прошептала, подняла бокал и одним махом выпила до дна.

Казалось, все понимали, что ей тяжелее остальных. Хотя Уизли больше беспокоил Джордж. Она бы поняла их, если бы не было все равно. Оторванное ухо – ничто по сравнению со смертью.

Ее снова куда-то вели, она не спрашивала. Непростительная беспечность. «Постоянная бдительность!» — говорил Грюм и дико вращал искусственным глазом. Тонкс шмыгнула носом. Он больше никогда этого не скажет. Так, как только он умел.

— Можешь реветь, здесь никто не услышит.

Она упрямо потрясла головой и попыталась вырваться, но Чарли держал крепко.

— Как ты убедил Ремуса?

— У него сейчас есть другие проблемы. В конце концов, Грюм был стратегическим центром, а не просто бывалым воякой.

Тонкс передернула плечами и отвернулась. Знала, что Грозный Глаз не хотел бы, чтобы его ученица ревела белугой, но она не такая сильная. Слишком эмоциональная, принимающая все близко к сердцу. Она держалась, только ради Грюма держалась. Чтобы так почтить его память. Странно, наверное, и даже глупо.

— Он умер в бою, как и хотел, — тихо обронил Чарли. Почти неслышно, но Тонкс этого хватило.

Она размазывала слезы по лицу, колотила Чарли кулаками в грудь.

— Ты не знал его! Не знал так, как я! Все считали его просто старым аврором-параноиком, а он очень тонко чувствовал! За каждого переживал! Держал внутри себя, чтобы не говорили, мол, обмяк и ни на что не годен! Марку держал! Никто его не знал. И не любил.

— Ты любила. — Чарли прижимал ее к себе, гладил по спине и шептал какие-то глупости. Будто это могло помочь, будто что-то бы исправило.

— Без него мы обречены.

— Не говори так, — он поцеловал ее в макушку. — Битва продолжается, пока жив хотя бы один из нас. Мы справимся.

Она хотела возразить, но не стала. Зачем спорить? Она опустошена. Нужно идти к другим, о чем-то разговаривать, что-то решать. Совсем скоро её свадьба, на которой нужно будет улыбаться и радоваться, поздравлять, принимать запоздалые поздравления. Нужно быть собой, но Тонкс сломалась. Она чувствовала себя заводной игрушкой, у которой совсем скоро сядет заряд.

От этого вечера Тонкс ожидала, чего угодно, но не смерти Грюма. И не утешающего ее Чарли.

«Смерть забирает лучших из нас», — как-то обронил Грюм за бокалом огневиски после одного из тяжелых рейдов.

— И до тебя добралась, — вытирая последние слезы, прошептала она.

Пожалуй, впервые Тонкс с такой ясностью осознала, что за окнами шла война. Когда умирали лучшие, надежду затмевали страх и неуверенность. Во что верить, если самые сильные уходили? Чего ждать, и есть ли смысл надеяться? Безысходность отравляла воздух вокруг.

Суета раздражала. Мужчины ставили шатер, женщины восхищались Флер и нарезали закуски. Тонкс чувствовала себя не у дел. К посуде даже не подходила, все равно разобьет. Слушать охи-ахи Флер хотелось еще меньше.

Тонкс была далека от романтической шелухи вроде того, что каждая девочка мечтает о пышной свадьбе. Они с Ремусом сказали друг другу «да» в Министерстве при паре свидетелей. Менее радостным и счастливым день от этого не стал. Остальное лишь антураж. Главное, чтобы человек был тот самый.

— О, ты тоже чувствуешь себя лишней на этом празднике жизни?

Слова не вязались с внешним видом Чарли. Спокойный, расслабленный, с улыбкой на губах.

— Что тебя так забавляет? – Тонкс нахмурила брови.

— Странно все это, — он развел руками, будто пытался охватить все и сразу: поле, дом, семью. – Вчера похороны, сегодня свадьба. Наверное, хорошо, что люди не отчаиваются, празднуют несмотря ни на что. Это ведь совсем не обязательно: куча гостей, огромный стол, вино рекой. Свадьба – ритуал для двоих. День, когда они становятся единым целым…

— Для этого не нужны гости и свечи, — закончила за Чарли Тонкс. – У нас так и было.

— Как ты и мечтала.

1990 год

Они лежали на самом верху квиддичной трибуны и смотрели на звезды. Тонкс искала созвездие Ориона, а Чарли смеялся. Они сбежали с астрономии и ничуть не жалели.

— Не думаю, что звезды хотят, чтобы их читали, — высокопарно пропищала Тонкс, поддев пальцем несуществующие очки.

— А чего они, по-твоему, хотят? – Чарли закинул руки за голову и сладко зевал.

— Светить, — Тонкс пожала плечами и оперлась спиной о скамейку. – Это же так романтично — наблюдать, как влюбленные держатся за руки и смотрят на звезды.

— Тьфу, Тонкс, романов любовных объелась. — Чарли фыркнул и даже улыбаться перестал. Циничная сволочь!

— При чем тут романы, ну? Любовь – она вообще для двоих. Без пафоса и громких слов. Просто вдвоем против всего мира. – Она смотрела на небо и щурилась. – Знаешь, если я когда-нибудь выйду замуж, то на свадьбу никого не позову. Разве что маму с папой.

— А меня?

— Если за тебя буду выходить, то позову.

Тонкс прыснула, увидев, как вытянулась лицо Чарли. Даже со скамьи чуть не упал. Индюк напыщенный.

— А если не за меня?

Она пожала плечами и отвернулась.

— Зачем? Ты будешь кем-то вроде бывшего на свадьбе. Плохая примета.

— Эй, мы даже не встречаемся.

Его голос казался возмущенным, но Тонкс слышала усмешку. В этом-то и проблема. Они были просто друзьями, а ей хотелось большего. Слишком сильно и давно хотелось.

— Я бы тоже никого не позвал, — невзначай обронил он. – Когда растешь в большой семье, уединение – это роскошь.

— Только поэтому?

— Еще я эгоист и ни с кем не хочу делиться счастьем.

Он поднялся и протянул ей руку:

— Пора.

Тонкс насупилась и подскочила.

— Я тебе не цаца какая-нибудь, чтобы так любезничал.

— Ты же девушка.

— Ну и что! – вскинулась Тонкс и почти побежала к замку. Какой же бесчувственный баран этот Уизли!

* * *

Для Тонкс беременность стала испытанием на прочность. Все страхи и сомнения Ремуса ожили с новой силой. Ей приходилось пробиваться сквозь броню неверия и отрицания. Каждый день, раз за разом. А Ремус… Ремус вел себя как ребенок.

— Да как же ты не понимаешь, вы в опасности из-за меня! – в очередной раз кричал Ремус – кулаки сжаты, ноздри раздувались. И Тонкс должно быть страшно, но она слишком устала от его непробиваемой уверенности в собственной ущербности.

— А без тебя, значит, все будет хорошо? Проблемы решатся сами собой. И для малыша никакого риска, и для меня? – Тонкс шипела, как кошка, которой отдавили хвост. – Стоит тебе уйти, и он наверняка не родится оборотнем, да? Пожиратели совершенно точно не нападут на наш дом, зная, что ты убежал, поджав хвост? Ты правда так думаешь?

Волосы иголками торчали в разные стороны, ногти впились глубоко в ладони. Ей хотелось, чтобы Ремус, наконец, понял. Стихийная магия внутри бурлила, требовала выхода.

— Дора, ты еще так молода, многого не понимаешь… — Ремус устало плюхнулся в кресло и закрыл лицо руками. – Ребенок – это такая ответственность.

Перед глазами пелена. Все рухнуло. Тонкс вцепилась в спинку дивана, лишь бы не упасть. Тошнота подкатила резко, как и всегда. Но беременность здесь ни при чем.

— Уходи.

Казалось, небо разрезали молнии. Низ живота свело от резкой боли. Ничего, она справится.

Ремус резко вскинул голову. Взгляд испуганный, неверящий, но вместе с тем умоляющий.

— Уходи и не приближайся ни ко мне, ни к ребенку, если действительно веришь во все, что только что сказал.

Он не верил. Он не мог верить в этот сюрреалистичный бред, реальность, вывернутую наизнанку. Ремус сделал к ней шаг, второй, третий… А потом взял и аппарировал. Прощальное «прости» растворилось в воздухе.

Она опустилась на пол, не задумываясь, что уже осень и на улице холодно. Тонкс отказывалась верить, что Ремус, ласковый и заботливый Ремус, ушел. Оставил ее наедине с багажом ответственности за малыша. Как будто она не боялась, что ребенок родится с геном оборотня. Как будто она не знала, что уж кто-кто, а Беллатрикс постарается стереть Тонкс с лица земли – позор рода, как же! Как будто она не понимала, что рожать сейчас не время.

Да, они не планировали, но это случилось. Чудо новой жизни, о которой Тонкс и помыслить не могла. И что теперь, отказаться? Пустить низзлу под хвост? Никогда! Она вырастит ребенка сама, если Ремусу так страшно, а когда малыш станет достаточно взрослым, расскажет об отце. Тонкс не будет на него давить. Маленький сам решит, как относиться к поступку отца. Со временем он наверняка поймет. А может, Ремус еще и вернется.

Тонкс уткнулась носом в колени и закрыла глаза. Зачем, зачем Ремус это делал? Война и так их уже многого лишила, ни к чему ей помогать.

Наверное, она задремала. Когда чьи-то руки подняли ее, собственное тело показалось чужим. Мышцы затекли, поясницу ломило, а рук она вообще не чувствовала.

— Я больной старый идиот, который не понимает своего счастья. – Лихорадочный шепот обжигал шею. – Я всегда буду рядом. Слышишь? Всегда. В горе и радости, болезни и здравии, как и обещал.

Тонкс зажмурилась. Она боялась, что, открыв глаза, не увидит Ремуса. Только сильнее прижалась и всхлипнула.

Его тело было сильным и теплым. Похоже, это не иллюзия, и не сон. Это правда Ремус.

— И ни в один рейд больше не отпущу. Теперь ты только жена и мама.

Тонкс послушно кивала и целовала его, куда только могла дотянуться. Сейчас она была согласна на что угодно. Он здесь, он рядом, он все-таки вернулся.

* * *

Тонкс была убеждена, что материнство – это не ее, ровно до той секунды, пока не взяла своего мальчика на руки. Маленький комок теплой плоти, плачущий и кричащий на все лады. И как только он схватил ее палец своим крохотным кулачком, поняла, что жила именно ради этого момента.

Ремус вытирал ей слезы, а Тедди уже не один раз поменял цвет волос.

— Он унаследовал твой дар. — Ремус нежно улыбался и прижимал к себе Тонкс с ребенком.

— И не унаследовал ваш, — доктор из приемного отделения похлопал Ремуса по плечу. – Совершенно здоровый метаморфомаг без каких-либо отклонений. Поздравляю, родители.

* * *

Месяц безграничного счастья. Она дождалась: Ремус рядом, с малышом все в порядке, можно выдохнуть. Тонкс знала, что тучи сгущались. Чувствовала, решающая схватка будет совсем скоро, но отгоняла тревожные мысли подальше. Неужели она не заслужила крупицу счастья посреди хаоса войны?

Ровно месяц заслужила.

Ей не нужно было говорить, она все поняла по напряженной спине и тонким губам мужа. Не стала держать – глупо. Он все равно пойдет, она бы и сама пошла, но Тедди…

Ремус исчез во всполохах зеленого пламени. Не поцеловал, не обнял. Тонкс знала, что он не хотел прощаться. Верил, что сможет вернуться.

Секунды превращались в вечность, она не находила места. Тед в кровати тихо канючил, но Тонкс была слишком взвинченна, чтобы брать его на руки. Боялась уронить, слишком крепко прижать к себе, боялась забыться.

— Дора.

Обеспокоенный голос матери вывел ее из транса. Пустой взгляд, непонятого цвета волосы, судорожно сжимающие брюки руки.

— Он ушел.

Андромеда просто обняла ее, погладила по голове. Слова не помогут, когда муж пошел на смерть.

Тонкс разрывало на две части.

Она должна быть здесь – и должна быть там.

Она не имела права бросить сына – и не могла оставить мужа одного.

Она должна… Ей нужно… Как медленно идет время.

Тик-так. Прошли жалких пара секунд.

Кап-кап. На кухне снова потек кран?

Дин-дон. Она раньше не обращала внимания, как громко часы отбивают время.

— Иди.

Тонкс не сразу поняла, что имела в виду мать. Подняла затравленный взгляд на Андромеду и покачала головой.

— Сейчас ты нужна ему больше, чем Тедди, — сказала, как отрезала мама.

— А если…

— Вы вернетесь.

Непоколебимый голос Андромеды вселял уверенность. Тонкс тут же аппарировала. Как и Ремус, она не хотела прощаться.

Тонкс была уверена: они оба вернутся. По-другому и быть не могло.

* * *

— Ремус! Ремус!

Она бежала, почти не останавливаясь. Нужно было найти Ремуса. Чтобы он знал, что она рядом. Она пришла. Она не бросила его.

— Дора, что ты здесь делаешь? – У него безумные глаза, и плащ порван.

— Тедди с мамой, я не могла не прийти.

Тонкс думала, что он будет кричать и ругаться, но вместо этого Ремус порывисто ее обнял и зашептал какую-то околесицу про «люблю» и «не стоило».

Она схватила его за руку и потащила в глубину замка. Пожиратели будут здесь совсем скоро. Нужно организовать оборону.

Реальность вертелась водоворотом. Вспышки заклинаний, лица, крики. Хогвартс рушился, но никто этого не замечал – некогда. Тонкс казалась, что танцует танго со смертью. Она крутилась как юла, по возможности прикрывая Ремуса. В конце концов, кто из них дипломированный аврор?

На острие палочки сосредоточилась жизнь — своя и чужая. В крови бурлил адреналин, да так, что дышать было трудно. Грохот от шагов великанов отдавался по полу, но Тонкс не могла позволить себе потерять концентрацию.

Один, два, три, четыре. Зрение выхватило мечущуюся фигуру на лестнице. Гарри?

Пять, шесть, семь, восемь. Замок пошатнулся; оглушительный рев рвал барабанные перепонки.

Девять, десять, одиннадцать, двенадцать. Кто-то попал Бомбардой в стену рядом, Тонкс упала, палочка отлетела на пару метров.

«Отдайте мне Гарри Поттера и будете живы», — змеиный шелест ужасом отдался в каждой клетке тела.

Он здесь, Гарри здесь. Это и вправду последняя битва.

Нужно рисковать. Все или ничего. Сейчас идти только ва-банк. Если выигрывать, только с фанфарами. Проигрывать… тогда все равно все умрут: и она, и Ремус, и Тед. Лучше смерть, чем существование при «дворе» рептилии.

Она оглянулась, но не увидела Ремуса. Где он? Страх накрыл с головой.

— Ремус! Ремус!

И все заново. Тонкс мчалась по замку, не видя ничего. Искала только родное лицо и напряженную спину. И он снова выхватил ее из толпы. Порывисто прижал к себе и взял за руку.

— Не отходи от меня ни на шаг!..

— Племяшка со своим отребьем!

Звериный оскал Беллы не оставлял иллюзий. Она пришла убить. Черта с два Тонкс ей это позволит! Беллу держала на этом свете только преданность Волдеморту, Тонкс – любовь к мужу и сыну. У Лестрейндж нет шансов.

Тонкс видела краем глаза, как к Ремусу подкрадывался Долохов. Она понимала, это будет схватка за жизнь. Либо их, либо они. Для Беллы Блэк это дело чести, как и для Доры Люпин.

Палочки плясали в руках как заведенные. Продолжения своих хозяев, они чувствовали ненависть и желание убить. Заклятия выходили максимально сильными.

— Круцио!

— Петрификус Тоталус!

— Каэцитас!

— Экспеллиармус!

— Мортиферум!

— Бомбарда!

Подножие лестницы разнесло вдребезги. Ремус оглянулся, чтобы проверить, все ли с Тонкс в порядке, а она только успела вскрикнуть. На его лице так и остался испуг. Долохов победоносно ухмылялся, а Белла со счастливой улыбкой уже начала говорить:

— Авада…

— Чтоб ты сдохла!

Тонкс и в голову не пришло защищаться. Она не понимала, не верила в реальность происходящего. Не вспомнила о маленьком сыне. Смерть Ремуса на секунду заслонила все. И когда она попыталась отпрыгнуть, было уже поздно. Брошенное «Инсендио» только подпалило плащ Беллатрикс, Тонкс упала рядом с мужем.

Умирать не больно. Больно тем, кто остается скорбеть.

* * *

Даже в смерти они вместе. Наверно, так и должно быть, но от этой мысли легче не становится.

Мама утирает слезы, но держится ради Джинни. Та рыдает в три ручья, прижимаясь к Гарри. Ищет поддержку, наивная, не замечая, как судорожно Поттер сжимает кулаки. Последний из друзей его родителей умер. Последняя битва забрала у него память о прошлом. Похоже, никто этого не замечает. Принимают как данность: раз Поттер выжил, выдержит все. А ему сейчас куда нужнее поддержка, чем даже маленькому Теду.

Тедди маленький. Не понимает, что хоронит родителей. Цепляется маленькими ручками за Андромеду и хлопает ресницами. Столько незнакомых людей, сырой воздух и какие-то дядя с тетей в деревянных коробках. Твои родители умерли за мир, малыш. Когда-нибудь тебе об этом расскажут.

Андромеда держится до последнего. В глазах блестят слезы, но она прижимает к себе Тедди и смотрит куда-то поверх гроба. Из всей семьи у нее остался только внук. Вот что значит сила духа. Урожденная Блэк. Я смотрю, как она шепчет что-то на ухо Тедди, гладит его по меняющим цвет волосам, и восхищаюсь. Подхожу ближе.

Никто, кроме Андромеды, не обращает на меня внимания. Все поглощены своими мыслями.

— Я не должна была ее отпускать, — горько роняет миссис Тонкс. Не знаю, обращается она к себе или просит так прощения у Тедди. Быть может, говорит это мне.

— Она бы все равно не смогла усидеть дома, — отвечаю я. В конце концов, какая разница, кому она это говорила.

— Не смогла, — эхом повторяет Андромеда, и я ободряюще сжимаю ее плечо. Она справится. Тедди ей поможет.

1991 год

— После Хогвартса подамся в авроры. Людей буду спасать. — Тонкс вздернула подбородок и лукаво подмигнула Чарли.

— Это опасно.

— Драконы тоже опасные, но ты же собираешься с ними работать. – Она возмущенно фыркнула и сложила руки на груди.

— Я же мальчик.

— Ну и что! – Перед Чарли стоял атлетически сложенный парень и нахально ухмылялся. – А тебе слабо?

— Слабо. — Чарли схватил ее за руку и прижал к себе. Тонкс снова стала собой.

— Меня никто не сможет остановить. Никогда.

Чарли поцеловал ее в нос и стиснул в объятиях.

* * *

— Если она чего-то хотела, то непременно добивалась этого, — задумчиво говорю Андромеде и снова отхожу в сторону.

Когда-то я уехал, чтобы не мешать ей найти свою дорогу. Вместе мы бы быть могли, а порознь, но рядом не смогли найти свою дорогу. У Тонкс в этой жизни было все: работа, о которой мечтала, муж, которого добилась, сын, который будет гордиться родителями.

В ее жизни для меня места не было.

Моя жизнь была только для нее.

Все медленно расходятся, а я все стою. Смотрю на умиротворенное лицо Тонкс и понимаю, что вряд ли теперь вернусь в Британию. Каждый вдох будет напоминать о смешливой девчушке с розовыми волосами и милыми веснушками.

— Я молчал, когда нужно было говорить. Ты сделала правильный выбор.

Аппарирую сразу, пока не передумал. Так будет легче для всех. Я эгоист и не хочу делиться горем даже с родными.

Последнее, что я вижу — улыбающегося Тедди. На мгновение кажется, что это Дора, но только на секунду. Ее больше нет, и мне нужно как-то с этим жить.