Взгляд наискосок (Harry Potter and the things that could have happened) (джен)

Гермиона Грейнджер была готова взорваться от возмущения. Неделя шла за неделей, а Гарри продолжал игнорировать её и Рона. Наконец ей надоело. Что с ним такое, удивлялась она. Не злится же он до сих пор на то, что они летом не могли писать ему ничего конкретного. Она извинилась, он принял... Или сделал вид? Проблема была в том, что с тех пор он ужасно отдалился и от неё, и даже от Рона. А после начала школы он перестал зависать с ними, и кроме как во время общих уроков она даже не знала, где он. В классах она не могла с ним поговорить из-за его отказа садиться с ней или Роном. Наверняка он пользовался мантией-невидимкой, мгновенно исчезая после каждого урока.

Она не видела его в гостиной, и даже в спальне он почти не появлялся. В редкие моменты присутствия Гарри игнорировал Рона или отшивал все попытки друга завести разговор.

Наконец она догадалась, что только на одном занятии она может безнаказанно зацепить его. Удивительно, как она раньше не догадалась? Бинсу всё равно, что происходит в почти полностью дремлющем классе.

В нетерпении она дожидалась урока истории магии, который по счастью оказался прямо перед обеденным перерывом. За пять минут до окончания она прихватила книги и немедленно отправилась на заднюю парту, где сидел Гарри.

— Нам надо поговорить, — почти прорычала она, вцепившись в его руку.

Гарри посмотрел на неё с удивлением и подозрением. Похоже, он прикидывал возможности сбежать, но потом смирился.

— Хорошо. Сейчас? Или соизволишь дождаться перерыва?

Гермиона слегка зарумянилась, когда поняла, что все, кто не спал, уставились на неё. Она быстро села и покрепче вцепилась в руку друга. Вдруг сбежит?

Медленно, мучительно медленно текли последние минуты. Наконец урок закончился, и учащиеся устремились наружу. С Гарри стоило поговорить сначала один на один, без давления, и она отмахнулась от попытавшегося присесть к ним Рона. Тот кивнул и ушёл. Они остались одни, если не принимать во внимание призрак, который в свою очередь совершенно не обращал на них внимания.

— И? — спросил Гарри, аккуратно высвободив руку. — О чём ты хотела поговорить?

Она зарычала. Вот это наглость! Как будто он не понимает. Да как он... Она заставила себя успокоиться.

— Ты прекрасно знаешь, о чём я хочу поговорить. Сколько ты ещё будешь злиться на меня и Рона? Наших извинений тебе мало? Что ещё...

— Но я не злюсь на вас, — прервал её Гарри.

— Что!? — крикнула Гермиона. — Тогда почему? Почему ты нас избегаешь?

— Не уверен, что ты поймёшь, — вздохнул и нахмурился он. — Мне приходится.

— Почему?

— Дамблдор. Я думаю...

— Что!? Причём здесь Дамблдор?

— Он попросил вас ничего мне не писать в письмах летом, так? Ты думала, почему он так сделал?

— Он сказал, что это небезопасно. Сов можно перехватить. Ты знаешь...

— Прекрасно знаю. Я ещё не забыл, как это делал Добби. Но ведь вы послали мне поздравления и подарки на день рождения. Их же тоже можно перехватить, проклясть или отравить. Тебе в голову такое не приходило после четырёх лет в волшебном мире и собственного опыта с письмами ненависти зимой, после статьи Скитер? Понятно, на мою жизнь плевать, главное — не сообщить мне ничего существенного. Очевидно, слишком тупое умозаключение для великих умов. Ладно, проехали. Вопрос в другом. За домом следили и охраняли. Те самые, кто постоянно толклись в штаб-квартире, где ты жила в это время. Хочешь сказать, что для любого из них передать письмо было смертельно опасно? Каждый божий день болтаться около дома и не выкроить момента сунуть письмо в ящик?

Рот Гермионы раскрылся в изумлении. Почему никто не предложил такого простого решения?

— Может быть он боялся, что они прочитают? — ей самой было стыдно за жалкую попытку оправдания.

— Угу, — фыркнул Гарри. — Дамблдор доверял им охранять меня, но не доверял передать письмо. Что такого секретного ты могла написать, чего они уже не знали?

— Я-я... — зависла Гермиона.

— Забудь. Предположим на секунду, что он действительно беспокоился об этом. Есть некая, известная только тебе, суперсекретная информация, которую ни под каким видом нельзя доверить обычному члену Ордена. Просто предположим истинность моих слов. А теперь скажи мне, ты что-то об этой штуке знаешь? — Гарри достал и придвинул к ней старый потрёпанный кусок пергамента.

— Это твоя карта, — смена темы сбила её с толку. — При чём тут она?

— Скажи, Гермиона, что делает эта карта?

Она едва сдержала возмущение от снисходительного тона вопроса.

— Показывает карту Хогвартса и людей в нём, конечно, — сухо выдала она.

— Правда? — фальшиво изумился Гарри. — Но здесь совершенно пусто. — Он развернул пергамент и продемонстрировал обе стороны.

— Сам прекрасно знаешь, что сначала надо сказать пароль, — процедила она.

— Чрезвычайно интересно, — протянул Гарри. — Ты намекаешь, что есть чары, которые заставляют пергамент выглядеть пустым до произнесения пароля? Ух ты! Тебе не кажется, что это очень полезные чары?

Гермиона побледнела, уловив намёк.

— Но... Но я ещё не выучила их, и школьные каникулы — колдовать нельзя было.

— Да. конечно. Какая жалость, что не было никого из взрослых, чтобы попросить помочь. Только подумать, были бы доступны те, кто эту карту сделал, ты была бы счастлива написать все письма, которые хотела. Но нет, похоже не жили в одном с тобой доме пара создателей этой карты. Как досадно и прискорбно, — Гарри с укором покачал головой и жалостливо пошмыгал носом.

— Но пусть так оно было, — продолжил он. — Тем не менее, я уверен, что авроры знают подобные чары. Возможность передавать сообщения в тайне от противника весьма полезна. Но конечно же авроров вокруг не было. А может Кингсли, Хмури и Тонкс просто слишком некомпетентны и неумелы, чтобы использовать подобные чары? Да, наверняка так.

— Прекрасно, мы облажались. Никто из нас не додумался. И когда же ты посчитаешь наказание достаточным? Мы уже почти месяц в школе, Гарри. Сколько ещё времени ты будешь злиться на меня и Рона? — взмолилась Гермиона.

— Но я не злюсь на вас. Я вроде уже говорил? Пока мне просто нужно держать дистанцию, — смягчил тон Гарри.

— Но почему?

— Дело в том... Я злился, ты помнишь. Но очень быстро успокоился. Как ты сказала, Дамблдор попросил ничего мне не сообщать, и, понятное дело, отказать ты не могла. Я на Дамблдора злился больше. Он... Он действительно умудрился достать меня по-крупному. Со всем этим “Ничего не говорить” и отказами встречаться после суда. На некоторое время я уверился, что ему нельзя доверять. Но потом вспомнил...

— Что?

— Ты доверяла ему. Доверяла настолько, что рискнула дружбой и подчинилась его приказам несмотря на то, что знала, насколько это расстроит меня. Ты умнейшая личность из известных мне, и если ты ему доверяешь... То, по-видимому, мне надо ещё раз всё обдумать. Так я и сделал после суда, и пришёл к некоторым выводам...

Гермиона молчала, ей в голову не приходило никаких идей, какие причины могли заставить Гарри отдалиться от лучших друзей. Гарри судя по всему подмывало озвучить свои мысли.

— Если все доверяют Дамблдору, то...

— Конечно, все доверяют ему. Он — Альбус Дамблдор. Если не доверять ему...

— Да, конечно, в этом вся суть, и, очевидно, мне тоже надо доверять ему. Но я уже объяснил, что нет совершенно никаких причин приказывать тебе ничего мне не говорить. Тогда каковы его возможные резоны, если есть множество путей безопасно поддерживать переписку со мной? Что за причина? Думаешь, он мне не доверяет?

— ЧТО!? Конечно, нет! Ни в малейшей степени! Откуда у тебя такие мысли?

— Точно так. Но если он доверяет мне, то почему препятствует людям рассказывать мне, что происходит. Ты знала, что я рассержусь. Ты им говорила, что это меня расстроит. Так что вряд ли он не знал, как я буду реагировать.

— Да, но... Но должна же быть причина.

— Знаешь, что интересно в Дамблдоре? Это не одна черта, как я понял. Во-первых, он никогда ничего не говорит заранее. О, он готов объяснять, но только уже свершившийся факт. Никогда он не говорил просто — Гарри, ты должен сделать вот это. По крайней мере мне. Нет, он обычно роняет пару-тройку намёков то тут, то там, но не более, чем необходимо, чтобы подтолкнуть тебя в нужном ему направлении. Поэтому надо спрашивать себя, что он делает и чего действительно хочет. Давай посмотрим, что случится, когда я обнаружу утаивание моими друзьями необходимых сведений?

— Ты рассердишься и расстроишься, но...

— Но ведь у него нет никаких причин сердить меня? Или ты думаешь он наслаждается моим разочарованием? Даже не смешно, мы говорим об Альбусе Дамблдоре, а не о Томе Риддле. Присмотрись повнимательнее и вспомни, что он любит продумывать всё на десять или двадцать шагов вперёд. Я также понял, что в его просьбе вообще отсутствует видимый смысл. Какая разница, когда ты расскажешь что-то секретное — в письме летом или лично, через месяц-другой, если я всё равно ничего не смогу сделать по этому поводу? Я на самом деле рассердился на друзей, и это единственный реальный результат. Он вбил клин между нами, между мной и двумя самыми близкими моими друзьями. Что если он хотел, чтобы я отказался от дружбы? А теперь спроси себя, по какой причине ему пришлось пойти на такое?

— Нет, ничего разумного в голову не приходит.

— Хммммм. Нет, не совсем. Могут быть несколько причин. Первая и очевидная, что он не доверяет вам двоим. Да, Рон показал себя не слишком надёжным товарищем, судя по его действиям в прошлом году. Но ты, помилуй боже, сама мысль, что ты не заслуживаешь доверия, смехотворна.

Гермиона покраснела от его слов. Заслуженная похвала друга согрела душу.

— Поэтому мы отбросим эту причину. Потом мне в голову пришло, что он подталкивает меня к большей самостоятельности. К независимости. Давай взглянем правде в глаза, Гермиона. Я слишком зависел от тебя. Слишком глубоко и слишком во многом. Возможно, он попытался поправить ситуацию, отдалив нас. В этом есть логика. Кстати, она же объясняет почему он тоже избегает меня. Все остальные возможные причины даже не стоят упоминания.

— А что насчёт Рона?

— Не уверен, — пожал плечами Гарри. — Может быть он посчитал, что я слишком сильно сачкую вместе с ним. Вот не стало болтовни о квиддиче и шахмат, и гораздо легче стало учиться. В-общем, это главная причина, почему я избегаю вас двоих.

— Совершенная нелепость! — взорвалась Гермиона. — Ты избегаешь нас только... Просто вообразив, что Дамблдор не хочет нашей дружбы. Просто бред какой-то. Но даже пусть желание Дамблдора — правда, пусть я ни в малейшей степени в это не верю, почему ты должен жить по его указке?

— А почему ты его послушалась и даже не стала пытаться найти способ что-то существенное написать мне? Он всего-то хренов директор школы, а не бог. Ты с лёгкостью могла послать его куда подальше со всеми его заморочками — нет у него никаких прав диктовать тебе, что делать и чего не делать во время каникул. Почему я обязан простить тебя за послушание ему и не позволять себе самому прислушиваться к его намёкам? Я взял пример с тебя. Ты-то не сомневалась, что приведя мне в качестве причины своего отказа от дружеского поведения просьбу Дамблдора, ты получишь моё полное понимание. Получила. Всё, что ты видишь — твоё отражение в зеркале.

— Н-н-но... Но... Можно же найти способ, — взмолилась Гермиона. — Ты не можешь полностью отрезать меня и Рона, просто потому...

— Гермиона, — мягко сказал Гарри, взяв её руки в свои, — постарайся понять. Волдеморт всё пытается и пытается убить меня. Ты точно знаешь, сколько раз. Я... Я — просто Гарри, ничем не выдающийся ученик Ховартса. Я не супергений, кто может придумать тысячу и один способ без проблем повоевать с ним. И не сверхмогучая инкарнация Мерлина, чтобы победить одним движением палочки и экспелармусом. Рано или поздно моё везение закончится. Мой шанс... Мой единственный шанс выжить связан только с Дамблдором. Единственным известным нам человеком, который реально победил тёмного лорда. И единственным, кого боится Волдеморт. Только он может мне помочь.

— Значит, ты готов распрощаться с нашей дружбой. Вот так запросто? — глаза Гермионы заблестели от сдерживаемых слёз.

— Ох, Гермиона, — сказал Гарри с грустью в голосе. — Ты же знаешь, как жутко я по тебе скучаю. Невероятно странно находиться в Ховартсе и не болтаться с вами рядом. Но я должен. Хочется верить, что наша дружба достаточно крепка, чтобы пережить временную непогоду. А если я не прав... И она не переживёт, тогда... Тогда может быть и не было настоящей дружбы. В любом случае, вряд ли это будет иметь значение в будущем.

— Ты ошибаешься. Наверняка. Я собираюсь найти Дамблдора и поговорить с ним. Он скажет тебе, что ты не прав, — в голосе Гермионы звучала полнейшая убеждённость.

— Гермиона, — вздохнул и покачал головой Гарри на наивность подруги. — Очевидно, он не признается ни в чём, выдаст тебе несколько банальностей, погладит по головке и отправит восвояси, как только ты успокоишься. Он даже скажет мне, что я неправ, если ты его достанешь. Что совершенно не будет означать, что я неправ.

Гарри отпустил её руки и встал.

— Если не возражаешь, пойдём обедать. Времени у нас только чтобы успеть чего-то перехватить на лету.

По дороге в большой зал Гарри то и дело посматривал на неё.

— Можешь... Сделай мне одолжение — объясни Рону. Сам я всё испорчу, ты же знаешь его. Он обозлится, начнёт орать, я рассержусь в ответ и... Вдруг от тебя он воспримет всё спокойнее.

— Хорошо, — очень тихо сказала Гермиона. Смотрелась она усталой и удручённой.

— Спасибо... Да ладно тебе кукситься. Взбодрись. Твои оценки точно станут лучше, пусть я и не уверен, что такое возможно. Не надо тратить время на помощь мне, а у нас, как ты помнишь, СОВы в конце года. Тебе лучше сосредоточится на учёбе, чем вляпываться во все те заморочки, куда меня непременно рано или поздно затянет.

— Да, конечно, мне не о чем больше беспокоится? Только оценки? — взорвалась Гермиона. — Знаешь что, Поттер. Можешь просто.. Просто отвали и оставь меня в покое. Я тебе не нужна рядом. Ладно... Я тоже не желаю тебя видеть рядом с собой! — Проорала она и рванулась вперёд.

— Хм-м-м, а неплохо получилось, — пробормотал Гарри, наблюдая, как лучший друг убегает прочь от него.