Кажется, это начало прекрасной дружбы (джен)

Вот уже четыре месяца с самого начала учебного года первокурсник Питер Петтигрю мечтал уехать домой. Школа, где он учился, была огромным волшебным замком и пугала своими бесконечными потолками, строгими статуями, двигающимися лестницами и привидениями. По правде говоря, школьные призраки не причинили Питеру никакого вреда и даже наоборот всегда помогали найти дорогу, он до сих пор не смог разобраться в запутанных коридорах и постоянно терялся. И тем не менее всякий раз, когда полупрозрачные силуэты мелькали рядом, по его спине пробегал противный холодок.

Мальчик понимал, что он колдун, а значит Школа чародейства и волшебства Хогвартс — самое лучше место для него, но… Он отчаянно хотел домой и даже просил родителей забрать его отсюда. На его просьбы отец неизменно отвечал, что все будет хорошо, он скоро привыкнет, найдет себе друзей и перестанет скучать по дому.

Может, подружись Питер с однокурсниками, ему бы не было так тоскливо. Во всяком случае, вдвоем бродить по школе не так страшно. Но с Петтигрю никто не хотел дружить. Трудно сказать, в чем была причина. Может, во всем следовало винить нелепый вид Питера — он был полноватым, светловолосым, с круглой головой и нелепо торчащими ушами; или его неспособность добиться больших успехов в колдовстве… Или все дело в обычной застенчивости. За свою жизнь он мало общался с другими детьми. До самой школы его лучшим другом и товарищем была мама. Она же учила его чтению, письму, счету и первым заклинаниям.

Но сам он думал, что друзей у него нет из-за его трусости. Распределяющая шляпа отправила его в Гриффиндор – факультет храбрецов, чем не мало удивила Питера. Декан МакГонагалл объяснила, что не все люди рождаются храбрецами, но Шляпа увидела в глубине души Петтигрю те качества, которые помогут ему стать смелее. Для этого придется приложить много усилий. Но как Питер ни старался, он так и не смог найти в себе никаких таких гриффиндорских качеств.

Вот Джеймс Поттер и Сириус Блэк – настоящие храбрецы, ничего не боятся. Они на двоих получили уже больше взысканий и штрафов, чем все остальные первокурсники вместе взятые. Неуверенный и неуклюжий Питер больше всего в жизни хотел походить на этих двоих. Хотя бы самую малость, чтобы не боятся призраков и школьного завхоза. А пока он чувствовал себя не гордым львом, красующимся на гербе факультета, а маленькой трусливой мышкой.

Вот почему Петтигрю с таким нетерпением ждал зимних каникул, но за две недели до Рождества пришло письмо от матери. Она сообщала, что его младший братик подхватил корь, и просила сына на каникулы остаться в школе.

Дочитав письмо, Питер не выдержал и заплакал. Он сидел в гриффиндорской гостиной, рассудительная часть его натуры настойчиво твердила, что нельзя расклеиваться при всех, иначе однокурсники изведут его насмешками. Но ему стало себя жалко, слезы брызнули из глаз, и остановить этот поток он уже не мог. И да, потом его до самых каникул дразнили плаксой-ваксой, но по сравнению с Рождеством в Хогвартсе это казалось сущим пустяком.

Наконец все разъехались по домам. Когда в сочельник Питер спустился на завтрак в Большой зал, за гриффиндорским столом сидело лишь пять человек. Из первокурсников остались только он и Ремус Люпин – неразговорчивый тихоня. Петтигрю пытался с ним подружиться, но этот мальчишка был со странностями. Он всегда держался вежливо и предпочитал все свое свободное время проводить в одиночестве. Его поведение могло бы показаться заносчивым, если бы не жалкий вид Люпина и его затравленный взгляд. Говорили, у него проблемы в семье, Питер понятия не имел, что это значит. Ему повезло — в его семье проблем не было. Конечно, иногда он чувствовал, что материнская забота становится чересчур навязчивой и давит на него, как тяжелое ватное одеяло в жаркой комнате.

Однако по одному виду Ремуса не составляло труда догадаться: проблемы в семье – дело серьезное. Когда он приехал в Хогвартс, то выглядел почти прозрачным, оставалось только удивляться, как в таком тощем теле держится душа. Со временем худоба прошла, но испуг в карих глазах никуда не делся. Кажется, он боялся школы даже больше чем Питер, а это говорило само за себя.

Собеседник из Ремуса был никакой, и Петтигрю ничего не оставалось как молча взять вилку, попробовать яичницу и постараться не думать о доме. Обычно Сочельник – самое беспокойное, суматошное и удивительное время в году. Но сейчас Питер не чувствовал праздничной радости, и вряд ли даже подарки, которые мама обещала прислать, смогут его развеселить. Все это очень-очень несправедливо. "Вот бы взять и оказаться сейчас дома", — мечтал он, вяло ковыряясь в тарелке. Конечно, для такого перемещения у него не хватит ни сил, ни знаний, ни смелости.

Студенты заканчивали с завтраком и расходились по своим делам. Постепенно Большой зал опустел, грязная посуда начала исчезать со столов. Питер неохотно встал, совершенно не зная, чем занять остаток дня.

Посредине Большого зала стояла высокая елка, ее ветки гнулись под тяжестью разнообразных украшений: разноцветных шаров, солдатиков в красных мундирах, изящных балерин в воздушных платьях, свечек и леденцов. А на самом верху гордо сияла рождественская звезда.

Рядом с елкой Питер заметил Ремуса — он стоял, задрав голову вверх, не отводя глаз от золотой звезды. Когда Петтигрю подошел и хлопнул его по плечу, Люпин вздрогнул и вид у него сразу стал виноватый.

— Красиво, правда? — затараторил Питер. — Мы каждый год тоже наряжаем елку — не такую большую, но все равно очень красивую. У мамы есть старые игрушки, их сделали чуть ли не сто лет назад. Она всегда вешает их повыше, чтобы кот не достал. Мы с братом ей помогаем, правда, он еще мелкий и ему не разрешают трогать стеклянные игрушки. А в твоей семье наряжают елку?

Люпин в ответ лишь покачал головой , теперь он выглядел совсем несчастным. "Наверно, я опять что-то не то ляпнул, – подумал Питер. – Не зря другие ребята постоянно надо мной смеются". Он постарался сгладить свою оплошность и повторил:

— Красивая звезда, не правда ли?

Ремус кивнул, но опять не сказал ни слова, будто воды в рот набрал.

— Давай посмотрим поближе? – храбро предложил Петтигрю.

— Но нам нельзя ее снимать, — прошептал Люпин, который уже успел прославиться своей правильностью и беспрекословным соблюдением правил. Он спрятал руки в карманы коричневой школьной мантии и смотрел на однокурсника со страхом и в то же время с ожиданием. Петтигрю тоже правил не нарушал, и не будь рядом Ремуса, ему бы и в голову не пришло трогать звезду. Но Питеру вдруг захотелось стать для этого скромного и послушного мальчишки тем, кем был для него Джеймс Поттер с его отчаянной бравадой и пренебрежением школьным уставом.

Вот поэтому он и сказал:

— Здесь же никого нет, а я могу ее снять и потом вернуть обратно, мне папа показал, как это делается. Конечно, эта елка немного высоковата, но, думаю, у меня получится.

— А ты точно ее не уронишь? – спросил Ремус и взглянул на звезду, она сияла совсем как настоящая.

— Все будет хорошо, – уверенно заявил Петтигрю, наслаждаясь новой для себя ролью. Он достал палочку и направил ее на верхушку елки, будто беря на прицел, и хриплым от волнения голосом прошептал заклинание, с кончика палочки отделился белый луч. Серебристой нитью он потянулся вверх, пока не достал до самой звезды, та соскользнула с елки и начала медленно спускаться вниз. Мальчишки затаили дыхание, казалось, шевельнись кто-нибудь из них, и чары рассеются. Но вот звезда упала в протянутые ладони Ремуса, и гриффиндорцы наконец смогли перевести дух. Они склонились над своим трофеем. Вблизи звезда была еще красивее, от нее исходило мягкое золотистое сияние, которое осветило их восторженные лица.

— Она такая легкая и теплая, – восхищенно произнес Ремус.

— Ух ты! – воскликнул Питер, когда его пальцы коснулись гладкой стеклянной поверхности. Теперь они оба крепко держали звезду и пытались разглядеть, что же светится там внутри.

"Вот это настоящее волшебство", — подумали они почти одновременно, и на печальном лице Люпина появилась едва заметная улыбка.

Мальчишки смотрели на звезду во все глаза и не заметили, как в дверях появился завхоз Аргус Филч, который немедля заявил о своем присутствии грозным окриком:

— Эй, паршивцы, что вы здесь делаете?!

Питер вздрогнул, инстинктивно одернул руки, и звезда полетела на пол. Звон стекла в пустом зале прозвучал неестественно громко. Яркие осколки разлетелись во все стороны, Петтигрю не видел, как маленький светящийся огонек отделился от осколков и теперь висел в воздухе на уровне его коленок. Он не мог отвести взгляд от грубого раскрасневшегося лица завхоза. Звон разбитого стекла до сих пор звучал в ушах, сердце билось о ребра, как перепуганная галка, попавшая в силки. Мистер Филч, суровый и неумолимый как средневековый инквизитор, медленно приближался к нему. С каждым шагом коренастый приземистый мужчина будто вытягивался вверх и разрастался вширь.

— Что вы натворили, маленькие негодники?! – орал он, и его голос, усиленный высоким потолком и каменными сводами, звучал подобно рокоту бури. – Я с вас три шкуры спущу. Только погодите, вернется директор — вы мигом из школы вылетите.

Питер попытался что-нибудь сказать в свое оправдание, но из пересохшего горла вылетел лишь жалобный писк. А Филч был уже совсем рядом, осколки разбившейся звезды жалобно захрустели под его тяжелыми ботинками. Он посмотрел себе под ноги и озадачено умолк, мальчишки тоже опустили глаза вниз. Несколько секунд все трое молча разглядывали тусклый огонек размером с грецкий орех.

— А это еще что? – пробормотал завхоз и протянул руку, но огонек его опередил. Стрелой взмыв вверх, он в одно мгновения оказался вне досягаемости чьих-то рук.

Под потолком, ловко воспроизводящим голубое небо, он заметался, выписывая круги и восьмерки. Мальчишки, затаив дыхание, следили за каждым его движением. Питер отметил, что огонек вроде как вырос в размерах и светил теперь ярче. А Ремус вспомнил о мухе, которая бьется в стекло. "Он хочет вырваться на волю", – сообразил Люпин. Филч тем временем бранился и размахивал кулаками — тактика, опробованная на призраках, постоянно досаждавших завхозу, себя оправдала. Огонек устремился обратно к колдунам, сделав несколько витков вокруг разъяренного колдуна, будто желая связать его невидимой веревкой, и рванулся к двери.

— Держи его, – опомнился Ремус и решительно бросился вдогонку. Питер, не задумываясь, побежал следом. Они выскочили в коридор и припустили во все лопатки, стараясь догнать яркий шар, который теперь походил на маленькую комету с огненным хвостом. Увлеченный погоней, Петтиргю не замечал ничего вокруг, кроме святящегося пятна. За его спиной раздавались неразборчивые проклятия и ругательства — Филч упорно трусил следом за беглецами.

Мальчишки свернули за угол, Питер не рассчитал скорость и едва не врезался в рыцарские доспехи, но это его не остановило. Казалось, цель близка, последний рывок, и они настигнут резвый огонек, но тот умудрился перехитрить преследователей – метнулся к приоткрытому окну и был таков.

Питеру и Ремусу оставалось лишь наблюдать, как сияющая искра, почти незаметная в свете дня, пронеслась в синем небе, а затем исчезла где-то в глубине Запретного леса.

— Не успели, – констатировал Люпин, взъерошив русые волосы. Питер кивнул, стараясь игнорировать покалывание в боку. Зная, что его выдержки на долго не хватит, он оперся на холодный подоконник, мечтая где-нибудь сесть и отдохнуть. Хоть на каменном полу. Зимний воздух прогнал пот со лба и заставил поежиться.

Из-за поворота, хрипя и отдуваясь, появился Филч. Сверкнув глазами в сторону нарушителей, он собрал все свои силы и подгоняемый злобой, клокочущей в груди, одним махом преодолел оставшиеся расстояние.

— Убежать вздумали!

Питер не успел опомниться, а завхоз уже схватил его за ухо, Ремуса постигла та же участь.

– Сейчас пойдем к профессору МакГонагалл, она вам назначит такое наказание — мало не покажется…